Текст книги "Знак "В""

Автор книги: Александр Тулунский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава 9

К утру, травмированный моряк окончательно пришел в себя, шишка на голове рассосалась, и он остался в вагоне КБ до самого вечера, разумеется, с разрешения Ивана Антоновича. Он только сбегал в свой вагон, чтобы предупредить попутчиков и принести свой сухой паек, чтобы не быть нахлебником.

После завтрака моряк вызвался мыть посуду, и к нему тотчас присоединился Николай. На этот раз ни Зоя, ни Галя не возражали, и они, вдвоем, по матросской методике, быстро и качественно перемыли всю посуду, включая кастрюли и сковородки. Александр при этом распевал песню «Варяг», пояснив, что так всегда делали в военно-морском училище, что это стимулирующая песня.

Он же, Волков, оказался основателем вечеров народного творчества, которые стали проходить ежедневно. Началось с того, что он попросил у Ивана Васильевича гитару, на которой тот изредка аккомпанировал сам себе, напевая в купе, и пришел с гитарой в столовую. Для начала, как истовый моряк, он исполнил бесконечную песню «Раскинулось море широко», а потом что-то еще.

Иван Васильевич, который до этого на людях никогда не пел, не выдержал, и стал исполнять свои любимые песни. Это были «Бригантина», «Любимый город» ну, и, конечно же, «Гренада».

На следующий день Галя выразила желание почитать стихи, никто, разумеется, не возражал, и она хорошо прочитала поэзию Пушкина и Блока. Поправившийся Иван Антонович с удовольствием почитал отрывки из поэм своего любимого Маяковского. А после этого, как говорится, пошло-поехало – люди перестали стесняться друг друга и стали исполнять – кто, что умел.

Зоя под аккомпанемент Александра исполняла русские народные песни, слесари Борисыч и Иваныч, оказавшейся заядлыми рыболовами, рассказывали бесконечное рыбацкие истории, разумеется, привирая все больше и больше.

Особенно удивили собравшихся, молчавшие до этого, трое специалистов-железнодорожников. Они показали немую сценку про кузнеца, молотобойца и помощника, который постоянно делал что-то  не так. У них не было никакого реквизита, но они так хорошо играли, что все было понятно, и зрители покатывались с хохоту, наблюдая за проделками незадачливого помощника. Исполнители, завершив сценку, пояснили, что они занимались в кружке народного творчества и эту сценку ставили под руководством профессионального руководителя. Иногда хором пели «Катюшу» и другие песни.

Но лучше всего, на взгляд Николая, получался романс «Выхожу один я на дорогу» на стихи Лермонтова, который исполнял Иван Васильевич. Перед исполнением романса он обязательно подстраивал гитару, а потом начинал красивым лирическим тенором:

Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,

И звезда с звездою говорит.

А Зоя и Галя как бы «подмурлыкивали», создавая музыкальный фон.

Николай ничего не исполнял, хотя мог и спеть и почитать стихи, но ему казалось, что у него все это получается плохо, и он хранил молчание, до которого никому не было дела, кроме Гали, конечно.

Как-то раз, когда творческий вечер подходил к концу, она заявила: – Вот, товарищи, посмотрите, какие все у нас талантливые, кроме нашего незадачливого Исаева, конечно. Давайте, товарищ Исаев, вы сейчас расскажете нам очень интересную историю о том, как «Идет бычок, качается». Сможете? Я вам буду подсказывать, а вы пересказывайте. Начнем – идет бычок.

– Стоп, стоп, девушка! – остановил ее слесарь Иваныч, – ему такое не по чину.

– Как это – не по чину?

– Потому, что он шаман, которому нельзя размениваться на всякие мелочи. Разумеется, что все просто рассмеялись, посчитав это за шутку.

Николай как-то быстро сошелся с моряком Александром, и они частенько беседовали с ним в столовой, как правило, после очередной помывки посуды. Возможно, что тесному контакту способствовало то, что новый статус Николая и специальность моряка были связаны с водой, но Николай об этом, естественно, не задумывался.

