Текст книги "Крушение «Красной империи»"

Автор книги: Александр Бондаренко

Соавторы: Николай Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

– Да ни у кого… 4 августа Горбачев уехал на отдых и нам сказал, что надо следить за ситуацией в стране – она тяжелая. И вдруг 15-го числа публикуется проект Союзного договора руководителей шести союзных республик. Мы были поражены! Стало ясно, что после его подписания Советского Союза не будет, хотя казалось, что референдум 17 марта абсолютно прояснил этот вопрос… Тогда полетели в Форос к Горбачеву с просьбой прояснить ситуацию. Михаил Сергеевич отвечал, что договор будет подписан. И вот в этой ситуации, в этой спешке – до 20 августа осталось всего два дня – было принято решение пойти на то, чтобы создать такой орган… Причем я не помню кого-то конкретно, кто бы сказал: «Давайте создадим!» – просто все понимали, что надо спасать, и пошли на этот шаг ради спасения…

– Горбачев знал об этом?

– Да, 18-го, когда к нему приехали наши товарищи, он узнал про идею ГКЧП и сказал: «Ну давайте, черт с вами, валяйте, действуйте».

– Вопрос, интересующий многих: почему вы не отдали приказ «Альфе» на задержание лидеров оппозиции?

– Действия ГКЧП были выступлением в защиту Союза, основанным на конституционных нормах. Если бы мы начали арестовывать одного, другого, третьего, то это действительно походило бы на путч. На этот шаг мы не пошли. Но главное – мы тогда себе сказали, что если будет опасность пролития крови, мы сойдем с дорожки на любой стадии развития. Так оно и получилось – когда 20-го была пролита кровь, мы решили остановиться. Мы поняли, что та сторона может пойти на любые жертвы…

Беседу вел Александр Бондаренко

Генерал армии Валентин Варенников: «Мы спасали Великую страну»

Валентин Иванович Варенниковс 1989 года занимал должность главнокомандующего Сухопутными войсками– заместителя министра обороны СССР. В 1994 году единственным из обвиняемых по делу ГКЧП отказался принять амнистию, предстал перед судом и был оправдан за отсутствием состава преступления, в связи с тем, что он выполнял приказ вышестоящего начальника. Ушел из жизни 6 мая 2009 года.

В августе 1991 года произошло событие, которое могло предотвратить величайшую геополитическую катастрофу XX века – распад Союза ССР. Но история, к сожалению, распорядилась иначе, и наш народ был ввергнут в пучину страданий. В результате насильственного разлома Советского Союза наш народ понес неисчислимые бедствия. За пределами России остались десятки миллионов этнических россиян. Но самое главное – разорваны все артерии, связывающие нашу огромную державу, созданную еще монархами, а не только советской властью.

Глубокая экономическая интеграция, кровная связь всех народов, классическое сплетение культур, науки, искусства, образования, спорта – все это разрублено. Великая империя, огромная надежная семья народов, которая отстояла не только свою честь и независимость в годы Великой Отечественной войны, но и обеспечила сказочные темпы развития до и после войны, в одночасье исчезла.

«Козлом отпущения» за развал СССР сделаны ныне в глазах общественного мнения члены Государственного комитета по чрезвычайному положению (приснопамятный ГКЧП), который был создан в ночь с 18 на 19 августа и просуществовал всего трое суток, пытаясь хоть как-то не допустить разрушения великой страны. Общественности навязывается мнение о том, что после выступления ГКЧП другого пути не было, как «Беловежье». Мол, уже Советский Союз спасти было невозможно.

Это неправда. Другой путь был. Это показывает новейшая российская история. Владимир Владимирович Путин, приняв страну в страшном катастрофическом состоянии, когда ничто не существовало в рамках закона, смог решительно приостановить падение и разрушение страны. К 2000 году существовали уже почти самостоятельно, хотя и считались субъектами России, целые регионы, шли разговоры о создании Уральской республики, Сибирской республики, Дальневосточной республики. Обстановка была в целом значительно тяжелее, чем в 1991 году. Но мужественный, умный и твердый поступок нового главы государства позволил выхватить страну из бездны. Он не дал ей развалиться. Нынешний глава российского государства спас Россию. И мы должны, обязаны это честно признать.

