Текст книги "Алая кровь на белых крыльях"
Автор книги: Александр Афанасьев
Соавторы: Ольга Тонина,Владимир Чекмарев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 42 страниц)
Глава 62 Осень 1919 года. Ночной дозор.
Автомобиль не роскошь а средство передвижения. Увы, для этого средства передвижения требовалась резина, а с резиной в Германии была напряженка. Пришлось идти на временные меры – вместо резины на многие авто устанавливались подпружиненные стальные ободья колес, и другие аналогичные конструкции. К сожалению такое решение не только снижало ресурс ходовой части автомобилей, но и разрушало дорожное покрытие. Но подразделениям срочно требовался автотранспорт – и заводы его выпускали в таком неподходящем для дорог и передвижения виде. Определенный выход из ситуации давало применение полугусеничного шасси, которое было освоено несколькими заводами. На шасси полугусеничных грузовиков стали устанавливать и бронированные борта, и пулеметы, и противоаэропланные пушки. В первую очередь техника поставлялась добровольческие дивизии Круппенвольфа, которые к тому времени имели давно уже смешанный состав – помимо добровольцев-чернорубашечников, они имели в своих рядах и ветеранов войны, и назывались так уже по принятой традиции.
Территория освобожденной Германии становилась все больше и больше. Западная ее граница уже перемещалась к Эльзасу и Лотарингии, окутываясь в бетон траншей, дотов и колючую проволоку. В центральной части вели борьбу с блокированными гарнизонами, а на востоке вытесняли поляков.
* * *
Отделение полка Круппверфольфа «Бертаюгенд» под командованием Макса Шрама занималось патрулированием ночных улиц Берлина. Это случилось, когда они находились в районе, где некогда располагались оккупационные службы британского сектора. Лязг подкованных сапог далеко разносился в ночной тишине. Патрулировали целым отделением, поскольку в огромном городе еще скрывались враги – либо из числа оккупантов, либо из числа их приспешников. Внезапно откуда-то сбоку выскочил неизвестный, и взглянув на патрульных одетых в черные рубашки, резко развернулся и бросился со всех ног улепетывать от патруля вдоль по освещенной луной (освещение в Берлине на ночь отключали из-за опасения налетов авиации или дирижаблей) улице. Крики патрульных «Стой! Стрелять будем!» заставили беглеца припустить еще быстрее. Не раздумывая, ибо от германского патруля в германском городе свои бегать не будут, Глорх сорвал с плеча винтовку, и, дослав затвором патрон в патронник выстрелил в вслед убегавшему по лунной дорожке улицы незнакомцу. Тот рухнул на асфальт лицом вниз. Держа лежащего на прицеле, патрульные осторожно приблизились к нему. Серб ткнул штыком распростертое тело штыком в ягодицу, но никаких признаков жизни оно не подавало. Тогда он перевернул труп на спину, и начал обыскивать. У убитого были длинные волосы, а также круглые очки, не разбившиеся при падении. Макс, рассмотрел при лунном свете лицо убитого, и на его лице заиграла хитрющая улыбка.
– Серб! Спорим на пиво, что я угадаю, как его зовут, – обратился он к Вили, который закончил обыскивать лежащего и держал в руках его документы.
Сербу чертовски не хотелось проигрывать спор, уверенному в себе Глорху, но казаться слабаком он не хотел, поэтому он ответил:
– Валяй!, – и открыл паспорт убитого.
– Гарри Поттер! Из разведшколы чемберленскаутов! – весело произнес Глорх, уже мысленно представляя себе огромную кружку холодного пива.
Лицо Серба, до того грустное из-за возможной потери выпивки, внезапно посветлело, грусть исчезла, и Вили радостно улыбаясь произнес:
– А вот и не угадал! Убитого зовут Джон Леннон! – и протянул паспорт изумленному товарищу.
– Подожди! Это ерунда какая-то… Я точно знаю, что это Гарри Поттер, он еще диплом с отличием лично из рук Чемберлена получал, я его фото в трофейной "Таймс! Видел! – растерянно проговорил Макс, разглядывая паспорт, – Слушай, а может это не его документы, а его родственника? Скажем брата!
– Угу! Брата-близнеца! Сиамского! Короче, с тебя пиво! Сам ведь на спор напросился!