Александр, узнав о том, что Николай является физиком, попросил его позаниматься с ним по электротехнике, пояснив, что, будучи командиром боевого корабля, нужно разбираться не только в кораблевождении и вооружении, но и в технической части. И, что он это совершенно упустил, когда учился в средней школе и училище, полагая, что в море этого ничего не нужно.

И Николай с удовольствием рассказывал ему законы Ома и Кирхгофа, рисовал простейшие электрические схемы, объясняя назначение их элементов, а также рассказал о воздействии электрического тока на человеческий организм.

Разумеется, что он не забыл рассказать и о ходящей в народе байке о том, что электрический ток может задерживаться в организме человека, и что его следует обязательно удалять, и самым лучшим способом является закапывание человека в землю. И тут же вспомнил и рассказал о курьезном случае, свидетелем которого он был, как женщине, которой показалось, что ее ударил электрический ток, этот ток удалили большой дозой мочегонного средства.

Александр, со своей стороны, рассказывал о морских походах и боевых операциях, в которых он принимал участие, о линкорах и крейсерах, о других кораблях, минах и торпедах. Заметив интерес Николая к торпедному вооружению, он рассказал об особенностях торпедного выстрела с подводной лодки, миноносца и торпедного катера. А потом стал подробно объяснять самую тонкую вещь торпедного залпа – так называемый, «торпедный треугольник».

Николай узнал, что это треугольник, углами которого являются корабль, с которого производится выстрел, движущаяся цель и точка, в  которой должны встретиться цель и торпеда. Это была чистая математика, ну, геометрия и Николай все сразу понял, осознав, что решением задачи является угол, под которым должна быть отправлена торпеда, чтобы не опоздать, и не прийти в нужную точку раньше цели. И что такую задачу нужно решать в течение нескольких секунд, и, что при ошибке будет не «пара» в дневнике, а нечто иное.

Нужно отметить, что Александр не уточнял, по какой причине Николая так заинтересовало торпедное вооружение, и он ни разу не спрашивал, с какой целью и куда движется их вагон, понимая, что это дело секретное.

*  *  *

 Поезд уже приближался к Новосибирску, когда Николай, дочитав «Петра Первого»,  решил познакомиться с основными положениями учебника по минно-взрывному делу, который он купил еще в Москве. Когда он перевернул обложку, то с удивлением уставился на адрес, написанный его рукой, не понимая, что это такое.

– «Господи, да это же адрес старичка, который ездил к товарищу Калинину, можно сказать, за правдой», – наконец, вспомнил он. – «Интересно, как же решился его вопрос, и помог ли как-то наш Верховный Главнокомандующий, к которому я обращался с просьбой. А ведь этот Тулун находится на Транссибирской железной дороге, по которой мы движемся, и где-то, скоро мы там окажемся. Вот бы встретиться с этим дедом, и все узнать».

И, не зная, как поступить, Николай попросил совета у Ивана Васильевича. – Да нет ничего проще, – ответил Иван Васильевич, – нужно дать ему телеграмму, и если у него будет желание и возможность, он выйдет к поезду, и вы с ним встретитесь. Нужно только узнать, когда мы прибудем в этот Тулун.

И Николай, не откладывая дело в долгий ящик, на первой же станции сбегал в соседний пассажирский вагон, где выяснил у проводника все необходимые детали, и уже в Новосибирске отправился на телеграф – подать телеграмму.

Здравствуйте, уважаемый Петр Уварович,  – начал он писать на бланке своим крупным почерком, и обнаружил, что места на бланке почти не осталось. Ранее ему как-то не приходилось подавать телеграммы, и он не знал, как поступить, но на помощь ему пришла старушка, которая заполняла бланк рядом с ним. Она объяснила, что в телеграммах пишется только самая необходимая информации, и что платить нужно за каждое слово, даже если это союз или предлог.

 Николай все понял и написал: Буду проездом Тулуне красном последнем вагоне, указал дату, время и номер поезда и подписался: Николай из поезда.

