Текст книги "Преступники и преступления. Женщины-убийцы. Воровки. Налетчицы"

Автор книги: Александр Кучинский

Соавторы: Марина Корец
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

ЧЕТЫРЕ ПУЛИ ДЛЯ ИЛЬИЧА

Враги Ленина непременно хотели его убить. И они подговорили одну злодейку убить великого вождя трудящихся, Владимира Ильича Ленина.

Они дали ей револьвер. Зарядили этот револьвер ядовитыми пулями. И сказали этой мерзкой злодейке: «Иди на завод! Там сегодня Ленин будет выступать с речью. И когда он закончит свою речь и выйдет из зала, ты подойди к нему и выстрели три или четыре раза!»

И она так и сделала. Она оделась в черное платье, взяла револьвер и пошла на тот завод, где выступал Ленин.

И когда Ленин после речи выходил во двор, какой-то человек, переодетый матросом, нарочно упал у входа. И этим он задержал всех рабочих, которые шли за Лениным.

И благодаря этому Ленин один вышел во двор и один подошел к автомобилю, чтобы в него сесть.

Но в этот момент женщина в черном платье подошла к Ленину совсем близко и четыре раза выстрелила в него.

И из четырех пуль две пули попали в Ленина. И Ленин упал, тяжело раненный. У него было пробито легкое и ранена рука.

Женщина бросилась бежать, но ее задержали и отправили в тюрьму.

Михаил Зощенко. Покушение на Ленина.

Фанни Каплан подавалась историей как зловещая истеричка в длинных черных нарядах и с параноидальным оскалом. Другой она запомниться и не могла. Эсерка Каплан, выпустившая четыре пули в Ленина, другой запомниться и не могла. Уголовное дело Фанни Ефимовны Каплан (Ройдман) осело в архивах ЧК и было востребовано только шесть лет назад. В 1992 году Генеральная прокуратура России рассмотрела материалы исторического дела и заявила, что следствие проводилось, мягко говоря, поверхностно. Еще бы. Оно длилось всего три дня. В казематах ЧК террористку допрашивали считанные дни. И хотя дополнительных фактов выявить не смогли (несмотря на жестокие пытки, Каплан, по всей видимости, хранила молчание), 3 сентября 1918 года женщину в черном расстреляли. Новое прокурорское постановление гласило: «Возбудить производство по вновь открывшимся обстоятельствам».

Судя по архивам, смерть вождя мирового пролетариата «заказали» Лидия Коноплева и Григорий Семенов. Эти два имени сорвались не с уст подследственной Фанни Ефимовны, а были переданы тайным осведомителем-эсэром. Примечательно, что сама картина покушения до сих пор выглядит размыто и опирается лишь на версии. Несколько очевидцев твердили, что матрос, якобы упавший на выходе, вовсе не падал, а пытался подойти к Ленину с револьвером в руках. Другие видели, как Каплан за минуту до выстрелов переговаривалась с какой-то женщиной, личность которой осталась загадкой.

Фанни Ефимовна опровергла эти показания. Чекисты упорствовать не стали, хотя спустя несколько лет заявили, что это была член партии эсэров Лидия Коноплева. Личный шофер жертвы С. Гиль отрицал и эпизод с матросом, и эпизод с таинственной женщиной. В начале 20-х Григорий Семенов, который по праву считался организатором покушения, в своих революционных мемуарах написал: «Каплан подстраховывал некто Новиков, который мог быть и переодетым матросом, и переодетой женщиной».

Судя по историческому преданию, раненый вождь, истекая кровью, прошептал окружившим его рабочим:

– Непременно оставьте ей жизнь. Пусть эта женщина поймет, на кого она подняла руку. Оставьте ей жизнь как наказание…

Заветы Ильича не достигли сырых подвалов, где следователи в поте лица шили уголовное дело. На четвертый день Каплан-Ройдман, 1887 года рождения, член партии эсеров, была приговорена к расстрелу. Третьего сентября 1918 года ее расстрелял комендант Кремля Павел Мальков. Один из латышских стрелков вспоминал: «Я видел, как это было. Идет Павлик с пистолетом, рядом женщина молодая. Черные волосы, красивая, глаза немного выпуклые. Что-то говорила, но не умоляла, нет… Я думаю, она знала, куда он ее ведет. Мальков загнал ее в ворота, такие неживые, немые ворота были, они только с одной стороны выглядели как ворота. Специального места для расстрела в Кремле не было. Он выстрелил раза два… Я думаю, Мальков расстрелял ее сам, без суда, а документы потом оформили. Он ее должен был, наверное, отвезти куда-то, а вместо этого расстрелял».

