Текст книги "Иной жизни для себя не представляю! Книга седьмая. Халявные баксы. (СИ)"

Автор книги: Александр Воронецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

долине бугор, и……вот она, пасется, нас не видит и не слышит.

И не доехали до нее всего метров пятьсот. Отлично!

Переглянулись и подмигнули друг другу.

Теперь главное – не торопиться и не суетиться. Бросили на

пальцах жребий – я прямо отсюда спускаюсь вниз, пробираюсь к

середине долинки и там маскируюсь. Причем сайга меня увидеть

не должна. Дока пешком идет дальше, сайгу обгоняет метров на

триста, после чего в долинку спускается (сайга видеть его не

должна), добирается как и я до ее середины, и начинает (только

теперь) делать не резкие телодвижения. Что бы сайга их

увидела, но что это такое – толком не поняла. Заметив

потенциальную опасность, которая в данный момент не несет

непосредственной угрозы, сайга всегда останавливается,

разворачивается и начинает уходить назад. И если ее излишне

не пугать, то уходить будет спокойно и вряд ли из долины

побежит в сопки или бугры, все же это животное равнин. Вот

Дока и должен осторожно напоминать ей об опасности, но ни в

коем случае не пугать.

Компаньон все делает профессионально – сайга шагает в

мою сторону, и не просто в мою, а прямо на меня. Через десять

минут она рядом, остается выбрать жертву – конечно рогача.

Выстрел – стадо летит из долины в сторону, мой рогач вместе с

ним, но через пятьдесят метров падает. Я бегу к нему, уже видя,

что и напарник несется туда же. Подбежал довольный и

возбужденный, когда я проверял поверженную животину на

предмет упитанности.

«Классно срезал!» – расщедрился на комплимент в мой

адрес, и огляделся, куда рогача подтащить для удобного

свежевания.

Через двадцать минут мясо уложено в полиэтиленовый

мешок, тот засунут в рюкзак, и можно двигаться к мотоциклу с

добычей. Я уже начал к ноше примеряться, но Дока задержал

неожиданными словами:

«Забыл сказать! Пока я на четвереньках полз, сайгу к тебе

направлял – место подозрительное нашел. По запаху –

тухлятина, только зачем зарыта непонятно. И видно, что лопатой

шуровали. А раз воняет – значит неглубоко лежит».

Ну и кого могли закопать в глухом месте? Охотник случайно

подстрелил свою собаку? Только он что, вместе с ружьем и

лопату с собой таскал? Лопат у охотников за всю сознательную

жизнь я не видел, да и не один я наверное. Значит, кого-то или

что-то в долинку привезли сознательно, с убеждением, что

закопанный предмет в безлюдном месте никто никогда не найдет.

Только вот не учли, что Дока в степи и горках чувствует себя как

дома, и подозрительное захоронение сразу разглядел.

«Пойдем посмотрим,» – предложил я, подозревая, что здесь

в глуши закапывать лопатой дохлую собаку или еще какую

живность никто не будет. Да этого и не требуется – через неделю

даже костей не останется, все съедят и растащат лисы и птицы.

И что же там спрятали – узнать не только интересно, но и

необходимо.

Упрашивать Доку не пришлось – тухлятина и его

интересовала. Но вначале мы прошли к мотоциклу, уложили в

него рюкзак с добычей, а с собой прихватили монтировку из

комплекта инструмента.

Запах ощущался еще на подходе. Слабенький, так обычно

попахивает возле жилых нор лис, где догнивают остатки их

трапезы. Но когда на нужное место пришли и внимательно его

осмотрели, никаких нор и следов хищников не оказалось. Что

уже подозрительно – по человеческим понятиям испорченное

мясо любых животных – и диких, и домашних – хищники без

внимания не оставляют. Дока знал это не хуже меня, и

захоронение чего-то пахучего, но никого не привлекающего, его

насторожило тоже.

«Что-то здесь не то», – выразил общее наше мнение, и

начал задавливать монтировку в центре бывшей ямы. К

удивлению, она легко погружалась, и скоро на поверхности

остался конец, зажатый в руке напарника. Монтировку он

вытащил, переставил в другое место рядом, снова начал

задавливать в суглинок. На этот раз во что-то на глубине

уперлась. Прокрутил железяку на несколько оборотов, с

усилием потащил из суглинка вверх – за ее нижним концом, где

монтировка расплющена лопаточкой, тянулся кусок материи с

пятнами чего-то на вид неприятного и вонючего.

