Текст книги "Крушение «Красной империи»"

Автор книги: Александр Бондаренко

Соавторы: Николай Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Пешки «в не очень чистой игре»

О событиях августа 91-го, придавших мощное ускорение процессу распада СССР, еще сложно судить объективно: слишком мало времени прошло после них, слишком серьезно изменили они нашу жизнь, так что эмоции зачастую берут верх над беспристрастностью и фактами. Для будущей нашей «летописи» важно сохранить как можно больше документов той поры, свидетельств очевидцев, которых, естественно, остается все меньше. Речь, разумеется, идет не о том, чтобы обелить или очернить ту или иную сторону конфликта, а о том, чтобы уберечь нашу историографию от очередного мифотворчества. Среди тех, кто в драматические дни августа 1991-го пришел в Белый дом, ставший основным оплотом сторонников Бориса Ельцина, оказался полковник Анатолий Цыганок, кадровый офицер, получивший военное образование в Омском ВОКУ и Военной академии имени М.В. Фрунзе.

* * *

– Анатолий Дмитриевич, как и почему вы, старший преподаватель Военно-инженерной академии имени Куйбышева, оказались в гуще драматических августовских событий?

– В августе я был в отпуске и временно работал в реставрационном кооперативе (зарплата старшего преподавателя в 570 рублей по тем временам уже немного стоила). Приехал в кооператив. Реставрационных работ не было, нас отправили помогать в отделке дома, куда-то в Дегунино. Там днем узнаю, что ГКЧП создан. Понятно без слов: если по радио непрерывно играет классика, то что-то неладно. После работы поехал посмотреть, что делается в центре. Полгода назад я голосовал за Руцкого, мне нравилось, что не все коммунисты ортодоксальные, что есть движение «Коммунисты за демократию». Это было тогда смело.

До вечера был у Белого дома, разговаривал с москвичами, также пришедшими туда, а поздно ночью приехал на набережную Новикова-Прибоя, где была моя служебная квартира. Жена сказала: «Тебя отозвали из отпуска». Позвонил заместителю начальника кафедры, сказал, что только что приехал, метро не работает и что утром приеду в академию. Нужно было выбирать: возвращаться на службу в академию или идти на баррикады. Выбрал баррикады…

– Что представлял собой штаб обороны Дома Советов? Кто в него входил?

– Тогда спонтанно возникло сразу несколько штабов. Первый – общественно-политический штаб под руководством Геннадия Бурбулиса (в него входили Сергей Шахрай, Сергей Степашин, председатель КГБ России Виктор Иваненко), второй – под руководством вице-президента Александра Руцкого. В третьем (он располагался на четвертом этаже Белого дома) работали уже упомянутый Виктор Иваненко и его помощник Андрей Пржездомский.

Существовали также правительственный штаб во главе с Иваном Силаевым и депутатский штаб (Верховного Совета) во главе с Русланом Хасбулатовым; непосредственный руководитель последнего из штабов – Сергей Филатов. Штабы политических партий, общественных движений и объединений (штаб «ДемРоссии», штаб Сергея Ковалева, штаб Моссовета) дополняли эту пеструю картину. Дублирование функций и несогласованность в работе вносили путаницу и неразбериху в управлении.

Департамент охраны Дома Советов был практически парализован многими сотнями указаний, нередко противоречивших друг другу. Отдел безопасности Президиума Верховного Совета РСФСР с задачей охраны явно не справлялся.

В этой ситуации единственно возможным выходом было создание единого центра – для сбора информации, анализа ситуации в ее военном аспекте и выработки профессиональных рекомендаций. Такой центр должен был не только взять на себя всю ответственность за безопасность Верховного Совета и людей, находившихся как внутри, так и снаружи здания, но и организовать оборону Дома Советов.

Этот центр был создан и юридически оформлен президентским распоряжением Ельцина № 22РП от 20 августа о создании штаба обороны Верховного Совета РСФСР. Приказом министра обороны РСФСР № 3 от 20 августа 1991 года «О назначении должностных лиц и организации работы штаба обороны Государственного комитета РСФСР по оборонным вопросам» я был включен в состав штаба. 15 генералов и офицеров образовали аппарат штаба обороны, создавались отделы и службы. В последующем в штабе было задействовано до 60 военнослужащих, работавших, так сказать, на общественных началах, к этому нас никто не принуждал.

