Текст книги "Жрец богини Лу. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Якубович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Глава 5. Трейл

Добрались до столицы баронства за неделю. Караван двигался неспешно, но неумолимо, так что мы достаточно быстро покрыли те шестьдесят лиг, которые отделяли Сердон и Трейл друг от друга. По пути старались ночевать вблизи селений или на крупных стоянках, которые за годы путешествий организовали тут купцы-металлурги.

Отряд был у нас достаточно крупный, и хотя места здесь были уже не такие глухие, как те, из которых мы с Лу и Илием выбирались изначально, идя пешком в Сердон, безопасными их было назвать сложно. Все же, близость цивилизации давала и повод для наживы, так что большинство караванщиков было начеку, также с нами шел десяток дружинников. Не бог весть какая сила, но потрепать разбойников и отбиться – хватит.

Думаю, нас берегло еще и то, что купцы везли неликвид в глазах бандитов. На спины ослов, мулов и на пару телег были нагружены слитки железа, которые выплавили в шахтерском городке и сейчас везли на реализацию в столицу баронства.

Купцы не чурались кое-что продавать и по пути, местным кузнецам. Так они поддерживали взаимовыгодные отношения с малым потребителем на пути своего следования, а взамен могли рассчитывать на то, что их лошадь быстро подкуют, если возникнет такая необходимость. Или телегу отремонтировать помогут. Продавали, конечно, в небольшой убыток – в главном городе баронства цены на металл были выше, но эти сделки составляли едва ли пять процентов от общей массы груза, да и то, это если всем кузнецам на маршруте резко понадобится металл.

На восьмой день пути наш караван подошел к Трейлу. Город стоял на невысоких холмах, которые служили естественной фортификацией и давали защитникам преимущество. Было видно, что изначально это была просто одинокая крепость. За столетия крепость разрослась сначала до городка, а потом уже стала столицей баронства после того, как правнук Барона Трейла, который и заложил изначальный форт, перебрался в него на постоянное место жительства вместе с семьей. Конечно, родовое гнездо до сих пор использовалось семьей Тибботов, но появлялись они там только летом, используя его в качестве дачи и охотничьего поместья.

Трейл давно выплеснулся за пределы крепостных стен, и сейчас перед моими глазами раскинулось огромное для этого мира поселение, которое плотным кольцом сжимало обнесенный высокой каменной стеной внутренний город. Дальше же, в самом сердце Трейла, виднелся и изначально установленный на наивысшей точке местности форт, который стал теперь баронским замком.

Уже на подступах к городу мы тепло попрощались с купцами-металлургами и пошли своей дорогой. Здраво рассудив, что цены внутреннего города ой, как кусаются, мы стали искать подходящий нам постоялый двор где-нибудь в нижней части Трейла. Надо было где-то перекантоваться несколько дней.

Илий перед нашим отъездом побегал по знакомым мужикам, с которыми временами потягивал пиво и даже сходил в пару окрестных деревень, спрашивал, есть ли у кого знакомые или родня в Трейле, которые могли бы пустить нас на постой. Старику удалось зацепить несколько перспективных имен с адресами. Ну как адресами, со сбивчивыми объяснениями, где ходить и у кого спрашивать, чтобы найти.

Очевидно, что найти всех этих людей, объяснить кто мы такие и выбрать лучший вариант для съема жилья, если его нам вообще сдадут – задача не одной минуты. Так что сейчас мы искали постоялый двор или трактир с гостиницей для ночлега.

Уже наученный горьким опытом, заходя в очередное заведение, я оставил Лу ждать на улице, справедливо заметив, что такая прекрасная девица повышает расценки одним своим видом вдвое.

За «прекрасную девицу» я получил свою дозу кислородного голодания и, кое-как откашлявшись, пошел внутрь. Предварительно мы с Илием приняли вид потрепанный и глубоко несчастный, дабы показать, что наш максимум – грань платежеспособности.

Все трактиры и постоялые дворы были примерно на одно лицо. Нас опять встретил мрачный зал, по углам которого коптили масляные светильники, а в косой люстре под потолком торчало несколько огарков толстых свеч. Затоптанный пол, покосившиеся табуреты и старые лавки у таких же невзрачных и видавших виды столов.

Встретил нас, к удивлению, не трактирщик, а дородная женщина неопределенного возраста в грязном, засаленном фартуке. По всей видимости, кроме роли хозяйки, она выполняла еще и функцию повара на кухне, так что, обтерев ладони о живот и бедра, она подошла к стойке и спросила, чего нам надо.