В неизвестный Тулун поезд прибывал днем, и Николай во время обеда объявил, что через полчаса он, с разрешения Ивана Антоновича, возможно, встретится с интересным старичком, который ездил в Москву к товарищу Калинину «искать правду».

Иван Васильевич, который после неудачного захвата шпиона некоторое время воздерживался от своих шуток, не удержался, и прокомментировал, что этот старичок непременно в юбке и отроду ему чуть больше 20 лет. А Галя добавила, что старичка зовут то ли Верой, то ли Варей.

Николай на эти шутки внимания не обратил, а пригласил принять участие во встрече моряка Александра и Зою с Галей, которая фыркнула, что не видала она каких-то драных выдр, но, когда поезд остановился, вышла со всеми на перрон.

Петра Уваровича, который бросился обниматься, Николай узнал сразу, но немного удивился от того, что с ним были еще двое мужчин, и стройная девушка лет 20-ти в красивой шубке. Руки она держала в муфте, висевшей на ее груди.

А старичок, не теряя инициативы, сразу представил своих коллег: председателя артели и художника-декоратора, имена которых Николай тотчас забыл. – А это моя дочка, Вера, – продолжил он, – умница, закончила десятилетку и медучилище, сейчас работает в райбольнице и главврач Ким Дыкчер Юнович ее хвалит.

– Ой, да ладно, папа, чего там хвалит, – отозвалась девушка, подавая всем свою теплую руку.

– А теперь пошли, – потащил за собой всех старичок, – я вам покажу наши изделия. И они вышли на привокзальную площадь, на которой находилось не менее полудюжины запряженных в сани лошадей, и один автомобиль, полуторка, которую безуспешно пытался завести водитель, ожесточенно вращая заводную рукоятку.

– Вот, смотрите, – начал объяснение Петр Уварович, – вот это самые легкие санки, для одного человека, допустим, для председателя колхоза, который сам будет ездить по своим делам. Эти – на двух человек, а вот на этих можно перевезти четверых пассажиров. Да, санки были отличные – красивые и прочные, и, наверняка, легкие, с резьбой по дереву и чеканкой металлических частей.

– Да, прекрасные изделия, – сказал подошедший Иван Антонович, а Иван Васильевич, который не забыл прихватить свой фотоаппарат, сделал несколько коллективных фото и снимки санок.

Иван Антонович, безошибочно определив руководителя, разговорился с председателем артели. Зоя и Галя о чем-то весело разговаривали с Верой. А Николай, отозвав старичка в строну, задал так волнующий его вопрос: – Вы, что, получили ответ от товарища Калинина?

– Нет, ничего не получали, ответа не было. Просто к нам пришел человек из этого, из Райкома, но уже другой, не тот, который ломал, и сказал, что мы можем делать все, что пожелаем, кроме карет, конечно. А потом добавил, что если мы еще раз пожалуемся куда-то в верха, то нам придется очень плохо, что нашлют проверки, которые что-нибудь да обнаружат. И повторил пословицу «Жалует царь, да не жалует псарь».

Старичок тяжело вздохнул, вспомнив тот разговор, и продолжил: – Мы этому товарищу сказали, что никаких жалоб не писали, а только обращение,  и показали ему все бумаги. Так он, слышь, так удивился, но погрозил пальцем и ушел. Признавайся, Коля, это твоих рук дело?

– Да что вы, Петр Уварович, ведь я простой советский человек, у меня даже и должность «временно исполняющий».

– Ох, сомневаюсь я, Коля, я сразу обратил внимание, как ты внимательно рассматривал мои документы, не прост, ты, парень. Ну, не ты, так не ты. И по секрету хочу сказать тебе, что Веру я привез специально, хотел с тобой познакомить, уж больно ты мне понравился, да вижу, твое сердце занято другой девушкой.

– Ой, да что вы? Какой там другой, она от меня отвернулась.

– Ну, мало ли, что отвернулась, старика не обманешь, я вижу, как она тебя любит.

