Текст книги "Побег из жизни"

Автор книги: Александр Неизвестный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Японский?

– Да, «Хиташи», – ответил владелец приемника и перевел ручку настройки, выхватив мелодичную грустную песню на незнакомом языке.

– Уругвай или Бразилия, – повернулся он к Генке. – Ну, словом, тот конец. Ничего берет? – похвастал он.

Генка кивнул.

Подошли двое молодых людей в плащах. Один из них протянул руку, желая рассмотреть приемник.

– Сколько?

Но владелец приемника отрицательно покачал головой.

– Сколько? – повторил он, когда молодые люди отошли. – Куда конь с копытом, туда и рак с клешней. А сами – плюнь не хочу.

– Да, на вид плюнь – не хочу, а какими деньгами ворочают! – сказал Генка. – Эти не то что приемник, пол-Москвы купить могут.

– Что же им папочка мильон оставил или тетя в Америке? – поинтересовался владелец приемника.

– Да, в том-то и дело, что не папочка и не тетя. Сами.

– Скажи пожалуйста! – удивился собеседник. – Что же, они изобретатели? Лауреаты?

– Лауреаты! – Генка погасил сигарету. – Зеленью торгуют. Одним словом, долларами. Фарцовщики, – пояснил он. Собеседник понимающе кивнул головой.

– Оно, конечно, дело доходное, но...

– То-то и оно, – сказал Генка. – Ко мне тут один подъезжал. Золотые горы сулил. Звал в напарники, только я его отшил. Гиблое дело. Да и противно, по правде говоря. Бегают за иностранцами. А с другой стороны, посмотришь – живут, лучше не надо. Рестораны. Машина. В ночь несколько сотен просадить могут. – Генка завистливо вздохнул. И, вспомнив, что ему нужно дозвониться до Олега и добыть хоть немного денег, еще больше помрачнел. Если с этим режиссером не удастся договориться и ничего не выйдет с телецентром, надо будет срочно устраиваться куда-нибудь.

Владелец приемника оказался человеком общительным. Они разговорились. Выяснилось, что Василий Иванович Николаев, как звали нового Генкиного знакомого, приезжий. В Москве бывает часто, как того требует его работа. Вот и сейчас пробудет здесь некоторое время. Они еще немного поговорили о приемниках и о стилягах, торгующих долларами, об их баснословных заработках, которые простым смертным и не снились.

Василий Иванович согласно кивал головой, слушая Генку. Да, да, верно. С одной стороны, конечно, хочется прожить чисто и честно. Чтобы была приятная работа, почет и уважение. А, с другой стороны, посмотришь вот на таких и...

Николаеву Генка, видимо, понравился. Да и сам Василий Иванович показался Генке человеком симпатичным.

Они продолжали встречаться. У Николаева был, как он объяснил, небольшой перерыв в работе, а Генка и вовсе располагал временем. С телевидением все тянулось. Опять поджимал бюджет. Надо было устраиваться. Предлагали идти на автобазу – Генка в армии получил специальность шофера-механика. Можно было и на завод, и на станцию обслуживания. Но Генка медлил, уж очень не хотелось устраиваться куда-нибудь на первую попавшуюся работу, расстаться с надеждой стать оператором телецентра.

Николаев, узнав о Генкиных неудачах, сказал:

– Конечно, в первую попавшуюся дыру лезть не следует, а режиссер, наверное, имеет на примете кого-нибудь своего, вот и тянет. А тем более ты кто? Человек без профессии. Одним словом, мыльный пузырь, так?

– Так, – грустно кивнул Генка. – Значит, отчаливать, не бить зря подметок?

– Да нет, бить, только с толком, – сказал Николаев.

– А именно? – Генка с интересом посмотрел на нового приятеля. Занятный человек. Генка до сих пор так и не знает, кто он по профессии. Одет хорошо. Всегда с деньгами. Несколько раз приглашал Генку в ресторан. Кто он такой? Чем зарабатывает? Расспрашивать Генка постеснялся. Интересно, что он может посоветовать.

– Вот если бы ты снял стоющий киносюжет и предложил его телецентру, они бы видели, что ты не просто единица для отдела кадров. Ведь ты же говорил, что готовишься в киноинститут. Значит, у тебя есть к этому делу вкус.