В тот же день пришла директива от Свердлова, который, не объясняя причин, потребовал более активного уничтожения Каплан. Труп уложили в бочку, облили бензином и подожгли. Спустя час прах вывезли в неизвестном направлении. Все эти процедуры держались в глубокой тайне. Именно поэтому долго гуляли слухи, что вместо Фанни Каплан расстреляли другую женщину. А саму террористку якобы выслали в глухую сибирскую деревушку, где она доживала свои последние дни и каялась в содеянном.

Когда приговор привели в исполнение, чекисты вышли на ту женщину, которая стояла в момент покушения рядом с ней. Это была кастелянша из Петропавловской больницы. Не больше, но и не меньше. Кастеляншу арестовали прямо в больнице и под усиленным конвоем доставили на Лубянку, где продержали четверо суток. На пятые женщину отпустили.

Выдержки из допроса народного комиссара юстиции Курского, 30 августа 1918 года:

«Фанни Каплан родилась в Волынской губернии в семье сельского учителя Хаима Ройдмана. Под фамилией Ройдман она жила до 16 лет. Когда ее родители выехали в США, Фанни умышленно запутала свои метрические данные, и теперь является весьма затруднительным определение ее настоящей фамилии. Варианты: Ройдман, Ройтблат, Капелан, Каплан. Поэтому в дальнейших процессуальных документах подследственная будет фигурировать как Фанни Ефимовна Каплан. Подследственная заявила, что она перед террористическим актом получила паспорт от некой Каплан, которая проходила по делу Минского губернского жандармского управления в 1907 года…»

Следственная биография Фанни Каплан складывалась в основном из ее собственных признаний. Девушка рано потеряла родителей и закончила курсы белошвейки-модистки. В двадцатилетнем возрасте она увлеклась революционными идеями и примкнула к анархистам. Поначалу ее использовали в роли курьера: Фанни переправляла бомбы и крамольные издания. В 1906 году в Киеве ее арестовала царская охранка. За сутки до Нового года Каплан приговорили к бессрочной каторге и отправили в Мальцевскую тюрьму. В камере узница объявила голодовку и была отправлена в карцер. От карцерного содержания она начала быстро терять зрение и спустя три недели легла в тюремный госпиталь. В 1913 году вышел царский манифест, который сократил ой срок до двадцати лет. Через четыре года Александр Керенский одним приказом от 3 марта помиловал Григория Котовского, Фанни Каплан и прочих воинствующих граждан. В числе счастливиц оказались и некоторые сокамерницы Фанни – Измаилович, Биценко, Терентьева, Спиридонова. Все они вместе с Каплан переезжают в Москву и обретают там временное жилье, которое ныне известно как «дом Булгакова».

Больная и разбитая Каплан выхлопотала от временного правительства бесплатную путевку в евпаторийский Дом каторжан. Там анархистка расцвела душой и формами настолько, что бывшие каторжане, еще вчера передвигавшие члены не без посторонней помощи, вдруг оживились и даже начали пропускать обязательные процедуры. Фанни никогда не симпатизировала пуританским настроениям. Более того, она вдруг заинтересовалась небезызвестной теорией Коллонтай под образным названием «Стакан воды». Злые языки твердят, что Каплан жаждой в Доме каторжан особо не страдала. Эти же языки описывали пикантные сцены, когда революционная женщина нагло уединялась с военврачом Димой Ульяновым, который любил спускаться в винные погребки и который являлся никем иным, как младшим братом Владимира Ульянова.

