Текст книги "Арменикенд и его обитатели"

Автор книги: Александр Геронян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

     Сейчас бабушки обсуждают разбитое мальчишками футбольным мячом  стекло.

     –  Вай, мама-джан, бедный дети! Такой маленький двор, так тесно, как в мой  шушабанде (застекленный балкон или лоджия – прим. автора).

      – Яник, марш домой! Я не миллионерша, чтобы за разбитые стекла деньги платить.

     – Фира, я тебе так скажу: дети не виноват. Такой маленький площадка…

     – Да, да, наш Яник тут  совсем не виноват.

     – Завтра пойду райисполком, жалоба напишу. Пусть детям футбольный поле делают.

      – Я вас умаляю, Сирануш Сергеевна, эти сделают. Они только взятки брать умеют. О народе трудовом  совсем не думают.

     – Ничего, райисполком жалобу не возьмут, я Москва напишу, Брежневу.

     – Ой, что  будет, когда Парамоновы вернутся с работы и увидят свое окно! Яник, кому сказала, марш домой!

     Мальчишки благоразумно завершают матч и расходятся по домам. От греха подальше.

 

     … Вот первый стиляга на 2-й Нагорной по прозвищу Джон. Вообще-то его зовут Павлик, но предпочитает, чтобы звали по кличке. Он слывет местным законодателем мод.  Павлик фарцует возле «Интуриста». Рискует, но минимально: от любого мента  откупиться не проблема. А рискует, потому что мечтает разбогатеть и жениться на первой красавице Баку.  Вот такая у него сокровенная  мечта. Но с девушками Павлику фатально не везет. Это он перед парнями Арменикенда красуется, изображая из себя плейбоя. А перед симпотной девчонкой сразу пасует.  Начинает говорить  что-то нечленораздельное.  Желая показать себя раскованным весельчаком, Павлик рассказывает один анекдот за другим, надеясь развеселить красавицу. Как правило, девушка с удивлением смотрит на модника, все понимает про него и  при первой же возможности машет ручкой.

     Ну а половозрелым пацанам  с улицы, проявлявшим интерес  к взрослым темам, Джон-Павлик навешивает лапшу на уши.

     – Короче, чувиха еще та! Сначала ломалась, я не такая, я жду трамвая, мне домой пора… Но после шампусика не устояла. Короче, я ее и так, и этак… А потом она так раскочегарилась, что мне до утра покоя не давала… Ара, хватит-да, говорю, дай поспать немного. А она все лезет ко мне и лезет…

 

     … Вот дядя Акоп, положительный во всех отношениях, но несчастный мужчина. У него три дочки. Двух пристроил, а с третьей – ну просто беда! Дядя Акоп с тетей Марой последние годы занимаются тем, что собирают приданное дочкам. Он зарабатывает, а она находит из-под земли дефицитный товар. Сначала Аиду замуж выдали за хорошего парня – собрали ей все, как полагается: посуду, постельные принадлежности, белье, мебель купили румынскую, модную «стенку». Потом среднюю, Тамару,  отдали тоже за хорошего парня. И тоже с солидным приданным. А вот третья, Анжела… Ну никак не получается…

     Работяга дядя Акоп, каких мало, всю жизнь тянет семью, все в дом, все в дом. «Ты наш начальник отдела снабжения», – любя называет его тетя Мара.  На своем грузовике он возит опасный груз – баллоны со сжиженным  газом. Платят по высшему разряду. А кто еще пойдет на такую опасную работу?! Это же тебе не кино «Плата за страх» с Ив Монтаном. Здесь если рванет – так рванет. По кусочкам водителя-аса Акопа Осипова собирать придется.

     Его Анжела, если сказать откровенно, девушка на любителя. Большого любителя.  Неказистая получилась, впрочем, как и ее более удачливые старшие сестры. Крупный нос  доминировал на лице, ноги слегка кривые. Да ладно внешность – характер у Анжелы  прескверный. Два раза выдавал ее замуж дядя Акоп, и оба раза дочь с позором возвращалась в родной дом под осуждающе-сочувственные  взоры соседей.

