Текст книги "Стальной жетон"

Автор книги: Александр Тулунский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава 7

Утром следующего дня Галина появилась на работе, когда время приближалось уже к обеду. Она, ни с кем не здороваясь, прошла в конец помещения, к своему рабочему месту, всхлипывая и прикрывая зареванное лицо платком. К ней тотчас устремились Валя и Зоя, и она стала что-то им рассказывать, утирая слезы и временами размахивая руками.

Иван Антонович поначалу не обращал на это никакого внимания, затем встал, открыл ключом кабинет начальника и пригласил их всех троих туда. Галя снова начала что-то рассказывать, а ее подруги снова слушали и  кивали, но продолжалось это недолго.

Иван Антонович остановил Галю взмахом руки и открыл дверь кабинета. – Исаев, иди сюда, есть дело. Николай удивился тому, что  голос, который до этого был мягким и уважительным, стал громким и командным. – «Наверное, он был командиром на Гражданской Войне», – подумал Николай.

– Давай, давай, заходи, – подстегнул он Николая, – а вы, сороки, – он повернулся к Вале и Зое, – уже все слышали, ступайте, спроворьте-ка девочке чайку, а то она совсем не в себе.

– Вот что, Николай, – начал Иван Антонович, – тут такое непонятное дело, с одной стороны – вроде бы ничего серьезного, а с другой – заставляет серьезно задуматься. Мне кажется, это частично по твоей части, ты у нас многосторонний специалист. Давай, Галочка, рассказывай все, что ты говорила девчатам, ничего не упускай, никакой мелочи и не торопись, у нас время есть.

– Вчера, когда я вернулась с работы домой, – начала повествование Галя, – то обнаружила, что этот военный, Иван Иванович до сих пор находится у нас дома, хотя утром говорил, что после обеда у него поезд. А мама стала рассказывать, что Иван Иванович – очень хозяйственный человек, и что он переделал кучу важных для нас дел. Сначала он спустил с чердака вторые рамы, которые давно нужно было поставить, так  как зима на дворе, но они тяжелые, и нам с мамой этого было не сделать. Потом они вдвоем эти рамы установили и утеплили окна, а еще он расколол на дрова все чурки, а мама укладывала их в поленницу.

Галя всхлипнула, вытерла слезы и продолжила: – А еще мама сказала, что он починил примус, который после ухода папы на войну у нас не работал. И они так увлеклись этими делами, что когда спохватились, оказалось, что его поезд уже ушел. Мама тогда расстроилась, что у него пропал билет, но мужчина ответил, что у него не билет, а ВПД, то есть, Воинский Проездной Документ и по нему он может сесть на любой поезд. И тогда мама предложила ему остаться у нас до следующего дня, и попросила у соседки, тети Зины раскладную кровать, чтобы он мог у нас переночевать. Вот, это, пожалуй, все, что рассказала мне мама.

Зоя принесла кружку хорошо заваренного чая, и Галя продолжила рассказ, время от времени, прикладываясь к кружке. – Вечером мама приготовила, как она сказала «якобы праздничный ужин», наш гость достал из своего вещмешка бутылку сухого вина и мы сели за стол, кушали и разговаривали. Да, я тогда удивилась тому, что жидкость может быть сухой, а он рассмеялся и сказал, что так называются вина, приготовленные из чистого виноградного сока, без каких-либо добавлений, что это хорошее грузинское вино и такие вина очень любит товарищ Сталин. А на бутылке действительно были какие-то странные непонятные буквы.

Галя тяжело вздохнула и вытерла глаза. – Ну, ну, продолжай, – подбодрил ее Иван Антонович, – все хорошо.

– Мама с гостем немного выпили, а я не стала, я вообще никогда еще не пила никаких вин, мне даже запах не нравится, но ни мама, ни гость не настаивали, и мы сидели и разговаривали о разных вещах. Еще гость поинтересовался – чем я занимаюсь на работе, а я ему ответила, что у меня очень простая работа, что я работаю чертежницей и либо копирую чертежи, либо снимаю с них кальки. И что эта работа требует аккуратности и внимательности, так как, если капнешь тушью на кальку, то надо начинать все сначала. Ему стало интересно – какие же я делаю чертежи, и что конкретно делала сегодня, а я ему ответила, что снимала кальку со сложного чертежа, в котором не разбираюсь.

