Текст книги "Искатель. 2009. Выпуск №3"

Автор книги: Александр Юдин

Соавторы: Сергей Юдин,Артем Федосеенко,Михаил Федоров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Глава 7
СЕМЬ ОРДЕНОНОСЦЕВ

«Семь волков идут смело.

Впереди их идет

Волк осьмой, шерсти белой;

А таинственный ход

Завершает девятый.

С окровавленной пятой

Он за ними идет и хромает»

А. К. Толстой

Субботнее утро началось для Костромирова с визита Хватко. Тот приехал утешить друга бутылкой армянского коньяка и свежими новостями. От первого утешения Горислав Игоревич решительно отказался, сославшись на утро и предстоящую работу с документами, а новости предложил озвучить за завтраком.

Еще даже не протиснувшись за стол, Вадим Вадимович поспешил сообщить Костромирову, что в связи с отравлением Щербинского-младшего его больше тревожить не будут.

– Коли верить заключению специалиста-токсиколога, – заявил Хватко, – а не верить оснований нет, ты, профессор, не только не можешь быть причастен к смерти замдиректора Исторической библиотеки, но и помочь бедолаге был не в состоянии.

– Насчет второго – понятно, – согласился Костромиров, – тут и врачи вряд ли бы чем помогли. Но отчего я не мог подсыпать Анатолию Яковлевичу истолченный кусочек Amanita phalloides в те же грибы?

– Оттого и не мог! По заключению нашего спеца, Анатолий Яковлевич Щербинский был отравлен по меньшей мере за сутки до встречи с тобой. Оказывается, попав в организм, токсин бледной поганки в течение длительного времени не вызывает никаких заметных симптомов, и лишь через сутки-двое появляются первые признаки отравления: головокружение там, тошнота… возможно нарушение зрения. Потом наступает временное облегчение – часа эдак на два. А затем – по новой: желчная рвота, понос, судороги, жгучая боль в желудке; конечности холодеют, пульс падает… Это ж как удобно для злодея, представляешь! Мало ли где и что в течение латентного периода – до появления первых симптомов – человек кушал? Как определишь, где он наглотался этой гадости? Немыслимо! Да ее немного и надо – тридцать миллиграммов всего. Этакая капелюшечка в любое блюдо может попасть. Но «прелести» фаллоидина этим не исчерпываются! Самое главное, что ко времени появления первых симптомов изменения в организме человека уже необратимы – несчастный полагает, к примеру, что просто выпил лишку, а на самом деле ему пора уже не об опохмеле, а о душе думать! Вот ведь страсть какая, ядрен-матрен! Так что в тот вечер ты ужинал, почитай, с покойником, – заключил Вадим Вадимович, приканчивая омлет.

Как только с завтраком было покончено, Костромиров убрал со стола посуду и заявил:

– Ну а теперь давай поговорим о вещах более серьезных…

– Стоп, стоп! – прервал его Хватко. – Коли разговор пойдет о более серьезных предметах, тогда потребна передислокация. Сам знаешь: ничто так не настраивает на интеллектуальную деятельность, как созерцание корешков старинных книг и дегустация этого… односолодового шестнадцатилетней выдержки.

Вздохнув, Горислав сдался, достал бутылку «Бушмилз Молт» и направился в кабинет. Вадим прихватил пару поместительных бокалов и проследовал за другом. Похоже, зарождалась новая традиция.

Когда следователь расположился на полюбившемся ему диванчике и принялся смаковать ирландское зелье, Костромиров молча продемонстрировал ему все три конверта с пергаментами и поинтересовался:

– Что скажешь? Полагаю, теперь сомнений в очевидной связи между убийствами кавалеров ордена святого Феофила и получением мною отрывков его «Жития» быть не может.

Хватко согласно кивнул:

– Понятно, что связь есть. Но что за связь, ядрен-матрен? Как эти вещи взаимосвязаны? Ритуал какой-то? Труп – отрывок «Жития», труп – отрывок «Жития»… зачем? Для чего? Убийца словно бы похваляется… Ты же у нас специалист по всяким сектаторам-кастраторам. Вот и ответь.