«Ну и хренотень!» – удивился напарник и отвел монтировку

подальше в сторону, чтобы лишние ароматы до нас не долетали.

Посмотрел на меня: «Они что, в мешке закопали?»

Излишней щепетильностью я не отличаюсь – когда

разделываешь добытую животину, приходится

в таком ковыряться…. лучше и не говорить. Поэтому

спокойно у Доки монтировку позаимствовал, и без

содроганий рассмотрел, что за ее конец зацепилось.

Грязный носок с дырой на пятке, бурыми пятнами

смахивающими на давнюю кровь, и ароматом тухлого мяса. Как

по команде, мы уставились друг на друга, с удивленными

физиономиями: и что за животина здесь закопана, если

пользовалась носками?

«Ну и что там лежит?» – первым отмолчался Дока. И

почесал затылок, продемонстрировав недоумение и отсутствие

подходящих для данного момента мыслей. У меня одна

появилась, но такая, что лучше было промолчать. Приятеля

молчание не устраивало, и он еще раз мнением моим

поинтересовался:

«Ну, шеф», – вздумал напомнить, что считает меня в наших

общих делах главным, – «давай говори, что думаешь!»

Я пошаркал монтировкой по высохшей траве и сдернул с

нее пахучий носок, потом несколько раз конец ее воткнул в

землю стереть не знаю что зацепилось еще.

«Труп там зарыт, что ж еще», – посмотрел на удивленного

приятеля, – «Давай сматываться отсюда!»

В темпе побежали к мотоциклу, поначалу молча. Каждый

про себя придумывал, откуда могло появиться в глухом месте

подозрительное захоронение и что с ним делать дальше.

Первой напрашивалась мысль, что связано оно не ясно как с

артелью, где мы с Докой в данный момент зарабатываем

денежки – лагерь был единственным местом обитания

представителей рода человеческого в ближайшей округе.

Только до родной партии семьдесят километров, а до других

поселков – уже за сотню. И вряд ли в них могла появиться

мысль везти в такую даль непонятно что с рваным носком, что

бы всего-навсего закопать. Подходящее для этого место можно

найти поближе. Но, успев поговорить с многими старателями, ни

я, ни Дока ни о каких пропавших из лагеря не слышали, то-есть

таковых не было. Вернее они были, но не как пропавшие, а как

покинувшие артель сознательно и по убеждению, что попали не

туда, куда попасть надеялись. Не каждый способен вкалывать

по двенадцать часов ежедневно без выходных.

Я уже начал подумывать, что не мешает у работяг

поинтересоваться, кто в этом году артель покинул по

собственному желанию и каковы были причины возникновения

этого желания, но здесь Доке надоело шагать молча:

«Это из лагеря привезли и закопали», – подтвердил

близость в направлении наших мыслей, – «Техникой задавило,

вот и спрятали втихаря, чтобы шума не было». Не услышав

ответа, привел «убедительный» довод: «Сейчас в стране

каждый день людей убивают за деньги, никто не возмущается,

милиция и не ищет. А придавило человека случайно – кому до

него дело, закопали втихую, и с концами».

Я обернулся к нему с усмешкой: «Ну конечно, одного

машиной придавило, другой в карьер «случайно» полетел.

Многовато для маленькой артели».

«Думаешь, убили?» – понял приятель о возможности и

такого.

«Могли и грохнуть», – согласился и на такой вариант, – « но

сейчас об этом говорить рано.»

«А нам-то, нам-то что делать?» – поторопил Дока,

дошедший до последней стадии возбуждения, – «Это ж криминал

полный, молчать нельзя!»

«Молчать как раз и будем,» – мы к мотоциклу подошли, и я

начал устраиваться в люльке, – «Если действительно жмур

закопан, то милиции он до лампочки, в наше то время. Зачем

лишняя головная боль!» Я уже был готов к езде, но Дока

заводить мотоцикл не спешил, считал, что я еще не все

высказал.

