Текст книги "Арменикенд и его обитатели"

Автор книги: Александр Геронян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

     Альберт был не из робкого десятка. Однако агрессивная стадность всегда вызывала в нем тревогу. И даже страх. Он и в Москве, когда в последнее время приезжал туда в командировку, обходил стороной азербайджанцев. Стыдился из-за их бескультурья, побаивался – из-за агрессивности, которая могла вспыхнуть в любой момент. В одиночку  люди как люди, но когда их много…

     В азербайджанских парнях из глубинки было что-то такое, что не поддавалось цивилизованности. На пути из родного села в город они еще не «эволюционировали», не избавились от диких повадок, не обтесались. А их самоутверждение происходило за счет слегка напуганных ими горожан. «Понаехавшие» смотрели на них дерзко, с вызовом, сверкая своими золотыми фиксами… Чушками нас называете, районскими, издеваетесь налд нами? Ну-ну, скоро со всеми разберемся…

     – Сынок, дай мне слово, что больше не будешь даже близко подходить к этим, на митингах, – не скрывая волнения попросила мама, когда Альберт поделился с ней увиденным. – И вообще, пора тебе уезжать. На работе, наверное, заждались.

     –  Лучше ты, мама, дай мне слово, что покинете город навсегда. Ты что,  ждешь, пока  повторится сумгаитский кошмар?! – вскричал Альберт. – Здесь оставаться опасно.

     Тогда  он на семейном совете и изложил свой план…

     План был прост: ереванскую квартиру Альберт меняет на мамину «трешку». Женщины перебираются в Армению, поначалу поживут в тесных условиях, ну а потом, когда Альберт получит хоть какие деньги за их бакинскую квартиру, можно будет расшириться с доплатой. Все проблемы, как обычно, он брал на себя. В противном случае за  их дом, который мама, заслуженный педагог Азербайджанской ССР, получила от школы, в котором родились и выросли дети, откуда выносили гроб с умершим от инфаркта отцом и    где собиралась доживать свой век бабушка, не получили бы и гроша ломаного.  Соседи-азербайджанцы, некогда  такие приветливые,  превратились в неузнаваемых. Так и грозились: «Скоро задаром все отберем. Армянам у нас делать нечего!»

     Женщины не смогут заниматься квартирным вопросом. А вот у Альберта получится, на то он и мужчина. И вообще он поклялся вывезти родню из ставшего чужим  города как можно скорее.

     17 августа 1989 года  Каспаровы прибыли на Сабунчинский железнодорожный вокзал и заняли четыре места на нижней полке  в плацкартном вагоне пассажирского поезда Баку – Ереван. Авиасообщение между двумя городами  уже было прервано.  Но поезда еще ходили. Правда, все купейные билеты  аж до 1 сентября раскупили армяне, массово покидающие родной город.

     В плацкарте Каспаровых ожидало соседство с исключительно азербайджанцами сельского вида. Ни одного городского лица. Женщины, закутанные в пестрые платки, гомонящие чумазые дети, хмурого вида мужчины в кепках и даже папахах, несмотря на страшную жару. Поездка  обещала быть нескучной, сразу определил для себя Альберт. Но виду не показывал, стараясь всячески поддержать духом своих встревоженных  женщин. Он для них теперь опора и надежда.

     Азербайджанцы   тоже сразу поняли, с кем отправляются в путь, но виду не подавали. Никакой враждебности, разве что настороженность в глазах. Попутчики-армяне в явном меньшинстве,  не представляли для них опасности.  К тому же только один парень на трех женщин. Скатертью дорога, пусть убираются из нашей республики, неблагодарные!

     Поезд тронулся.  Альберт разложил багаж, усадил своих. Стал присматриваться к окружающим. Напротив расположились женщина с младенцем и трое мужчин в возрасте. На боковых местах – еще двое парней, таких же небритых и неопрятных.

