Текст книги "Властелины дорог"

Автор книги: Александр Важин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Радуясь, что они покидают город, Шура включил магнитофон. Как всегда, песня соответствовала моменту:

 
Ты посмотри как он быстро устал стал старым, старым
Все, что он видел вокруг он считал товаром, варом
Ум, красота и талант – все заслонил прейскурант
И получилось что жизнь он отдал задаром, даром
Все заслонила цена
Все заслонила цена…
 

Точно. Шура был согласен с древним певцом. За пару эджей купец пешком загоняет воробья в чистом поле. Только вот что Шуре было непонятно – неужели у всемогущих предков были те же проблемы, что и у них? Иначе зачем певцу байкеров петь о купцах? Выходит, в мире божественных прародителей были такие же торговцы, были свои землепашцы и воины.

Когда караван из двух десятков мотороллеров вырвался из плена узких душных улиц, Шура вдохнул полной грудью. Жаль, Заг не может сильно разогнаться. Ведь эти выкидыши мотоциклов ползут по дороге, словно цепочка муравьев. Длинная цепочка – целых два десятка больших муравьев. Да и купец небедный, может себе позволить снарядить такой караван.

Доверху заполнены кузова с наращенными бортами. В деревянных ящиках, переложенные соломой, бултыхаются пузатые бутылки с выдержанным вином; плотно упакована хрупкая посуда из радужного бримонского стекла. Из кузова идущего последним мотороллера торчит толстая связка древков с широкими наконечниками. Крепкие долгомерные копья работы мастера Зилиона предназначались найтам Рогейна.

Два мотороллера оставят свой груз в Плойне, взамен возьмут мешки с солью. В приграничных районах Рогейна соль – очень хороший товар.

А назад караван пойдет с мешками белой муки, с тугими рулонами цветастых тканей, с мешочками, в которых душистый перец и мускатный орех, с пестрыми голосистыми птицами в клетках.

Сопровождение каравана – самая спокойная работа для добывания денег на бензин и еду. Катайся вдоль цепочки, хочешь – езжай впереди, хочешь – тащись в хвосте. Разбойники? Только самые бесшабашные, которые не дорожат своими головами, могут позариться на караван под охраной найта.

Этот караван был довольно большим, потому в пределах Плойны придется быть повнимательнее. Кто знает, может там появилась не менее дерзкая банда, чем когда-то были Фоксы? Глупо будет погибнуть от руки пешего разбойника.

Деньги легкие, но путь далекий. Эх, живи пока, Красный Волк. Живи и жди возмездия, как только Шура вернется от границ Рогейна.

"Планете" пришлось в обратном направлении проделать тот путь, что Шура с Загом проехали, направляясь в Сторкип. Восточные земли Эджа, правый берег Данюба, паром с верзилой-перевозчиком. Только теперь паромщику и его подручным пришлось попотеть, переправляя по тройкам все мотороллеры. Зато старший каравана щедро отвалил серебра, чтобы хозяин парома переправлял их в первую очередь.

"Планета" отправилась первой ходкой, и потом с высокого левого берега Шура целый день зорко наблюдал, как прибывают все новые тройки каравана.

Когда почти половина мотороллеров оказалась на этом берегу, к переправе подкатил тяжелый мотоцикл излюбленного найтами черного цвета. Шура даже не дернулся за Большим Жалом. Во-первых, Кодекс предостерегал от схваток с охранителем каравана. Но это была не самая важная причина сидеть в седле спокойно. Просто он сразу же узнал "К-750" с коричневым Медведем, вставшим на дыбы.

– Так вот кто занял переправу! – прогремел зычный голос.

– Да, это я. Рад видеть тебя не похудевшим, брат.

– Рад видеть тебя живым, брат. Значит, ты еще не встретил Одиночку.

Это был Толстый Юсуф. С этим найтом у Шуры сложились почти приятельские отношения, если таковые вообще могут быть между воинами Дороги. Однажды они даже на пару взялись и провели большой караван по опасным местам.