– Так, значит, он спросил про чертеж? – решил уточнить Иван Антонович.

– Да, и еще спросил, как называется это устройство, и я сказала, что оно называется «Изделием», так нас инструктировали, и он больше на эту тему не о чем не спрашивал. А потом рассказал о том, что в госпитале показывали новый интересный фильм «Свинарка и пастух», и рассказал о его содержании, и мы дружно смеялись. Потом пили чай с посланной папой шоколадкой, но гость шоколадку не брал, сказав, что у него от нее болят зубы. И знаете, я почему-то сильно устала, захотелось спать, просто глаза стали закрываться, и я извинилась, вышла из-за стола, завела свой будильник, улеглась в кровать и мгновенно заснула. Это все, что было вчера.

– Хорошо рассказала, подробно и литературным языком, все понятно. И на беглый взгляд, ничего плохого, хотя… – Иван Антонович перевел взгляд на Николая, но тот лишь пожал плечами. – Ладно, продолжим.

– Да уж, ничего плохого, – пробормотала Галя, – как бы не так. Вчера были цветочки, а сегодня пошли ягодки. Утром, когда я очнулась, никак не могла понять – живая я, или нет. Самочувствие было просто ужасным – очень сильно болела голова и живот, меня сильно тошнило и еще, сильная слабость. Я с великим трудом, даже не помню как, добралась до кухни, где меня, извините, вытошнило.

– Нечего извиняться, это нормально, бывает, – вставил Иван Антонович.

– Когда вытошнило, – продолжила Галя, – стало чуть полегче, и я сразу поняла, что это явные признаки отравления, я же училась на краткосрочных курсах медсестер, пока меня в КБ не перевели, разбираюсь.

– И я, наконец-то, осознала, – тяжело вздохнула рассказчица, – что на улице светлым-светло, что я не слышала будильника, что мне давно нужно быть на работе, а у меня нет никаких сил. Но больше всего меня поразило то, что я не вижу маму, она всегда встает раньше меня без всякого будильника, затапливает печку и кипятит чайник. Я бросилась к ней, ожидая самого худшего, но увидела, что она спит, и попыталась ее разбудить, но у меня ничего не получилось – она просто мычала. Тогда я потихоньку, через силу, затопила печку и поставила чайник в надежде, что с помощью чая смогу маму разбудить.

– То, что нет нашего гостя и его вещей, я заметила уже позже. Было видно, что он даже не ложился на кровать, которую приготовила мама. И, когда топилась печка, я сидела возле нее, грелась и обдумывала то, что произошло, те сомнения, которые грызли меня еще вчера. Просто вчера я все время была занята, и подумать на эту тему было просто некогда.

– Что же это за сомнения? – спросил Иван Антонович.

– Их было несколько. Во-первых, наш гость передал гостинцы от папы, но от него не было никакого письмо. В нашем городке такое часто бывает, что возвращающихся домой из госпиталей их земляки просят навестить своих родственников, и обязательно передают письмо, а нам он ничего не передал. Ведь по письму сразу видно, что оно именно от близкого человека. Мы с мамой сразу спросили – есть ли письмо от папы, а этот военный ответил, что получилось так, что он собирался в дорогу очень быстро, и писать было некогда.

– Следующее, – продолжила Галя, – мы получили письмо от папы буквально два дня назад, и он ни о каком ранении не писал. И самое главное, когда началась война и была объявлена мобилизация, папу признали годным к нестроевой службе, так как у него врожденный дефект ноги, он прихрамывает. И в самом первом письме, которое мы получили от него из армии, он сообщил, в шутку, конечно, что он теперь начальник пункта обработки и дезинфекции белья и обмундирования при военном госпитале, и в его подчинении трое таких же, как он «хануриков» – один хромой, другой косой. И мы с мамой удивились – как же папа, находясь в госпитале, мог взять в плен немецкого офицера. А этот военный и говорит, что в армии всегда пишут и говорят одно, а на самом деле – другое, чтобы запутать противника. Мне это все показалось очень странным, но мама, она такая доверчивая, она всему верит, восприняла это объяснение за настоящую правду.