      В соседнем отделении  сидела старушка в старинных цветастых юбках и налобных украшениях начала века. Она словно на фольклорный праздник нарядилась. Так ходили мусульманки еще при царе. При других обстоятельствах Альберт бы улыбнулся, как-то пошутил, ну уж очень нелепо смотрелась ханум (женщина – прим. автора). Цирк-шапито, восточный вариант. Но тут не до смеха. Национальные чувства – вообще материя тонкая, смеяться над ними и плохо, и подло, а в данной ситуации  улыбка на  лице проклятого «ермяни»  (армянина – прим. автора) воспринялась  бы азербайджанцами как  издевательство над их древней и уникальной  культурой. Ну да ладно, бог с ней, с этой клоунессой, подумал Каспаров. Он не мог и представить себе, что спустя несколько часов старуха может сыграть в его жизни роковую роль.

     Под стук вагонных колес Альберт начал повторять  про себя старую считалочку, чтобы успокоиться: «Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, ехал поезд запоздалый…» Ее любила повторять  мама, когда делала маленькому Альбертику  массаж животика и спинки.

     Железнодорожный маршрут из Баку в Ереван пролегал сначала по территории Азербайджана вдоль государственной границы с Ираном, затем проходил по территории Армении, после рельсы тянулись  по Нахичеванской АССР и далее опять по Армении.  Свое-чужое, свое-чужое…

     В поезде было очень жарко, грязно и душно. Вся обстановка еще больше нервировала пассажиров плацкарта. Альберт достаточно бегло говорил на азербайджанском языке, что позволяло сглаживать иногда возникавшие моменты неприязни со стороны попутчиков. Все народы мира уважают инородцев, владеющих  их родным языком.

     Бабушка, которая тоже свободно говорила по-азербайджански,  зачем-то взяла в дорогу томик стихов  поэта XVIII  века Вагифа, который не только стихи слагал, но и служил визирем в Карабахском ханстве.  Дома она его никогда прежде не открывала и вообще книгам предпочитала телевизор. Азербайджанцы считают Вагифа своим классиком, памятники ему ставят, хотя он не написал ни одного слова на тюркском языке – только на родном персидском. И черт  дернул бабушку начать читать вслух одно из его творений, где поэт проповедует равенство всех наций перед аллахом. Одним словом, Вагиф из Шуши  ратовал за  сомнительную по нынешним дням дружбу между народами.

     Начитанная бабушка Арусяк, сыграв на опережении, взвалила на свои немощные плечи миротворческую миссию. И  добилась своего: поэтическая дискуссия вылилась бурная…

     –  Это вы, армяне, виноваты в пролитой крови, а не мы, – наезжали азербайджанцы, находившиеся в явном большинстве, к тому же на своей территории.

      – Нет, это кто-то нас очень-очень хочет поссорить, – загадочно  парировала бабушка, –  скорее всего, Кремль.

     – Ай, ханум, мы вас приютили, кусок хлеба дали вам, крышу над головой дали вам и в Баку, и в Карабахе. А что получили? А получили нож в спину, – не успокаивались азербайджанцы.

     – Я вам дело говорю, наши народы хочет поссорить Кремль, – бабушка упорно гнула свою линию и искала виновника раздора двух соседних народов  на стороне. – Вы только на этого Горбачева с его перестройкой и гласностью посмотрите… Чтоб он сдох!

     – Карабах наш! – категорично заявляли азербайджанцы, не желая даже обсуждать советского генсека, которого презирали не меньше армян.

     – Вы как хотите, но Вагиф – великий поэт! – дипломатично намеревалась  на позитиве завершить спор бабушка.

     – Какой Вагиф, – вдруг подключилась к обсуждению  женщина с золотыми зубами, сидевшая у окна с  грудным ребенком в руках, – с Куткашена?

      – Нет, сестра, из Шуши, – бабушка  одарила азербайджанку полным нежности взглядом. – Мамой клянусь, такие вкусные яблоки, как в Шуше, нигде в мире не растут.

