Текст книги "Тайны «Монастырского приюта»"

Автор книги: Александр Трапезников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

5

Едва ли сейчас оба полуночника ожидали услышать легкое постукивание-царапанье в дверь. Но кто-то, несомненно, пытался к ним войти. Словно с той стороны находилась кошка или другое бессловесное существо, мечтающее поскорее попасть домой. Анна Горенштейн и Сивере обменялись настороженными взглядами. Огоньки пламени на догорающих свечах колыхнулись.

– Вы кого-то ждете? – прошептал Александр Юрьевич.

– Это он! – почти беззвучно отозвалась она. Ее глаза выражали теперь настоящий, неподдельный ужас. Но все равно оставались прекрасны.

– Спокойно, – произнес Сивере, беря себя в руки. – Без паники. Есть у вас что-нибудь тяжелое? Кто бы там ни был, я вас защищу.

– Спасибо, – благодарно кивнула Анна, протягивая ему бутылку из-под вина.

Историк, никогда не участвовавший в реальных сражениях, но досконально знавший тактику боя Ганнибала, Карла Великого и Наполеона, взмахнул своим оружием, облив вдову и себя остатками ликера.

– Сейчас-сейчас… – пообещал он, но первые шаги к двери дались ему с некоторым трудом. Кто его знает, кого там принесло? Может, и не человека вовсе… – Сейчас-сейчас! – грозно повторил Александр Юрьевич, ухватив бутылку покрепче. – Главное – нанести удар первым, ошеломить противника.

– Вы дверь-то сначала отворите, – трезво посоветовала Анна, едва сдерживая улыбку.

Раздалось новое слабое постукивание. Выглядело все это, как полтергейст: стук с определенными интервалами, будто потусторонние силы вступали с ними в свою игру. Александр Юрьевич, набравшись духа, одновременно рванул на себя дверь и ткнул в открывшееся пространство бутылкой.

Их глазам предстал старый князь Романов, едва успевший отшатнуться в сторону.

– Ф-фу ты! – выдохнула Анна Горенштейн. – Здравствуйте, ваше сиятельство.

Неловкая сцена длилась несколько секунд. Потом князь прошел в келью, опасливо покосившись на Сиверса. Тот вынул платок, вытирая с рубашки следы ликера.

– Я, кажется, напрасно вас потревожил? – спросил наследник престола.

– Ну что вы, Алексей Николаевич! – радушно ответила Анна. – Не хотите ли рюмку ликера?

– Ликер кончился, – напомнил Сивере. – Не найдется ли у вас чего-то другого?

– Только текила.

– Не откажусь, – сказал князь. И добавил: – У меня бессонница. Н-да-с. Ну-с, тэк. Хорошо.

– Хм-м. А не пора ли баиньки? – предложил вдруг Сивере, понимая, что вечер не задался.

– Да, пожалуй, поздно, – согласилась Анна. – Встретимся утром. Если никто не возражает.

Возражений не последовало, но никто не двинулся с места. Князь и Сивере с подозрением поглядывали друг на друга. Словно два соперника. И лишь когда Анна нарочито зевнула, прикрыв рот ладонью, они стали раскланиваться, расточая любезности. Покинув номер, подождали щелчка захлопнувшейся двери. Затем бок об бок пошли по коридору к лестнице.

– Спокойной ночи! – сказал Сивере на своем ярусе.

– И вам того же, – отозвался князь.

Так они и расстались, явно недовольные друг другом.

Глава 7. Разящий удар

1

В эту третью ночь Александру Юрьевичу Сиверсу приснился странный сон. Будто сидит он в полном одиночестве на каменной рыбе-вишапе, зябнет от холода и ждет кого-то, кто должен по уговору прийти и принести нечто важное. Желтый лунный свет вокруг, тишина, тянет запахом болотной тины. И вдруг – лягушка за спиной заквакала. Он оборачивается: стоит перед ним земляная жаба в человеческий рост, а на морде – очки с толстыми стеклами, да в лапке – самшитовая палка с набалдашником.