Штаб готовился к обороне здания чрезвычайно серьезно – предполагалось, что штурм может начаться во второй половине ночи 20 августа.

Требовалось организовать грамотную с военной точки зрения защиту. На первом этапе (до утра 20 августа) речь шла об охране и обороне Дома Советов; на втором (к вечеру 21 августа) – о разработке плана обороны Москвы в целом.

Штаб организовал общее управление и связь с народным ополчением (к этому времени уже стихийно организовались такие структурные единицы, как «сотни», «баррикады», «отряды»), упорядочил пропуск через баррикады, наладил питание огромной массы людей, обеспечил туалеты. Требовалось прекратить допуск в здание подозрительных элементов, поэтому коменданту приказали прекратить бесцельные переходы и организовать жесткий пропускной режим, невзирая на лица.

С первых часов путча между Белым домом, созданным там штабом обороны и мэрией Москвы установилась непрерывная связь. Со штабом обороны тесно контактировали офицеры милиции из управления охраны Дома Советов. Могу предположить, что о создании штаба сразу стало известно КГБ СССР, выявлявшему тогда наиболее активных противников ГКЧП.

– Что, на ваш взгляд, двигало офицерами, которые, признаем, нарушив воинскую дисциплину, оказались в числе защитников Белого дома? Стремление к демократии? Какие-то обиды на власть? Карьеристские соображения? Кстати, сделал ли кто-нибудь из них карьеру в новой России?

– Штаб обороны комплектовался квалифицированными генералами и офицерами, прибывшими добровольно на защиту демократии, откликнувшись на призыв руководства РСФСР. Следует подчеркнуть, что они рисковали не только своим благополучием и карьерой, они поставили на карту свою жизнь. С первыми добровольцами побеседовал генерал-полковник Константин Кобец, с остальными генералами и офицерами – уже представители возникшего штаба обороны.

Среди них назову генерал-майора Юрия Толстухина (бывшего заместителя командующего Дальней авиации, а на тот момент преподавателя Военной академии Генерального штаба) – он, кстати, был руководителем дипломной работы у Александра Руцкого. Далее – Закиржон Кадыров, боевой офицер, прибыл в полевой форме с тремя орденами Красной Звезды, хотя в то время он уже был генеральным директором внешнеторговой фирмы «Исток».

В штабе обороны основной состав составили 30 человек. Через двадцать лет нас осталось всего 10 человек. Никто не сделал, как вы выразились, карьеры в новой России. Мы постоянно созваниваемся.

Раз в год – 20—21 августа – встречаемся. Александр Семин, заместитель командира 24-й дивизии подводных лодок Северного флота, стал директором оборонного завода. Наш начальник разведки, полковник Геннадий Янкович, руководит службой безопасности крупного издательства. Генерал-майор Владимир Платонов, секретарь партбюро бывшего Штаба Объединенных Вооруженных сил государств – участников Варшавского договора, пишет книги. Александр Цалко занимается реабилитацией больных детей, полковник Александр Шаранин – предпринимательством.

– Почему, на ваш взгляд, к лету 1991-го в армии резко упал авторитет КПСС?

– Авторитет КПСС стал стремительно снижаться в 1990—1991 годы – талоны на продовольствие, сахар, сигареты… За правильными и привлекательными словами о перестройке не последовали дела – точнее то, что делалось партийными верхами, вело лишь к ухудшению жизни людей. Насколько я, бывший войсковой офицер, могу судить, против тогдашней роли КПСС в войсках и на флотах выступало большинство командиров. Примечательно, что из сторонников президента Ельцина у Белого дома примерно 60 процентов были членами партии, протест против тогдашнего руководства КПСС объединил и беспартийных, и членов партии. Они были не столько за Ельцина, сколько против политики Горбачева и его команды.

Что касается политорганов в войсках, то многое зависело от личности того или иного руководителя. Доводилось видеть разных людей. Были и чванливые, заносчивые: мы-де «представители партии», были и противоположности им. Помню ввод войск в Чехословакию в августе 1968 года; в разведбате из ПрибоВО замполит – майор Воронов, фронтовик, три ордена Краской Звезды, офицеры его уважали. Я тогда был начальником оперативного отдела мотострелковой дивизии.