Но, и Глорх и Серб заблуждались, о том, что Гарри Поттер и Джон Леннон это один и тот же человек, знал в Берлине только советник Мюллер – молодой и подающий надежды сотрудник германской полиции, назначенный лично Бертой Крупп, руководить данной службой в Берлине… Знал он также и о том, Гарри Поттер, он же Джон Леннон, является внебрачным сыном известного большевистского лидера Ульяноффа-Ленина и библиотекарши Лондонской публичной библиотеки миссис Агаты Кристи, которая работала на британскую контрразведку, и которая благодаря своему служебному положению и пристроила своего сыночка в элитную разведшколу для британской "золотой молодежи".
По этой причине Глорху пришлось потратить на выпивку гораздо больше, чем предполагалось, ибо помимо проигранного Сербу спора, ему пришлось проставляться за назначение на должность командира взвода в полку "Бертаюгенд", а также за полученный из рук начальника берлинской контрразведки Железный крест. Именно так оценило германское командование умелые и решительные действия по уничтожению Гарри Поттера, направленного в Берлин для организации разведывательно-террористической деятельности на территории Германии. Для британцев же это означало полный провал тщательно спланированной операции "Жуки", целью которой являлось создание крупной разведывательно-террористической организации на всей территории Германии.
План многоходовой операции "Жуки" проводимой туманным Альбионом состоял в нижеследующем: подрыв устоев германской культуры, с одновременным созданием разветвленной боевой организации, прикрывающейся за ширмой новой культуры. Операция была разработана Районной Великой ложей Великобритании и Ирландии при содействии Европейского комитета. Обе данные организации располагались по адресу Уоберн-хауз, Аппер-Уоберн-паллас, Лондон, и подчинялись напрямую отделу военной разведки Генерального Штаба… Зная о широкой популярности в Германии так называемых оккультных обществ, и интересу к региону Тибета, англичане решили создать еще одно, тоже "тибетское". В отличие от прогерманских обществ, искавших корни германцев в тибетском регионе, данное общество пропагандировало идею о том, что люди – "цветы жизни", и что война это абсурд и нелепость. "Воевать глупо!", – говорили сподвижники данного учения. Они предлагали не воевать, а вставлять цветы в стволы винтовок, говоря, что вид прекрасных цветов, "произрастающих" из смертоносного оружия, заставит держащих это оружие отказаться от войны. Они также пропагандировали проживание в общинах, где все общее – имущество, женщины, наркотики. Да, именно наркотики! Для этой цели из Афганистана и Китая на территорию Германии забрасывалось огромное количество наркотиков, поскольку они являлись основой данного движения. Нужно уходить в мир грез – говорили апологеты нового течения. Мир грез прекрасней, чем грязная реальная действительность! А еще были песни, странные песни на английском языке. Однако поговорка "лучше поздно, чем никогда" к сожалению для британцев была в данном случае неприменима. Конечно же, "Битлы", как и стали называть в Германии нашли определенных почитателей. Этих почитателей можно было узнать по длинным грязным и давно немытым волосам, а также по многочисленным цветным бусам. Но идея запоздала! Если бы данная операция началась лет на десять раньше, то вполне возможно, что не было бы и мировой войны, или Германия разложенная изнутри, проиграла бы в первые же месяцы. А в сложившейся ситуации, получилось так, что "ливерпульская четверка", в состав которой помимо Джона Леннона, входили также Ринго Стар, Пол Маккартни, и еще один, имя которого мы запамятовали, облегчила работу германской контрразведке – ибо отлавливать сторонников данного течения можно было по внешним признакам. Поэтому всех длинноволосых и увешенных бусами представителей германской интеллигенции гребли без особых хлопот и проблем, тем более, что даже социалисты и коммунисты Германии с отвращением отнеслись к новоявленным адептам, и активно участвовали в охоте на этих длинноволосых.