А когда-то их пути пересеклись и они двигались друг навстречу другу с копьями наизготовку. Тот день вполне благоприятствовал хорошей схватке, когда один из них мог отправиться в Страну Бескрайних Дорог. Тогда у молодого найта Осы было двадцать два ключа…

…Завидев черный "К-750", Заг прижал "Планету" к правому краю дороги. Приготовив копье, Шура внимательно следил за найтом Медведя. За тощей спиной маленького рулевого возвышался настоящий человек-холм. Это был самый большой из людей, виденных ранее Шурой. Даже Толстый Сэмми, признанный пузан Ковыльных Сопок, и тот по сравнению с этим найтом казался недорослем.

"К-750" остановился рядом с "Планетой". Копье Медведя покоилось на коляске, но Шуру это обмануть не могло – оно было отстегнуто, и большой найт в любой момент мог его пустить в дело. Правда, с виду найт казался таким неуклюжим.

– Ох, и жарко сегодня, – вздохнул толстяк, левой рукой снимая большущий красный шлем. – Угостите водичкой.

Не выпуская древко из руки, Шура опустил копье и полез под полог коляски за канистрой с водой.

С опущенным копьем Медведь подкатил к Осе.

– Благодарствую, – залив себе в брюхо полканистры, толстяк протянул ее обратно. – Теперь можно и подраться. Или лучше поесть? Как считаешь, Томбо?

– Лучше повернуть к Храму, – буркнул его рулевой, человечек небольшого роста с крысиным лицом. – Нужно опять менять амортизаторы. Не держит тебя наш медвежонок.

– Уговорил. Значит, стоит поесть.

Шура удивленно слушал этот будничный разговор. Уже было ясно, что поединка не будет.

– Покатили, – сказал он Загу.

– Погодите, – встрял толстый найт. – Присядем на обочине, поболтаем. Я пока поем. И вы можете покушать. Но свое. Мы бы поделились с вами, но боюсь, мне самому не хватит.

Шура улыбнулся. Они с Загом остались здесь. Такая странная пара, как Медведи, на Дороге им еще не попадалась.

– Присоединяйтесь, – широким жестом пригласил рулевой по имени Томбо, когда на куске брезента разложили копченую баранину, несколько запеченых кур, калачи, иджибельские колбасы, жареные грибы, соусы с аль-барейнскими пряностями, головку белинского сыра и еще много чего. Шура аж рот разинул от удивления, сколько жратвы возят с собой Томбо и его найт.

– Приступаем, – потирая руки, сказал Юсуф. – Кто не успел, то пусть пеняет сам на себя, – и живо схватив курицу, обмазал ее соусом, отломил большой кусок калача. Через пару минут от курицы остались лишь кости, а толстый найт потянулся к баранине, попутно запихивая в себя сыр.

– Не волнуйтесь, на всех хватит, – успокоил Томбо. – Ешьте побольше, не торопитесь. Посплетничаем. У нас и так вся коляска забита едой. Лишнюю канистру с бензином некуда приткнуть.

Так состоялось знакомство Шуры с Юсуфом. С тех пор их пути еще пару раз пересекались, и всегда они останавливались на Дороге, чтобы поболтать о разных пустяках. Юсуф уже больше десятка лет катался по Дороге и сейчас его шею украшали семьдесят четыре ключа

Толстяк на первый взгляд двигался неуклюже. Когда он залезал в седло, бедный мотоцикл жалобно скрипел.

– Скоро опять будем менять амортизаторы, – каждый раз сокрушался рулевой Медведя.

Многие, особенно те, кто не насобирал еще и десятка ключей, думали, что толстый найт будет легкой добычей для их копья. Ключи таких наивных бедолаг пополняли цепочку Юсуфа. В бою он становился резвым и проворным, при том был очень сильным. На одном из турниров Шура наблюдал, как Юсуф ударил копьем наотмашь, от чего рулевой и найт соперника улетели аж за ограду…

…Теперь, узнав приятеля, Шура обрадовался. Можно скоротать время, пока переправляется караван, разузнать, что нового творится на Дороге. Да и в коляске Медведя наверняка припасено много чего вкусного. Можно будет отнять кусочек у Юсуфа.

Так и случилось. Толстый и Томбо развернули на траве харчи, пригласив к обеду Шуру и Зага.

Жуя кусочек мяса и глядя, как по реке ползет паром, Шура поинтересовался у Юсуфа.

– Я вот все хочу спросить. Зачем тебе Дорога? Стал бы купцом, сидел бы спокойно около кухни и ел бы себе в удовольствие.

