Текст книги "Иной жизни для себя не представляю! Книга седьмая. Халявные баксы. (СИ)"

Автор книги: Александр Воронецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

остальных квартирантов. Владимир пулей выскочил из под

одеяла как ошпаренный, с ногами уселся на кровати в позе

будды, прижавшись спиной к стене домика, от ее края подальше.

Дока же только перевернулся на другой бок лицом к стене, и

сонно пробормотал:

«Выбрось на улицу, пусть в другое место ползет», – и ровно

засопел носом.

«Не выбрось, а убей!» – завизжал наш гринписовец, до

ужаса боящийся не только змей и скорпионов, а и невинных

пауков, – «Она снова к нам заползет!»

Пришлось мне с кровати срочно соскакивать, вооружаться

веником и змею из домика выкидывать, а потом и отметать

подальше в сторону сопок, да еще и следить, чтобы Чапа

держался от нее на расстоянии. Убедившись, что щитомордник

пополз в безопасном направлении, с Чапой в домик мы

вернулись, и нашли в нем Владимира все в том же положении.

«Ну что?» – поинтересовался он с дрожью в голосе, – «Убил

гадину?»

«Убил», – соврал я, в желании успокоить возбужденного

приятеля, и начал устраиваться на кровати. Быстро отошел ко

сну, так и не услышав, когда Владимир из позы будды перешел в

необходимое для сна положение.

А дня через три технарь принес новое полезное

наблюдение. Он зашел в домик, где обитали «бандюки», и

заметил в углу приличную кучу – на месте возможной четвертой

кровати – чего-то твердого, прикрытого брезентом. Одному из

«бандюков» дал поручение по работе, а когда уходил,

«случайно» за брезент запнулся и сдернул его в сторону. Под

ним оказались камни с рудного отвала, и такое их количество,

что если еще чуть добавить – пол в домике проломят точно.

«Должны они их в другое место перенести», – сделал Дока

вывод, – «и уже там продолжить складировать».

«В другое вряд ли понесут,» – не поверил я в такое, – «а

вывезти из лагеря могут в любой день».

«Запросто,» – согласился Дока, – «только вывезти втихаря

не получится, уж я за этим прослежу», – и побежал от меня

бодрой рысцой, наверное прямо сейчас организовывать слежку.

Сергей отсутствовал пятый день, и я начал привыкать к

новой работе. Новой – это намечать скважины в нужных местах,

определять и выносить мелом на дне карьера линии

опробования, отмечать особенности геологического строения на

новом горизонте по мере уборки взорванной породы и в

черновике составлять геологический план этого горизонта. То-

есть, делал все, чтобы вернувшийся геолог не оказался перед

завалами дел, разгрести которые сложно, а кое-что уже и

невозможно – убранное из карьера, назад не вернешь.

Пришлось вспомнить геодезию и маркшейдерию, и

необходимые для дальнейшей работы точки на новом горизонте

привязать инструментально, и даже сделать нужные вычисления

в одну руку, в расчете что во вторую их проверит сам геолог.

Времени свободного у меня не оставалось, зато постоянно

присутствовало ощущение некой неуверенности, как это бывает,

когда делаешь сложную чужую работу. Вдруг я в чем-то

ошибаюсь, и ошибок своих не замечаю?

Владимир, видя мою озабоченность и нервозность, при

случае не удержался:

«Не переживай так! Подумаешь, карьеришко несчастный! В

партии карты составлял в сто раз сложнее, и ничего, все их

только хвалили!»

«Там я не один составлял, а всегда вы с Пашей рядом

были, подсказать и посоветовать. А здесь за все другой человек

отвечает, и о его мыслях я могу только предполагать, а не знать

их на сто процентов. Как я знал то, что в ваших головах!»

«Все равно не переживай», – продолжал меня успокаивать,

– «если даже захочешь – хуже чем у Сергея не получится!»

