Текст книги "Отель «Парк»
(Повесть)"

Автор книги: Александр Воинович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Из окон и дверей выглядывали головы любопытных. Взрывы, выстрелы и крики у отеля «Парк» никому не давали покоя. Они дразнили и давали волю фантазии. В воротах, мимо которых я проходил, стояли старик и пожилая женщина. Женщина коснулась рукой моего плеча.

– Сынок, что там происходит? – спросила она. От неожиданности я вздрогнул.

– Не знаю, мать. Вам лучше всего сидеть дома и не выходить на улицу, – ответил я, не останавливаясь.

Я ускорил шаг. Пересек улицу. Переходя ее, увидел, как вдали мелькали какие-то тени. Но поблизости от меня было спокойно. Я один шагал по словно вымершей улице. Еще немного– и я перейду главную улицу. Если и эго удастся, можно считать, что все в порядке. Сейчас она – основное препятствие на пути моего отступления. Улица была ярко освещена. Поблизости находилась какая-то корчма. Вокруг нее толпился народ.

Я уже был недалеко от нее, шагах в пятидесяти. И вдруг застыл как вкопанный. Через мгновение инстинктивно прижался к воротам. Сердце забилось, кровь бросилась в лицо – на перекрестке показалась машина. В свете фар трудно было разглядеть, кто сидел в ней. Мотор гудел. Фары слепили глаза.

Что такое? Облава? Неожиданно машина остановилась. Через полуоткрытую калитку я заглянул во двор и увидел невысокий дом. Света в окнах не было. Куда идти? Позади – солдаты. Лучше всего, пожалуй, свернуть в сторону. Но там тоже могли стоять машины с солдатами. Мышеловка? Охотник каждую минуту может схватить попавшего в ловушку зверька. Но вправо, туда, где перед этим я видел двигавшиеся фигуры, как будто можно улизнуть. Надо решать. Всякое промедление грозило стать роковым.

«Чего медлишь?! Решай!»

Зашумел мотор. Сердце забилось сильнее. Машина тронулась. Но куда она поедет? В каком направлении? Фары сверкнули ярче – и свет побежал по стенам домов. Я нырнул в подворотню. В тот момент у меня не было другого выхода! К счастью, ворота не были заперты. Я чуть толкнул створки, и они заскрипели. В щель я следил за машиной, свет фар которой медленно скользил по улице к воротам. Мотор гудел. Узкий пучок света подпрыгивал в ямах и выбоинах мостовой. Я ждал. Машина, казалось, двигалась с черепашьей скоростью. И чем ближе подъезжала она к воротам, тем медленнее ехала. Казалось, она вот-вот остановится перед ними. Я с трудом держал себя в руках. Яростно сжимал рукоятку пистолета, помня, что не осталось у меня ни одной гранаты… Оставалось ждать. Из своего укрытия я продолжал наблюдать за машиной. Она по-прежнему шла невероятно медленно. Почему водитель не прибавит газу? Вот она поравнялась с воротами. Пучок света скользнул мимо. Теперь я мог все разглядеть. Это был открытый грузовик. В кузове сидело несколько солдат. Я задрожал всем телом. Грузовик не остановился. На той же скорости он пополз дальше. Я высунулся, чтобы посмотреть туда, откуда он пришел. Там было тихо. На перекрестке никого не было. Машина продолжала ехать с черепашьей скоростью. Красный огонек был уже далеко от меня. Еще мгновение – и я продолжу свой путь.

Вдруг послышался какой-то шорох. Я молниеносно оглянулся и инстинктивно выставил вперед пистолет. Передо мной стояла девушка лет двадцати в черном платье. Замер, не зная, что сказать.

– Не бойся, – прошептала она. – Я наблюдаю за тобой с той минуты, как ты появился в воротах.

– Что ты тут делаешь? – спросил я только для того, чтобы хоть что-нибудь спросить.

– Ничего, – ответила она. – Я здесь живу. Услышала взрыв, погасила свет и вышла во двор посмотреть, что происходит.

– И что ты видела? – спросил я с непонятным мне самому раздражением.

– Тебя и ничего больше, – проговорила она спокойным голосом и, немного помолчав, добавила – Опусти пистолет, а то еще выстрелит.

