Текст книги "Стальной жетон"

Автор книги: Александр Тулунский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Глава 15

– Здравствуйте, товарищи, – сказал Верховный, протягивая руку сначала Верховцеву, а затем Исаеву.

– Здравия желаю, товарищ Сталин! – отозвался Верховцев, – а Исаев говорить не может, это воздействие препарата, которым его травили.

– Вот как!? Жаль, а вы пытались выяснить – этот недуг можно как-то вылечить?

– К счастью, товарищ Сталин, удалось захватить образец этого вещества, кстати, с помощью Исаева.   Меня уверили, что противоядие этому психоактивному веществу найдут, это лишь вопрос времени.

– Хорошо, проходите вот сюда, к столу – будем беседовать и одновременно пить чай. Я, конечно, хотел поговорить с вами, Верховцев, и с Исаевым… гм, тогда, в следующий раз. А теперь, товарищ Верховцев, я бы хотел узнать, как вам удалось раскрутить всю эту историю с похищением и выбрать верное, единственно правильное решение.

Верховцев хотел что-то сказать, но не осмелился перебивать Верховного, который продолжил: – Я просто поражен, что ваши расчеты оправдались, и группу похитителей удалось схватить, не говоря уже о спасении Исаева. Расскажите, пожалуйста, все, как можно подробнее.

– Прежде всего, товарищ Сталин, мне в значительной мере помог статус, который вы придали Аналитическому Отделу, и мне удавалось моментально связываться по телефону с нужными людьми.

– Да, мы об этом подумали, – с удовлетворением заметил Верховный.

– А основное расследование, – продолжил Верховцев, – которое я принял за отправную точку, выполнил начальник местного отделения милиции капитан Селезнев, мудрейший человек. Я не стал связываться с Областным Управлением НКВД, а позвонил напрямую Селезневу, для сокращения времени.

– Да, в той ситуации это было разумно, – подтвердил Верховный.

– И Селезнев сказал, что на основании, найденных им вещественных доказательств, он сделал вывод о том, что Исаеву сделали укол препаратом, подавляющим психику, и просто увели его, можно сказать, за ручку.

– Что же это за вещдоки? – с интересом спросил Верховный.

– В доме, где произошло убийство двух женщин, он обнаружил тряпку с остаточным  запахом хлороформа, кусок веревки, возле стоящего посередине комнаты стула, и верхнюю одежду Исаева. Да, еще две ватки с остаточными запахами нашатыря и спирта, и еще маленькую стекляшку, кончик от стеклянной ампулы с медицинским препаратом. Он сам ходит на уколы, и сразу понял, что это за стекляшка, но самой ампулы найти не удалось. Еще он отметил отсутствие следов борьбы, что говорило о том, что Исаев, крепкий парень, не сопротивлялся. Пожалуй, все, товарищ… – но его остановил Николай, дернув за рукав, и показав пальцами кружок.

– Извините, чуть не забыл. Еще Селезнев нашел идентификационный жетон Исаева, и решил, что так он подал знак о том, что его насильно уводят, – и Николай согласно кивнул.

– Да, это логично, – заметил Верховный, – продолжайте, продолжайте!

– Я, товарищ Сталин, в таких препаратах совершенно не разбираюсь и, вообще, сомневался в их наличии и поэтому позвонил, сначала в Главное военно-санитарное управление РККА, а потом в Академию Наук. Меня соединили с известным ученым, которой рассказал, что никаких конкретных данных о таких препаратах у него нет, но, что такой препарат создать можно, и что в научном сообществе такой вопрос уже обсуждался.  И, что было принято решение – категорически запретить такие разработки, как противоречащее человеческой сущности и всем известным религиям, но он не исключает, что такие разработки ведутся – вопреки всем запретам.

– Неужели?! – удивился Верховный.

– И я попросил его назвать – в каких странах могут вести такие разработки, а он, подумав, ответил, что в Германии, и в Японии, исходя из проводимой ими в настоящее время, расисткой политики. (Николай при этих словах согласно кивнул).

– Еще и в Японии?! – удивился Верховной, – про Германию я бы не сомневался.

– И, поговорив с этим, знающим тему человеком, – продолжил Верховцев, – я пришел к выводу, что такой препарат уже создан, и он был у агентов, похитивших Исаева. И затем я решил, что эти агенты были из Японии, так как Германия поставлена на колени,  и ей не до нового оружия… пока, по крайней мере.

– Значит, вы так подумали? – задумчиво произнес Верховный.