     – Шуша наш, Карабах наш! – в ответ выразила солидарность с мужчинами свободная женщина Востока.

     – Ах, как поссорили двух братьев, два наши народа, – запричитала бабушка, прижав к груди книжку. –  Что натворили паразиты! Чтоб у них у всех руки отсохли! Я всегда так нервничаю…

     Про персидского поэта Вагифа, из которого сделали когда-то, как и из Низами, азербайджанского классика, вскоре все позабыли. Обсуждали (если можно отдельные крики сельчан назвать «обсуждением») извечный вопрос: кто виноват?

     Альберт объяснил бабушке по-русски (переходить на армянский он счел наглым вызовом), что не время и не место проводить такие опасные дебаты. Бабушка не обращала на внука никакого внимания, продолжая ругать русских и хвалить армян с азербайджанцами:

     – Они всегда нас не любили, как на туземцев свысока смотрели. И при царе так было, и при  коммунистах. А мы братья, у нас кухня и музыка одинаковая, традиции похожи, характеры. Великий ашуг Саят-Нова на каком языке свои бессмертные песни сочинял? Правильно, на трех языках, на армянском, грузинском и азербайджанском… Нас даже не отличишь – где армянин, а где азербайджанец… Хлебом клянусь, наши два народа помирятся. Только когда этого Горбатого в Москве не будет.

     Мама на самую старшую из Каспаровых смотрела с тихим ужасом в глазах, а Каринка – с удивлением, граничащим с затаенной гордостью.

    – Вот вы как говорите, когда хотите помочь? Правильно: «Да перейдут на меня твои болячки», – все никак не могла угомониться бабушка. – А мы говорим, «Цавыт танем», «Возьму твою боль». А ведь это одно и то же.

    – Ай, ханум, хватит-да тут дружба народов устраивать, – махнул рукой, но совсем не зло (мол, отстань, наконец!) один из мужчин.

     Бабушка сделала вид, что слегка обиделась. Опять раскрыла Вагифа и углубилась в чтение. Мусульмане вроде бы успокоились. А Альберт, перестав вмешиваться в это ток-шоу на колесах, занялся сеансом психотерапии: «Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы…»

     Поезд шел все  дальше. За окном мелькала выжженная солнцем земля. Проехали крупную узловую станцию Минджеван, а дальше начиналась Армения. И вдруг  состав внезапно затормозил прямо  в чистом поле, так сказать. Ладно, остановились,  так остановились, ничего страшного, на железной дороге подобное случается. Полчаса стоят, час. Проводники открыли двери вагонов в тамбурах, потому что жара  невыносимая и нечем дышать.

     Наконец,  появились первые сведения от машиниста, в чем причина остановки. Оказывается,   армяне вывалили на рельсы целый «Камаз» щебня, чтобы  через территорию их республики  не проходили азербайджанские поезда. То есть люди перекрыли движение, выразили свой протест. О том, что подавляющее большинство в пассажирском поезде Баку – Ереван составляли бегущие из Азербайджана их соплеменники, армянам было наплевать. Они фактически закрыли без пяти минут беженцам путь  на родину и поставили их в очень затруднительное  положение.

     В вагоне среди азербайджанцев началась паника. Любительница старинных нарядов и украшений, наша клоунесса, стала визгливо  кричать, что сейчас придут «фидаины» (армянские добровольцы, партизаны времен Первой мировой войны – прим. автора) и начнут мусульман резать. Поезд они специально остановили!

     Пятеро молодых мужчин  подошли к Альберту и популярно объяснили, что если им будет угрожать опасность, то они  прирежут всю семью армян.  Альберту стало по-настоящему страшно.  Его женщины притихли, а  с миндалевидных глаз Каринки потекли слезы.

