Текст книги "Меченый Маршал"

Автор книги: Александр Трубников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Самым опасным фактором является активность на поисковых серверах. Если вы ищете что-то нетривиальное, то отследить такой всплеск нетрудно. И если тот, кто за вами следит, и не получит Вашу координату, то во всяком случае сделает вывод, что вы живы, действуете и двигаетесь в определенном направлении. По моим прикидкам, именно так вас и обнаружили.

Сергей-Вован сидел, разинув рот, и переваривал информацию.

– А я-то думал, мля, как нас четыре года назад на контрабанде накрыли – наконец-то выдавил он фразу – я так понял, Франческо, что все наши действующие кредитки, телефонные номера и сами аппараты мы должны забыть?

– Совершенно верно.

– А как же бабки с собой таскать? Я сотню с собой прихватил на всяк пожарный, да еще то, что от продажи фуры осталось…

– Ну и у меня примерно столько же. Часть припрячем, а часть положим на счет и сделаем карточки на каждого. Это мои проблемы.

До Димы не сразу дошло, что его новые компаньоны, легко рассуждая о сотнях, подразумевают сотни тысяч.

Не доверяя это никому, Франческо с боем отобрал у Сержа ключи от машины, и самолично съездил в магазин за нужным оборудованием.

По возвращению он критически осмотрел покупки, и начал колдовать над Диминым ноутбуком, щедро перемежая свою работу бесконечными «дьябло» и «мама миа», которые вызывал у него русский интерфейс. Немного повозившись с системой, он поставил файрвол с максимальной защитой, и активизировал программу, которая не только выстраивала маршрут доступа через цепочку анонимных серверов, но еще и меняла их каждые полминуты.

Войдя в сеть, и убедившись, что проследить их подключение невозможно, он по просьбе Сергей-Вована проверил почту, затем дал поработать Диме, порылся в сети сам, и убедившись, что они провели в онлайне не более получаса, отключился. Получив всю необходимую информацию, они вызвали на экран топографическую карту.

– Район поиска небольшой, – обрадовано высказался Дима.

– Как добираться будем? – уточнил Франческо.

– По-любому едем в Турцию и останавливаемся в Эдирне – задумчиво отозвался Ликаренко.

На следующее утро Сергей-Вован испарился на несколько часов, и подогнал к дому видавший виды микроавтобус с непонятными номерами. Скупая по дороге необходимое для поисков оборудование, они выдвинулись в сторону Турции.

9

Киево-Печерская Лавра

Сергей Петрович Охрименко, худощавый лобастый человек лет пятидесяти, невысокого роста и в огромных очках, получил пост заведующего кафедрой археологии благодаря тому, что был женат на родной сестре местного архиерея. Институт, конечно, был не столичный, но жить и работать во втором по величине городе Украины Сергею Петровичу нравилось. Он был неплохим историком и разделяя мнение Гая Юлия Цезаря, предпочитал быть первым в провинции нежели вторым в Риме.

Историческая наука в стране за годы независимости, по сути своей, мало в чем изменилась. Если раньше приветствовались исследования и работы, посвященные руководящей роли коммунистической партии и мерзкой сущности феодализма, царизма и капитализма, то теперь требовалось изыскивать в делах давно минувших дней малейшие признаки независимой державы и вставлять их в мозаику новой концепции. Ни то, ни другое наукой не являлось, а поэтому Охрименко без зазрения совести вел несколько политически привлекательных тем, сосредоточив на них всех бездарей и тупиц, а сам занимался с талантливыми аспирантами, изредка читал лекции, да железной рукой управлял процессом защиты «коммерческих» диссертаций. Благо, после того, как свояк-архиерей и еще несколько иерархов из Киева под его научным руководством получили ученые степени «кандидатов исторических наук», в его дела не решались встревать не только мелькающие как придорожные столбы министры культуры, но и сам ректор, который на своем посту находился бессменно еще с брежневских времен.

Поэтому он даже и в мыслях не имел ответить отказом, когда ему позвонил секретарь Наместника Киево-Печерской Лавры, и пригласил на аудиенцию. Охрименко решительно отмел идею ехать в Киев на собственных «Жигулях» седьмой модели. Мало того, что такая поездка требовала целое море бензина, в Киеве с его ужасным движением и пробками Сергей Петрович был совершенно беспомощен.