«Ты не подумал, что мы можем крайними оказаться?» -

сделал попытку услышать и его мнение, – «Вдруг там

действительно труп, а закопали, когда мы уже работали в

артели? На нас и повесят, больше не на кого!»

На лице Доки любопытство мгновенно трансформировалось

 в озабоченность:

«Вот гады!» – помотал головой, а я не понял, кого он

удостоил такой характеристики, – «Точно не отбрешисься! В

такую даль из лагеря никто не добирается, а следов машин возле

могилы (нашел название!) не было!» Он помолчал, покачал

мотоцикл – послушать плескается ли бензин в баке, и уже в

третий раз повторил вопрос: «Ладно, промолчим. Ну а делать что

будем?»

«Дел навалом», – пообещал напарнику, демонстрируя

улыбку совсем не к месту, – «завтра шашлычек организуем,

Сергея и Варюху пригласим. Винишко у нас есть, так что не

пропадем!» – так вот попытался отвлечь его от неприятных

мыслей. Но об одном напомнить пришлось: «Владимиру ни

слова!»

«Всегда ты так, толком другу ничего не скажешь» -

обиженный Дока крутанул ручку газа, готовясь мотоцикл завести.

Но головой покивал, показал что услышал и со словами моими

согласен.

Часть восемнадцатая.

«Коллекционер-то наш – дома сидит!» – определил Дока,

когда мы подкатили к жилищу – дверь и окно были распахнуты,

что всегда делал первый из нас, придя с работы. Действительно,

по непонятным причинам сегодня рудный отвал был игнорирован

и Владимир лежа на кровати читал книжку. Оторвался от нее на

пару секунд, на нас посмотрел как на неодушевленные

предметы, и снова в нее уткнулся. Эти демонстрации обиды, о

которой пора и забыть, я проигнорировал. Пусть себе

повыпендривается, пока не надоело, надежней запомнит, что

«ковырять» золотишко мы ему не позволим, для его же блага. А

потому спокойно начал припрятывать одностволку в

оборудованном для нее месте, вынимать из карманов патроны и

складывать их в мешочек, что бы потом положить его в ящик из-

под ВВ. Убирал из вида и ненужных любопытных глаз предметы

повышенной опасности.

Доку поведение приятеля возмутило – такого отношения к

себе после удачной охоты, когда в мотоцикле лежал добытый

рогач, оставить без внимания он не мог:

«Что развалился! Вставай быстренько, работка для тебя

нашлась!» – грубо увел Владимира от увлекательной интриги

автора романа к нежелательной в данный момент реальности,

исходящей из совместного проживания всех в одном

помещении.

Не отрываясь от книги, «обиженный» пренебрежительно

персонально Доке буркнул:

«Если несчастного зайца убили, то и возитесь с ним сами. Я

и без него обойдусь.» Потом тоном вроде бы помягче сообщил,

как я понял, лично мне: «Варюха приходила, ужин вам принесла.

И поговорить хотела».

Обещание Владимира отказаться от жаркого из дичины

Доку оскорбило. По прошлой работе в партии прекрасно знал,

что в частых коллективных мероприятиях Владимир никогда ни

от зайчатины, ни от сайгачатины не отказывался. Наоборот,

будучи страстным любителем сборищь по любым поводам,

числился штатным тамадой и принимал деятельное участие в их

организации. Для него лично это участие как раз и заключалось в

обработке добытого другими мяса (сам был ярым противником

охоты), и превращения его в полуфабрикак для жаркого,

шашлыка, кондера, и так далее. Что уже делали другие и чаще

женщины. Ну а раз технарь оскорбился, то значит и возбудился –

по другому у Доки не получается. Он тут же замахал руками и

подскочил к кровати с устроившемся на ней «нелюбителем

жаркого»:

«Хватит из себя обиженного корчить! Ты же не девка, что

невинностью своей всем уши прожужжала, а лишилась ее по

пьяни, и не знает кто это сделал!» – резанул в глаза Владимиру

правду-матку, – «Про твое желания ковырять золото мы уже

говорили, и еще раз эту тему вспоминать незачем, все равно

ничего не изменишь, раз мы живем в одном домике и за тобой

можем присматривать, что бы глупостей не наделал. Но заяц

здесь причем? Мы что, теперь каждый отдельно и есть, и

винишко пить будет? Ты этого хочешь?»