О героическом подвиге британских разведчиков из так называемой "ливерпульской четверки", их борьбе с крупповским злом и трагической гибели, один из их коллег Дж.Р.Дж.Толкин написал книгу "Властелина колец", в которой рассказывалось, как четыре мужественных хоббита были сброшены в кипящее жерло вулкана Круппдруин. Выход этой книги в Британии был расценен двояко – с одной стороны книга была на злобу дня и имела коммерческий успех, обскакав даже произведения Конан Дойла, с другой стороны, автор произведения был привлечен к суду, так как кому-то из высших чинов показалось, что в данном произведении в скрытой форме преданы огласке государственные тайны, а также методы работы британской разведки. Если бы не вмешательство королевы Англии, которой данное произведение очень понравилось, то Толкина, наверняка бы ожидали черные дни. Но ему, что называется повезло и он попал в струю – его торжественно возвели в пэры, и вскоре он уже являлся начальником своих бывших начальников, и конечно же воспользовался данной ситуацией и довольно зло на них отыгрался, разразившись очередным литературным творением. Благо и повод подвернулся – группа германских военнопленных из одиннадцати человек, захваченных еще во времена мировой войны и содержавшаяся в одном из французских концлагерей, во время выполнения хозяйственных работ на аэродроме возле города Лигескур, совершила дерзкий побег, на бомбардировщике "Хендли-Пейдж" 0/400, прихватив с собой одного из бывших начальников Толкина, вместе с очень важными и секретными бумагами. Как в последствии удалось выяснить организатором побега был Фридрих фон Арнольд де ла Перьер, родной брат, небезызвестного Лотара фон Арнольда, командира "Шеера". Фридрих был морским летчиком и был первым из германских летчиков, кому удалось бомбардировать территорию Англии. Бомбы, сброшенные с его самолета 26 декабря 1914 года упали в предместье Лондона. В декабре 1915 года он был сбит под Дюнкерком и попал в плен к французам. И Вот спустя почти четыре года он сумел вернуться домой. О том, что бумаги, захваченного им британского полковника являются бомбой, Фридрих узнал позже, уже из газет.
Убийство в Сараево, как следовало из данных дипломатических документов, было подготовлено французской и английской разведкой по указанию их правительств, после того как правительства Англии и Франции согласовали данный вопрос с правительством САСШ. Там же были и документы, о разработке плана обороны турецких проливов силами Англии и Франции от русского десанта. Понятное дело, что уже через час после того, как с этими документами была ознакомлена Берта Крупп, все это грязное белье было вывешено во всех германских газетах. Для красного словца, немецкие газеты добавляли, что вышеуказанный полковник сам организовал свое бегство в Германию.
Скандал в Лондоне и Париже был отменный, помимо того, что он стал пищей для британских и французских газет, а также для политических игрищ различных партий, он еще способствовал дезорганизации работы разведывательных ведомств. Правительство САСШ, как и всегда, заявило о своей непричастности к данному вопросу, но дело шло к образованию различных сенатских комиссий в соответствии с какими-то там поправками к их основному закону. Именно сюжет этой истории и лег в основу книги "Почтальон" написанной Толкиным.
Глава 63 Осень 1919 года.Исключение из правил, и правила из исключения.
Название городка на указателе, прочитать никто не смог – что-то вроде «Кжитожи…» ну и ладно – какая им разница как он называется! Гарнизон – от силы взвод, пожилого возраста – видимо у ляхов уже всех молодых на фронт угнали. Главное что в городке есть рынок, и на нем торгуют не только продуктами, но и рабами. А значит от него не останется и камня на камне. Дозорный на колокольне их заметил слишком поздно, когда они уже ворвались на центральную площадь. Он выстрелил в воздух, и ударил в колокол. Лучше бы он этого не делал, ибо выбежавшие на сигнал тревоги солдаты гарнизона, тут же полегли под очередями двух ручных пулеметов, так и не успев сообразить что случилось. Федор глянул на убитых польских жолнеров и сплюнул – этих то наверное неделю назад под ружье призвали – обычные крестьяне, никогда не помышлявшие о войне и погибшие за дурь ляхской шляхты. Если кого и жаль в этом городе, так это их – проведших за плугом и сохой всю свою жизнь, а не тех, кто торгует русскими людьми. Расправа была короткой – всех жителей городишка согнали в к центральной площади, и Федор начал свой праведный суд – выводили по одному, и он определял – этого или эту направо, этого или эту налево. Направо попадали те, кого трогать не собирались – как правило поляков, за исключением детей, среди них не было. Налево попадали те, кому уготована сразу смерть или нелегкая женская доля исполнения плотских желаний победителей. Угрызений совести по поводу надругания над полячками Кузьменчук уже давно не испытывал. Суровые законы войны – сегодня мы убиваем их мужчин и берем их женщин, а завтра они будут убивать нас и насильничать наших женщин. Но не мы это начали, поэтому мы имеем право поступать так же как они – ляхи. Торговцев людьми в его отряде убивали с особой жестокостью. Очень часто в этом участвовали и партизанки его отряда. Некоторые из поставщиков рабочей силы, конечно же пытались спрятаться или изобразить невинных овечек, но в маленьких городках все просто – достаточно опросить некоторых из освобожденных рабов работавших в городе, как все очень быстро становилось на свои места. Вот и сейчас, рядом с Федором стояли трое крестьян из Смоленской губернии, и комментировали каждого кто выходил из толпы горожан.