– Ну… подобное поведение характерно, кажется, для серийных убийц, психопатов-социопатов всяких. Но это, кстати, уже не моя, а твоя епархия. Вот сам и ответь, – парировал Горислав.

– Ничего подобного нашим отечественным серийным убийцам не свойственно! – возмутился Вадим. – По крайней мере, не было свойственно. Ни один из известных криминологам маньяков не имел отношения к книгам. Да и уровень интеллекта большинства из них мало чем отличается от уровня интеллекта людоеда-питекантропа.

– Но оставим гадание на кофейной гуще, – продолжил он, открывая свою потертую кожаную папку. – Я тут тебе приготовил кое-какую информацию для размышления, она должна подстегнуть работу твоих «серых клеточек», профессор Пуаро!

Хватко извлек на свет пачку бумаги с компьютерными распечатками и, слегка красуясь тем, что в кои-то веки сподобился прочесть лекцию Костромирову, начал говорить, периодически сверяясь с текстом:

– Знай же, что правильное полное название ордена – орден святого преподобного Феофила Мелиссина. Он имеет три степени: первая носится на ленте, две остальные – на булавке. Относится к разряду церковно-общественных наград Русской Православной Церкви, и, таковым образом, им могут быть награждаемы как клирики, так равно и миряне. Точнее, не равно, ибо архиереи, то бишь иерархи Церкви, награждаются только первой и второй степенью, а простые клирики и миряне – сначала третьей, потом – второй. Чтобы удостоиться получения первостепенной награды, этим последним необходимо иметь некие особые заслуги перед РПЦ… Тэк-с, что там у нас еще… – Вадим пошелестел некоторое время бумагами и продолжил: – Орден учрежден в 1988 году определением Святейшего Патриарха Пимена и Священного Синода, в ознаменование пятисотлетия канонизации преподобного Феофила. Знак ордена представляет собой четырехконечный византийский крест с усеченными к центру перекладинами и слегка вогнутыми внешними сторонами, в центре креста – круглый медальон с поясным изображением преподобного Феофила Мелиссина в рясе с епитрахилью, медальон по кругу обрамлен…

– Феерично! – прервал его Костромиров. – Пошли дальше!

– Ладно, – согласился следователь, – оставим детали и перейдем к главному. Итак, все убиенные являлись кавалерами ордена святого Феофила третьей степени. Кроме них к той же награде были представлены еще четверо: академики Фаддей Аристархович Чудный и Тихон Адрианович Хоменко-Лисовский, бизнесмен и без пяти минут олигарх Прошин Алексей Владимирович и протоиерей Серафим, в миру – Бирюков. При этом академики награждены орденами третьей и второй степеней – и тот и другой; протоиерей Серафим – второй степенью, а Прошин – тот вообще является полным кавалером ордена – за особые, надо полагать – меценатские, заслуги. О нем известно, что он очень религиозен, регулярно делает крупные вклады в свой приходской храм; более того, фактически субсидирует миссионерскую деятельность РПЦ на Дальнем Востоке – воцерковляет местных удэгейцев, орочей и разных прочих чукчей, а также многочисленных китайцев.

– Так-так! Весьма интересно! – откликнулся Горислав. – Ну, этих академиков я знаю, нового ты мне о них ничего не скажешь. А вот о «владельце заводов, газет, пароходов» господине Прошине давай поподробнее.

Вадим опять зашелестел бумагами, наконец выхватил одну и продолжил:

– Ага! Вот он! Прошин Алексей Владимирович. Ну, какими там он заводами и пароходами в настоящий момент владеет, я тебе не скажу, хотя наверняка какими-то владеет, но разбогател он на производстве снэковской продукции – всяких сухариков, анчоусов, орешков, чипсов и прочего. Является генеральным директором компании «РОССНЭК» – сокращение от «Российский снэк»…

– Что за нелепое сочетание, – проворчал Горислав, раскуривая трубку, – «снэк» – и вдруг российский!