Это показывает, что даже в более тяжелом в сравнении с 1991 годом состоянии страну оказалось возможным спасти. Но те, кто правил тогда, 15 лет назад, оказались не на высоте исторической задачи. Какая была обстановка летом 1991 года?

В июне 1991 года на закрытом заседании Верховного Совета СССР председатель Комитета государственной безопасности СССР В.А. Крючков зачитал доклад Юрия Владимировича Андропова, который им был сделан в 1977 году членам Политбюро ЦК КПСС, где говорилось, что в стране действуют агенты влияния (т.е. «пятая колонна») и что они представляют большую опасность, так как разрушают общественный и государственный строй. И далее Крючков от себя добавил, что эти агенты влияния сегодня уже привели нашу страну на грань полного развала. Было непонятно, правда, к кому Владимир Александрович апеллировал – ведь задача обеспечения государственной безопасности полностью возложена на возглавляемое им ведомство.

3 августа Горбачев собирает президиум Кабинета министров СССР и объявляет: «В стране обстановка крайне тяжелая. Я еду в Крым отдыхать, а вы за это время обязаны навести порядок!» Естественно, Горбачев понимал, что члены Кабинета министров, как и руководство страны в целом, несомненно, будут действовать, что-то будут предпринимать. И если у них получится, он заявит: «Это – я! Я им ставил задачу». А если не получится, то скажет: «Вот видите, я им поставил задачу, а они?!» То есть он был верен своей манере – уходить от ответственности.

4 августа представители государственного руководства по традиции проводили Горбачева на отдых, а уже на следующий день схватились за голову: «Что делать?» В течение 10 дней суетились, разрабатывали документы, составляли планы выхода из тяжелого кризиса.

17 августа группа государственных руководителей и приглашенные собрались у В.А. Крючкова на объекте на окраине Москвы и решили: четырем представителям от совещания вылететь в Крым к Горбачеву и убедить его в необходимости решить два вопроса. Первый – не подписывать 20 августа Союзный договор в Ново-Огареве, так как его готовы были подписать только шесть республик из 15. Второй вопрос – объявить чрезвычайное положение в тех районах страны и отраслях народного хозяйства, где это требуется (чтобы не повторились такие события, как в Тбилиси, Баку, Вильнюсе и т.п.).

При этом предполагалось действовать в соответствии с принятым Съездом народных депутатов СССР 4 апреля 1990 года Законом «О режиме чрезвычайного положения».

18 августа состоялась встреча с Горбачевым в Крыму. Он отказался от предложений участвовать в наших действиях. Ему предлагалось полететь с нами в Москву для совместного принятия решения. Он также отказался, сославшись на плохое самочувствие. Но заявил: «Действуйте, как считаете нужным, черт с вами!» (Буквально его слова – и ничего другого не прозвучало.)

В ночь с 18 на 19 августа руководство страны, учитывая отказ Горбачева участвовать в действиях, вынуждено было создать Государственный комитет по чрезвычайному положению. Такого типа государственные структуры в то время имели право создавать два лица: президент СССР или председатель Кабинета министров СССР. Руководитель Кабинета министров B.C. Павлов взял ответственность на себя, создал комитет и сам вошел в его состав.

19 августа утром объявляется о создании ГКЧП и обнародуются его документы. В Москве в целях недопущения мародерства объявлено чрезвычайное положение на основании Закона СССР «О режиме чрезвычайного положения». Надо иметь в виду, что при введении чрезвычайного положения во многих странах мира предусматривается использование войск. Поэтому наше решение временно задействовать в столице некоторое количество военнослужащих и военной техники не выходило за рамки общепринятой практики.