– Вот я тебя сейчас! – угрожает жаба и квакает, как смеется.

– Брысь! – говорит ей Сивере, бросая в уродину камешек.

– Мяу! – отвечает земляная жаба и прыгает в темноту.

– Не обращайте на них внимания, – произносит кто-то, присаживаясь рядом. – Их тут видимо-невидимо, настоящее бедствие. Икру мечут, размножаются, но вреда мало. Так, покусают немного, а вот вещи воруют.

Это – Багрянородский сидит, но какой-то не такой: половина лица окровавленная, а другая – мраморно-бледная.

– Вы чего тут? – спрашивает Сивере. – Шли бы, умылись.

– Я-то ничего, а вот вы влипли. Пошто Матвея Матвеевича зарезали? Чем он-то вам не угодил, убивец?

– И меня тоже! – подтверждает Тошик Полонский; он, оказывается, на корточках примостился, возле них, а из груди торчит рукоять старинного кинжала.

– Какая прелестная штучка, это какого века? – спрашивает Александр Юрьевич. – Уж не из сокровищ ли урартских царей?

– Из них самых, – довольно отвечает Тошик. – А медальончик-то все-таки отдайте. Память о дедушке.

Тут одно из окон над ними отворяется и вылетает на горбуне Анна Горенштейн, совершенно нагая. Побарражировав в небе, заломила крутой вираж и пошла на посадку, подняв облако пыли.

– Кудесница наша! – с гордостью замечает Тошик. – Богиня Анаит, чистое золото!

– Между прочим, ваша невеста, – добавляет Багрянородский. – Шестым мужем будете, вон, на заднем дворе уже и гроб колотят.

– Не хочу! – Сивере порывается встать, но его крепко держат за руки.

– Противиться не надо, – мягко увещевает в ухо Куруладзе, а Макс по печени бьет. – Свадьба состоится в срок, свечи зажжены, ампулы разлиты по бокалам. Гости съехались.

– Не-е-е-е-т!.. – кричит Сивере, но его уже вводят в какой-то огромный зал под куполом, где вместо свадебного марша фальшиво гремит похоронный. За роялем сидят тетушки Алиса и Лариса, играя в четыре руки. Соло на трубе исполняет Багрянородский, не забывая подмигивать Александру Юрьевичу. И вновь тут оказывается каменная рыба вместо алтаря, а на ней – в черном облачении – лысый князь Романов.

– Не волнуйтесь, голубчик! – увещевает он. – Я буду ее следующим мужем, несмотря на то что она – моя правнучка. Так написано в Книге Судеб.

– Да-да! – хором подтверждают гости: супруги Комамберовы, другая пожилая чета с козлиными черепами в руках и три похожих друг на друга старика.

– А вот дудки! – показывает князю фигу Сивере. Вырывается и бежит. Мчится, спотыкается, какие-то вокруг темные коридоры, лестницы… Он проваливается в ямы, взбирается наверх, перепрыгивает с одной крыши на другую. Позади крики, выстрелы…

– Сюда, сюда! – зовут его из какой-то ниши.

Он прячется в этом укрытии, и его плечи обвивают женские руки. Нет, змеи, множество змей, которые оживают на старинном орнаменте с родовым гербом Прошянов.

– Александр Юрьевич? – громко произносит кто-то. – Что с вами?

…Сивере очнулся. Чьи-то пальцы трогали его лоб. Над ним наклонилась Тереза, жена Тошика Полонского. У нее были ласковые и добрые глаза.

– Тс-с! Тихо, – сказала она. – Вы весь в поту, кричали. Приснилось что-то нехорошее?

– Нет… да… а вы?.. – пробормотал Сивере.

– Я услышала. И пришла. Я должна была вас предупредить. Но боялась.

Александр Юрьевич пытался подняться, но Тереза удержала его голову на подушке.

– Лежите, вам нельзя вставать. У вас температура. Выпейте вот это, – и она протянула приготовленную чашку. – И снова уснете.

– Как Матвей Матвеевич? – глупо спросил Сивере.

– Как все, – мягко поправила Тереза. – Это очень просто.

