355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Горохов » Широка страна моя родная (СИ) » Текст книги (страница 13)
Широка страна моя родная (СИ)
  • Текст добавлен: 12 мая 2017, 11:00

Текст книги "Широка страна моя родная (СИ)"


Автор книги: Александр Горохов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Лаборатория № 1, 36 год, 16 июля, суббота, 29:05

Что-то я перескочил через события того дня, когда мы ждали приезда генерала…

Выходной день был выходным далеко не у всех. Например, технари жили активной половой жизнью с двумя УКВ-радиостанциями и усилителями звуковой частоты, согласовывая это всё для организации дуплексной, то есть работающей на одной частоте на приём, а на другой на передачу, радиосвязи с возможностью подключения нескольких микрофонов. Секретчики шуршали в архиве, комплектуя копию полного комплекта документов на оборудование перехода. А Васенко экзаменовал оставшихся в наличии троих старших смены в знании принципов работы и конструкции оборудования Точки Перехода: кто-то один из них должен будет отправиться на Большую Землю, чтобы обучить тамошний персонал. Я же полдня корпел над обещанным Воздвиженскому отчётом по боестолкновениям. Пока мозги не закипели…

А когда они закипели, потащил Наташу на стрельбище воинской части.

– А можно, я тоже с вами?

Людмила явно не находила себя после изгнания из семьи и всё время крутилась возле нас.

– Конечно! Только ты стрелять-то умеешь?

– В школе на НВП пару раз стреляла из автомата!

– А из пистолета?

– Не-е-е!

– А хочешь попробовать?

Автомат она действительно разобрала и собрала «на ура». Со стрельбой с планочного прицела справилась удовлетворительно. Я дал ей испробовать коллиматорный прицел. Результаты сразу улучшились, и сопровождавший нас стрелковый инструктор охранной роты тоже загорелся желанием испытать, что это за чудо такое у меня на автомате необычного вида. Разумеется, не просто так: под такое дело я выцыганил у него сотню патронов, чтобы компенсировать то, что мы сожгли во время тренировки.

Коллиматор понравился и инструктору. Особой разницы между привычным ему АКМ и АК-103 он не обнаружил, хотя лучшую эргономику и меньший увод автомата из-за изменённой конструкции дульного компенсатора отметил и похвалил.

Первую серию из десяти выстрелов из «Стечкина» Людмила провалила. Только к концу магазина дело наладилось. Всё-таки сказался не самый эргонометричный угол наклона рукоятки. Лишь последние пять пуль легли в мишень более или менее нормально. Поторговавшись с инструктором, уболтал его на сорок «макаровских» патронов для АПБ, и мы с ним показали куда более высокий класс стрельбы. А вот пострелять ему из «Глока» не пришлось: ещё неизвестно, когда я доберусь до «Удачи», чтобы пополнить свои запасы патронов для него. Поэтому единственный «глоковский» магазин, приговорённый к уничтожению, жгли втроём: я, Наташа, и оставшиеся в нём пять патронов – Людмила. Которой это оружие очень понравилось из-за его удобства. А она понравилась оружию, позволившему девушке ни разу не промазать по цели.

Кто в армии занимается самыми неприятными работами? Правильно, самый молодой! Поэтому я и припахал Люду чистить мой АК. А сам «сачковал» на приведении в божеский вид пистолетов. Время от времени контролируя качество работы «салаги», пока не добился, чтобы всё было сделано, как полагается.

На бухтение «сестрёнки» по поводу того, что я к ней придираюсь, пришлось разразиться нравоучениями о том, что лучше устать и вспотеть при чистке и смазке оружия, чем оказаться холодным и неуставшим в морге. Но сама возня с оружием Людмиле понравилась, и она, отмыв руки от масла, тут же заявила, что в следующий раз опять пойдёт с нами стрелять.

В основных чертах свой доклад к приезду Воздвиженского я закончил. Жаль, не было принтера, чтобы его можно было распечатать. Но переписывать с монитора куда легче, чем разбираться в многочисленных правках написанного от руки черновика. Поэтому, отправляясь на встречу с начальником СГБ, усадил Людмилу переносить текст с компьютера «на бумажный носитель», чтобы завтра можно было вручить генералу уже готовый документ. И не надо обвинять меня в эксплуатации молодёжи! Ради общения с компьютером девушка была готова даже на такую дурную работу. Тем более, по её завершении Наташа пообещала ей поставить «кино про красивую любовь» – знаменитый «Титаник».