В гнезде с испугу пискнула ласточка, а Владимир с кровати

тут же соскочил и книжку отложил в сторону. Речуга приятеля его

задела, особенно первая ее часть, касающаяся сравнения с

потерявшей невинность бабой – возле кровати он закрутился не

хуже того же Доки, но в словах почувстволвалось желание

оправдаться:

«Не могу я зайцев потрошить и разделывать, мутит меня!» -

ну да, как лопать – так не мутит! – «Если вы это сделаете – я

дальше могу заняться, сварить или пожарить», – решился

«обиженный» пойти на мировую.

Дока этого только и ждал:

«Вот и отлично! Никого тебе ни потрошить, ни разделывать

не придется, а сейчас из люльки вытащишь рюкзак, в нем мясо

сайги. Его помоешь, и порежешь на шашлык, человек на шесть,

на завтра».

Владимир с озабоченным видом направился на выход из

домика, по пути что-то вспомнил и обернулся назад: «У нас

перца и лука нет для шашлыка».

«Об этом не переживай», – успокоил Дока, и хитро

посмотрел на меня, с улыбочкой, – «У нас же лучший друг

Варюха. Юрочка попросит (вот гад, Юрочкой назвал!) – она все

что есть из столовой сюда припрет!»

Молча Владимир от нас отвернулся и из домика вышел. А

Дока посмотрел на меня, подмигнул с улыбкой, и кивнул на

дверь:

«Отходит, слава богу, заботушка наша. Делом наконец

полезным займется, а не этим золотом дурацким!» И мне тут же

напомнил: «Лапушку свою проведай, соскучилась наверное, раз

сюда приходила. А заодно и специй на шашлык попросишь, саму

пригласишь».

Через десять минут на глазах оживший Владимир вплотную

занялся мясом, выбирая из него лучшие для шашлыка части.

Чтобы не мешать этому важному процессу, Дока прошел к

своему драндулету и начал в нем что-то подкручивать,

подтягивать. А я решил навестить Варю, узнать, зачем она к нам

в домик приходила. В вагончик-столовую тянулись последние

изголодавшиеся, и хотя ужин уже стоял у нас в домике, в

помещение артельского общепита пришлось зайти. Свободных

столиков было навалом – ложками стучали всего три человека. Я

устроился подальше от них, а Варя сразу же подошла и присела

за мой столик.

«Володя сказал, что ты с Докой уехал куда-то, и вернетесь

поздно», – улыбнулась так ласково, что не будь здесь

посторонних – я бы сей миг ее расцеловал, – «я ужин вам и

принесла. Но если хочешь, здесь сейчас накормлю!»

Присутствующие мужики ужинать конечно ужинали, но и в

нашу сторону с интересом посматривали, и конечно про себя

кое-что думали. Мне не хотелось развивать их мысли в ненужном

направлении, а потому вагончик желательно было побыстрее

покинуть:

«Дома поужинаю, чтобы Дока не обиделся. А тебя завтра на

шашлык приглашаем», – увидел, как на лице Вари проявляется

удивление, не мог не похвалиться, – «мы на охоту мотали,

завалили рогача, только вот», – здесь я посмотрел в сторону

присутствующих и голос понизил, – «лука и перца у нас нет».

Варя в миг стала серьезной, с налетом некой

таинственности, взгляд перевела на поглощающих калории

клиентов, также как и я голос понизила:

«Эти вот последние», – поняла причину моего здесь

появления, – «я через полчасика освобожусь, все нужное к вам

принесу. И мясо замариновать помогу, шашлык-то раньше

частенько делала, из баранины. А вот из сайги не пробовала».

«Пальчики оближешь», – пообещал подруге то, в чем не

сомневался, и сразу вагончик-столовую покинул.

Когда Варя и Владимир начали колдовать с нарезанным

мясом, луком и специями, так и не придя к общему согласию по

необходимому количеству смешиваемых ингредиентов, а потому

беспрерывно переругиваясь, я и Дока из домика смылись, что

бы им не мешать. И поволокли в целлофане половину туши

рогача к ближайшему домику, в котором обитали работяги. На

улице жара, и быстро портящийся продукт сохранить можно

день-два, не больше. Это без холодильника, которого у нас не

было. Да и ребят хотелось порадовать, не одни мы любители

шашлыка или чего-то вроде кондера.