– Проживает в Москве, – невозмутимо продолжал Хватко, – офис находится там же, где и головное предприятие, – на Осташковском шоссе, но уже за пределами МКАД, между Москвой и Мытищами. Что еще… Ну, нелишним будет упомянуть, что когда-то работал в ФСБ, занимал немалый пост в Управлении по Москве и области.

Видя, что Вадим замолчал, Горислав удивленно вскинул бровь, дескать; «И это вся информация?»

Выдержав паузу, Хватко ухмыльнулся и протянул ему свой опустевший бокал. Дождался, пока Костромиров наполнит его на три четверти янтарным нектаром, потом наконец заговорил:

– На сладкое я оставил одну небольшую деталь, касающуюся статута ордена: хотя он и носится на левой стороне груди, то есть не причисляется к высшим наградам Церкви, но тем не менее дает невиданные преференции своим обладателям. А именно: лет десять назад, как раз к юбилею учреждения этой награды, по ходатайству некоторых членов Священного Синода Правительством РФ было принято Постановление, согласно которому кавалеры – члены ордена освобождаются от подоходного налога, уплачиваемого физическими лицами, – так называемого НДФЛ, сиречь налога на доходы физических лиц.

– Как? Вчистую?! – Горислав ажно поперхнулся дымной затяжкой и закашлялся.

– Вот слушай, профессор, – продолжил довольный следователь, дождавшись, когда его друг прокашляется, – кавалеры ордена третьей степени – на тридцать процентов; второй степени – на пятьдесят процентов, а первой или, тем паче, полные кавалеры – вчистую.

– Чудны дела твои Господи! – развел руками Костромиров.

– Но и это еще не все! Даже далеко не все: согласно тому же Постановлению за номером 777-С от 31 декабря 1998 года юридические лица, в числе акционеров или участников которых имеются указанные кавалеры ордена святого Феофила, имеют пятидесятипроцентную льготу при уплате налога на прибыль. Правда, в этом случае у указанных участников или акционеров должно быть во владении не менее двадцати процентов акций или, соответственно, долей уставного капитала. Представляешь, профессор, какие ценные, просто-таки незаменимые люди наши кавалеры для любой коммерческой структуры? Именно благодаря этим преференциям они состояли (а живые – состоят) акционерами или участниками в добром десятке коммерческих структур каждый. Многие компании с готовностью уступили им двадцатипроцентные доли в своих уставных капиталах – зачастую за бесценок, а то и вовсе бесплатно (возможно, и с доплатой – лишь бы согласились!), и, разумеется, делятся прибылью, только чтобы получить столь неслыханные льготы. Тем паче что кавалеров-то всего-навсего семь человек на всю страну!

– Надо же, я вообще об этом раньше не слышал, – подивился Костромиров. – И в прессе – ни звука… Как это наши дотошные газетчики ничего не пронюхали?

– Чему ты удивляешься? – пожал плечами Хватко. – Полагаю, информация утаивается умышленно, принимаются специальные меры, дабы максимально исключить ее утечку. Кроме того, ни одну из сторон вовсе не радует перспектива огласки – кому надо лишний раз будоражить общественное мнение.

Стань эти факты достоянием гласности, и – при нужной их подаче – тень будет брошена разом и на Синод и на Правительство! Поэтому про эти преференции знают лишь те, кому нужно, – узкий, строго ограниченный круг людей. Настоящий Тайный Орден выходит!

– М-да… Феерично… – задумчиво протянул Горислав. – Так вот откуда у старика Щербинского находились средства для пополнения и создания столь роскошной антикварной коллекции! А он мне втюхивал, что на бирже, дескать, поигрывает – в его-то возрасте! Еще и деньжат у меня занимал – нарочно прибеднялся, точно! И младший Щербинский тоже все прибеднялся… а на самом английский костюм за три тысячи евро; я еще давеча обратил внимание на столь вопиющее несоответствие – фактически библиотечный служащий, пускай и в чинах, но зарплата-то известно какая… Опять же, откуда бы у него секретарь-референт? Небось, платил ему из своего кармана.

– Ага. Все мы задним умом сильны! – ехидно заметил Хватко.

– Уел, уел… Но как же и кому удалось добиться столь неслыханных преференций?

– Как я выяснил, пролоббировал все это дело не кто иной, как наш протоиерей Серафим.