А потом был мой разговор с генералом о плюсах и минусах. И долгая, трёхчасовая беседа по радио с «Иваном Ивановичем».

В этом разговоре меня очень удивило упоминание генерала ФСБ (вот когда выплыло его звание!) о ядерном оружии Советской Республики. Воздвиженский заявил, что все десять боеголовок исправны и надёжно охраняются. И когда мы втроём вернулись в кабинет Васенко, я набрался наглости и прямо спросил Максима Георгиевича, о чём шла речь.

– А ты думаешь, всё здесь развивалось исключительно с благотворительными целями? – засмеялся он. – Ещё в пятидесятом году начались работы по изучению возможности настройки Перехода отсюда в заданные точки Старой Земли, чтобы в случае необходимости подбросить свинью наиболее вероятному противнику. Ведь у СССР долгое время были заряды, но не было средств их доставки. Ни межконтинентальных ракет, ни самолётов, способных долететь до США. Ты в курсе, что у первых бомбардировщиков с атомными бомбами боевой приказ означал полёт в один конец? Поскольку их дальности на возвращение просто не хватало. Вот какому-то умнику и пришла идея в случае ядерного конфликта нанести удар из другого мира.

Проект реализовали к концу 1950-х. Научились с точностью до пяти метров перефокусировать Точку Перехода. Чисто по координатам. А потом случилось то, что называется «Карибский кризис». 27 октября 1962 года и у США, и у СССР, всё было готово для нанесения взаимных ядерных ударов. Но ночью с 27 на 28 октября советского посла срочно вызвали к американскому министру юстиции Роберту Кеннеди, брату президента, и американцы предложили всё закончить миром. Мало кто знает, что это произошло после того, как на лужайке Белого Дома случилось странное событие: неизвестно откуда появился советский автомобиль ГАЗ-М20 «Победа». Тогда знали толк в символичных жестах! Причём, след его шин начинался примерно в полутора метрах от задних колёс машины. Обнаружили её не сразу, только во время очередного обхода территории охраной, поскольку машина, двигатель которой ещё не успел окончательно остыть, скромно стояла в тени деревьев.

Американцы правильно поняли полуторатонный намёк, и автомобильный прицеп с более серьёзным грузом в кузове переправлять через Стену не пришлось. Хотя в течение часа установки наших двух «специальных» штолен были готовы обеспечить отправку двух десятков «подарков» в разные точки мира.

Позже, из-за развития ракетной техники, количество боеголовок, находящихся на хранении в нашем подземном хранилище, сократили до десяти. Но очень мощных.

– «Кузькина мать»? – понимающе кивнул я.

– Почти… А поскольку секретность этого проекта была такая, что не надо баловаться, ТАМ о его существовании ведало ещё меньше людей, чем о существовании Советской Автономной Республики. Просто командующий РВСН знал, что приказ энной базе нанести ядерный удар по определённым целям гарантированно лишит ключевые страны НАТО руководства государствами, уничтожит командование блока вместе с командным пунктом и ликвидирует одно-два хранилища ядерного оружия.

Когда Проход заблокировали, мы законсервировали и спецштольни, и хранилище зарядов. Так что не из-за оборудования я так икру метал, когда узнал о приказе разрушить Лабораторию! Эти дятлы могли бы нам своими взрывами штолен обеспечить такое радиоактивное заражение, что тысячи лет здесь было бы опасно появляться. И Советску, питающемуся водой из Белой, в которую впадают текущие здесь ручьи, капец бы пришёл! Нет на свете более страшного яда, чем плутоний! Вот такие дела, Николай свет Валерьевич!

Мдя… Теперь мне стало ясно, для чего вокруг Лаборатории такая мощная оборона!

– Но если была возможность такой перефокусировки Точки Перехода, то почему этим не воспользовались для переправки людей, чтобы восстановить связь с Большой Землёй?