Мужики нас поблагодарили, тут же засуетились,распределяя

 обязанности, и с чувством выполненного долга мы

их покинули.

«Шашлычницу я завтра сляпаю», – вспомнил Дока о своей

обязанности как главного технаря в нашей братии. Помолчал, и

не услышав от меня ответа, напомнил о неприятных событиях

сегодняшнего дня: «Может, нам попробовать раскопать ту

могилу? Вдруг носок в ней случайно оказался, а мы черт те чего

напридумывали?»

«Можно и раскопать», – я обернулся к нему и не мог не

усмехнуться, осязав флюиды любопытства, надежды и желания

узнать, что же в долине вонючее закопано, – «только лопатой

орудовать ты будешь!»

«Почему я?» – добавил он к общему потоку флюидов

возмущение, – «Вместе нашли – вместе и копать будем!»

Я помолчал, дал приятелю подольше повозмущаться, и уже

на подходе к домику демонстративно глубоко вздохнул, выразив

таким способом с претензиями Доки согласие, и после этого

подтвердил их же словами:

«Ладно, не переживай. Вместе нашли – вместе и

раскапывать будем. Только ты респираторов четыре штуки

приготовь, не меньше.»

« Зачем столько то?» – это Дока вопросил уже озабоченно.

«А потому, что меньше двух сразу надевать бесполезно – от

вонизма остановка дыхания случиться может!» Дока закивал

головой, соглашаясь, и я его еще раз предупредил: «Нашему

гринписовцу – ни слова!» На что он кивать головой продолжил.

Часть девятнадцатая.

Возле домика, когда я и Владимир прителепали к нему

после следующего трудового дня, стояла шашлычница, шампуров

на тридцать, а рядом в куче наломанные ветки саксаула. Дока

постарался. Но самого поблизости не оказалось, и нанизывать

мясо на куски алюминиевой проволоки, о которых он тоже не

забыл, пришлось нам двоим, после душа и приведения себя в

божеский вид.

Отсутствовавший нарисовался ровнехонько к моменту,

когда последний кусочек мяса был нанизан на последний шампур

– а их получилось ни много, ни мала, а целых шестьдесят штук.

« Во-время явился», – метнул Владимир на того хмурый

взгляд – не мог не съехидничать: кто-то гуляет, а другие из сил

выбиваются. Технарь с ответом не задержался:

«Ну да, к вам шашлычница и саксаул с неба свалились!» – с

не меньшим ехидством адресовал это Владимиру, и дальше

продолжил вроде как мне персонально, – «Хорошо ребята

помогли, не забыли, что мы им вчера пол сайги притаранили!»

Постоянный обмен любезностями между ребятами

настроение у меня только улучшал. Знал прекрасно, что за

безобидными перепалками скрывается дружба и привязанность,

которые выражались таким вот нетипичным способом. И сейчас

радовался, что недавняя между ними размолвка из-за желания

одного поковырять золотишко, практически ушла в небытие –

начал Владимир и с Докой, и со мной разговаривать, о камнях и

рудном отвале уже не вспоминал, и даже привычно пытался

всунуться в любое дело или разговор первым. Поэтому мне

оставалось только улыбнуться:

«Хватит напрягать друг друга, пора шашлычницу

распаливать!»

Минут через сорок развели в лагере такой аромат, что из

домиков вываливались их обитатели, смотрели в нашу сторону, и

откровенно принюхивались. Первую порцию, тридцать шампуров,

мы тоже только понюхали – утром я пригласил Сергея на наш

сабантуй, но он замялся и объяснил, что неудобно, вернее это не

понравится Николаю Игнатовичу. Я не стал спорить: к шашлыку

у нас кое-что было, и я не знал как этим в присутствии геолога

распорядиться – сухой-то закон никто не отменял, а он все ж

тоже начальник и выпивать с подчиненными прилюдно не с руки.