– Простой протоиерей? Из белого духовенства? Странно. Кстати, над каким приходом начальствует его высокопреподобие?

– А у него вовсе нет никакого прихода.

– Министр без портфеля?

– Типа того. Да и в самом деле – не всякий же генерал командует армией. Вот и тут также. Однако влиянием отец Серафим, судя по всему, пользуется немалым – помимо того, что он занимает пост Председателя одного из синодальных отделов, он еще является духовным лидером и наставником молодежного общественного движения «Православное юношество», сокращенно – ПЮНШ. Слыхал о таком?

– Никогда не слышал, – ответил Костромиров.

– Да слышал, наверное, или видел, да позабыл! Ну, ПЮНШ, пюншевцы… Они еще едва не все как один в косоворотках ходят и бородки пытаются отращивать.

– В косоворотках, говоришь, – задумался Горислав. – Может, и правда видел. Ну да бог с ними. Однако ты оперативен не по годам! Все успел разузнать: и про орден, и про кавалеров, и про преференции!

– Ну, тут не только моя заслуга, – попытался скромно потупиться Хватко, – не далее как вчера утром ко мне прибежал этот твой Алексей Пеклов, бывший секретарь-референт… Ведь это ты дал ему мои координаты? Да? Ну вот, прибежал и принес Положение о наградах РПЦ и статут ордена святого Феофила… Будто бы ты рекомендовал ему, коли он еще что про орден вспомнит, обратиться именно ко мне.

– Да, толковый парень, – согласился Костромиров. – Что ж, коктейль получается у нас смертоносный: драгоценная антикварная рукопись, налоговые льготы, убийца-психопат… Между прочим, ты не находишь, Вадим, что оставшимся четверым кавалерам угрожает опасность? Может, стоит приставить к ним охрану?

– Эк куда хватил! Мы не в Америке. Где ее взять – охрану? И потом, тогда надо предположить наличие некоего странного заговора… заговора по ликвидации кавалеров именно конкретного церковно-общественного ордена. Попахивает масонством… и бредом. Знаешь, что я тебе скажу? Не надо в каждой заднице мозга искать – бесперспективное это дело. Наверняка все проще и банальнее. Просто мы с тобой пока очевидного чего-то не видим.

– Как хочешь, но я таки побеседую с оставшимися орденоносцами. Тем паче у покойных-то я не поинтересовался – ни к чему было, а к этим господам у меня созрел очевидный вопрос…

– Какой? – встрепенулся Хватко.

– Что им известно про рукопись, разумеется.

– Давай побеседуй. Ты профессор – тебе и карты в руки, – не стал возражать следователь, – только опасность, по-моему, может угрожать лишь троим из них.

– Это почему только троим? Кому же из них не грозит?

– Убийце. Только не говори, что и сам еще не догадался, что убийца – один из оставшихся четверых.

– Ну что ж, не скрою, первоначально и у меня мелькала такая мысль.

– В кои-то веки! – с притворным удивлением всплеснул ладонями следователь.

Начиная с понедельника, Горислав Игоревич Костромиров принялся действовать согласно разработанному им плану и предпринял для осуществления оного ряд целенаправленных усилий.

Перво-наперво он попытался добиться аудиенции у протоиерея Серафима Бирюкова. Но здесь его ожидал немедленный и решительный провал: профессору сразу было заявлено, что именно с ним – Гориславом Костромировым – его высокопреподобие ни под каким видом встречаться не желает и не будет, ибо от его, профессора, неверия почернела и кровоточит самая земля, а не раз высказываемые им публично атеистические убеждения ядовитым гноем растекаются по стогнам престольного града и отравляют незрелые умы и неокрепшие души человеков.

С академиками было проще: и с Фаддеем Аристарховичем Чудным, и с Тихоном Адриановичем Хоменко-Лисовским Костромиров был давно знаком. Хотя знакомство это и не доставляло удовольствия ни одному из них троих. Оба академика являлись создателями бредоподобных псевдоисторических концепций и объектом постоянной критики со стороны Костромирова на страницах научной периодики. Впрочем, еще несколько лет назад Горислав Игоревич не отказывался и от публичных дебатов то с одним, то с другим из этих ученых мужей, покуда не понял, что когда душой человека овладевает какая-нибудь мономаниакальная идея, то доводы рассудка и здравого смысла бессильны.