От вида такой вопиющей антисанитарии даже по меркам этого мира – хоть бани летом тут топили и раз в неделю, но в бочках ополаскивались регулярно, а молодняк еще и бегал на речки и озера – меня начало немного мутить. В копилку моих впечатлений добавился и запах, который исходил от хозяйки – запах старого, кислого пота и прелого, давно немытого тела.

К моему огромному сожалению, лучшая цена была именно в этом заведении класса «люкс». Солнце уже давно зашло и с каждой минутой мы рисковали и вовсе остаться без постели и отправиться ночевать в ближайший овраг или чистое поле.

При виде тетки я было дрогнул и уже внутренне согласился даже на волчью яму, только бы на свежем воздухе, но Илий, видя мои страдания, только ткнул локтем в бок и грозно зыркнул. Дед уже просек, что мои санитарные нормы и требования к чистоте превосходили всё, что видели в этом мире. Дабы осознать глубину проблемы просто скажу, что дома, в нашем мире, я был скорее грязнулей, чем наоборот.

Быстро договорились о постое. Две комнаты, двадцать пять меди за одну и половина меди в сутки за вторую, без еды. Когда мы закончили, и я завел внутрь Лу, глаза хозяйки двора хищно блеснули, но она промолчала.

Пока Лу обживалась в своих отдельных апартаментах, я критически оценивал наш с Илием клоповник.

Два лежака, один голый, а на втором матрац, набитый полусгнившей соломой. Узкое окошко, затянутое бычьим пузырем, да колченогий табурет в углу. Вот и вся мебель. Мне достался лежак справа, с матрацем, который я сразу скинул на пол и затолкал в дальний угол. Уж лучше спать на голых досках, чем вот на этом.

Улегся прямо в одежде, подложив под голову рюкзак. Казалось, сон не идет, но как-то незаметно я скользнул в небытие, которое, впрочем, отдыха не принесло.

Снилось всякое. Работа с навощенными табличками в управе, путь в столицу баронства, какие-то лица, работа в Москве и утренняя, переполненная маршрутка. Последнее сновидение было особенно ярким.

В салоне была уйма людей, но лиц я рассмотреть не мог, как не пытался. Рядом со мной сидела Лу, сосредоточенно глядя перед собой, а за рулем оказался Илий в залихватски сдвинутой на затылок кепке. На улице стояла зима, как в тот день, когда Матерь выдернула меня из родного мира в этот, но пейзажи за окном были незнакомы. Мне казалось, что мы несемся навстречу непроглядной тьме, которая вот-вот поглотит старенький «транспортер». Я попытался взять за руку Лу, как я всегда теперь делал, когда нервничал, но схватил лишь пустоту. Исчезла богиня, пропали пассажиры, и даже Илия видно не было. Я остался один в пустой маршуртке, которая неслась куда-то вперед, сквозь зимнюю тьму.

Когда предчувствие беды ввергло меня практически в панику, я проснулся. Сердце стучало в ребра, пытаясь разбить грудную клетку и вырваться наружу, в голове шумело. Я пошарил в рюкзаке, выудил полторашку, в которую еще вчера набрал чистой воды, и сделал несколько жадных глотков. Голова была насквозь мокрая от пота, руки тряслись, но вода немного помогла.

Съехали мы из этого клоповника только на третий день, прожив все это время на осадном положении. На вторую ночь я спал с ножом в руках – слишком уж недобрые взгляды кидала на меня и Лу хозяйка заведения, плюс вечером, далеко после захода солнца, в общем зале внизу собирались разные мутные личности.

На третий день, совершив окончательный расчет, мы забрали свои вещи и отправились за Илием. Он нашел одну пожилую женщину, которая имела родню в Сердоне и сдавала комнаты в нижнем городе.

Встретила нас круглая толстая тетка лет за пятьдесят, которая держала небольшую пекарню на первом этаже своего жилища. Комнаты под сдачу – на втором. После омерзительного вида хозяйки трактира, наша новая домовладелица по имени Ринта просто радовала глаз. Чистая, опрятная, пекарша лучилась силой и здоровьем при всем ее лишнем весе. Дела у Ринты шли неплохо – судя по нескольким покупателям в зале, ее выпечка пользовалась спросом.