Через два дня в этом убедился. Утром Сергей появился в

лагере, и я целый день провел с ним, вначале показывая

бумажки, с которыми работал в его отсутствии: что из

намеченного выполнено, что делается сейчас, что я успел в

карьере посмотреть и подрисовать на плане отрабатываемого

горизонта. А после обеда уже в карьере показывал в натуре все

сделанное и зарисованное на планах. К концу работы как раз все

и закончили, геолог оценил мою работу на «все правильно», и

пригласил к себе в балок. Через часок, после душа.

Я посчитал, что Сергей не все выговорил по моей работе и

сделает это у себя в балке за чашкой чая. Может, о допущенных

мной недостатках предпочитает сказать в нерабочей обстановке,

что бы я не слишком за них переживал. С таким настроем и шел

к нему, сами понимаете в настроении не лучшем. Кому приятно

получить втык, даже если он и выражен в интеллигентной

форме?

Волновался я зря. Никаких дел по работе мы не обсуждали,

чая тоже не оказалось, а была бутылка вина и легкая закуска. И

разговор шел просто по жизни, той жизни, в которой сейчас по

всей стране народ летит в темную яму, из которой может нет и

выхода, а если есть – никто не знает, где он находится.

«Если и дальше будет все разваливаться, то и артель наша

может накрыться», – так вот «обрадовал» геолог, – «В соседнюю

область ездил – еле добрался! Бензина на заправках нет! А если

и есть, то по десять литров на машину дают, при наших-то

расстояниях! На одной заправке вообще заливали только своим,

местным, будто живут в другом государстве!»

Представить такое голова отказывалась. Хотя и Леня, когда

нанес визит к нам в артель, о трудностях в партии с горючкой

говорил. Но в партии одно – закроют ее, и государство ничего не

почувствут, задел для работы рудников лет на десять есть, в

виде уже найденных и разведанных месторождений. Артель же

чистое золото стране дает, в данной ситуации самый ценный для

нее продукт. Как ее можно закрыть?

Поверить я не мог, как не мог и отмолчаться:

«Не может государство нас без горючки оставить. В обмен

на золото придумают какие-то купоны, бонны или еще что-

нибудь, которые можно перевести в доллары или другую валюту.

Как это раньше делали для старателей в Сибири».

«Может и придумают,» – согласился геолог, – «только пока

расчухаются – народ разбежится. Его, кстати, скоро и кормить

будет нечем – в магазинах шаром покати, а у нас по двенадцать

часов вкалывать без куска мяса просто нереально».

Такие вот дела рядом с нами творятся. Представил, как

ребята отреагируют, когда разговор с Сергеем я им переложу –

мы то в артели надеялись от всех неприятностей отсидеться и

даже хорошо заработать. Золотом ведь страну обеспечиваем!

«Ну и что предлагаешь всем нам делать?» -

поинтересовался мнением геолога, как более информированного

человека, только что вернувшегося из другого мира, о

изменениях в котором я и ребята мои многое не знали. Сидим

ведь в лагере безвыездно, кроме Доки, который иногда партию и

«городок» Мирный посещает, и новости привозит тоже не

радостные.

«А ничего», – спокойным голосам подтвердил геолог

неверие в лучшее, – «Ничего изменить невозможно. Будем

сидеть здесь, и ждать с моря погоды.» С возмущением выдал

совсем невероятное: «Комбинат, куда я руду сдал, деньги нам в

банк перевел. А тот их не выдает, нет у него средств свободных!»

– и поспокойней добавил, – «Вот и попробуй что-то делать».

«Значит, второй экскаватор у нас не появится, и заработать

за сезон нормально не получится», – сделал я вывод из

услышанного.

Сергей вспомнил, как я говорил ему о необходимости еще

одного экскаватора – параллельно с добычей руды вести снос

сопки, мешающей расширению карьера. Но на этот раз он не

стал предупреждать, что бы не лез я не в свое дело, а с выводом

моим согласился:

«Да, в этом сезоне будем только в карьере ковыряться,

пока можно руду поднимать. Протянем сколько возможно, пока

горючка будет. А что дальше – сам господь бог не знает»,

Геолог замолчал, и несколько минут мы молча тянули из

стаканов остатки налитого в них вина. Говорить ни ему, ни мне

больше не хотелось. Я решил, что вино допью, и с Сергеем

попрощаюсь. Что толку сидеть молча, когда в голове мысли

сплошь неприятные и никакого среди них просвета. Наверное и

у Сергея было такое же состояние, но как хозяин он все же

посчитал себя обязанным гостя (то-есть меня) как– то развлекать.

