Текст книги "Игры для взрослых мальчиков"

Автор книги: Александр ВИН

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Да ну тебя, Глеб! Не поймешь даже, когда ты смеешься!

– Нет у него собачьего корма! Нет! Я проверял весь наш груз! Это он так шутит над нами, понял?!

Младший командир безо всякой опаски похлопал О'Салливана по плечу.

– Хочешь, я тебе колбасы принесу, копченой? Мне мама десять бутербродов с собой дала сегодня утром. Давай, покушай хоть колбаски, а?

Красные с золотом угли костра все больше и больше затемняли сумерки, неумолимо жавшиеся к людям от темных стен старой крепости. Непрогоревших дров под черной, тяжелой сковородой уже не было, теплый и остро луковый дух накатистыми волнами распространялся по дворику. Томиться в своем вкусном заточении картошке оставалось две, три, от силы пять с половиной минут.

Будущее было немного туманным.

Глеб обернулся к сидящему рядом Бориске.

– Сейчас по тарелочке второго блюда, последний тост – и отдыхать. Проследи, чтобы никто из мужчин не покидал пределов нашего периметра.

– Не-е! Я больше есть уже не могу, ты что?!

– А за маму, а за папу? За нашего президента, наконец! Есть такое слово «надо», малыш! Ты просто уклоняешься от соблюдения правил безопасности нелегкого командирского труда! Больше ешь – меньше болит голова. В прямом смысле этого чудесного слова…

Понимая к этому времени практически все приказы без слов, Николас также молча кивнул головой в ответ на движение указательного пальца капитана Глеба. Хиггинс ничего серьезного в этой жизни уже не мог, и большой человек в одиночку снял с костра, поставив на стол, булькающую и шипящую сковороду.

На удивительный запах стали подтягиваться из темноты уцелевшие бойцы. Всего их набралось на один недорасстрелянный взвод. От немецкой делегации явился только Крейцер из Бремена, шведы были представлены тоже одной, тихой, но все еще уверенной в своих силах особью. Британия самоустранилась от дегустации картофеля и храпела по разным палаткам.

Мир был немного не уверен в себе, звезды раскачивались.

Чтобы не потерять раньше времени в молчании своего старшего товарища, Бориска продолжил приставать к Глебу с нудными и мелкими вопросами.

– А почему ты всегда все пьешь из стеклянного стакана? Даже чай – он же такой горяченный?! Возьми лучше кружку, удобней же ведь, вот, смотри, свободная еще одна есть.

После того как в тишине все в очередной раз выпили водки за дружбу, Глеб Никитин вернулся к обсуждению актуальной темы.

– Я не люблю металлические кружки.

– А почему?

Не в силах много говорить и, тем более, молчать в ответ, Глеб взял из коробка на столе спичку и с силой провел ею под внешним ободком эмалированной посудинки.

– Смотри сюда. – Он покачал сильно испачканной спичкой под носом Бориски. – И ты с удовольствием суешь ЭТО себе в рот?! Ты хоть знаешь, кто, что и когда пил из этой кружки до тебя?! А мыть ее вообще по-настоящему никогда не мыли, так, ополаскивали…

– Отбой! Всем спать.

Поднимаясь из-за стола, капитан Глеб немного, практически незаметно для окружающих, покачнулся.

– Стоять, Орлик! Все в порядке! Убери от меня свои презренные руки!

Бориска действительно отдернул от Глеба руки и, больше того, спрятал их за спину.

К лопушкам по нужде выполз из крайней палатки помятый Хиггинс. Вытирая после этого акта вандализма ладони о свои замечательные маскировочные штаны, он счел необходимым похвалить друга Бориску.

– Ох, и умеешь же ты пить. Полными стаканами со всеми пил – и до сих пор трезвый! Не то, что я… У вас, русских, наверно, с детства такая привычка к водке… Я – спать, все…

В ответ Бориска счастливо и загадочно хихикнул.

За его спиной капитан Глеб отыскал немного душевных сил и пробурчал вслед уходящему в сумерки Хиггинсу.

– А если его еще и подучить немного… Пошли.

– Куда ты собрался? Может не надо, Глеб?

– Бери чистую кастрюлю и пошли. Идем. За мной.

