Текст книги "Меченый Маршал"

Автор книги: Александр Трубников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Решив все же, что на сегодня с него вполне достаточно приключений, Дмитрий, наконец-то, впервые за много дней улегся спать раздетым, в мягкой, чистой постели.

Стоило ли удивляться тому, что следующее утро началось с появления в комнате Ставроса, который прибыл, чтобы засвидетельствовать свое почтение, и узнать, чего желает с утра пораньше господин. Господин припомнил сказку, которую еще в Киеве рассказывала ему бабушка, и чтобы поскорее отделаться от навязчивого посетителя, а заодно испытать его способности, отправил его, подобно Ивану – княжьему сыну, «туда, не знаю куда», то есть попросил его устроить утреннее омовение. Поразмышляв с минуту, Ставрос посветлел лицом, и не говоря ни слова, что уже внушало некоторые подозрения, испарился.

Худшие опасения Дмитрия оправдались очень быстро. Почти сразу же после исчезновения толстячка во дворе началась непонятная суета, сопровождаемая его пронзительными писками. В считанные минуты весь двор был оповещен о том, что: «Его сиятельство, сир рыцарь Деметриус Солари, шевалье де Вази, мой новый господин, при особе которого я управляющим состою, ванну милостиво принять соизволил» – а Дмитрий, подивившись по ходу дела, как точно и со знанием дела титулует его проныра, стократно пожалел о своей просьбе.

Через четверть часа слуги с криками разбегались от коротышки, который метался по двору со сноровкой молодого поросенка, вознамериваясь их руками исполнить пожелание господина. Ставрос скрылся за стеной сарая, но его пронзительный голос доносился и оттуда. Судя по всему, у него началась битва не на жизнь, а на смерть с дворовыми прачками. Не прошло и получаса, как вся прислуга дворца была задействована на помывку некоего господина, который, по словам Ставроса, если вовремя не получит того что требует, способен изрубить в капусту целую деревню… Дмитрий, чуть не кипящий от стыда и возмущения, уж было собрался выскочить на улицу, и самолично пресечь все это безобразие, как торжествующий Ставрос возвратился в сопровождении чуть не всей герцогской челяди, а также конюхов, поваров и прачек, не убоявшихся угроз толстяка. Любопытство явно взяло верх над страхом, и по всему было видно, что аристократические привычки заезжего сеньора при герцогском дворе были в диковинку.

Перед изумленным Дмитрием выросло большое бельевое корыто, и четыре ведра наполненных водой. Две пунцовые от собственной храбрости отроковицы из прислуги, изъявили горячее желание прислуживать господину во время столь куртуазной процедуры, а прочие, не решаясь войти, столпились в открытых дверях, стараясь не упустить ни одной детали предстоящего действа.

Дмитрий с ужасом себе представил, что бы произошло бы прошлой ночью, если бы он не сдержался, и обратился к Став-росу с деликатным поручением. Он рявкнул на дворню, которую при первых же его словах как ветром сдуло, заставил коротышку закрыть дверь на засов, и, оставшись с ним в комнате один на один, устроил новому слуге выволочку, подобную тем, какие его константинопольский товарищ Тамош мастерски проводил с нерадивыми копейщиками из подчиненного наряда.

Ставрос, судя по всему, не особенно расстроился по поводу явленных господином ораторских способностей. На протяжении всей тирады он ни разу не вставил ни словечка, изображая новопреставленного мученика. Втянув голову в плечи, он лишь периодически переминался с ноги на ногу, да закатывал глаза. Видимо, некоторые, особо удачные обороты Дмитрия смущали его еврейские корни, другие, расстраивали христианские.

Дмитрий быстро выдохся и несмотря ни на что, желая довести затею до конца, распорядился вернуть в комнату добровольных помощниц. И пока они, хихикая от смущения, по очереди поливали ему из кувшинов, Ставрос, с неподдельной искренностью прожженного плута, пытался изобразить раскаяние. Тяжкими вздохами он обозначил осознание всей тяжести своего проступка, и набрал в легкие побольше воздуху, чтобы коротенько, за часок-полтора повиниться перед господином, и объяснить, что вся поднятая им суматоха вызвана тем, что он хотел как можно лучше ему услужить.