– В августовские дни 1991-го Борис Ельцин назначил министра обороны РСФСР…

– Да, президент РСФСР принял решение создать республиканское министерство обороны, своим указом № 67 он назначил министром генерал-полковника Кобца. В 1982—1986 годах Константин Иванович был начальником войск связи в Дальневосточном военном округе, затем в Москве – первый заместитель начальника войск связи Вооруженных сил, начальник войск связи – заместитель начальника Генштаба. В 1990 году его избрали народным депутатом РСФСР.

История создания военного ведомства в структурах власти РСФСР, как помнится, хронологически такова. В июле 1990 года появился Государственный комитет РСФСР по общественной безопасности и взаимодействию с Министерством обороны СССР и КГБ СССР, в конце января 1991 года его преобразовали в Госкомитет по обороне и безопасности, который и возглавил генерал Кобец. В мае 1991 года этот комитет был разделен на Госкомитет РСФСР по делам обороны и КГБ РСФСР.

При формировании нового правительства РСФСР 30 июля 1991 года Государственный комитет по делам обороны переименовали в Государственный комитет РСФСР по оборонным вопросам, на его базе и решили сформировать республиканское министерство обороны в противовес союзному, которое возглавлял маршал Язов, один из членов ГКЧП.

Мое личное отношение к Константину Ивановичу самое лучшее: был интеллигентен, ни криков, ни понуканий, ни хамства. Тогда, 20 августа, генерал Кобец определил задачи: в первую очередь собирать все данные для правительства об обстановке на территории Союза, обратив особое внимание на войска, замыкавшиеся на КГБ СССР. Во-вторых, оценить обстановку в Москве и подготовить предложения по обороне Дома Советов. Кроме того, нашему штабу обороны передали все полномочия по управлению отрядами защитников здания Верховного Совета РСФСР – ни министры, ни народные депутаты больше не имели права отдавать распоряжения по этим вопросам.

– Существовал ли план защиты здания Верховного Совета РСФСР или полагались на традиционное русское «авось»? Какие силы штаб мог задействовать?

– Поначалу плана как такового не было, поскольку у нас не было карт. Мы располагали документами милицейского подразделения охраны Дома Советов. К сожалению, они не годились для планирования внешней обороны с использованием войсковых подразделений и для разработки оборонительных планов на территории мегаполиса. Нужны были карты Москвы, Московской области и СССР, на которые можно было бы нанести обстановку.

Помогли единомышленники из Министерства обороны – среди них оказалось много сочувствующих нам. Карты я получил у военных топографов через референта начальника Генштаба Александра Шаравина. Схему обороны мы разрабатывали на плане города Москвы. На этот план наносили не только данные о дислокации войск и расположении штабов, старались обозначить даже каждый отдельный танк и бронетранспортер.

Замысел на организацию обороны Дома Советов и столицы в целом был определен достаточно быстро. Он предполагал организацию обороны Дома Советов и оборудование подступов к нему. На прилегающей территории добровольцы оборудовали шесть баррикад по внутреннему кольцу обороны, на удалении от 100 до 400 метров от внешних стен здания, и двенадцать баррикад по внешнему кольцу обороны, на удалении от 1.200 до 1.600 метров. В каждом секторе находилось от 4 до 10 сотен, подчиненных руководителям зон, получавшим приказы непосредственно от штаба обороны.

В зависимости от времени суток численность обороняющихся колебалась от 6 до 12 тысяч человек. С целью реагирования на изменения оперативной обстановки было создано 5 резервных групп из числа наиболее подготовленных бывших военнослужащих – десантники, морские пехотинцы, 300 человек «афганцев».

К утру 22 августа предусматривалось оборудовать 61 узел заграждений, из них 17 – по периметру Садового кольца. Как военные люди, мы в штабе понимали, что эти баррикады хороши только как декорации к трагедии, которая могла произойти, реши руководители ГКЧП действовать наступательно. Естественно, наши заграждения не смогли бы противостоять боевым машинам. Их бы просто сдвинули вместе с защитниками, поскольку баррикады не были заглублены.

Оружия было мало. Кое-что находилось в распоряжении охраны Дома Советов, часть офицеров милиции и КГБ пришли к нам с табельным оружием. Некоторое количество «стволов» мы получили из московских отделений милиции, часть – «достали». 19 августа в наличии было 120 стволов, к ночи 20—21 августа это количество достигало 550—600 единиц, включая пулеметы.