В случае этой квартиры моя чистоплотность сыграла нам на руку. Когда Илий по моей просьбе расспрашивал про баню, бочку, попросил показать отхожее место во дворе и вообще, всячески интересовался санитарным состоянием дома, хозяйка только диву давалась. В итоге старику пришлось признаться, что с ним путешествует нервный счетовод, который очень боится грязи и вообще с придурью. Но у счетовода есть рекомендации от сердонского головы и вообще, мы приличные люди.

Ринта заинтриговалась рассказами жреца о странном счетоводе, который если бы мог – содрал бы с себя речным песком шкуру при мытье, да и, строго говоря, чистые и опрятные квартиранты были женщине на руку. Она торговала едой, и непрезентабельный вид постояльцев мог помешать ее маленькому бизнесу. Ну и конечно, имели вес рекомендации целого городского головы, пусть они относились к моим исключительно профессиональным навыкам. Сторговался Илий с хозяйкой на девять серебра в неделю за две комнаты – пять за большую, для нас со стариком, и еще четыре за отдельную комнату для Лу. Готовка из наших продуктов – бесплатно, при условии, что я опять буду использоваться в качестве ломовой силы, на этот раз, на утреннем замесе теста. Ну и наколоть дров, натаскать воды и все такое прочее.

Первым делом я восхитился как чистотой дома, так и витавшими по лавке на первом этаже запахам, чем, несомненно, доставил хозяйке настоящее удовольствие. Женщина быстро мазнула взглядом по Лу, но не стала слишком долго пялиться на девушку столь благородной наружности, здраво рассудив, что причины путешествия инкогнито – не ее дело, пока мы платим.

По моей команде Илий сразу отдал золотой за жилье – за три недели постоя, чем вызвал еще один одобрительный кивок от женщины. Оставшиеся три серебра были уплачены в счет будущей кормежки. Хозяйка прикинет наши запросы и стоимость продуктов, так что окончательный прайс за свои услуги по готовке скажет в конце недели. Я надеялся, что именно в три серебра мы и уложимся.

Все же, жизнь в столице баронства была недешевой и только благодаря неутомимым ногам Илия, которыми он сначала истоптал все окрестности Сердона, а потом и солидную часть нижнего города, мы нашли себе эти комнаты.

Третье одобрение хозяйки я получил после вопроса, когда будет баня и где сейчас можно помыться с дороги, потому что предыдущее наше место ночлега удобствами не радовало.

Баня ожидалась только через несколько дней, но если уплачу за дрова два-три медных и натаскаю сам воды – могу помыться хоть сейчас.

Отдельно стоит сказать о банях.

Мылись здесь не так часто, как в моем мире, но все же регулярно. Большинство жителей довольствовались маленькой пристройкой из бревен, которая состояла из комнатки два на два метра и небольшого титана в углу, с отверстием слива в полу. Мылись быстро и стоя, разбавляя кипяток заготовленной колодезной водой и используя речной или озерный песок вместо мыла. Любители могли постегать себя ветками лиственницы, похожей на нашу родную березу, большинство же просто вычищали кожу песком и хорошо промывали волосы в тазу. Вода уходила в небольшую колодезную яму под пристройкой самосливом – пол бани всегда делали чуть под уклоном, от стен в центр, чтобы вода сама уходила в специальное отверстие.

В больших селах ставили и большие бани, где зимой можно было посидеть и попариться, даже делали внутри лавки и лежаки. Однако горожане довольствовались вот такими коморками, да и то, не все. Очень многие платили соседям медяк и приходили со своими дровами, тазами и ведрами, если хотели помыться.

Общественных бань, как в Риме или моей современной реальности, тут не было, что не стало для меня сюрпризом, учитывая весьма строгие нравы в плане добрачных отношений.

Нет, запрета на добрачный секс тут, как в христианскую эпоху, не было, но все же блуд в обществе порицался, как и внебрачные беременности. Причины были, в основном, чисто утилитарные: ребенок без отца имел меньше опеки, содержания и шансов вырасти во что-то приличное. О контрацепции тут не слышали. Были какие-то отвары из трав, которые предотвращали беременность, но при этом они наносили непоправимый ущерб репродуктивному здоровью женщины. Так что пользовались этим способом, в основном, путаны и другие женщины «низкой социальной ответственности».

Темой чистоты и нетронутости девиц заморачивались только в высшем обществе и то, если размер приданного был достаточным, то на добрачные похождения девушек все закрывали глаза.