Но самосожжению Ставроса, к огромному облегчению Дмитрия, который умылся и обтерся за неимением полотенца чистой простыней, помешал герцогский слуга, который робко заглянул в комнату, и пригласил его от имени господина к столу.

Надо ли говорить, что предметом всеобщего обсуждения за завтраком стало утреннее событие. Особую пикантность ситуации придавало услышанное слугами во дворе заявление Ставроса о неком исключительном значении, которое придавал его новый господин водным процедурам.

Герцог отпускал по поводу сомнительных пристрастий своего нового вассала грубые солдатские шутки, де Фо дипломатично молчал, и только Анна горячо встала на защиту Дмитрия, рассказывая о том, что даже не еженедельные, а ежедневные омовения были обычным делом у эллинов, перед культурой которых она преклонялась.

Несколько дней, проведенных при дворе герцога, до отъезда в Вази, были наполнены множеством событий. После обстоятельного разговора с кастеляном и долгих колебаний, Ставрос, который ни на шаг не отставал от своего нового хозяина, являя ему все новые чудеса расторопности и невероятной услужливости, был в конце концов утвержден Дмитрием в должности управляющего. Наблюдая за тем, как толстячок, облеченный властью, преображается прямо на глазах, Дмитрий, с некоторым сочувствием думал о неведомом Дионисосе, на голову которого в скором времени должен был обрушиться этот изобретательный плут, видимо измысливший не менее дюжины казней египетских своему обидчику. Кроме казней, со всей определенностью можно было предугадать существенные материальные убытки бедняги Дионисоса. О прочих ожидающих его неприятностях можно было конечно поинтересоваться у самого Ставроса, но Дмитрию в эти подробности вдаваться не хотелось.

Через два дня убыл в Андравиду де Фо, который перед отъездом имел с ним обстоятельную беседу.

– Понимаешь ли ты, что столь высоким взлетом ты обязан не столько моей благодарностью за спасение, сколь интересами ордена? – отбросив обычную свою вежливо-ироническую манеру, спросил он Дмитрия прямо в лоб, – герцог де ла Рош, конечно, может мне выделить десяток рыцарей для возвращения к Мосинополю за реликвией, но там сейчас стоят войска Михаила, и такой рейд будет расценен как вторжение, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ты получил лен, который позволит быть недалеко от места. Орден приложит все усилия для того, чтобы как можно скорее забрать оттуда Плащаницу, но это может произойти нескоро.

– Мессир Ронселен! Я выполню все, что вы прикажете – после всего, что с ним произошло, Дмитрий отлично понимал, что за столь неожиданным его взлетом стоит железная воля и поразительная влиятельность приора, и был готов слушать того во всем, что бы не было ему приказано.

– Твоя задача – молчать и уцелеть до приезда посланника ордена. Если со мной что-нибудь случится, то расскажешь все, что знаешь человеку, который покажет тебе точно такой же медальон – приор передал Дмитрию шестиугольную медную пластину с проушиной для цепочки или шнурка, на которой был выгравирован тамплиерский крест, и надпись по-латыни.

После этого они распрощались, и тамплиер во главе сильного отряда ускакал в сторону Андравиды улаживать государственные дела.

2

Румыния, трасса Е-70, наши дни

Наряд дорожной полиции собирался покинуть трассу и сдавать дежурство, как вдруг на голову пожилого капитана и двух сержантов свалилось нежданное счастье. Из-за поворота появился длинномер – новенький тягач «Манн», с сорокафутовым прицепом – редкость в этих местах. Через несколько секунд, одному из сержантов, самому молодому и глазастому, удалось рассмотреть итальянские номера, о чем он радостно доложил своему непосредственному начальнику.