– Да, так, товарищ Сталин. Я прекрасно понимал, что нужно рассматривать все возможные версии, но на это совершенно не было времени. Было понятно, что преступники постараются как можно быстрее покинуть пределы Советского Союза, а прошло уже полтора суток с момента исчезновения Исаева, и нужно было действовать.

Верховный, молча, кивнул, предлагая продолжать повествование.

– Далее, я, поставив себя на место преступников, стал выбирать кратчайший маршрут по железной дороге, как единственному способу движения для группы из четырех человек. Прежде всего, я отбросил, как нереальный, путь через европейскую часть СССР, и сосредоточился на Сибири и Забайкалье.

Верховный при этих словах встал, и подошел к большой карте Советского Союза, висевшей на стене.

– И, представляете, товарищ Сталин, я выбрал единственный, кратчайший маршрут по трассе КВЖД, то есть Китайско-Восточной Железной Дороги. Я, конечно, знал, что эта Кампания уже не действует, и поезда напрямую не ходят, но был уверен, что путей никто не разбирал. И еще этот маршрут заманчив тем, что сразу за границей китайская провинция Хэй-Лун Цзян, в которой японцы распоряжаются, как у себя дома.

– Да, все так, – подтвердил Верховный, продолжая внимательно смотреть на карту, – и этот маршрут, действительно, оптимальный.

– Вот, пожалуй, и весь ход моих размышлений, товарищ Сталин, ничего сложного. Мне только оставалось выяснить в Наркомате Путей Сообщения, что по трассе КВЖД два раза в сутки ходят местные поезда – от узловой станции до конечной советской станции, и к ним же прицепляют вагоны прямого сообщения от поездов, двигающихся по Транссибирской магистрали. Я доложил все это товарищу Наркому, и он распорядился выделить самолет и группу захвата из тренированных бойцов ну и, разумеется, опытного врача.

– Ну, не скажите, товарищ Верховцев, что ничего сложного, – отозвался Верховной, – это только так кажется, что не сложно, когда вы рассказываете, а далеко не каждый человек смог бы построить такую логическую цепочку.

Верховный отошел от карты, и подошел к бывшему командиру Николая. – Я вас поздравляю, товарищ Верховцев, вы проявили себя с самой лучшей стороны. Мне кажется, что я неплохо разбираюсь в людях, но, к сожалению, и у меня бывают ошибки,  как у любого смертного человека, но мои ошибки очень дорого стоят, – и Верховный тяжело вздохнул.

– Да, товарищ Сталин, я забыл сказать, что я попросил у наркома разрешения участвовать в операции, и он согласился.

– Ну, вот, а вы говорили, что работая в Аналитической Службе, вам придется только сидеть кабинете. Вы и в задержании принимали участие?

– Нет, товарищ Сталин, я пообещал наркому, что участия в задержании принимать не буду, так как я не специалист в быстротечных схватках, для них нужно иметь специальный опыт. Вот, пограничники, храбрые ребята, но не «волкодавы», погибли на глазах у Исаева, когда остановили агентов на пути к границе, тем самым затормозив их движение, и наша группа захвата сумела устроить засаду, а могла и не успеть.

– Хорошо, что вы упомянули про погибших пограничников. Я вас попрошу, товарищ Верховцев, составить список лиц, отличившихся при проведении этой операции – для соответствующего награждения, в том числе, и посмертно. И у меня, пожалуй, последний вопрос – почему вы организовали засаду непосредственно у границы, а, допустим, не на железнодорожной станции.

– Мы, товарищ Сталин, когда прилетели на погранзаставу, провели рекогносцировку с начальником погранзаставы и командиром группы захвата. И, все взвесив, решили устроить засаду в самом оптимальном месте для перехода границы, то есть там, где агенты проявят свою сущность. Ведь у нас не было никаких точных данных ни о составе группы, ни об их внешности, да они и Исаева так закамуфлировали, что я его не узнал, когда мы встретились. На станции пришлось бы проводить поголовную проверку, для чего нужно много опытных контрразведчиков, и, наверняка, завязалась бы стрельба, и пострадали бы невинные граждане.

– Хорошо, я одобряю ваше решение, товарищ Верховцев. Да, товарищ Исаев, –  повернулся он к Николаю, – мы обдумали ваши слова о социалистическом реализме в журналистике, и поняли, что слишком подробные репортажи о наших стахановцах позволяют нашим противником выявлять наши секреты. Сами что-то делаем, не думая, а потом ищем виновных. Вы согласны, товарищ Исаев? – и Николай согласно кивнул.