Я вздрогнул, совершенно забыв о том, что стою, направив на нее пистолет.

Она все видела, и мне было как-то неловко разговаривать с ней. Сознавая свое превосходство, она наблюдала за мной.

– Что за взрывы в городе?

– Не знаю, – сердито ответил я. – Во всяком случае тебе лучше сидеть дома и не вылезать.

– Я так и делаю, только вот что будет с тобой, – заметила она не без ехидства.

Болтовня эта надоела мне. Я посмотрел вслед удалявшейся машине. Вот она подъехала к перекрестку и, не останавливаясь, прошла дальше. Незачем терять время. Следовало уходить как можно быстрее.

– Обо мне не беспокойся, – бросил я девушке и вышел на улицу. Вслед услышал лишь одно слово: «Счастливо!» Оно прозвучало мягко и ласково. Но времени оборачиваться не было. Я поспешил вперед. Предстояло перейти еще одну улицу. Я торопился. По тротуарам сновали люди. У корчмы галдели пьяные. Минута – и я на улице. Перехожу дорогу. Казалось, прохожие смотрели только на меня. Я ждал крика: «Держите его!» В ушах еще звучали вопли: «Хальт! Хальт!» Но шага я не ускорил. Той же спокойной походкой перешел на другую сторону и углубился в темную улицу, которая вела к Нишаве.

Впереди не было ни одного огонька. Сюда немцы не заглядывали. Иногда совал нос случайный жандарм. Да и то редко. По обеим сторонам улицы тянулись убогие домишки. Оставалось лишь перейти Нишаву. Приятная усталость валила с ног. Я ни о чем не мог думать.

Резкий вой сирены вывел меня из состояния оцепенения и напомнил, что опасность еще не миновала. Что это? Тревога? Или заревела санитарная машина, спешившая на место происшествия? Вой сирены усиливался. По мосту громыхала машина. Вот она замерла у столба. Потом еще несколько машин. Некоторые из них останавливались. На мостовую выпрыгивали солдаты и выстраивались на улице.

Облава!

Опоздали. В оцепленном квартале вам никого не найти. Все надежно укрыты. Только запоздалым гулякам да подвыпившим посетителям ресторанов придется поспешить, если они хотят избежать ареста. Я злорадно ухмыльнулся, подумав о них. В ушах звучала дребезжащая музыка и пьяные песенки. Как было бы здорово, если б я мог превратиться в птицу, взмыть на крыльях и покружить над городом, чтобы увидеть, что происходит у отеля. Было бы еще лучше, если бы нашлась возможность заглянуть в души фашистских офицеров и термометром измерить величину их страха. Страх заставляет их цепенеть. Это единственное средство, с помощью которого их можно образумить и привести в чувство.

Товарищи сейчас, наверное, радуются. Удивляются только, почему раздалось два взрыва. Ведь договаривались только об одном. В городе выли сирены. Рев моторов заглушал крики. Все сливалось в какой-то странный, необычный шум. С каждым шагом он ослабевал. Как можно дальше от него! Как можно дальше отсюда! Как можно глубже зарыться в теплую августовскую ночь. Нырнуть в нее, потонуть в ней. Только вперед! В ночь!

От Ниша до Куршумлии

Таинственна и чудесна ночь на берегу Нишавы! Трудно распознать все причуды этой реки. Беспокойна она. Там, где вчера было песчаное дно, сегодня может появиться омут. Их немало в Нишаве. Много народу они поглотили. Рокот воды перекрывал городской шум. Последние бедняцкие домишки остались позади. Люди гасили свет, запирали двери. Взошла луна. Через реку и огороды протянулись длинные тени высоких тополей и ив. Эти темные прогалины действовали на меня успокаивающе.

Я присел в тени ивы, чтобы разуться и передохнуть. Только теперь я ощутил страшную усталость, которая одурманивала и клонила ко сну. Заснуть бы хоть на минутку! Или хотя бы выпить стакан воды. Но воды, кроме как в Нишаве, поблизости нигде нет. А речную воду пить нельзя. Нишава никогда не бывает чистой. Она всегда несет с собой красноватую муть и еще бог знает что.

«Может быть, по ту сторону найдется, – подумал я. – Там Черный. Он наверняка ждет меня. У него должно быть все: вода, еда, безопасность».