– Да, точно, и цветочки и ягодки пошли, ты права, дело серьезное, – заметил Иван Антонович, – и отравление и это явное несоответствие с твоим отцом. Это все, Галя?

– Может быть, и все. Да, маму я, все-таки, разбудила, но ее отравление гораздо сильнее моего, она съела больше шоколада, чем я. Отрава была в шоколаде, я уверена. Может быть, это было снотворное, но в большой дозе, и мама очень слабая.

– Надо вызвать скорую помощь, – предложил Николай.

– Нет, не нужно. Я сама сделала то, что нужно, не дожидаясь скорой – многократное промывание желудка, напоила ее горячим чаем, и она спокойно уснула. Я очень за нее беспокоюсь, и за папу, как-то на него это все завязано.

– «Умница, какая же она умница», – подумал Николай.

Галя посидела-посидела и спохватилась. – Я сегодня первым делом зашла к нашему особисту, секретчику, и все ему рассказала, а он только посмеялся. Сказал, что все нормально – отметили, выпили, стошнило, с кем не бывает, а что наговорил гость – надо просто забыть, потому, как в госпиталях раненных так пичкают разными  лекарствами, что они могут наговорить семь коробов до небес. Иди, говорит, ни о чем не беспокойся. Ну, это точно все, Иван Антонович. Может, в милицию заявить?

– Пожалуй, нет. Там ответят так, как тебе ответил особист. Ведь по факту, никакого преступления нет.

– Послушай, Галя, – подал голос Николай. – А что с этим жетоном, извини, оговорился, то есть с кулоном?

– Ой, а я же про него совсем забыла. А где же он? А его не стало, был да сплыл, я только сейчас сообразила. Я вчера, когда вернулась с работы, сняла его и положила на комод, на красивую коробочку от монпансье, в которой мама хранит порошки от головной боли, марганцовку и прочие мелкие вещички, а сегодня когда доставала марганцовку, его там не было. Значит, его этот человек забрал. Будь он неладен, этот жетон, тьфу, какой жетон – кулон.

Галя вздохнула, вытерла набежавшую слезу, и продолжила: – Мне кажется, что все дело в этом кулоне, хотя, в чем смысл, я не понимаю. Еще вчера наш гость, когда я пошла на работу,  встал в дверях и сказал, что не пропустит меня, пока я его не надену. Я, знаете ли, так рассердилась, что хотела ответить ему, что нечего командовать в чужом доме, но меня мама упросила, сказав, что мне кулон очень идет, хотя я точно не хотела его надевать. Вот, я все рассказала, может, вы меня отпустите, а то я так устала.

– Да, конечно, – среагировал Иван Антонович, – кстати, наверное, тебе нужно пойти, маму навестить. Совсем тебя отпустить я не имею права, а сходить – пожалуйста.

– Нет, – вмешался Николай, – пусть Галя останется, она может здесь понадобиться. Что, если попросить Валю сходить, она знает, где ты живешь?

– Конечно, мы же соседи, и с детства дружим.

– Тогда, попроси ее, пусть сходит, а ты посиди, поговори с Зоей, отвлекись.

– Хорошо, – и Галя вышла из кабинета.

Иван Антонович длительное время молчал, выписывая пальцем на стекле письменного стола, какие-то замысловатые фигуры. – Вот что, Исаев, – прервал он молчание, – это уравнение с несколькими неизвестными, и мне его не решить, не имея системы уравнений, хотя дело, наверняка, очень серьезное, и с ним нужно срочно разбираться. Мне кажется, это задача для тебя, садись вот на это место начальника, оно удачливое, на нем Геннадий Васильевич много чего полезного решил. – Давай, действуй! – и Иван Антонович вышел из кабинета.