– Так на свежем воздухе аппетит лучше, – усмехнулся Юсуф, не переставая жевать. – Понимаешь, если я не буду трясти свой живот по кочкам, то совсем заплыву жиром. Придется меньше есть, а этого я не переживу. И быстро умру. Так что на Дороге мне безопаснее.

– Да, тебе безопаснее. Прячешься за моей спиной, – окрысился Томбо.

– Тебе то что. Ты же в бою хоронишься в складках моего живота.

– Точно. Такую броню из жира ни одно копье не пробьет.

Они постоянно подтрунивали друг над другом, эта странная пара Медведя.

– Вот только с женщинами мне туго, – вздохнул Юсуф. – Закажешь себе у хозяина в кемпинге, так ни одна меня не выдерживает.

– Надо будет тебя с Кайрой познакомить. Эта женщина как раз для тебя. Если она тебя не убьет, то выдержит троих таких как ты.

– Я уже ее хочу, – заблестели глазки у Толстого.

После полудня Юсуф и Томбо поплыли на правый берег, а караван Шуры пошел дальше. По пути завернули в Храм, за счет Тильбермана набрали четыре канистры в коляску, Шура взял себе новый шлем – и вперед.

На пятый день пути цепочка заглушенных мотороллеров припала к обочине. У одного из этих недоношенных мотоциклов забарахлил двигатель, и водитель сейчас с озабоченным видом ковырялся во внутренностях.

Пользуясь остановкой, Заг тоже что-то регулировал в "Планете", а Шура развалился прямо на земле и жевал травинку. От терпкой зелени во рту набиралась горькая слюна, отчего хотелось пить. Но подниматься, доставать из коляски канистру с водой было лень.

Звук двигателя донесся с той стороны, откуда прибыл караван. На тех, кто сопровождает караваны, обычно не нападают. Стоит ли на это надеяться? Лучше подняться и быть готовым. Береженому и заступничество предков-байкеров помогает.

Из дорожной пыли вырвался мотоцикл. Жреческая машина – мощная, быстрая и маневренная. Не сбавляя скорости, она непринужденно начала обходить цепочку мотороллеров.

Глядя на мотоцикл, Шура не сразу сообразил, что в нем не так. И лишь когда машина с ним поравнялась, он осознал – цвет! Не оранжевая, как положено жреческой, а красная с черной коляской. Красный Волк?!

Шура никогда не видел его раньше. Только представлял, тысячи раз тот приходил в красочные видения мести. И вот Шура впервые увидел заклятого Врага. Наяву, а не в грезах.

Глухой черный шлем с забралом не позволял разглядеть лица, зато мотоцикл не оставлял сомнений – на коляске щерил пасть ненавистный красный волк. Именно таким он его представлял – мощный загривок, большие клыки, сильные лапы. Шерсть цвета крови.

Быстрый у Волка оказался мотоцикл. Пролетел мимо оторопевшего Шуры и, миновав замерший караван, стремительно стал отдаляться.

– Погнали!!! – Шура наконец очнулся от смятения, в два прыжка оказываясь в седле.

Рулевой выжал из "Планеты" все, на что старушка была способна. Они немного приблизились к удаляющемуся красно-черному мотоциклу, но было ясно, что не догонят жреческую машину. Заг непрерывно сигналил, а Шура дико орал и размахивал руками. Но разве мог Красный Волк услышать их на такой скорости?

Услышать Догер не мог, Шура тщетно надрывал связки. И все же красный мотоцикл с черной коляской сначала притормозил, потом стал разворачиваться. Наверное, Красный Волк увидел преследователей в зеркало.

Шура помахал копьем, показывая свои намерения. Только бы Догер не пренебрег его приглашением к поединку!

Сердце неистово забилось в груди. Вот оно! Свершилось!

Жреческий мотоцикл непривычной расцветки лениво развернулся и помчался навстречу.

Наконец-то Дорога их свела. Умри, Красный Волк!

Догер летел навстречу, а Шура клокотал и весь дрожал. "Наконец-то!" – будто заклинило его. Этот миг он часто видел во снах, но сны никогда не показывали исхода схватки. Только мысли-видения позволяли насадить Красного Волка на широкое острие.

Сколько раз в мыслях убийца матери умирал мучительной смертью. Красный Волк не должен был сдохнуть от одного удара копья. Он должен чувствовать боль и умолять о пощаде, раскаиваясь в содеянном злодеянии.