– Вкус-то есть, – сказал Генка, – а чем снимать? Фотоаппаратом «Пионер», что ли? Приличная кинокамера да всякий прочий ассортимент знаете сколько стоит?

– Знаю, – кивнул Николаев. – Если приличная, то дорого.

– Ну так о чем же речь? Советовать, это, знаете, каждый может. А где денег взять?

– Заработать, – сказал Николаев.

– Может, у вас есть вакантная должность, где платят такие солидные суммы? – полюбопытствовал Генка не без ехидства. – Тогда я...

– Есть, – сказал Николаев. – Ты мне нравишься... И я тебе помогу. У меня ведь работа немного сродни той, о которой ты мечтаешь, только не кино, а фотодело.

И поймав недоумевающий взгляд Генки, пояснил:

– Я работаю приемщиком заказов на увеличение портретов.

Он рассказал Генке об этой удивительно выгодной работе. И главное – все законно. Никто не придерется.

– Я как раз хотел помощника подыскать. Только это тоже дело деликатное. Не каждому доверишься. Тут все, можно сказать, на честном слове держится. А подработать можно и довольно быстро. И хозяев над тобой нет. Никто не командует. Сам себе голова.

Предложение показалось Геннадию заманчивым. Не то, чтобы он мечтал о такой деятельности, нет. Мечта у Генки была другая – большая, широкая. Но на пути к этой мечте было множество препятствий: режиссер, не хотевший брать Генку помощником оператора на телецентр, неустроенность. И все же Генка, наверное, не стал бы связываться с какими-то портретами, если бы не Николаев. Василий Иванович и сам был человеком порядочным, такой умный, щедрая душа, не какой-нибудь сквалыга. И в том, что Генка будет помощником приемщика заказов на портреты, нет абсолютно ничего плохого. Кому, спрашивается, от этого вред? Государству? Нет. Разве лучше будет государству, если Генка под давлением обстоятельств пойдет на автобазу и будет заниматься нелюбимой работой, не вкладывая, в нее души и сердца? А если у него не хватит силы воли и он покорится этим случайным обстоятельствам и распрощается со своей мечтой, то кому от этого будет выигрыш? Погибнет его горячее стремление, может быть, талант. Это все было верно, и Генка не мог не согласиться с Николаевым, которому, по правде говоря, совсем незачем было уговаривать Генку. Генка прекрасно понимал: пожелай только Николаев, он найдет десяток помощников, которые не будут долго ломать себе голову. Значит, это тоже говорит в пользу Николаева.

– Дура ты, дура, – добродушно подшучивал Василий Иванович. – Молод еще. А знаешь, мне как раз эта твоя щепетильность по душе. Смолоду человек должен быть чистым. Да, впрочем, что об этом говорить, жизнь свое диктует. Да ничего нечистого в моем занятии и нет.

Генка соглашался с Василием Ивановичем. Жизнь диктовала свое. Работа, которую предлагает Василий Иванович, оставляет много свободного времени. Генка только должен будет отвозить уже выполненные заказы. Во время разъездов можно найти интересный сюжет. Николаев даже предложил Генке субсидировать его на первых порах, пока тот получит возможность расплатиться. Генка просто не знал, как благодарить Василия Ивановича. Хорошо, что он тогда, не дозвонившись до Олега, прошел прогуляться по бульвару и случайно познакомился с таким полезным человеком...

Николаеву, как выяснилось, надо было развезти портреты по разным загородным точкам.

– Можешь поехать со мной, – предложил Василий Иванович, – кстати, посмотришь, как это делается.

Генка с радостью согласился.

– А знаешь что? Ты говорил, что в армии работал шофером и можешь водить машину?

– Могу, – кивнул Генка, – шофером и механиком. Машину знаю неплохо.

– Права у тебя есть? Возьмем машину напрокат.

– Права-то есть, – сказал Генка, – так ведь там обязательно надо представить справку с места работы.

– За справкой дело не станет, – отвечал Николаев. Он достал из кармана бланк и вписал туда Генкину фамилию, имя и отчество. Теперь Генка мог идти брать машину напрокат. В справке Лагутвинского комбината бытового обслуживания значилось, что товарищ Малов Геннадий Петрович работает приемщиком заказов на увеличение портретов и получает средний заработок в размере 80 рублей.

Через два дня Генка получил вполне приличный «Москвич», и они отправились в первый рейс.

Василий Иванович привез уже готовые портреты. Почти все заказчики были довольны, рассматривая портреты, звали родственников, соседей, знакомых. Те в свою очередь хвалили, интересовались, нельзя ли им тоже сделать заказ.

– Отчего же, пожалуйста, – весело говорил Василий Иванович, – вам как, в цвете или обычно? Можно соединить с разных карточек вместе.

Генке сначала казалось неловко входить в чужой дом к незнакомым людям, предлагать сделать какой-то портрет. Но у Василия Ивановича все получалось просто, весело, с шуткой. Он умел расположить к себе людей. И даже те, кто совсем не собирались заказывать портрет, вдруг вспоминали, что у них тоже есть карточка, которую надо бы увеличить...

– Ну вот и порядок, – удовлетворенно говорил Василий Иванович, когда они, распрощавшись с заказчиками, садились в машину. – Потратили несколько часов, зато сразу в одном месте двенадцать новых заказов. По рублю с каждого причитается помощнику. Неплохо, правда? Ну, повеселел?

За несколько дней Генка с Василием Ивановичем исколесили много дорог. Ездили и по пригородам, и по самой Москве. Иногда Василий Иванович брал Генку с собой, чтобы тот учился работать с заказчиками, иногда оставлял его посидеть в машине, заходил в дома сам.

День уже шел к концу, когда они подъехали к Химкинскому ресторану.

– Пожалуй, пора подзаправиться, – сказал Василий Иванович.

Они пообедали и поехали к Москве. У обочины стояла машина иностранной марки с открытым капотом. А у края шоссе – человек с поднятой рукой.

– Что там еще? – спросил Николаев.

– Должно быть, что-то с машиной.

– Ну выйди, посмотри, что там у него. Это, кажется, иностранец. А то приедет домой, будет говорить, что тут ему не помогли, – смеясь, сказал Николаев. – Давай, во избежание международных осложнений.

– Придется, – улыбнулся Генка, затормозил и вышел из машины. Оказалось, что у иностранца случилась непредвиденная неприятность: прекратилась подача горючего.

– Засорился жиклер, – определил Геннадий. – Сейчас продуем. Насос у вас есть?

– Нет.

– Не беда. Принесу свой.

Генка быстро устранил неполадки в питании машины. Обрадованный иностранец пожал ему руку и полез было в карман, но Генка отрицательно покачал головой.

– В порядке дружбы, – улыбнулся он.

– Ну что ж, – сказал владелец машины, тоже улыбаясь в ответ. – В таком случае я вас очень благодарю. Вы меня, как это по-русски, здорово, здорово выручили. Я на съемку опаздываю и вот стал.

– На съемку? – спросил Генка.

– Да. Я корреспондент «Теле Ньюс». На аэродром надо, и вот... Спасибо.

– Не стоит, – сказал Генка, – это ведь каждый сделал бы.

– Правда, правда, – иностранец закивал головой. – У вас люди добрые. И все же мне хотелось вас благодарить. – Он снова полез в карман. – Нет, нет, тут ничего такого. Билеты в кино, – поспешил он успокоить Генку. – Французский фильм. Я знаю, ваша молодежь стоит в очереди у кинотеатров, хотят смотреть. Я тоже люблю французские фильмы.

– Ну, билеты можно. Спасибо, – сказал Генка.

Иностранец протянул Генке два билета, еще раз сердечно поблагодарил его и, сев в машину, уехал. Генка опустился рядом с Николаевым.

– Вот заработал, – похвастал он, показывая Николаеву билеты. – Французский фильм. Не хотите пойти?

– Отчего ж, можно, – сказал Николаев, – хоть в кино посмотреть на красивых женщин.

– А у нас разве красивых нет? – запротестовал Генка.

– Конечно, есть, и еще какие. Сдаюсь, – сразу отступил Василий Иванович. – А когда идти-то? Сегодня?

Генка посмотрел на билеты и присвистнул:

– А знаете что? Они разные.

– Как это разные?

– Ну на разные сеансы. Один на сегодня, на девять вечера, а второй – на завтра.

– Ну что ж поделаешь, – сказал Николаев. – Знаешь что, давай мне на сегодня, а то я завтра не могу.

– Ладно, – сказал Генка, – мне все равно.

Отдал один билет Николаеву, а второй спрятал в карман.

Все это Геннадий теперь подробно рассказывал Андрееву. Андреев слушал внимательно и терпеливо. Он угадывал Генкино чистосердечие. Парень, в общем, производил неплохое впечатление. Но самым главным во всем этом, конечно, была встреча Рыбакова с Тейлором. Может быть, тут была какая-то зацепка. Кто еще знал Тейлора? Кто бы мог пролить свет на дальнейшую историю его знакомства с Олегом? Отцу Олега, по-видимому, ничего об этом не было известно.

«Надо будет еще раз встретиться с Рыбаковым-старшим, – отметил про себя Андреев, – может быть, тогда старик не обратил на какие-либо детали внимания, а теперь припомнит. А кто еще? Николаев, который тоже видел Тейлора там, на дороге? Но Геннадий говорит, что Тейлор его не интересовал».

До сих пор и сам Николаев не интересовал Андреева. Но цепкий ум контрразведчика как-то сам по себе зафиксировал брошенную Геннадием фразу: «Билеты были на разные сеансы, один я дал Василию Ивановичу, другой взял себе». Она словно отпечаталась курсивом в мозгу Андреева. Память сама выхватывала все необычное, выходящее из нормы, случайное, как бы невинно оно не выглядело.

Случайно ли оказались у Тейлора, случайно попавшегося на дороге, разные билеты? Как известно, это привело к знакомству Тейлора с Геннадием. А Николаев, которому достался второй билет? Правда, по словам Геннадия, Василий Иванович в кино не пошел – был занят.

– Вот что, Геннадий, – сказал Андреев, – у меня к тебе просьба: познакомь, пожалуйста, Николаева с моим другом, – он кивнул на Савченко. – Только, конечно, в подробности не вдавайся. Скажи просто, что это твой приятель. Тоже хочет подзаработать. Не возьмет ли Василий Иванович его в помощники. Когда ты с ним увидишься теперь?

– Не знаю, – сказал Генка. – Давно не звонит мне.

– Ну вот, а говоришь, подтвердить может, что с Тейлором случайно познакомились.

– Конечно, случайно. А Николаева найти можно. В комбинате. Адрес имеется. Узнать долго ли, – волновался Генка, думая, что Андреев не верит ему.

Но Андреев успокоительно сказал:

– Ладно, Геннадий, не в этом главное.

С Маловым они договорились, что сам Геннадий разыскивать Николаева не будет, но если тот появится на горизонте, даст знать.

– На сегодня хватит, – сказал Андреев, устало откидываясь на стуле. – И вот что, Малов. Об этом, что сегодня здесь говорил и вообще о беседе нашей, никому не выболтай. Ни слова. Даже матери. Понял?

Оформляя пропуск Малову на выход из здания комитета, Савченко не утерпел. Он спросил Генку:

– Как пленка-то называлась чувствительная?

– Дубль Икс, – ответил Генка.

Постучав пальцем по лбу своему и затем по столу, Савченко с иронией сказал:

– Дуб ты! Икс! А еще в армии служил! – И ушел, оставив Генку с раскрытым от недоумения ртом.

После ухода Малова Андреев сказал, обращаясь к Савченко:

– Сморчков-то Сморчков, да вон еще, оказывается, кто. Придется тебе ехать в Тулу. Может быть, даже устраиваться-в этот самый Лагутвинский комбинат приемщиком заказов на портреты. Во всяком случае, необходимо познакомиться с Николаевым, а затем будем решать, что дальше делать.

– Ну что ж, – сказал Савченко, – поедем в Тулу чай пить с тульскими пряниками. Чем плохо.

ПОД РЕТУШЬЮ

Сообщение, полученное Андреевым от Савченко из Тулы, оказалось совершенно неожиданным: приемщик Николаев еще в марте этого года не возвратился из поездки на Урал. По некоторым обстоятельствам можно предполагать, что Николаев, находясь в Нижнем Тагиле, утонул в реке.

Подробностей о Николаеве узнать не удалось, потому что вскоре после его гибели портретный цех был ликвидирован по указанию из Москвы. Никакого делопроизводства или архива не сохранилось. Личного дела Николаева в комбинате бытового обслуживания не имеется. Где он работал раньше – неизвестно.

Директор комбината Сугробов считает, что единственным человеком, который может сообщить что-либо о Николаеве, является бывший заведующий портретным цехом Яков Григорьевич Лепихин. Он принимал Николаева на работу. Теперь Лепихин живет в Москве.

«Итак, обрыв, – думал Андреев. – Как-то странно замыкается круг».

– Что же он купаться там пошел, что ли? – выспрашивал Андреев вернувшегося в Москву Савченко. – Ведь это, говоришь, произошло в марте.

– В марте, – подтвердил Савченко. – Он не купался, конечно, а утонул в проруби. Так, по крайней мере, стало известно в комбинате.

Через несколько дней Савченко вылетел в Тагил. Сам же Андреев занялся поисками Лепихина.

Заведующий портретным цехом был вскоре разыскан и вызван, но только не к Андрееву. Лепихина пригласили в отделение милиции по месту жительства, что для него было не впервые.

И вот он перед начальником отделения милиции, который ему задает вопросы в присутствии Андреева, сидящего в стороне:

– Чем занимаетесь сейчас, Яков Григорьевич?

– Не работаю, товарищ начальник, на пенсии.

– Да вы еще молодой совсем, как же так на пенсии?

– По болезни, по инвалидности, – объяснил Лепихин.

– И давно не работаете?

– Вот уж несколько месяцев.

– А в последнее время где работал?

– В Лагутвинском комбинате, – отвечал Лепихин кратко, стараясь не распространяться.

– В Тульской области, значит?

– Да, в Тульской, – неохотно подтвердил Лепихин.

– Как же так. Живете в Москве, а работали в Тульской?

– Это было временно.

– А сколько времени работали?

– Что-то около года.

– Впрочем, меня интересует другое: Сугробов сказал, что когда закрылся портретный цех, вы увезли с собой все документы на приемщиков. Так ведь?

– Ну, увез тогда трудовые книжки, – подтвердил Лепихин.

– Для чего увезли?

– Раздать их приемщикам, чтоб не ездили все зря туда. Цех ведь срочно ликвидировали.

– А почему срочно так? Кто велел?

– Я и сам не знаю. Директору нашего комбината Сугробову звонили ночью из Москвы. Утром он пришел наполоханный. Вызвал меня и день один сроку дал ликвидировать. Ты, кричал, эту лавочку прикрывай немедленно. Я забрал трудовые Книжки и выехал из Лагутвинска. А приемщики отчитались переводами, если кто деньги должен был, по квитанциям. Не знаю, зачем спрашиваете меня. Там все точно отчитались.

– Сугробову кто звонил, не знаете?

– Из Главного управления начальство, из инспекции – Сорокин, кажется... Сугробов тогда говорил: его ночью Сорокин звонком из Москвы поднял и долго наставления по телефону делал, он замерз даже, в исподнем белье стоял. А утром чуть свет на работу заявился. Ликвидируй, говорит мне, немедленно. Я еще оттянуть попытался. Ладно, говорю Сугробову, ликвидируем постепенно, ты сообщи в инспекцию, что ликвидировал, мол, да и только. А он как замахал руками на меня. Что ты! Что ты, говорит, немедленно ликвидируй! Не сносить головы нам с тобой! Я тогда сам испугался, что, думаю, стряслось такое? И сейчас невдомек – чего цех ликвидировали?

– Ну, а с книжками как? Все роздали?

– Все, – сказал Лепихин.

– Не могло так быть, Яков Григорьевич. Не все.

– Ах! Вы, наверное, про те две, что не явились, за ними хозяева.

– Вот именно. Где они?

Лепихин замялся и сказал:

– Принесу вам завтра, если нужно.

– Нет, Яков Григорьевич. Не завтра, а сейчас. Срочно нужны. Они у вас дома, наверное?

– Да, дома. То есть дома, но не у меня. Я их у родственников своих оставил, у сестры двоюродной.

– Тогда вот что. Наш сотрудник поедет с вами на машине, и сейчас же привезите сюда книжки.

Через час Лепихин возвратился и привез две трудовые книжки. Но, увы, среди них не было книжки Николаева. Они принадлежали двум другим работавшим ранее в комбинате приемщикам.

«Почему не принес он книжку Николаева? Чего он петляет? – думал Андреев. – Сказать прямо, что нужна нам книжка Николаева, или нет? А вдруг он как-то был связан с Николаевым?»

– Почему эти люди на протяжении нескольких месяцев не явились за своими документами? – продолжал расспрашивать начальник отделения.

– Не знаю. Может быть, заболели. Может, что другое случилось.

Пока шла беседа с Лепихиным, сотрудники милиции установили адреса владельцев трудовых книжек и их новое место работы. За каждым из них была послана машина с оперативным работником. Вскоре они поочередно давали объяснения в соседней комнате.

Оказалось, что после ликвидации цеха Лепихин потребовал за «выручку» трудовой книжки пятьдесят рублей. Они не захотели платить этому живодеру и перехитрили его. Поехали к директору комбината Сугробову, сказали, что книжки свои потеряли. Сугробов выписал им дубликаты. По дубликатам их приняли на работу.

Вызванных отпустили.

Лепихин жалобно сказал:

– Вы меня очень долго держите, товарищ начальник. Я больной человек. У меня гипертония и сердце плохое. Вторая группа инвалидности у меня, – сказал он, вынув справку ВТЭК.

– Лечиться нужно, Яков Григорьевич. А что долго, так вы сами в этом виноваты. Рассказали бы все откровенно и пошли бы домой.

Лепихин все делал вид, что не понимает, что хотят от него.

– Э! Товарищ начальник. Я такое в жизни не впервые слышу. Только домой уходил не сразу, а через несколько годков. Да и нечего мне рассказывать.

После вызова приемщиков Андреев понял, что Лепихин боится разоблачения своих мошеннических комбинаций.

«Так с ним откровенный разговор не получится, – думал Андреев. – Он все время будет темнить и изворачиваться. Трудно будет подойти к вопросу о Николаеве, о том, как он попал в комбинат. К вопросу о его документах, которые необходимы. Они и только они могут пролить свет на прошлое Николаева.

Дело не в мошенничестве Лепихина. Пусть этим милиция займется. А сейчас нужно, чтобы Лепихин перестал бояться за свою шкуру. Только тогда он сможет помочь нам в основной цели».

Лепихин увидел, что сидевший в стороне человек в штатском, поднялся со своего места и, подойдя к начальнику отделения, что-то ему сказал.

– Дальнейшую беседу с вами, Яков Григорьевич, – обратился начальник отделения к Лепихину, – продолжит майор Андреев, а я вынужден отлучиться.

Андреев вынул из кармана служебное удостоверение:

– Я из Комитета государственной безопасности. Зовут меня Михаил Макарович. Хочу с вами говорить о важном вопросе. Мне нет дела до ваших прошлых махинаций. Меня интересует совсем другое. Совершено большое преступление, и преступник пока не обнаружен. Вы можете нам кое в чем помочь.

– Товарищ начальник! – воскликнул Лепихин, – что же вы сразу мне не сказали, что вы не из милиции. Я всегда немного волнуюсь, когда со мной разговаривает милиция. Другое дело ваша контора. Она никогда не тревожила меня. И если бы я мог – я бы все сделал, чтоб вы были довольны, тем более что я уже не занимаюсь тем, чем раньше занимался. Завязал, как говорят. Кому на старости в тюрьму хочется? Только ко мне вы, наверное, не по адресу.

Андреев выслушал и продолжал:

– Вы не все трудовые книжки принесли из оставшихся у вас.

Лепихин снова насторожился: «Опять он за книжки берется».

– Все принес. Нет больше. Остальные роздал.

– А книжка Николаева? Она ведь тоже у вас осталась?

– Так, товарищ начальник! Я думал вы со мной говорите про живых, а, оказывается, вы мертвым интересуетесь. Ну как я мог догадаться об этом?

– Его книжка мне нужна, Яков Григорьевич. Где она?

– Я удивляюсь, право. Ведь за книжку эту никто двадцать копеек не дал бы. Вы знаете, Николаев же утоп. Ему не нужна она? Кто ее выкупил бы? А мне зачем хранить ее – сами понимаете. Сжег я ее.

«Что же это, хитрит Лепихин или действительно сжег книжку, считая, что никто не явится за ней. Похоже на правду, что сжег».

– Ну, а что вы сами знаете о Николаеве? Где он раньше работал? Может быть, вы знаете его знакомых?

Лепихин стал верить, что его действительно пригласили не по поводу комбинаций на портретном поприще. Вон они даже обыска не делали у двоюродной сестры, чего он больше всего боялся. Там ведь портреты вместе с трудовыми книжками лежали и еще кое-что. А сотрудник поехал с ним на машине и очень вежливо обождал в коридоре, пока Лепихин извлекал трудовые книжки. Так что им нужно что-то другое.

Андреев спросил:

– Давно ли вы познакомились с Николаевым? Как он попал на работу в комбинат?

Лепихин охотно заговорил, стараясь чистосердечно рассказать Андрееву все, что ему было известно.

* * *

Было это в один из дней августа прошлого года. «Иван Васильевич сегодня не в духе», – сказала секретарша Зиночка заведующему фотоцехом комбината бытового обслуживания Лепихину, который уже взялся за ручку двери директорского кабинета.

– Ничего, – беспечно отмахнулся Лепихин и вошел в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

Директор Сугробов, не по годам располневший, с залысинами на лбу, нехотя поднял голову от лежавшей на столе бумаги и поморщился.

– Голова болит, – пожаловался он, не отвечая на приветствие Лепихина. – Вчера в область ездил, ну и выпил. Перебрал. Хлопот с тобой не оберешься, – недовольно добавил Сугробов. В исполкоме узнали откуда-то, что ты москвичей меня заставил оформить, и ругались. Говорят – неувязка. Прописаны в Москве, а оформлены в Тульской области. Чем объяснить, если проверка по линии кадров будет?

– Объяснить просто, – сказал Лепихин, – нет в нашей области специалистов таких, вот мы и пригласили москвичей на временную работу. Обучат местных, поставят дело, и отправим их. Это, мол, в интересах производства, чтобы план не сорвать.

– Да это я и без тебя знаю, – пробурчал Сугробов. – Мастак ты на отговорки и на обещания, – добавил он, нажимая на последнее слово.

– А я от обещанного и не отказываюсь, – сказал Лепихин, поняв намек.

– Отказываться ты не отказываешься, да что толку. Когда цех открывали, ты что говорил? Тысячу обещал. А что получается? Сотню дал – и все.

– А я и не отступаю, – сказал Лепихин примиряюще. – Я, Иван Васильевич, слову своему хозяин. Только не сразу. Дайте срок. Кончится организационный период – все наладится. Развернемся. Сейчас и с фотобумагой трудно. Достать не можем. И приемщиков пока не укомплектовали. Мало заказов. Вот пойдут массовые заказы, тогда и для плана, и для себя хватит. Я к вам и сейчас зашел по этому делу. Кадры режут. Там на крыльце человек дожидается, – понизил он голос, – тоже приемщиком хочу оформить. Он из местных, из тульских. Вот анкета его и книжка трудовая.

– На кой ляд он мне нужен сегодня, – снова поморщился Сугробов, сжав руками голову, – и без него тошно. Пусть завтра приходит.

– Да ладно, Иван Васильевич! Что зря человека гонять, время тянуть. Чем скорей начнет работать, нам же лучше. А для головы я вам припас лекарство. Чистое, как слеза. Девяносто шесть градусов.

– Ну-ну, – проворчал Сугробов, сохраняя все тот же недовольный вид, словно не слыша обещания насчет лекарства, но все же смиряясь. – Ну что там у тебя? Давай.

Положив на стол перед директором трудовую книжку, анкету и заявление, Лепихин выскочил из кабинета и тотчас вернулся с человеком, который терпеливо дожидался его, только уже не на крыльце, а перед кабинетом, где сидела секретарь-машинистка Зиночка. Новый претендент на должность приемщика, по-видимому, рассказывал Зиночке что-то очень интересное, потому что Зиночка, хотя и сидела над своей машинкой, но не печатала, а, кокетливо улыбаясь, слушала, запрокинув завитую головку.

«Ишь какой прыткий», – усмехнулся про себя Лепихин, окинув взглядом своего подопечного, который сидел на подоконнике возле Зиночки, будто у себя дома. Завидев Лепихина, он с готовностью вскочил, взяв с подоконника свою голубую папку.

Перелистнув трудовую книжку посетителя, Сугробов произнес:

– Николаев Василий Иванович. Интересно получается – имя себе взял отца моего, а отчество от меня вывел. План выполнять будете? – спросил он, уже обращаясь к Николаеву.

– А если план не выполнять, так и работать нечего, – весело отвечал Николаев.

И Сугробов, как до этого Лепихин, тоже подумал, глядя на нового работника: «Ишь, какой прыткий!»

– Норма у нас – сто заказов в месяц, – сказал он Николаеву.

– Это мне известно от Якова Григорьевича, – взглянув на Лепихина, отвечал Николаев, – только, думается мне, в нашей Тульской области такую норму трудновато выполнить... Да и прейскурант дороговат. Вот если подальше поехать, так можно и сто заказов набрать и больше.

– Чем дальше на Урал, например, или там в Сибирь, тем больше у людей денег, – объяснил Лепихин. – Да и качество работы местных мастеров там очень низкое. Как узнают, что московские мастера – сразу заказы поплывут.

– Да ты, я вижу, парень тертый, – сказал Сугробов, переходя на «ты», и нажал кнопку звонка. – Оформи, – распорядился он, передавая секретарше документы нового сборщика портретов. – Ну, работай, – кивнул он на прощание Николаеву, который, поблагодарив, вышел из кабинета.

Выйдя в коридор, он задержался на минуту. Здесь его догнал Лепихин.

– Ну, все в порядке?

– В порядке, – отвечал Николаев. – Очень вам благодарен, Яков Григорьевич. И вот это в счет будущей работы. – Он достал из кармана пачку денег и протянул Лепихину. – Две сотни, как и уговаривались. А вот еще пятьдесят. Мне бы несколько подписанных бланков. Может, кого придется подключить, в случае, если много заказов будет, – пояснил Николаев Лепихину.

«И это он учел», – подумал Лепихин, зная, что некоторые предприимчивые приемщики действительно нанимали себе помощников, на эксплуатации которых основательно наживались.

Николаев пришел к Лепихину от знакомого ретушера. Этот Николаев и сам заработает, и Лепихину даст. Да и осторожный, видать. Сейчас Лепихин подпишет у Сугробова бланки, как просит Николаев, а там он пусть как хочет со своими помощниками рассчитывается. В случае чего он, Лепихин, вообще ни при чем.

* * *

– Какой же ретушер вам рекомендовал Николаева? – спросил Андреев.

– Александр Борисович Иофский.

Андреев записал фамилию и адрес, и видя, что больше Яков Григорьевич ничего сказать не может, отпустил его. Взявшись за ручку двери на выходе из кабинета, Лепихин вдруг остановился и, обернувшись к Андрееву, сказал:

– Вам еще нужно было бы спросить Бубенцова.

– Какого Бубенцова? – удивился Андреев.

– Помощника Николаева. Был такой у него, перевод присылал из Йошкар-Олы. За розданные портреты. Зарплату ему комбинат начислял. Там и данные есть на Бубенцова. По договору работал, временно.

– Спасибо, Яков Григорьевич! Это очень важно. Сколько мы с вами беседуем и только теперь до дела дошли.

Лепихин ушел, оставив Андреева в новом раздумье.

Еще один помощник. В чем помогал? Только ли в портретном деле? Один уже помог, кажется. Так, что долго не расхлебать. А этот – второй? Тоже простак, вроде Генки? Или наоборот – умен слишком? Укрылись под ретушью. Должность скромная – приемщик заказов. Во времени сам себе хозяин. Ехать может, когда хочет и куда хочет.

В круг внимания Андреева попадали все новые и новые люди. Иногда знакомство оказывалось бесследным. Может, также будет и с Бубенцовым. Но все же разыскать Бубенцова необходимо. Как только вернется из Тагила Савченко, придется ему заняться Бубенцовым. И Иофским тоже.