Казаки, сибиряки-охотники, сами по себе почти профессиональные снайперы, принесли с собой нарезное оружие. Их сразу прикомандировали к капитану 1 ранга Геннадию Захарову, и он разместил стрелков-добровольцев на крыше Белого дома.

Около 14—15 часов 20 августа со штабом связался директор «Мосфильма» Владимир Николаевич Досталь и сообщил, что киностудия готова оказать нам любую помощь. По его словам, около 200 танков и бронетранспортеров, которые использовались для съемок кинокартин на военную тематику, находились на хранении в ближнем Подмосковье, и все они «на ходу». Доложили об этом генералу Кобцу. В штабе планировали развести «киношную» технику по всем основным узлам и перекресткам Москвы. Время назначили на утро 22 августа.

Отдел авиации нашего штаба вел постоянные переговоры с ассоциацией диспетчеров, которые старались не пропускать на подмосковные аэродромы самолеты военно-транспортной авиации с десантниками, заставляя их ходить по кругу в 160—200 км от Москвы, задерживая посадку или сажая на других аэродромах. А 15 катеров и барж блокировали Москву-реку, действуя под руководством заместителя премьер-министра Михаила Малея. В час ночи 21 августа к Белому дому подошли три буксира и два теплохода. Теплоход «Москва-189» (капитан Шункин) и теплоход «Москва-202» (капитан Белев) прикрывали Дом Советов со стороны Москвы-реки.

– Какова роль частных охранных агентств в организации защиты Белого дома?

– 19 августа в 17.30 к нам прибыло 10 человек с оружием из «Колокола» (директор – Владимир Егорович Панкторов). Ребята из «Марса» и «Алекса» несли охрану внутри здания. Это были первые правоохранительные агентства, имевшие право на оружие на основании полученной лицензии.

– Приходилось ли вам видеть в эти дни в здании Верховного Совета иностранцев? В публикациях на тему августа 91-го можно встретить информацию о том, что американцы передали генералу Кобцу технику, которая позволила прослушивать телефонные переговоры по закрытым линиям связи.

– В ночь с 20-го на 21 августа несколько военных атташе западных стран, четыре или пять человек, находилось рядом с кабинетом генерала Кобца. Помню, был бельгиец, француз, американец… Они были спокойны за свою безопасность – в случае захвата Белого дома воспользовались бы своим дипломатическим иммунитетом. Дипломаты США оказали нам определенную помощь, если ее можно так назвать, – они перекрыли своими автомобилями с дипломатическими номерами дорогу в районе гостиницы «Мир».

Что касается разговоров о том, что американцы передали защитникам Белого дома какую-то новейшую технику, то мне они кажутся ерундой. У Кобца был высокий авторитет в войсках связи, и он мог использовать их технические возможности, чтобы быть в курсе планов сторонников ГКЧП. Кстати, московские радисты-любители установили связь с коллегами в почти 80 процентах областных и краевых центрах и оперативно передавали нам информацию о развитии ситуации в регионах.

– Была ли у вашего штаба информация из стана противника?

– Информаторы штаба обороны находились везде, даже там, где, казалось, их не может быть. Так, например, мы знали о разговоре на заседании под руководством генерал-полковника Ачалова, когда заместитель командующего ВДВ по боевой подготовке и ВВУЗам генерал– майор Александр Лебедь попросил предоставить десантникам российские флаги, под прикрытием которых он собирался подойти вплотную к Белому дому и одним батальоном внезапно его захватить. Об этом мы незамедлительно доложили вице-президенту Руцкому.

Когда вечером в 23 часа 19 августа батальон тульских десантников подошел к Белому дому, его уже встречал представитель Госкомитета РСФСР по оборонным вопросам полковник Александр Цалко (ранее он возглавлял центр боевого применения и переучивания летного состава в Торжке, избирался народным депутатом СССР) и попросил Лебедя пройти к генерал-полковнику Кобцу. Сначала Александр Иванович ответил отказом, ссылалась, что подчиняется командующему ВДВ генерал-лейтенанту Павлу Грачеву…

Нам показалось, что Лебедь стремится как можно ближе подойти к зданию, чтобы занять позицию перед нападением. Он пытался оттеснить охрану, состоявшую из сотрудников милиции, пробовал взять их «на горло». Охранник Руцкого Владимир Тараненко позднее вспоминал, что Лебедь кричал: «Я требую пропустить всех моих людей! Я выполняю приказ президента! Меня послал президент, вы должны меня слушать! Не мешайте мне выполнять приказ президента!» Правда, для всех было непонятно, какого президента он имел в виду: Горбачева, Янаева, Ельцина?