Время стоянки поезда приближалась к окончанию, и пора было прощаться. Но когда все потянулись на перрон, спохватился Петр Уварович, и вытащил из санок большую корзину, завернутую в рогожу и шубу. – Это вам гостинцы, здесь пирожки, они еще теплые, Вера пекла. Я так и думал, что у вас будет большая компания, и попросил напечь побольше.  Давай, Коля, принимай гостинцы!

Николай начал, было, отнекиваться, но хозяйственная Зоя сказала, что раз пирожки испечены специально для них, то надо их брать, и начала разворачивать рогожу, но Петр Уварович ее остановил, сказав, чтобы забирали с корзиной и рогожей, так как холодно, и пирожки остынут.

Мужчины пожали друг другу руки, Петр Уварович поцеловал Зою и Галю в щечки, а Николай чмокнул в щечку покрасневшую Веру (возможно, назло Гале). Когда садились в вагон, Галя сказала удивленной Зое негромко, но так, чтобы слышал Николай: – Кошка драная эта Вера, еще и муфту напялила, думает, что это красиво, а он к ней целоваться, совсем спятил.

Пирожки оказались действительно теплыми и вкусными, их было много, и Зоя с Галей устроили внеплановое чаепитие, на котором обсуждали прошедшую встречу.

– Какие интересные люди, эти сибиряки, – сказал Антон Иваныч. – Вот председатель артели, он сказал, что почти неграмотный, но управляется с довольно сложным производством, хотя у него, конечно, хорошие помощники. Но с коллективом он разбирается сам, и разбирается хорошо, так как его ежегодно избирают председателем.

– И эта девушка Вера очень славная и интересная, – заметила Галя, она нам рассказала об учебе в медучилище. Оказывается, чтобы быть дипломированный медсестрой, нужно знать латынь, чтобы писать рецепты и диагнозы, я об этом даже не представляла, так как училась на краткосрочных курсах. Я ее попросила, чтобы она сказала название какого-нибудь лекарства на латыни, и она, не раздумывая, сразу сказала: «Олеум рицини».

– А что это такое? – послышались вопросы.

– А это касторка, не к столу будь сказано.

– А почему сразу касторка?

– Да потому, что «Олеум рицини – сила медицины», это она так сказала, – и все рассмеялись.

А Николаю стало немного грустно. Во-первых, потому, что он прекрасно понимал, что в недалеком будущем специальность работников этой артели станет ненужной, как стала ненужной специальность изготовителей каменных орудий.

Эх, если бы он только знал, что пройдет совсем немного лет, закончит свой жизненный путь его кумир, и на пост руководителя страны придет другой человек, который, не советуясь со своими «боярами», ликвидирует все артели росчерком своего пера. А в них работали многие тысячи инвалидов, получивших увечья на самой страшной в истории человечества войне, в меру своих сил, конечно. Но они свою задачу уже выполнили…

И не придет уже в гончарную артель хозяйка, чтобы ей сделали кринку «вот такой вышины и такой ширины», в которой так хорошо хранится молоко, а будет тупо смотреть в магазине на выставленные в ряд, одинаковые алюминиевые бидоны и кастрюли. Но он об этом даже не предполагал…

А во-вторых, во-вторых, вопрос был намного тоньше, и Николай не стал бы обсуждать его вслух. Да, у этой артели все решилось хорошо. Но скорее всего, потому, что он пожаловался своему кумиру – Верховному Главнокомандующему, который так изменился в последнее время, став более человечным и отзывчивым.

А если бы он не пожаловался? То ничего бы, скорее всего, и не изменилось бы. Так было и при Иване Грозном и при Петре Первом – смог добраться до царя и твой вопрос решился положительно. И можно говорить: О, какой хороший у нас царь. А не смог добраться – жди следующей оказии, может быть, повезет в другой раз. И в Кровавое Воскресенье люди шли к Зимнему Дворцу с тем же. Да, получается, что ничего и не изменилось, но лучше об этом не думать.