«Заметил, что Николая Игнатовича давно в лагере нет?» -

посмотрел, как я кивнул головой, что да, есть такое, – «Это он

деньги в банке для артели выбивает. И пока не выбьет, сюда не

вернется, потому что без них – крах у нас будет полный». Он еще

немного помолчал, пока я переваривал очередную неприятность,

и познакомил с еще одной, о которой я и предположить не мог:

«Инфляция в стране начинает гулять, и деньги нужно тратить

сразу, как только в руки попадают – потому что рублики наши

обесцениваются. Вот и получается, что в банк ложить их сейчас,

что бы с рабочими по окончанию сезона рассчитаться, нет

никакого резона. Обесценятся они в два-три раза! И теперь

скажи: что Николай Игнатович делать должен?»

«А ты что думаешь?» – проявил я нетерпение.

Сергей посмотрел на меня, усмехнулся: «Прямо сейчас

наши деньги в доллары переводить пора. Только как это сделать

– я не знаю. И дай бог Николаю Игнатовичу что-то придумать.

Иначе в конце сезона бумажки пустые поимеем».

Я пытался вникнуть в суть его последнего высказывания,

для меня удивительного, потому что в стране советов простой

человек о долларах мало что знал, а многие их и в глаза не

видели. Но Сергей посмотрел на меня, посмотрел, и предложил:

«Хватит о грустном, пора к отбою готовиться.» – я с

отрешенным видом покивал головой соглашаясь, но думая

совсем о другом. И он улыбнулся, состояние мое поняв отлично:

«Не переживай, как– нибудь все образуется. А я тебя в курсе

держать буду».

Неприятные новости я принес в домик и выложил

приятелям. Ошарашил их так же, как и Сергей только что меня.

Ребята не знали, как на них отреагировать, а потому и молчали, в

себе новости переваривая. Владимир этот процесс завершил

первым:

«Вот сволочи!» – не знаю о ком он, но можно предположить:

о нашем перестроечном правительстве, – «В партии жить не

дали, без зарплаты людей оставили, и здесь обобрать до нитки

норовят!» Злой посмотрел на меня и Доку, будто мы во всех

грехах виноваты, и твердо, как о деле решенном, сообщил:

«Хрен больше буду вас слушать! Не хотят, что бы мы работали

по-хорошему – буду деньги заколачивать по– плохому! Пол

отвала сюда перетащу, и ничего вы не сделаете!» Осмотрел

наши удивленные таким решением рожи, и поспокойней добавил:

« У меня дочка в институт поступать едет, как я по другому для

нее могу деньги найти?»

Действительно никак. Нормальному трудяге, каким

Владимир, да и мы с Докой были всю жизнь, по-хорошему, не

нарушая закона, действительно денег не заработать. И что

остается? Идти всем в криминал, как это уже сделали «бандюки»

во главе с «Милочкой»? Тоже заняться рудным отвалом,

выбирать там самые ценные камушки, где золота побольше, как

это теперь решил делать Владимир? С нашим опытом можем

хорошо развернуться, дилетантов вроде «бандюков» за пояс

заткнем запросто.

Но мысли мыслями, а высказывать их сразу, как только они

в голове появляются, во многих случаях неправильно. Вначале

желательно определиться с порядком их озвучивания, и я сейчас

это делал – то-есть молчал. Доку же планы Владимира задели

ощутимо, и как менее меня сдержанный, он тут же ему ответил,

правда, не столь агрессивно, как мне хотелось бы:

«Можешь таскать свои камни и золото ковырять, только в

тюрягу передачи тебе носить мы не будем!»

«И не надо», – на удивление спокойно ответил Владимир, -

«я лучше в тюрьме посижу, зато дочь в институте учиться будет!»

Ну и как на эти слова ответить, как оценить выбор нашего

товарища?

