Текст книги "Преступники и преступления. Женщины-убийцы. Воровки. Налетчицы"

Автор книги: Александр Кучинский

Соавторы: Марина Корец
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

ВЕРНИТЕ МАМУ-ХУЛИГАНКУ

По утрам, когда зимний рассвет, преломленный решетками и тюремным забором, жидко просачивается в камеру, Надя моет полы. Она – уборщица следственного изолятора и будет ею еще два года, пока не закончится срок наказания, отмеренный ей судом. Мутная вода плещется в цинковом ведре, зеленая тоска давит Надино сердце. Что делает она среди убийц, воров и разбойников? Как очутилась в неволе? Где-то в сотнях километров отсюда, в чужих деревянных стенах, ютится ее семья – парализованная мать, брат-инвалид и двое детей-подростков. Боль за них разрывает Надино сердце, и она мысленно пишет им письма, полные слез и любви.

Должно быть, жизнь подшутила над Надей или поставила эксперимент, вложив в деревенскую девочку, с утра до вечера запертую в хлеву, пылкое сердце мечтательницы. Она не читала Грина, но, как и прекрасная Ассоль, жила в мире сказок и иллюзий. Из обычных конфетных фантиков клеила дворцы и строила замысловатые шхуны. А своим подшефным телятам щедро дарила звучные имена: Изольда, Тристан, Руслан, Джульетта.

Прекрасный принц явился деревенской Ассоль в образе залетного матросика. Но не алые паруса поджидали ее в заливе, а заплеванный плацкартный вагон, уносящий разбитое сердце и новую жизнь под ним в далекий, чужой Казахстан. Мать, женщина добрая, простила беглую дочь, разыскала ее и убедила вернуться назад. Сыскался для Нади и муж – человек немолодой, но надежный. Жить бы глупышке со Степой тихо да размеренно, как все деревенские женщины: работа, дом, хозяйство, дети. Тем более вслед за сыном поспешила родиться дочь. А ей все романтики хотелось, принца из сказки, рыцаря на белом коне.

– Ох, и дура ж была последняя, – вздыхает она теперь.

Надя – не то чтоб красавица, но в глазах – бирюза нездешняя, как лоскутки Средиземного моря, подсвеченного солнцем. Глянула однажды на симпатичного парня из Константиновки, по профессии – проводник, по натуре – Казанова, и поманила за собой. Новая семья переехала в город, да недолго предавалась безмятежному счастью. Несчастный случай оставил без дома Надиного брата и мать, приковал пожилую женщину к постели. Пришлось срочно возвращаться в деревню, где заботливое руководство выделило большой семье две комнаты в общежитии.

Надежда и сейчас не поймет, за что так невзлюбила ее детей уборщица тетя Тася. То мокрой тряпкой огреет, то словцом приласкает забористым. Сын ничего, терпел. А дочка, случалось, плакала. Терпела до времени и Надя. Пока застарелая обида не прорвалась наружу роковым и нелепым образом. Дело было вечером, в выходной – напарница по работе позвала Плаксиных на свежину, а ее дегустируют под водочку. Надежда, женщина малопьющая, в этот раз почему-то расслабилась. А расслабившись, стала жаловаться друзьям на нехорошую тетю Тасю.

– Да оттаскай ты ее за патлы! – посоветовала приятельница. – Чего детей в обиду даешь?

Домой возвращалась затемно. И надо ж было случиться, чтоб в коридоре дежурила тетя Тася! Слово за слово, и оскорбленная мать вспомнила «ценный» совет. Потасовка была колоритной. Как две дамы таскают друг дружку за волосы, сбежалось смотреть пол-общаги. Победила молодость. Она не только отдубасила старость, но и чуть не откусила ей нос.

– Стыдно было ужасно, когда протрезвела, – всхлипывает Надя. – Как я потом ни каялась, какие деньги ни предлагала, но тетя Тася была неумолима: я тебя посажу!

И посадила. За злостное хулиганство, повлекшее краткосрочное нарушение здоровья. Пролетарский суд Донецка приговорил Надежду Плаксину к двум годам лишения свободы.