20 августа министр обороны СССР вызвал меня из Киева в Москву, чтобы помочь навести порядок. Во второй половине этого дня я уже был на совещании в Генштабе, где генерал В.А. Ачалов по заданию министра обороны разбирал вопрос: как подразделению «Альфа» войти в здание Белого дома, чтобы разоружить 500 гражданских лиц, которые вооружены российским руководством автоматами и пулеметами? Войти, но чтобы не было жертв среди лиц, которые толпились вокруг этого здания. «Альфа» заняла исходное положение и готова была выполнить задачу. Ждали сигнала. Но сигнала не было – не знали, как проделать «коридор» в многолюдной толпе без жертв.

В ночь с 20 на 21 августа на Садовом кольце в районе моста неподалеку от Смоленской площади погибли три москвича. Что произошло? То, что по Садовому кольцу курсирует военный патруль в составе роты на боевых машинах пехоты, было известно в Белом доме. И кто-то решил создать западню под мостом (когда рота втянется под мост, закрыть вход и выход из-под моста) и поджечь БМП. И этот замысел был реализован. Заранее оповестив журналистов и расставив теле– и кинокамеры, «Юпитеры», привлекли толпу ни о чем не подозревающих зевак. Роту под мостом «захлопнули», забросали БМП бутылками с горючей смесью, камнями, металлическими предметами. Закрывали брезентом смотровые щели и т.п. Рота все-таки вырвалась и, прервав патрулирование, нашла спасение у стен Белого дома, вокруг которого стояли танковая рота Московского военного округа и батальон десантников (по плану охраны объектов в период чрезвычайного положения). Во время этого инцидента погибли три молодых человека.

После трагедии на Садовом кольце у Смоленского моста на ночном совещании у В.А. Крючкова принимается решение прекратить все действия до утра, чтобы не допустить новых жертв. Министр обороны отдал распоряжение – введенные войска в Москву для охраны объектов утром 21 августа вывести из города в пункты постоянной дислокации.

Наступила патовая ситуация. И вместо решительных действий председатель Верховного Совета СССР и председатель КГБ принимают решение лететь к Горбачеву в Крым, чтобы убедить его в необходимости «включиться» в события, от которых зависит судьба государства. С ними полетел министр обороны.

Вслед за ними на другом самолете вылетает к Горбачеву и тогдашний российский вице-президент Александр Руцкой с небольшой командой. Почему Минобороны дало разрешение на вылет самолета с Руцким, так и осталось непонятным.

В итоге Горбачев принял только председателя Верховного Совета СССР Анатолия Лукьянова, а затем Руцкого. Остальных, пригласив их в свой и во второй самолет, приказал арестовать. Ни у председателя КГБ, ни у министра обороны личной охраны не было.

В те дни покончили жизнь самоубийством советник президента по военным вопросам Маршал Советского Союза С.Ф. Ахромеев и министр внутренних дел Б.К. Пуго. В этих самоубийствах я лично очень сомневаюсь, хотя и читал две последние записки Сергея Федоровича.

Какую власть хотело захватить руководство страны? Ведь вся власть уже у них, по сути, была: вице-президент СССР, председатель Правительства, председатель Верховного Совета, председатель Комитета госбезопасности, министр обороны, главнокомандующий Сухопутными войсками – заместитель министра обороны, министр внутренних дел…

Появление ГКЧП было, на мой взгляд, объективной неизбежностью. Критическая, именно чрезвычайная обстановка требовала принятия мер, а тогдашний глава государства бездействовал.

Конечно, оглядываясь назад – на действия ГКЧП, надо признать, что у него были два принципиальных недостатка.

Во-первых, ГКЧП, как орган государственного управления страной в чрезвычайных условиях, фактически не состоялся. Он был формально создан, были продекларированы прекрасные документы, но страной никто не управлял. Даже свои документы комитет не разъяснял народу, не доводил до общественного сознания цели и задачи, которые он преследует. Вполне понятно, что в головах наших сограждан был туман – совершенно непонятно, что творится в стране.