     Вагон гудел, как растревоженный улей. Больше всех проклинала армян и предлагала устроить самосуд над  Каспаровыми  все та же клоунесса. Чтобы не пугать бабушку, маму и сестру,  Альберт предложил пятерке азербайджанцев выйти в тамбур и там поговорить по-мужски, а не при женщинах и детях. Они согласились. Из вагона спустились  на насыпь. Убеждать азербайджанцев в том, что это не он вывалил щебень на рельсы, что он также страдает от этого, было бесполезно. Азербайджанцами руководил животный страх перед возможным появлением вооруженных «фидаинов». Как и Альберт, они боялись  не за себя, а за своих женщин и детей. Нужен был очень нестандартный ход, чтобы загасить их агрессию.

     Альберт еще раз  мысленно поблагодарил господа и родную школу в 6-м микрорайоне за то, что так хорошо говорит на азербайджанском, а то все переговоры на железнодорожной насыпи были бы бесполезными.

     Из окон купейных вагонов на них  смотрели армяне. Они видели, что Альберт  один в окружении разъяренных азербайджанцев, но никто не решился  выйти  на подмогу. Альберт их не осуждал. Они много пережили в Баку, еще свежа была в памяти сумгаитская трагедия. Страх сковывал переселенцев, а еще  ответственность за семьи, детей.

     И тут  в голову Альберту пришла гениальная идея. Он предложил всем  пойти к машинисту поезда и потребовать, чтобы тот задним ходом подал состав обратно, на территорию Азербайджана, где фидаины вред ли посмеют появиться. Благо состав  проехал не более 20 километров  по Армении. Идея  всем понравилось. Альберт возглавил «инициативную группу» и услышал за спиной одобрительные возгласы: «Смотрите, кто впереди идет. Настоящий мужчина! Жалко, что армянин…» Слышать подобную похвалу от людей, которые только что грозились тебя и твою родню зарезать, было странным.  Что делать – превратности судьбы…

     Добрались до тепловоза, высказали  свое предложение машинисту. Сначала он категорически отказался: не положено по инструкции. Альберту пришлось употребить все свое красноречие, чтобы машинист связался по рации со своим железнодорожным  начальством и получил добро.

      Эти проклятые  20 километров до административной границы двух советских республик и еще 15 километров до ближайшей азербайджанской станции они ползли задним ходом, как черепахи, но в результате добрались до места.

      Азербайджанцы вздохнули свободно, успокоились. Но Альберт заметил, что старуха-клоунесса почему-то погрустнела, хотя фидаины, которыми она пугала всех, сюда попасть вряд ли  могли.  

     На станции азербайджанцы, вооружившись бутылками и прочими емкостями, пошли за питьевой  водой. Альберт  взял четыре пустые бутылки из-под минералки и тоже пошел к крану.  А «цыганская почта» уже разнесла по всему маршруту, что «в Армении на поезд напали, кучу мусульман зарезали, а женщин изнасиловали». Когда поезд пришел на станцию, местные «мстители»  собрались на платформе. Они увидели, что слухи преувеличены, но злобу свою не скрывали. И когда Альберт подошел к крану,  его окружили и собирались с ним разобраться. Но мужчины из поезда остановили агрессивных парней и сказали, чтобы Альберта не трогали, именно благодаря ему все в целости и сохранности.  

     Поезд тронулся часов через пять. Но еще часа три он простоял на каком-то полустанке, пока не пришла информация, что завал на рельсах устранен,  путь свободен. «Баку – Ереван» опять въехал на территорию Армении. Было любопытно наблюдать, как при пересечении границы отчаянные «петухи» превращались в кротких «овец». Все мусульмане в вагоне опять напряглись и насторожились.

     Добрались до города Мегри. Теперь уже из купейных вагонов повалили армяне за водой и к торговкам фруктами. Двери плацкартного проводник открывать опасался. Жарко, дети плачут, всех мучает жажда. Альберт подошел к проводнику и сказал, чтобы он собрал всякие посудины:

     – Принесу для всех воды.