Принципиальность похвальная, но, к сожалению, редкая. Вот бы такую судам по отношению к преступным авторитетам да рэкетирам. Но там богиня – презумпция невиновности, сломить которую не в состоянии даже железные улики. А против Нади улик хватило: была пьяна, разбила очки, царапалась, пиналась и кусалась. Чем не основание упрятать поскорей за решетку? Ну и что ж, что у подсудимой на иждивении двое детей, мать парализованная и брат – инвалид первой группы? А наказание, назначенное ей, рикошетом ударит по родным или даже станет для них смертным приговором. Главное, суд проявил принципиальность и может этим гордиться.

Недавно у Нади был маленький праздник: из села на краткосрочное свидание приехали дети. Она сидела с комом в горле, не в силах даже расспросить, как бабушка, как в школе, как соседи? Только про себя отмечала с болью, что у сына ввалились щеки, а у дочки круги под глазами. И все же она разревелась. Когда девочка протянула ей свой гостинец – кулечек жареных семечек. На замызганном листочке в клеточку темнели неровные каракули, выдавая детскую тайну – они сочиняли письмо Президенту, слезно умоляя вернуть им маму-хулиганку.

РАЗДЕЛ V
СЕКС-АГРЕССИЯ

КОРОТКОЕ ЗАМЫКАНИЕ

Ранним октябрьским утром 1923 года двадцатичетырехлетняя крестьянка из Тамбовской губернии Настя Е. кухонным ножом отрезала своему законному супругу половой член. Муж проснулся от боли, мгновенно уяснил трагедию и заорал:

– Что ты наделала!

Настя замерла у кровати с членом в руках и робко пыталась зажать рану салфеткой. Муж вприсядку носился по комнате, истошно вопил и плакал. Спустя десять минут к дому подъехала карета скорой помощи и увезла раненого в больницу, где хирурги зашили рану.

Полиция отвезла Настю в тюремную больницу. Настя дрожала и долго не могла прийти в себя. К вечеру у нее повысилась температура. В течение нескольких дней психиатры пытались найти у преступницы хотя бы малейший психический недуг, однако тот напрочь отсутствовал. Настя страдала лишь неуравновешенной нервной системой. Диагноз характеризовал исследуемый момент как случай короткого замыкания.

Из воспоминаний Насти:

«Помню себя маленькой очень, а сколько лет, не знаю. Брат старший учился, а я страшно любила картинки, в его букваре были картинки, и под каждой картинкой было ее название, пояснение. Благодаря этому я научилась читать буквы. Сперва буквы были под картинкой, а потом я буквы находила уже не под картинкой. Брат не давал свой букварь, похвастается и спрячет, а я пользовалась этим, когда он уходил. Вытащу потихоньку букварь из сумки и учу по картинкам. В детстве мы не видели хороших картинок, кроме как от конфет. Бывало спрячешь и дрожишь над конфетной картинкой…

Я всегда вырезала и берегла картинки от конфет. Вырежу все до точности. Это было мое баловство. Порой брат мне показывал букварь за эти картинки: я ему дам картинку, а он мне даст книжку посмотреть, букварь… Было очень трудно учить буквы, на которые нет первоначальных слов: например, буква „ы“. Не было слова на эту букву, и я ее очень долго не знала. Буква „о“, как сам звук, очень долго не давалась, чисто случайно я его уловила. Пришла соседка и в знак удивления воскликнула: „О!“. И с тех пор я ее не забыла, как и самый случай этот. „Й“ (краткое) никак не могла писать, ударение никак не поставлю, доучивалась, когда в школу поступила. Мне было трудно в школе, особенно когда стали учить по слогам: я никогда не умела вслух сливать буквы…

В церковно-приходскую школу поступила с восьми лет. Меня приняли после всех, училась два с половиной года. Благодаря тому, что я знала, как „складатъ“ алфавит, меня посадили в первый класс. Здесь я была первой ученицей, а в третьем классе – второй. Очень отражались на учебе мамины дела. Приходилось учить уроки кое-как, урывками: как мама отвернется, как ребенок забалуется (я была нянькой за сестренкой) – я схватывала свою книжку и читала, а когда входила мама и видела, что ребенок плачет, то она увещевала: „Ох, уж эта книжка мне: ребятам нужно учиться, что в солдаты идут, а тебе не за писаря выходить замуж“.