Так что ситуация с сексом и всего, что к нему относилось, была как в СССР: секса, вроде как, и нет, а дети – есть. Чему я, как и миллионы других людей, был живым подтверждением. На людях и при свете дня – нельзя, а ночью и под одеялом – всегда пожалуйста. Были тут, само собой, девушки и женщины, которые в лучших традициях могли предложить немного продажной любви, но таких в Сердоне я толком не заметил, хотя, может, плохо смотрел, а в Трейле уже успел приметить.

Жрицы продажной любви меня, как не странно, тоже замечали, и в их взглядах сквозили вполне очевидные предложения. Расценками не интересовался, да и не особо хотелось. Как тут обстоят дела с гигиеной, я уже прочувствовал целиком и полностью, да и вопрос венерических заболеваний этого мира оставался для меня загадкой. Так что работницам местной секс-индустрии оставалось только провожать меня, рослого, по здешним меркам, молодого мужчину в самом расцвете сил, разочарованным взглядами.

Размышления на тему моих перспектив еще раз когда-нибудь заняться сексом очень стройно подводили меня к классической модели целибата и сублимации через упорный труд на ниве финансов. В моих планах было выбиться как можно выше. Даже вспомнился шутливый плакат на эту тему, которую молодой препод по вышмату повесил в поточной аудитории, где читал нам лекции:

«Не влюбляйся, не пей вина,

зачем тебе эта гуманитарная проблематика?

единственно важная в жизни вещь —

это высшая математика!»

При всей моей любви к математике, матанализу и статистике, а так же теплых чувствах к физике, отношения эти были, все же, платоническими. Кроме того, время от времени на задворках сознания скреблась маленькая мерзкая мысль, что все дело в Лу. Мысль я эту, как надоедливого комара, всегда от себя отгонял.

Предложение хозяйки уплатить за баню пару меди я, к ее удивлению, принял не думая, и сразу же попросил показать, где тут у нее дровница и колодец. Причина была проста: в кожаных штанах все невероятно прело, и за время перехода из Сердона я успел стереть все ноги и сотню раз послать свои «благодарности» и предложения поцеловать меня в натертые места как самой Матери, так и ее первородным сыновьям.

Пока мои спутники размещались в комнатах, я натаскал на троих воды и растопил титан. С кресалом не маялся, не получалось у меня пока – просто стрельнул уголек из хозяйской печи.

Первой отправили мыться Лу.

Пока богиня занималась водными процедурами, я быстро простирнул вещи и повесил сушиться на специальной палке во внутреннем дворе дома, обнесенном высоким деревянным забором.

Как только богиня вышла из бани, следом отправились мы с Илием. Хоть внутри было тесновато, но поливать друг другу на спину было сподручнее, чем одной рукой скрестись песком, а другой пытаться не отбить себе тяжелым ковшом или тазом голову.

Переоделся в относительно чистую «родную» одежду, которую принес сюда из своего мира. От прикосновений мягкой хлопковой футболки после грубой рубахи, и жесткой, но такой привычной джинсовой ткани, я понял, как же мне было хреново последние дни.

Повеселели. Хозяйка как раз накрыла на стол несколько пирогов на обед, удрученно разведя руками, мол, нормальная еда будет только к вечеру. Ели на кухне, чтобы не мешать людям в лавке.

Пироги оказались выше всяких похвал. С луком и яйцом, выпечка была просто отличная, так что все умяли по несколько огромных кусков и, осоловевшие от такого переедания, разбрелись по своим комнатам. Все дела – завтра.

Первый мой поход в местную управу ни к чему не привел. Сначала я сунулся в управу нижнего города, но, как оказалось, тут почти ничего не решали. Все налоги и подати, как я и ожидал, собирались мытарями барона, там же была и группа счетоводов, которая вела не только бухгалтерию земель, находящихся в прямом подчинении семейства Тиббот, но и получала отчеты из подконтрольных городов, которые я в уме уже переименовал в райцентры.

Вообще, чем больше я узнавал о том, как вел дела нынешний барон Амер Тиббот, тем больше мне нравился этот человек.

Амер, не в пример сказано другим аристократам этого королевства, отказался от традиционной системы сбора податей, когда каждый нес, что был должен, своему старосте, а уже те приходили на поклон барону, лично передавая тощие кошельки. Вместо этого, буквально двадцать лет назад, будущий барон Амер Тиббот, а тогда еще только баронет, при поддержке своего еще живого родителя стал внедрять систему сбора налогов, которая была в ходу уже лет триста в западных густонаселенных районах Токонской Империи.