Глава 10

Николай почти заснул, когда его кто-то разбудил. В купе никого не было, но зов повторился и Николай, спустившись с полки, отправился на этот зов, по пути сообразив, что воспринимает его не ушами, а своим разумом. Ему показалось, что его зовут на кухню и, войдя туда, он понял, для чего он тут нужен.

Из водоразборного крана мойки вытекала приличная струя воды, которая исчезала под вагоном. За прошедшие дни Николай как-то подзабыл о своем статусе «Водного Стража» и знаке «В», и только теперь о них вспомнил. Да, этот зов пришел вовремя, так как за ночь могла вытечь вся вода.

Кран был закручен до отказа, а это значило, что он просто вышел из строя, и произошло это только что, так как, судя по показанию водомерного стекла, бак был полон, а воду набирали в Тулуне. Николай наверняка смог бы кран починить, но для этого нужны какие-то запчасти, а где их найти он просто не знал и поэтому, разобравшись с системой труб, просто перекрыл вентиль, подающий воду на кухню, оставив остальные открытыми. Решив, что ремонт можно сделать и утром, он отправился в свое купе.

Николаю казалось, что он только что заснул, как его снова разбудили. Не этот раз это была Галя, которая пошевелила его за плечо и прошептала плачущим голосом: – Вставай, Коля, беда.

И Николай, мгновенно проснувшись, слез со своей полки и пошел вслед за Галей. На кухню. – Вот Коля, – начала объяснение Галя, – нет воды, ну, ни капельки, а мне нужно готовить завтрак. Как же быть?

– Фу, как же ты меня напугала, Галя, – отозвался Николай, – я подумал, что действительно, что-то случилось, а это просто вышел из строя кран, а я перекрыл вентиль, сейчас открою. И они набрали воды в ведро и в большую кастрюлю, чего было вполне достаточно. – Ну, что, я пошел досыпать? – спросил Николай.

– Нет, нет, это была одна беда, а есть еще и вторая, более серьезная, – и только теперь Николай обратил внимание на слезы на глазах у Гали. – Вот, смотри, – и она протянула ему свою левую руку, на которой Николай рассмотрел знакомый знак «В». – Что это, Коля? – прошептала Галя дрожащими губами. – Это появилось еще вчера, я пыталась отмыть, но ничего не получилось. Я попросила посмотреть Зою, сказав, что болит рука, но она ничего не увидела, а я вижу.

Галя всхлипнула, и продолжила: – Это что, какое-то заболевание, эпидемия, как у тебя? Я же вижу такую букву у тебя. Или какое-то божье проклятие? Но ведь я комсомолка, в бога не верю. И самое главное, Коля, ты не думай, что у меня есть какой-нибудь там Вася или Витя или Вова. Я, я… я только тебя любила и люблю, Коленька.

И Николай моментально вспомнил о словах капитана Неустроева и понял, что события развивались по плану капитана, и закончились так, как и было им задумано. И он рассказал Гале о том, что является членом Ордена Водопоклонников, и буква на руке – не просто буква, а Знак Ордена, изображающий Две Волны и саму Воду. И что знак могут видеть только члены Ордена, и что это тайна, которую следует хранить.

– А я? – потребовала Галя. – При чем здесь я? И почему я сразу увидела этот знак у тебя, а у меня он появился через некоторое время?

– Ты его увидела Галя потому, что членом Ордена я стал именно с твоей подачи, когда ты  рассказала мне о «Таинственном острове», а потом шла проверка, которая благополучно закончилась и теперь ты – Посвященная Ордена.

– Врешь ты все, Исаев! Орден, Посвященная, дурацкий знак, чушь какая-то! Ты можешь это как-то доказать? И, если это правда, то у членов Ордена должны быть какие-то права и обязанности, а? Нечего сказать?

– Не вру, Галочка! Честное комсомольское! И Николай, неожиданно для себя, перекрестился. – Да, я пытался выяснить про права и обязанности, но мне сказали, что ничего такого конкретного нет, но когда нужно, члена Ордена вызовут, и он сам поймет, что нужно, или ненужно делать. Вспомни, как я обнаружил воду в вагонной буксе, и прошедшим вечером меня вызвали, когда стала вытекать вода, и я пришел, и понял, что нужно сделать. Вот и все.