Во-вторых, руководители ГКЧП в дни событий не заняли по отношению к дискредитировавшему себя лидеру страны жесткую позицию. Но они шли «на цыпочках» – как бы не огорчить президента.

К сожалению, в ГКЧП не было таких личностей, как Ю.В. Андропов или хотя бы В.Е. Семичастный. Последнего на пост председателя КГБ поставил Н.С. Хрущев. Но, когда Никита Сергеевич «зарылся», не стал ни с кем советоваться и, делая одну ошибку за другой, наносил своими решениями ущерб государству, Семичастный содействовал тому, чтобы Хрущев спокойно ушел в отставку. Ведь долг перед народом и ответственность за безопасность страны, конечно, должны быть выше личных отношений.

Владислав Ачалов: «Это был хорошо разыгранный спектакль»

Наш собеседник – Владислав Алексеевич Ачалов, генерал-полковник в отставке, бывший заместитель министра обороны СССР, активный участник событий августа 1991 года.

– Событиям пятнадцатилетней давности, как думается, до сих пор не дано объективной оценки– слишком много здесь замешано политики. А также, впрочем, и личных интересов. Но давайте, как люди военные, рассмотрим организационную сторону операции «ГКЧП»…

– Да если бы это был военный переворот, никто бы и пальцем пошевельнуть не смог – с нашим-то колоссальным опытом, полученным в «горячих точках»! Если б все готовилось по-нормальному, то был бы и план ввода войск, и план захвата власти… Так что, когда началась вся эта возня, я никак не думал, что это может приобрести такой характер.

– А когда это все началось?

– Весной 1991 года.

– Непосредственно подготовка началась?

– Нет! Перед событиями я был в отпуске в Ялте и каждый день получал доклады из Министерства обороны. Никаких мероприятий на подготовку использования войск не было – это была работа идеологическая. Оценивалась внутриполитическая и внешнеполитическая обстановка в стране, делались выводы и готовились предложения… А вывод был тот, что страна так дальше жить не может: народ уже ни во что не верит, назревает гражданская война.

– Вы принимали участие в подготовке документов ГКЧП?

– Нет, в их разработке я не участвовал – когда я приехал, они уже были готовы. Потом я читал эти документы, читал и протоколы допросов всех самых активных участников событий… Знаете, это было как крик раненого журавля или лебедя – они хотели сделать что-то нужное, важное, большое…

– Как же развивались события, в которых вы участвовали?

– 17-го состоялось заседание правительства, и Павлов затем приехал на совещание на объект КГБ – это рядом с магазином «Лейпциг». Министр обороны маршал Язов взял на совещание меня и генерала армии Варенникова. Были почти все члены Политбюро. Павлов реально обрисовал обстановку: страна остается голодной и холодной, люди, по сути дела, без средств на существование. Урожая мы собираем, по сути, половину, вторая половина остается на земле… На заседании правительства все, кроме одного или двоих, были за введение в стране чрезвычайного положения.

– В какой обстановке проходило это совещание?

– Некоторые говорят, что было застолье. Нет, на столе стояла бутылка виски, его никто и не пил, пили только чай и кофе. Потом Крючкова пригласили к телефону ВЧ, и я слышал, как он говорил: «Да, Михаил Сергеевич, мы тут обсуждаем проблему – Павлов рассказывает о заседании правительства». Когда Владимир Александрович закончил разговор, он сказал: «Ну вот, Михаил Сергеевич всем передает привет». После того решали, кто к Горбачеву поедет, чтобы вводить чрезвычайное положение.

– То есть Михаил Сергеевич все изначально знал и поддерживал такой вариант решения проблемы?

– Некоторые сразу сказали, что надо иметь и запасной вариант, что Горбачев может «подставить», – мы ведь его знали. Я тоже был одним из кандидатов, кто мог к нему полететь…

– Что же помешало?