Глядя на приближающегося врага, Шура позабыл обо всем. Лишь копье в руке подрагивало. И почему-то в этот долгожданный момент страх впервые полностью задавил красного волка в голове. Страх пророс сомнениями и неуверенностью. Сможет ли Шура одолеть такого маститого найта? Готов ли наконец свершить то, к чему шел долгих десять лет? Назад пути нету.

Загу ничего не нужно объяснять. "Планета" уже медленно катила навстречу с быстро несущимся Красным Волком.

Шура попытался вообще отключить голову, чтобы его не терзали сомнения в собственных силах. Есть лишь ненавистный враг, перевесивший копье через руль, и есть Большое Жало в собственных руках. Не подведи, верное острие!

Теперь все внимание на копье Догера.

Легонький стук соприкоснувшихся копий потонул в звуках моторов. Наконечник Большого Жала миновал встречное острие, легонько скользнул по чужому древку, наверняка оставляя там небольшую царапину. Совсем небольшую, чтобы не сбиться с намеченного пути и продолжить движение к цели.

Шура готов был к долгому бою, к нескольким разъездам, к работе мечей. Но уже при первом столкновении копий понял, что его копье с первого раза попадет именно туда, куда он его направил. В грудь Догера.

Уже ничто не могло остановить смертоносный кончик Большого Жала. Чужое копье было бессильным и уходило в сторону.

Не успел Шура удивиться тому, что так легко одолел матерого врага, как Догер сделал немыслимое. Будто играясь с острым наконечником, летящим в него на большой скорости, Волк слегка подал тело по ходу встречного копья, поворачиваясь в седле боком. Наконечник Большого Жала слегка вспорол красный комбинезон и продолжил путь, проваливаясь в пустоту.

А Догер небрежным движением левой руки подправил движение своего копья. Большой наконечник ударил прямо в грудь Зага.

Стремительность Красного Волка и сильно ударившее встречное копье отбросили рулевого назад. Толчок был насколько мощным, что даже Шуру вышиб из седла. Молодой найт слетел на землю раньше, чем Заг.

Скорость "Планеты" была небольшой, и приземлился он удачно. Левая рука перед этим сжимала рукоять Жала и в полете успела вырвать меч из седельных ножен. Падая на спину, он продолжил катиться назад, гася скорость, чтобы через пару кувырков встать на ноги. Шура уже готов был продолжать бой. Неравный, уже проигранный поединок.

Но все же сдаваться он не собирался. Когда Шура поднимался на колено, длинный меч уже изготовился в руке, а взгляд ощупывал пространство.

Кровавая пелена перед глазами едва позволила разглядеть распластанное тело Зага неподалеку. Вращалось колесо на коляске перевернутой "Планеты". Из ее утробы высыпались кровавые внутренности разбитых арбузов, разбросанных по всей дороге.

И еще он увидел отдаляющийся мотоцикл Догера.

Сердце отмерило всего несколько стуков, он подхватил Большое Жало и поставил мотоцикл на три колеса.

Он догонит подлеца!

Заглохшая "Планета" не заводилась. Пришлось выключить зажигание и еще раз включить. Пальцы с таким остервенением повернули ключ в замке, что головка осталась у Шуры в руках. Но тело ключа успело провернуться в замке и включить зажигание.

Нога озверело дернула заводную ножку, и сразу же сердитый звук мотора начал вторить безумному рычанию Шуры.

Он врубил передачу, выжал газ. Потом резко бросил сцепление.

Мотоцикл дернулся и заглох.

Заг!

Вся сущность Шуры гнала его вперед. Несмотря ни на что, он должен настичь врага. Догнать любой ценой. Ведь он так долго за ним охотился. Красный волк в голове Шуры наконец проснулся и разъяренно метался, застилая глаза кровавым туманом.

Лишь маленькая частица души напоминала о Заге. И ей удалось победить красного волка, на время загнать зверя в темный угол головы.

Спрыгнув с мотоцикла, Шура подбежал к распростертому рулевому, склонился над безжизненным телом, расстегнул шлем. На губах Зага выступала кровь, медленно собираясь в уголке рта, откуда ярко-красные капли падали на дорогу. На небритом подбородке кровоточил глубокий порез. Слишком яркий на фоне мертвенно бледного лица.