– А куда их переправлять? На лужайку перед Белым Домом в Вашингтоне? Во внутренний двор Пентагона? На территорию какого-нибудь хранилища ядерных боеголовок? – вклинился в разговор Григорий Никитич. – Оборудование, предназначенное для военных целей, перенастраивалось тупой заменой калибровочного блока: берёт оператор железный ящик с табличкой «Цель № 17», втыкает его в соответствующее гнездо, и после включения оборудования Переход открывается в нужном месте. Он даже не знает, где! Перенастройка стационарных грузового или пассажирского терминалов – просто тончайший процесс, который надо будет повторить, чтобы использовать оборудование в штатном режиме. И нет никакой гарантии, что после этой перенастройки на той стороне не потребуется переделывать всю штольню. Там же рельсы и стены до миллиметра подогнаны! Поэтому для переправки Ивана Андреевича Данилова и воспользовались старой установкой, настроенной на заброшенную ещё в 1950-е площадку.

Окрестности Верхоречья, 36 год, 20 июля, вторник, 08:20

Были сборы недолги, от Кубани до Волги мы коней поднимали в поход.

Точнее, от Белой до её притока с названием Инзер, который так окрестили первопереселенцы по аналогии с рекой, протекающей рядом с Межгорьем. Правда, там течёт Малый Инзер, а здесь – просто Инзер. И на Старой Земле Инзер, образующийся от слияния Малого и Большого Инзера, впадает в реку Сим километрах в шести от впадения Сима в Белую, то здесь он вливается в местную Белую непосредственно, а на месте их слияния стоит город Советск.

Да и коней никаких не было. Даже под капотом какой-нибудь машинёшки, так как в свой поход я ехал на поезде. Честно говоря, оно так даже удобнее: вечером упал на вагонную полку, а утром тебя уже встречают на вокзале в другом городе.

Наташу с собой не брал. Из-за беременности она чувствовала себя не очень хорошо, остро реагировала на резкие запахи. Токсикоз не в самой сильной форме, но за пару дней, пока он проявился, успел попортить и жене, и мне, немало нервов. Особенно – во время обратного путешествия из Лаборатории на нашем «уазике», попахивавшем бензином. Её время от времени начинало тошнить, и пришлось пару раз остановиться, чтобы супругу обдуло свежим ветерком. А поскольку  мне нужно было объехать всё Лукоморье и почти всё Загорье, в пути могло быть всякое. Ведь из Верхоречья в Целинники мне всё равно придётся машиной добираться…

Зачем это всё? Да приказали мне! Мой непосредственный начальник генерал Воздвиженский и приказал!

Дело в том, что описанные переговоры с Большой Землёй были первыми, но не последними. 17 июля мы ещё дважды разговаривали с Иваном Ивановичем. Согласовали и сроки отправки специалиста по оборудованию, и нашего с Наташей перехода, и заявки на первые взаимные поставки. Названные Максимом Георгиевичем объёмы ценностей, которые могла поставить Советская Республика, ошеломили моего куратора из ФСБ, и чтобы растопить его недоверие, глава СГБ решил отправить меня в своеобразную инспекцию. Мне следовало прямо на месте снять на мой цифровой фотоаппарат производственные мощности и хранилища, чтобы после перехода на Большую Землю предъявить «партнёрам» доказательства того, что Воздвиженский не привирает. А поскольку времени оставалось не так уж и много, после возвращения домой 18 июля я начал собирать вещи для командировки.

Люда Ячнева, разумеется, расстроилась из-за нашего отъезда, но они с Наташей договорились созваниваться раз в два-три дня. А нам с супругой предстояло наконец-то вернуться в нашу квартиру. Жаль, мне пришлось переночевать в ней после приезда из Лаборатории всего одну ночь. Ну, ничего! После командировки наверстаю!

Вечерний поезд до Верхоречья приятно удивил. Да, старенькие вагоны, но внутри чисто, опрятно. Видно, что недавно его ремонтировали. Вместо дермантиновой обтяжки полок – что-то вроде гобеленовой ткани. В окнах недавно поменяны рамы, а местами и стёкла. Линолеум на полу тоже не очень затёртый. Проводники разносят травяные чаи и кофе, действует вагон-ресторан с кусачими ценами. Ну, и в СССР так было!