Будучи в хорошем расположении духа и наблюдая, как Фанни Ефимовна близоруко натыкается на предметы, Дмитрий Ильич порекомендовал Фанни Ефимовне наведаться в Харьков, к офтальмологу Л. Гиршману, который в то время баловался психоаналитикой. Довольно известный харьковский эскулап Гиршман почитывал Фрейда и собственноручно копался не столько в глазах, сколько в сознании своих пациентов. Каплан, близоруко щурясь, поехала к Гиршману – доброму общительному еврею, который откорректировал ей зрение за неформальное вознаграждение. После серьезных врачебных процедур Каплан могла бы попасть в Ленина не только с двух метров, но и с пяти-шести. Жизнь вождя отсчитывала последние месяцы…

У завода Михельсона прозвучало четыре выстрела. Две нули ранили Владимира Ильича, третья – случайную прохожую, четвертая прошла мимо. Из автомобиля выскочил Гиль, держа наизготове свои револьвер. Он склонился над Лениным и пытался оказать первую помощь. Никто не видел, что стреляла именно женщина в черном, однако у помощника военкома 5-й московской пехотной дивизии С. Батулина она почему-то вызвала наибольшее подозрение. Батулин, не мешкая, арестовал женщину с портфелем и потащил ее в Замоскворецкий военкомат.

На первом ночном допросе подозреваемая Фанни Каплан призналась в индивидуальном терроре. Утром председатель ВЦИК Свердлов разослал центральным газетам заявление, где обвинил в покушении на Ленина «наймитов англичан и французов», то есть правых эсеров. В воззвании Всероссийского Центрисполкома говорилось, что в тов. Ленина стреляли двое. Вторым оказался некто Протопопов, якобы помогавший Фанни скрыться. Протопопова расстреляли на месте и больше о нем не вспоминали.

На индивидуальный террор большевики реагировали своеобразно: брали заложников и расстреливали без суда и следствия. Когда в Петрограде эсер Каннегисер в упор расстрелял председателя ЧК Урицкого, чекисты приговорили к смерти почти девятьсот человек. После покушения на Ленина Чрезвычайная комиссия Алупки, откуда приехала Фанни Каплан, получила приказ расстрелять не менее пятисот членов партии эсеров.

Примечательно, что сама Каштан, как оказалось, не была эсеркой. Об этом может свидетельствовать хотя бы разговор между членом ПК партии эсеров Д. Донским и левой эсеркой Б.Бабиной, который состоялся в 1922 году в стенах Бутырской тюрьмы:

«– Скажите мне, как могло случиться, что эсерка Фанни Каплан по заданию ЦК пошла убить Ленина?

– Вы так уверены, что Каплан была эсеркой?

– Но ведь об этом писали и пишут все газеты, и наши, и зарубежные. И говорят на каждом перекрестке!

– Так вот, милочка, прежде всею установим: никогда Фанни Каплан не была членом нашей партии… Ни на каторге, ни позднее среди нас ее не было, и вообще почти никто, кроме каторжан-акатуйцев, ее не знал. Это первое обстоятельство. Теперь второе. Она действительно приходила к нам, именно ко мне лично с предложением послать ее убить Ленина… Помню, похлопал я ее по плечу и сказал: „Пойди-ка проспись, милая. Он – не Марат, а ты не Шарлотта Корде Ты попала не по адресу. Даю добрый совет – выкинь все это из головы и никому больше о том не рассказывай!“ Ну потом, как известно, она, к великому несчастью, все же привела свои безумный план в исполнение. И тем немало нам навредила! Как? Очень просто! Собрала юнцов, таких же психопатов, как сама. Оружие в то время добыть было проще простого. А свалили все на нас. Так легче было. Рассправиться с теми, кто неугоден. Как видите, сидим вот».

Многих исследователей смущает тот факт, что близорукая Каплан стреляла, притом весьма удачно, не выпуская из рук портфеля и зонтика. Американский ученый Семен Ляндрес писал: «Кто бы ни покушался на Ленина 30 августа, невозможно идентифицировать покушавшегося либо какую-то группу, которая стояла за этим терактом. Была ли Каплан заговорщицей или же просто случайно оказалась на заводе Михельсона? Ее могли послать на фабричный двор в качестве обычной приманки, чтобы отвлечь внимание от настоящего убийцы. Фанни Ефимовна, до мозга костей пропитанная русским революционным фанатизмом, могла быть не убийцей, а жертвой».

Много споров вызвала и судьба организатора покушения Григория Семенова, который был не только освобожден в 1919 году, но и принят в члены РКП(б). Семенов поступил на службу в военную разведку и отправился с секретной миссией в Китай. Любое расследование начинается с вопроса: кому это выгодно?