Шура рванул куртку на груди рулевого, снял броню с покореженной на уровне сердца пластиной и лишь потом, моля предков-байкеров о милосердии, приложил пальцы к шее Зага. Подождите, там, в Стране Бескрайних Дорог. Подождите еще! Он должен жить!

Сердце рулевого отозвалось слабыми толчками.

Наконечник не пробил броню и, срикошетив от нее, к счастью миновал горло, лишь разрезав подбородок. Наверняка сломана грудина и ребра. И что-то из внутренностей разорвало, раз идет кровь.

Сколько у Зага шансов на жизнь? Ответить мог только лекарь. Нужен хороший лекарь.

Мотоцикл опять не хотел заводиться. Шура достал из бардачка плоскогубцы и с их помощью провернул туда-сюда обломок ключа в замке. Лишь потом дернул ножку и двигатель заработал.

Быстро закинул в коляску перепачканные арбузным соком и пылью вещи – канистру, веревку, брезент, сверху бросил шлем Зага.

"Планета" жалобно пыхтела, когда Шура бережно усаживал рулевого в коляску. Дотянуть бы до лекаря. И к копам караван, который останется без сопровождения, и негодяя Догера, который почему-то не счел нужным забрать ключ. Ключ, половина которого торчала в замке зажигания, а вторая осталась валяться в каше из пыли и арбузной мякоти.

2

– У меня рулевой умирает!

– Тише, тише. Много вас умирает на дорогах каждый год. Не стоит из-за этого кричать.

– Помоги ему. Я сделаю для тебя все, что попросишь.

– Вот и сделай. Я попрошу семь эджей. Золотых, естественно.

– У меня сейчас всего четыре.

– Вот и придешь, когда будет семь.

– Мастер, умоляю вас. Спасите его. Я потом отдам. В два раза больше. В три раза!

– Юноша, я лучший лекарь Плойны. Пойми, я не работаю в долг. Прошу тебя покинуть прием. Меня ждут другие хворающие.

– Мастер, ну помогите! Солнцем вас заклинаю. Предками-байкерами молю. Спасите моего друга… Я буду вам служить. Я заработаю много денег.

– Ага. Сейчас все оставлю и буду работать в долг. Тебя потом заколют на Дороге, а мои деньги пропадут. Я не работаю в долг.

Шура беспокойно топтался на месте, не зная, что же еще сказать.

– Убью, если не поможешь… – прошипел он.

На бледном лице Леммана появился страх. Лекарь попятился назад, за спины двоих огромных бородачей, похожих, словно братья. Те буднично обнажили мечи и приготовились вышвырнуть Шуру из приемной лекаря. Живого или мертвого.

От злобы Шура заскрежетал зубами. Мечи у них большие. Но проворен акинак, его небольшой клинок может превратить эти горы мяса в окровавленную плоть. Да что это изменит для Зага?

Бородачи бесстрастно надвигались на Шуру. На их одинаковых вытянутых лицах не было ожесточения или ненависти. Они просто делали свою работу, за которую им платили.

Шуре очень хотелось сорвать на них свою злость. А потом разгромить эту чистенькую приемную, вскрыть акинаком толстое брюхо и посмотреть на цвет потрохов скряги-лекаря. Сможет ли тот сам себе зашить живот? Но с этими здоровяками все же придется повозиться, а в это время там, в коляске, умирает Заг.

Шура лишь зло сплюнул и быстро покинул приемную Леммана.

Возле мотоцикла сидел Рыжий. Верный пес жалобно лизал бессильно свисающую руку Зага.

Кровь уже не текла изо рта рулевого, но белизна лица не предвещала надежды на исцеление. Дышал он неровно, рывками заглатывая смрадный воздух города. Из горла доносились свистящие хрипы. Безымянный холмик вдоль дороги уже ждал тело рулевого. А душу звали предки-байкеры из Страны Бескрайних Дорог.

Прости, дружище Заг. Не уберег я тебя. Уже ничего не могу для тебя сделать.

Три золотых – вот цена жизни. Проклятые деньги! Стоп. А если продать мотоцикл? За бесценок. Наверняка найдется желающий. И тогда хватит эджей, чтобы лекарь Лемман сделал Загу операцию. Главное, чтобы рулевой остался жив. А мотоцикл они еще раздобудут. Заг, конечно, не одобрит поступок Шуры. Пусть сначала выживет.