В кустах что-то зашуршало. Не громко и не тихо, но достаточно сильно, чтобы вывести меня из состояния покоя. Я машинально направил в ту сторону пистолет. Тишина… Несколько минут я прислушивался, не сводя глаз с куста. Ничего. Ночной мир продолжал жить своей жизнью. Я заторопился: на той стороне будет безопаснее.

На месте моей переправы Нишава не углубила русла и не вырыла новых омутов. Я, не торопясь, переходил на другой берег. Остановился посредине. Вода отливала серебром. Эти переливы были особенно заметны в мелких местах, где лежали крупные камни. Студеная вода освежала и придавала бодрости. Усталость и сонливость исчезали. Кровь побежала быстрее. Вот и противоположный берег. Воды совсем мало. Под ногами песок.

Я свистнул. С берега донесся ответный сигнал, и темная фигура бросилась ко мне. Черный даже не стал ждать, пока я окончательно выйду на сушу. Подскочил ко мне. Мы обнялись.

– Как долго пришлось ждать! – прошептал он.

– Быстрее не мог.

– Время тянулось так медленно, что мне показалось, будто прошло-два или три часа.

Вопросы сыпались один за другим.

– Погоди, дай обуюсь. Дорога предстоит долгая. Потом расскажу все по порядку.

Пока я отряхивал песок с мокрых ног и обувался, мы молча смотрели на город. Справа от нас возвышалась текстильная фабрика. Впереди – Нишава. За нею – Ниш, над которым горело зарево.

– Что-то там теперь делается? – задумчиво произнес Черный, глядя на город.

– Наверное, суматоха.

Снова наступила тишина. Я спешил обуться. Нам нужно было еще перейти шоссе и железную дорогу. Как можно скорее в горы!

Черный задумался.

– Что делают наши? – спросил он, поворачиваясь ко мне.

– О них не беспокойся. Все будет в порядке.

Мы тронулись в путь. Текстильная фабрика осталась слева. Вокруг царила тишина.

Черный перешел первым. За ним побежал я. Вскоре перед нами появились кусты и плодовые деревья. В гору поднимались молча. Справа тянулись виноградники и небольшие домики.

Сверху освещенный город казался сказочным. Мы присели отдохнуть. Меня начала мучить страшная жажда. Губы пересохли и даже припухли. Рот горел. Я попытался утолить жажду зеленым виноградом. Но бесполезно.

– Ну теперь мы далеко от города, – начал Черный, – рассказывай все, как было…

Невыносимо хотелось пить. Во рту пересохло. Губы потрескались. И все же я нашел в себе силы рассказать Черному о событиях минувшей ночи.

– Другие, наверное, тоже выполнили свои задания. Завтра на Ястребаце будет отряд, – с восхищением проговорил Черный. Он немного помолчал, потом хлопнул меня рукой по плечу и продолжал:

– Представь себе, у нас будет своя армия, свои партизаны!

Взглянув на часы, он повернулся к западу и показал рукой:

– Вон в том направлении, вдоль этих гребней и через ущелье нам нужно идти.

Вдалеке в лунном свете угадывались мачты радиостанции.

Время шло. Следовало спешить. За ночь нам предстояло перейти дорогу Ниш – Белград. Я не имел ни малейшего представления о том, сколько на это уйдет времени.

Мы двинулись в путь. Жажда продолжала мучить меня. Хотя бы каплю воды! Но ее не было. В домах просить было рискованно. Каждый из них полагалось незаметно обходить. Впереди я видел только спину Черного. Я дремал на ходу. Черный словно чувствовал тяжесть давившей на меня усталости. Время от времени останавливался. Брал меня под руку, и тогда мы вместе шли через виноградники по сжатым полям или по неокопанной кукурузе. Впереди – дорога и ночь, которая, казалось, не походила ни на одну предыдущую. Никогда я не чувствовал ночь, как сегодня. Таинственная и чарующая! Она укрывала людей. Наше ночное путешествие было началом долгих маршей. Этой ночью я испытал частичку новой, неизвестной и манящей жизни. Жизни, полной борьбы, походов, страданий, поражений и побед. О будущем можно было только гадать.