«Литературная газета» писала:

«Покушение на Ленина совершают, очевидно, но готовит его будущий правоверный коммунист Семенов. Вряд ли он действует по собственной инициативе, скорее выполняет чей-то заказ. Кто же отдает ему в таком случае распоряжения – председатель ВЦИК (Свердлов) или председатель ЧК (Дзержинский)? Какие цели, помимо „красного“ террора, они преследуют? Не связаны ли их замыслы с закулисными играми вокруг Брестского мира? И что же они пытаются утаить, поспешно свернув следствие по делу о покушении на вождя и не допустив судебного процесса? Версия кремлевского заговора в августе 1918 года все еще представляет собой уравнение с множеством неизвестных».

Странно выглядит и само уголовное дело Фанни Каплан № 2162. которое вместилось в одном томе. Для времен «красного» террора это внушительный объем. Обычно судьба подследственного решалась без бумажной волокиты. Повторно дело было востребовано в 1921 году по делу эсеров, но оно понадобилось лишь как ссылочный материал. Личность Фанни уже никого не интересовала. В тридцатых годах следователи НКВД вновь заинтересовались папкой № 2162, пытаясь выяснить: расстреляна Каплан или нет. Справки об исполнении приговора не оказалось. Но была газетная вырезка «Известий» от 4 сентября 1918 года («…вчера расстреляна Ройд-Каплан, стрелявшая в тов. Ленина…») и заметка в № 6 «Еженедельнике чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией».

В 1992 году Генеральная прокуратура Российской Федерации вновь возбудила уголовное дело № 2162 по «вновь открывшимся обстоятельствам». Новыми обстоятельствами была совокупность некоторых публикаций о покушении на Ленина, где факт того, что в Ленина стреляла именно Фанни Каплан, отрицался. В Генеральную прокуратуру уголовное дело попало после упразднения КГБ и сейчас находится в архиве. В нем подтвержден факт, что Каплан покушалась на Ильича и была расстреляна. Реабилитации ее не было.

ВСЕ ОНИ ЛЮБИЛИ СТРЕЛЯТЬ В ЗАТЫЛОК

«Женщина-палач – прежде всего женщина».

Медицинское наблюдение

«Женщина-палач – прежде всего палач».

То же самое наблюдение

Профессиональным палачом женщина может стать лишь в экстремальной ситуации, когда ей грозит не только психический надлом, но и предельно обостряется инстинкт самосохранения. Чаще всего палачами становились психопатические фанатки, кокаинистки и врожденные садистки. Подтверждением этому служит богатое наследие «красного террора».

Старый деятель вологодской кооперации и член Учредительного Собрания от Вологодской губернии С. С. Маслов вспоминал о женщине-палаче, которую лично наблюдал в одной из больниц:

«Через 2–3 дня она регулярно появлялась в Центральной Тюремной больнице Москвы (в 1919 году) с папироской в зубах, с хлыстом в руках и револьвером без кобуры за поясом. В палаты, из которых заключенные брались на расстрел, она всегда являлась сама. Когда больные, пораженные ужасом, медленно собирали свои вещи, прощались с товарищами или принимались плакать каким-то страшным воем, она грубо кричала на них, а иногда, как собак, била хлыстом… Это была молодая женщина… лет двадцати-двадцати двух».

С еще одним вологодским палачом – Ревеккой Пластининой (Майзель) – тот же Маслов познакомился со слов ссыльной Е. Д. Кусковой. Строгая Ревекка исполняла приговоры далеко не профессионально. Когда-то она начинала скромной фельдшерицей в одном из маленьких городков Тверской губернии. На счету Пластининой-Майзель – свыше сотни собственноручных расстрелов.

Сосланные в вологодские края жили возле станции в вагоне. В этих же вагонах проходили допросы, возле них – расстрелы. При допросах Ревекка била обвиняемых по щекам, стучала кулаками, орала, исступленно и кратко отдавала приказы: «К расстрелу, к расстрелу, к стенке!»