В Лавре он не бывал давно, а уж на территорию, которую занимали монахи, и вовсе попал впервые в жизни. Приемная и кабинет Наместника его поразили. Не оставил равнодушным и сам этот человек, при одном лишь взгляде которого Сергею Петровичу неожиданно захотелось съежиться в кресле, а лучше стать невидимкой.

Разговор у них был недолгий. Наместник поинтересовался, не желает ли уважаемый профессор, о котором имеются одни лишь лестные отзывы, принять участие в небольшой экспедиции в Грецию, которая проводится за счет церкви. Выяснив, что эта поездка, кроме всего прочего, еще и будет оплачена, Охрименко, даже не уточнив сумму вознаграждения, немедленно согласился.

Как выяснилось чуть позже, в беседе с библиотекарем Лавры и еще одним человеком, представившимся как Николай Владимирович, который до боли напоминал Сергею Петровичу его бывшего куратора, занимавшего в свое время кабинет с видом на спину бронзового Феликса Эдмундовича, ему предстояло отыскать могилу или место захоронения некоего Бонифация де Монферрат.

Сергей Петрович в тот же день вернулся домой, заручился согласием двух самых надежных своих сотрудников и засел за первоисточники. Его аспиранты были людьми молодыми и прежде чем дать ответ потребовали уточнить сумму и порядок оплаты, так что, пока все не прояснилось, ему пришлось трижды перезванивать в Киев.

Неизвестно, какие рычаги задействовал Наместник, но старый ректор безропотно завизировал все письма, в течении дня подписал необходимые приказы, и даже словом не обмолвился относительно того, чтобы включить в состав группы кого-то из своих многочисленных родственников или протеже.

10

Замок Вази

Двор огласили крики, источник которых у Дмитрия не вызывал ни малейших сомнений. Из-за угла появился побелевший от ярости Тенгиз в наряде для верховой езды. В правой руке он сжимал плеть, а левой волочил голосящего Ставроса, которого держал за многострадальное ухо.

– Ваша светлость! – лишь только увидев Дмитрия, возопил Ставрос, семеня за Тенгизом, и обеими руками хватаясь за его руку, чтобы тот его не оторвал – этот сарацин… ой, ой, больно! То есть, я хотел сказать, что ваш друг, господин Тенгиз, ведь получил от брата-казначея в Фивах изрядную сумму по векселю. И на мою скромную просьбу возвратить некоторые, выданные ему во временное пользование перины, одеяла и подушки… Ой, больно! Осторожно!.. А ведь нам гостей не на чем принимать, господин! Так вот, на мою вежливую просьбу о том, что нам нужны некоторые принадлежности из его комнаты, а то, чего недостает, он всегда может купить в моей… тьфу… то есть, в деревенской лавке, стал меня зверски избивать!

– Скромную просьбу! – взревел, словно раненый вепрь, Тенгиз, – я возвращаюсь с прогулки, где компанию мне любезно согласилась составить госпожа Мелиса, твоя соседка, Дмитрий, и что вижу? Двое слуг вовсю орудуют у меня в спальне, стягивая одеяла, и чуть не срывая гобелены со стен, а на пороге стоит вот этот сын греха и вместилище пороков, и вопит, чтобы они поторапливались, пока безбожный сарацин обратно не вернулся!

– Это я для порядку так говорил, господин Тенгиз, – визжал, не переставая, Ставрос, – чтобы страху на дворню нагнать. Без страху ведь порядку в хозяйстве не добьешься, а вы вон какой грозный воин!

При словах грубой и неприкрытой лести, Тенгиз приосанился, но ухо Ставроса не отпустил.

– Госпожа Мелиса устала с дороги, она пожелала навестить свою бывшую хозяйку, и отдохнуть. Я пообещал ей показать один редкий трактат Ридвана Кухистани, да продлится род этого высокоученого мужа, – Тенгиз яростно осмотрел окружающих в поисках сомневающихся, – а если бы мы вернулись хоть на час позже, то госпоже Мелисе пришлось бы вкушать божественные строки «Благонравного поучения» посреди голых стен!

– А кто вам этот самый трактат из Палермо, через тамошних евр… то есть купцов выписывал? – взвился Ставрос, – я, между прочим, и комиссионных за это себе не взял. Ну, почти что не взял… Да и эти ваши «Благонравные поучения» – срамота одна. Ни одну из поз, что там, на картинках, изображены, невозможно повторить, не будучи канатным плясуном… ааа… больно… пустите!