Местная особенность – купе-оружейная комната и регулярно обходящий поезд поездной наряд милиции. Базируется он в «штабном» вагоне по соседству с вагоном-рестораном, от которого вскоре после отправления по всему составу проехалась тележка с бутылочной водой, пирожками и прочей снедью, не требующей разогрева.

Меня соседи по купе узнали даже больше по камуфляжу, запомнившемуся по газетным фотографиям, чем в лицо, и мы до самого отбоя разговаривали: я рассказывал про события, произошедшие после закрытия Перехода на Большой Земле, они – о местной жизни. Разумеется, предлагали пойти выпить за знакомство, но я наотрез отказался, сославшись, что на службе. На самом же деле я просто не люблю пить в дороге. Кроме того, наутро мне предстояло много дел, и не хотелось являться к встречающим «с выхлопом».

Золотое встретило меня грозой. Не тропическим тайфуном, как было в Магнитке, не шквальным ливнем мокрого сезона в Порто-Франко, а давно забытой летней грозой. Ещё толком не рассвело, и вспышки молний озаряли полнеба. Хорошо, что оба перрона вокзала, одноэтажного здания с двумя колоннами по бокам от входа, были прикрыты навесами, а то я вымок бы до нитки, пока топал сначала до перехода через первый путь, а потом до привокзальной площади.

Правда, парень лет двадцати пяти встретил меня прямо у вагона, и мы по открытому пространству шли с ним под зонтом, но левое плечо мне всё равно изрядно промочило. И когда уселись в «копейку», на которой он должен был отвезти меня в городское управление СГБ, сиденье в машине я ему всё-таки подмочил.

Начальнику управления я всего лишь предъявил служебное удостоверение, а о цели моего визита он уже был предупреждён. Зато от кофе и лёгкого перекуса не отказался: из-за разговоров с соседями по купе мне удалось поспасть часа четыре, и теперь требовалось взбодриться. Заодно поделились с полковником подробностями событий тех дней, когда шла ликвидация заговора.

Оказалось, что здесь всё прошло не так уж и гладко. Дело в том, что Сквирчевский, до того, как ушёл на повышение в Советск, работал в Золотом начальником управления СГБ, а нынешний хозяин кабинета пришёл ему на смену из Рыбачьего. Поэтому нашлось несколько человек, поддержавших заговор. Чисто из-за того, что были «людьми Сквирчевского», его протеже.

– И что теперь с ними?

– Не сажать же их из-за этого! Одного уволили, поскольку не захотел дальше служить. Двоих понизили в должности и перевели подальше: пограничных пунктов в стране достаточно. Люди ничего плохого совершить не успели, вот и пусть ума набираются. Года через три, при очередной ротации, могут и в более цивилизованных местах очутиться…

Пока мы завтракали и разговаривали, гроза закончилась, и взошло солнце. А туча, пришедшая со стороны Тёплого океана, ушла куда-то в сторону Широкого нагорья. И город засверкал свежей, омытой дождём листвой.

По составу растительности чувствовалось, что здесь климат отличается от Советска. Там на погоду влияли тайфуны и воды Холодного океана, а здесь ещё сказывалось тёплое течение, идущее из экваториального пояса. Здесь было теплее и значительно больше осадков. Поэтому среди деревьев преобладали широколиственные. На такое различие климатических условий повлияли и Барьерные горы. Преобладающие западные и юго-западные ветры ещё доносят тепло и влагу течения до Золотого, а Советску от него почти ничего не достаётся, поскольку остатки дождей выпадают на западных склонах, понижающихся перед Широким нагорьем Становых гор.

Подобное наблюдается и на моём родном Урале. Как только начинаешь с востока спускаться к Аше, лес резко меняется. Вместо сосен, берёз и осин вдоль трассы М5 появляются липы, клёны, дубы. И к тому моменту, когда дорога уходит из долины ручья с названием Ук, вдоль которого она бежит несколько километров, ты оказываешься в совсем другой климатической зоне.