     Каспаров натаскал, наверное, литров сто воды. Соплеменники из купейных вагонов, встречаясь у фонтанчика с родниковой водой  с Альбертом глазами, стыдливо их отводили. На станцию нагнали много милиции для предотвращения эксцессов. Альберт подошел к одному из офицеров милиции и спросил:

     – А дальше ехать не опасно? Может, здесь выйти и добраться до Еревана на машине?

     – Не бойся, парень, ситуация под контролем,  не надо ничего опасаться.  

     Поезд тронулся. Впереди опять территория Азербайджана. Пошли вторые сутки  путешествия. Все пассажиры  очень устали, поэтому вплоть до следующей остановки в Нахичевани в вагоне было тихо.

     И вот поздним  вечером  многострадальный состав прибыл в столицу Нахичеванской АССР...

      Перрон был полон шумящих людей, настроенных весьма агрессивно. Похоже, что и сюда «цыганская почта» донесла бредни о зверствах над мусульманами  при следовании поезда по территории Армении. Мальчишки начали бросать камни в окна вагонов, стучать по ним арматурой. Парни постарше пытались взломать двери купейных вагонов, зная, что армяне едут именно там.

     Пассажиры  плацкарта стали выходить со своей поклажей. Понимая, что с минуты на минуту в вагон могут вломиться азербайджанцы,  Альберт вооружился единственно доступным ему оружием – бутылочными горлышками и встал в проходе. В вагоне остались, не считая проводника, только пять человек: Каспаровы… и  та самая  клоунесса.

     Похоже,  кто-то из сошедших  сказал толпе, что в вагоне едут  армяне. «Зверьки» рванулись к  вагону.

     Проводник  оказался очень смелым парнем. Выпустив всех, он бросился закрывать  двери, чтобы не допустить вовнутрь толпу. Альберт побежал ему на помощь. Вдвоем им удалось справиться с ситуацией. Правда, в последний момент  какой-то изворотливый детина  с перрона все-таки ударил палкой проводника прямо по лицу.

     Поезд тронулся. Альберт   зашел в служебное купе к проводнику, где помог ему остановить кровь, умыться и перевязать пораненное ухо.

     Следующая станция была  уже на территории Армении. Каспаров  облегченно вздохнул. Когда он  вернулся к своим, то обомлел. На месте клоунессы сидела цивильно одетая, «по-городскому»,  старушка.

     – Балик-джан, какой ты смелый, какой ты молодец, что помог проводнику! – заговорила она по-армянски. – Если бы не ты, эти чушки  убили бы нас. Я их знаю.

     Альберт оторопел.

    – А вы… вы армянка, получается?

     – Ну да, а что в этом такого?

     Седа Акоповна – так  представилась клоунесса – ехала в этом «турчанском» наряде в целях конспирации. Маскарад иногда делать надо.  В Ереване у нее живут сын и дочь.

     Альберт всегда уважительно относился к старшим по возрасту, но тут его прорвало. Он высказал все, что думал об этой старой конспираторщице, будь она неладна! Он готов был задушить на месте эту предательницу и провокаторшу.  Мать и сестра  повисли у него на руках, моля, чтобы все успокоились.

     «Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы…»

     Сразу после полуночи поезд прибыл в Ереван.  На перроне никого не было.   Даже милиции. Бакинских армян никто не встречал. Город жил своей обычной жизнью,  видел первые сны, не думая ни о каких пассажирах, ни о каких вынужденных переселенцах.

     Общее время в пути заняло рекордные  сорок часов вместо положенных двенадцати. Альберт поблагодарил проводника за его отчаянную смелость, и Каспаровы вышли из вагона.

     Как потом они узнали, этот поезд был последним из Баку в Ереван. Вслед за авиасообщением было прервано и железнодорожное сообщение между двумя  «братскими» республиками.