Пройдоха Ставрос всем своим несчастным видом изобразил сомнение, что досточтимого Ридвана обязательно необходимо вкушать на пуховых перинах, но благоразумно воздержался от дальнейших комментариев.

Дмитрий вырвал своего управляющего из рук разгоряченного мамелюка.

– Сколько можно тебя учить, скупердяй, – грозно, насколько это у него получалось, рявкнул Дмитрий, на самом деле с трудом удерживаясь от смеха – выходки Ставроса, отличались исключительным многообразием и полной непредсказуемостью, так что бороться с ними он давно не имел сил, – еще раз проявишь неучтивость к нашему гостю, и моему названному брату, не видать тебе следующего Рождества!

Поднаторевший в подобных стычках Ставрос, воспользовавшись моментом, словно растаял в воздухе. Мамелюк, помогая себе плетью, погнал к дому слуг, нагруженных подушками и одеялами, и отправил к Мелисе неведомого Ридвана. Дмитрий в сопровождении ле Бона и Хакенсборна выехал из замка в направлении Фив.

Когда перед ними вырос холм с герцогским замком, Хакенсборн наконец-то решился нарушить молчание.

– Не кажется ли вам, господин, – Дмитрий подозревал, что ответ на вопрос, который тот все же осмелился задать, волнует не только бургундца, но и остальных его приближенных, – что все три месяца, которые прошли после нашего возвращения с войны, шевалье де Ту оказывает баронессе Анне внимания гораздо больше, чем того требуют правила куртуазности?

– Мало того, – глядя прямо перед собой на дорогу, и не обращая внимания на ле Бона, который сразу же превратился в слух, ответил Дмитрий, – я располагаю сведениями, что князь Виллардуэн просил у нашего герцога для него руки Анны.

– Да уж, – включился в разговор ле Бон, – еще в тот день, когда он появился в замке, и поехал в месте с вами в Фивы, где баронесса надевала на вас лавровый венок, я видел, какими глазами он ее пожирает. Думаю, что шевалье не случайно стал посланником князя при дворе герцога Афинского.

– Де Ту сейчас любимец князя и первый его приближенный, – Дмитрий не хотел это обсуждать, но и держать своих вассалов-друзей в неведении считал неправильным, – после войны все подвиги приписаны ему. Он возглавил личную охрану князя, стал вассалом барона Каритены и получил фьеф, который ранее принадлежал покойному де Каррасу.

– Воистину, наш старик, за то, что спас Морею, получил по заслугам, – с неприкрытой злобой в голосе произнес Бургундец, – и месяца не прожил после того, как князь вернул своему беглому племяннику обещанный ему баннерет.

– Не нам решать, Хакенсборн, за нобилей, – ответил Дмитрий, – мы распоряжаемся только своей собственной жизнью, и вправе, разве что, не присягать тому, кого считаем недостойным господином.

– Вот уж истинно, сир. Но, отказавшись стать вассалом князя, и покинув его двор, вы нажили себе врага не по заслугам.

С этими словами они въехали в городские ворота. Стражники знали их в лицо и отдали честь алебардами. Дмитрий в ответ прикоснулся правой рукой к виску, словно поднимая забрало на отсутствующем шлеме, тем самым на военный манер, отвечая на приветствие. То же повторили за ним и сопровождающие воины.

Судя по суете горожан, в городе происходило нечто необыкновенное. «Уж не война ли опять?» – с тревогой подумал Дмитрий, но его мысли перебили торжественные трубы, которые зазвучали со стороны замка.

– Герольды приехали, господин! – обрадовано воскликнул ле Бон, – сейчас будет вызов на турнир.

– Все понятно, – подхватил Хакенсборн, – князь давно собирался его организовать – так вот зачем нас вызвал герцог!

На площади перед воротами замка собралась толпа, которую составляло чуть ли не все фиванское население. В центре копейщики образовали свободный круг с помостом, укрытым коврами. В первых рядах, поближе к выставленному на помосте креслу, стояли рыцари и благородные сеньоры[1]1
  Все турнирные фразы и обычаи взяты из «Книги турниров» XV в. Автором которой является Рене де Анжу.


[Закрыть]. После того, как на пустое пространство выехали герольды, из ворот замка вышел в сопровождении свиты герцог де ла Рош, и уселся в приготовленное кресло.