Достаточно упомянуть, что результатом «фундаментальных» исследований академика Чудного было доказательство существования русского мирового государства на протяжении нескольких десятков тысяч лет, а не менее гениальные изыскания академика Хоменко-Лисовского позволяли сделать вывод о том, что до самого XIV века истории у человечества не существовало вовсе! При этом Чудный в своих исследованиях руководствовался собственными «новаторскими» достижениями в области эпиграфики и в целом палеографии, а Хоменко-Лисовский – не менее «совершенными» математическими методами и данными вычисленных им астрономических событий.

Когда Горислав Игоревич созвонился с академиком Чудным и в коротких словах объяснил цель своего визита, старик немедленно согласился на встречу, оговорив в качестве условия, чтобы она проходила на «нейтральной» территории – в небольшом ресторанчике близ Таганской площади.

Костромиров принял решение действовать методом лобовой атаки, поэтому, едва поздоровавшись и усевшись за столик, поинтересовался, что тому известно о земном существовании небесного патрона носимого им ордена – Феофила Мелиссина.

Хотя Фаддей Аристархович был уведомлен о том, что разговор предстоит об убийстве трех кавалеров ордена, но все равно заметно занервничал.

– Помилуйте! То есть как – что известно? Все и известно! Я хочу сказать: что всем известно – то и мне. Да-с! А что такого особенного мне должно быть известно? Ничего такого особенного. Ну, жил он где-то на рубеже восьмого и девятого веков, был игуменом столичного Студийского монастыря, прославился каким-то особенным монашеским подвижничеством и сугубой аскезой… Вот, собственно, и все. Апочему вас, Горислав Игоревич, это интересует, позвольте узнать? Какая тут связь с убийствами?

– Скажите, Фаддей Аристархович, – продолжал Костромиров, проигнорировав встречный вопрос академика, – а что вы можете сказать об агиографической литературе, связанной с именем Феофила Мелиссина?

– Литература? Почему – литература? Всего одно «Житие» и существует. Какая уж тут литература!

– Какое «Житие»? – насторожился, словно охотничий сеттер, Горислав Игоревич.

– Будто сами не знаете! – ответил Чудный, нервно теребя благообразную седую бороду. – То самое, что было составлено в XIV веке монахами Студийской обители, а в следующем веке попало – вместе с бежавшими от османов греками – на Русь и, собственно, послужило основанием для прославления и последующей канонизации преподобного Феофила.

– Нет, я не о том. Вы слышали, будто существует другое «Житие», якобы написанное самим Мелиссином?

– Чушь! Полнейшая ересь! Я ничего похожего не слышал! – враз раскипятился академик.

– А еще говорят, будто существует древнерусский список-перевод этого автобиографического «Жития», созданный в одиннадцатом или двенадцатом столетиях в одном из русских монастырей на Афоне…

– Ничего этого не существует! – неожиданно рявкнул Фаддей Аристархович и так хлопнул ладонью по столу, что посуда ответила ему жалобным звоном. Но вдруг столь же внезапно успокоился и поинтересовался у Костромирова с ласковой и довольно лукавой улыбкой: – Или, может, я попусту мечу тут громы и молнии? Может, вам что-то достоверно известно об этой рукописи? Не в недрах ли вашего богатейшего собрания сокрыт сей артефакт?

После некоторого колебания Горислав Игоревич решил не раскрывать карты и ответил, что, дескать, в научной среде ходят весьма упорные слухи о существовании рукописи «Жития Феофила» XI–XII веков, но сам он наверняка ничего не знает и какими-либо фактами не располагает, почему и позволил себе побеспокоить Фаддея Аристарховича.

– Ну что ж, коллега, – все с той же лукавой и вместе с тем несколько нервной улыбкой заявил академик, – коли вас интересует мое мнение, то оно таково: буде подобная рукопись действительно имеет место быть, то это не иначе как мнимая древность, подделка! Ибо безымянный автор канонического «Жития» XIV века прямо упоминает, что до него никто еще не удосужился живописать духовные подвиги игумена Феофила!