На близком берегу моря, прямо за краем разваленного укрепления капитан Глеб опустился на колени и стянул с себя черную майку.

– Бенефис закончен. Черпай и лей.

– Куда?!

Смотреть на такого непонимающего товарища было бы тяжело и скорбно. Поэтому Глеб Никитин даже не поднял на Бориску укоризненного взгляда.

– Повторяю. Черпай из моря. И лей. Из кастрюли. Воду. Мне. На голову. Десять кастрюль. Подряд.

Где десять, там и восемнадцать. Глеб чихал, как трудолюбивый морж, такой же круглоголовый, счастливый и влажный.

– А теперь полей-ка мне на руки… И отойди в сторонку.

Бориска сморщился, вздрогнул, когда, засунув пальцы в рот и согнувшись пополам, Глеб зашелся рядом с ним в тяжелом кашле. Но длилась эта скверная сцена недолго.

– Теперь еще раз лей на руки. Так-с… И еще одну полную кастрюльку на мою голову. На посошок. Порядок!

Двумя ладонями капитан Глеб Никитин крепко провел ото лба назад по своим коротким волосам. Вздохнул полной грудью, никак не отворачиваясь от моря, в сумрачном просторе которого тлел еще тускло-багровый отсвет заката.

– Вот и все. Пошли, что ли, поруководим там напоследок немного.

Стронуть с места изумленного Бориску такими простыми словами было трудно, почти невозможно. Он опешил.

Перед ним в темноте стоял его прежний Глеб, улыбался ему, как и днем, только вот голос внезапно воспрявшего от хмеля командира был странно медленным, да еще и с хрипотцой.

– Чего ты опять меня с подозрением рассматриваешь? Не осуждай людей так торопливо.

И даже это еще не заставило Бориску сделать шаг в направлении лагеря.

– Пошли, пошли, не задыхайся от волнения.

В расположении их части две армейские палатки темнели и храпели, сквозь щелки третьей наружу пробивался небольшой свет.

– Что за волшебное сияние?

– А это итальянец этот, Салливан, книжку читает. У него диодный фонарик есть, он его на голову на пружинке такой приделал, лежит и читает.

– Он твой, из «Ромео»?

– Ага.

– Держи.

Покопавшись наощупь в темноте в кабине «технички», Глеб достал из-под сиденья два штык-ножа.

– Это наше холодное оружие. Для охраны жизней и здоровья коллектива. Один тебе, другой отдай трезвому итальянцу. Назначь его до рассвета своим заместителем по безопасности.

– Да зачем нам эти ножики! От кого обороняться-то сейчас?!

– Ты преступно много размышляешь. Разбуди меня в шесть ноль ноль.

Внезапным грохотом раскатился в ночи по крепостному дворику басовитый рык мужского храпа.

Глеб буркнул.

– Этот голландец хуже карасину!

Облеченный вахтенным доверием Бориска попытался спросить его еще о чем-то стратегическом.

– Все, все, проехали. Будем считать, что меня ранили коварные враги. Прямо в грудь, – Глеб ткнул пальцем в мокрого себя. – И я упал, изнемогая.

С грациозностью великого утомления он прилег на расстеленный спальник.

Не доверяя некоторым своим чувствам, Бориска осторожно прикоснулся к телу неподвижного командира.

Но капитан Глеб Никитин уже спал, глубоко и уверенно вдыхая свежий морской воздух.

День 5. Четверг.
Траур, паруса над водой и нежелание мыть грязную посуду

Огромный черный пистолет был тяжел, рука немела, тренькали жилки под локтем, поднять оружие не было никакой возможности, но настойчивый мужской голос все громче и тверже приказывал сделать это.

– Эй!.. Эй! Товарищ боец! Подъем!

В раннем палаточном сумраке Бориска не сразу и сообразил, кто так сурово и одновременно нежно дотрагивается до его обнаженного плеча.

– Вставай и быстро на воздух. Без потягушек.

Капитан Глеб Никитин вышел из помещения, аккуратно прикрыв за собой входное полотнище.

Время было всего половина шестого, выспался же Бориска замечательно, да и песок на улице под ногами был внезапно холодным и влажным. Так что проснулся он быстро, но со штанинами и рукавами у него все-таки произошла небольшая путаная заминка.