     Трижды отец одиноко сидит у железных ворот, вздыхает  и ждет, когда привезут дочкино приданное. Словно бракованную вещь обратно возвращают в магазин. Стыдно, как стыдно, никому бы Акоп такого позора не пожелал…

     … Вот тетя Варя сидит на табурете в привычном месте – у автобусной остановки на проспекте Ленина, рядом с Арменикендским рынком. Тетя Варя как бы официально торгует семечками. Но из-под полы у нее можно приобрести импортный товар. «Жувачку» – детям, сигареты – взрослым.  Одна пластина – 50 копеек, по цене почти 10 маленьких деревянных стаканчиков семечек. Жевательная резинка в красивой праздничной упаковке. Вкусно пахнет ягодами.

     Никто не догадывается, что эта пожилая женщина с больными  варикозными ногами двигает прогресс. Она пытается отучить бакинских мальчишек от дурных привычек – жевать всякую гадость. У тети Вари настоящий американский бабл-гум (Риглейс!), из которого можно выдувать пузыри и который лопается с громким хлопком.  А без тети Вари пацаны будут жевать что попало, всякую кустарщину – кто непонятную субстанцию из парафина, кто из кира (смолы),  а более осторожные –  из  сока инжира…

     Тетя Варя, сама того не подозревая, внедряет элементы цивилизованности в нашу не слишком богатую жизнь.

 

     … Вот сидит у раскрытого окна и пьет душистый чай с айвовым вареньем  представительного вида  мужчина с пышными черными усами. Но зовут его незамысловато – Мамед Мамедов, которого за глаза называют Энгельсом. Во дворе он слывет самым влиятельным и  зажиточным. Все знают историю этого человека. Пивная будка возле Арменикендского базара, которой он сейчас заведует, – явно не для таких мужчин высокого полета. Оказался он там не по своей воле. Мамедов возглавлял в Шамхорском районе колхоз. Дела вел умело, плановые показатели радовали, с кем надо из районного начальства делился исправно. Мамедова в районе ценили и ставили в пример остальным.  К 50-летнему юбилею лично первый секретарь райкома товарищ Дадашев наградил Мамедова медалью «За трудовые заслуги». Намекнул, что пора Мамедову на повышение, в город, засиделся он в своем колхозе. Такие бесценные кадры нужны не только Шамхорскому району.

     И надо было такому случиться! Бес попутал человека, головокружение от успехов…В своем  кабинете  Мамедов сидел за столом под  портретами вождей – Маркса и Ленина. Со временем, разбогатев и ощутив свое величие, он повесил между ними… свой портрет. Сами понимаете, это была крупная политическая ошибка товарища Мамедова. Коммунисты исключили зазнавшегося   из своих рядов. Как правило, такие истории заканчивались строгими наказаниями, могли и посадить идеологического диверсанта. Но Мамедова пожалели. Говорят, вовремя взятку дал кому надо.

     – Ты что, совсем с ума сошел?! – кричал на него секретарь райкома. – Ты что из себя возомнил?! Ты вообще кто такой, решил, что Энгельсом стал?!

     Мамедов молча выслушивал обидные слова в свой адрес… Главное, пронесло, отделался легким испугом. Так он переехал в столицу республики, в Арменикенд, и оказался в павильоне  «Пиво-воды».  Квартиру  раздобыл хоть и в старом доме, но в хорошем месте – рядом с больницей Семашко, на пересечении 4-й Нагорной и Самеда Вургуна.

 

2017 г.

В лабиринтах Кубинки

 

     Для  Гарика символом красивой жизни была  красно-белая пачка сигарет «Marlboro». Он мечтал быть похожим на сурового ковбоя посреди прерий, которого видел в одном заграничном журнале. Ковбой рекламировал самые известные в мире сигареты «Marlboro».  С них-то, собственно говоря, и началась коммерческая одиссея  парня, которого весь город знал по кличке –  Гарик-американец.