Странная вещь, человеческое сознание. Не знаю, почему, но именно с этим куском дороги, со спуском по долине Ука, у меня ассоциируется песня Визбора:

 
Нет мудрее и прекрасней средства от тревог,
Чем ночная песня шин.
Длинной-длинной серой ниткой стоптанных дорог
Штопаем ранения души.
Не верь разлукам, старина,
Их круг –
Лишь сон, ей-богу!
Придут другие времена,
Мой друг,
Ты верь в дорогу!
Нет дороги окончанья,
Есть, зато, её итог.
Дороги трудны,
Но хуже без дорог!
 

Может быть, из-за следующих строчек? Ведь чаще всего этот кусок я проезжал именно ночью, когда и стоп-сигналы впереди вспыхивают, как сигарета, и фарами перемигиваешься со встречными…

 
Будто чья-то сигарета, стоп-сигнал в ночах –
Кто-то тоже держит путь.
Незнакомец, незнакомка, здравствуй и прощай,
Можно только фарами мигнуть.
 

А может, потому что именно на этом участке мне, вчерашнему школьнику, рассказывал о своём знакомстве с Визбором дальний родственник из Уфы, который сопровождал барда в песенном туре по уральским городам? Уже точно и не скажу. Но всегда, проезжая этот кусочек трассы, напеваю песню про то, что хуже мне без дорог, даже если они трудны.

Напеваю… Напевал! Всё, осталась от меня за тридевять миров и моя любимая трасса М5, прозываемая дальнобойщиками «дорога смерти», и спуск от «симской ямищи» к Аше по долине говорливого ручейка Ук! Для кого-то она, может быть, и дорога смерти, а для меня – моя жизнь. И замерзал я на ней, и горел в машине, и снегами меня на ней засыпало, и дождями заливало, а не могу без неё!

Что-то я в ностальгию ударился, а мне ещё работать и работать…

Для начала глянуть своими глазами на добычу золота в долине реки Тихой. Здесь мне много разъяснять не требуется: мой родной Миасс не зря называют городом в Золотой Долине, а самый крупный из сохранившихся в мире золотых самородков, весящий более 36 килограммов, найден неподалёку от города, в посёлке, ныне называемом Ленинск. Знаю я, и что такое драга, и как гидромониторы работают, и какие нормы выработки у миасских старателей. Тем не менее, показатели две тонны добычи с каждой драги в год меня впечатлили.

– Да вы же здесь, получается, просто по золоту ходите! – не удержался я от фразы, которую сам не единожды слышал от гостей Миасса.

– Фактически да! – засмеялся прикреплённый ко мне старший лейтенант, встречавший меня на вокзале.

– А как справляетесь с незаконной добычей? – вспомнил я головную боль миасских правоохранителей.

– А никак. Просто скупаем у населения за половину реальной стоимости. Вы ещё в местные ювелирные магазины не заходили?

– Нет, а что?

– Да стоит оно у нас здесь сущие копейки. Двадцать рублей грамм. Ну, намоет кто-то граммов пятьдесят за месяц. Дороже госцены у него никто не купит, а за эти пятьдесят граммов упашется он куда больше, чем если бы за двести пятьдесят рублей на заводе месяц вкалывал. Бывают, конечно, счастливые находки, вроде полукилограммового самородка, что нашёл на прошлой неделе парень, копая выгребную яму для дачного сортира. Кто-то не хочет сдавать, на память оставляет. Если бы в городе пожили, наверняка столкнулись бы с тем, что у кого-то мелкие самородочки в качестве украшений интерьера на видном месте лежат. Ну и пусть будут: мы с заграницами не торгуем, куда нам это золото?

Я-то знаю, куда!

После этого заехали на медеплавильный завод, где не только из медной руды попутное золото извлекают, но и самородное обогащают до «трёх девяток». То есть 99,9%. Там застали любопытную картину: рабочий толкал по проходу тележку со штабелем слитков, пышущих жаром. Вдруг посреди прохода остановился, вытряхнул из пачки сигарету, наклонился к своему грузу и… прикурил прямо от слитка.

– Стас, сигарету не одолжите?

– Вы же не курите!

– Надо!