Солнце еще не перевалило восточную крепостную стену и поэтому в дальних закоулках внутреннего дворика продолжали таиться неопределенные рассветные тени.

Теплый Бориска радостно и счастливо потянулся, широко вздохнул с поднятыми к небу руками.

– Жив?

– Конечно! Красиво-то здесь как! Я так рано в этой крепости еще не бывал! Осенью темно, а зимой мы только на лыжах сюда с классом в поход ходили.

– Ладно, слушай…

Глаза Глеба непривычно блестели в темных полукружьях бледного лица.

– Давай-ка ты просыпайся окончательно, смотри за обстановкой. Я пройдусь до берега, немного искупаюсь. Поставь маленький чайник на костер с краю, огонь там я уже развел.

– Ладно, только ты недолго…

– Да я здесь, за стеной буду плескаться, не беспокойся.

Потом они сели за стол, на прохладные росистые бревна.

Капитан Глеб вытирал голову большим лохматым полотенцем и с удовольствием ел холодный рыбный бульон. Говорили вполголоса.

– Вещи мои лишние возьми в свой рюкзак, я доберусь до поселка налегке. С ребятами-экскурсоводами поговори, чтобы они на автобусе по городу небольшой кружок сделали, время в запасе у тебя будет, а утренние красоты мужикам стоит увидеть. Налей кипятку мне, пожалуйста.

С не совсем осознанным удивлением Бориска смотрел на своего командира. Он привык к тому, что в жизненных разговорах взрослые люди обычно жаловались на страшную головную боль с утра после попоек, на жажду холодной воды и рассола. Да и его отец обычно отказывался от завтрака на следующий за семейными застольями день.

Глеб же кушал вкусно, помешивал густой сладкий чай, роскошными белыми зубами откусывал крупные куски бутерброда и часто звенел ложкой в глубине миски с ухой.

Бориска был уверен, что водки вчера капитан Глеб выпил много, просто неприлично много – ближе к полуночи вдрызг пьяные немцы даже стали настаивать, чтобы избрать его своим Королем Стеклянного Стакана, но не успели, полегли бедолаги один за другим. Потом рухнул в редкие подорожники, едва избежав лобового столкновения с гранитным валуном, Бадди, затем сполз под стол могучий Николас. Итальянский трезвенник О'Салливан ушел в темноте в палатку самостоятельно, немного понаблюдав на прощанье за яркими звездами.

«И не болеет он, вроде, ни капельки…»

Неумытый с утра Бориска устроился за столом напротив Глеба, внимательно слушал его поручения и пытался осторожно наблюдать за командиром.

– Чего разглядываешь? Удивляешься, что я остался жив после вчерашних злоупотреблений? Ничего особенного – еще и не то люди совершают ради дружбы народов, взять, к примеру, уважаемого Махатму Ганди…

– А ты чего чай не пьешь?

Глеб обвел взглядом Бориску и пустые тарелки.

– Слушай, если ты не против, то я еще немного ушицы рубану, а? Ты не хочешь со мной за компанию?

Бориска отрицательно покачал головой.

– Общий подъем устраивай ровно в семь. Кричи, стучи в кастрюлю. Раскрывай палатки, шуми в каждой. Будут ругаться – не обращай внимания, делай свое черное дело. Через полчаса после подъема устрой им завтрак. Водки не давай.

– А ведь они же все…

– Ящик с пивом и минералка спрятаны на берегу, в камнях. Выйдешь из крепостных ворот – направо, шагов двадцать по берегу, за красным валуном. Я проверил сейчас – напитки на месте, в воде за ночь охладились как следует.

– Про водку. Напомни всем, что сегодня их ждет авиационное путешествие, так что если кто из самых настойчивых алкашей испачкает вертолет, то свои рвотные массы будет убирать самостоятельно, вручную. Я серьезно. К восьми подъедет человек от лесника, останется здесь, подежурит, постережет наше богатство. Если кто из иностранцев будет сильно болеть – оставь в лагере, не неволь полетом.

В раскрытый на краю стола замечательный Борискин рюкзак капитан Глеб начал перекладывать свои вещи.