Глава 8

Николай уселся на указанное ему место и начал размышлять. – «Итак, Иван Антонович сказал, что представляет произошедшие события в виде уравнения с несколькими неизвестными. Ну что ж, если не знаешь с чего начинать, начнем, пожалуй, с уравнения».

Николай взял листок бумаги, из лежащей на столе стопки, и карандаш. – Запишем в хронологической последовательности всех действующих лиц и исполнителей: Незнакомец Иван Иванович – туалетное мыло – кулон – Галя – оконные рамы – дрова – примус – шоколадка и марганцовка. Ничего себе, уравнение!? Ладно, продолжим.

Очевидно, что мыло, рамы, дрова, примус и марганцовка являются пассивными элементами, то есть, постоянными величинами  уравнения. А, если предположить, что Галя рассказала только правду, в чем Николай не сомневался, то и она является величиной постоянной. Таким образом, в уравнении имеются три переменных величины: Незнакомец Иван Иванович (ИИ для краткости), кулон и шоколадка. Одно уравнение с тремя переменными величинами – такое уравнение не решить.

Николай вздохнул, посмотрел через стекло на разговаривающих Зою с Галей, и продолжил размышлять. – Тогда попробуем подойти с другой стороны – рассмотреть каждую переменную величину в отдельности. Можно полагать, что ИИ является только лицом, действующим  по заранее разработанному плану, а основными фигурами являются кулон и шоколадка, которая вступила в действие на конечном этапе, чтобы забрать кулон. Эх, рассмотреть бы этот кулон повнимательнее – возможно там есть какая-нибудь надпись или знак – ключ к пониманию. К сожалению, кулон пропал бесследно.

Николай снова тяжело вздохнул, понимая бессмысленность своих усилий, и поводил пальцем по стеклу, повторяя действия Ивана Антоновича. Под стеклом были аккуратно разложены рукописные и отпечатанные записки, а также несколько любительских фотографий. – Фотографии, фотографии, фотографии, – машинально пробормотал Николай. – А причем здесь фотографии, чего я за них зацепился?! Ну, точно фотографии!!!

Он выскочил из кабинета: – Иван Васильевич, вы где, отзовитесь!

– Он в своей фото-будке, не слышит, просил не беспокоить, – отозвался кто-то из работников КБ.

Николай за несколько шагов пересек комнату и постучался в дверь фото-будки: – Иван Васильевич, это я, Исаев, у меня срочное дело.

– Ну чего тебе? Я же просил не беспокоить, фотографии печатаю.

– Иван Васильевич, вы вчера сфотографировали Галю, получился ли этот снимок?

– Получился, но частично, я же говорил, был самый конец пленки, все получилось, только у нее голова оказалась засвеченной. Хочешь девушку без головы?

– Ну и шуточки у вас, а у меня серьезное дело. Мне нужна фотография,  но не Гали, а кулона, который был на ней. Вы сможете сделать фото прямо сейчас, срочно?

– Если это действительно нужно, то, конечно, смогу.

– Тогда сделайте, пожалуйста, два снимка – один покрупнее, с кулоном, второй так, чтобы и часть цепочки получилось.

– Нет проблем, подходи минут через десять, изображения должны зафиксироваться, иначе сразу пожелтеют.

Николай разложил две, еще мокрые фотографии, на стекле стола. Да, Иван Васильевич был мастером своего дела, и фотографии получились отменного качества. – «И что же здесь можно увидеть?» – Николай начал внимательно смотреть на одну, а потом на другую фотографию. Да, красивая штука, особенно вот эта выпуклая часть в центре, но ничего особенного, за что можно зацепиться. Возможно, что-то интересное есть на задней стороне, но она недоступна.

– «Это была напрасная надежда», –  подумал Николай, – «что ж, вернемся к уравнению». Есть еще два неизвестных члена – ИИ и остатки шоколадки. С шоколадкой все просто – ее надо бы сдать на экспертизу. Наверняка, анализы на наличие отравляющих веществ могут сделать в местной райбольнице, но туда так просто не придешь – потребуют направление от милиции, а туда обращаться нет смысла. Так что это неизвестное пока остается неизвестным.