     Через неделю Альберт возвращался в Баку на машине знакомого курда.  Бабушка, мама и Каринка со слезами провожали его, как на войну. Просили одуматься, черт с ней, с этой квартирой, жизнь дороже. Но Альберт стоял на своем. Не волнуйтесь, все будет хорошо.

     А потом были пять дней, все на нервах. Русские женщины в военкомате, куда он пришел становиться на воинский учет, отговаривали «офицера запаса Каспарова» от опрометчивого шага.

     – Вы что, не видите, что здесь происходит?! Сумасшедший какой-то!

     Потом были омерзительные сцены в паспортном столе, где на него чуть не напали «еразы». Потом был филигранный профессионализм старого маклера  Давида Исааковича, которому удалось выгодно продать квартиру Каспаровых.

     – Альберт, я сейчас скажу вам, как родному, – говорил на прощание маклер. – Я сделал все,  что мог,  в память о вашем отце, с которым долго дружил. Уезжайте отсюда, уезжайте скорее. И мы скоро уедем.  С вами покончат, потом за нас возьмутся…

 

1997 г.

Муслим-муаллим

                                    Акраму Айлисли посвящается

                                                                              

1

     – Папа, а армяне все плохие?

     – Конечно, что за вопрос!

     – Все-все?

     – Практически. Нация у них такая, подлая…

     – А композитор Арам Хачатурян? Он тоже плохой?

     – Причем тут Хачатурян?

     – Мы его сюиту из балета «Спартак» проходим…

     – Безобразие! Куда министр образования смотрит?! В центральной музыкальной школе Баку проходят вражеского композитора! Неслыханно! Я этого так не оставлю…

     Муслим-муаллим во время этой воспитательной беседы не проронил ни слова. Только   с недоумением посмотрел на сына. Вздохнул. Вот, мало тебе телевизор круглыми сутками говорит про подлых и коварных  армян, а тут еще родной сын родному внуку мозги промывает. Удивительно, откуда это у Энвера?  Банкир, то есть в меру циничный и прагматичный, финансы интернациональны, деньги и бизнес вообще не имеют национальности… А тут рассуждает, как   активист Народного фронта из провинции.

     Муслим-муаллим вспомнил о тех парнях, которые приезжали в Баку с потрепанными чемоданчиками – из Кюрдамира, Мингечаура, Шемахи, Физули, Евлаха, Шуши, Дашкесана, Агдама, Нахичевани…Со всех уголков республики.

     Приезжали в поисках своего счастья. Муслим-муаллим порой их встречал в парках и садах, заплеванных шелухой от семечек. Приезжие находили себе приятелей среди   городских бездельников, так вместе бестолково и проводили время. Учиться районские не особо желали. Как и работать. А денег и высоких должностей очень хотелось. Все ждали, когда наступит срок и они пригодятся родной столице, где давно всем заправляют разные неблагодарные инородцы – русские, евреи и  особенно ненавистные армяне…

     Конечно, все это было враньем, ухмыльнулся в свои пышные усы Муслим-муаллим. В республике всегда у власти были свои, «титульные». Сначала коммунистов из себя изображали, потом превратились в патриотов-демократов. А что же эти, провинциальные  бедолаги? А ничего. Как  имели койку в общежитии, так и живут там по сей день. Их использовали те, кто сегодня «на коне».

     Но вот Энвер, его единственный сын, мальчик из приличной интеллигентной семьи учителя и врача-педиатра, образование получил, мыслить умеет… Но туда же… Эх, что тут скажешь!

     А 10-летний Анар, внук, все не переставал с расспросами про армян. И с чего это он их вспомнил?

     – Папа, а когда мы Карабах вернем?

     – Скоро, сынок, скоро. Азербайджан динамично развивается. Наша молодежь успешно осваивает военное ремесло. Наша армия получает самое лучшее в мире вооружение. С нами Турция. А Армения… Там скоро народу не останется. Все армяне  по России разъехались или в свой любимый Лос-Анджелес подались.