– Мы обсудили ситуацию в регионах: где как могут откликнуться на введение чрезвычайного положения. Больше всего недоверия было к Звиаду Гамсахурдия, ждали, что он может там выкинуть, а это был мой регион… Министр мне сказал: «В случае чего ты мне нужен здесь». Поэтому полетел Валентин Иванович.

– А что в это время, говоря военным языком, делал противник?

– Ельцин находился в Алма-Ате. Была информация, что он там играет в теннис… Решили: встретить его во Внуково или на Чкаловском должен министр обороны или Крючков, поговорить с ним. А чтобы не было эксцессов, Грачев, как командующий ВДВ, должен был обеспечить своими разведчиками «внешнее кольцо безопасности». Но потом подумали: хорошо, если он будет трезвый, а если… Тогда разговора не получится. Чтобы это предотвратить, решили – пусть он летит, садится, как и положено…

– То есть никто его арестовывать или– об этом очень много тогда кричали– «ликвидировать» не собирался?

– Да ну, ерунда какая! Кстати, я видел список на интернирование, почти 80 человек. По нему почему-то именно к нам, в Медвежьи Озера, – будто специзоляторов не было – привезли Уражцева, Гдляна. Но это второстепенные люди. Я даже министра спросил, зачем они нам нужны? В списке не было ни руководства Верховного Совета, ни руководства страны… Потом, конечно, все говорили – да и я сам говорил, что такого списка нет.

– Считайте «репликой в сторону»: Ленин, помнится, писал, что «нельзя играть в восстание»…

– Но поначалу, когда я только вернулся из Ялты, все казалось серьезно. Когда 17-го числа, в субботу, мы ехали домой после совещания на объекте КГБ, Язов мне говорит: «Организуй завтра совещание, принеси положение о введении чрезвычайного положения». Утром мы, по-моему, в 8 часов собрались, я оповестил генералов, кто куда полетит. Инструктаж министра был очень коротким: в случае каких-либо недоразумений не допустить провокаций, не допустить втягивания в них войск. Положение о введении ЧП размножили на ксероксе, каждому отдали, на самолеты – и все улетели.

– Это было 18 августа…

– Да. Вечером позвонил Дмитрий Тимофеевич: «Поехали на совещание». Мы приехали – они как раз возвращались от Горбачева. Случилось то, что мы предвидели…

– Михаил Сергеевич не поддержал создание ГКЧП?

– Это был хорошо разыгранный спектакль, которым кто-то умело дирижировал. Посмотрите, кстати, воспоминания зарубежных политиков о Горбачеве. Сейчас он признает, что у него сохранялись и охрана, и связь… А тогда, помните, «форосский узник»!

– Все-таки о чем шла речь в Форосе? Кто говорил с Горбачевым?

– К нему летали Бакланов, Шенин, Болдин и Варенников. Разговор начался около пяти вечера, беседовали минут тридцать. Беседа, естественно, не стенографировалась. Горбачеву предложили издать указ о введении чрезвычайного положения в стране, передать на время президентские полномочия Янаеву, как вице-президенту. Но Михаил Сергеевич никакие бумаги подписывать не стал, хотя и дал понять, что разделяет обеспокоенность ситуацией в СССР. Прощаясь, как вспоминал Валентин Иванович Варенников, сказал им: «Черт с вами, действуйте».

– Для членов будущего ГКЧП уклончивая позиция Горбачева оказалась моральным ударом…

– Да, Янаев и Павлов сидели тогда поддатые. Они, видимо, рассчитывали, что Бакланов – он тогда был заместителем председателя Совета обороны при Президенте СССР – привезет письменное согласие на передачу власти Янаеву, а тут надо было самим брать ответственность на себя… Я спросил позднее у Язова: «Товарищ министр, как мы могли с ними связаться?»

– А как возникла идея ввести танки в город?

– Дело было так. В воскресенье закончилось совещание. Янаев подписал документы и вдруг обращается ко мне – я сидел в форме: «Ну что, генерал, вводи войска в Москву!»

– План ввода войск уже был отработан?

– Никаких планов ввода войск не было! Зачем войска?!