     Легендарный фарцовщик, он считался первым модником  Баку. Гарик раньше всех обзавелся элегантным лайковым плащом, цена  которого  на «черном рынке» доходила до стоимости югославской «стенки».

     Начинал Гарик  с «подмастерья». Так получилось, что он прошел школу свободной торговли не где-нибудь, а на самой Кубинке. И не у кого-нибудь, а у самого Сеид-киши (уважительное обращение к мужчине – прим. автора)!

     Кубинка располагалась в «низинной» части города. Ничего примечательного там не было –  преимущественно одноэтажные строения, в основном нехитрый самострой. Главным достоянием этого квартала стали его оборотистые жители. Район пользовался дурной славой: анашистов, хулиганья разных мастей и прочей блатной публики здесь хватало. Соперничать с Кубинкой по уровню преступности могли только Похлударья и особенно Советская – район в нагорной части Баку. «Кубинские» и «советские» время от времени выясняли между собой отношения, и массовые драки могли закончиться поножовщиной. Но Кубинка еще считалась кормилицей бакинцев, страдавших, как и все в стране, от тотального дефицита красивых и модных  вещей. В этой обшарпанной и непрезентабельной «Березке» под открытом небом можно было купить все импортное: одежду женскую, мужскую и детскую,  алкогольные напитки, сигареты, продукты питания, магнитофоны, телевизоры и даже мебель.

     Сеида-киши называли коммерсантом высшей категории. Слово «спекулянт» он не любил, а «фарцовщик» в его лексиконе вообще отсутствовал. На Кубинке он родился, знал там все закоулки, проходы и дворы, входы и выходы. Так что в случае опасности (милиция и опера из ОБХСС регулярно устраивали  там облавы – скорее они проводились для галочки, потому что мало кто  верил в искоренение спекуляции в стране тотального дефицита) Сеид-киши знал, куда уходить, чтобы не задержали с поличным.

     Наблюдательный от природы, Сеид-киши присматривался  к каждому появившемуся  на Кубинке чужаку. Пришелец был потенциальным покупателем, в отличие от проживавших здесь местных. Главное, чтобы не напороться на «человека в штатском» или стукача. Но на них у старого коммерсанта был особый нюх.

     Сеида-киши окружали  мальчишки «на подхвате», которые помогали ему. Но порой он и сам  подходил к алчущему шика гостю Кубинки и участливо спрашивал:

     -Братишка, могу тебе чем-то помочь? Что надо?

     В лабиринтах этого торгового вертепа умели  хранить свои тайны. В круг близких и проверенных Сеида-киши лиц попасть было не так-то просто. Он самолично решал, кого можно допускать к промыслу, а кого нет.

     Гарик-американец вошел в доверие к матерому спекулянту после того, как спас его дочку. 16-летняя Фарида возвращалась как-то вечером домой и едва не стала жертвой каких-то обкурившихся  хулиганов. Гарик оказался в нужном месте в нужный час. Отважно бросился на помощь девушке и отбил ее у анашистов. И тогда некоронованный король Кубинки Сеид-киши взял шустрого и нетрусливого армянина к себе в ученики и разрешил торговать на своей территории.

     Сам Гарик жил в центре Баку, на Хагани. У его семьи была благоустроенная 3-комнатная квартира. И он все удивлялся своему шефу:

     – Cеид-киши, что ты здесь, в этом «шанхае», потерял? Бабки есть, возьми приличную хату, а сюда будешь приезжать, как на работу.

     Старик лишь молча усмехался в седые усы.

     Он любил Кубинку, эти бакинские трущобы с вечными проверками милиции и криминальными разборками, этот  бурлящий Гарлем со своими правилами без правил, антисанитарией, нехваткой питьевой воды и повышенной плотностью населения, где быстро распространяются инфекционные заболевания.