Давно уже прошла полночь. Усталость все сильнее напоминала о себе. Ноги поднимались и опускались механически. Колени подгибались. Мучила жажда. Большая часть пути осталась позади. Справа над нами, на горе, виднелись высокие мачты радиостанции. Слева тянулось ущелье. Оно переходило в окутанную дымкой долину, по которой проходила наша дорога. А еще дальше виднелись расположенные в этой долине села. Они были окутаны туманом. Раскидистые ивы и фруктовые деревья прятали их.

Впереди, на склоне, вырос загон с пастушьей хижиной. Мы переглянулись, подумав об одном и том же.

– Зайдем? – спросил Черный.

– Конечно. Может, есть вода.

Мы ускорили шаги в надежде утолить жажду. В такие минуты самая обыкновенная вещь превращается в неоценимую драгоценность.

Ноги ступали по невысокой мягкой траве. Луга были давно скошены.

Из пастушьей хижины с лаем выскочили два пса. В руке у Черного была палка, и поэтому их лай не очень волновал нас. В загоне ночевали овцы. Изредка на шее какой-нибудь из них позвякивал колокольчик. Собаки лаяли все яростнее.

– Эй, есть кто внутри? – крикнул Черный.

– Чего нужно ночью? – отозвался голос.

По быстрому ответу можно было судить, что пастух уже давно проснулся. Почти в то же мгновение он вышел. Это был пожилой человек. Босой, в рубахе и портах, в меховой шапке. В руке он держал крепкую дубину. Собаки, подбодренные его появлением, кинулись к нам, но он успокоил их суровым окликом. Смотрел он на нас с недоверием. Времена ведь были смутные, переменчивые. Всякое могло случиться. А он, стоявший далеко от всего этого, не очень тревожился. Берег лишь своих овец, и ничто другое его не интересовало. Однако подобные визиты не сулили ничего приятного.

– Чего тут шастаете? – спросил он.

– Заблудились мы, – начал Черный, – но дело-то даже не в этом. Дорогу ты нам покажешь. А вот водички у тебя не найдется?

Чабан с подозрением посмотрел на нас, держа дубину наготове.

– Нет у меня воды.

Меня словно треснули по голове этой дубиной. Значит, снова нужно идти вперед, и кто знает, когда мы напьемся. Чабан, удивленный нашим огорчением, молчал. Потом сказал:

– Молоко есть. Может, напьетесь.

Глаза у меня загорелись. Мысленно я уже пил его.

– Дай нам сколько можешь. За все заплатим, – проговорил Черный.

Старик вошел в хижину. Возился. Стучал чем-то. Гремели ложки. Через некоторое время он снова появился в дверях, держа в руках кусок прои[11]11
  Проя – кукурузный хлеб.


[Закрыть], ложку и большую корчагу молока.

Я пил и снова начинал чувствовать силу. Выпил почти половину. Потом протянул корчагу Черному. Он тоже долго не мог оторваться от нее. Старик не сводил с нас глаз.

– Пейте. Молока хватит. А коли захотите, можно и кислого найти.

Однако мы уже утолили жажду. Чабан был гостеприимен.

Немного погодя он вынес нам крынку кислого молока. Мы накрошили туда прою. И пока мы ели, старик пристально наблюдал за нами. Сидел он чуть в сторонке, держа дубину поблизости. Крынка быстро пустела. Одновременно у нас менялось настроение. Силы возвращались.

– Вы не из города случайно?

– Нет, – ответил Черный, – из Матеевца идем.

Старик прокашлялся и завозился.

– Вечером в городе были взрывы. Интересно, что там произошло? – спросил он.

– Удивляться нечему. Пока немцы здесь, многое может случиться, – объяснил Черный.

– Дьявол с ними! Я от них далеко. Целыми днями одних овец и вижу…

– Не так уж ты далеко. Все мы близко от этой напасти, – ответил Черный.

Собаки успокоились, улеглись в сторонке и смотрели, как мы едим. При каждом взмахе ложки они поворачивали головы, провожая ее взглядом. Оставшийся кусок прои Черный бросил собакам. Один из псов поймал его на лету.

Старик рассказал нам о своем стаде. Он стал чуть помягче. Подозрительность его исчезла. Наконец он пододвинулся к нам вплотную.

Разговор с Черным явно заинтересовал его.

– Что же с нами будет, сынок? – спросил он.