     Энвер включил кондиционер, и салон «Мерседеса» наполнился живительной прохладой. Путь на дачу в Бильгя предстоял неблизкий. Женщины еще накануне поехали туда на служебной машине Энвера. А  мужская половина Агамалиевых должна прибыть на дачу за час до гостей. Юбилей Энвера обещал быть запоминающимся. Сначала хотели отпраздновать в пафосном ресторане на  Приморском бульваре. Потом решили, что дача больше располагает к задушевному общению в кругу родных и близких друзей.

     – Анар, внучек, а что ты про армян вспомнил вдруг?

     – А что тебе не нравится, – ответил за мальчика отец, – ребенок растет патриотом. Или ты думаешь, что он должен только на скрипке пиликать?

     Энвер, управлявший машиной, с улыбкой  повернулся в полуоборота  к сидящему сзади сыну и потрепал его правой рукой по вихрастой голове.

     – Мужчина растет! Будущий освободитель оккупированной врагами земли азербайджанской.

     – Нет уж, пусть лучше радует  азербайджанский народ своими выступлениями на сцене, – парировал дедушка.

      Муслим-муаллим славился своим миролюбием и спокойным нравом. Он никогда не повышал голос на учеников. С коллегами был предельно вежлив, в душу ни к кому не лез. И всегда с настороженностью  относился к тем, кто  подливал масло в огонь в непростых отношениях Азербайджана  с соседней страной.

     А еще он отличался повышенной совестливостью. Не мог пройти мимо несправедливости. Уличных хулиганов не боялся, даже обкуренных. Прогонял их, когда невзначай они оказывались возле школы… А вот тогда,  в январе 90-го, струсил… И несчастных соседей Мелкумовых, с которыми его семья делила хлеб-соль столько лет, не пошел провожать на морвокзал. Жена отговорила: «Куда ты пойдешь, там солдаты, там толпа беженцев-еразов. Покалечат».

      Да, смелым он был  прежде, а сейчас… И еще никак не может забыть ту  мерзкую сцену в кассах  Аэрофлота на Телефонной, куда он пришел за билетами на самолет в Минводы. Сгорбленный старик-армянин  с маленькой девочкой пристроился за Муслим-муаллимом в очереди. Все стояли тихо-мирно, кроме двух небритых парней. Они «врага» быстро вычислили. Сначала последними словами беднягу оскорбляли. А потом  старика с испуганной внучкой вытолкнули на улицу, плюнув им  вслед. И никто в очереди не возмутился, никто  не защитил старого армянина. И он, Муслим-муаллим, промолчал, опустив глаза. Потому что смотреть на заплакавшего ребенка он не мог. Страх был в глазах девочки лет восьми, когда на ее дедо  напали двое, когда сгорбленного старика вытолкнули на улицу, а он только крепче сжимал ручонку внучки.

     Муслим-муаллим вдруг стал бояться родного города. Промозглый норд дует с моря, поднимая с земли обрывки газет, всякую ветошь, опавшие листья… Баку и прежде не считался самым чистым городом на планете, а тут мусор совсем перестали вывозить. Старый учитель устало брел по родной улице, и всякие дурные мысли не выходили из головы. Он так любил свою улицу, где все было таким близким – каждая дверь во двор, каждая щербинка в стене, каждый столб… А тут все стало чужим и опасным. Ему казалось, что знакомые с детства дома теперь таят какую-то угрозу. Вот-вот из дверей выскочит какой-то безумец с окровавленным ножом…

     На железных дверях гаража кто-то нацарапал мелом по-русски: «Смерть армянам!» В школе рассказывали, что  на Монтино двери армянских квартир стали помечать меловыми кружками. Совсем обезумили люди, совсем! Варфоломеевские ночи в нашем городе начали устраивать.