"Коммивояжер по вопросам рабочей силы" оказался скулящим и ползающим по земле существом. Больше всего Кузьменчука взбесило, что эта тварь говорит по русски. Таких Иуд по-мнению Федора, нужно было варить в масле на медленном огне. Особенно взбесило его то, что эта христопродажная тварь называла его "товарищем" и говорила, о каком-то Ульянове, с которым вместе училась в Казанском университете. Ляхи, этой суке товарищи! А вот информация о том куда этот урод поставил рабов за время работы в городке оказалась полезной – в три поместья в округе продал послсотни душ. Значит туда и наведаемся. Наконец процедура суда на площади закончилась. И мстители принялись за работу. Жестокость порождает жесткость. Наличие немцев в отряде уже сказалось на почерке действий партизан – осужденных на смерть расстреляли по военному очень четко, и так же четко принялись исполнение прав победителей в захваченном городе. И Федор не стал отказываться от своей доли женских утех. И право первому выбрать женщину из числа побежденных ему полагалось как предводителю. Он взял эту миловидную пани, на очередной ставшей уже привычной широкой господской кровати в доме местного губернатора. Взял жестко и грубо, ибо таково было его право – право человека не желавшего жить в рабстве. Их никто не просил приходить на нашу землю и превращать нас в скотов – пускай теперь пожинают то, что посеяли.
Пополнившийся партизанский отряд двинулся дальше, оставляя за собой подожженный город. То, что в горящих домах оставались пани, исполнившие свой долг перед победителями никого не волновало – бог даст – выживут, не даст – как говориться горе побежденным. Пока не хватились ляхи нужно было успеть разобраться с еще тремя поместьями в округе, а затем быстро уходить в другой район, пока по следам не пустили карателей.
Казненный Иуда-торговец не врал – освобожденные рабы принятые в отряд подтвердили наличие трех поместий в округе. Начали с самого ближнего. И опоздали. К тому моменту когда предовая группа оцепила поместье – там уже все свершилось – работники сами расправились со своими хозяевами. Заслышав стрельбу в городе, рабы ждать не стали – и семья владельца получила свое сполна, а три десятка человек присоединились к партизанскому отряду. Панов из следующего поместья перехватили по дороге в город – видимо почуствовали ляхи, что расплата грядет и решили удрать в места по спокойней, но не повезло и еще одна дворянский польский род пресек свою линию, а может и не пресек а разбавился русской и немецкой кровью – все зависит от того что станет с хозяйкой, брошенной в лесу рядом с трупами мужа и управляющего, которая, к тому времени когда отряд возвращался по дороге из оставленной всеми усадьбы, уже очнулась, и брела как лунатик по обочине навстречу отряду, прикрываясь обрывками платья. Если наложит на себя руки, то род угаснет, а если нет, то будет ли он польским? Горе побежденным!
Оставшееся поместье было самым большим, но и это никак не вязалось с тем, что встретили партизаны, попытавшись к нему приблизиться. В поместье по полученным в городе данным было около семидесяти рабов, это означало, что с учетом хозяев и их холуев, наберется максимум десяток человек, которые будут пытаться оказать сопротивление. Однако действительность превзошла ожидания – несмотря на то, что стрельба велась бестолково, стрелявших в партизан было в нексколько раз больше, чем ожидалось – наверное человек восемьдесят. Причем как заметил Федор стреляли все – и никто из стрелявших на барских холуев не походил. Даже работавшие во дворе крестьянки, которые с началом нападения большей частью попрятались в доме. Возможно ему и мерещилось, но выстрелив во внезапно появившееся в одном из окон плечо с винтовкой, ему показалось, что он услышал женский вскрик и в окне мелькнуло женское платье. То, что ему противостоят находящиеся в польском рабстве русские люди ему не понравилось, поэтому он приказал прекратить огонь. Стрельба защитников поместья тоже прекратилась. Предстояло решить трудный и извечный вопрос – что делать? С ситуацией, когда угнанные в рабство защищают своих хозяев он сталкивался впервые.