Черный задумался. Видимо, подыскивал слова.

– После зимы весна приходит. Верно, старик?

– Верно.

– Ну а после рабства наступает свобода.

– Несчастная наша свобода! Кто нам ее даст? Вот один мой сынок служил в армии, а теперь в плен попал. Второй еле ноги унес.

Старик разговорился. Он был проницателен и, видимо, многое понимал. Когда он умолк, Черный принялся объяснять:

– Спрашиваешь, кто даст нам свободу? Ее нам никто никогда не давал. Всегда у нас брали. Свободу мы должны добыть себе сами. А сама по себе она не придет. Люди у нас еще есть.

– Побьют нас, сынок, фашисты. Голыми руками ничего не сделаешь.

– Всех не побьют! Весь народ не побьешь!

Старый чабан вздохнул. Кто знает, что ему вспомнилось. Может быть, молодость, войны. Или просто он подумал о кочевой пастушьей жизни.

– Вы еще молоды, ребята. Не знаете, что такое война. Потерянную свободу нелегко воротить.

Черному настроение старика пришлось не по душе.

– Запомни, старик, свобода сама не приходит. Мы должны за нее бороться. И другие нам помогут, если мы сами себе помогать начнем. Русские уже дерутся. А будем сидеть сложа руки – только хозяин переменится.

– Эх, Россия, Россия, – вздохнул старик. Я не понял, что означал его вздох и какую Россию он имел в виду.

Сидели мы долго. С гор потянул свежий ветерок. Как раз то, что было нужно. О плате старик и слышать не хотел.

– У меня такие гости редки, да еще в ночную пору, – сказал он.

Старик попрощался с нами за руку и пожелал счастливого пути. Собаки некоторое время прыгали вокруг нас, потом вернулись назад. Мы обернулись. Посреди загона, глядя нам вслед, стоял старый пастух. Мы махнули ему рукой. Он ответил.

– Забыли дорогу у него спросить, – вспомнил Черный, и мы дружно рассмеялись.

– Почуял старый, что мы знаем, куда надо идти, – ответил я.

Мы спускались по склону. В ночной тишине стрекотали цикады и глухо перезванивались овечьи колокольцы. Черный после долгого молчания сказал:

– Хороший старик.

– Ничего, – согласился я. – Долго вспоминать будем эту ночную встречу и молоко.

Я погрузился в свои думы. Мы спешили к дороге. Жажда нас больше не мучила, но усталость давала о себе знать. Веки тяжелели. Одолевал сон. Колени подгибались. Только вперед! Железная дорога и шоссе – наша следующая цель. Они уже недалеко.

Поезд прогудел где-то под нами. Стук колес словно придал нам силы. Да и близость дороги требовала осторожности. Редкие кусты, через которые мы шли, плохо прикрывали нас.

Вот и насыпь. Черный шел первым, слегка согнувшись, с пистолетом в руке. Вот он пригнулся еще ниже. Долго прислушивался. Потом мы снова двинулись вперед. На опушке, откуда уже хорошо было видно полотно, он замер. Встал на корточки и стал вслушиваться в звуки, доносившиеся справа. Шум нарастал, превращаясь в неясный гул. Из-за поворота к нам мчалась дрезина. Мы легли на землю, притаились в кустах. Не уменьшая скорости, она прогромыхала по направлению к Нишу. Времени на размышления не оставалось. В несколько прыжков мы достигли полотна. Слева и справа пустынно. Мы помчались вперед и в мгновение ока оказались на той стороне. Преодолели еще одну небольшую насыпь. Наконец все осталось позади. Впереди расстилались кукурузные поля и жнивье.

Мы снова тронулись в путь. Надо как можно скорее отойти подальше от дороги.

Летели часы. Мы уже были достаточно далеко от того места, где перешли полотно, и с трудом волочили ноги. Копны снопов, разбросанные по полю, так и манили. Я догнал Черного.

– А что, если немного вздремнуть? – я показал на копны.

Он повернулся. Глаза у него были совсем сонные. Он стал думать. Я продолжал уговаривать его.

– Ладно, – согласился он. – Все равно до рассвета реку не перейти.