Капитан вышел на обочину и придав себе грозный вид, повелительно поднял жезл. Длинномер законопослушно заморгал сигналом поворота, сбросил скорость, и грузно съехав на обочину, остановился, не доезжая до запыленной полицейской «Дачии». Из кабины, не глуша двигатель, выпрыгнул, сжимая в руке прозрачный пакет с документами, водитель – крепко сбитый мужчина, самой что ни на есть злодейской наружности – с угрюмым взглядом, подбородком, который покрывала густая щетина и короткой гангстерской стрижкой.

Капитан приготовился разыграть привычный спектакль по углубленной проверке документов, досмотру груза, и приглашению машины на штрафную площадку, но при виде приближающегося к нему вразвалочку человека, напоминавшего медленно движущийся танк, понял, что сценарий придется менять.

Водитель, не дожидаясь приглашения, протянул документы. Капитан поглядел на массивную золотую печатку на безымянном пальце, и понял, что легко поживится ему не удастся. На всякий случай он сурово нахмурил брови, и принялся листать бумаги. Судя по накладным, внутри опломбированного таможней прицепа находилась «одежда секонд хенд, в ассортименте», являющаяся собственностью кипрской оффшорной компании.

К огромному облегчению, капитан обнаружил между накладными и декларациями три купюры – одна в пятьдесят, и две по двадцать евро. «Контрабанда» лениво подумал капитан и незаметным со стороны профессиональным движением отправил деньги в карман форменных брюк. Не выпуская документы из рук, он, в сопровождении водителя, неспешно прошелся взад-вперед вдоль затентованного борта.

Капитан отдавал себе отчет, что даже если этот, судя по амортизаторам, под завязку груженый длинномер и везет что-то недозволенное со стороны Трансильвании, то его хозяева позаботились о том, чтобы застраховаться от дорожных неожиданностей в лице слишком ретивых полицейских. Неписаный дорожный кодекс, принятый повсеместно между дорожной полицией и водителями, гласил: «Бери, что дают, и не мешай нам делать свое дело, иначе и того не получишь, а мы все равно выкрутимся, а если и заплатим, то не тебе, а твоему начальству».

Больше, собственно, говорить было не о чем. Капитан с тяжким вздохом вернул водителю документы и отдал честь освободившейся рукой. Тот устало кивнул в ответ и полез в кабину. Капитан вернулся к своим подчиненным, разделил добычу и дал команду возвращаться домой.

После того, как полицейская машина скрылась за поворотом, «водитель» – украинский бизнесмен – полубандит Сергей Ликаренко, снова выпрыгнул на землю, неспешно обошел грузовик, лениво пиная колеса, справил нужду под одно из них, вернулся в кабину, и хлопнув дверцей, ухмыльнулся выбирающемуся из спального отсека «напарнику»:

– Все, Франческо, последний пост прошли. Сейчас будем уходить с трассы.

В ответ донеслось недовольное ворчание, и в кабине появился хмурый небритый тип. За время, проведенное в пути, из Милана, частный детектив и аналитик, Франческо Каранзано потерял весь свой пьемонтский лоск. Его нарочито мешковатый костюм теперь был по-настоящему помят, и к тому же прибит пылью, подбородок покрылся классической двухнедельной щетиной, а всколоченные волосы никак не хотели укладываться на голове, и торчали во все стороны. С трудом разлепляя глаза, Франческо откупорил бутылку минеральной воды, пошарил в бардачке, пытаясь найти там стаканчики, не нашел, поморщился, и начал пить прямо из горлышка.

Пока они стояли на месте, тарелка бортовой системы поймала спутник, и рябь на экране подвешенного к потолку дорожного телевизора сменила новостная программа CNN.