– А что еще можно было сделать в той ситуации?

– Знаете, если бы Лукьянов сразу собрал Верховный Совет, все было бы совершенно законно! И тогда бы Союз сохранили…

– Как вы поступили после такого указания?

– Я убыл к себе, переговорил с Грачевым, с Калининым – командующим войсками Московского округа… Через некоторое время звонит Калинин: «Я получил команду на ввод двух дивизий в Москву!» Я ничего еще не успел ему сказать, звонит Язов: «Зайди ко мне!» Понимаю, что предложения тут уже спрашивать не будут. «Владислав Алексеевич, я дал команду, – сказал министр. – Садитесь на управление войсками». Ну если он дал команду, не буду же я говорить – зачем?

– Сейчас понятно, что это было ошибочное решение. А тогда?

– Я сразу сказал Крючкову: «Сейчас понедельник, первый час ночи. Надо поднять войска по тревоге, поставить задачу, вывести в запасный район, сформировать колонны… Мы сможем войти только в 8—9 часов, когда в Москву будет съезжаться транспорт с дач, отовсюду… Это самое плохое! Дров можем наломать!» Но команда есть команда. Войска вошли – две дивизии. Понятно, не целиком – всего четыре тысячи военнослужащих, но танков много – более трехсот, свыше четырехсот бронетранспортеров и БМП.

– Какие задачи им были поставлены?

– Мы определили, какие объекты следует немедленно взять под охрану. Ну, Кремль – это брал на себя Комитет. Роту спецназа ВДВ я направил на Останкинский телецентр, чтобы там не было каких-нибудь провокаций… Были взяты под контроль мэрия, Верховный Совет, Центральный банк – всего пять объектов. Войска вошли в город, и началось то развитие событий, которое вы все знаете.

– Помнится, шла истерия по поводу готовящегося штурма Белого дома…

– Эту операцию планировали, и ее должен был проводить я, хотя как таковой это операцией не назовешь. Просто было намерение разблокировать… Думаете, это было бы сложно? Обладая достаточным опытом и авторитетом среди десантников, я бы поставил задачу своим гвардейцам – и все было бы сделано без шума и пыли, даже без стрельбы…

– То есть вы все-таки готовились к штурму?

– Во вторник 20-го, утром, у меня было совещание, такой вопрос прорабатывался. Тогда пустили слух, что Лебедь то ли сдался, то ли застрелился…

– Какова была тогда роль Александра Ивановича?

– Лебедь был замкомандующего ВДВ по боевой подготовке, и я направил его к Белому дому с батальоном, по-моему, 51-го Тульского полка. Я же был депутатом, и делом моей чести было не допустить кровопролития… Скажу, что как солдат, как командир-десантник, Лебедь заслуживал тогда всякой похвалы! Потом уже стали говорить, что он там сыграл такую роль, спас демократию. Никто ничего не спасал! Лебедь был солдат!

– Доводилось слышать утверждения защитников Белого дома, что 20 августа около 20 часов Александр Иванович в штатском приходил в Белый дом и сообщил о намеченном на три часа ночи штурме и нежелании армии в нем участвовать,..

– Не знаю, сомневаюсь, что Александр Иванович вел тогда свою игру; может, в порядке военной хитрости хотел сам посмотреть, насколько укреплен Белый дом.

– То есть в принципе Белый дом можно было взять?

– Да, можно было совершить такую авантюру, если бы не наша партийная дисциплина, офицерская совесть и честь. Накануне операции по разблокированию я сам туда выехал и посмотрел. Разная была публика, даже бомжи туда были подтянуты, видимо, для массовки. Теперь уже не секрет, кто и какие деньги туда возил, сколько там водки было, как людей подкармливали…

В конечном счете в те тяжелые часы, в ночь с 20-го на 21 -е, много решала позиция КГБ, их спецподразделения должны были идти на штурм, армия и внутренние войска обеспечивали лишь внешнее оцепление. К 1991 году у них были и свои тяжелые вооружения. Сейчас мало кто уже помнит, что в июне 1990 года по постановлению Совета Министров СССР в состав войск Комитета стали передавать армейские соединения. Где-то в сентябре 27-я мотострелковая бригада из подмосковного Теплого Стана тоже попала в состав войск специального назначения КГБ, а это и танки, и артиллерия. Крючков мог при желании решить вопрос только своими силами.