Поэтому уговаривать не стал, а пообещал шашлычка принести в

балок, что бы и ему, и Николаю Игнатовичу хватило. Вдвоем–то

они могут бутылочку открыть, и все будет тип-топ, никто

нарушения закона не заметит. Сергей посмеялся над моими

измышлениями, но за шашлык поблагодарил заранее. Двадцать

первых шампуров я ему и отнес, а еще десять – «земляку» Феде,

если его можно так назвать из-за давней когда-то работы в одной

партии.

Со второй порцией, тридцатью шампурами, мы расправлялись

 до темноты и даже ее немного прихватили.

Давно не наслаждались этим блюдом, считавшемся у геологов

самым вкусным и изысканным. Шашлык из сацгачатины безумно

ароматен и тает во рту, чего не скажешь о приготовленном из

любого другого мяса. В свое время я в этом убедился

окончательно: однажды в партии на женский день, восьмое

марта, мужики запланировали грандиозный сабантуй. А мне и

еще одному геологу было поручено обеспечение мясом. Мы за

ним поехали, добыли одного рогача, и совершенно случайно,

домашнего барана, который непонятно когда и где отбился от

стада, и которого ожидала неминуемая гибель от зубов волка или

даже лисы. Все мясо пошло в шашлык, но сайгачье было

съедено до последнего кусочка, а бараньего много осталось,

причем не целых из него шампуров, а попробованных на вкус и

отложенных в сторону кусочков, как более жестких и менее

ароматных.

Повеселевший после вина Владимир незаметно из домика

испарился, а мы втроем – я, Дока и Варя еще долго болтали,

смеялись нал Докиными анекдотами, рассказывать которые тот

большой мастер. Потом с Варей я прогулялся возле лагеря,

«позаикался», как когда–то выразился Владимир, о любви, и

скоро мы разошлись – завтра ожидался тяжелый трудовой день.

Но быстро попасть под одеяло не удалось. За мое

отсутствие ребята в домике немного прибрались, скрыли следы

недавнего веселья, и сидели за столом. Увиденному я немного

удивился – спать давно пора, но когда первым заговорил почему-

то Дока, а не Владимир – удивился уже по настоящему.

«Послушай, что он принес», – заинтриговал меня для

начала, потом кивнул в сторону Владимира, и для него же

добавил, – «если захочет, умеет с людьми разговаривать и

нужное вытягивать!»

Владимир молчал, но мысли о собственной значимость его

определенно переполняли, непостижимым образом

трансформируя привычную привлекательную внешность в вид

надутого от важности индюка. Что бы не дай бог не засмеяться,

пришлось говорить на полном серьезе:

«Это точно, когда надо – он детектива хорошего за пояс

заткнет!» – теперь можно было улыбнуться, – «Давай, Владимир,

что узнал. Вместе сейчас все и обсудим».

Тот продемонстрировал серьезность сообщения глубоким

вздохом: «Пока вы Варюху анекдотами развлекали, я к ребятам

сходил. Посмотреть, что они с вашей сайгой сделали. Ну, миску

кондера мне налили, пришлось есть, что б не обидеть. Заодно и

поговорили».

«Ты о деле давай, а не о кондере!» – поторопил Дока.

Владимир от него отмахнулся, как от мухи: «Мужик, который

и ловил зайцев, пока не смылся из артели, ребятам рассказывал, что

погибший механик, если и пошел петли проверять, то не мог

возле карьера оказаться, потому что их там не было. Ближайшая

стояла метров на двести в стороне, и за день до несчастного

случая оттуда исчезла, причем исчезла вместе с зайцем – это он

точно определил по оставшимся там клочкам шерсти. Петля же

была не оторвана, а аккуратно откручена. И когда «Милочка»

принес зайца Варюхе, что бы его приготовила, этот мужик

посчитал, что «Милочка» его зайца и утащил, спер то-есть. Ну и

болтанул лишнее. Тот конечно об этом прослышал, и пообещал

мужику голову открутить, если на него будет поклеп возводить –

его это заяц, сам поймал. Мужик и заткнулся. Он же не такой, как

наш Брюс Ли», – здесь наконец-то Владимир соизволил

обернуться к Доке, изобразив на лице пренебрежительную

улыбку.