     Недалекие барыги из местных гордились своей судимостью. Сидели, понятное дело, за спекуляцию. А за нее много не давали – от силы два-три года. Правда, с конфискацией имущества, нажитого непосильным трудом. Вот только чего гордиться-то своей судимостью! Чтобы среди пацанов зеленых авторитетом слыть? Эка невидаль! Сеид-киши гордился тем, что с органами никаких проблем не имел. Давал, правда, аккуратно раз в месяц нужному  человеку  приличную мзду наличными, тот делился с кем надо (в этом можно было не сомневаться), вот именитого спекулянта и не трогали. Хотя органы прекрасно  знали, что именно он, Сеид  Фуад-оглы Касумов, есть самый оборотистый коммерсант в городе.

     Участковые здесь менялись часто. Сеид-киши был для них своим человеком. Блюстители порядка получали от него не только скромные презенты в виде импортных сигарет и пива. Они позволяли ему спокойно вести бизнес, потому что  были в доле.  Мзду на Кубинке собирали совершенно открыто. Время от времени аппетиты у участковых росли, и понять их можно было: не сегодня-завтра их могли снять с этого хлебного места и перевести на другой объект. Вот они и торопились обзавестись «фирмОй» впрок. А то и взять побольше наличными. Сеида-киши это не особо пугало. Он понял простую истину: бабки дал – дело замяли.

      Его номер телефона хранился в записных книжках  у многих денежных бакинцев. Они знали: «хозяин Кубинки» поможет достать любой дефицит.

      Сеид-киши крутился, как мог, и зарабатывал большие деньги. Заглядывать в чужие кошельки на Кубинке не было принято. А за длинный язык вообще могли слегка зарезать. Куда и на что тратил свои тысячи Сеид-киши никого не касалось. Впрочем, поговаривали, что коммерсант готовит невиданное приданое для своей единственной любимой дочки Фариды.  По Баку пошли слухи, что она – самая богатая невеста в городе. А все благодаря своему  заботливому отцу.

      Пешие покупатели на Кубинке не были в почете. Настоящий клиент появлялся «на колесах». Гарик старался, опережая конкурентов,  всегда первым  заметить, как они подкатывали на машинах. Как правило, в сумерках.  Он посылал пацанов, малолетних торговцев-алверчи, и те выбегали к клиентам  с вытянутыми вперед руками. Луч прожектора освещал красные пачки заморских сигарет в мальчишечьих руках:

     -Настоящий американский сигарет! Никакой подделка! Настоящий импортный  «Мальборо»!

     С мелкорозничной клиентурой в первую очередь общались именно они, маленькие обитатели трущоб Кубинки. Шустрые и пронырливые мальчишки были на подхвате у взрослых. А все серьезные вопросы Сеид-киши решал самолично. Особенно, если дело касалось крупных и дорогостоящих покупок.

     «Сидячими» торговцами были  Джафар и Лейла, брат и сестра, лилипуты с  рождения. Каждое утро они выходили из дома со складным алюминиевым столиком, на котором раскладывали  весь товар, в основном сигареты, жвачку и конфеты. Лейла, как правило, сидела на детском  табурете, а Джафар предпочитал работать стоя, пристраивался рядом. Время от времени он оставлял сестру, чтобы пройтись  и поболтать с местными парнями. Точка у них была бойкая, торговали до самой ночи. А в роли телохранителей карликов выступал кто-то из соседских парней с крепкими бицепсами.  Сеид-киши жалел их, повторял: «Природа их обидела» и никакой доли  для себя  не требовал.

     Он вообще был добрым по натуре. Снисходительно смотрел на залетных студентов-иностранцев, решивших пополнить свой скромный бюджет. Вьетнамцы захаживали на Кубинку с электронными часами, которые часто ломались. Арабы приносили россыпи серебряных цепочек и кулонов. Индусы появлялись с  поддельными джинсами торговой марки  Avis, которые стоили гораздо дешевле настоящей фирмЫ. Когда студентам  популярно объяснили, «кто в доме хозяин», они стали вежливо преподносить презенты Сеиду-киши. А тот  не возражал.