На переговоры он отправился лично. Что его поразило, при проходе за ограду поместья, так это настороженно-враждебные взгляды его обитателей – русских рабов, котрых пришли освобождать от польского ярма. Или не рабов? Его провели по аккуратной дорожке к зданию усадьбы.Сбоку от дорожки из газона трочало несколько истертых ветром и временем валунов, словно бы выраставших из земли. Внутренняя обстановка в здании была такой же что и в разоренных отрядом польских поместьях. Или не такой же? Какое-то неуловимое отличие было. Хозяйка – миловидная женщина лет тридцати, перевязывала руку тихо стонущей и плачущей девчушке лет пятнадцати. Рядом с которой стояла трехлинейная винтовка Мосина. Пани повернула к Федору перекошенное от гнева лицо и резко бросила: "Ублюдки! А еще русскими людьми себя называете!Детей то за что?". Фразу она произнесла по-русски без какого-то намека на акцент. Федор покраснел под ее пронзительным взглядом, и у него стали неметь ноги.
– Дык, барыня виноваты мы, ошибка вышла…,– стал он из себя выдавливать.
– Ошибка? В живых людей стреляете, и называете это ошибкой? А потом наверное это подвигом назовете? Героем будете себя считать? Уходите откуда пришли! Здесь вам никто не рад!.
– Дык, мы барыня думали, что здесь ляхи над православными юродствуют.
– Где вы здесь ляхов увидели?– хозяйка нагнулась к девочке, успокаивая, и из выреза ее платья выскользнул крестик – православный крестик.
– У нас доктор в отряде есть, и лекарства…
– Тогда не стойте столбом! Взялись помогать помогайте! Или вы мужчины только лясы точить умеете, а как дело дойдет до дела, то вы раненые олени на поляне?
– Я сейчас барыня, я мигом– сказал Кузьменчук и направился к выходу.
Ситуацию Федору удалось разрядить. Помощь врача оказалась, очень кстати. Из дальнейших разговоров он выяснил, что пани Крыховецкая, Крыховецкая по бывшему мужу, который с началом войны подался в боевики к Пилсудскому еще в 1910 году, воевать на Великую и независимую Польшу в тот самый "Стрелец". Сама же пани Ирина – православная, родом из Севастополя и в роду у нее и князья Трубецкие, и греческие князья. Пока муж воевал за "Великую от можа и до можа", она тащила на себе все хозяйство, и в поместье у нее трудились русские крестьяне. Несколько человек она приобрела уже после интервенции в России, но рабами никто из приобретенных не был. Ее поместье было на отшибе, и все катаклизмы и перепитии последних нескольких войн прошли мимо, соседи ее чурались – православная, то есть схизматичка, да еще и муж бросил – поделом ей!
Ну и что теперь? Понятное дело, что хозяйку и ее сына мы и пальцем не тронем, и тех кто за нее заступался тоже. Русские люди. Ну а дальше? Мы уйдем. Придут другие, такие же как мы и доведут дело до конца. Либо ляхи ее за ее доброту к рабам и угробят! Думай Федор! Что делать?
Решение подсказал капитан Хартман, из недавно присоединившейся к отряду группы сбежавших из плена германских офицеров. Кузьменчук прислушался к совету ветерана прошедшей войны, и убедил пани Крыховецкую, что порядок и чистота на территории ее поместья могут привести к печальным последствиям. Поэтому весь день бойцы его отряда вместе с работниками поместья меняли его внешний вид – заколачивали разномастными досками окна, наносили на стены копоть, с помощью смоляных факелов, разбрасывали по аккуратным газонам и клубам мусор. В конце концов, путем длительной работы поместью удалось придать непрезентабельный вид. Со стороны дороги казалось, что оно в некотором запустении, и недавно пострадало то ли от пожара то ли от чьего-то нападения.
Федор бросил прощальный взгляд на поместье, и подумал, что какая-то справедливость на свете есть, и что они – его отряд, не отъявленные злодеи – ведь что-то остановило его, и не дало убить своих же русских людей, живущих на вдали от Родины, на чужбине. Он очень хотел, чтобы люди живущие там, за удаляющейся оградой, выжили, и их миновала и дальше война, которая полыхала сейчас на этой земле. "Да хранит Вас Бог!" – произнес Кузьменчук, трогая поводья коня, и ему померещилось, что старые валуны, на затоптанном и обезображенном газоне, вдруг засветились каким-то странным светом.