     Вчера племянник Айдын, старший сын Гюли,  сестры Муслим-муаллима, из Москвы прилетел. Посидел один вечер у телевизора  и стал смеяться. Оставьте, говорит, этих армян в покое. Пусть себе живут в Карабахе, как хотят… У Айдына в Москве армяне в друзьях. И не только бакинские, что было как-то простительно, но и хайастанские (из Армении – прим. автора). Хлеб-соль делят, на хаш друг друга приглашают. Было дело, вместе с армянами Айдын даже ходил с  бритоголовыми скинхедами разбираться.  Все же земляки как-никак. «Толковые они ребята, деловые. И ни разу меня не подвели», – говорит Айдын.

     Надо и Анарчика, когда выучится, в Москву послать, в консерваторию, подумал Муслим-муаллим. Чтобы вся эта националистическая дурь выветрилась из его головы. Детей нельзя воспитывать в ненависти.

 

2

 

 

     Стол накрыли прямо в саду. Жена Муслим-муаллима вместе с невесткой Наргиз постарались. Много овощей и зелени приготовили. Из холодной закуски – балык и севрюгу. Стол украшали блюда с маслинами,  финским сервилатом, бастурмой… На горячее подавали плов из ханского риса с урюком и кишмишем, долму. А к  десерту Наргиз, хлопотливая жена юбиляра, испекла домашнюю пахлаву.  Энвер позаботился о напитках: шампанское брют, сухое чилийское  вино, французский коньяк Remi Martine…

     Первый тост был за юбиляра, потом, как полагается, выпили за его родителей, семью. Гости хвалили хозяйку за вкусные блюда. А мужчины тем временем перешли на политику.

     – Это все Россия виновата, – рассуждал  Джавад, двоюродный брат юбиляра, – разделяй и властвуй, старый, как мир, принцип. Москва будет держать на поводке и нас, и  армян. Политика.

     – Не соглашусь с тобой. Армяне всегда были против нас – в 1905 году резню учинили. В 18-ом со своими комиссарами и дашнаками хотели всех азербайджанцев уничтожить или амбалами (грузчиками – прим. автора) оставить при себе. И  карабахскую войну армяне развязали. И все им мало, все про свою «Великую Армению» мечтают. Мы их когда-то приютили,  крышу над головой дали. А им, неблагодарным,  все мало, – Энвер почему-то решил наполнить свой юбилей патриотическим содержанием. С пафосом говорил.

     – Да, они всегда себя самыми умными считали, – подыграл юбиляру его коллега Орхан Самедов. –  А на самом деле весь их «ум» состоял в хитрости. Наш азербайджанец всегда простодушен, наивен, открыт, чист душой.  А эти… Все в себе, закрытые. Хуже евреев.

     – Это точно! Евреи, на самом деле, умная нация. А армяне только воображали себя умными, – кивнул Энвер и засмеялся.

     – Зачем так, Энвер, говоришь! Бакинские армяне веселиться умели. Хохмы разные любили, юмор понимали. Это наши всегда серьезные и с важным видом ходили, – заулыбалась Наргиз, пытаясь как-то перевести застолье в веселое  русло.

     Слово взял Муслим-муаллим:

     – Не думал, что будем на такие темы говорить за праздничным столом. Но если так… Я вот что думаю, сынок. Наши два народа, если говорить про внешность, очень похожи. Грузины от нас сильно отличаются. И вот выходит, что чем меньше внешних отличий, тем больше вражды между народами. И не только на Кавказе. Китайцы, корейцы, японцы, вьетнамцы… Их друг от друга не отличишь, а сколько горя друг другу принесли, всю историю воевали между собой. Ну и у нас…

     – Удивительно странные вещи вы говорите, уважаемый Муслим-муаллим, – раздался чей-то голос.

     В конце стола скромно устроился одноклассник Энвера – Вадим Сергеев. Это он решился на неслыханную дерзость –  возразить старшему по возрасту, к тому же отцу юбиляра.

     – В чем же странность?

     – Нельзя благородных азербайджанцев сравнивать с этими армянами. Много чести для них!