«… дней прошло с той ночи, когда из Сидонской Капеллы в Турине была дерзко украдена знаменитая Плащаница – рассказывала сексапильная и сверх меры деловая журналистка – информированный источник из правительственных кругов сообщил, что до сих пор ни спецслужбы Италии, ни криминальная полиция не смогли выйти на след не только заказчиков, но и исполнителей похищения. По странному знаку, оставленному на месте похищения – тамплиерский крест с вписанной в него закругленной, так называемой славянской свастикой мнения экспертов расходятся…»

Водитель дождался, пока мимо них проползет груженая сеном телега, громко матерясь, включил передачу, мягко тронулся и вырулил на шоссе. Изображение на экране пропало.

Деревенька, напротив которой их остановил патруль, одна из многих, что они проезжали, пересекая горные области Сербии и Румынии, состояла из десятка больших деревянных домов. Сразу же за ней вновь начинался густой лес.

– Ничего, брателла, – ободрительно проворчал Ликаренко, обращаясь к своему спутнику, – полсотни верст, и мы на месте.

Тот не отвечал, молча глотая воду, и глядел в лобовое стекло. Пьемонтский частный детектив и украинский браток, несколько дней назад не подозревали о существовании друг друга, их свело похищение Плащаницы. Франческо был членом группы грабителей музеев, которая, собственно и похитила реликвию. Но в течение нескольких суток все участники ограбления были безжалостно и очень профессионально уничтожены. Чудом уцелев, Франческо пользуясь своей феноменальной способностью извлекать информацию из воздуха выяснил, что его группа уничтожена по распоряжению заказчика.

Ликаренко влип в эту историю совершенно случайно. Партнеры по бизнесу из Киево-Печерской лавры «попросили» его оказать помощь ботанику, которого они наняли чтобы разобраться с загадкой, связанной с похищением. Знак, оставленный в Сидонской Капелле обнаружился в какой-то старинной летописи, и церковное начальство имело на эти дела свои виды. «Ботаник», Дима Солярев, оказался аквалангистом, историком и вообще своим парнем. Вместе с Ликаренко они за несколько недель раскрутили загадку надписи, и выяснили что она указывает на могилу Бонифация Монферрат.

Заказчик ограбления – председатель организационного комитета Бильдельбергского клуба для захвата конкурентов мобилизовал свою частную армию, скрывающуюся под вывеской «Международной экологической организации».

Только благодаря предупреждению Франческо, который последовал римской пословице «враг моего врага – мой друг», и контрабандному опыту бывшего бандита им троим удалось уйти из-под самого носа преследователей.

Запасной контрабандный канал экспортной кампании «Лекан», о котором не имели понятия ни квестура Ломбардии, ни Интерпол, сработал безупречно. Через несколько часов после того, как они покинули тайник, где скрывались от нападения, Сергей и Франческо, говорившие по-итальянски, имели поддельные водительские права, паспорта и транспортные накладные. Весь необходимый комплект, включая заполненные бланки и печати, у Сергей-Вована был при себе, так что ему оставалось лишь впечатать в них нужные фотографии. Как выяснилось, все оборудование, включая принтер для пластиковых карт, ламинатор, и программатор магнитной полосы имелось во втором коттедже, куда они проникли через подземный ход.

Украинский бандит и пьемонтский грабитель, превратившись в водителей-экспедиторов, забрали со склада одну из готовых к отправке машин Сергей-Вована, зарегистрированную на несуществующую фирму, и прямо перед носом оперативников Международной Экологической Организации, которые в это время под видом полиции активно потрошили их офис, выехали из Милана с партией груза на Бухарест.

Третьи сутки они, не останавливаясь нигде более чем на четверть часа, гнали машину подальше от Италии, по очереди садясь за руль.

Ликаренко включил автомагнитолу, и вставил в разъем флаш-память со своими «итальянцами». Франческо брезгливо поморщился – любимый Сергеем Пупо был для болонского студента тем же, чем для советского рокера восьмидесятых некогда популярный «Ласковый Май». Сергей-Вован, не обращая внимания на гримасы Франческо, добавил децибел, после чего разбуженный жизнерадостной мелодией, из двухместного спальника выбрался не менее взъерошенный и помятый «ботаник» – Дима.