Я хотела учиться дальше, но была известная плата (за ученье): мама не могла… Я читала то, что в деревне могла найти: сказки, поэмы. Часто мама заставляла читать Евангелие вслух: это меня тяготило. Житие святых я любила читать вслух и объяснять. Но были такие термины, которые я сама не знала и потому я избегала читать, не скажу, чтобы я сама все понимала (мне дали Евангелие как наградную книжку). Больше всего любила откровения. Тогда была религиозная тоже. Очень много молилась на коленях, с таким жаром, с такой верой. Теперь я нерелигиозная.

Мама отдала в портнихи, я была очень рада. Было там очень трудно: заставляли детей нянчить. Я скучала о сестренках. Мама меня научила дома шить, и хозяйка меня выделяла за то, что у меня была чистая работа. Если нужно было сделать спешно, то я не могла. Хозяйка садила меня за дело раньше других. Она дала жалованье и взяла также в счет меня бесплатно сестренку.

У хозяйки была девочка – племянница. Училась в начальном. Было расписание уроков у нас с ней. Она меня учила и относилась к этому серьезно. Мне было немножечко стыдно. Если мы сидели занимались, то над нами посмеивались. Хозяйка смотрела на это, как на глупость, а сестра хозяйки смеялась зло, вот девочка и писала мне записки об уроках потихоньку: подбежит и сунет в руку! Такие записки сохранились. Когда я в Москву переехала, то знала уже 4 класса гимназии. На курсах училась летом до осени. А осенью поступила на рабочий факультет. Училась с 1919 года по 1921 год. Последний семестр не окончила в связи с дезертирством мужа. Там были интересные работы, общественные. Мы с ним вместе ходили. Слушали, создавали свои кружки.

Жалко, что не кончила. Меня только одна мысль утешала, что это я делаю пока, и как тогда понимала, думала, выведу мужа из дезертирства. На акушерские курсы я поступила в 1921 году, с дипломом Рабочего факультета. Я была оставлена на повторный семестр. Окончить не сумела – много времени отнимали хлопоты за мужа. Но я все знала. Я посмотрела программу Акушерского курса, там первый курс совпадал с последним на Рабочем факультете. И я подумала, что это можно совместить. На Акушерских курсах пробыла один семестр.

Вышла замуж, и меня схватила болезнь, а планы были такие: наука, по-моему, есть не что иное, как храм, я вообще к науке с большим уважением отношусь, и вообще наука – для меня святыня. Больше всего люблю естественный факультет, а в связи с поступлением на Акушерские курсы хотела на медицинский перейти. В Петровской Академии есть естественное отделение или агрономическое. Как крестьянке, мне все это знакомо. Я больше всего люблю природоведение, естественный факультет, но и химический тоже. Здесь есть у них какая-то связь с медициной. Я пошла бы на доктора, но меня это не удовлетворяет. Там все строится на предположении, а не на доказательстве, как в естественных науках. Мне очень нравится химия. Хотя она несколько суха, но имеет свою красоту. Когда учила анатомию, то мне было приятно познавать себя: что у меня лежит такая-то мышца, такой-то нерв и прикрыта им такая-то кость».

Любопытная личность Насти Е. была подвергнута психологическому анализу, который обнародовали 4 декабря 1923 года на конференции. Н. Гедеонова в своей книге «Преступный мир России», изданной в 1924 году, изложила некоторые аспекты из прошлого подсудимой:

«В 1919 году она поступила на Рабочий факультет. Здесь знакомится со своим будущим мужем. Этот юноша значительно ниже ее по интеллекту, но не лишенный своеобразных способностей (например, очень хороший чертежник), не сразу завоевывает ее симпатию. Только на полевых работах от Рабфака он добивается ее склонности умелым предупредительным подходом, нежностью, веселостью. Она помогает ему учиться, руководит им. Это несколько материнское отношение к нему объясняет ее большое участие в ее судьбе.