Руцкой и Скоков решили не рисковать и дали команду не подпускать десантников к Белому дому. Понимая, что десантники Лебедя могут быть «троянским конем», мы расположили в Доме Советов напротив них свой резерв – 300 ветеранов-афганцев из комитета воинов-интернационалистов, возглавляемого Аушевым.

В 11 часов 20 августа командир подразделения тульских десантников майор Сергеев, никому ничего не объясняя, увел свой батальон. «У меня приказ», – развел он руками. Мы посчитали, что батальон отводят, чтобы он не попал под «дружеский огонь» во время ожидавшегося нами штурма.

– По вашей оценке, много ли было симпатизирующих руководству РСФСР в офицерском корпусе Вооруженных сил и КГБ СССР? Что определяло тогдашний авторитет Бориса Николаевича Ельцина?

– Следует отметить, что Ельцин в полной мере воспользовался шансом, который ему предоставил его соперник в борьбе за власть – генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев, который уехал в отпуск, молчаливо согласившись на создание ГКЧП. Разговоры о том, что из Фороса не было связи с внешним миром, – лукавство. Есть личные воспоминания генерала Владимира Романенко, бывшего командующего морской пехотой Черноморского флота: он несколько раз присутствовал при телефонных разговорах Горбачева с командующим Черноморским флотом адмиралом Михаилом Хронопуло.

В те дни сыграло свою роль и появление Бориса Николаевича перед толпой защитников Белого дома, когда он залез на танк и обратился к солдатам и офицерам. Он говорил о присяге на верность народу и призвал военнослужащих сделать верный выбор. Меня тронула фраза о том, что российское оружие не должно быть обагрено кровью народа.

О настроениях в войсках свидетельствует такой факт: большой противолодочный корабль «Таллин» поднял трехцветный флаг России и отказался выполнять указы ГКЧП. Командование войск на Сахалине, на Камчатке и в ряде других регионов заняло такую же позицию. О поддержке руководства РСФСР заявили военнослужащие Ленинградской военно-морской базы, подводники Северного флота, некоторые части Войск ПВО. Командующие Балтийским и Тихоокеанским флотами публично заявили, что несут ответственность только за защиту морских рубежей страны. 20 августа Бориса Николаевича поддержал главком ВВС генерал-полковник авиации Евгений Шапошников.

Члены же ГКЧП отсиживались под охраной в кабинетах. Никто из генералов созданного к тому времени Главного военно-политического управления Вооруженных сил и из руководителей Всеармейского партийного комитета не рискнул побывать в воинских коллективах Московского гарнизона, встретиться с военнослужащими.

Нерешительность и вялость членов ГКЧП позволили энергичному Ельцину увеличить свою популярность и у мировой общественности, и среди своих соратников, а главное – у населения страны. Сильным ходом стало назначение генерал-полковника Кобца министром обороны России, часть высших офицеров задумалась, а не перейти ли в новую структуру, открывающую возможность карьерного роста? Пошли зондирующие звонки. Важное значение имело и то, что вице-президентом был генерал-майор авиации Руцкой, «афганец», его немало офицеров знало лично…

Судя по телефонным звонкам в наш штаб, у меня сложилось мнение, что руководство РСФСР поддерживали в первую очередь офицеры среднего уровня. В целом же реакция военнослужащих на события была неоднозначной. По нашим оценкам того времени, 45—50 процентов офицерского состава Московского гарнизона, включая центральный аппарат Министерства обороны и МВД, были готовы выполнить все распоряжения ГКЧП, 20—25 процентов – поддержать новую российскую власть, остальные занимали выжидательную позицию.

– Наиболее драматичным моментом в тех событиях стал вечер 20 августа, когда руководство ГКЧП вроде бы решилось поставить под свой контроль здание Верховного Совета РСФСР. Когда и от кого в вашем штабе стало известно о готовящейся атаке?

– Штабу обороны «план взятия под охрану» стал известен в 18 часов 20 августа. Майор из 27-й отдельной мотострелковой бригады Московского военного округа (она тогда была включена в состав войск КГБ СССР), не назвавший своей фамилии, заявил корреспондентам, что ночью будет предпринят штурм Дома Советов РСФСР. Его бригада выделяет под эту задачу 30 танков и до 40 БТР, к операции привлекается около тысячи военнослужащих.