– А почему не решил?

– Вопрос не ко мне, я с ним на эту тему не говорил. Приходилось, правда, значительно позднее общаться с его коллегами. Думаю, что он вел какую-то свою игру, не во всем согласованную с Горбачевым. То, что он хотел сохранить СССР, – это несомненно. Надеялся, возможно, что удастся переиграть Ельцина, используя оперативные позиции Комитета, – не секрет сегодня, что в осведомителях у чекистов было немало видных деятелей российской демократии.

Мне рассказывали, что утром 19 августа на совещании в центральном аппарате КГБ Владимир Александрович высказал надежду, что с Ельциным, возможно, удастся договориться. В те дни – до утра 21-го, Крючков не раз имел телефонные беседы с президентом РСФСР. О чем конкретно шел разговор, не знали даже заместители Крючкова…

Вопрос о взятии под контроль здания Верховного Совета РСФСР, ставшего оплотом сопротивления ГКЧП, решался во вторник, 20 августа. Примерно в 13 часов началось совещание по этому вопросу. Шло оно три часа, были от КГБ Грушко, Агеев, командир «Альфы» Карпухин, командир еще одного спецподразделения Бесков, от МВД – первый замминистра Борис Громов (он курировал внутренние войска), от Минобороны вернувшийся из Киева Валентин Иванович Варенников, Лебедь. Мы прикинули, как можно было бы действовать, чтобы с минимальной кровью зачистить здание, начало операции наметили на три часа ночи.

Затем ребята из «Альфы» побывали в районе Белого дома, десантники тоже проводили рекогносцировку. Стало ясно, что ситуация меняется не в нашу пользу: защитников здания стало больше, есть огнестрельное оружие, баррикады укреплены. Без больших потерь с обеих сторон не обойтись, а там, в Белом доме, полно иностранных журналистов, разного рода знаменитости.

Я тогда сказал министру: «Не дай бог, что начнется, – людей много, крови будет много!» Язов мне в ответ: «Езжай к Крючкову!»

– Как Владимир Александрович воспринял это?

– Мы с Варенниковым приехали к нему ночью с 20-го на 21-е… Я доложил реальную картину: «Втягивается армия, втягиваются силовые структуры…» У него, разумеется, тоже была информация. И все тогда уже как бы остановилось… Уже после событий узнал, что командиры «Альфы» и «Вымпела», Карпухин и Бесков, также обращались к заместителю председателя КГБ Агееву с предложением отменить операцию. «Альфа», не получив приказа, так и не выдвинулась на исходные позиции для штурма.

Тут еще на Садовом кольце произошло столкновение армейского патруля со сторонниками Ельцина, пришлось стрелять поверх голов, обошлось, к счастью, без жертв. Но около часа ночи в туннеле на пересечении Садового кольца с Новым Арбатом погибли трое защитников Белого дома, попытались остановить БТРы в движении. Мальчишка-водитель растерялся, в общем, попали под гусеницы…

В половине третьего ночи приехал с Варенниковым на Лубянку, к Крючкову. У него собрались Бакланов, Шенин, Громов и руководство КГБ. Бакланов встретил нас словами: «Что, струсили?» Пытался ему объяснить: много людей, политизированы и решительны, проливной дождь, в этих условиях начинать… Борис Громов сообщил, что его дивизия имени Дзержинского в центр Москвы не выдвигалась и внутренние войска в штурме участвовать не будут.

Я доложил позицию Язова: «Уважаемые товарищи, я вам должен передать указание министра обороны, что он из игры выходит, он в этих авантюрах участвовать не будет».