И тут Шура вспомнил о еще одной ценной вещи. Магнитофон.

На Торжище Мидриаса можно купить все. Халаты из пестрого рогейнского шелка, штаны и куртки из прочной хэмской кожи, мечи из стали Рэмма, чудные винные бокалы из бримонского стекла, целые стволы ценного северного дуба и поделки из ценного дерева. А всякой кудахтающей да блеющей живности, продуктов, вина и масла, рыбы вяленой, копченой и сырой вообще не счесть.

Шура продавал магнитофон. Вещь многим незнакомую. Удивительную. Дорогую. Продавал за тридцать жалких эджей. Не цена для такого творения, как магнитофон, предмет великой магии жрецов-хранителей.

Прожженный, вальяжный купец наверняка знал настоящую цену этой редкой вещи. Но по купеческой привычке все равно торговался.

– За двадцать эджей заберу.

У Шуры не было времени препираться и ждать лучшего покупателя. Заг умирал. Двадцать – это больше, чем недостающие три.

– Забирай.

В узких глазах купца промелькнуло довольство от выгодной покупки. Теперь он сможет хвастать перед другими звучанием музыки в своем доме. Или продаст не менее чем за триста золотых эджей. Или еще больше запросит.

– Я заплачу тридцать.

Шура уже собирался протянуть магнитофон купцу. Его рука замерла, и он посмотрел на смуглого парня в соломенной треуголке. Тот уже несколько минут стоял рядом, разглядывая магнитофон в руках найта. С виду обычный крестьянин, сын землепашца, выбравшийся на Торжище продать масло. Или мед. Такой вряд ли вообще когда-либо в жизни держал в руках больше пяти золотых эджей вместе. И ведомо ли ему, что это за штука такая – магнитофон?

Парень достал кожаный мешочек, и набитый монетами кошель даже не звякнул.

– Тридцать пять! – быстро выдавил купец. Он не мог позволить, чтобы удачная сделка сорвалась.

– Сорок, – спокойно произнес парень, и рот его растянулся до самых острых ушей.

– Сорок три! – купец аж покраснел от натуги. Легкая добыча уходила на глазах.

– Пятьдесят, – парень растянул рот, и его усмешка не была похожа на улыбку Дариана. Скорее она напоминала ухмылку безумца, сельского дурачка. Черные глаза бегали туда-сюда и никак не могли остановиться на чем-то одном.

– Быстрее давайте! – рявкнул Шура. – У меня товарищ умирает.

– Пятьдесят один! – взвизгнул купец.

– Я могу попытаться помочь твоему другу. Если в моих силах…

– Ты – лекарь? – отрывчато спросил Шура, чуть не хватая парня за грудки.

– Лекарь-лекарь.

– Все, продано, – бросил Шура купцу, застывшему с разочарованным лицом.

– Восемьдесят! – доносились вслед вопли купца. – Сто!

Заг при смерти. Караван оставил без охраны. Догер ушел. Как же теперь? Лекарь еще этот, доморощенный. Молодой совсем. Нет у него ни ножа острого, ни снадобий разных. Руки, видишь ли, у него есть. Когда Шура спросил: "Ты хороший лекарь?", тот ухмыльнулся своей безумной улыбкой и ответил: "Те, кто выжили – говорят, хороший. Те, кто умерли, те ничего не сказали".

Мрачные мысли теснились в голове, даже кружащий голову аромат сушеных трав не гнал прочь тяжкие раздумья.

Шура сидел в тесных сенях небольшого сельского домика. В доме лекарь колдовал над Загом. Сказал, сиди здесь. Еще не поздно спасти твоего рулевого.

На вид Асинею было около двадцати пяти лет, но Шура воспринимал лекаря как совсем юного парня. Тот уже пару часов колдовал над Загом.

А Шура, с трудом сохраняя терпение, послушно сидел на корявой табуретке, вдыхая запах трав, пучки которых сухими гирляндами гнездились под потолком.

Он резко вскочил, когда из комнаты вышел Асиней.

– Ну что?

– Он хочет жить. Ты хочешь, чтобы он жил. Значит, еще покатаетесь вместе.