По его настоянию она живет в семье его родителей (отец – сапожник, мать служит), не имея с ним физической связи. Ждет лекального брака, очень дорожа своей девственностью. Всецело отдавшись заботам о нем (укрывая его), она манкирует занятиями на факультете. Принужденный скрываться, он знакомится с лицами сомнительной профессии. Поставить его на твердую дорогу – вот главная задача жизни Насти. И он сумеет отблагодарить ее за это нежностью и ласками (особенно характерны в этом отношении его письма к ней в этот период). В 1921 году Настя поступает на акушерские курсы. Он прикидывается припадочным. В январе 1922 года она отдается ему до брака, думая таким образом повлиять на его раздраженный совместной жизнью с нею темперамент и излечить его припадки. В июне 1922 года она заболевает, болезнь локализуется в половых органах – признаки венерического заболевания. Он отрицает свою виновность. В августе 1922 года он призывается в армию. После демобилизации в феврале 1923 года они регистрируют свой брак в комиссариате. Вскоре после этого Настя узнает, что он был женат уже до нее и что у него есть ребенок, которого он, однако, не признает своим. Здесь начало ее мучений. В июне она уезжает в деревню отдохнуть (первая разлука). Он ей не пишет, как обещал. Встревоженная, она возвращается в Москву через 3 недели и тут же узнает, что муж завел любовницу. Новые терзания. В августе болезнь (венерическая) достигает крайней остроты. Муж отрицает свою вину; время проводит вне дома. Насилуя себя, она старается не упрекать его, но сама переживает драму.

Она не решается делиться своими переживаниями ни с кем: ее родные (мать, сестры – замужние рабфаковцы) были против ее брака с ним, считая его недостойным ее. Они ее обожают. Родители мужа балуют и укрывают своего сына и, считая ее „ученой“, по уровню своего развития не всегда понимают ее и интимно не близки с ней, иногда недоброжелательны. В сентябре 1923 года она решается пойти к его первой жене и убеждается, что ребенок похож на мужа. Возвращаясь домой, она считает свою жизнь окончательно разбитой. Возникает мысль о самоубийстве; совсем не думает о том, чтобы как-то отомстить ему. 26 и 27 сентября – приступы жестокой боли. Слабость. Сваливается в постель. Он остается при ней. Предупредителен. Помогает ей спринцеваться. Вечером 30 сентября она чувствует себя очень плохо, температура 39. Страшные боли. Частые позывы мочиться. Как всегда – ложатся вместе на одной кровати. Беседуют о его новой любовнице.

Ей все время хочется рассказать ему о своем визите к его жене и бросить: „а ведь мальчик-то похож“. Сдерживается, боясь вывести его из себя. Предлагает ему расстаться, он отказывает. Потом он ласкает, берет ее. „Он умел взять ее“. Первое сношение этой ночью вызывает боль. Последующие – боль нестерпимую, мучительную. Она крепится, не показывает ее. Муж засыпает. Он спит всегда крепким, непробудным сном, поэтому стал типографом (ночная работа), на другую службу опаздывал – просыпал. Боли усиливаются. Она сползает с постели – мочится и не может занять своего прежнего места. Кричит. Он ее не слышит. Так несколько раз. В 7 часов утра ослабленная, с резкой болью в теле, падает на его ноги. Она видит его обнаженный член и – близко около кровати на столике – отточенный нож (рядом с хлебом). С мыслью „вот причина всего“, она бессознательно хватает нож и приходит в себя лишь тогда, когда быстро отхваченный острым ножом член остается у нее в руке. Кровь бьет из раны. Его возглас: „Что ты наделала!“ Она ложится рядом с ним и стремится унять кровь салфеткой, заткнуть рану. Зовет на помощь мать мужа. Велит вызвать карету скорой помощи. Его увозят в больницу. (В настоящее время после нескольких операций он вполне здоров и служит на прежнем месте. Медицинский анализ устанавливает, что его член отрезан на 3/4 см от лобка. Бактериологический анализ показал, что в ампутированной части и в мочевом пузыре содержится большое количество гонококков.)

Она арестована и помещена в тюремную больницу с температурой 37,8… В течение месяца температура колеблется от 36,5 до 38,2. Психиатрический анализ не установил в психике Насти ни малейшего признака психической дегенерации. Конституция слабая, несколько анемичная, внутренние органы, так же, как и нервная система, не представляют собой никакой аномалии. Диагноз характеризует исследуемый момент как случай короткого замыкания».

ДАМА С ЧЛЕНОМ В РУКЕ

В июне 1993 года молодая супружеская чета из Манассаса (США, штат Вирджиния) получила скандальную известность, которая вряд ли могла бы вызвать зависть. Фотографии Джека Боббита и его двадцатичетырехлетней жены Лорены обошли десятки газет, на половину из которых Боббит намеревался подавать в суд. Такие дивные страсти вокруг обычной американской семьи разгорелись после того, как Лорена оттяпала Джеку его единственный детородный орган. А дело начиналось так.