Мы развалили копну. Прижавшись друг к другу, попытались заснуть. Тяжелые веки опустились сразу, но сон не приходил. Одолевали мысли. Трудно сказать, сколько длилось это состояние. В конце концов сон взял свое.

Спали мы долго. Я проснулся, разбуженный первыми лучами солнца и негромкими людскими голосами. Не шевелясь, приоткрыл глаза. Солнце ударило прямо в них. Отвернулся. Чей-то говор и непонятный шум заставили меня вздрогнуть. Не за нами ли? Залаяла собака. Это еще больше встревожило меня. Может быть, идут по следу? По телу пробежала дрожь. Рука автоматически потянулась за пистолетом. Черный безмятежно спал. Ему не мешали ни солнце, ни шум. Я слегка приподнялся и посмотрел в ту сторону, откуда доносились лай и голоса. Неподалеку двое крестьян и девушка накладывали на воз снопы. Вокруг них с лаем носилась собака. Они о чем-то толковали и ловко бросали снопы на телегу. Еще несколько «крестов», и они, наверное, подойдут к нам.

Я тихонько толкнул Черного. Но он продолжал спать. Я толкнул чуть посильнее. Он открыл глаза и, не двигаясь, стал прислушиваться. Потом вдруг сразу стал серьезным. Моя улыбка удивила его.

– Мужики снопы возят, – успокоил я его, кивком показывая туда, откуда доносились голоса. Он усмехнулся, зевнул и потянулся, напрягая каждую мышцу своего сильного тела. По лицу его пробежала улыбка, словно он вспомнил о чем-то приятном. Потом снова стал серьезным. Мельком взглянул на меня, хлопнул по плечу и проговорил:

– Мы заслужили этот чудесный отдых. Мне кажется, я ни разу в жизни не спал так сладко.

Голоса приближались. Уже ясно различался скрип телеги, ехавшей к очередному «кресту». Это напомнило нам, что мы не одни. Очищая друг друга от соломы, мы поднялись и под прикрытием снопов двинулись в путь.

Собака с лаем кинулась за нами. Мы были уже на порядочном расстоянии. Повернулись. Люди смотрели нам вслед.

– Что вы делаете на моем поле? – крикнул один из них.

Черный нахмурился: вопрос ему явно не понравился.

– Не бойся, не съедим твое поле, – резко бросил он и что-то пробормотал себе под нос.

Мы пошли к ближайшему селу. День был чудесный. На небе – ни одного облачка. Начало припекать. Пели птицы, и слышались голоса людей. Только песен не было слышно. Не разносились они больше по полям вдоль Нишавы и Моравы.

Шли быстро. Пока не возникало никаких осложнений. Никакой опасности не предвиделось. По крайней мере так нам представлялось. Почувствовав себя в безопасности, мы беззаботно болтали, рассказывая друг другу всякие истории.

Прошло уже два-три часа, а может и больше, с тех пор, как мы ушли с поля.

Трудно только было переправляться через Мораву. На старом пароме, скрипевшем так, словно он каждую минуту собирался рассыпаться, мы переехали на ту сторону. Навстречу часто попадались люди. Кое-кто с любопытством поглядывал на Черного. Чаще всего девушки. Сильный, хорошо сложенный, с буйной черной шевелюрой, парень явно нравился им.

– Вот пройдем Мрамор, и тогда все будет в порядке, – начал Черный, когда паром и девушки остались позади.

В Мраморе находился жандармский пост. Село следовало обойти стороной. Идти через него не было никакой необходимости. Однако, увлеченные разговором, мы не заметили, как вошли в него. Дома стояли тесно один к другому. Никто нами не интересовался, и мы никого не встречали. Да и что тут могло произойти?

Мы с Черным даже не заметили, как из боковой узкой улицы навстречу нам вышли два жандарма.

Слова застряли у меня в горле. Не отрываясь, смотрел я на две приближавшиеся фигуры. За спиной у них висели винтовки. Не сбавляя шага, я шепнул Черному:

– Посмотри вперед!

Рука у меня лежала в кармане на пистолете.

Черный вздрогнул, но на лице его ничего не отразилось. Оно только посуровело, а глаза впились в жандармов, которые находились шагах в тридцати от нас.

– Что делать? – шепнул он. Рука его тоже скользнула в карман.