– Странно… – поперхнулся Сивере, отпивая из чашки. – Сладко и горько одновременно.

– Напиток Прошянов, – сказала Тереза. – Рецепт давно утерян.

Александр Юрьевич тяжело вздохнул: ему стало больно в груди. Странно было и то, что эта женщина говорила с ним, не разжимая губ. Сивере хотел спросить, как у нее это получается, но из-за спины Терезы вдруг вышел Прозоров.

– Ну, все, что ли? – резко произнес он. – Хватит миндальничать.

Затем щелкнул какими-то ножницами или секатором.

– У него слабое сердце, – ответила Тереза. – Будет нелегко вынуть, не повредив аорту.

– Ладно уж учить, разберемся! – грубо возразил сокурсник. – Где эти хреновы ассистенты?

– Мы здесь, – из угла вышли Стас и Оленька Дембовичи в хирургических халатах и шапочках. То же чем-то лязгнули. Зубами, что ли?

– Дайте наркоз! – потребовал Прозоров, и Сивере вновь начал проваливаться в бездонную черную пропасть…

Окончательно проснулся Александр Юрьевич на рассвете, тяжело разлепив глаза и чувствуя, что вернулся из путешествия по тому свету. Он осоловело поглядел вокруг, с трудом узнавая ставшую уже привычной келью. Потянулся к стакану с минеральной водой. Жадно выпил, не ощущая вкуса, и вновь повалился на подушку.

2

– …Ты под наркозом, что ли? – услышал Сивере сквозь сон голос Прозорова. – Так и есть. Где это ты, брат, налимонился в хлам? Вставай, чай стынет.

Александр Юрьевич приподнял голову, затем сел на койке, закутавшись в одеяло. Отчего-то сильно ломило виски. Герман расхаживал по келье, попутно стачивая маленькой пилкой ногти. Сигара как обычно дымилась. Поднимался пар и над стаканом чая в серебряном подстаканнике. Рядом на тарелке лежали бутерброды с ветчиной и сыром. И – что было совсем непонятно, Сивере даже похолодел, вспомнив свой сон, – большие садовые ножницы…

– А где Дембовичи? – спросил Александр Юрьевич, украдкой ощупывая свою грудь. Все на месте, сердце бьется по-прежнему. Чертовщина какая-то.

– Откуда я знаю? – удивился Прозоров. – В трапезной я их видел, а куда потом пошли – плевать. Ты к завтраку не соизволил появиться, вот я и притащил хавчик. Лучше бы спасибо сказал.

– Спасибо, – вяло ответил Сивере, дотянувшись до стакана. – Ты опять дверь отмычкой открыл? А откуда здесь ножницы?

– В коридоре под твоей дверью валялись. Может, этот придурковатый племянник обронил? Он вчера в оранжерее цветы подстригал, я видел. Только какого дьявола его сюда занесло, в другой конец гостиницы? Впрочем, с дурака спрос… – Герман махнул рукой и выпустил струйку дыма. – А может, ты водки хочешь?

– Да трезв я! – усмехнулся Сивере. – Просто голова раскалывается. Климат этот мне не подходит, вот что.

– A-а… понятно. Ауехать ты все равно не можешь. Так что терпи. Это тебя вдовушка сглазила. Я говорил: она ведьма и авантюристка. Я достоверно знаю, что из секты какой-то.

– Ты сам-то – кто? – резко спросил Сивере. – От кого прячешься? Что натворил?

Прозоров присел на койку, серьезно ответил:

– Ты прав, обстоятельства вынуждают меня скрываться. Но одно могу сказать тебе, моему единственному другу: руки мои чисты, а совесть незапятнанна, я всего лишь ангел возмездия, – и он неожиданно захохотал. Сигара запрыгала в его зубах.

– Сумасшедший, – проворчал Александр Юрьевич.