– Ой, и правда, а я, дура, тебя дразнила. Тогда, получается, что мы с тобой теперь связаны. Это так?

– Да, Галя, милая моя, так. Связаны, связаны навсегда!

– Ой, как хорошо! – и Галя приникла к груди Николая, а он ответил долгожданным поцелуем, который длился совсем недолго.

– Но, но, Исаев! – отодвинула его Галя двумя руками. – Ты не очень-то! Всему свое время! Давай, двигай на свое место, мне нужно вам, проглотам,  завтрак готовить. Будешь гречневую кашу?

– Буду, конечно, буду! Он, Исаев Николай был согласен на любую кашу, и даже без каши.

И хотя сон Николая оказался с перерывами, у него было отличное настроение, и он, вместе с моряком Александром распевал песню «Варяг», когда они мыли посуду. Они так орали, а Александр еще и отбивал ритм на медном тазе, что на кухню заглянула Зоя, покачала головой и повертела пальцем у виска, но они этого не заметили.

А в столовой, несмотря на то, что завтрак закончился, царило веселье, причиной которого оказался коллаж, висевший ниже традиционного плаката «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Очевидно, что автором коллажа был фотограф Иван Васильевич, который прошедший вечер где-то пропадал, и пропадал не зря. Кроме профессионализма в фотографии он хорошо рисовал, и, используя сделанные накануне снимки, создал целое произведение, посвященное… Вериным пирожкам. Выглядело это так:

Иван Антонович, сидя на лошади с огромной саблей в руке, мчался в атаку на бронепоезд, который ощетинился пушками, стреляющими… пирожками.

Сам Иван Васильевич предстал, как Мальчиш-Плохиш, сидя на троне, рядом с которым стояла корзина с пирожками и бочка с вареньем, из которой торчал большой черпак.

Моряк Александр Волков вместе с Зоей плыли на бумажном кораблике под пиратским флагом, но в руках у моряка вместо абордажной сабли был огромный, надкусанной пирожок.

Неполноценный технический консультант, товарищ Исаев в огромной чалме сидел, скрестив ножки, на коврике, а с двух сторон ему подавали пирожки Галя и тулунчанка  Вера.

Специалисты-железнодорожники, которые исполняли немую сценку, пытались вырвать корзину с пирожками друг у друга.

Всех, всех охватил Иван Васильевич, никого не забыл, кроме работников артели, делать шаржи которых он посчитал неуместным, все было смешно и интересно, но он не был бы самим собой, если бы не проявил свой скабрезный характер. На одном из шаржей он изобразил лошадь с задранным хвостом, из-под которого высыпались пирожки, падающие в корзину, которую держали слесари Иваныч и Борисыч.

– Ну, что вы за человек, Иван Васильевич, – заявила Зоя, – обязательно какую-нибудь гадость сделаете, никак вам без этого не обойтись.

– Да ничего не поделать, Зоя, – отозвался автор коллажа, – весь наш мир грешен. А не согрешишь, не покаешься, – туманно добавил он.

Но надо отдать ему должное, так как после того, как страсти поутихли, Иван Васильевич раздал всем нормальные фотографии, в том числе и Николаю, предназначенные для работников тулунской артели, посоветовав отправить их почтой, что Николай и сделал на следующей большой станции, а это была уже Чита.

В дальнейшем путешествие продолжалось без каких-либо осложнений и происшествий, и одним прекрасным утром поезд остановился на конечной станции, где к их последнему, красному вагону  тотчас подкатил маневровый паровоз, который отвез вагон в тупик. Иван Антонович пытался заговорить со сцепщиком, который спрыгнув с паровоза, отцепил их вагон, подавал знаки машинисту, но они не обращали на это никакого внимания, а сцепщик заскочил на паровоз, который пыхнув паром, укатил.