Следом за хозяином Шура вышел наружу. Дом Асинея был обычным сельским домишком в окружении цветущих сейчас акаций. Стоял он на отшибе близ села неподалеку Мидриаса.

– Он точно будет жить?

– Давай послушаем, – вместо ответа попросил Асиней, присаживаясь на лавку под стеной дома.

Шура сбегал к мотоциклу и принес магнитофон. Молча посмотрел на хозяина.

– Не переживай. Он будет крепко спать пару дней.

Магнитофон примостился на столе, Шура нажал кнопку, и песня предков зазвучала среди акаций.

Дa, я отшельник, мaг и волшебник,

Тяжек мой путь

Древние тaйны всех мироздaний

Мне под силу

– Ч?дно, – прошептал Асиней, взявшись за голову. Пока он слушал, блаженная улыбка не покидала его уста. Когда умолкла песня, лекарь лишь заворожено качал черноволосой головой.

– Слышал я о таком, но никогда не доводилось слушать, – хозяин плеснул в простые глиняные кружки вина. – Ч?дно. Хотел бы я так петь. И под такую музыку…

Шура хлебнул сладковатого вина, залпом выпил.

– Так он точно выживет?

– Я же сказал. Я вправил ему грудину, поставил на место внутренности. Заживет через месяц.

– Спасибо тебе.

– Хорошая музыка. Я бы все равно так не смог. А вот врачевать, вишь, получается.

Когда хозяин снова наполнил кружки, в открытый, без забора двор Асинея вошел ссутуленный мужик. Неуверенно подошел к столу под акациями, почтительно склонил голову.

– Мастер, прошу твоей помощи.

– Не сегодня. Я устал. Сильно устал.

– У меня козы начали хворать. Помоги, ведь у меня дети малые. Как же они без молока-то…

Асиней покачал головой.

– А я ведь хотел быть свободным. Ходить по дорогам и радовать людей песнями. А теперь даже не могу спокойно вина выпить. Иди, приду я.

Так же почтительно кланяясь, крестьянин покинул двор. Асиней выпил, снова налил.

– А во всем виноват тот безумный бродяга, что разглядел в мальчишке-музыканте способность исцелять руками. Это такая скука… Люди не всегда заслуживают продления жизни. Безмолвные животные – и те подчас лучше, – Асиней захохотал своим безумным смехом.

– Ты великий лекарь. Лучше Леммана.

– Ха, этот умеет лишь пустить кровь или отрезать что-либо человеку, если посчитает лишним.

– А тебе как удается не резать?

– А мне все одно, что пальцами по струнам водить, что по телу, – Асиней забарабанил пальцами по кружке, отбивая незнакомую Шуре мелодию. – А твое тело говорит, что неладно у тебя что-то в жизни, – вдруг произнес лекарь.

– Ты можешь достать зверя из моей головы? Он не дает мне остановиться, – Шура впервые кому-то жаловался на красного волка.

– Я умею врачевать плоть. Но не умею лечить души. Пойду я лечить коз, – Асиней допил вино, встал из-за стола и пошатываясь, побрел в сторону крестьянских домов.

Когда хозяин ушел, к дому прибежал Рыжий. В его пасти болталась жирная курица.

– Эй ты, охламон. Мы сейчас это спрячем, пока никто не увидел. И пока мы здесь – кур не таскать. Ясно?

Пес подозрительно покосился на Шуру. Раньше добыча свежего мяса всегда поощрялась, а это вдруг – не трогать. Место здесь такое прекрасное для охоты. Куры упитанные, хозяева нерасторопны, местные собаки ленивы. Приволье. Одно ясно – добычу нельзя приносить в этот двор.

– Загги будет жить, – сказал Шура псу.

Через день Асиней разрешил зайти к Загу.

Рулевой лежал на мягких одеялах, укрытый до подбородка. Сквозь жесткую щетину багровел взявшийся свежей коркой шрам. Кода Шура вошел, косой глаз на обескровленном лице лишь вздрогнул, второй слегка приоткрылся.

– Прости, Загги. Не уберег тебя. Мое копье оказалось бессильным.

– Ты прости… – прошептал рулевой, делая попытку поднять голову.

– Лежи-лежи, – приложил Шура палец к губам.