– Мы это поправим в самое ближайшее время. Если у вас нет вопросов, товарищ Верховцев, мы закончим нашу беседу. Какие у вас планы?

– Прежде всего, мне нужно доставить Исаева в госпиталь Наркомата Обороны, ему там зарезервировано место.

– Не буду вас задерживать. До свидания, товарищи.

*  *  *

– А, проснулись! – послышался незнакомый голос. – Ну, вы и спать, товарищ, я уже хотел медсестру позвать, белый день на дворе, скоро обед.

Николай осмотрелся, и увидел, что он находится в небольшой, уютный палате, а, напротив, через проход, сидит крупный человек, мужчина с забинтованной и подвязанной к шее рукой. Он так устал за вчерашний день, что даже не помнил, как вчера вечером его сюда привели.

– Будем знакомы, – продолжил человек. – Я капитан Дружинин, Александр, артиллерист.

Николаю, конечно же, нужно было назвать себя, и он попытался показать жестами, что не может говорить и сосед его понял.

– Понятно, сильная контузия, – сказал он, – не волнуйтесь, это вылечат. А у меня вот рана вроде пустяковая, а никак не заживает уже три месяца. И вчера перевели сюда, в этот госпиталь, сказали, что здесь будут лечить электричеством, какими-то электрическими импульсами.

Николай сел и обнаружил, что на прикроватной тумбочке лежит обычная школьная тетрадь и карандаш. – «Надо же», –  подумал он, – «кто-то позаботился». И, взяв карандаш, написал: «Николай Исаев, технический консультант», показав написанное соседу.

– О, технический консультант, прекрасно! – воскликнул Дружинин. – Вы знаете, меня мучает глупый вопрос. Вчера, когда мне еще в том госпитале сказали, что будут лечить электричеством, один сосед по палате сказал, что он специалист по электричеству, и предупредил, чтобы меня не забывали заземлить после электрической процедуры. Он сказал, что если этого не сделать, то электричество останется у меня в организме. Я, знаете ли, и в школе учился, и в военном училище, и ничего такого там не проходили, а этот человек говорил так уверенно, что я теперь сомневаюсь. Не знаю – надо ли требовать, чтобы заземляли.

Николай рассмеялся и, взяв карандаш, написал: «Глупости. Ток не может остаться, потому, что он ток – течет. Это как ветер, он существует только тогда, когда дует, а когда не дует – его просто нет. Он нигде застрять не может».

Капитан Дружинин, прочитав написанное Николаем, расхохотался. – Да, нет пределов человеческой глупости, – сказал он. – Эту байку сочинили много лет назад, когда внедряли электричество, а она живет, в народе, по сей день.

И потянулись обычные больничные будни: ежедневные осмотры, анализы, уколы и капельницы. День шел за днем, и Николай стал чувствовать себя значительно лучше, но говорить не мог, и как-то быстро научился объясняться с помощью жестов. Его сосед, Дружинин, пошел на поправку и начал поговаривать о выписке. Николай в несколько заходов пытался что-нибудь произнести, но быстро бросил эти попытки, склоняясь к мысли, что ему суждено остаться немым. Но он ошибался…

Одним прекрасным днем к нему подошел военврач, с которым они встретились еще там, на границе. – Вот что, товарищ Исаев, – сказал он, – наши ученые создали препарат, который должен подавить ваш недуг. К сожалению, в настоящее время нет возможности провести его полные испытания, да и длятся они долгие месяцы, а то, и годы. Испытания на мышках показали, что препарат человеческому организму не повредит, а поможет ли – покажут испытания.  Лично я в нем уверен…

Николай подал рукой знак, чтобы врач не тянул, а говорил.

– Короче, я вам предлагаю провести испытания на вас, Исаев. Разумеется, при вашем согласии, никто вас не принуждает. Что скажете?

И Николай согласно кивнул, показав, что как раз сказать-то он не может.

– Тогда вам нужно подписать вот это ваше согласие на проведение испытаний. Вам будут делать инъекции перед сном в течение пяти дней, а там посмотрим, хотя, я думаю, этого будет достаточно. Если вы согласны, прочитайте и распишитесь, вот здесь.

Николай выхватил листок из рук доктора, и подписал, не читая.

– Сегодня и начнем курс терапии, – сказал врач, убирая листок. – И последнее, Исаев. Меня просили передать, что ваш именной жетон доставлен в Отдел Кадров вашего Наркомата. Не забудьте получить его, когда выпишитесь из госпиталя. Хорошо?

И Николай снова, в очередной раз, кивнул.