Уроженка провинциального эквадорского городка Лорена имела неосторожность выйти замуж за бывшего морского пехотинца Джека Боббита. Вся горесть ситуации заключалась в том, что супруг после добросовестной армейской службы стал нервным и задиристым. Он мог сгоряча отутюжить свое второе «я» чем-нибудь тяжелым или же просто заехать кулаком в ухо. Такая живость натуры не позволяла Джеку подолгу задерживаться на одном рабочем месте. За последних два года он трудился и портовым грузчиком, и вышибалой в ресторане, и плотником в бюро похоронных услуг, и разнорабочим на ферме.

Житейские передряги нисколько не сказывались на потенции Боббита, который каждый божий вечер буквально силком затаскивал Лорсну на супружеское ложе. Чаще всего половому акту предшествовала короткая борьба, где супруги кряхтели от натуги, лупили друг дружку кулаками, царапались и кусались. Вечер 23 июня не стал исключением. Джек бесцеремонно оторвал Лорену от телесериала и потянул в спальню. Та закричала. Не столько от обиды, сколько от того, что ее волокли за волосы. Борьба продолжилась в партере. Джек, полагая, что супруга орет от возбуждения, увлекся и едва не задушил ее подушкой. Бывший морской пехотинец старательно изнасиловал Лорену, зевнул, потянулся, завалился набок и через пять минут уже храпел. Женщину стошнило прямо на простыню. Отплевываясь и утираясь, она побрела в кухню. Там ее взгляд упал на длинный нож для резки хлеба. Лорена машинально повертела тесак в руках, отрезала пару кусков хлеба и застыла в задумчивости. Затем пошла в спальню, где слышался могучий храп любителя жесткого секса. Супруга откинула простыню и положила руку на член. Джек вдруг открыл глаза, приподнялся и загоготал:

– Что, сестричка, понравилось?

В следующую секунду он мог наблюдать собственный член, не нагибая голову: Лорена держала его в руке. Джек растерянно замигал глазами, со страхом перевел взгляд на низ живота и в конце концов закричал. От ужаса он потерял сознание. Когда тело мужа безжизненно откинулось на постель, Лорена задрожала, отбросила нож в сторону и, все еще не веря своим глазам, бросилась из дома. Дальнейшие ее действия носили бесконтрольный характер. Женщина вывела из гаража автомобиль и понеслась улицей. В салоне она заметила, что по-прежнему сжимает пенис. Половой член был немедленно выброшен в боковое окно. Описав плавную дугу, тот шлепнулся в придорожных кустах. Лорена проехала еще несколько километров и затормозила возле полицейского участка. Дежурный инспектор с интересом выслушал сбивчивый рассказ, присвистнул и болезненно скривился. Затем снарядил полицейскую бригаду на поиски вещественного доказательства, которое покоилось в зарослях. Через пятнадцать минут член был найден и доставлен в больницу, где уже метался в панике Джек. После сложнейшей операции, которая длилась почти десять часов, пенис держался на прежнем месте.

Вездесущие журналисты толпились в коридоре, докучая вышедшим из операционной врачам. Хирурги с ненавистью взирали на прессу и спешили скрыться за стеклянными дверями. Пикантная тема не оставила никого равнодушным. Феминистки окрестили Лорену «героиней нации, которая дала мужской агрессии такой оригинальный отпор». Газета «USA» оперативно провела опрос местных жителей. Каждая вторая женщина восхищалась поступком Лорены, а каждая десятая признавалась: «Я могла бы быть на ее месте». Местный телеканал уже намеревался организовать прямую трансляцию из хирургического отделения. Наконец один из уставших хирургов вышел к журналистам и сообщил: «Будет стоять!» Мужской мир облегченно вздохнул. Далее начиналась вторая стадия дела – уголовно-процессуальная. Многострадального Джека, томящегося на больничной койке, обвинили в изнасиловании. Суд состоялся через три месяца.

Встревоженный Джек нанял лучших адвокатов Манассаса, и те развернули перед присяжными целое представление. Прежде всего Боббит решительно отрицал сам факт изнасилования, уповая на свою врожденную нежность и предупредительность к слабому полу.