– Вот же черт! – выругался Иван Антонович, – согласно всех договоренностей и распоряжений наш вагон должны были сразу же отвезти на базу Тихоокеанского Флота, а они, вишь что, учудили – отцепили, и дело с концом, придется идти выяснять. Обычно такое происходит, если ли где-то, какой-то человек положит какую-то бумажку не в ту стопку, и, пошло-поехало.

И Иван Антонович, позвав с собой Ивана Васильевича, отправился, как он сказал, «качать права». Вернулись они часа через два, и Иван Антонович пояснил Николаю, что для решения вопроса пришлось звонить в Москву, дежурному наркомата, а потом на квартиру наркому, так как в Москве еще ранее утро. Благо Иван Антонович помнил все пароли для связи, и ему удалось довольно быстро связаться, и сообщить о возникшей задержке. – Теперь будем ждать, пока из Москвы не поступят необходимые распоряжения, – закончил он повествование.

Прошло еще часа два или три, и снова пыхтящий маневровый паровоз подкатил к их вагону, грохнули сцепы, и путешественники снова отправились в дорогу, которая теперь длилась не более трех часов. На этот раз их вагон двигался впереди паровоза – не в образном, а реальном смысле. Почему так – стало понятно, когда вагон, толкаемый паровозом, въехал в открытые ворота огромного ангара. Вагон отцепили, и паровоз, дав гудок, покатил назад, теперь уже задним ходом. А если бы он привез вагон обычным способом?

 – Ну, с прибытием, братцы! – сказал Иван Антонович. – Первый этап нашей миссии благополучно завершился, и теперь нам предстоят более сложные дела. Прежде всего –  переоснащение первой торпеды, а следующие, разумеется, пойдут проще. Это – ваша ответственность, Иван Васильевич.

– Слушаюсь, – отозвался балагур серьезным голосом.

– Ну, и испытания, конечно, – продолжил Иван Антонович. – Это ваша ответственность, товарищ Исаев, – продолжил он.

– Есть! – ответил Николай, так, как отвечал, будучи красноармейцем.

– А теперь пойдем знакомиться с командующим, товарищи, – закончил разговор Иван Антонович.

Как только они вышли из ангара, все, трое, остановились, пораженные новыми ощущениями. Прежде всего, это был, конечно же, несравненный запах, запах моря, шум ветра и плеск волн, накатывающихся на берег. И ощущение необъятной дали, так как между стеной ангара и другим зданием до самого горизонта простиралось море.

– О, море! – прошептал Николай.

– Целый океан, Тихий! – добавил Иван Васильевич.

Но их романтичное настроение было прервано подошедшим человеком в военно-морской форме. – Здравствуйте, товарищи! – сказал он. – С прибытием! Я – Командующий Тихоокеанским Флотом, адмирал… – и человек проговорил свою фамилию, но Николай ее не расслышал из-за порыва ветра.

Иван Антонович представился сам, и представил своих попутчиков.

– Пойдемте в штаб, товарищи, – предложил адмирал, – там все и обсудим. – Места для проживания вам уже подготовлены в общежитии для командного состава, и там же находится столовая, где вы будете питаться, – сообщил он уже по пути.

– Я прекрасно знаю, что ваша миссия секретная, – продолжил адмирал, когда они  расселись в его кабинете, – и мною подготовлен приказ об увеличении количества охраны и патрульной службы, но я хотел бы, чтобы вы его посмотрели, возможно, пожелаете что-нибудь добавить. Вот, посмотрите, – и он протянул приказ Ивану Антоновичу.

– Нет, нет, – отозвался Иван Антонович, – ничего этого не нужно, никаких дополнительных мероприятий. В вашем городке, скорее всего, есть чужие глаза и уши, и они сразу поймут, что мы прибыли с какой-то секретной миссией, и попытаются узнать эти секреты, а они на эти вещи большие мастера.

– Позвольте, – остановил его адмирал. – Но нам никак не скрыть того, что в городке появились новые люди, которые приехали специальном вагоном.

– Скажите, – пожалуйста, – вмешался в разговор Иван Васильевич, – а у вас здесь бывают посторонние?