    Опекал он еще двух  «сидячих» торговок – тетя Сима продавала леденцы-петушки, а косая Фира – семечки. На рынке ее муж Сема брал семечки по рублю за килограмм, Фира их обжаривала и получала до 300 процентов прибыли. А все из-за чудо-стаканчиков, непрозрачных, с двойным дном, искусно уменьшенных в объеме. Стаканчики всегда стояли наполненными доверху. Фира, словно умелый фокусник, быстро высыпала семечки в газетный кулек и всучивала покупателю.

     Но сюда  жаждущие дефицита  подруливали  не семечки полузгать. В любое время суток Гарик-американец мог предложить «из-под полы» бутылку настоящего шотландского виски, шведской или польской водки, ящик чешского пива или коробку датского, баночного. На закуску предлагались местные балычок и черная икра, немецкие конфеты и печенье из Швейцарии. А для пополнения гардероба здесь можно было приобрести австрийские сапоги, финские куртки, японские радиоприемники и магнитофоны, французские духи, итальянские туфли и обеденные сервизы из фарфора. Как была налажена бесперебойная поставка импорта, никто не мог объяснить.

     Когда-то здесь пользовались спросом и ковры с хрусталем. Но потом их производство в городе удалось наладить, и из «ассортимента» Кубинки эти благородные товары безвозвратно исчезли.

     Сеид-киши учил:

     -Гарик, ала, никакой валюта-малюта никогда не торгуй. ОБХСС посадит – откупишься, сразу выпустит. КГБ посадит – Колыма поедешь.

     Гарик сам знал, что в России, особенно в Москве и Ленинграде, фарца рисковая. Валютой там промышляли, а  дело это архивыгодное. Но он слышал и про шумные процессы  60-х годов, когда какого-то Рокотова и его подельников приговорили к высшей мере наказания. Весь свободный мир валюту покупал-продавал – и ничего. А тут – расстрел. Нет уж, лучше на Кубинке навариваться на сапогах да сигаретах. От политики подальше...

     Да и потом, какой был прок в этой валюте?! За бугор выехать проблематично, чтобы потратить «зеленые». Копить их – какой толк?! Да, в городе работали  несколько магазинов «Березка». Но светиться там не было резону. К тому же властям ничего не стоило закрыть все эти валютники. А Кубинка никогда не закроется. Потому что капитализм в СССР не намечался, а страсть людей к красивым вещам неистребима. Гарик-американец эту житейскую мудрость усвоил давно.

     Ни в какие валютные операции он не впутывался. А еще Гарик зарубил себе на носу, что нельзя связываться и с наркотиками. Анаша – опасный товар. Да, там делали быстрые и шальные деньги. Но с наркоманами никаких дел не имел. Мужчины безбашенные, они за дозу и зарезать могли.

     Ученик Сеида-киши, как и учитель, тоже неплохо разбирался в людях. Девушкам Гарик цену знал. Хотел, чтобы любили его не за подарки, а просто так. Но он был убежден, что почти все бакинские девчонки неисправимые мещанки. Потребительская философия  у них в голове: чтобы наряды были «самые-самые»,  не хуже, чем у других.  Модницами быть всем хотелось. Куда же они пойдут? Правильно, на Кубинку пойдут. Или отправят туда своих отцов, братьев, мужей, женихов...

     … Много лет прошло с тех пор. Сеид-киши успел выдать замуж свою дочку, драгоценную  Фариду, сыграл ей пышную свадьбу, о которой сегодня  написали бы в светской хронике. И как бы с чувством исполненного долга ушел в мир иной, умерев от инфаркта прямо на улице. Сильно повздорил он тогда с милицией, у которой аппетиты росли с каждым днем. Сердце у старика не выдержало.

      Гарик-американец женился на армянке из США, с которой случайно познакомился в ресторане «Интуриста». Говорят, живет он счастливо со своей семьей в Лос-Анджелесе, курить перестал, хотя любимые сигареты «Мальборо» там на каждом шагу. Но калифорнийцы борются с дурными привычками, здоровье берегут, бегают по утрам.