Суть системы была близка к привычной мне административной вертикали, которая выстраивала цепь налогообложения между простым крестьянином и его сюзереном, сокращая количество входных точек непосредственно к самому барону. Конечно, первые годы городские головы и старосты крупных сел, на которых возложили ответственность за сбор и передачу податей в баронскую казну, висели на всех суках и ветках, как гроздья винограда – воровали страшно. Но за десяток лет Амер смог через казни, уговоры, посулы, угрозы и щедрые премии воспитать в своих людях какой-никакой страх и одновременно рвение выполнять свою работу качественно и честно.

В итоге Тибботы избавились от бесконечных верениц из крестьянских телег, которые тащили свои оброки в Трейл, и смогли наладить равномерную циркуляцию финансов внутри своих владений. Плюс, такая система помогла выявить, какие хозяйства и поселения были наиболее прибыльными, и в них стоило вкладываться, а какие – наоборот, дохода не приносили.

Первое в истории баронства расселение деревни и передача крестьян в другие села чуть не подняло бунт по всему югу. По рассказам местных, бабы тогда рыдали и кидались дружинникам в ноги, а те только молча выволакивали крестьян из их изб и заставляли рассесться по телегам, чтобы отправиться на новые места жительства. Крестьяне садились, ехали, часть сбегала по пути в новую деревню, часть – уже по приезду. Через месяц после официального переселения работников «мертвая» деревня оказывалась живее всех живых. Не помогала ни конфискация скотины, ни посевного материала. Людей тащило к стенам, в которых родились деды.

Реальной же причиной для чуть было не вспыхнувшего бунта стало жесткое решение Амера, который устал гонять туда-сюда дружинников и в последний «заезд» приказал пустить красного петуха по деревне.

Сожжение поселения произвело на деревенских неизгладимое впечатление и если бы Амер не дал в последний момент заднюю, а точнее, не выдал бы «пряник» вместо очередного «кнута», его вполне могли поднять на вилы свои же вассалы. Пряник заключался в том, что Амер лично прибыл к «погорельцам» в новом селе и своим указом приказал поставить тем новые избы. Материалы оплачивал Амер лично из своего кармана, сельские же мужики помогли новым соседям поставить срубы и печи.

Чтобы окончательно успокоить людей, барон освободил село на год от натурального оброка, а денежные подати сократил в половину для того, чтобы «местные помогли устроиться новым соседям и не чувствовали себя обделенными».

С тех пор, если возникала необходимость в расселении какого-либо поселка, Амер пользовался именно этой схемой: хорошие избы разбирались и перевозились на подводах на новое место, старые – сжигались, чтобы не стать пристанищем для разбойников и бродяг. Переселенцам помогали устроиться на новом месте, а все село или деревня получали «льготный период».

Чем больше я слушал эти истории про толкового барона, тем больше смеялся внутри себя. Ага, «щедрый барон», как бы ни так. Но в уме этому человеку отказать было нельзя.

Что касалось новых срубов – так они Амеру ничего не стоили. По факту, он просто разрешал крестьянам рубить строительный лес на новые избы без риска быть посаженными на кол. За готовые материалы он не платил ни кло.

Та же схема работала и с «льготным периодом налогообложения», как про себя я называл снижение оброков и сборов для села с переселенцами.

В первую очередь люди упускали тот факт, что Амер редко усиливал переселенцами по-настоящему успешные сёла – туда и так, самотеком, прибывали новые люди в поисках работы и лучшей доли. Все переселения были направлены на слияние двух слабых поселков, чтобы получить один приличный с перспективой выхода на хорошие результаты через два-три года. Так что в денежном плане Амер тоже нес крайне несущественные потери, однако, его политика позволяла переселенцам встать на ноги и ограждала от гнева старожилов.

Крестьяне же, которые попадали в положение холопов за долги, жили в собственных поселениях и управлялись напрямую людьми барона, так что из круговорота вольного людского ресурса были исключены.

Переселяться внутри баронства между деревнями свободным крестьянам не возбранялось, если получить соответствующую грамоту у старосты или городского головы. В некоторых случаях барон мог даже официально отпустить своего подданного на земли другого барона, герцога или графа, если тот не имел стратегической ценности для хозяйства, иначе нужно было платит выкупные за документы. Однако это не мешало вольным, в основной своей массе, гражданам Клерии перемещаться по всей стране.