– Похороны в двенадцать. На все остальные мероприятия я в поселке не останусь, так что к часу ждите меня здесь. Если по каким-то причинам вовремя не появлюсь и не смогу дозвониться, то выдвигайтесь после вертолета в лес самостоятельно. Справишься?

– Не сомневайся. Твои дела сегодня важнее.

Не выпуская из рук маленького блокнота, Бориска почесал карандашом макушку.

– Ты что-нибудь про убийство Виктора Никифоровича уже узнал?

Капитан Глеб Никитин застыл над рюкзаками, поднимая медленный взгляд на помощника.

– А какое твое шпионское дело?

– Ну, это я так, просто… Нужно же, чтобы найти, убийцу-то…

– Не бери в голову. Занимайся живыми людьми, остальное мы с тобой после обсудим.

– Все, лови!

Глеб подкинул над головой Бориски туго набитый рюкзак.

– Мой брось в машину, а я пока посуду ополосну.

Мокрый ночной песок прилипал к подошвам, оставляя под ногами разляпистые сухие проплешины. Около микроавтобуса Бориска присел и принялся восхищенно рассматривать сквозь низкие крепостные проломы сияющее вдалеке рассветное море.

…Глеб уже отзвенел посудой и вытирал руки кухонным полотенцем.

– Ну вот, и покушали! Торпедоносец к бою и походу готов!

– А зря ты бульончику вместе со мной не употребил. – Глеб сверкнул на лохматую прическу подчиненного смешливым взглядом голубых глаз. – Очень полезный с утра продукт! Особенно для молодого, растущего организма!

– Я потом. Сейчас не хочется.

– О! Вот и наш первый человечек очнулся!

Из палатки, нагибаясь и протирая глаза, вышел Тиади.

– Доброе утро.

– Привет! Воды холодной, огурчика? Есть аспирин в ассортименте.

Капитан Глеб забавлялся.

– Нет. – Тиади слабо махнул рукой. – Я просто посижу на свежем воздухе, а то там вонь такая ужасная, спать уже невозможно!

Позевывая, он присел на бревно.

– Ты куда-то собрался?

– Сегодня хоронят Виктора. Я должен там быть.

– Послушай, – Глеб поморщился, глядя на мятого бельгийца. – Все, что необходимо, я уже рассказал Бориске. Сегодня, до моего возвращения, вами командует он. Не перечить, не спорить, выполнять все его распоряжения. Без фокусов. Понял?

– А мне ты что, совсем не доверяешь? Я старше его, опытней. Могу быть гораздо полезней, чем этот юнец.

Тиади прищурился, криво усмехаясь.

– Или уже все, хороший помощник Тиади больше не нужен великому полководцу?

– Не к месту такой разговор. Помоги лучше машину подтолкнуть.

Еще с вечера, как только из крепости умчались ловкие морпехи, Глеб поставил «техничку» на незаметный бугорок, носом к воротам. Пока Тиади присматривал для себя точку опоры на кузове, он включил нейтралку. От палаток к ним подошел Бориска.

– Давай вытолкаем потихоньку машину за ворота. Не хочу здесь ее заводить, чтобы богатырей наших раньше времени понапрасну не тревожить.

Втроем они быстро вывели микроавтобус из крепости. Вытирая руки, бельгиец побрел к емкости с водой.

К уже сидящему в кабине автомобиля Глебу сунулся Бориска.

– Скажи им там, на похоронах-то, что мы здесь нормально справляемся, что все в порядке… Ну, в общем, чтобы они там не расстраивались еще больше…

Вертолет после набега похмельного интернационала остался чистым.

Полтора часа полета над морем и над окраинами города не особенно утомили путешественников.

Кто-то дремал, маленький ирландец тихо и задумчиво застыл у иллюминатора с открытой бутылкой пива. Николас вслух жалел, что родился на свет таким большим и бестолковым.

Дымка над дальними лесами не давала низкому утреннему солнцу накалить винтокрылую машину до духоты, а до водки никому из них так и не удалось добраться. Бориска успешно выдержал нетерпеливую шведско-немецкую осаду, не допустив страдальцев к стратегическим алкогольным запасам.

Шумел же старый вертолетище прилично, поэтому и выбирались из его чрева после прогулки все со счастливыми улыбками. На земле было лучше. Прохладней и тише.