Дима пихнул под бок итальянца, забрал у него бутылку с водой и надолго к ней припал. Ликаренко, которого Дима за классическую бандитскую внешность звал про себя Сергей-Вованом, фальшиво гундосил, пытаясь подпевать такому же как и он сам безголосому Челентано. Дима сплюнул и полез обратно в спальный отсек.

Как человек, который не говорит по-итальянски и плохо, по собственному признанию, водит машину, он, по решению старших товарищей, был определен «в обоз», так что большую часть пути ему пришлось провести, как китайскому иммигранту, в небольшой нише, устроенной среди тюков с одеждой, которые наполняли затентованый прицеп.

Встретив по пути несколько «сеновозов», через пару десятков километров, Сергей-Вован сбросил газ, руководствуясь только ему известными приметами, вычислил не обозначенную знаками боковую дорогу, и уверенно съехал на нее с шоссе. Дорога представляла собой узкую грунтовку, неровная поверхность которой была густо засыпана щебнем. На качество дорожного покрытия норовистый германский тягач отреагировал соответственно, немедленно начав взбрыкивать и храпеть.

Пропетляв несколько километров по лесу, длинномер неожиданно выскочил к большому кукурузному полю, проехал вдоль опушки и уперся в ворота огороженной забором большой асфальтированной площадки, всю дальнюю сторону которой занимал высокий дюралевый ангар.

Сергей-Вован выскочил из машины, по-хозяйски отодвинул створку ворот, зашел внутрь, и начал объясняться с невесть откуда взявшимся охранником – с виду обычным сельским сторожем. Выслушав активно жестикулирующего посетителя, сторож откуда-то из недр своего невозможного лапсердака извлек мобильный телефон, и произнес несколько слов, поглядывая в сторону машины – видимо, диктовал кому-то номера.

Через некоторое время из-за ангара появился пожарно-красный «Фольксваген-Пассат». Вышедший из него человек – по виду типичный «руманешти», из тех сельских мужиков, у которых они покупали продукты по дороге, увидев Сергея, расплылся в улыбке, и немедленно полез обниматься. Некоторое время они топтались на месте, похлопывая друг друга по спине, а затем «руманешти», разомкнув объятия, махнул сторожу рукой, давая команду раскрыть ворота.

Сергей снова запрыгнул за руль, и погнал длинномер в сторону ангара, в котором, наверное, легко бы разместился средних размеров пассажирский самолет. Огромные, под стать всему сооружению, раздвижные ворота, после их приближения раскрылись сами собой.

Как выяснилось, внутреннее пространство ангара представляло собой наполовину склад, наполовину авторемонтную мастерскую. Как вкратце объяснил Сергей-Вован, очумевшим товарищам, это была одна из нескольких баз «европейского транзита», где, и происходила перегрузка товаров, замена транспортных документов и автомобильных номеров, а при необходимости и разборка или перекраска угнанных автомобилей.

Хозяином этого «логистического центра» оказался тот самый, встретивший их у ворот «руманешти», которого, как выяснилось, звали Михайлеску. Имя это, фамилия или прозвище, Дима так и не понял, а спросить постеснялся. После взаимного представления тот критически оглядел всю компанию, поцокал языком, и по дороге что-то объясняя по-румынски, отправил их в сауну с великолепной душевой и бассейном, которая обнаружилась в отгороженном железными листами отсеке между складом и мастерской. Сергей-Вован ограничился тем, что наскоро умылся, и произнеся фразу: «Куй железо, не отходя от кассы, как говорить наш любимый шеф», вернулся к гостеприимному хозяину. Дима и Франческо немедленно скинули с себя пропахшую потом одежду и рванули под душ. Немного приведя себя в порядок, они вернулись обратно в отлично оборудованный, вполне европейский офис с машиной для приготовления кофе-экспрессо и улыбчивой цыганистой секретаршей.