– Вы судите жертву, а не преступника, – грустно заметил Джек. – Вы же незнакомы с моей женой, бывшей женой! Это настоящая ведьма. Она ежедневно принуждала меня к сексу и при этом была весьма изобретательна. Лорена любила привязывать меня к койке, хлестать ремнем. А вот теперь…

Бывший морской пехотинец тяжело сглотнул. Вздрогнула и мужская половина присяжных. После долгого совещания был вынесен оправдательный вердикт. Это принесло жертве еще большую популярность. У дверей суда Джек дал очередное интервью, где вылил на экс-супругу очередной ушат помоев. Он становился интересен уже не столько как потерпевший, сколько как личность. Телеэфир разносил воспоминания о военно-морской службе и первой любви, суждения Джека о политике и политиках, кулинарные взгляды.

Боббит обзавелся коммерческим агентом, который организовывал вояжи по городам и весям США и вел переговоры с телерадиокомпаниями. Он мог часами выступать перед аудиторией и в деталях описывать тот страшный вечер. Эта пикантная тема продолжала развиваться, и в конце концов случилось то, чего ждал и чего больше всего боялся Джек. Говард Стерн попросил за двадцать пять тысяч долларов снять штаны и показать телезрителям пришитый член. Жертва гордо отказалась, заявив: «Я выступаю и зарабатываю не ради славы. Мне нужно собрать триста тысяч, чтобы расплатиться с адвокатами и хирургами. Да, мне требуются деньги, но деньги, которые не давали бы пощечину обществу».

Через два дня газеты, процитировав эти слова, поведали, что Джек Боббит купил на днях скромное авто за полсотни тысяч долларов и оплатил крупные счета, которые к больничным учреждениям и адвокатским конторам не имеют никакого отношения. Однако смутить Джека нe удавалось. Вскоре в продаже появилась майка, где красовался окровавленный тесак и надпись «Любовь ранит».

А что же Лорена? Членовредительница Лорена проходила курс лечения в психбольнице и дожидалась суда. Врачи нашли у нее психический срыв, вызванный сильнейшим душевным потрясением. В начале 1994 года в Манассас потянулись журналисты, правозащитные делегации, представители феминистических движений и просто любопытные.

В январе начался судебный процесс. Зал был переполнен. Телерепортеры оккупировали первые ряды, сообщив, что идет прямая трансляция. Расторопные шоумены затеяли по городам целый праздник: на площадях и площадках высился огромный телеэкран, гремела музыка, а в паузах между песнями диск-жокей сообщал важные моменты судебного разбирательства.

В продаже появились леденцы в виде фаллоса и оригинальное блюдо «Ленч дела Боббитов». Горячие сосиски на несколько недель перестали быть «хот-догами» и превратились в «хот-пенис». Июньская выходка Лорены бессовестно обыгрывалась еще в десятке кулинарных названий.

Адвокатом Лорены была женщина. Никто из защитников-мужчин не рискнул защищать подсудимую. Состав присяжных подбирался долго и придирчиво: оттого, кто в нем перевесит – мужчины или женщины, – могла зависеть судьба Лорены. В первый же день процесса адвокат Лиза Кемлер заявила: жертва не Джек, а именно Лорена:

– Она чувствовала, что рано или поздно муж ее убьет. Ведь все шло к этому. Кто поверит, что эта хрупкая женщина третировала бывшего сержанта морской пехоты, для которого секс превратился в наваждение. Как это ни грустно, но сегодня подобная сексуальная агрессия стала привычной. Половой член был отрезан в исступлении, хотя, возможно, Джек заслуживал того, чтобы его просто кастрировали. Так кто же скажет «нет» сексуальному терроризму?

Суд присяжных сказал «нет». С Лорены сняли обвинения, и вскоре уже она стала центром внимания прессы. Услышав оправдательный приговор, Боббит возмутился:

– Я напуган на всю оставшуюся жизнь. Мне нанесли оскорбление. Ведь правосудие не восторжествовало. И это самое печальное во всей этой истории. Она изобразила меня насильником, да и вообще подонком.

Карьера женщины пошла на поправку. Посыпались предложения на разработку сценария о тех знаменательных июньских днях, журналы отдавали свои лучшие страницы под фото Лорены, а каждое ее интервью оценивалось в пять-десять тысяч долларов. И только в одном не смогла преуспеть Лорена. Ей не удавалось повторно выйти замуж.