Старший из троих герольдов – герольдмейстер, при помощи двух оруженосцев сошел с коня, достал из седельных ножен большой турнирный меч, и, держа его за лезвие, протянул герцогу с ритуальными словами: «Благородный и могущественный герцог, и доблестный сеньор! Мой благородный, могущественный и доблестный сюзерен, князь Ахайский, послал меня к Вам, ценя великую рыцарственность и доблесть, которые он знает за Вами. Во всей любви и дружбе, и без всякого злого умысла, он желает устроить турнир и скрестить оружие перед дамами и девицами. И дабы показать это, он посылает Вам этот меч, подходящий для сего».

Ги де ла Рош, не вставая с кресла, принял меч и произнес: «Я принимаю вызов не со злым умыслом, но дабы доставить удовольствие моему сюзерену, и развлечь прекрасных дам».

Встав с колена, герольдмейстер продолжил ритуальный вызов: «Благородный, могущественный князь и доблестный сюзерен! Мой благородный, могущественный и доблестный сеньор, князь Ахайский, Ваш сюзерен, посылает Вам гербы восьми рыцарей и дворян на этом свитке пергамента, чтобы Вы могли избрать из этих восьми четверых, которых Вы желаете видеть судьями».

С этими словами он передал герцогу пергаментный свиток. Де ла Рош принял свиток, и как того требовал обычай, долго изучал изображенные там гербы. Наконец он назвал четырех судей, среди которых оказался и барон де Сент-Омер. Выслушав выбор герцога, герольдмейстер дал распоряжения двум своим герольдам, и те, в соответствии с турнирным кодексом, немедленно отправились эстафетой в Андравиду.

Затем, слуги вынесли из замка длинный отрез золотой парчи, на котором помощник герольдмейстера закрепил пергаментные листы, изображающие двух рыцарей с гербами герцога Афинского и князя Ахайского. Герольдмейстер повязал парчовый отрез наподобие плаща, отвесил поклон герцогу, сел на коня и торжественно удалился. Снова у городских ворот заиграли трубы, и толпа начала расходиться, активно обсуждая зрелище и предстоящий турнир.

Герцог де ла Рош оставил кресло, и в окружении своей свиты двинулся в сторону надвратной башни, но на полпути остановился, и движением руки подозвал к себе Дмитрия.

– Сам понимаешь, – сказал он, взяв его под руку и поглядывая сверху вниз, – как рыцарь, вассал, и мой будущий зять, ты обязан участвовать в турнире. И мне очень не хотелось бы, чтобы ты там проиграл. То, что ты отличный воин, всем известно, но на турнире свои законы, свои приемы и свои секреты.

– Я все отлично понимаю, монсеньер, – ответил Дмитрий, – ле Бон, мой рыцарь, принимал участие в нескольких турнирах, и я с ним буду упражняться все эти дни.

– Тренировок с ним будет недостаточно. Вы останетесь в замке на несколько дней, пока герольды не объявят день турнира, а мы с Сент-Омером дадим тебе несколько уроков – с этими словами герцог отошел, чтобы переговорить с запыхавшимся посланником князя.

Дмитрий же отправился в выделенную ему кастеляном комнату, которая по совершенной случайности имела малозаметную дверь, ведущую в галерею, соединенную с покоями Анны.

Наутро, в сопровождении ле Бона и Хакенсборна, Дмитрий отправился за город на луг, где обычно проводились все воинские занятия. Хакенсборн еще до завтрака переговорил с кастеляном, и получил у него деревянный остов и соломенное чучело, которое должно было служить им в качестве мишени.

По прибытии к месту тренировок, слуги установили деревянного «коня» и взгромоздили на него чучело, прикрепив к нему легкий щит и длинную жердь, которая должна была изображать копье. Не надевая доспехов, Дмитрий принял у Хакенсборна копье и занял исходную позицию.

– Забудьте на время всю свою боевую выучку, господин, потому что в турнирных боях она вам только повредит, – начал урок ле Бон, – ваша задача – выбить противника из седла, и при этом не нанести ему увечий. Словом так, будто вы сражаетесь в междоусобице, и имеете целью не убить врага, а захватить в плен соседского рыцаря, получить с него выкуп, и завладеть доспехами.

Дмитрий стал внимательно наблюдать за тем, как ле Бон направляет копье, и управляет на ходу конем, пользуясь для этого одними лишь шпорами.