Остается ИИ, а это еще хуже – даже неизвестно, как он выглядит. – ИИ, ИИ, – несколько раз повторил про себя Николай, – а ведь что-то такое уже было, да, было и было совсем недавно. Да это же искусственный интеллект! Ха! Как смешно – чтобы разобраться с ИИ, нужен ИИ, то есть клин – клином. Вот она, народная мудрость! Где же вы, товарищ капитан Неустроев? Вы, с вашим ИИ, уж точно разберетесь с нашим ИИ!

– Опять ты, Исаев? – послышался в голове Николая голос капитана. – Чего вызываешь, что, до сих пор граната не держит курс?

– Здравствуйте, товарищ капитан! То есть, здравия желаю, а я вас не вызывал, даже не знал, как это сделать, а просто вспомнил вас, и ваш Искусственный Интеллект, а получилось что вызвал.

– Значит, вызвал. Говори, что получается с гранатой.

– Нет, товарищ капитан, с гранатой все нормально, уже начали серийное производство. У нас совсем другая проблема, на первый взгляд, ничего страшного, но что-то тревожное, с чем я никак не могу разобраться. Если вы не возражаете, я вам сейчас все расскажу.

– Нет, я не возражаю.

– Вчера к нашей Гале, – начал Николай…

– Подожди и помолчи… Можешь ничего не рассказывать, я уже знаю, что тебя тревожит, это с помощью моего ИИ. Скорее всего, ты прав, и этот человек, ИИ является исполнителем при кулоне. Ты видел это кулон? Можешь описать, как он выглядит?

– Передо мной его фотография, могу попытаться рассказать…

– Фотография!? Просто здорово! Как это ты догадался сделать фотку?

– Да это случайно получилось.

– Ладно, неважно. Начинай внимательно рассматривать фотку, как в первый раз, а я  подключу свой ИИ к твоему разуму и мы увидим то, что видишь ты. Продолжай, пока я тебя не позову.

Потянулись тревожные минуты… Николай полагал, что ему придется пялиться в фото минут 20-30, но все закончилось через пару минут.

– Эй, Исаев, очнись, все готово, мы все видим, красивая штучка. А девушка, на которую кулон повесили, тоже такая красивая?

– Еще краше, товарищ капитан! Она такая, такая…

– Ну, Исаев, ну ты попал…

– Куда попал?

– Вестимо куда, куда все попадают… Ладно, ты пока отдохни, наше общение требует от тебя значительных усилий. Я сейчас запущу поиск, чтобы выяснить, что это за кулон. Я тебя позову, расслабься, отдохни.

– «Интересно, как можно запустить поиск?» – размышлял Николай, чувствуя усталость. – «И как он собирается выяснять про кулон, будет опрашивать всех своих знакомых, показывая фотку? И сколько на это уйдет времени? Неделя? Месяц?»

Ждать пришлось совсем недолго, всего несколько минут.

– Исаев, ты живой?

– Живой, товарищ капитан, правда, немножко устал.

– Тогда слушай внимательно, никакой это вовсе не кулон, а миниатюрный шпионский фотоаппарат, разработанный и изготовленный знаменитой американской компанией «Кодак». Он с микропленкой, и стоит больших денег из-за сложности производства, и выдается только самым опытным агентам для решения особо важных задач. Так что, права была твоя девушка, подняв тревогу, а этот человек, Иван Иванович является агентом, то есть шпионом какой-то страны. Следует заметить, что он прекрасно справился со своим заданием, организовав дело так, что аппарат целый день находился в помещении КБ, фотографируя, а потом забрал аппарат, и был таков. Сейчас его задача – как можно скорее выбраться с территории Советского Союза и передать секрет нового оружия своим заказчикам.

– Да как же они смогли узнать, товарищ капитан, что именно сюда следует направить этого агента? Ведь у нас везде режим секретности, охрана, подписи о неразглашении, особисты,  секретчики.