Пока Дима и Франческо пили кофе, Сергей-Вован на дикой смеси из всех известных языков экспрессивно торговался с Михайлеску, договариваясь о продаже автомобиля и всего груза. К тому времени, когда Дима и Франческо прикончили по второй чашке ароматного напитка, и начали понемногу бросать заинтересованные взгляды на деловито снующую по комнате девушку, торг завершился.

Они с Михайлеску сходили в «большой зал», расшнуровали тент машины и полюбовались на плотно утрамбованные тюки. Михайлеску, который плохо скрывал свою радость (видимо, цена за машину и груз, на которой они сошлись, была для него более чем приемлемой), минут на десять улетучился, и вернулся обратно с потертым полиэтиленовым пакетом, который перекочевал в руки Сергей-Вована. Двужильный «менеджер по экспорту» немедленно засунул внутрь пятерню, и занялся пересчетом увесистых пачек.

Немного подискутировав с Михайлеску, он отсчитал обратно приличную сумму, затем, шлепнув по дороге подвернувшуюся под руку девушку, которая при этом без особого испуга, но очень громко взвизгнула, сделал на ксероксе пару копий своего паспорта, вручил их секретарше, и с довольной улыбкой повернулся к своим товарищам.

– Ну все, братва, с машиной и грузом разделались. Теперь, даже если нас в Милане и вычислили, то след потеряют. Машину тут к утру перекрасят, номера перебьют, а тряпки так вообще пойдут через базар в Руссе. Я тут насчет транспорта подсуетился. Сейчас его ребята смотаются, оформят у ближайшего нотариуса доверенность на «Пассат», и двинем на Бухарест.

После этого Сергей-Вован швырнул пакет с деньгами Франческо, плюхнулся на свободный диван, откинул голову, разбросал свои ручищи по спинке и через минуту-другую офис сотрясся от богатырского храпа.

Пока оформлялись документы они успели передремать и уничтожить обед. «Ребятами» Михайлеску оказались два мрачных небритых амбала, которые приехали в черном «Мерседесе» – «кубике». Рядом с ними и Сергей-Вован смотрелся, как первоклашка.

Прощание с румынскими контрабандистами прошло буднично, и не было таким бурным, как встреча. Получив в свое распоряжение машину, яркий цвет который Сергей-Вована совершенно не смущал, они быстро выбрались на трассу, и направились в сторону Бухареста.

Если деревни Румынии вышли из семнадцатого-восемнадцатого века, то небольшие города и поселки явно остались в семидесятых годах прошлого столетия. Пятиэтажные и девятиэтажные панельные коробки с облупившейся покраской, повсеместно были окружены невероятным числом разнокалиберных киосков. Чуть ли не на каждой свободной площадке размещался небольшой самодеятельный базар. Больше всего поражало после цивилизованной Италии невероятное количество цыган. Здешние ромалэ, в отличии от их давно потерявших таборный лоск соотечественников, которые живут в России и Украине были самыми настоящими фольклорными цыганами. Разве что их стойбища не были романтическим сборищем шатров, а представляли собой лачуги с окнами, забитым фанерой и перекошенными стенами, а вот черные тяжелые косы, цветастые рубахи, и невероятно яркие, желто-красно-синие платья, словно выплеснулись на здешние улицы из картины Эльдара Рязанова «Жестокий романс», которую Дима очень любил.

Сергей-Вован, который одинаково хорошо себя чувствовал за рулем «Феррари», мастодонта-тягача и бюргерского «Пассата» и здесь, в предместьях Бухареста был как рыба в воде. Он, даже не сверяясь с картой, въехал в один из более или менее цивилизованных городков, не заморачиваясь на то, чтобы снизить скорость, влетел на центральную площадь, посреди которой стоял памятник какому-то народному герою, свернул в переулок рядом со стеклянной стеной нового банка, и остановился напротив двухэтажного отеля, первый этаж которого занимал довольно уютный на вид ресторан.

Отель оказался почти пуст, и они сняли два больших смежных номера. Загнав машину на задний двор и побросав посреди комнаты вещи, все трое, не сговариваясь, сразу же повалились спать.