Единственное, чему не мог препятствовать барон или другой аристократ – переходу подданного в статус королевского, то есть переселения на земли, прямо подконтрольные королю Клерии. Однако, зная аппетиты двора и то, что налоги там были даже выше, чем в некоторых баронствах, люди делали это не слишком часто.

Растянувшись на своем лежаке с матрасом, набитым свежей соломой, я вдруг понял, как скучаю по дому.

Скучаю по Москве, своей простой работе, сериалам, пивку после смен и редким встречам с друзьями в баре. Даже по трясучим маршруткам, которые курсировали по Шоссе Энтузиастов и несли меня к рабочему месту или, наоборот, в сторону съемной комнаты, я тоже скучал. К горлу подкатил предательский ком, который я еле-еле отогнал. Сейчас бы еще полежать, поплакать над своей тяжелой долей – вот это я понимаю, грамотное решение.

В целом, моя жизнь на новом месте, за вычетом деталей, складывалась более-менее стройно. У меня были определенные навыки, которые имели применение в этом мире, у меня была и цель – освободиться от рабского ошейника и перестать зависеть от настроения Лу. Да, ради этого придется помощь неизвестной богине построить храм и найти ей жреца, но после этого – все, умываю руки и ухожу в закат.

Может, переберусь на запад, на юго-западное побережье Токонской Империи или в район внутреннего залива, который в народе называли Морской Плетью – длинное узкое морское пространство, которое рассекало плоть земли и почти на треть протяженности континента врезалось в сушу. Климат там, по рассказам, был очень мягкий, а море – теплым. Там велась активная морская и сухопутная торговля, так что места были развитые и обжитые. Нахождение же почти в самом центре империи ограждало регион Морской Плети или, если официально, залива Апахабас – по названию главного портового города и одновременно столицы Империи, которая разместилась в самой верхней точке Плети – от военного вторжения восточных соседей.

Предаваясь таким вот невеселым думам, я задремал. Разбудил меня Илий – пришло время ужина. Ринта уже закрыла свой магазин и накрыла на большой стол позади прилавка, где днем стояли корзины с товаром на продажу. Мы с Илием помогли вытащить из-под стола пыльные лавки, которые быстро привели в порядок, а совсем скоро к нам присоединилась и Лу.

Готовила Ринта намного лучше, чем Зора, наша прошлая хозяйка. Чувствовалось, что кулинарией женщина зарабатывает на жизнь, так что все было выполнено очень профессионально и вкусно, хоть в начале лета выбор продуктов был невелик.

На следующий день я отправился на разведку в управу верхнего города на тему места счетовода. Сначала меня даже не хотели слушать, но после демонстрации рекомендаций сердонского головы, баронский чиновник, толстый мужик непонятного возраста, все же оттаял. Оказывается, голова только на днях был с поклоном у барона, отправившись в путь на лошади сразу же после праздника Лета. Там он не только сообщил о новых цифрах, которые нам с Лу удалось выудить из управских записей за последние пять лет, но даже не поленился притащить сделанную нами амбарную книгу в подтверждение своих слов.

Не знаю, впечатлился ли барон Тиббот моей работой, но его счетоводы – точно были в шоке. Хотя бы судя по тому, с каким подозрением на меня нет-нет, да и поглядывал мужик, я понял, что сначала голове даже не проверили. Почти уверен, местные счетоводы только что на зуб не пробовали новую амбарную книгу сердонского головы, пытаясь найти хоть одну серьезную ошибку. К сожалению или к счастью, там не было даже клякс и исправлений: Лу всегда писала набело, чисто и без ошибок. Так что счетоводы барона остались с носом.

Работа для меня была, причем такого же характера, как и в Сердоне. Среди чиновников Амера Тиббота дураки и казнокрады долго не жили, так что, превозмогая цеховую зависть к моим успехам на ниве бухучета, мужик предложил мне повторить сердонский подвиг уже с баронскими бумагами и дощечками.

Оказалось, что разговор я вел со вторым управляющим, то есть третьим человеком в управе после мэра Трейла и самого барона Тиббота.

На работу я согласился, с условием, что со мной будет моя помощница-писарь и, по возможности, другие члены мытарской братии барона окажут мне всяческое содействие.