Я догнал рабочего и попросил разрешения также, как и он, прикурить от раскалённого металла. Тот захохотал, поняв суть просьбы, и я довольно смоля цигаркой, спустя минуту вернулся к сопровождающим:

– Да у меня же все знакомые от зависти передохнут, когда я похвастаюсь, что от тонны золота прикуривал!

Даже больше, чем от тонны! Три слоя по тридцать слитков, каждый весом более 12 кг. Удачно мы попали на завод! А фотография тележки прекрасно проиллюстрирует, что производство золота в Советской Республике – не миф.

Было потом посещение хранилища золота.

В Форт-Нокс мне не доводилось заглядывать, а вот подземелья в окрестностях Золотого, скрытые в горном массиве и охраняемые не менее серьёзно, чем Лаборатория № 1, оставили впечатление! Начнём с того, что здесь хранится не только золото в слитках и крупных самородках. Огромные опечатанные стеклянные банки, заполненные небольшими негранёными алмазами, рубинами, сапфирам, изумрудами впечатляли количеством «камешков» внутри них. Отдельные боксы занимали самые крупные представители мира драгоценных камней: алмазы, размером с лесной орех, друзы самоцветов, самые крупные кристаллы в которых превышали 30-40 сантиметров в высоту. Ну и, само собой разумеется, штабеля трапецеидальных золотых слитков, длиной 25 сантиметров и шириной 7 сантиметров. Таких, от которых я прикуривал несколько часов назад.

По моим прикидкам, в этой пещере Али-Бабы, не менее трёхсот тонн золота. Ошибся я ненамного. «Хозяин» всех этих сокровищ назвал цифру 391,5 тонн. Твою мать! Да это же больше, чем весь золотой запас России на 2000 год! Если память не изменяет, историческая Родина на начало того года, когда мы перебрались в Новый Мир, обладала где-то 380 «с копейками» тоннами.

Да уж, подразграбили страну ельциноиды! В Миассе золото вывозили из подземного хранилища, расположенного на территории Ильменского заповедника, грузовиками. Ходили сплетни, что восьмитонный Камаз с драгоценным металлом просто исчез, выехав с охраняемой территории, но не добравшись до указанного в накладной места назначения. Как выяснилось при проследовавшей за этим проверке документов, требование на его загрузку и доверенность со всеми печатями и подписями оказалось фальшивкой. Качественно изготовленной, но фальшивкой. Было ли это на самом деле, судить не берусь, но учитывая масштабы дерибана советского наследия и бардака, творившегося в стране, вполне правдоподобная история!

Перед поездом, где я намеревался отоспаться, пока еду до самой дальней точки своего путешествия, мы ещё раз встретились с начальником управления СГБ.

– Ну что, всё нормально прошло?

– Нормально. Вымотался, правда, как чёрт.

– Ничего, в поезде отоспитесь! Передавайте привет Сергею Петровичу, моему коллеге в Приволье!

На этот  раз поезд бы не скорый, как Советск-Верхоречье, которым я добирался до Золотого, а обычный пассажирский, самого длинного в Советской Республике маршрута Химик-Приволье. Останавливающийся, как утверждали пассажиры, «возле каждого столба». В среднем – один раз каждые два-три часа. Эх, товарищи, забыли вы, что такое поезд, останавливающийся возле каждого столба! Я-то хорошо помню состав Кумертау-Учалы, чапающий 380 километров от Миасса до Уфы четырнадцать часов! Притом, что фирменный № 13 «Южный Урал» пробегает этот путь за 6 часов, а скорый – за восемь.

И опять мне не удалось сохранить инкогнито, даже несмотря на переодевание из камуфляжа в спортивный костюм. Спустя полчаса прицепилась соседка по купе, дама лет сорока:

– А где вы такой костюм покупали?

Отбрехаться, что жена где-то по случаю урвала, не удалось: ну, не продают здесь «Адидас»! И кроссовок таких не шьют. А следом меня и в лицо признали. Пришлось чистосердечно каяться, что всё приобреталось в Москве. И понеслось: «попробуйте, какие у меня пирожочки», «может, по пивку за знакомство?». И самое злободневное – «а как теперь ТАМ?» Куда нашего человека не загони, даже за тридевять миров, но даже его дети будут интересоваться, как теперь в России!