     И в Баку с импортом проблем не стало – свободный рынок! Что хочешь можно купить, были бы деньги. Но находятся еще люди, которые нет-нет да подкатывают на своих иномарках в «низинную» часть города, называемую, как и прежде,  Кубинкой. И вновь им навстречу, как и много лет назад,  выбегают чумазые пацаны с красными пачками сигарет в протянутых руках:

     – Ала, купи «Мальборо», купи настоящий американский сигарет  «Мальборо»! Никакой подделка!

 

2003 г.

 

Упущенный шанс

 

   Про то, что люди с фамилиями на –ян живут не только в нашем городе и в двух соседних республиках, я прекрасно знал. Были у нас родственники в Москве и Краснодарском крае. Но оказалось, что армяне обитают даже за пределами СССР. Об этом  я впервые услышал от дяди Завена. Он старательно записывал в специальную общую тетрадь всех наших знаменитых соотечественников, проживавших за границей. И каждый раз гордо сообщал мне о своих новых открытиях:

     – Представляешь, оказывается, солистки «Метрополитен-опера» – армянки!

     Надевал очки, заглядывал в свою тетрадку и торжественно провозглашал, поднимая вверх указательный палец:

– Вот. Люси Амара и Лилит Чуказсян!

     Позже дядя Завен стал регулярно снабжать меня номерами «Литературной Армении», подписчиком которой он являлся с 1961 года. О спюрке (так назывались зарубежные армяне) в журнале сообщалось в двух рубриках – «В армянских колониях» и «Из месяца в месяц».

     Писатель Вильям Сароян, богач и меценат Галуст Гюльбенкян, кинорежиссер Рубен Мамулян, певица Сильви Вартан, художник Ришар Жеранян... От своей причастности к этой плеяде блестящих имен мне  становилось как-то радостней на душе.

     Конечно, в Баку знали и любили Шарля Азнавура – классический пример успеха наших за рубежом. Музыканты и артисты из  диаспоры быстрее получали популярность, нежели представители других творческих профессий. Сарояна или Майкла Арлена мало кто читал, зато Азнавура слышали почти все. Знали даже подробности его биографии: в родственных отношениях с ним находится композитор Жорж Гарваренц (он, автор музыки многих фильмов, был женат на Аиде,  сестре великого шансонье).

     В 60-х годах Франция славилась своими певцами армянского происхождения. Каким-то неведомым путем в Баку попадали магнитофонные  кассеты с записями песен Сильви Вартан, Рози Армен, Марка Арьяна... А на уличных лотках продавались сомнительного качества фотографии этих и других звезд.

     Со своими настоящими фамилиями звезды диаспоры, дабы придать им «заграничность», поступали просто – отсекали окончание –ян. Ну а Марк Арьян  придумал свой артистический псевдоним, разделив на две части собственную фамилию Маркарян. Дядю Завена, который знал о геноциде 1915 года, когда турки вырезали полтора миллиона армян, смущало, что этот певец пел и на турецком. Например, песню с «вызывающим» названием –  «Истанбул».

     Был еще один популярный шансонье – Жан Татлян. О нем много писали в советских газетах: из семьи репатриантов, возвратившихся с чужбины на родину, добился невероятного успеха. Правда, поселился он почему-то не в Армении, как все репатрианты, а в Ленинграде. Татляна горячо любили советские женщины за обвораживающий голос, яркую внешность и французский шарм. Но, несмотря на успех, Татлян, уже став звездой эстрады, все же покинул СССР и поселился на берегах Сены.