До сих пор хорошо помню ту ненастную ночь с 20-го на 21 -е. С вечера начался проливной дождь. Я ночью подошел к окну, глянул на потоки воды и подумал, как там на улице люди это выдерживают?

Нам было известно, что руководство ГКЧП предполагало установить контроль над ключевыми объектами столицы силами войск Московского военного округа, 106-й Тульской воздушно-десантной дивизии и 21-й отдельной десантно-штурмовой бригады. Для штурма Белого дома привлекались спецподразделения КГБ.

– Если бы группа «Альфа» начала действовать, сумели бы защитники Белого дома удержать здание?

– Была бы кровь… К счастью, «Альфа» на штурм не пошла. Почему? Доводилось слышать несколько объяснений. Возможно, потому, что, как рассказывал командир «Альфы», ему позвонил председатель КГБ РСФСР Иваненко и сказал: «Ребята, не ввязывайтесь вы в это грязное дело». А, возможно, потому, что и в личной охране Бориса Ельцина, и среди защитников Белого дома у ребят из «Альфы» было много знакомых. Тех, с кем они рядом жили, служили, скитались по общагам…

Главная причина, как мне представляется, в том, что приказ на штурм отдавался устно, а офицеры «Альфы» помнили январские события в Вильнюсе, тогда они выполняли устный приказ и в результате оказались крайними. В ночь на 21 августа сработало, видимо, чувство неуверенности в своей дальнейшей судьбе, оно усилилось, когда тысячи москвичей организовали баррикаду из собственных тел – «живое кольцо».

На армейцев же действовал не только вильнюсский «синдром», но и тбилисский и бакинский. Партийное руководство использовало армию для решения несвойственных ей задач, а потом позволило подвергнуть в СМИ хуле за то, что военные подняли оружие против населения. Не только офицеры, но и генералы не хотели участвовать в политических «разборках».

– Почему, по вашему мнению, Крючков не настоял на штурме?

– Основная причина – сто тысяч людей (ночью) и двести тысяч (днем), собравшихся вокруг Белого дома.

– И все-таки, как вы считаете, почему никто из руководства ГКЧП не отдал команды очистить Белый дом от сторонников российского руководства?

– Прежде всего, ГКЧП не удалось объединить все союзное руководство. Как стало известно уже после событий, председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов и министр иностранных дел СССР Александр Бессмертных без особого желания участвовали в совещаниях, предпочитая занять выжидательную позицию. А силовики хотели, чтобы кто-нибудь разделил с ними ответственность за возможное пролитие крови. Но ни Янаев, ни Павлов не посмели отдать такой приказ.

– Не сложилось ли у вас впечатления, что массовая поддержка москвичами Бориса Ельцина стала неожиданностью не только для членов ГКЧП, но и для самого руководства РСФСР?

– Приход многих десятков тысяч москвичей к Белому дому был, действительно, неожиданностью не только для противников Ельцина, но и для его окружения. Но оно быстро сориентировалось. Не исключаю, что мы оказались пешками в чьей-то чужой и не очень чистой игре. Возникшие к этому времени сотни акционерных банков – создавались они, как сегодня выяснилось, при участии многих партийных руководителей в столице и в регионах, руководителей министерств – приложили, возможно, руку к этой смуте. Им уже была не нужна сильная власть, мыслями они были в иной России. Думаю, для них речь шла о том, как конвертировать свою власть в собственность, встроиться в новые рыночные условия, которые уже начинали складываться вследствие решений Горбачева по экономическим вопросам…

– В ходе тех событий родилась идея создать Российскую гвардию? Кто ее автор или к ней подтолкнула сама жизнь? Правда ли, что тогда на сторону российской власти переходили целые милицейские подразделения?

– Сама жизнь подтолкнула. Сразу же после провала ГКЧП нам стало ясно, что в Москве самостоятельные действия по созданию подразделений национальной гвардии как противовеса армии могут принять неуправляемый, стихийный характер и привести к расползанию оружия, в том числе в криминальную среду. В соответствии с решением чрезвычайной сессии Верховного Совета РСФСР от 21—23 августа Ельцин поручил вице-президенту Руцкому приступить к формированию Российской гвардии. О желании добровольно вступить в гвардию свидетельствовало большое количество телеграмм из различных городов, поступивших 22—25 августа в адрес Верховного Совета и министра обороны РСФСР.