Корреспондент «Голоса России» расписывает выходки Ревекки в Архангельской губернии («Голос России», 25 марта, 1922 год):

«После торжественных похорон пустых красных гробов началась расправа Ревекки Пластининой со старыми партийными врагами. Она была большевичка. Эта безумная женщина, на голову которой сотни обездоленных матерей и жен шлют свои проклятия, в своей злобе превзошла всех мужчин Всероссийской Чрезвычайной Комиссии. Она вспоминала все маленькие обиды семьи мужа и буквально распяла эту семью, а кто остался неубитым, тот был убит морально. Жестокая, истеричная, безумная, она придумала, что ее белые офицеры хотели привязать к хвосту кобылы и пустить лошадь вскачь, уверовала в свой вымысел, едет в Соловецкий монастырь и там руководит расправой вместе со своим новым мужем Кедровым. Дальше она настаивает на возвращении всех арестованных комиссией Эйдука из Москвы, и их по частям увозят на пароходе в Холмогоры, усыпальницу русской молодежи, где, раздевши, убивают их на баржах и топят в море. Целое лето город стонал под гнетом террора.

В Архангельске Майзель-Кедрова расстреляла собственноручно 87 офицеров, 33 обывателя, потопила баржу с 500 беженцев и солдатами армии Миллера и т. д.».

С Мельгунов в документальных очерках «Красный террор» увековечил одесскую народную «героиню», которая расстреляла полсотни человек в один вечер:

«Главным палачом была женщина-латышка с звероподобным лицом; заключенные ее звали „мопсом“. Носила эта женщина-садистка короткие брюки и за поясом обязательно два нагана. С ней может конкурировать „товарищ Люба“ из Баку, кажется, расстрелянная за свои хищения, или председательница Унечской Ч.К. „зверь, а не человек“, являвшаяся всегда с двумя револьверами, массой патронов за широким кожаным поясом вокруг талии и шашкой на руке. Так описывает ее в своих воспоминаниях одна из невольных беглянок из России. „Унечане говорили о ней шепотом и с затаенным ужасом“. Сохранит ли история ее имя для потомства? В Рыбинске есть свой „зверь в облике женщины“– некая „Зина“. Есть такая же в Екатеринославе, Севастополе и т. д.

Как ни обычна „работа“ палачей – наконец, человеческая нервная система не может выдержать. И казнь совершают палачи преимущественно в опьяненном состоянии – нужно состояние „невменяемости“, особенно в те дни, когда идет действительно своего рода бойня людей. Я наблюдал в Бутырской тюрьме, что даже привычная уже к расстрелу администрация, начиная с коменданта тюрьмы, всегда обращалась к наркотикам (кокаин и пр.), когда приезжал так называемый „комиссар смерти“ за своими жертвами и надо было вызвать обреченных из камер.

„Почти в каждом шкафу, – рассказывает Нилостонский про Киевские чрезвычайки, – почти в каждом ящике нашли мы пустые флаконы из-под кокаина, кое-где даже целые кучи флаконов“.

В январе 1922 года в Киеве была арестована следовательница-чекистка, венгерка Ремовер. Она обвинялась в самовольном расстреле восьмидесяти арестованных, большинство из которых были парни и девушки. Ремовер признали душевнобольной на почве половой психопатии. В процессе следствия выяснилось, что палач собственноручно расстреливала не только подозреваемых, но и свидетелей, которых сама же вызывала в ЧК и которые невольно возбудили ее болезненную чувственность. Некая „комиссарша Нестеренко“ заставляла красноармейцев насиловать в своем присутствии беззащитных женщин, девушек, а иногда и малолеток.

Об одесском палаче но кличке Дора (Вера Гребенюкова) ходили целые легенды. Дора терзала своих жертв в буквальном смысле слова, отрезала уши, отрубала конечности, вырывала волосы, выворачивала скулы. За два с половиной месяца ее службы в чрезвычайке она лично расстреляла семьсот человек, то есть почти треть всех расстрелянных в ЧК всеми остальными палачами („Одесская чрезвычайка“, Кишинев, 1920 год)».

РАЗДЕЛ VII
ЗОНА

СИЗОкрылые ГОЛУБКИ
СКВОЗЬ РЕШЕТКУ
ТЯНУТ ГУБКИ

Грязные бомжики и кокетливые куколки, респектабельные дамы и вызывающего вида подростки, а всего несколько сот разновозрастных и разномастных женщин провели прошедшее лето в следственном изоляторе Донецка.