     И все же самым знаменитым нашим иностранным соплеменником считался Галуст Гюльбенкян, один из самых состоятельных людей на планете. Он совершал сделки с нефтью на Ближнем Востоке, а доходы тратил на уникальную коллекцию предметов старины и произведений искусства.  Его имя было на устах у всех армян. Обитатели Арменикенда, Завокзальной, поселка Разина, Парапета любили посудачить   о том, как этот английский мультимиллионер  выдавал замуж свою дочь Риту Сирвард...  К слову сказать, Нубар, старший сын Галуста, был трижды женат, но потомства так и не оставил. Он слыл в Лондоне эксцентричным прожигателем жизни, любил все дорогое и красивое, старался всячески походить на потомственных  английских аристократов.

     В 20-х годах Г. Гюльбенкян,  коллекционер, бизнесмен и дипломат, вел дела с большевиками, которые позарез нуждались в валюте.  Он  оказался первым покупателем полотен Эрмитажа. Влиятельного армянина с британским паспортом пустили даже в кладовые музея. Видимо, в этот период, когда с Советами у Гюльбенкяна наладился диалог, он и решился на проект улицы своего имени.

     Как примерный армянин, этот нефтяной магнат задумал провести венчание дочери Риты Сирвард в Эчмиадзинском Кафедральном соборе. Из духовной столицы армян  свадебный кортеж должен был торжественно отправиться в столицу административную. Вдоль трассы Эчмиадзин – Ереван (примерно 18 км) амбициозный Гюльбенкян решил построить разные отели, магазины, рестораны. Короче, создать западный шик на отдельно взятой социалистической автотрассе. Конечно, и саму дорогу намеревался привести в божеский вид.

     Но, понятное дело, коварные капиталисты ничего даром не делают. И поставил  нефтяной магнат советским властям одно условие: назвать эту улицу его именем –  Галуста Гюльбенкяна.

     В Ереване простодушный народ обрадовался такому заманчивому предложению. А вот в местном ЦК заволновались, доложили наверх. В Кремле подумали и, разумеется, отказали. Это же не свадьба получится с предварительной застройкой улицы, а форменная идеологическая диверсия! Завтра еще какой-нибудь ваш заграничный земляк, товарищи армяне, захочет своим именем назвать стадион, дом культуры, университет... Это что ж такое получается?!

     Советская власть никогда не отличалась прагматизмом. Называть  клубы, улицы, предприятия в честь какого-нибудь партийного съезда или круглой даты революции почему-то считалось нормальным. А тут благозвучное имя, к тому же человек сам все оплатит. Наверное, не хотели, чтобы в каком-то Ереване была улица красивее и богаче  Арбата или Невского проспекта.

     – Они там, в Кремле, совсем дураки, – комментировал несостоявшийся проект века наш сосед дядя Андраник, – надо было сказать: да, дорогой  мистер Гюльбенкян, мы согласны, строй улицу, матах, назовем твоим именем. Красиво дочку замуж выдашь, по первому разряду. А потом бы передумали. Или просто не говорили людям, в честь какого Гюльбенкяна назвали эту улицу. Мало  что ли Гюльбенкянов на земле!

     Моя учительница истории Седа Нерсесовна этому происшествию дала идеологически грамотную оценку:

     – Правильно сделали, нечего акулам мирового капитала играть свадьбы в чужой стране.

     К слову сказать, сама Седа Нерсесовна никогда не была замужем.

     А продавец газированной воды дядя Акоп не без гордости говорил своим   клиентам:

     -Видишь, чего мы, армяне, можем. Целую улицу один человек построить может! Только идиоты ему не дают. Гюльбенкян по богатству в первую десятку входит, клянусь мамой...

     Весь Баку   комментировал  эту историю.

     Евреи по этому поводу высказывались примерно так. «И кому от этого было бы хуже? Построил бы человек, на свои же кровные, не из госказны. Москва запрещает… Рассмешили… Да на французские деньги Ротшильда пол-Израиля построили, и в Париже никто не пикнул».

     Азербайджанцы комментировали  с некоторой завистью (армянин – миллионер!) и легким сарказмом: «Что, утерли в Москве вам нос?! Бродвей захотели в своем Ереване… Обойдетесь!» Потом добавляли: «Что за народ эти армяне, друг с другом договориться не могут!» Деликатный момент, что последнее слово в СССР всегда оставалось за Кремлем, почему-то опускался.