Учеба продолжалась весь день почти без отдыха. Ле Бон не щадил своего господина, так что Дмитрий, хоть и достиг определенных успехов, совершенно выбился из сил. А когда солнце начало клониться в сторону западных холмов, от городских ворот появилась целая кавалькада. Возглавляла ее группа всадников, во главе которой даже без герцогского флага, по одному лишь росту и осанке, можно было угадать де ла Роша. Вслед за герцогом ехала хорошо знакомая карета баронессы Анны с собственной охраной, а замыкала процессию большая телега, крытая полотняным навесом, которую тянули два вола.

Подскакав поближе, Ги де ла Рош оценивающе посмотрел, как мокрый от пота Дмитрий, чуть не роняя от усталости копье, в очередной раз выбивает из «седла» чучело, одновременно отводя скользящим движением щита выставленный навстречу шест-копье, одобрительно хмыкнул и протестующее взмахнул рукой при попытке Дмитрия соскочить с коня, чтобы по обязанности вассала придержать стремя своего господина.

– Баронесса пожелала устроить обед на свежем воздухе, шевалье, – ехидно ухмыляясь, произнес герцог, – и я вот решил сопровождать племянницу, а заодно и поглядеть на твои успехи.

Карета и воз подъехали поближе, слуги начали разжигать костер, расстелили большое покрывало, и, разбросав на нем множество атласных подушечек, стали сервировать стол.

В ожидании, когда все будет готово к обеду, герцог, по своему обыкновению придерживая его за локоть, увлек Дмитрия за собой, и провел его вдоль расстеленного на траве чистого холста, на который слуги выкладывали доспехи.

– Вот, – не без бахвальства произнес де ла Рош, – турнирный комплект миланской работы, который я выиграл в Париже у одного из молодых Капетингов, когда был не старше тебя. Это большой турнирный шлем. Много ты в нем не разглядишь – щель забрала очень узкая, но зато за лицо можешь быть спокоен. Подшлемник сделан из воловьей кожи в пять слоев, так что за свой череп можешь особо не переживать, даже если копье противника попадет прямо в голову.

Далее, – продолжал герцог, – наплечники, наручи, кольчужные перчатки, панцирь. Тяжелы и громоздки. В таких, конечно, не повоюешь, но для турнира в самый раз. Многие простолюдины видят доспехи только в парадных залах у сеньоров, и считают, что именно так и выглядит рыцарь в бою – словно неповоротливая черепаха.

А вот поножи и ботинки. Эти почти ничем не отличаются от боевых – разве что шпоры покороче, чтобы в свалке не мешали. Это все тебе, Дмитрий. После турнира вернешь, и я очень надеюсь, что там разживешься своим собственным доспехом – ведь если тебе удастся сбросить противника с коня в джостре, копейном поединке, то его конь и доспехи по закону станут твоей собственностью.

Теперь главное – турнирный меч. Работа толедская. Сделан, как положено по правилам – четыре пальца в ширину, чтобы не мог пройти сквозь прорезь шлема, клинок толщиной в палец. Ложбинка посередине, чтобы полегче был. Затуплен со всех сторон, крестовина короткая, чтобы могла отразить удар, но не ранить. А ну, приложи к руке. Понятно, на полторы пяди длиннее руки с кистью. Длинноват, но рука у тебя тяжелая, справишься. Ушко в рукоятке, как обычно, только шнурок, которым его будешь привязывать к запястью, делай вдвое короче, чем для боевого.

Накидку из парчи, я мыслю, тебе за день сошьют в фиванских мастерских. Там у твоего знаменитого управляющего множество «родственников по линии матери». Она должна быть как у герольдов, и на спине пришит кусок ткани с твоим гербом. Право и не знаю, где бы тебе его взять, разве что какая-нибудь благородная дама постарается вышить за пару дней – с этими словами герцог Ги хитро поглядел в сторону Анны, которая как раз выходила из кареты.

Дмитрий понял, что занятия на сегодня окончены, и, улыбаясь, пошел ей навстречу.

11

Греция, Салоники

Группу украинских археологов встретил у трапа чиновник министерства культуры Греции. Он позаботился о том, чтобы все формальности заняли как можно меньше времени. Старший группы, Сергей Петрович Охрименко, заворожено разглядывал древний город из окна машины. Он и не чаял, что попадет сюда в обозримом будущем, да еще не как челночник или турист, а как исследователь.