– Буду иметь в виду, – ответил Костромиров. – Но напоследок у меня есть еще один вопрос, и на него, я полагаю, вам будет ответить значительно проще.

– Я весь во внимании, – заверил академик, величественно склонив седое чело.

– Скажите, Фаддей Аристархович, вы были хорошо знакомы с покойными Щербинскими и Пухляковым? Быть может, вас связывали какие-либо совместные, скажем – коммерческие, интересы?

– Никаких взаимных интересов, – отрезал Чудный, – шапочное знакомство, не более того.

– Тогда позвольте откланяться. – Горислав Игоревич поднялся из-за стола, направился было к выходу, но потом вернулся. – Я полагаю, будет излишним говорить – вы ведь и сами это отлично понимаете, – что вам угрожает серьезная опасность?

– Это какая же? – вздернул темные брови академик.

– То есть как «какая»? – в свою очередь удивился Костромиров. – Подряд трое кавалеров ордена святого Феофила пали жертвой убийцы. Вы награждены тем же орденом и не считаете, что вам что-то угрожает? Кстати, у вас лично есть какие-либо соображения по этому поводу? У кого может быть мотив к уничтожению лиц, удостоенных сей награды? И главное – что за мотив?

– Нет, нет, нет! – замахал руками Фаддей Аристархович, словно гоня Костромирова к выходу. – Мне ничего не известно! Я теряюсь в догадках – и только! Будем надеяться, что это лишь цепь нелепых и случайных совпадений!

– Ну-ну, – только и нашелся что сказать Горислав Игоревич; он явственно различил застывший в глазах академика ужас.

В тот же день он созвонился, а на следующий – встретился и с академиком Хоменко-Лисовским. Как он и ожидал, разговор с Тихоном Адриановичем оказался ничуть не более продуктивным.

Насколько сам Хоменко-Лисовский, обликом своим смахивающий на иссушенного духовной аскезой инквизитора, отличался от Чудного, который скорее походил на благообразного ветхозаветного патриарха, настолько ответы обоих академиков были аналогичны друг другу. Аналогичным было и чувство страха, которое оба ученых мужа явно испытывали перед неведомым истребителем кавалеров ордена святого Феофила.

Договориться о встрече с «без пяти минут олигархом» Прошиным оказалось довольно просто. Узнав, с кем и по какому поводу ему придется иметь дело, тот предложил профессору к трем часам следующего дня подъехать в офис компании «РОССНЭК».

Как и сказал Хватко, офис Алексея Владимировича Прошина располагался на Осташковском шоссе, между Москвой и Мытищами.

Уже издали в глаза Костромирову бросилась группа построек ядовитой ярко-синей расцветки. Подъехав ближе, он обнаружил, что это и есть искомый «РОССНЭК».

Прошинский завод заключался в трех корпусах – двух производственных и одном административном, который стоял несколько обособленно. Все здания были, подобно детскому конструктору, сооружены из столь распространенного ныне, особенно за пределами МКАД, материала – из так называемых сэндвич-панелей – и имели вид утилитарно-икеевский. Самый верх офисного корпуса был украшен огромными, стилизованными под церковно-славянскую вязь буквами: «РОССНЭК».

Вся территория по периметру была огорожена высоким железным забором, виднелись на нем и несколько следящих видеокамер наблюдения. Встретившие Горислава Игоревича на КПП крепкие ребята в камуфляжной форме внимательно изучили его документы и дозволили проход на объект. Машину, однако, было велено оставить за территорией – дескать, пропуск выписан только на самого Костромирова, но не на его транспортное средство.

«Может, они тут не сухарики с анчоусами производят, а боевые отравляющие вещества?» – подумал Горислав, миновав пост охраны.

На неусыпно охраняемой территории было чисто и пустынно. Лишь редко высаженные вдоль забора голубые ели да иногда попадающиеся навстречу гастарбайтеры узбекско-туркменской национальности слегка оживляли унылый пейзаж. Последние были молчаливы, спешили уступить дорогу и быстренько скрыться с глаз: не дай бог какой-нибудь чин из ФМС – Федеральной миграционной службы.