Мы сближались. Винтовки у жандармов по-прежнему оставались за плечами. Но ведь в мгновение ока они могут взять их наизготовку. Я искал выхода. Бежать нельзя. Да и куда побежишь? По сторонам заборы. Мы шли как в туннеле. Сзади другая улица, и ворота повсюду заперты.

– Идем навстречу, – прошептал я. – Вроде бы ничего подозрительного нет.

– Мне тоже так кажется, – ответил он. – А если что-нибудь заметим, постараемся опередить.

Жандармы спокойно разговаривали. До нас долетали отдельные слова, фразы. Мы не сводили глаз с винтовок и рук, которые они по старой солдатской привычке держали на винтовочном ремне. Не перекинут ли они винтовки молниеносным движением вперед с криком «Руки вверх!»? Может быть, они только прикидываются такими безобидными? Перед глазами у меня возникла картина детства. К нам в село нередко приходили жандармские патрули. Я любил смотреть на их оружие. Среди них был один пожилой, которому предстояло уходить на пенсию. Он давал мне незаряженную винтовку и показывал, как с ней обращаться. Из всего этого мне запомнилось только одно: как лихо брал он винтовку на плечо и с плеча наперевес…

Мы уже различали лица жандармов. Один был постарше. Второй – молодой, холеный. Я искоса посмотрел на Черного. Лицо его было спокойным. Ни один мускул не дрогнул, словно оно было высечено из камня. И только правая рука в кармане время от времени вздрагивала.

Еще несколько шагов, и мы разойдемся. Напряжение достигло своей вершины. Они продолжали болтать, не обращая на нас никакого внимания.

– Не будь таким серьезным! Улыбнись! – шепнул я Черному.

И несмотря на то что жандармы о чем-то оживленно беседовали, мы оба находились в таком напряжении, словно они собирались арестовать нас. Нам казалось, что им все известно. Тем не менее они были спокойны. Два шага разделяли нас. И только тогда пожилой жандарм посмотрел на Черного. То же самое сделал второй. Оба внимательно оглядывали его. Прервали свой разговор. Мы сблизились. Разошлись. На меня они даже не взглянули, и я спокойно мог наблюдать, как они пожирали глазами Черного. Не оборачиваясь и не ускоряя шага, мы продолжали свой путь.

За нашей спиной глухо отдавались их шаги. Потом они затихли. Наверное, жандармы остановились. Из-за нас? Мне стало казаться, что они смотрят нам вслед. Я ждал окрика «Стой!» Вероятно, они сняли с плеча винтовки. Значит, мы вызвали у них подозрение. А может быть, они остановились по какой-нибудь другой причине?

Черный посмотрел на меня. Он был взволнован.

– Спокойно иди вперед, – шепнул я. Напряжение росло. Пока мы двигались навстречу друг другу, можно было видеть их руки, винтовки за плечами. Сейчас же мы были лишены и этого преимущества.

Слава богу! Позади снова зазвучали шаги. Послышались голоса. Мы переглянулись. С какой охотой мы пустились бы бежать!

Постепенно стали приходить в себя.

– А почему они тут оказались? – вырвался у меня вопрос.

– Наверное, патрулируют в этом районе и хотят переправиться на пароме.

– Или стерегут его, – добавил я и тут же вспомнил о чабане. «Нет, он ничего не мог сообщить, – возразил я самому себе. – А мужики в поле? Тоже не то». Я задавал себе вопросы и сам отвечал на них.

Мы отошли достаточно далеко. Метров сорок-пятьдесят разделяло нас. Стало легче. Еще немного – и узкая улица пересечет ту, по которой мы шли. Из нее вышли жандармы. Теперь мы свернем туда.

Голосов за нашими спинами не слышно. Снова воцарилась тишина. Повинуясь какому-то странному инстинкту, мы одновременно обернулись назад. Жандармы стояли и глядели нам вслед. Толковали о чем-то. Заметив, что мы обернулись, они, видимо, решили что-то предпринять.

– Эй, вы! Стойте! – крикнул один из них, махнув рукой. Оба разом двинулись к нам.

Я взглянул на Черного. Он нахмурился. И неожиданно крикнул:

– За мной!

Пружиной отскочив от земли, он помчался к перекрестку. Я побежал за ним, позабыв о жандармах. Несколько прыжков, и мы оказались на перекрестке. Позади глухо раздавались вопли:

– Стой! Стой! Стреляю!