Глава 16

– Здравствуйте, больные!  Здесь есть Исаев? – дверь в палату открыла молоденькая медсестра, которая еще не знала всех пациентов. – Исаев Николай? Исаеву письмо!

– Йя, йя Ишаев! – воскликнул Николай, вставая с койки. – «И кто это меня дразнит?» – мелькнула у него мысль, и только после этого он догадался, что он, наконец-то, заговорил. – Это я, это я Ишаев! – крикнул он и, подскочив к медсестре, обхватил ее и крепко поцеловал в щечку. – Ишаев я, Исшаев!!!

– Да что вы себе позволяете, больной, я на вас пожалуюсь! – возмутилась медсестра.

– Да вы на него не обижайтесь, сестричка, – пришел на помощь сосед по палате, – он не говорил, не говорил, а тут обрадовался, и заговорил.

– Ну, тогда ладно, – смилостивилась медсестра, вручая письмо.

Адрес был написан незнакомым, округлым и четким почерком, и Николай, не понимая от кого это письмо, открыл его. И начал читать.

Здравствуйте, Николай Исаев. Это я, Галя Симонова, чертежница КБ-6 (если вы меня еще помните), пишу вам по поручению нашего коллектива. Только что Ивану Антоновичу сообщили  адрес госпиталя, в котором вы находитесь на лечении, и все сотрудники обрадовались этому, и решили, что нужно написать вам коллективное письмо.

А фотограф Иван Васильевич,  заноза такая, предложил, чтобы писала я, а я сказала, что лучше может написать Зоя. Но Иван Антонович сказал, что писать мне, так как я самая последняя, кто вас видел.

У нас произошли очень страшные события: какие-то изверги убили мою подругу Валю и ее маму, и еще пропали вы. А мне моя подруга Катя, которая служит в милиции, шепнула по секрету, что в доме, где жили Валя с мамой, нашли вашу одежду, и мы не знали, что и думать. А по нашему городку поползли всякие невероятные слухи об этом ужасном преступлении, но я о них писать даже не собираюсь.

Валю с мамой не хоронили несколько дней – ждали, когда прибудут следователи из Области, а потом были похороны, которые организовали городские власти, и на которых было очень много народа (у нас раньше ничего такого не бывало).

И уже на похоронах, на кладбище, какой-то важный человек рассказал, что подлые агенты вражеского государства похитили вас, чтобы выведать важные секреты, а Валю и ее маму убили, чтобы не оставлять свидетелей. И почти все женщины плакали, и я тоже ревела, а мужчины сжимали кулаки.

У нас, в КБ, после похорон было очень тягостное настроение, которое развеял Иван Антонович. Он сказал, что нашим достойным ответом будет скорейшее выполнение нового задания, и все как-то воспрянули духом.

Вот, пожалуй, все наши новости. Все сотрудники шлют Вам свои приветы и желают скорейшего выздоровления.

С комсомольским приветом Г. Симонова.

P.S.

Я принесла письмо Ивану Антоновичу, чтобы он проверил, а он смотреть не стал, сказав, что это письмо личное. Я пыталась ему доказать, что писала по поручению коллектива, а у него всегда, на все, есть ответ. Он сказал, что письмо было бы коллективным, если бы его писали под диктовку, так, как казаки писали турецкому султану, а поэтому письмо личное.

И я решила кое-что добавить от себя, раз письмо личное. Во-первых, я хочу сообщить, что когда вы с Валей, после того злосчастного кино, не явились на работу, я провожала милицию до их дома, и начальник милиции, дядя Селезнев (мы так его называем) меня оттуда прогнал, и я ему очень за это благодарна. Я бы, наверное, умерла со страха, увидев мертвых Валю и ее маму, и наверняка бы подумала, что на месте Вали могла бы оказаться и я.

И еще сообщаю, что все твои чертежи я сделала, и хотя у нас все считают, что ты теперь сюда не вернешься, а останешься в Москве, я эти чертежи сохраняю.

Вот теперь все. Галя

– «Как это не вернусь?!» – чуть не выкрикнул Николай. – «Обязательно вернусь, еще как вернусь. У меня там незаконченные дела… и вообще…» И только теперь он заметил, что рядом с подписью, красным карандашом нарисовано маленькое, маленькое сердечко, и еще одно… и еще, и… погладил письмо.

И затем, уже не горячась, подумал о том, как после лечения он обязательно устранит появившуюся шепелявость, выпишется, получит свой жетон и поедет… и у него, у них, все будет хорошо, просто замечательно.