С двенадцати тридцати, не дождавшись звонка от капитана Глеба, Бориска стал названивать ему сам. Но без результата. Он принял решение стартовать в отсутствие командора.

– По машинам!

Фотографирование на фоне, около, под и на самой броне БТРов закончилось. Самые дерзкие, ловкие и предусмотрительные полезли занимать удобные места на вершинах зеленых, в разводах, бронетранспортеров.

– Але, кореш, ты за ствол-то особо не цепляйся!

Усатый контрактник показал Бадди внушительный кулак. Тот все прекрасно понял, покраснел и стеснительно сложил ладошки между ног.

Личные рюкзаки, чтобы не мешали карабкаться на угрюмую броню, забрасывали тем, кто уже укрепился наверху. Фотоаппаратуру, в ожидании замечательных кадров и сюжетов, никуда не убирали, вешали на шеи и прижимали к груди.

– Закрепитесь! Привяжите рюкзаки! Проверьте карманы, ремни! Если кто что выронит, то останавливаться не будем!

– Курить здесь можно?

– Ага! И пить тоже! Выдумал! Чтобы никаких мне сигарет на борту боевых машин!

Немного понаблюдав за таким мощным, уверенным командованием механик второй машины, человек совсем ненамного старше Бориски, смешливо подмигнул ему из своего люка и показал большой палец.

Похвала была почти не к месту. Бориска практически не обратил на нее никакого внимания, только немножко поправил нагрудные ремни и слегка тронул лихой берет на своей голове. Даже не улыбнулся.

Как и планировалось, вся их бригада прелестно уместилась на спинах двух бронированных чудовищ.

Тронулись в двенадцать сорок девять. На выезде из ворот Бориска засек на своих наручных часах исторический момент. Переднюю машину тут же тряхнуло на камне и под колеса второго БТРа полетели очки растерянного ирландца. С мгновенно распахнутым молчаливым ртом тот замахал рукой, суетливо придерживая сползающий на глаза военный головной убор.

– Вперед! Не останавливаться!

– У него есть двое запасных. Я интересовался. А чего он!.. – Бориска небрежно прокомментировал сверстнику-механику свою беспощадность.

Мягкая ровная колея, мелкий летний песок, зеленая травяная ось по центру лесной дороги. На первых километрах пути многим из них еще пришлось как-то приспосабливаться, подпрыгивая на ухабах, но потом, как только берег моря исчез из виду, и урчащие тяжелые машины были со всех сторон обняты солнечными соснами, сидеть под ветерком на теплой броне стало даже приятно.

Устроившийся на самой корме впереди идущего БТРа, над глушителями, наследник мясника Мерфи показал пассажирам их машины неприличный жест. Хиггинс страшно возмутился, оторвал правую руку от надежного люкового края и ответил озорнику точно такой же пакостью, но при этом очень быстро и два раза подряд. Несмотря на краткость ответного оскорбления Бадди все же успел сфотографировать действия народного мстителя. Старший лейтенант, командир их боевой машины, заулыбался.

По безлюдному тихому лесу ехали минут двадцать, вовсю разноязыко горланя и по-русски сквернословя. Только в эти мгновения и Бориска догадался, от чего оберег его тогда Глеб, в казарме, на уроке мичмана Козлова. Ученики оказались способными и энергичными.

Вдруг сидящий спина к спине с Бориской Макгуайер страшно закашлялся, схватился обеими руками за горло и рот. Лицо английского брюнета побагровело, в приступе кашля он едва не падал с мчащегося на приличной скорости БТРа.

– Что с ним? Что такое? Астма?

Старший лейтенант отреагировал первым.

– Стой! Остановись на минуту.

– Да спроси ты у него толком-то, что произошло!

Бориска и сам испугался жуткой картины, робко трогая Макгуайера за плечо.

– Ты болен?! Астма? Где твое лекарство?

Тот хрипел, скорчившись на верхнем люке. Слезы текли из его прекрасных глаз, лицо было искажено страданием. Наконец он сделал два неуверенных, трудных вдоха. Вытер с губ безобразную слюну.

– Мне… Мне жук в рот попал. Я, кажется, его проглотил!