Оговоримся сразу – для дам здесь условия терпимые: очередь на нары занимать не надо, по желанию можно получить консультацию психолога и гинеколога, а при необходимости – лечение в местной больнице. Инспектор по социальной работе поможет решить семейные проблемы, наладить контакт с родными и адаптироваться с новыми соседками в камере. Не случайно время от времени обитательницы СИЗО шлют в Киев благодарственные письма в адрес администрации учреждения. Особенно те, кто имеет возможность сравнивать.

Воспитатель детского сада из Днепропетровска Ирина Онищук, зарубившая топором пожилого сторожа, набивавшегося девушке в любовники, прежде чем попасть транзитом в Донецк, посидела в Днепропетровском СИЗО. Нескольких месяцев хватило, чтобы заболеть чесоткой, фурункулезом и язвенным грибком, с которыми несчастная тщетно пыталась бороться с помощью стрептоцида. В Донецке девушку в первый же день показали врачу, и после нескольких процедур болезни пошли на попятную. Помогли Ирине решить и другую проблему. Едва она очутилась в камере, ее приперла к стенке здоровенная бабища бальзаковского возраста и декамероновских страстей по кличке Вафля, которая заявила, что давно мечтала о таком, как Ира, узкобедром любовнике. Ночью девушка убедилась, что Вафля не шутила, и только вмешательство инспектора Татьяны Владимировны избавило ее от очередной драмы.

В новой камере Ирина сама нашла себе подружку. Они тоже ложатся спать вместе, но это совсем другое. Нежная дружба парами – обычное явление в такого рода женских резервациях. Потребность в любви и ласке, заложенная в женщину природой, здесь вырастает в десятки раз, стремясь компенсировать и страх, и унижения, и грядущую неизвестность.

Женские камеры – магнит, не дающий покоя мужскому населению СИЗО ни днем, ни ночью. Не удивительно, что зажигательные любовные романы вспыхивают здесь стремительно и шумно, как новогодние бенгальские свечи. Существуют разные способы обмена интимными записками. Самый простой – «конями». С простыней обрывается кромка, к ней пришиваются записки, и тонкая материя, минуя решетки, протягивается из камеры в камеру. Содержание писем не блещет разнообразием, но неизменно согревает затворникам души. Вот образец эпистолярного дамского жанра: «Если есть среди вас, мальчонки, симпатичный и нежный котик, который любит, чтоб его гладили, целовали и обожали, пусть напишет чернявой голубке, которая нe прочь, чтоб ее проглотили».

«Котик», безусловно, находится. И тогда следующее послание приобретает конкретные предложения: «Котя, пришли курехи или чаю». Избранник, как правило, держит марку и находит способ отправить «бандероль». Увидеть же в лицо свою голубку удается не каждому. Но даже если она явно переоценила свою привлекательность, описывая собственный портрет, СИЗОнный Ромео не бывает в обиде: в тюрьме любая женщина кажется красавицей.

В ожидании суда, а потом в ожидании этапа женщина проводит в изоляторе от месяца до полугода. Но есть и такие, что застревают на долгие годы. Это «легкостатейщицы», отбывающие положенный срок в хозобслуге. В сравнении с транзитницами они пользуются определенной свободой: могут ходить по этапу, смотреть телевизор в комнате отдыха, самостоятельно готовить себе на кухне. И… мимолетом общаться с мужчинами. Хрупкая доярочка Таня Глущенко, убившая мужа-тирана, шесть лет работала в тюремной больнице. За это время влюбчивая женщина трижды вступала с зеками в брак, правда, супружеская близость не заходила дальше одноразового касания рук во время регистрации. Зато сколько очередной роман стимулировал грез и надежд!

Судьбы женщин из хозобслуги – это яркая иллюстрация печальной поговорки «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Вот история 62-летней бухгалтерши Нины Семеновны, всю жизнь безупречно проработавшей на заводе. Соседский озорник из пьющей семьи выбил стекло в её спальне, хозяйка в сердцах швырнула в прореху пудреницей и… угодила подростку в глаз. Глаз вытек, а пенсионерке дали шесть лет.

Другая старушка заступилась за дочь и так поддала пьяному зятю, что тот врезался виском в косяк и, должно быть, в отместку испустил дух. А волоокая цыганка со скромным именем Русалка мотает срок за супруга, известного сбытчика наркотиков. Неверный женился заново, исчерпав свою благодарность несколькими передачками с копченой колбасой.