     Русские, по обыкновению, не вмешивались в дела нацменов  и целиком полагались на мудрость советского руководства. Всяким сказкам хвастливых аборигенов не придавали никакого значения, только посмеивались.

     … А улица Гюльбенкяна все же появилась в городах независимой Армении, только  гораздо позже. В Ереване она расположена в районе Арабкир, рядом с улицами, носящими имена великих музыкантов – Комитаса и Арама Хачатуряна.

 

1999 г.

 

Завокзальный цирюльник

 

     Где-то в центре Баку работали салоны красоты с манящими витринами и яркой световой рекламой, куда женщины со всего города записывались заранее. В нашу же парикмахерскую на 9-й Завокзальной, неприметную и уютную, приходили, как правило, одни и те же и когда вздумается. Надо было только очередь отсидеть.

     В будни здесь бывало тихо.  Клиентов – кот наплакал. А в выходные, как в банные дни,  все шли и шли за минимумом красоты и ухоженности: совсем старички, зрелые и перезрелые мужчины, молодые парни и мальчишки. После парикмахерской они  отправлялись в свои дома, прямиком под душ, чтобы ни одной волосинки не оставалось после стрижки, чтобы нигде не чесалось…

     Коммуналок в городе  становилось все меньше. Бакинцы обзаводились своими ванными комнатами – в квартирах или на крытых верандах и в «галереях». Мойся хоть круглыми сутками! Но принимать душ каждый день в СССР считалось непозволительной роскошью, чуть ли не идеологический диверсией. 

     Парикмахер Арташес пользовался известностью на Завокзальной. Дело свое знал хорошо. А главное – своим внешним видом он располагал к себе окружающих мужчин: хочешь выглядеть таким же красавцем – иди ко мне, к Арташесу. Цирюльник как две капли воды был похож на  легендарного кинокомика  Макса Линдера – взгляд с поволокой, ослепительная улыбка, аккуратные усики, набриолиненные иссиня черные волосы с налетом седины на висках, четкий пробор не сбоку, а почти посредине.  Одевался Арташес тоже элегантно, как знаменитый француз, не хватало только цилиндра и тросточки.

     Страдал ли Макс Линдер от излишней разговорчивости, сказать трудно: снимался-то он в немом кино. А наш Арташес мог беспрерывно работать не только руками, но и языком: был не в меру болтлив, как радиостанция Би-Би-Си. Все городские сплетни первым узнавал… Кто с кем гуляет, у кого что украли на Завокзальной, где чья свадьба будет, к кому из цеховиков  нагрянули с проверкой из ОБХСС…

     Да, Арташес любил поговорить. При мне он вечно ругал какого-то Петю, который его совсем замучил: «Как пристанет, дай одеколончику, дай одеколончику… Водку не любишь, на коньяк денег нет – купи „Агдам“, дешево и сердито! А он все одеколоны пьет. Не понимаю таких людей…»

     Всем клиентам «для освежиться» Арташес предлагал одеколон «Саша», а  из-под полы своим, по знакомству  – польский лосьон после бритья. Женам постоянных клиентов добывал дефицит: «Из Ирана вчера  иранскую хну привезли. Только для тебя, дорогой. Я твоей жене лично обещал»…

     Еще Арташес, приступая к делу, любил повторять веселую присказку: «Везде постричь! Ухи подровнять!»

     Но и клиенты ходили к парикмахеру не из числа молчунов. Некоторые раскрывали ему душу, как во время сеанса у психотерапевта или на исповеди в церкви. Цирюльник знал много тайн, но умел их хранить. При желании на каждого своего посетителя мог досье составить. Только кому это надо!  Один жене изменяет, другой с завода бутылку скипидара унес, у третьего сын курить начал… А вот большое городское начальство, владевшее секретами  куда значимей, в скромное заведение Арташеса   не заглядывало.  Да и где вы видели на  Завокзальной этих самых больших начальников?!