Как будто бы Бориску неожиданно поцеловали. Причем девочка из старшего класса. Он заулыбался, робко понимая, что пока избежал большой неприятности, и немедленно перевел нелепый диагноз лейтенанту.

– Делов-то!

Профессиональный военный со всей силой заехал раскрытой ладонью Макгуайеру по спине. Другой рукой лейтенант мгновенно поймал подданного английской королевы за брючный ремень.

Тот грубо хрюкнул, дернулся носом вперед и выпрямился, крупно моргая. Таким образом, практически неповрежденный российский жук был отпущен на свою насекомую свободу.

Макгуайер опять заплакал, но это были слезы счастья, вытирая которые, парень наверняка клялся себе больше не разевать рот на нашу трудную и опасную действительность.

Гудела впереди губная гармоника, продолжал громко и неприлично ругаться не по-родному за спиной Бориски голландский хулиган Николас, смешно и немо размахивали руками на переднем БТРе многочисленные немцы, и приближалась, тем временем, таинственная середина их намеченного пути.

Зная трассу, сценарий и дорогу, Бориска потихоньку начинал волноваться. Ответственность давила, он не был полностью уверен в себе. Да и кричать так громко и грозно, как капитан Глеб, он еще не умел.

В небольшом песчаном повороте передняя машина слегка кивнула, внезапно останавливаясь на спуске, ее военный командир поднял руку, подавая знак.

«Ну, кажется, началось! Но почему же так рано?! Это же не здесь, не в этом месте!»

Бориске хотелось рыдать.

Через верх первого БТРа и сквозь шевеление сидящих на его броне людей была подробно видна значительная часть пустынной лесной дороги.

Впереди, метрах в двадцати от головной машины, прямо по центру проезжей части стоял человек в черном.

Хоботы пулеметных стволов на обоих БТРах зашевелились. В незначительных и поэтому не опасных для верхних пассажиров секторах стали поворачиваться их башни. Иностранцы забеспокоились, дружно завертели головами. Предполагая знакомую ситуацию, Макгуайер спрыгнул на землю, профессор Бадди начал неловко, нашаривая короткими ножками скобы, задом спускаться со своего стального насеста.

– Не надо слезать! Не надо, что вы! Еще рано атаковать! Это же неправильно!

В отчаянии таинственно шипя, приникнув к самому уху старшего лейтенанта, Бориска пытался объяснить ему, что все случилось не так, как тот думает.

Тот понял, сказал что-то короткое по рации в первую машину.

Стволы замерли.

– Это же Глеб! И рюкзак его! Я же знал! Знал!!!

Ну, а прыгнул-то с брони в придорожную пыль Бориска и вовсе нелепо, недостойно, не по-командирски, встал на четвереньки, спешно взвизгивая на лету еще что-то радостное.

Разномастная многонациональная банда во все глотки тоже заорала дружно и примерно одинаково.

– Хурра-а!

Дождавшись полной остановки моторизованной колонны, навстречу своим очаровательным разгильдяям шагнул и капитан Глеб.

Узнать его действительно было сложно.

После трех дней совместной походной жизни и ношения соответствующей полувоенной формы капитан Глеб Никитин был одет в очень стильный черный костюм. Блеск черных туфель был едва-едва приглушен тонким слоем проселочной пыли. Расстегнутые пуговицы ослепительно белой рубашки давали свободу его загорелой груди, нечаянно обнажая там две тонкие золотые цепочки.

В руке у их славного командора был букет белых роз.

У подножия Глеба, в мелком сосновом песке, томился туго набитый знакомый рюкзак.

И это все так интересно и неожиданно находилось посреди глухой лесной дороги.

Заметив пристальное любопытство Бориски, капитан Глеб небрежно застегнул ворот рубашки.

– Меня сюда подбросил лесник, он сегодня своих рабочих на дальние кварталы вывозил. Они спешили – вот поэтому я здесь в таком виде.

Глеб шлепнул по руке Бадди, попытавшегося наощупь определить качество ткани его пиджака.

– Брысь!

– Дай команду подопечным перекурить. Скажи военным, что мне нужно пять минут, чтобы переодеться.

С рюкзаком в руке Глеб отошел за молодые сосенки на обочине.