Слышу в ответ: «Как, это предательство?!»

– Я передал вам то, что просил передать министр.

Крючков был несколько растерян, было видно, что на себя он ответственность тоже брать не хочет, говорит: «Что же, операцию надо отменять и еще раз все обдумать».

– А вы бы без «Альфы» взяли?

—Конечно, если бы был приказ, штурм бы начали, крови было бы много… Но я такой приказ отдать не мог, надо мной было начальство.

– Ну да, «мятежных генералов» у нас никогда не жаловали…

– Кстати, когда уже было ясно, что все закончилось – в ту ночь на среду, – я дал команду уничтожить все лишние служебные бумаги, переговорил с командующими войсками округов… Вдруг ко мне в кабинет забегает мой однокашник по Академии Генштаба – помнится, там мы его между собой звали Хохотунчиком за его постоянную улыбчивость. «Владислав, что делать?!»

Говорю: «Вспомни нашу историю! Что было с теми, кто руку поднимал на правителей? Их или вешали, или расстреливали». Принесли нам кофе, он кофе не допил, убежал. Утром партийный билет бросил…

– Да, в жизни каждый решает для себя по-своему…

– 21-го в пять утра Язов провел заседание коллегии Министерства обороны, настроение у всех было подавленное. Шапошников, главком ВВС, высказался за вывод войск из Москвы. Главком ВМФ Чернавин и главком РВСН Максимов поддерживали Шапошникова. Язов согласился, в восемь часов подразделения с бронетехникой начали покидать город.

На коллегии также решили, что министру надо лететь к Горбачеву, объясниться… Последнее заседание ГКЧП прошло в здании Министерства обороны. Крючков предлагал продолжать «вязкую борьбу», Язов – лететь в Форос. Бакланов и Тизяков набросились на него с упреками, но Крючков поддерживает Дмитрия Тимофеевича: Горбачев-де должен понимать, что без нас он – ничто.

Но всем, думаю, уже было ясно, что игра проиграна. Сказалось и то, что в Кремле многие хитрили. Лукьянов, председатель Верховного Совета СССР, тянул с проведением внеочередного заседания, на котором должны были поддержать ГКЧП, а Ивашко, заместитель генерального секретаря ЦК КПСС, – с проведением пленума ЦК, ведь затея с ГКЧП поддержки партийных комитетов так и не получила. Пропагандистская машина вообще бездействовала…

– Извините, но, несмотря на «большие звезды», и Дмитрий Тимофеевич, и вы, и тот же Бакланов, оказались пешками в чужой игре… Арестованы вы не были?

– Я был депутатом Верховного Совета РСФСР, и меня не дали в обиду депутаты. Ведь я был солдат, а удел солдата – выполнять приказы. Вот, пожалуй, и все, о чем вы просили рассказать. Могу лишь добавить, что Белый дом можно было без всякой крови поставить под контроль 19-го утром, и тогда, может быть, мы жили бы с вами сегодня в другой стране…

Беседовал Александр Бондаренко

* * *

Владислав Алексеевич Ачалов не раз бывал в редакции любимой им «Красной звезды». В одно из его последних посещений, буквально за несколько месяцев до своей неожиданной кончины (23 июня 2011 года – всего на 66-м году жизни), речь вновь зашла о «тайнах ГКЧП».

Напомним, что в январе 1989 года с должности первого заместителя командующего войсками Ленинградского военного округа генерал Ачалов был назначен командующим Воздушно-десантными войсками, а в декабре 1990 года он стал заместителем министра обороны СССР, отвечал за управление войсками в «горячих точках». Поэтому по долгу службы он был осведомлен о многих хитросплетениях в жизни политического закулисья.

Владислав Александрович вновь подтвердил свое мнение о причастности Горбачева к возникновению ГКЧП. Идея принятия чрезвычайных мер по наведению порядка в стране вызревала еще с весны 1991 года. Так говорили нам и другие непосредственные участники событий, с которыми приходилось встречаться авторам этой книги.