Поддержка со стороны милиции у нас тоже была. Еще во время событий 19—21 августа распоряжением министра внутренних дел РСФСР Виктора Баранникова в Москву были вызваны личный состав и курсанты Орловской, Рязанской, Брянской, Владимирской, Волгоградской и Ивановской школ милиции. Правда, личный состав Владимирской школы сторонники ГКЧП заблокировали при выходе из города, а первый отряд Орловской школы на подходе к Москве столкнулся с заслоном УВД Московской области, выполнявшим распоряжение главы МВД СССР Бориса Пуго не пропускать в столицу сторонников Бориса Ельцина. Возглавлявший отряд начальник Орловской школы Капустянский тогда заявил, что его подчиненные, цитирую, «любой ценой и силой оружия пройдут на помощь народу».

– Какое название гвардии правильное? Писали о создании и национальной гвардии, и российской, и даже народной…

– Правильное название «Российская гвардия». В секретариате Руцкого была создана временная рабочая группа по разработке нормативных документов для ее создания.

– Что должна была представлять гвардия как силовой институт РСФСР, входившей еще в состав СССР? Какие задачи на нее предполагалось возложить?

– Планировалось, что гвардия будет находиться в непосредственном подчинении президента РСФСР. Не подменяя союзных Вооруженных сил, правоохранительных органов РСФСР и СССР, она должна была опираться на широкую поддержку общественных организаций, трудовых коллективов, военно-патриотических структур.

Организационно в состав Российской гвардии входили бы командование, включая главный штаб, мобильные формирования специального назначения, территориальные воинские формирования постоянной дислокации, службы обеспечения, учебные центры. Согласно разработанной концепции казачьи формирования, военно-патриотические и другие общественные организации стали бы резервом гвардии.

На гвардию возлагалось обеспечение безопасности и нормального функционирования органов государственной власти и управления РСФСР и ее субъектов, участие в реализации предусмотренных законодательством о чрезвычайном положении мер по нормализации обстановки в регионах, охваченных социальными и национальными конфликтами. Кроме того, оказание помощи правоохранительным органам в обеспечении правопорядка, борьбе с терроризмом, сепаратизмом и организованной преступностью, содействие государственным органам в оказании помощи при ликвидации последствий стихийных бедствий и катастроф.

Территориальные формирования гвардии намечалось дислоцировать в десяти территориально-экономических районах страны: Московском (Москва), Центральном (Нижний Новгород), Северо-Западном (Ленинград), Западном (Смоленск), Южном (Волгоград), Уральском (Екатеринбург), Западно-Сибирском (Омск), Восточно-Сибирском (Красноярск), Забайкальском (Улан-Удэ), Дальневосточном (Хабаровск).

В 1991—1995 годах намечалось сформировать 11 бригад (по 3—5 тысяч человек в бригаде), общая численность гвардии не должна была превышать сто тысяч человек. Комплектование личным составом должно было осуществляться преимущественно на контрактно-конкурсной основе из числа граждан РСФСР. В первую очередь, к марту 1992 года, предполагалось сформировать бригаду в Москве на базе дивизии внутренних войск.

– Замысел создания Российской гвардии так и не был реализован. Что помешало?

– Сказался комплекс факторов. Александр Руцкой, вице-президент России, которому поручалось подготовить пакет документов по гвардии, с конца сентября 1991 года становился все оппозиционнее. Точнее сказать, стало проявляться его неприятие Геннадия Бурбулиса как госсекретаря (тогда была такая должность), а во время поездки на Алтай Руцкой назвал Егора Гайдара «мальчиком в розовых штанишках». К концу октября 91-го стало ясно, что за место второго человека в российской властной иерархии идет борьба между государственным секретарем и вице-президентом.

Воздержаться от создания гвардии рекомендовал и генерал Кобец. Горбачев, вернувшийся из Фороса, присвоил ему звание генерала армии, и он был назначен председателем комитета по подготовке и проведению военной реформы при Госсовете СССР (9 сентября должность министра обороны РСФСР была упразднена). Константин Иванович мотивировал свою позицию тем, что во время августовских событий армия подтвердила верность народу и не поддержала путчистов, то есть Вооруженные силы доказали, что могут сами обеспечить функционирование общей системы безопасности.