Когда он вернулся на дорогу и протянул Бориске на броню чехол со своим костюмом, его тронул за плечо Тиади.

– Привет… Ну, как там?

– Не радостней, чем на любых других похоронах.

– Ян сегодня будет с нами?

Поставив ногу на ступицу колеса для поправки шнурка, капитан Глеб аккуратно справился с проблемой и, подняв голову, странно улыбнулся прямо в глаза бельгийцу.

– Будет. Но немного позже. Я нашу машину ему оставил, как только все там закончится, он сразу же сюда. А ты, гляжу, соскучился очень по Яну? Да?

Тиади по-детски радостно улыбнулся, облегченно вздохнул.

– Конечно! Мы же знакомы, я привык с ним разговаривать. Может, я чем-то смогу успокоить его в таком горе. Хорошо, что Ян сегодня приедет, хорошо…

«И этот про горе!»

На похоронах, едва только открылась дверь дома Усманцевых, к нему бросилась в крике Любаня.

– Узнай, кто это сделал! Найди его, Глебушка!

И упала головой на подставленное сильное плечо. Рядом с сестрой бледно и напряженно молчал Ян.

Дальше ехали так же весело.

Глеб вскочил на коробку головного бронетранспортера, рядом с ним, желая интересно поболтать, устроились Хиггинс и Крейцер из Бремена.

– Зачем тебе здесь розы?!

Цветы Глеб Никитин не отдал никому, бережно держал в руках, заслоняя их, по мере возможности, спиной и плечами от длинно хлеставших по БТРам придорожных сосновых веток.

– Объясню немного позже. Как ваше самочувствие, джентльмены? Прогулка на вертолете понравилась?

Хиггинс был в восторге от всего. На немцев же, по словам Крейцера, самое большое впечатление произвело оружие.

– И этот панцер, – он похлопал по броне БТРа под собой. – Тоже гут!

«Гут, капут…»

Глеб Никитин немного молча поразмышлял о странностях и превратностях путешествия в подобной компании.

Желая заслужить похвалу командора, Хиггинс опять начал дразниться на экипаж и пассажиров второй машины.

– А если он вдруг разозлится и стрельнет в тебя из пулемета?

Представив себя неживым, кокетливый датчанин быстро сник.

Мягкая от морского песка и вековой сосновой пыли дорога плавно качала их на спинах теплых бронированных «восьмидесяток». Гудел о чем-то своем, богатырском, перебивая иногда шум мощного дизеля, Николас; спорил с земляком весело, но по-немецки, рыжий верзила; молчал, чему-то непроницаемо улыбаясь сквозь свои маленькие черные очки, Макгуайер.

Сердце Бориски опять неприятно дрогнуло, когда он заметил, что капитан Глеб наклонился к открытому люку своего БТРа и что-то туда крикнул. А потом махнул рукой еще и лейтенанту на их машине.

Колонна в очередной раз остановилась.

«Ну, ведь рано же опять! Он что, забыл?!»

Но большинство однополчан правильно поняли, что им представилась еще одна возможность подымить сигаретами на свежем воздухе.

Не обращая внимания на их оживленное переругивание, Глеб пошел по дороге вперед. Метрах в двадцати от головного бронетранспортера, справа, на обочине, на большой серой сосне висел похоронный венок. Выгоревшие на солнце красно-белые искусственные цветы, их зеленые проволочные стебли и тусклые листья нехорошо выделялись на чешуйчатой бронзе живого дерева.

На старую фанерную полочку под венком капитан Глеб бережно положил свои розы.

Забавный жизнерадостный люд около боевых машин как-то понемногу, тихо толкая друг друга, кивая головами и оглядываясь, замолк. Выскочил к ним из кустов, застегивая штаны и облегченно посвистывая, крохотный Стивен, собрался, было, сказать товарищам что-то пошлое, почти смешное, но, сконфузившись этой общей неожиданной тишиной, тоже удивленно вскинул брови в молчании.

Минуту Глеб постоял у печальной сосны.

…Около самых БТРов он поднял голову и далеким прозрачным взглядом обвел свое войско. Похлопал себя по карманам.

– Закурить?

Мерфи бросился к нему с пачкой сигарет.