Я не стал чрезмерно набивать себе цену и прямо сказал управляющему, которого звали Михиус, что на работу, проделанную в Сердоне, у меня ушел полный месяц напряженного труда и разгребание баронского учета может затянуться минимум до зимы, а то и вовсе никогда не закончится, если мне не помогут. В процессе я еще демонстративно помялся, изображая из себя человека, означенного самим Софом – то есть оторванным от реальности застенчивым заучкой, типичным ботаном из моего мира.

После признания того, что я не сын Мудрого Софа во плоти и, конечно же, не смогу справиться с работой в адекватные сроки без помощи самого господина Михиуса и его подчиненных, мужчина окончательно успокоился и понял, что каких-то карьерных амбиций у меня нет. Его догадку я подтвердил долгим и нудным рассказом о том, как именно мы нашли столь крупную недостачу в отчетах Сердона и как мы все это считали. Уже где-то к середине взгляд Михиуса расфокусировался, то есть он банально перестал меня слушать, но я продолжал грузить толстяка все новыми и новыми деталями, вворачивая научные термины из своего мира.

Когда Михиус окончательно поплыл, я понял, что пришло время подсекать.

– Уважаемый господин Михиус, как вы понимаете, работа была проделана очень большая, сложная и в максимально короткий срок, за которую сердонский голова щедро заплатил. Так что я бы попросил вас о жаловании в пятьдесят серебряных в неделю для того, чтобы я мог не думать о быте во время жизни в столь процветающем городе под управлением нашего, несомненно, прекрасного и разумного барона Тиббота, – выдал я как на духу.

Было видно, что момент я выбрал идеальный. Уже заскучавший и потерявший бдительность за моими бесконечными рассказами управляющий, только крякнул.

– И еще двадцать пять серебром для моей помощницы и писаря, которая и оформила мои подсчеты в столь прекрасную амбарную книгу, – добил я ценником на услуги Лу управа.

Ох, что началось, что началось, граждане-товарищи! Мы торговались за каждый кло! Не зря управ был опытным мытарем, а я – продаваном в сети мобильного оператора. Мы бились с ним над каждым медяком, над каждым аспектом работы. На каждый мой аргумент управляющий находил два против, но я стоял, как скала.

В какой-то момент мы перешли с Михиусом на «ты», и даже немного похватали друг друга за грудки. Было видно, что я подсёк управа крепко, уже не сорвется, да и казалось, что сам Амер приказал нанять талантливого счетовода на службу, чтобы привести в порядок старые записи.

– Это вредная работа! На износ! Вы мне за нее еще молоко выписывать должны!

– Какое еще молоко? – Непонятливо икнул Михиус, сбитый с толку моей тирадой.

– Самое лучшее молоко, господин управляющий! Самое лучшее! Подорванное здоровье после разбора этих завалов поправить! – Не унимался я, окончательно войдя в роль скандального еврея.

Мимо комнаты, которая служила управу кабинетом, слишком часто стали мелькать тени мытарей и прочих работников управы. Всем было крайне интересно, с кем же и из-за чего так горячо спорит их начальник, да еще на повышенных тонах с перспективой выхода на рукоприкладство. Наш бесплатный концерт продолжался почти час.

Но, как и любой шторм или иное буйство стихии, Михиус в итоге умолк и сдался. Конечно, он смог подвинуть меня в расценках и, строго говоря, считал это победой. Договорились мы на 38 серебром мне и десятку с трешкой для Лу в неделю. Плюс, если моя работа впечатлит барона Амера, Михиус похлопочет о премии от его Благородия. От себя же и своего ведомства он был готов выделить двух «королей» премиальных, когда мы с Лу закончим. Конечно, если результат будет на уровне отчетности Сердона.

Ударили по рукам.

В итоге наш суммарный с Лу доход должен был составить 48 монет полновесным серебром и десятка медью на пиво Илию в неделю.

В приподнятом расположении духа я вернулся на квартиру, чтобы рассказать Лу хорошие новости.

Богиня была не в духе, и чем больше я рассказывал ей об удачной сделке с управом, тем злее она становилась.

– Антон, я правильно поняла, что ты пошел договариваться о работе, которая займет не меньше трех месяцев, а то и полгода, ничего мне не сказав, да еще и продал меня в найм? – Прошипела богиня, методично сжимая магический ошейник на моем горле.