Дока только вздохнул и махнул рукой; я же отреагировал

почти также:

«Спать ложимся. Сейчас у всех нас одни эмоции, вот завтра

на свежую голову хорошенько и подумаем».

За ночь никто ничего полезного не придумал, потому что на

этот процесс времени не оказалось – после двенадцатичасового

рабочего дня засыпали мы мгновенно, как только оказывались в

кроватях в горизонтальном положении. Дальше не реагировали

ни на какие звуки, не только привычные, вроде шума машины, но

и экзотические, когда в домик забирался еж и начинал топать по

полу не хуже слона, а Чапа норовил с ним сразиться. Да что там

топот – стрелять можно над ухом, и никто им даже не пошевелил

бы. Единственное, что будило стопроцентно и мгновенно – это

сигнал, подаваемый подвешенной на столб возле вагончика-

столовой железякой, когда Варя или ее сменщица колотили по

ней куском арматуры, приглашая всех на завтрак.

Сегодня вставали непривычно молчаливые и хмурые –

вечерние неприятные разговоры вспомнились каждому, как

только открылись глаза. Молча сходили в столовую и

позавтракали, так же молча разошлись по рабочим местам.

Геологу артели я вчера дела передал, и вместе с Владимиром

пошагал в карьер, к ожидающим нас зубилам и кувалдам. Успели

немного поработать, и Владимир отложил инструмент в сторону,

уселся на камень, прикурил сигарету и наконец-то его прорвало:

«Если все, что Серега тебе вчера рассказал правда – то и

нам пора перестать из себя святых строить.»

«Что в виду имеешь, каких святых?» – интересно услышать,

с кем Владимир в данный момент нас сравнивает.

«А таких, что о себе мало думают!» – в голосе приятеля

проявилась агрессия, – «Ты не понял, что сейчас каждый для

себя живет, ни на государство, ни на начальство не

рассчитывая? И нам нужно так делать!»

«Золото в артели воровать, что ли?» – напомнил я

Владимиру, что прекрасно мысли его понимаю.

«Своровать можно вещь чужую, не тобой созданную. А к

золоту в отвале мы отношение имеем прямое, и пока только

вкалываем, только надеемся честно заработать! Но если Серега

вчера не соврал, то расплачиваться с нами никто не рвется,

кроме Николая Игнатовича (рейтинг как поднял начальника!), а

кто и хотел бы – возможности не имеет!»

Ну и что ответить? Вчерашний разговор с геологом и меня

заставил задуматься. И было неприятно сознавать, что в словах

напарника, как бы они не нравились, что бы ни несли в себе

негативного и опасного, все же проглядывала возможность не

только повкалывать на «доброго» дядю, у которого в банке по

непонятной причине исчезают заработанные нами денежки, но и

кое-что поиметь для себя. То-есть, поступить как тот же банкир,

потому что другого выхода не остается. Жить-то на что-то надо?

Владимир, как я понял, выбор уже сделал, и не в пример

меня, угрызения совести его не мучили.

«Ты пойми», – продолжил он, – «мне и самому связываться с

золотом желания нет (как же нет, сколько вдвоем с Докой

уговаривали его им не заниматься!), но выхода другого не вижу.

Мне дочь в институт отправить не на что! И тебе сыну помогать

нужно, на стипендию сейчас разве что проездной на метро

купишь! Да если с нами в конце сезона не расплатятся – самим

жрать будет нечего!» – это с его стороны уже чистая агитация,

желание и меня привлечь к незаконным походам на рудный

отвал.

Я не знал, что и ответить. Отговаривать – уже не хотелось,

соглашаться с ним – не знаю как попозже, но сейчас не мог, язык

отказывался произносить нужные слова. Пришлось показать

нейтральное отношение к начатой в разговоре теме:

«Что нам делать дальше – и сам не знаю. Но точно одно:

торопиться не стоит. Поговорим вечером, что бы и Дока

присутствовал, вот тогда все и решим». И Владимира оставил

одного – отошел в сторонку, вроде что-то посмотреть по работе.

А на самом деле не хотел дальше неприятную тему продолжать.