 
Давай с тобой поговорим,
Прости, не знаю, как зовут.
Но открывается другим,
Всё то, что близким берегут.
Ты скажешь: «Всё наоборот,
Согласно логике вещей»,
Но это  редкий поворот,
А может, нет его вообще.
Ты помнишь, верили всерьёз
Во всё, что ветер принесёт.
Сейчас же хочется до слез,
А вот не верится – и всё.
И пусть в нас будничная хмарь
Не утомит желанья жить.
Но праздниками календарь
Уже не трогает души.
По-новому, по-новому торопит кто-то жить.
Но всё ж дай бог, по-старому нам чем-то дорожить.
Бегут колеса по степи, отстукивая стэп.
Гляди в окошко, не гляди, а всё едино – степь.
Гляди в окошко не гляди...
Ты только мне не говори
Про невезенье всякий вздор.
И степь напрасно не брани
За бесконечность и простор.
Давай с тобой поговорим,
Быть может всё ещё придёт...
Ведь кто-то же сейчас не спит,
Ведь кто-то этот поезд ждёт.
Сквозь вечер, выкрашенный в темно-синюю пастель,
Несёт плацкартную постель вагон, как колыбель.
Сиреневый струится дым с плывущих мимо крыш...
Давай с тобой поговорим. Да ты, приятель... спишь.
 

Вот так и я незаметно, под разговоры соседей, заснул, как герой песни моего земляка Олега Митяева. В полусне только почувствовал, как сердобольная соседка, едущая к сестре в Избенку, заботливо накинула на меня простыню…

Проснулся только в Верхоречье. От того, что поезд не качается. Улыбнулся сонной соседке, приоткрывшей глаза, когда я зашевелился, аккуратно закрыл дверь в купе, выйдя в коридор, и потопал к тамбуру.

– Сколько ещё стоять? – поинтересовался я у проводницы, скучающей на перроне.

– Пятнадцать минут. Только на вокзал не бегайте, можете не успеть вернуться.

А мне туда и не нужно. Я просто хочу подышать свежим воздухом, поглазеть, как сонные пассажиры плетутся по перрону от вагонов к вокзалу. Вот-вот рабочий день начнётся…

– Заходите, – командует проводница. – Нам уже зелёный дали!

Как это всё знакомо, как я от этого отвык за два года на Новой Земле!

Соседка уже встала, а сосед с верхней полки ленится. Ему ещё часа четыре ехать с нами вместе, сойдёт на небольшом полустанке, где он работает в сельхоз-артели, производящей овощные консервы: маринованные огурцы, помидоры, кабачки и прочие дары полей. Так что не только жители Лукоморья обеспечивают прилавки продовольственных магазинов разными вкусностями.

Ему часа четыре ехать, а мне – целые сутки…

– Сейчас плотину ГЭС проезжать будем, – подсказывает сосед, переворачиваясь на живот на верхней полке. – Вид с неё красивый.

Вид действительно красивый. Место для постройки электростанции нашли удачное: реку, зажатую теснинами, перегородили там, где горы начинают расходиться в стороны, открывая на север необъятные таёжные просторы. Река вполне судоходная, даже небольшой порт ниже плотины имеется, но ниже по течению никаких городов нет, лишь небольшие посёлочки лесозаготовителей и охотников. А после того, как она впадает в Таёжную, самую мощную реку на континенте, и вовсе никакого жилья. Осваивать да осваивать эти просторы!

И осваивают! Не на пустом же месте снимали перепев старинной ленты «Девчата», так понравившийся Людмиле. Проблема в том, что людей для освоения не хватает. В первые годы, как Переход закрылся и многие заводы, работавшие на Большую Землю, сократили производство, много народа в Загорье переселилось. Потом как-то всё более или менее устаканилось: старые предприятия переориентировались на местные потребности, появились новые заводики и фабрики, пытающиеся компенсировать возникающий то тут, то там, дефицит самых элементарных бытовых вещей и устройств. Но рабочих рук всё равно как не хватало, так и не хватает. И ещё долго будет не хватать, если хотя бы по сто тысяч ежегодно сюда не переправлять.

Мне ещё сутки ехать…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю