Текст книги "Знак "В""

Автор книги: Александр Тулунский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Глава 15

Буквально через пять минут Николая услышал знакомый голос: – Эгей, Исаев мы все прокачали, сейчас сложилась просто уникальная ситуация, когда уже сегодня можно разобраться с Японией без разрушения морских фортов, десантов и других военных действий. У вас ведь две торпеды?

– Да, две, товарищ капитан, одна – стандартная, вторая – переделанная.

– Я, Исаев, предлагаю сделать следующее: обычной торпедой ударить по одному из японских кораблей, так для острастки, а второй, переделанной, врезать по острову. По моим, то есть, по нашим расчетам, результат будет просто ошеломляющий. Давайте, приступайте.

– Да что вы, товарищ капитан! Как можно? Ведь наша страна не воюют с Японией! Каковы будут политические последствия?

– Последствия, Исаев, будут самые чудесные, лучше не бывает, Искусственный Интеллект ошибиться не может. И чего тебе лично бояться? Тебя, в любом случае, делать харакири не заставят, ну, а если дадут лет десять лагерей, отсидишь не хуже других. Если высшую меру – еще лучше, мучиться не придется. У нас руководство гуманное, никого делать харакири не заставляет. Давай, действуй, не теряй время!

– Вам бы только шутить, товарищ капитан, – ответил Николай и рассказал командиру катера, что нужно сделать.

– Ну, ты даешь, Никола, – ответил командир, – я этого делать не буду, так как мне приказа стрелять по японцам не было, вот тебе мой ответ.

– Послушай, Виталий, ведь адмирал дал тебе команду – выполнять все мои указания, так выполняй!

– А мне твои указания типа «надо бы вот это сделать» совершенно по барабану, мне нужен приказ.

– Что ты менжуешься, как засватанная девица, которой и хочется и колется! – подал голос капитан Неустроев, – отдай приказ, раз тебе дали полномочия.

И Николай решился. Строгим голосом он произнес: – Старший лейтенант Никифоров!

– Я! – бодрым голосом ответил Виталий.

– Слушай боевой приказ!

– Есть слушать приказ!

– Приказываю: стандартной торпедой поразить ближайший к нам японский корабль, второй, опытной – торпедировать остров! Выполняйте!

– Есть выполнять! – ответил командир. – Да с удовольствием, люблю такие приказы, –  добавил он, и продолжил: – Экипаж, к торпедной атаке! Рулевой, левый оверштаг!

Катер лихо развернулся на 180°, да так что Петр Юрьевич повалился на Николая, который удержался на ногах, схватившись за какую-то железку. А катер уже двигался по направлению к острову.

– Лево руля на один румб! – продолжал командовать командир, приникнув к визиру, – так держать! Левый торпедный аппарат, товсь! Глубина полтора, ход – самый полный.

Теперь катер двигался прямо на ближайший японский корабль. – Да это же просто мечта, – воскликнул командир, – торпедный треугольник превратился в отрезок прямой, не надо ничего вычислять. Левый аппарат, ПЛИ!

На корме грохнуло, катер покачнулся и немного накренился на правый борт, и сразу последовал рапорт: – Торпеда вышла, погрузилась, набирает ход!

А командир продолжал командовать, и катер стремительно повернул налево, а потом направо, нацелившись носом на остров – в промежуток между японскими кораблями.

– Они заметили торпеду, – сообщил Петр Юрьевич, – кричат, что она слишком близко, и корабль отойти не успеет, а Николай заметил, как с обреченного корабля матросы начали прыгать за борт, пытаясь таким образом спастись.

Триста килограммов заряда торпеды грохнули так, что заложило уши через танковые шлемы, а японский сторожевик просто превратился в две половинки, которые быстро затонули. – Это вам за Порт-Артур! – прокомментировал Петр Юрьевич.

– Правый торпедный аппарат, товсь! – скомандовал командир. – Глубина три, ход – средний. Аппарат – ПЛИ!

И, как только поступил рапорт, что торпеда вышла, и набирает ход, последовала команда: – Рулевой, левый оверштаг! А потом: – Полный вперед!

Теперь их катер уходил от острова, чтобы не оказаться в зоне поражения, а Николай внимательно наблюдал за островом через корму катера. Сработала ли торпеда, они за шумом двигателей не слышали, но заметили, как птицы-обитатели острова, резко взмыли в небо и стали разлетаться в разные стороны, хотя, когда взорвался японский сторожевик, они взлетели, а потом вернулись на свои места, когда прекратился грохот разрыва.

Затем они услышали  какой-то гул, скорее всего, низкочастотный, перекрывающий грохот двигателей катера, а потом Николаю показалось, что скалистая вершина острова начала покачиваться, а потом…

Остров разлетелся на огромные куски, которые, как в замедленной съемке, взлетали вверх, а затем падали в негодующую воду, поднимая огромные волны, и топя японские корабли, как мальчишка-шалун топит свою игрушечную лодочку в луже.

Некоторые куски скальной породы долетели даже до катера, но никакого ущерба не причинили. Над тем местом, которое было островом, поднялась огромная туча пыли, которую медленно относило ветром.

– А это вам за Цусиму! – радостно сказал Петр Юрьевич.

И только после этого до них докатился долгий, раскатистый, переливчатый грохот, от которого у Николая, как и у остальных членов экипажа, заломило виски и из глаз потекли слезы, не говоря о том, что их оглушило. И они стояли, вглядываясь друг в друга с широко открытыми ртами.

– Контузия, – прошептал Петр Юрьевич, первым пришедший в себя, и, потрясши головой, он продолжил слушать эфир. – Ближний, уже другой голос, сообщает, – начал он перевод, – что произошло землетрясение, полностью разрушившее остров и вызвавшее цунами, и что обломками горы уничтожено 10 сторожевых кораблей, а еще один корабль торпедирован русской подводной лодкой, и из всего дивизиона остался только один корабль.

– Ну и дела, Исаев! – услышал Николай голос, расстроенного донельзя,  капитана Неустроева, – черт бы побрал этот Искусственный Интеллект, чтоб ему ни дна, ни покрышки. Так все хорошо получилось, а он, идиот, не просчитал, что японцы просто не поверят, что это землетрясение вызвано нашей торпедой. Все пойдет насмарку, нужно что-то срочно придумать. Давай, Исаев, постарайся, придумай что-нибудь; ты находишься на воде, и она тебе поможет. Давай, думай!

Волнение, поднятое взрывом, улеглось, пыль развеялась, и Николай увидел, что от острова ничего не осталось – ни единой скалы, и лишь вдалеке был виден уцелевший японский корабль, который был крайним в окружавшей их цепи. А как поправить ситуацию он уже знал – знал из ночного сновидения, которое не мог вспомнить утром, так как в тот момент это знание ему не требовалось.

– Дай гарнитуру и скажи наш позывной! – попросил он радиста.

– Позывной «Двенадцать», по номеру катера, – ответил радист, передавая гарнитуру.

Николай надел оголовье, и нажал тангенту. – Двенадцатый вызывает базу. База, ответьте! Как меня слышно? Прием!

– База на связи, слышу хорошо.

– Прошу «Первого» к аппарату! – попросил Николай.

– «Первый» на связи! – услышал он знакомый голос адмирала, который, по-видимому, ждал сообщения.

– Товарищ адмирал! – начал Николай открытым текстом, нарушая все инструкции. –  Ваш приказ выполнен. Остров, – и он назвал труднопроизносимое слово, – полностью уничтожен нашей новой торпедой. Под развалинами острова погибли 10 японских военных кораблей, зашедших в наши территориальные воды, и еще один корабль торпедирован. Какие будут дальнейшие указания? В каком порядке уничтожать  остальные японские острова?

– Немного подождите! – ответил адмирал. – Сейчас я возьму карту и подумаю, – а Николай сообразил, что адмирал, умница, понял его, Николая, игру, ее поддержал, а сейчас взял время, чтобы посмотреть – как будет развиваться ситуация.

И план Николая сработал, так как через несколько секунд он услышал «дальний» голос на русском языке: – Товарища русская адмирала, это говорить японская адмирала. Моя вас умолять – не надо торпедировать японский острова, мы все погибать, наша жить хотят. Моя вас просить от имени мой император. Ответьте мне, позалуйста!

И адмирал ответил: – Наше условие – полная и безоговорочная капитуляция!

– Но как! – теперь японец уже не коверкал слов. – Ведь мы не воюем с вами. Как можно капитулировать, не объявляя войны и не проводя боевых действий?

– Вы сами нас вынудили пойти на это, своими безобразными действиями по отношению к военнопленным. Я имею в виду, что вы их топите в море живьем, что противоречит всем человеческим ценностям и религиям и…

– Этого не может быть, вас обманули! – перебил адмирала японец.

– Может, не отрицайте! – твердо сказал адмирал. – У нас более двухсот свидетелей, которых наши моряки спасли из затопляемой вами баржи. Можете считать мои слова объявлением войны, в которую мы вступаем, как союзники США, и одновременно требуем капитуляции!

– «Наверное, у нашего адмирала есть все полномочия, чтобы заявлять такое», – подумал удивленный Николай.

– Я доложу моему императору, и уже завтра… – начал японец.

– Никаких завтра! – перебил его адмирал. – Я даю вам полчаса, хорошо, целый час и жду ваш ответ на этой же частоте.

– Хорошо, – уныло сказал японец.

– Двенадцатый! – запросил адмирал.

– Двенадцатый на связи! – ответил Николай.

– Следуйте на базу!

– Есть, следовать на базу! Ну, что Виталий, трогаемся? – спросил Николай, поворачиваясь к командиру катера.

– Погодите! – попросил Петр Юрьевич, который продолжал слушать наушник, – нас вызывает «ближний» японец, он просит разрешения подойти, чтобы отдать честь победителю. Что ему ответить?

– А черт его знает! – сказал Виталий, – даже не знаю.

– Да, от этих япошек можно ждать, все, что хочешь, – высказал свое мнение Петр Юрьевич. – А ты, Николай, что думаешь?

– Наверное, лучше разрешить. По крайней мере, будем знать, чего они задумали.

– Согласен! – отозвался командир. – Передайте, Петр Юрьевич, чтоб подходили, но чтобы все оружие привели в походное положение, и зачехлили.

Японский сторожевик аккуратно приблизился к катеру, двигаясь параллельным курсом на расстоянии не более 10 метров. Он был значительно выше катера, и командир японского судна смотрел на катер сверху вниз. К огромному удивлению Николая, он выдернул из ножен свою саблю, взял ее «на караул», а потом сделал какое-то движение, показавшееся неуклюжим.

Но Петр Юрьевич резко толкнул Николая и командира, и присел сам, а сабля японца со свистом пролетела над их головами и врезалась в воду. Но японец на это не обращал никакого внимания. Он выдернул короткий меч, воткнул его себе в живот с левой стороны, а затем распорол его движением направо. В то же мгновение к нему приблизился другой человек и ловким движением сабли отрубил ему голову, которая покатилось по мостику, и упала в воду. Человек, отрубивший голову, взял свою саблю «на караул» и что-то громко произнес.

– Он сказал, – перевел Петр Юрьевич, – что командир исполнил свое предназначение, сделав харакири, и теперь командование кораблем принял он, его помощник, который готов выполнить любой приказ.

– Пусть уматывают к чертовой матери на свою базу, гады! – сказал Николай, которого чуть не вытошнило от сцены харакири. – Давай, Виталий, по домам! И чего это они с саблями на современном корабле, Петр Юрьевич? Для харакири?

– Это дань средневековым традициям, когда шли на абордаж, ну, и для харакири, конечно!

*  *  *

Начинало вечереть, когда Николай рассказывал Ивану Антоновичу и Ивану Васильевичу о результатах испытаний, и обо всех событиях заканчивающегося дня. Как и вчера, он чувствовал себя усталым, понимая, что прямой контакт с водный сущностью требует от него значительных усилий, да и настроение было подавленным, так как оружие, которое он придумал, оказалось чересчур грозным. Одно дело – врезать по идущему на тебя танку, или, если уж на то пошло – по морскому форту. И совсем другое – по острову, на котором находятся мирные жители, даже если они – японцы.

Внимательные слушатели Николая не успели выразить своего мнения, так как в дверь постучали, и в комнату вошел… американец Энди Тумми. – А вот вы где, мистер Исаефф, а я вас с утра ищу, чуть с ума не сошел от безделья. Я походил по территории вашей базы, хотел зайти в ангар, посмотреть, но меня не пустили; пытался пройти в казарму, чтобы увидеться с друзьями-филиппинцами, но меня не поняли и тоже не пустили. Странно, здесь никто не говорит на английском языке.

Американец улыбнулся и продолжил: – Слава богу, когда ходил по территории, встретился с вашим адмиралом, который хорошо говорит по-английски. Как я понял, он ходил по территории с проверкой, и я, с его разрешения, к нему присоединился, и мы ходили и разговаривали. Ваш адмирал – деловой человек. Когда я рассказал ему о том, что принимал участие в боевых действиях с самого первого дня и был свидетелем разгрома нашего флота и нашей базы в Перл-Харборе, он попросил меня провести типа занятий с летчиками вашей морской авиации, чтобы рассказать о боях с японскими летчиками. Так что вам, мистер Исаефф, придется поработать переводчиком на этом занятии, но это будет послезавтра, когда соберут летчиков.

– Ох, извините, господа! – опомнился американец, – вы заняты, а я вас перебил. Прошу прощения!

– Нет, нет, не волнуйтесь, – отозвался Николай, – мы уже закончили. И ему, действительно, не хотелось обсуждать, как целый остров, пусть небольшой, и необитаемый, исчез в океанской пучине. При его, Николая, участии (мягко говоря).

– Вот и прекрасно, что закончили. Вы не забыли, мистер Исаефф, что я обещал поставить выпивку, и я хочу исполнить это свое обещание?! Пойдемте в бар, господа, я вас всех приглашаю! Кстати, господа, меня зовут Энди Тумми, я, американец, летчик, извините, что сразу не представился.

Собеседники Николая переглянулись между собой, назвали свои имена, а потом Иван Антонович, неожиданно для Николая, сказал: – А, пойдемте, раз американец приглашает, отвлечемся от грустных мыслей. Вставая, он проверил наличие бумажника в кармане пиджака, что Энди заметил, и попросил, чтобы Николай перевел своему коллеге, что платит он – Энди.

Глава 16

Буфет при столовой для командного состава оказался очень уютным местом. В зале было несколько столиков, покрытых скатертью, в углу, в бочке, стоял фикус, а на стенах висели репродукции. За прилавком находилась женщина в белом фартуке и с белой наколкой на голове. В витрине лежали бутерброды, на горке стояли бутылки. И эту идиллию дополняли пыхтящий самовар и патефон, стоящий на отдельном столике. В буфете почти никого не было, за исключением двух человек, сидящих за столиком с кружками пива.

– О, какой уютный бар! – воскликнул американец. – Просто шик, – и первым делом стал рассматривать репродукции, висящие на стенах. Это были «Богатыри»,  «Иван-царевич на сером волке» и «Утро в сосновом лесу». – Класс! – произнес американец, внимательно рассматривая Ивана-царевича, – да, не зря у нас в эскадрилье говорили, что все русские – крутые парни. Ну, надо же – волка оседлали. А кто эти три всадника, мистер Исаефф? – спросил американец, указывая на Илью Муромца.

– Это Стражи нашей, русской земли, они всегда в дозоре, – ответил Николай, подумав, что и ему, в его статусе Стража, нужно быть всегда, всегда в дозоре.

Виски и кока-колы, которые спросил  американец, в буфете, разумеется, не оказалось, и он долго разбирался с напитками; отказался от коньяка, водки и вина и, в конечном счете, остановил свой выбор на русской перцовке, которая, как ему объяснили, является и лекарственным средством при простудах.

– Вот это мне подходит! – сказал американец, – у меня, действительно, насморк после промоченных в барже ног.

Иван Антонович и Иван Васильевич заказали по 50 грамм коньяку, Николай – бокал сухого вина, и для всех – бутерброды с икрой и ветчиной, и клюквенный морс. Американец положил на прилавок свою сохраненную купюру в 10$, подхватил нагруженный поднос, и отправился к облюбованному им столику.

– Граждане, а вы заплатить забыли! – сказала буфетчица, – и этот ваш товарищ, который не понимает по-русски, забыл здесь какую-то зеленую бумажку, пусть заберет.

– Сейчас, сейчас, – отозвался Иван Антонович, подошел к прилавку, достал свой бумажник и расплатился, благо американец этого не видел, так как стоял спиной к прилавку, разгружая поднос. Однако голос буфетчицы он слышал, и интонацию понял.

– Мистер Исаефф, что, барменша сказала, что этих денег недостаточно? – спросил он.

А Николай краем глаза заметил, как Иван Антонович взял бумажную салфетку, накрыл ей купюру в 10$, свернул и аккуратно положил в свой карман. А буфетчица, тем временем, отсчитала и положила на блюдце мелочь, которую протянула Ивану Антоновичу.

И эта картина, и смысл этого события, и действия Ивана Антоновича, наконец-то, дошли до Николая: да ведь это же реальный срок за владение иностранной валютой, которую необходимо сдавать Государству. В этом деле никакие отношения с Наркоматом, и даже выше – не помогут. И он вспомнил, как поговаривали в их дворе:

«Сдавай доллары в ГПУ,

А сам, давай, иди в тюрьму!»

А Иван Антонович, как ни в чем, ни бывало, протянул сдачу американцу: – Вот, вы сдачу забыли, возьмите!

– Нет, нет! – ответил Энди Тумми, – оставьте сдачу барменше, это чаевые.

Дружеская беседа, возникшая за столом, оказалось очередной нагрузкой для Николая, которому приходилось переводить то с английского на русский, то с русского на английский. Хотя, на самом деле, больше рассказывал американец, в основном, о боевых действиях морской авиации США.

Особой новостью для сотрудников мобильного КБ оказалась информация о японских летчиках-камикадзе. Американец с гордостью рассказал, как ему, с великим трудом, удалось отбиться от камикадзе, который шел на таран, и с горечью о том, как загруженные взрывчаткой самолеты кидались на военные корабли США, взрывая их.

Информация о том, что самолеты камикадзе заправляют топливом для полета только в одну сторону, и закрывают на замок кабины, чтобы они не могли выбраться, всех поразила до глубины души. – «Ну и нация», – подумал Николай, – «вот бы эту, их энергию, использовать в мирных целях».

Николай заметил, что американец, неоднократно бросавший свой взгляд на патефон, встал и подошел к нему, внимательно рассматривая. – Мистер Исаефф, – спросил он, – я правильно понимаю, что это устройство для проигрывания грампластинок?

– Конечно, это патефон советского производства.

– Наверное, это чисто механическое устройство? – сказал американец, – так как я не вижу никакого электрического провода.

– Совершенно верно, – ответил Николай, – движение осуществляется пружиной, которую нужно завести, а воспроизведение – с помощью иголки, мембраны и рупора, свернутого в ящике.

– Мне хочется послушать, как звучит это устройство. Можно это сделать? – спросил Энди.

– Конечно, сейчас мы все сделаем, – и Николай завел пружину и поставил в звукосниматель новую иголку. Рядом с патефоном лежало несколько пластинок: «Тачанка», «Матрос Железняк», «Три танкиста» и что-то еще, но все эти пластинки были «заезженными». Но в самом низу нашлась практически новая пластинка с романсом «Выхожу один я на дорогу» в исполнении Сергея Лемешева.

– «Вот эта пойдет», – подумал Николай, запустил патефон и приятный, лирический тенор великого певца заполнил небольшое помещение буфета.

– Отлично! – воскликнул американец Энди, – просто здорово! У меня дома, в Бостоне, штат Массачусетс, есть электрический проигрыватель, он работает очень хорошо, но очень чувствителен к изменению напряжения. Стоит ему немного измениться, и проигрыватель начинает завывать из-за изменения скорости вращения, а этот аппарат работает очень стабильно.

Все посетители, включая буфетчицу, с удовольствием прослушали романс. – А как называется эта песня, и о чем она? – спросил американец.

– Alone I am going out  on the road, – Николай перевел название на английский язык.

– А, понятно, – воскликнул американец, – это исповедь грабителя-одиночки, гангстера, который выходит, чтобы ограбить очередную жертву, да?

И Николай, Николай… согласно кивнул. Он так устал, что был не в силах переубеждать американца. И еще – его знаний английского языка было недостаточно, чтобы объяснить глубинный смысл стихотворения М. Ю. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу», который, по его мнению, заключается в обретении гармонии с миром, природой, преодолении одиночества и смерти.

– А чем в песне закончил этот грабитель? – спросил американец.

– Он нашел вечный покой под большим дубом, – сымпровизировал Николай, чтобы не вдаваться в подробности.

– Его замочили ваши копы? – решил уточнить американец, и Николай согласно кивнул.

– Жаль парня, из песни понятно, что он предчувствовал такой исход, но у него, наверное, не было других средств к существованию, вот он и грабил. Но, с другой стороны, он не платил налогов, так что исход справедливый. Очень хорошая песня, поучительная.

Американец задумался, а потом предложил: – Господа, а не повторить ли нам? По чуть-чуть? Мне понравился этот ваш напиток, он хорошо согревает.

И они повторили, по чуть-чуть, и на этот раз заплатил Иван Васильевич. Николаю не терпелось закончить их посиделки, и он уже раздумывал – какой повод для этого найти, но американец, надо отдать ему должное, понял, что Николай смертельно устал, и предложил посиделки завершить.

Что и было сделано к радости Николая, но ложку, а, скорее, целую миску, дёгтя к хорошо проведенному вечеру, добавил Иван Антонович. Когда они вернулись в общежитие, и расходились по своим комнатам, он остановил Николая. – Держи, Исаев! – и он протянул Николаю завернутую в салфетку американскую купюру. – Делай с ней сам, что хочешь, а меня уволь! Спокойной ночи!

*  *  *

– Ну и чего ты опять, Исаев, надумал? – спросил Николая адмирал, когда утром следующего дня он пришел в штаб.

– У меня пара вопросов, товарищ адмирал, маленьких.

– Ну, давай, задавай только мне через 15 минут нужно на совещание.

– Товарищ адмирал, у старшего лейтенанта Никифорова, командира торпедного катера, возникли проблемы, можно сказать, не по его вине, – и Николай начал рассказывать про ремни, бензин и гауптвахту.

– Он что, тебя адвокатом нанял? – перебил его адмирал.

– Нет, что вы, это я сам, по собственной инициативе.

– Ну и напрасно, Исаев, твой друг Никифоров сам во всем виноват, нечего было пререкаться  со старшим командиром, тем более находясь в строю. Я его прекрасно понимаю, он чувствовал себя героем, и это действительно так, а получил небольшое взыскание. Нужно было его принять, а потом действовать по уставу, то есть, подготовить и подать рапорт, и все бы сложилось так, как нужно и были бы выданы новые ремни, списан бензин и не было бы «губы». Я взыскания отменять не буду.

– Я понял, товарищ адмирал, – пробормотал Николай.

– Кстати, – продолжил адмирал, – я представил весь экипаж катера к наградам за уникальную операцию по буксировке баржи; и командира, в первую очередь, естественно. Разумеется, если в приказе наркома будет указано, что с награжденных снимаются ранее наложенные взыскания, то это другое дело. Не отменяются, Исаев, а снимаются. И твоему Никифору это будет урок на будущее. Да, в рапорте я указал, что в операции  ты принимал самое активное участие, чтобы и про тебя не забыли. Давай второй вопрос.

– Вот, товарищ адмирал, иностранная валюта, американские доллары, – и Николай показал купюру адмиралу и рассказал о ее происхождении. – Ведь валюту положено сдавать государству, то есть в банк, а здесь банков нет, и я бы хотел, чтобы вы ее приняли вместо банка.

– Даже не подумаю! – резко ответил адмирал, – сам с ней разбирайся, не было мне печали.

– Я понял, – с тоской ответил Николай, – я тогда пойду. Да, товарищ адмирал, можно мне позвонить в Москву?

– Да, можно, ступай на узел связи, скажи, что я разрешил.

Николай открывал дверь, когда адмирал окликнул его. – Вот что, Исаев, с валютой могу посоветовать только одно – иди к начальнику финчасти, и решите вопрос с ним.

– Спасибо, товарищ адмирал!

На узле связи стрекотали телеграфные аппараты, было очень шумно, но Николай заткнул пальцем ухо, назвал код, и его соединили с начальником аналитического отдела Генерального Штаба, его бывшим комбатом, товарищем Верховцевым, который, несмотря на то, что в Москве уже вечер, был на рабочем месте.

Верховцев, как настоящий аналитик, о проведенный уникальной операции знал во всех подробностях, и пообещал, что просьбу Николая постарается выполнить. То есть, с командира катера Никифорова, снимут наложенные ранее взыскания.

Начальник финчасти,  капитан в морской форме, оказался на месте и Николай, поздоровавшись, сразу протянул ему злосчастную купюру, от которой капитан отшатнулся, как от какой-то угрозы. – Что это? – спросил он тихим голосом и приложил палец к губам.

Николай полушепотом рассказал, что это американская купюра, и о том, как она ему досталось.

– И зачем она мне? – спросил капитан.

– Положите в сейф, а когда поедете в банк, там ее сдадите, как положено по закону.

– Да ни за что! А вдруг ревизия, она всегда бывает неожиданно, чтобы проверить – не обсчитал ли я кого-нибудь на 10-15 копеек. Обнаружат эту купюру, и мне конец, лишат звания и передадут дело в суд. Скажите, а почему вы ко мне пришли?

– Послал адмирал.

– Адмирал? Интересно! А что он сказал?

– Он сказал пойти к вам, и решить вопрос.

– Так это же другое дело, сейчас решим! Давайте, для начала закурим! – капитан вытряхнул из пепельницы окурки и достал новую папиросу. Закуривайте!

– Я не курю.

– Ну, ради знакомства можно разик и закурить, – капитан перешел на громкий голос. Он взял купюру из руки Николая и поджег ее за уголок. – А что это вы такое курите, товарищ? – спросил он.

– Махорку, моршанскую, – ответил Николай, включившись в игру.

– Ну и вонючая же ваша махорка, но ничего, у меня вентиляция хорошая, сейчас вытянет.

– О, спасибо, товарищ капитан! – сказал Николай, вставая со стула, – за решение вопроса, – а купюра уже догорела, и от нее осталась только небольшая кучка пепла. – До свиданья!

Эх, если бы только Николай знал, что пройдут годы (совсем немного в историческом масштабе) и он вспомнит эту историю, когда, будучи уже поседевшим пенсионером, будет сидеть у окна, пересчитывая свои жалкие, оставшееся рублишки. А под окнами его дома какие-то ловкие люди установят будочки, которые станут называться обменными пунктами, и граждане станут к ним в очередь, чтобы обменять свои, ставшие никому ненужными, «деревянные» на зеленые бумажки, подобные только что уничтоженной.

Но все это будет потом, а сейчас для Николая был Праздник, Праздник Жизни.

Все было хорошо. Испытания разработанной им торпеды прошли просто великолепно, а то, что она получилась слишком грозной – не его дело, пусть разбираются руководители страны. И со старшего лейтенанта Никифорова, ставшего его другом, наверняка, снимут наложенные взыскания – товарищ Верховцев, наверняка, постарается. И с дурацкой купюрой тоже благополучно покончили. Это все? Нет, конечно, нет! Сработал знак «В», и с водной стихией установлен полный контакт, и она ему, Николаю, уже неоднократно помогла. Хотя, исходя из его статуса «Водного Стража», и он должен помогать ей, и он обязательно поможет, когда это потребуется.

Правда, завтра ему еще предстоит поработать переводчиком на занятии, которое будет проводить летчик-американец, так это будет завтра, а не сегодня.

День только начинается, и он свободен до самого вечера и проведет этот день он, конечно же, с Галей. С ней он не виделся уже два дня, так как уставал так, что не было никаких сил дойти до ее комнаты. И еще, возможно, будет награждение, о котором упоминал адмирал. Правда, ему уже обещали награду за разработку ручного противотанкового гранатомета, но пока ничего такого не произошло, хотя времени прошло совсем мало.

И от избытка чувств Николаю захотелось запеть, но певец из него был никудышный, и он решил, что лучше почитать стихи.

– «А какие, чьи? Пушкина, Лермонтова, Блока? Нет, не ко времени. Лучше… Маяковского». И он начал:

«Мне наплевать

на бронзы многопудье,

мне наплевать

на мраморную слизь…»

Он двигался размашистым шагом, а свежий, океанский ветер развевал полы его полушубка, и пытался сорвать шапку, но это ему нисколько не мешало.