Вечером в домике Владимир разговор начал уже в

присутствии Доки:

«И что за день надумал?» – обратился к нему персонально,

– «Дальше продолжим вкалывать непонятно на кого, или все же и

о себе позаботимся?»

Дока понял, о чем его приятель спрашивает, и засопел как

паровоз. Но ожидаемых мною слов осуждения намерений

приятеля заняться побочной деятельностью я от него не

услышал.

«Что молчишь?» – не отставал от него Владимир, – «Или

сказать нечего?»

Теперь Дока взорвался, да так бурно, что ласточки в гнезде

запищали:

«Есть чего сказать! Накроется артель медным тазом, если и

дальше дело так идти будет!» – Владимир, стоявший возле стола,

с испугу плюхнулся на кровать с открытым ртом, у меня же от

удивления стали круглыми как у совы глаза, но падать на кровать

не пришлось – я на нее уселся раньше, – «Один самосвал уже не

в работе, а за запчастью поехать не могу – в артели на нее денег

нет!» – так вот объяснил причину своего возмущения и замолчал,

продолжая зыркать на нас таким взглядом, словно мы и были

виновниками этих неприятностей.

Владимир, сидя на кровати закрыл рот, и лицо начало

расплываться в довольной улыбке:

«Вот я и говорю, что пора о себе подумать!» – это он

адресовал Доке, а дальше понес уже для всех знакомое, -

«Золотишком придется заняться, если не хотим зимой с голода

подохнуть! Мы же специалисты, геологи – так все организуем, что

комар носа не подточит! Хоть что-то поимеем, если при расчете с

деньгами кинут!» – это было уже знакомое мне открытое

побуждение и Доки к незаконной деятельности.

Раньше после таких слов следовало на Владимира

наброситься с разъяснением, что такого делать нельзя. Сейчас

же мы почему то промолчали, и даже отвели глаза, что бы не

смотреть в его сторону. Что он посчитал признаком скорой своей

победы, и давить на нас продолжил:

«Чего боитесь? Своим кадрам (то-есть «бандюкам»)

начальник разрешил на рудном отвале ковыряться, а мы что,

хуже?»

«Мы не хуже, мы – порядочней», – Дока шевельнулся на

своей кровати, – «Что делать то будем?» – это уже мне.

А что я мог предложить? Поддержать идею Владимира

заняться золотишком в рудном отвале ой как не хотелось, но……

я же ребят затянул в артель, значит в ответе и за их заработки,

которые сейчас под большим сомнением. Вот и отсиживался

молча, не находя что сказать.

А Владимир повеселел еще больше. Понял, наверное, что

за мысли в моей голове, как и то, что одолевают меня большие

сомнения в возможности прожить и заработать, соблюдая

законы, которые, как рассказал Сергей, нарушаются сейчас в

стране везде и всеми.

Забегая вперед, могу сказать, что самые ушлые, хитрые и

умные уже понимали, что скоро-скоро грядет этап дикого

капитализма, когда деньги решают все и оправдывают любую

подлость ради их получения. Для нас же, посвятивших себя

геологии, честность и порядочность считались в работе

главными, как обязательная основа получения положительного

конечного результата – выявление месторождения.

Но это было раньше, и совсем недавно. Новые же веяния,

даже если и не нравились большинству, все же делали свое

дело, разрушая прежние отношения между людьми невесть

откуда появившейся жадностью, завистью, необязательностью

вплоть до откровенного обмана. Вот и сидели мы, три старых

приятеля, ранее отлично понимавших друг друга, и не могли

придти к единому мнению, что же нам делать дальше. По закону-

то жить становится невозможно!

Владимир показал, что уже готов действовать в новой

обстановке беззакония, и заработать необходимые для семьи

деньги любым способом, я и Дока к этому пока не были готовы.

Не готовы, но…… молчанием своим не отрицали (а как понять

по другому?) и допускали возможность поступить таким же

образом если и не сейчас, то в недалеком будущем.

«Давайте ребята не торопить события», – предложил я на

правах старшего, – «много Сергей рассказал нам неприятного, но

превращаться в хапуг не стоит. Уважать себя перестанем!» -

здесь я уставился на самого продвинутого – Владимира – и он на

кровати задергался, как от зубной боли. Собирался наверное

возразить, но не дал Дока:

«Правильно!» – посмотрел на меня и кивнул головой, затем

обернулся к Владимиру и торнул в его сторону указательным

пальцем, – «А ты лучше помолчи! И с камнями своими к нам не

приставай!»

Владимир на кровати сидел, отвернувшись от нас в

сторону. Очень недовольный, но возразить ни мне, ни Доке не

решился. Мы же, два единомышленника, переглянулись,

улыбнулись, и Дока решил общую обстановку в домике сгладить.

«Ладно тебе», – улыбнулся Владимиру, – «если

действительно и артель начнет разваливаться, то сложа руки

сидеть и мы не будем. Из троих новую артель организуем!» -

изобразил улыбку и убедился, что приятель ее заметил, – «А я

для тебя персонально ступу потяжелей сварганю, будешь камни

молотить, а мы из песочка золотишко отмывать!»

Здесь даже Владимир не смог не улыбнуться.

Часть двадцать первая.

Пророчество Сергея о наступлении для артели не лучших

времен, подтвердилось раньше, чем мы могли и представить.

Правда, пока не в сложностях по работе, а в обеспечении

столовой продуктами. Это все почувствовали на ужине, когда

вместо обязательного блюда с мясом предложили кашку

размазню, а Варя чуть ли не со слезами на глазах объяснила

каждому что все, остались на складе крупы и макароны, да и те

скоро кончатся.

По домикам работяги разошлись в средней стадии

недовольства, выражая его словесными излияниями в адрес

непонятно кого, но точно не Николая Игнатовича – ему

продолжали верить, как родному батюшке.

А через час к нам зашел Сергей, замещавший начальника

по причине его затянувшегося отсутствия, и сделал неожиданное

предложение.

«Ребята», – первый раз обратился ко всем сразу, – «просьба

большая», – мы тут же удивленно на него уставились, потому что

в артели обычно командуют, а не просят, – «Вы знаете, что на

ужине было, а если и дальше повара будут предлагать кашу, то

старатели долго не вытерпят, возмутятся все», – теперь мы

покивали головами, уже заинтригованные дальше некуда, а

Сергей продолжил – «Неудобно просить, но приходится: вы

охотники, и положение можете спасти – добыть хотя бы одну

сайгу. Можете на такое решиться, для коллектива?»

Гринписовец наш незамедлительно хмыкнул: «Я не

охотник», – поторопился объявить о своей некомпетентности в

предлагаемом деле.

У Доки глаза загорелись: «Можно попробовать, но охота

дело такое, что может повезет, а может и облом выйти. Да и

времени после работы маловато», – и посмотрел на меня, как на

партнера в делах охотничьих: что я думаю?

«Я вас на день от работы освобождаю», – живо

отреагировал геолог, – «Сами понимаете, что рабочих кормить

мясом нужно, при нашей работе, а не разными кашами!» – и

начал поглядывать на меня, зная, от кого зависит принятие

окончательного решения. Я его и высказал, обрадовав и Сергея,

и Доку:

«За сайгой смотаемся, но гарантии сто процентов, что

повезет, дать не можем».

«Вот и отлично!» – повеселевший геолог был готов и к

неочевидному результату затеи, – «Владимир не добытчик –

остается в лагере, поработает один. А вы двое (я и Дока) завтра

с утра свободны. Дай бог, что бы все у вас получилось!»

«Лучше к черту пошли, быстрее удача придет!» – разъяснил

Дока, к кому нужно аппелировать для поддержки в делах

охотничьих, и все в домике заулыбались, даже Владимир, сразу

же отказавшийся участвовать в убийстве животных.

Утром я и Дока поднялись пораньше, первыми посетили

столовую и Варя накормила нас кашкой, а заодно и поплакалась

на отсутствие чего-то повкуснее и покалорийнее. И на мотоцикле

умотали в сопки, кровно обидев возбужденного Чапу отказом

взять с собой, и выслушав на дорожку пожелание Владимира в

случае удачи в домик прихватить кусочек мяса. На что мы с

Докой как по команде фыркнули: не понимает неохотник, что

предстоит дело общественное, и все добытое должно быть

отнесено в столовую. Кроме почек, печенки и сердца – они в

любых случаях считаются собственностью добытчика.

Вначале покатили к долинке, где в прошлый раз добыли

сайгу, а заодно, к ней в придачу, нашли дурно пахнущее

подозрительное захоронение. Последние дни, после

информации Сергея о грядущих тяжелых временах не только для

артели, а и для всей стране, мы о яме подзабыли, отошла она на

второй план на фоне более важных событий. Сейчас же, когда

мы по необходимости к ней приближались, о себе напомнила.

«Что с тухлятиной делать будем?» – Дока отвлекся от

дороги, обернувшись в сторону люльки. Не услышав ответ,

вновь сосредоточил внимание вперед: «Или теперь с ней и

возиться не стоит?»

Почему не стоит, артель то пока работает. Правда, не ясно

как долго это продлится, но не прикроют же ее прямо на днях.

Значит, и ранее намеченные планы мы забывать не должны. Ну

пауза получилась, после последних неприятных новостей, дело

как говорят житейское. Мы же в расследовании возможных

преступлений в артели вперед продвинулись уже прилично, и

что сознательно закопано не очень от лагеря и далеко,

проверить обязаны. Потому Доке ответил обнадеживающе:

«С сайгой сегодня разберемся, что бы и самим голодными

не сидеть, а завтра-послезавтра к яме смотаемся, с лопатами.»

Дока тут же заулыбался, словно я сообщил ему невесть что

приятное, и показал, что о планах наших помнит отлично:

«Я и респираторы приготовил, как ты просил – четыре

штуки. Что б не задохнуться!»

В долине мы сайгу не нашли, хотя проехали вдоль нее

сколь возможно. Просто сегодня ее в ней не было.

Посовещались, и решили смотаться к еще одной долине,

километрах в семи от места, где сейчас находились. Правда, та

была раз в пять пошире, сухое русло в ней поглубже, а сама во

многих местах густо заросла кустарником и саксаулом. Часто по

краям заросших участков отдельные саксаулины торчали в

сторонке в одиночестве, и именно под ними, а не в зарослях, где

мал обзор окрестностей, сайга обычно устраивается на лежку в

обеденную жару.

По старым, едва различимым следам, пропетляли между

сопок, пока не начала проглядывать широкая долина. В такой,

если и найдем сайгу, добыть ее намного сложнее – так, как мы

поступили в прошлый раз, не получится. Спугни ее – и непонятно

куда пойдет, потому что в любую сторону будет ровнятина, то-

есть ситуация одинаковая. Вот и непонятно, где устраиваться в

засаде. Но для начала сайгу еще найти нужно.

Как и прошлый раз, с крайних сопок осматриваем долину в

одном месте, потом, прокатившись с километр, в другом, затем в

третьем. И только с четвертой попытки наконец-то находим

стадо голов двенадцать. В противоположной от нас стороне

ровного пространства, почти под склоном ограничивающей его

сопки, лежит на чистом месте под единственными здесь двумя

большими саксаулинами. Сложная ситуация, подобраться на

выстрел невозможно ни с одной стороны.

«Бесполезно к ним ползти», – приуныл напарник, – «кажется,

мужики без мяса останутся!»

Ползти действительно бесполезно, но повадки сайги мы

знаем отлично. И сейчас главное – принять правильное решение.

Валяться под саксаулом сайга будет от силы полчаса-сорок

минут, потом обязательно поднимется и пойдет, возможно, как

обычно в такую жару делает, в сторону ближайшей водички.

Попить, а по дороге и пощипать травку. Ну а ближайшая водичка

от того места, где она сейчас лежит, километрах в пяти –

небольшой родничек с паршивенькой для человека водой. Но

дикая животина ее пьет за милую душу, потому что другой в

радиусе километров тридцати больше нет. Вот и должно наше

стадо, если только сегодня еще не напилось, направиться

именно к этой водичке.

«На подходе к роднику будем ждать,» – предложил Доке

свой план, понимая, что о существовании родника и он знает

отлично.