«Понял, как дело повернуло?» – Дока ожег меня

возбужденным взглядом, – «Наш детектив-коллекционер и не

представляет, что сейчас выложил!»

«Только не надо болтать, что все это к смерти механика

приклеивается!» – вспыхнул Владимир не хуже того же Доки, -

«Не из-за зайцев ваших возле карьера он оказался, и не вдвоем,

а один! Значит и винить в его смерти некого!»

Не глядя на информатора, Дока поторкал в его сторону

большим пальцем, как это делают показать, что человек с

«приветом»:

«Поменьше б на рудном отвале ковырялся – думал бы по

другому», – это он мне напомнил, что Владимир не в курсе того,

что нашлось рядом с пирамидкой с крестом возле карьера, -

«Расскажи ему, где петля и заяц оказались, когда их у хозяина

сперли!»

Сейчас можно и рассказать – подходящий момент направление

мыслей, надеюсь теперь бывшего золотоковырятеля, пустить

 в нужное русло:

«Пока с тобой что-то вроде «золотой лихорадки»

случилось», – постарался я говорить ровно и спокойно, – «Мы с

Докой раскопали, что и заяц, и петля рядом с карьером

побывали, на том месте, откуда парень полетел вниз головой. И

как бы она не оказалась той, что раньше стояла от него в

двухстах метрах», – лицо Владимира отразило удивление, -

«Только и оттуда их убрали, а «Милочка» зайца принес Варе,

попросил приготовить. Так что», – здесь я мог и улыбнуться, – «к

смерти человека все это отношение имеет, и ого-го какое. »

«Теперь понял, Фома неверящий?» – не упустил Дока

возможность поддеть приятеля.

Тот же крутил головой то в мою, то в Докину стороны, и не

мог никак оформить мысли в приемлемую для высказывания

форму. Пришлось, что бы его излишне не напрягать, рассказать

все, что я нашел возле пирамидки с крестом, имея ввиду

очевидные свидетельства стоявшей там петли и попавшего в нее

зайца. А потом и вывод, с учетом услышанного от Владимира,

озвучил:

«Мужик, которой ставил петли, к смерти парня отношения

не имеет. А вот тот, кто петлю с зайцем у него спер и перенес к

карьеру – к преступлению отношение имеет прямое, он же все

там и подчистил, до приезда ментов. Только зайца выбросить

пожалел, и его «Милочка» Варе приволок. Значит, он или кто из

его «бандюков» и столкнул парня в карьер!»

Владимир слушал меня столь внимательно, что забыл

контролировать мимику лица – раскрыв рот. Сложный процесс

осмысливания информации, попавшей в голову, никак не мог

завершиться, хотя я уже давно замолчал.

«Рот закрой», – прервал Дока напряженную работу его

нервных клеток, – «Понял теперь, что «Милочка» бандит не

только на словах, а и на деле?»

Ответить Владимиру было нечем, и он только крутил

головой, раскрывал и закрывал рот, словно хотел что-то сказать,

но не получалось, чесал то лоб, то затылок. Пришлось мне

заговорить еще раз, в желании понадежней привлечь его к

нашему с Докой расследованию:

«В общем так, Владимир», – начал я фразой, обычной при

подведении итогов общего дела, – « говорить с ребятами ты

умеешь, вот и продолжай это дело. Сейчас нам главное – понять,

кто мог направить погибшего механика к карьеру ночью. Должен

был кто-то показать или рассказать, что ждет его там заяц в

петле, но сделать этого Милочка» не мог, потому что с механиком

был на ножах – «бандюков» на него Николай Игнатович уже

натравливал. Вот и пораспрашивай, кто мог механику про зайца

сказать, с кем он в тот вечер разговаривал. То-есть с кем

накануне смерти общался».

Все так же молча Владимир покивал головой, со мной

соглашаясь. Дока на эти манипуляции заметил:

«Вот и ладненько, при деле будешь, подальше от камней с

клопами!» – имел ввиду не домашних животных, а маленькие

самородки.

Насчет найденного захоронения чего-то вонючего, по

молчаливому согласию с Докой, мы пока тему не озвучивали.

Часть двадцатая.