– Я не успел… Маневр… Слишком хорош у него мотоцикл…

– Все в порядке. Асиней запретил тебе разговаривать. Пока что. Не волнуйся.

– Как… старушка?

– В порядке. Ты главное, выздоравливай. И не переживай. Когда поправишься, я раздобуду тебе настоящий "Харлей". Договорились?

На лице рулевого появилась измученная улыбка.

Асиней и вправду оказался настоящим кудесником. Через полторы недели Заг уже мог садиться на постели, а через две – сделал пару шагов по комнате.

Маясь от вынужденного безделья, Шура подолгу сидел около товарища, утешал разговорами, поддерживал под руку, помогая ходить. Асиней уже не прогонял его, когда растирал рулевого травами, настоянными на очень крепкой водке. Шура видел, как привезенную с Торжища пшеничную брагу Асиней нагревает в печи и собирает пар над водой, снова превращая его в водку. Шура не спрашивал, зачем он так делал, но однажды, томясь от скуки, отхлебнул чуть-чуть из бутыли с настойкой. Рот тут же обожгло, словно он выпил кипящей смолы, горло и желудок тоже ощутили на себе жар этого питья.

– Это какая-то огненная вода, – пробормотал Шура, когда смог говорить.

Асиней задорно хохотал, глядя на найта, метавшегося в поисках обыкновенной воды. Шура припал к ведру и прямо из него хлебал, пока пожар внутри немного не приугас.

– Дурень, – смеялся Асиней. – Она же вдвое крепче, чем обычная водка. А для моих настоев самый раз.

Слезы еще стояли в глазах Шуры, когда он вспомнил, что именно о такой, без меры крепкой водке когда-то рассказывал ему Дариан. Память перенесла его на пасеку, где под жужжание пчел его первый учитель рассказывал разные диковинные вещи. Из этой крепкой водки можно сделать давно забытое, подлое оружие…

К Асинею часто приходили крестьяне. У того сын захворал, чахнет на глазах. Тот просит крыс извести из подворья, что все запасы в амбаре потрошат без разбору. Тому нужно жену от бельма избавить. Иногда лекарь отлучался на пару дней, и тогда Шура сам поил Зага отварами и растирал мазями да настойками. А когда хозяин был свободен, они пили вино под кронами отцветающих акаций. Еще неделя-другая – и Заг сможет садиться за руль.

Рулевой уже возился около "Планеты", любовно протирал бак, седло, коляску. А Шура и лекарь в это время пили все то же терпковатое вино.

– Эх, желал я себе магнитофон, – притворно вздохнул Асиней. – Чтобы музыкой меня ублажал. О мечте моей давешней напоминал.

– Я тебе его продал. За жизнь Зага.

– Оставь себе. Я хочу другую плату. Во сколько ты ценишь жизнь своего рулевого?

– Все что у меня есть. Сейчас лишь четыре эджа. Я раздобуду еще. Сколько попросишь.

Асиней засмеялся. Без насмешки, он просто хохотал.

– Не все деньгами меряется. Не все… Поклянись, что выполнишь мою просьбу?

Шура серьезно посмотрел в насмехающиеся черные глаза.

– Клянусь Солнцем. Клянусь предками-байкерами.

– Ч?дно. Я хочу, чтобы ты привез мне королевскую дочь.

– Как? – опешил Шура.

– Ну, сам думай как. Ты поклялся.

– Я… Хорошо, – выдавил из себя Шура.

– Я вижу, ты сможешь. Считай, что я тебя нанял. За жизнь твоего друга.

Несколько минут они сидели молча.

– Зачем она тебе?

Всегда смеющийся Асиней посерьезнел.

– Полгода назад меня звали ее врачевать. Из самого Эджа за мной приезжали. Я помог.

– И что?

– Добрая она. Нежная. Запала мне вот сюда, – лекарь постучал себя по груди.

Шура вспомнил принцессу. На вид распутная, горделивая, заносчивая. Ну, может только с виду она такая, а на самом деле "добрая она, нежная".

А вот как ее украсть? Это же полное безумие, еще большее, чем охотиться за Догером. В одиночку напасть на эскорт королевских найтов? Даже если получиться застать их врасплох и умыкнуть рыжую красавицу, что дальше? Уж тогда король назначит хорошую награду за безумную голову похитителя своей дочери. Успеет ли Шура довезти ее до Асинея?