Аспиранты Иван и Алексей, что-то горячо обсуждали на заднем сидении, а «младшие научные сотрудники» которых ему «рекомендовал» взять с собой загадочный Николай Владимирович, молча смотрели прямо перед собой.

Охрименко так и не понял до конца, кем были эти два молодых парня – охранниками, или надсмотрщиками. Но, как ученый, сделав вполне обоснованный вывод, что, пожалуй, они представляют собой одновременно и то и другое, он успокоился, и принял их как неизбежное зло. Да и последний инструктаж, который перед самым вылетом из Киева провели вдвоем Наместник и «куратор» убедил, что эта экспедиция не так уж безопасна, так как у них имеются некие «конкуренты». Во всяком случае, в могилу, маркграфа, ежели они таковую найдут, соваться было категорически запрещено до особого распоряжения.

Они устроились в гостинице, отдохнули с дороги, растратили в магазинах изрядную часть командировочных, и начали готовиться к осмотру храмов, сохранившихся с тринадцатого века, с которых Сергей Петрович еще дома планировал начать работу.

Через несколько дней после того, как они прибыли в Салоники, Сергей Петрович убедился, что поиски могилы Бонифация – дело пустое. Все архивы тех времен были полностью уничтожены многочисленными войнами, ни одна церковь и кладбище, мало того, ни одна церковная книга, к которым они по протекции патриарха получили допуск, не содержала никаких записей о смерти короля, который и погиб-то далеко от своей столицы, где-то в окрестностях Мосинополя.

Иван, сносно читавший по-латыни и по-гречески, проглядел скудные материалы, которыми располагали местные музеи, и пришел к неутешительному выводу, что они не содержат никаких сведений, которые в состоянии пролить свет на тайну погребения Бонифация.

Внимательно изучив все доступные документы, историки пришли к единодушному выводу, что обезглавленное тело короля просто оставили на месте гибели, где оно скорее всего и досталось стервятникам. Тем не менее, Алексей честно обследовал все средневековые некрополи города, но не обнаружил там ничего, что бы могло навести их на след. Эпирский деспот, басилевсы-Палеологи, а вслед за ними и каталонская кампания, которые поочередно захватывали город в несчастливом для него, тринадцатом веке, приложили огромные усилия, чтобы стереть у жителей Фессалии все следы краткосрочного правления латинян.

Обо всем этом Сергей Петрович через неделю с облегчением доложил в Киев. Но Шамарин быстро развеял эйфорию.

– По нашим сведениям, могила Бонифация существует, так что отнеситесь к делу более ответственно, – холодно сказал он, – и если вы ее не разыщете, то, стало быть, и не такой уж хороший специалист. Если так, то мы позаботимся о том, чтобы ваше место в институте занял кто-нибудь более компетентный.

Надо ли говорить, что после обрисованной перспективы Охрименко устроил академический разнос своей команде, повторив основные мысли, которые высказал Николай Владимирович, и добавив к ним некоторые аргументы из своего профессорского опыта. Важностью момента, таким образом, прониклись все, не исключая и «младших научных сотрудников», и работа закипела с утроенной силой.

На третий день после разноса Шамарин снова вышел на связь, и почти официальным, ничего хорошего не предвещающим голосом сообщил руководителю экспедиции некие дополнительные сведения, которые, по его мнению, могли им помочь в поисках.

Охрименко не особо интересовался европейскими новостями, и не был в курсе подробностей недавнего похищения Плащаницы, поэтому тамплиерский крест со свастикой, предъявленный на экране мобильного телефона одним из «младших научных сотрудников» ему ровным счетом ничего не говорил. Зато Иван, который через плечо шефа глянул на экран, при виде его чуть не подпрыгнул.

– Видел, Сергей Петрович, видел в музее фотографию – он чуть не захлебывался воздухом от восторга.

– И где же?

«Младшие научные сотрудники» синхронно сделали стойку, словно обученные овчарки.

– Да какой-то морейский замок недалеко от Афин, точнее его развалины, – наморщил лоб Иван, – маленький, и не раскопанный.