Когда Костромиров зашел в прозрачные раздвижные двери административного корпуса, там его встретил еще один дюжий охранник. Пока верзила проверял пропуск и сверял с паспортом, Горислав Игоревич с любопытством огляделся – прямо напротив входа, слева от лестницы, ведущей наверх, за бруствером из мешков был установлен пулемет «Максим», очень натуральный, как настоящий, только, пожалуй, чересчур новенький и блестящий.

Поднявшись на третий этаж, Костромиров прошел налево до конца коридора и обнаружил наконец кабинет генерального директора.

Симпатичная молодая секретарша в приемной попросила его подождать: «Посидите пока на диванчике, Алексей Владимирович вас примет через минуту». Выждав ровно шестьдесят секунд, она распахнула дверь в кабинет начальника.

На пороге Горислав Игоревич осмотрелся. Вдоль левой стены обширного помещения стоял длинный стол заседаний; справа, у второй двери, ведущей, видимо, в комнату отдыха или какие иные личные апартаменты, – большой стол, поверхность коего была девственно чиста от бумаг. За этим столом перед открытым ноутбуком и сидел сам хозяин кабинета – мужчина сорока – пятидесяти пяти лет на вид, хорошо сохранившийся, хотя чуть лишнего веса. Когда Прошин поднялся ему навстречу, Костромиров обратил внимание, что тот среднего роста и крепкого телосложения – похоже, когда-то всерьез занимался спортом, и скорее всего, боксом, но не профессионально, ибо нос цел, форма его не нарушена. В лице Алексея Владимировича неуловимо присутствовало нечто бульдожье, выдающее бывшего сотрудника «органов».

Над столом хозяина «РОССНЭКа», на стене, вместо обычной картины или фотографии Президента в кимоно и с любимой собакой, висел АКМ, и, когда было покончено с взаимными приветствиями, Горислав Игоревич первым делом поинтересовался, кивнув на автомат:

– Настоящий? Или тоже муляж, как «Максим» внизу?

– Самый настоящий, – ответил Прошин, – у меня и разрешения все в наличии.

Едва профессор попытался задать первый вопрос, как Алексей Владимирович сам перешел в наступление:

– Позвольте прежде всего кое-что уточнить, Горислав Игоревич. Из нашего телефонного разговора я понял, что речь пойдет об убийстве трех кавалеров ордена святого преподобного Феофила Мелиссина. Это меня заинтересовало, что и понятно – я сам удостоен чести носить эту награду. Но пока мне непонятно, в чем состоит ваш интерес в этом деле?

– Видите ли, – ответил Костромиров, – недоброй волею судьбы я оказался вовлеченным в события, связанные со смертью Руслана Соломоновича Щербинского, да и его племянника – Анатолия Яковлевича. Более того, перед самой смертью профессор Щербинский просил меня о помощи, я обещал, но убийца оказался проворнее – Руслан Соломонович был отравлен до того, как я успел к нему приехать. Все это накладывает на меня некоторые моральные обязательства…

– Какие же? – поинтересовался Прошин.

– Я должен найти убийцу и отдать его в руки правосудия.

– На то есть органы следствия, – возразил владелец «РОССНЭКа».

– Следствие не располагает теми сведениями, которыми располагаю я, оно даже не видит очевидной взаимосвязи между этими тремя преступлениями – уголовные дела до сих пор не соединены в одно производство.

– И что же, по-вашему, объединяет убийства Пухлякова и Щербинских? – спросил Прошин.

– Да вы же сами видите между ними связь, Алексей Владимирович! Я ведь не называл вам фамилии Пухлякова, – заметил Костромиров.

– Я был знаком с Рудольфом Васильевичем, – коротко ответил Прошин. – И все же, что, по-вашему, объединяет их смерти?

– Как это «что»? Святой Феофил, конечно!

– Вот как! – слегка усмехнулся Прошин. – Так вы пришли мне сказать, что кто-то изничтожает лиц, награжденных орденом святого Феофила?