Напарник со мной согласился, но с сожалением вздохнул:

«А другого ничего не остается», – напомнил, что любит сайгу

именно скрадывать, причем на сложном месте, где нужно и

ползти, и на время замирать, но никак ей на глаза не попадаться.

А теперь придется элементарно караулить, чего он не любил, но

… о голодных мужиках в лагере помнил.

Вернулись к мотоциклу и проехали вдоль долины в сопках

километра два так, чтобы сайга нас надежно не заметила, и

осталась сзади. Остановились, долину перешли пешком, и

осторожно двинулись по ее противоположному краю назад, к

отдыхающему под саксаулом стаду. Сейчас не дай бог появиться

у нее на виду – это будет конец охоте. Так что двигаемся еле-еле,

больше смотрим в бинокли.

Наконец в поле зрения появляются макушки приметных

саксаулин, а еще через пару минут, если под прикрытием куста

погуще приподняться – видна и отдыхающяя сайга.

Все, мы на месте. Теперь определяем, где каждый из нас

будет сидеть в засаде. Надежный выстрел из гладкостволки

пулей – на сто двадцать метров, вот и должны мы устроиться

друг от друга на двести сорок метров. Полазили, и определили

места, где будем сидеть. Но в них сразу не устроились –

подождем, пока сайга не поднимется, определим, куда она

двинется, и если в нашу сторону – то времени разбежаться будет

в избытке.

А пока присели за густым кустом и достали припасы

перекусить и попить водички. Изредка один из нас поднимается,

смотрит в сторону приметных саксаулин, и сообщает: «Еще

лежит». Ну и сидим, пытаясь спрятаться от обжигающего солнца

под кустом в слабенькой тени.

Через полчаса самый нетерпеливый, после очередной

проверки ситуации докладывает:

«Подниматься начала!» – и норовит схватить ружье, хотя до

сайги не меньше полкилометра.

Я со своего места под кустом даже не дернулся, но не

усмехнуться не мог, наблюдая как и без того возбужденный Дока

теперь закрутился, словно заведенный. Эмоции и азарт его уже

переполняли.

«Да не крутись так!» – попытался успокоить, – «Не хватало,

чтобы тебя сайга заметила!»

Подействовало: теперь Дока замер стоя, чтобы сайгу из

вида не выпускать, и начал говорить о ситуации под

саксаулинами шепотом:

«Поднялась вся, четыре рогача, пока никуда не идет,

топчется на месте».

Сейчас решится главное: куда сайга двинется. Если в нашу

сторону – можно пригнувшись разбежаться по определенным для

каждого местам и готовиться к встрече, пойдет в другую сторону

– хуже, придется не знаю как – где ползком, а где на

четвереньках – подбираться поближе к тем саксаулинам, под

которыми сайга отдыхала. Потому что в этом случае она

направится не к роднику попить водички, а просто пощипать

травки, и сделав приличный крюк, для очередного отдыха под те

же саксаулины скорее всего и вернется.

«К нам тронулась», – через пять минут сообщил Дока, и

даже в его шепоте почувствовалось удовлетворение: к роднику

пошла, в нужную сторону!

Теперь и я медленно поднялся, стал рядом с Докой: сайга к

нам прошла уже метров сто.

«Все, разбегаемся», – оба молча медленно опустились на

землю, на четвереньках пошкрябались на засадные места.

Минут через двадцать сайга замелькала между кустов. Как

обычно, впереди рогач, вожак стада, за ним самки с

молодняком, чуть в сторонке сзади – молодые рогачи, по паре с

каждой стороны стада. Направляются между нами, но ближе к

Доке, так что ему стрелять первым. Я вынимаю из ружья патрон

с пулей, заряжаю картечь: Дока выстрелит, когда сайга будет

между нами, и она вероятней всего бросится в мою сторону – в

противоположную от звука – и пулей я по бегущей не попаду.

Сайга уже рядом. Я замер, чуть ли не дышу – сейчас любое

движение она заметит мгновенно. Жду выстрела. Наконец – бах!

– замечаю, что один рогач падает на землю, стадо же бросается

не на меня, но все же в мою сторону. Времени секунда: быстро