Они немедленно отправились в музей, и выяснили, что фотография знака сделана двадцать лет назад на раскопках фундамента небольшого франкского замка, который располагался на месте нынешнего местечка Васти, и принадлежал, по всей вероятности, госпитальерам. Им также удалось выяснить у сотрудников музея, что раскопки в свое время были свернуты по требованию тамошнего землевладельца, а греческий археолог, который ими руководил, вскоре после этого умер от рака. Более никто тему не продолжал, и материалы осели в архиве.

Там же в музее Сергей Петрович, Алексей и Иван устроили небольшой «ученый совет». Иван притащил все необходимые книги, а Алексей развернул на столе карту Греции.

Совещание открыл Охрименко:

– Ну, как по-вашему, коллеги, – спросил он для затравки, – могли короля Бонифация похоронить в этом самом Васти?

– От Мосинополя до Васти – Алексей прокрутил курвиметр по карте – примерно семьсот пятьдесят километров. От Салоник до Васти – четыреста. Интересно, зачем было тащить тело в такую даль? По суше это минимум две недели ходу, вряд ли бы довезли.

– А по воде? – глядя на карту, спросил Охрименко.

– По воде примерно пятьсот – сделав замер, задумчиво доложил Алексей.

– Сразу после гибели короля Бонифация болгарский царь Калоян осадил Фессалоники, – добавил Иван, – может в этом и дело? Тело везли морем, да в столицу попасть не смогли, вот и похоронили в ближайшем замке?

– Довольно логично – строго поглядев на ассистентов, произнес Охрименко – ну что ж, Васти, так Васти.

После того как от Шамарина было получено добро на дальнейшие изыскания, «младшие научные сотрудники» арендовали вполне пристойный пикап, и они всей группой отправились в сторону Афин, туда, где в четырех сотнях километров от Салоник и находилось селение Васти.

Прибыв к месту назначения, они предъявили местному то ли старосте то ли главе сельсовета – очень толстому, низенькому греку с поразительно писклявым голосом, свои документы, и получив от него разрешение на осмотр развалин, раскинули палатки у подножия холма.

На следующее утро они отправились к старому раскопу. К своему удовлетворению Охрименко убедился, что раскопки фундамента велись достаточно небрежно и стало быть вероятность того, что они найдут то, что им необходимо, очень высока. Прежде всего, они осторожно отыскали тот самый знак, который, как выяснилось, был высечен на замковом камне свода подвального подземелья.

Потратив три дня на исследования, они восстановили на бумаге план фундамента и решили, что прежде всего следует искать склеп, который должен был иметь несколько боковых окошек.

Немного поколдовав с планом, Охрименко определил небольшой участок фундамента, под которым, по его мнению, следовало немного «порыться». Пока один из «младших научных сотрудников» сторожем оставался в лагере, его коллега, вместе с Иваном и Алексеем, стараясь делать это незаметно со стороны, начали осторожно разбирать стену.

Вытянув два десятка камней, они открыли проем, за которым, судя по всему, и находилось искомое подземелье. Чтобы не привлекать к себе внимания они решили продолжить работу с наступлением темноты.

Как только солнце скрылось за холмами, они, вооружившись ломами и лопатами, отправились обратно к развалинам. Первым спустился в подземелье Алексей. Он внимательно исследовал все вокруг, после чего доложил наверх, что находится в небольшом склепе, посередине которого расположен мраморный саркофаг. Свод каменный, очень прочный, выпавших камней – ни одного. Так что, можно спускаться.

Сгорающий от любопытства Иван был оставлен наверху, а Сергей Петрович и «младший научный сотрудник» спустились вниз. Некоторое время они молча водили фонариками и внимательно изучали находку.

– Ну, то, что это не могила Бонифация, это точно, – сказал Охрименко и голос его гулко отдался от дальней стены, – короче, вскрываем, а там будет видно.

Тяжелая крышка была лишь чуть прихвачена цементирующим раствором, а поэтому под воздействием двух ломиков в руках дюжих ассистентов подалась довольно быстро, открыв внутренность саркофага.

То, что оказалось внутри, потрясло археологов. Не зная, как себя дальше вести, Сергей Петрович через «сотрудников» доложил о находках в Киев и переслал туда фотографии, а сам вместе с ассистентами вернулся в лагерь и стал ждать дальнейших распоряжений.

Сотрудник МЭО из греческой резидентуры, который все это время наблюдал за ними с помощью прибора ночного видения, укрытого в машине, сделал вывод, что украинские археологи обнаружили что-то интересное, и отправил соответствующий доклад в оперативный центр.