– Сами виноваты, не умеете хранить секреты. У вас тщательно хранят всякую мелочь, а серьезные вещи публикуют, ну, как нарочно. В частности, этот ваш социалистический реализм, особенно в жанре журналистики...

– А причем здесь социалистический реализм, товарищ капитан?

– Притом. Ладно, сейчас не время, потом, нужно ловить агента, ориентируясь на этот кулон-фотоаппарат, потому, что мы имеем по нему все необходимые данные. Я сейчас запущу глобальное сканирование, а тебе нужно составить словесный портрет этого шпиона, если эта девушка рядом, и если ты знаешь что такое словесный портрет. Хотя, у агента могут быть сообщники, и он мог передать кулон другому, но это маловероятно.

– Да, товарищ капитан, девушка здесь и про словесный портрет я знаю, читал в книгах – это подробное описание человека.

– Все правильно, давай, действуй, я тебя вызову.

*  *  *

– У меня, Коля, очень плохая память на лица, я ничего не смогу описать.

– Что, совсем плохая?

– Совсем, совсем!

– Но мы попробуем, – отозвался Николай, вспоминая, как кто-то из литературных героев составлял словесный портрет. – Этот человек, какой расы? Европеец, китаец, негр?

– Да что вы! Негры здесь не водятся. Обычный, русский.

– Значит, европеец. Какой у него рост и полнота? Толстый, худой?

– Обычный, среднего роста и средней полноты.

– Цвет волос, бороды и усов?

– Волосы черные, а усов и бороды у него нет, с чего вы взяли?! Он был гладко побрит.

– Значит, шатен. Ну, вот, а говоришь, что ничего не помнишь. Это уже что-то. Но мы продолжим. Как он говорит? Есть ли акцент, может, как-то коверкает слова, или что-то еще необычное в речи?

– Речь обычная, и даже литературная по большей части, может быть, чуть мягкая буква «р», нет, речь обычная, хотя… – Галя задумалась. – Вот, вспомнила то, что меня просто резануло по ушам. Когда он стал рассказывать про пленного немецкого офицера, а мы с мамой не поверили, он слегка изменился в лице, будто встревожился, и воскликнул: – Да что вы, мам, так всегда в армии. Я тогда чуть не возмутилась – какая она ему мама, но мама этого не заметила, и я промолчала. Правда, это «мам» прозвучало как-то немного необычно.

– Мам, мам, – повторил Николай, – странно, не мог он так оговориться, но если встревожился, что-то мог сказать и на своем родном языке. А может быть, это было «мэм», а не «мам»?

– Да, точно, мэм, конечно, мэм. А что это, и как вы догадались?

– Мэм, Галя, – это уважительное обращение к женщине у англосаксов, широко используется в Англии и Америке. Я изучал английский язык в ВУЗе, оттого и знаю. Давай-ка, продолжим. Есть ли у этого человека какие-нибудь особые приметы, ты ничего не приметила?

– Приметы?

– Да, приметы.

– Есть, есть, точно. У него, когда говорит, улыбается или просто приоткрывает рот, полностью обнажается верхняя десна, будто верхняя губа короткая, и еще, в верхней челюсти на одном зубе у него желтая коронка, наверное, золотая. Больше я ничего не приметила.

– А больше и не нужно. Мы составили отличный словесный портрет, спасибо, иди, отдыхай.

Итак, все, что можно было сделать, уже было сделано. К этому времени работники КБ успели сходить на обед, а Зоя принесла в судке кое-что перекусить Ивану Антоновичу и Николаю, которые идти в столовую никак не могли. Также вернулась и Валя, которая сообщила, что маме Гали стало чуть получше, что Валя сварила ей кашу, что мама немного поела, а потом снова улеглась в постель. Николай отметил, что и Галя взбодрилась, получив эту информацию.

Время начало клониться к вечеру, и Николаю оставалось только ждать информации от капитана Неустроева, а Ивану Антоновичу он пока ничего не сообщал, не желая забегать вперед.