Черный свернул за угол. Там были какие-то сады, огороды. Мы мчались стрелой. Позади раздавалось: «Стой, стой!» Прогремел выстрел. За ним второй. Это придало нам силы.

Черный снова свернул налево. Юркнул в открытые ворота. Я за ним. За домом виднелись сад и кукурузное поле. Мы пролетели по двору, инстинктивно держа пистолеты в руках. В дверях дома заметили женщину. Она с изумлением смотрела на нас. Куры разлетались из-под ног в разные стороны. Обходить их не было времени. Быстрее добраться до кукурузы. За спиной что-то кричали. Раздался еще один выстрел… Послышался топот сапог. Мне почудилось, что жандармы преследуют нас по пятам. Выстрелы утроили наши силы. Мы стремительно бежали вперед, следя, чтобы никто из нас не отстал.

Миновали двор. Впереди – запертая калитка. Перепрыгнули ее. Я растянулся во весь рост по ту сторону ограды. Черный остановился, но увидев, что ничего серьезного не произошло, побежал дальше. Мы влетели в высокую кукурузу. Побежали по ней. Острые листья больно хлестали по лицу. Трава и плети тыквы опутывали ноги…

Бежать было тяжело. Тогда мы переменили тактику, побежали вдоль борозд. Теперь листья мешали меньше. Выбрались на противоположную сторону кукурузного поля. Миновали сад, огород. Снова началась кукуруза. Мы уже достигли подножия горы. Впереди склон. На нем – сад и снова кукуруза.

Миновали густые заросли. Впереди открывалась долина. Бежать не было сил. Мы пошли быстрым шагом. Выбрались на гору. Внизу расстилалась равнина, покрытая садами и полями зеленой кукурузы. Немного левее лежало село. Мы пулей промчались через него. Черный окончательно выбился из сил. Он посмотрел на меня и проговорил:

– Присядем на минутку. Они далеко.

Мы повалились на землю. Сердце готово было выскочить наружу. Внутри все содрогалось и трепетало. Черный утирал пот. Потом, словно вспомнив о чем-то, ударил себя рукой по лбу.

– Ну и дураки же мы! Ведь их можно было разоружить. – Он с любопытством уставился на меня, ожидая моего ответа.

Перед глазами у меня снова возникли лица наших преследователей в тот момент, когда они проходили мимо. Черный был прав. Разоружить их можно было сравнительно легко. Я почувствовал, как по лицу у меня пробежала ироническая усмешка, усмешка раскаяния.

Времени у нас было в обрез, и долго отдыхать мы не имели права: жандармы могли незаметно подкрасться к нам. Повсюду тянулись сады и кукурузные поля. Да и преимущество оставалось на их стороне: у них были винтовки. Поэтому скоро мы снова тронулись в путь. Вот слева остался Мрамор. Впереди опять открылись кукурузники и виноградники. А позади тихо. Ни шума, ни выстрелов.

Постепенно мы начали успокаиваться. Появилась жажда. Она была нашим постоянным спутником, и ее увеличивало сознание того, что поблизости не было воды. Ни ручейка, ни источника. И домов не видно. Странным показалось и то, что людей на полях мы тоже не замечали. Вокруг царило непривычное безмолвие.

Мы шли то по стерне, то по кукурузе. Черный молчал. Но я знал, что ему страшно хотелось пить: его лихорадочный взгляд искал что-нибудь такое, что помогло бы утолить жажду. Неожиданно парень остановился. Стал всматриваться в долину. Солнце светило нам в спину и не мешало разглядывать окрестности. В голову мне пришло самое худшее:

– Что, жандармы?

Нет, – последовал бодрый ответ. И, бормоча что-то, Черный быстрыми шагами пошел вперед. Я шел рядом. И чем быстрее он шел, тем скорее, казалось, улучшалось его настроение. «Чего он так заспешил?» – раздумывал я. Вскоре мне все стало ясно.

Мы вышли из кукурузы. Впереди открылась бахча с небольшой соломенной хижинкой, где спал сторож. Вокруг зеленели арбузы. Мы ускорили шаг.

– Лучшей влаги нам и не нужно, – заметил Черный.