– Не совсем так, – в свою очередь усмехнулся Горислав Игоревич. – Впрочем, во всем, что касается этого святого, вы, должно быть, более осведомлены и компетентны, нежели я; ведь вы, а не я полный кавалер ордена его имени. Между прочим, Алексей Владимирович, вам что-нибудь известно о существовании, помимо официального, датированного XIV веком, другого, значительно более раннего «Жития преподобного Феофила»?

– Впервые слышу, – отрезал чипсовый барон.

Вообще, как отметил про себя Костромиров, в ходе беседы Прошин держался весьма уверенно и спокойно, хотя ответы давал, судя по всему, столь же лживые, что и академики Чудный с Хоменко.

– А между тем она существует, – заметил Горислав Игоревич. – Я разумею рукопись «Жития» одиннадцатого приблизительно века.

– Возможно, – невозмутимо ответил Алексей Владимирович. – Я не большой специалист в древних рукописях. Но какое это отношение имеет к убийствам?

– Как раз этот вопрос я и хотел у вас выяснить, – заявил Костромиров. – Видите ли, после каждого из убийств неведомый доброхот присылает мне очередной отрывок «Жития преподобного Феофила Мелиссина», что, как ученого, меня безусловно радует, но как человека – заставляет глубоко беспокоиться, ибо полного текста я еще не получил, и, следовательно, стоит ждать продолжения… смертей среди кавалеров ордена.

– Повторяю, – чуть поигрывая желваками на скулах и едва заметно изменившись в лице, произнес Прошин, – мне ничего не известно о существовании какого-то другого описания земной жизни преподобного Феофила. Не смею задерживать.

Горислав Игоревич молча поднялся и, слегка кивнув будущему олигарху на прощание, покинул кабинет.

Четверг и начало пятницы не были отмечены какими-либо событиями, за исключением того, что организованное Костромировым обращение ученой общественности, подкрепленное депутатским запросом, возымело-таки действие – дела об убийстве Пухлякова и Щербинских были истребованы в Генеральную прокуратуру и попали в надежные руки старшего следователя по особо важным делам Вадима Вадимовича Хватко.

В пятницу Горислав Игоревич обещал быть в институте и принять участие в заседании кафедры, но, по здравом размышлении, манкировал сим мероприятием и остался дома, что, как выяснилось позже, явилось весьма мудрым решением.

Около четырех часов дня, когда он, устав ломать голову над возможным потаенным смыслом «Жития преподобного Феофила», отправился на кухню заварить кофе, странные скребущие звуки, доносящиеся из-за входной двери, заставили его насторожиться. Костромиров на цыпочках подошел ближе и приник к глазку: так и есть! На лестничной площадке перед его дверью копошились какие-то два субъекта в лыжных шапочках-масках с прорезями для глаз и рта. Судя по звукам, субъекты явно пытались вскрыть замок путем подбора ключей или отмычек. Горислав бесшумно отступил от двери и, вернувшись в кабинет, набрал номер участкового, которому вкратце и обрисовал ситуацию. Затем вновь поспешил в коридор – и вовремя: на его глазах входная дверь распахнулась и оба злодея проскользнули в прихожую. Увидев перед собой хозяина квартиры, воры на миг остолбенели, и Горислав, не дав им опомниться, шагнул вперед и резким движением сорвал маску с ближайшего: выпучив маленькие красные глазки, на него с ужасом пялился глуповатого вида альбинос. В это мгновение второй «домушник» опомнился, вынырнул из-за спины своего товарища и, подскочив к Костромирову, попытался шарахнуть его по голове увесистой связкой отмычек. Горислав легко уклонился и в свою очередь ответил хорошим ударом правой в живот. Злодей охнул, согнулся и уронил отмычки. Альбинос очнулся от ступора, схватил подельника за шкирку и вместе с ним метнулся за дверь. Костромиров выскочил следом, но оба несостоявшихся грабителя уже с грохотом миновали два лестничных пролета, так что преследовать их не имело смысла. Вскоре Горислав услышал, как хлопнула подъездная дверь.