– Нет, приятель, не то…

Остальные, ожидая объяснения, продолжали тактично молчать.

– Прошло уже двенадцать лет. Военные объекты здесь везде… Командир дальней части вез тогда по этой дороге свою дочку в город, на школьный вечер. Он знал, что по лесу мало кто из гражданских ездит, только лесники иногда. Но в тот день навстречу их машине, из-за вот этого поворота выскочил такой же вот, как наш, на полной скорости…

Глеб махнул рукой на БТР.

– Все взрослые и солдаты остались живы, даже не поранились никак. А девочка, школьница… Погибла. Прямо здесь. Банты были белые такие, все говорят до сих пор, что банты были большие у нее…

– Вот. Помните седого офицера на стрельбище?

Многие кивнули.

– Это ее отец.

Сильно разнесся по темному лесу вздох Николаса.

– Бориска, будь другом, принеси сюда мою поклажу. Нет, не одежду…

На большом ровном пне на другой стороне дороги Глеб раскрыл рюкзак и выставил наверх две бутылки водки, затем, удобно подхватив, поднял его из глубины еще и объемистый бумажный сверток.

– Пирожки от Любани. Для всех наших передала.

На русскую речь капитана Глеба откликнулся только Бориска.

– Это памятная еда, мемориальная, понятнее чтобы вам было… Дочь Виктора просила, чтобы мы выпили за него, за его душу. И закусили.

– За всех, за них…

В полном молчании мужики встали у пня угрюмым кругом. Неожиданно и жутко запел-заговорил что-то по-своему, склонив набок голову, маленький ирландец. Никто его на этот раз не останавливал.

Сухо, с трудом, но все равно жевал поджаристый маслянистый пирожок усатый механик головного БТРа, прислонившись в стороне к маленькой осинке.

…И снова среди теплых деревьев и моховых бугров на обочинах продолжали журчать мощными движками стремительные бронетранспортеры. Веселиться никто уже не хотел, коллективу уже пристало с утра утомиться.

Когда проезжали посадочные дубовые кварталы, на несколько секунд справа по борту мелькнуло море, желто сияющее после полудня в промежутках густых, ровных и пока еще невысоких деревьев.

Оружейник Хулио склонял старшего лейтенанта к измене. Он очень хотел знать калибр крупнокалиберного пулемета на их БТРе. Но наш военный действительно его не понимал и поэтому был пока честен перед Родиной. В своем желании Хулио дошел даже до того, что стал пальцами показывать старлею неприличную дырочку.

– Чего это он?

Растерявшись, военный командир оглянулся на Глеба.

– Про калибр спрашивает. Ответишь?

– Какие проблемы, переводи! Скажи супостату, что калибр вот этого пулемета, КПВТ, четырнадцать с половиной миллиметров, и этого вполне достаточно для успешного решения всех задач, поставленных перед нами командованием! Во как!

Выпалив тайну, старший лейтенант поднял большой палец вверх. Довольный ответом Хулио сделал примерно также.

На последней остановке Бориска, с молчаливого согласия Глеба, перескочил к нему на броню пососедствовать, посоветоваться. Пяти минут разговора хватило, чтобы он окончательно успокоился и заулыбался. Пока еще было время, они принялись вместе слушать и отгадывать голоса ближних птиц.

Бориска узнал кукушку и соловья. Остальных после него определял Глеб.

В высоте черного ясеня глухо угукнула какая-то крупная особь. Глеб сложил ладони крест-накрест, сжал их большими пальцами вместе, поднес ко рту. Подмигнул Бориске и очень похоже угукнул в ответ.

– Ого! Это кто такой?

– Вяхирь, дикий голубь. Вон справа, на нижней ветке… Да, да на сломанной. Видишь? Серенький такой, с белой полоской на шее. Они крупнее, чем городские голуби, и живут обычно по частым лиственным лесам.

– А почему ты именно его так хорошо передразнивать научился?

Спугнув сильным и чистым смехом доверчивую птицу, Глеб Никитин повернулся к Бориске.

– Это очень древняя история. Если я когда-нибудь вздумаю в твоем присутствии неприлично много хвастаться, то скажи мне одно только слово – «вяхирь» и я тут же замолкну. Точно. Клянусь здоровьем доброго Хиггинса!