– Да, бывают, это комиссии, но они все состоят из военных, и еще приезжают представители заводов-изготовителей вооружения, если возникает какой-то сложный вопрос.

– Вот и хорошо, – подключился Иван Антонович, – пусть мы будем представителями завода-изготовителя торпедного вооружения, которые прибыли специально оборудованным вагоном для регламента торпед, у которых истек срок хранения. Годится такая версия, если ее можно как-то распространить?

– Да, вполне годится, – отозвался адмирал, – она соответствует действительности. Фролов! – сказал адмирал в трубку телефона, – если чай готов, пусть несут.

Открылась дверь и в кабинет вошла женщина  в белом переднике с подносом в руках.

– Вот, Даша, – сказал адмирал, – у нас гости, с самого Урала, с завода, прибыли специально оборудованным вагоном, будут проводить регламент торпед, у которых истек срок хранения. Ой, да что я говорю, это же секрет, – адмирал хлопнул себя по голове, –  беда, старею. (На взгляд Николая ему было немного больше сорока лет).

– Да вы не волнуйтесь, товарищ адмирал, – сказала Даша, – вы же знаете, я – могила.

– Ну, вот, – рассмеялся адмирал, когда Даша вышла, – через час весь наш городок будет знать об этом, по секрету, разумеется. Следующий вопрос, товарищи, – о переоборудовании торпед.

– А вот с этим не беспокойтесь, товарищ адмирал, – ответил Иван Антонович. – В составе нашей группы имеются опытные слесари-оружейники, и руководить ими будет Иван Васильевич, который изучил торпеды по чертежам, так что мы справимся своими силами. И еще в составе нашей группы имеются опытные контрразведчики НКВД, они все в гражданской одежде, и будет осуществлять охрану во время работы.

– Вот и хорошо, – отозвался адмирал, – так как наши оружейные мастера знают только, как обслуживать торпеды, а с внутренним содержанием незнакомы. Теперь еще серьезный вопрос, – с какого корабля будем проводить испытания? На нашем флоте торпедами вооружены подводные лодки, миноносцы и торпедные катера. Сразу хочу сказать, что использовать подводную лодку крайне нежелательно, так как все они в дозоре, да и перезаряжать торпедные аппараты подлодки – трудоемкая и опасная процедура. Поэтому, вам на выбор – миноносец или торпедный катер. Правда, сейчас период зимних штормов, погода для катеров неподходящая и почти все они находятся на ремонте и обслуживании, но буквально сегодня установилось затишье, которое по прогнозу продлится не менее декады. Так что выбирайте – миноносец или торпедный катер.

– «Ничего  себе, затишье», – подумал Николай, – «вон как сифонит».

А Иван Антонович и Иван Васильевич вопросительно посмотрели на Николая, так как за испытания отвечал он.

– Я выбираю торпедный катер, – ответил он, вспомнив рассказы моряка Волкова о том, что самой сложной является стрельба с миноносца, так как торпеды выбрасываются через борт корабля, и при расчете торпедного треугольника нужно еще учитывать и вектор движения самого миноносца.

– Значит, это вы будете принимать участие в испытаниях, – догадался адмирал. – А как у вас с морской болезнью? Катер это, знаете ли,  не большой пассажирский пароход.

– Я не знаю, никогда в море не был, – ответил Николай, – но думаю, что все будет нормально. (Ну, не рассказывать же адмиралу и остальным о своем статусе и знаке «В»).

– И, пожалуй, последний вопрос, товарищи, –  сказал адмирал, подходя к карте, – нужно выбрать место для проведения испытаний. Вот это место мне кажется наиболее подходящим, – сказал он, беря в руки указку, – здесь большое скопление различных скалистых островов, от маленьких, которые не имеют названия, до больших,  поперечником до нескольких километров. Все они необитаемые, на них нет пригодного места ни для человека, ни для морского зверя, так как берега резко обрываются в море, и обитают на этих островах только птицы. Некоторые маленькие островки полностью покрываются водой во время прилива, поэтому судоходство здесь представляет большую опасность, но мы эти места хорошо знаем.