Несколько дней захоронение, из которого Дока монтировкой

извлек носок с рваной пяткой, из головы не выходило. У приятеля

тоже – он постоянно интересовался, что мы с ним будем делать,

когда решимся взяться за лопаты и до непонятно чего пахучего

докопаться. Я понимал, что раскапывать яму придется, но время

тянул и тянул по причине простой: а если там действительно

труп? И что тогда делать дальше? Выкопать его полностью, или

же только убедиться, что он есть, и снова закопать? Или же

сообщить о находке в милицию?

В общем, полный раздрай в мыслях. Время я тянул и тянул,

Дока меня толкал и толкал яму раскопать, и здесь, слава богу,

Сергей уехал из лагеря на несколько дней, оставив на меня

массу дел. Я им даже обрадовался – некогда о неприятных

вещах думать, голова теперь занята только работой.

Дока мое состояние уловил – при встречах с разговорами

перестал надоедать, молча хмыкал, обреченно махал рукой и

старался испариться по своим делам. Наверное от безнадеги, не

встретив должного понимания с моей стороны, начал приставать

к мужикам, интересоваться деталями загадочного перемещения

петли и зайца с одного места на другое. Через несколько дней

вечером, перед самым отбоем, он решил поделиться

результатами своих настырных действий:

«Мужик, который петли ставил, не только с парнем

погибшим ходил их проверять», – сообщил, уже устраиваясь в

кровати, – «Еще одного типа с ним раза два заметили, тот сейчас

в артели работает, я даже знаю кто. Вот и подумал, не он ли

петлю с зайцем к обрыву карьера перенес?»

«Из «бандитов» кто-то», – со своей кровати припечатал

Владимир. А кто ж еще, если заяц у «Милочки» оказался? Эта

мысль и мне пришла в голову, только вот самый из нас

нетерпеливый высказал ее первым, толком не подумав. А если б

это сделал – промолчал бы точно: парня Дока знает, и если тот

среди «бандюков» – нам бы сразу об этом сказал. И даже не

сейчас, а намного раньше, как только обо всем разузнал.

Владимир тут же понял, что ляпнул не совсем правильно и

замолчал, предпочитая услышать мое мнение. Я же его

трансформировал в форму вопроса:

«А парень этот, с «Милочкой» или его бандитами

якшается?»

Дока уже под одеялом немного подумал: «Что бы с самим

«Милочкой»– я не замечал. Все же у них разное положение.

Парень простой работяга, а «Милочка» – считай помощник

Николая Игнатовича.»

«Значит, он (то-есть парень) с другими бандитами

корешует!» – не мог Владимир отказаться от своей

привлекательной идеи, – «Надо проследить, с кем из них он

чаще встречается и разговаривает!»

Здравые высказывания приятеля, на которого мы недавно

махнули рукой как на ненадежного помощника, теперь

показали, что в его голове мысли развиваются в желательном

для нас направлении, обещая плодотворное участие в нашем с

Докой расследовании. Нужно было их, как говорят, «не

сглазить».

«Вот и займись этим», – предложил автору идеи, – «сейчас

ты сам себе хозяин, время организуй и пробы отбирать, и

последить кое за кем».

«А если спросят, чего это я без дела шляюсь?» – не

отказываясь от предложения, Владимир предупредил, что

вылететь из артели в качестве лодыря побаивается.

«Все на меня вали», – предложил приятелю, – «Я сейчас за

Сергея, могу тобой командовать».

«Не дрейфь только, и все будет нормалек», – пробормотал

сонный Дока, и вырубил в домике свет, после чего его обитатели

тут же отправились в объятия Морфея.

Но не надолго: часа через два зарычал Чапа, и я мгновенно

открыл глаза – без причины собачуха, да еще ночью, никогда

этого не делал. Рычание сменилось лаем уже возле открытой

двери. Ребята зашевелились на кроватях, я же со своей соскочил

– посмотреть кто к нам рвется. Чапа уже бесновался, но почему-

то из домика не выскакивал, что свидетельствовало об одном:

незваный гость уже в нем. Представляя, кем он может оказаться,

я быстренько запрыгнул на кровать, схватил со стола Докин

фонарик и щелкнул выключателем – на полу возле двери

извивалась самая ядовитая змея – щитомордник.

«Ребята, змея!» – не очень и громко сообщил я для