– Конечно, и ты тоже! – согласился Герман, немного успокоившись. – Не знал, что ли, куда приехал? Это ведь специализированная клиника курортного типа для душевнобольных. Здесь все пациенты, и Тошик Полонский, и Куруладзе, изображающий из себя комиссара. А врачи наблюдают за нами через скрытые видеокамеры. Нам еще повезло, что условия такие хорошие. Но в подземелье, говорят, есть отделения для совершенно неизлечимых и буйных.

Вот туда попадать не советую. Возврата нет. Но скажу по секрету: кто-то тут из психов притворяется. То есть на самом деле он доктор, а косит под больного. Чтобы лучше следить. Ничего, я его когда-нибудь расколю… А пока лечись и радуйся, друг Саша.

Выслушав тираду сокурсника, Сивере кисло усмехнулся. Он не поверил ни единому его слову. Такого не может быть просто потому, что не может быть никогда. Ведь все, как и он сам, приехали сюда добровольно, по своему желанию, никто никого не тянул насильно, санитаров не было, таблеток и лекарств не дают, да и где видано, чтобы сумасшедший дом помещался в горном монастыре? И как он, Сивере, находясь в трезвом уме и здравой памяти, мог бы оказаться в клинике?

Или с ума сходят внезапно, незаметно для самого себя? Может быть, он рехнулся еще в Москве, а сюда его привезли в бесчувственном состоянии, и вся долгая дорога ему лишь привиделась? А что, если он уже существует в иной системе координат, в другом безумном мире, ощущая свое бытие как фантастику, а вымысел принимая за реальность? Где теперь трехмерный мир, его контуры и границы, что и кто находится вокруг него, внутри? Где сам он? Или Александр Юрьевич Сивере остался в Москве?

– Не переживай! – похлопал его по плечу Прозоров. – Все пройдет. Даже такая ерунда, как жизнь…

3

Когда Герман ушел, сказав, что через час намечается общая экскурсия к северному плато, расположенному в трехстах метрах над монастырем, Сивере допил холодный чай, задумчиво потянулся к садовым ножницам и пощелкал ими возле своего носа, словно обрезая невидимую нить. Он видел их во сне, и вот они тут – на столике. Возможно, что племянник хозяина действительно обронил ножницы в коридоре, ну и что?

Александр Юрьевич уже как-то попривык к таинственно появляющимся и исчезающим вещам и предметам в монастыре. Взять хотя бы очки Матвея Матвеевича. Или медальон с гербом Прошянов. Он полез в карман и нащупал его в кармане. Слава богу, на месте! А если бы и украли, что с того? Гораздо важнее выяснить: связано ли все это между собой, и если да – то как? В одном Прозоров безусловно прав, тут полно психов, а кое-кто психом явно притворяется…

И уехать отсюда нельзя, не выяснив истину. Но путь к истине всегда обозначен символами, которые, как светлячки, в лесу указывают путь. Главное, понять их значение, не пойти по ложному следу. И в первую очередь определиться со своими союзниками. Не может так быть, чтобы он оставался совсем одиноким в этом «Монастырском приюте», среди актеров и призраков.

Александр Юрьевич неторопливо брился, разглядывая свое лицо в зеркале, висевшем над рукомойником. Воду приходилось подливать в медный тазик из керамического кувшина. В конце коридора была душевая с горячей водой, но туда было лень идти. «Вечером схожу в сауну», – решил Сивере. Его вдруг заинтересовала толщина стен между кельями. Никак не менее трех метров. Но почему же покойный Матвей Матвеевич говорил, что часто слышал, как ругаются братья Афонины, его соседи? А Багрянородский утверждал, что Прозоров во сне кричит. Непонятно.

По идее, тут должна быть полная звукоизоляция. Может быть, существует какая-то внутренняя система вентиляции, скрытая в толще стен? Монахи большие хитрецы, всегда отличались изощренной выдумкой, чтобы следить друг за другом. Подслушивать и наблюдать. Наверняка здесь множество лазов, тоннелей, а то и узких крысиных нор, предназначенных не для этих умных зверьков, а для человека.

Прервав бритье, Сивере в который раз осмотрел келью, но ничего похожего на люк не обнаружил. Наверное, если какой-то лаз и существует, то найти его можно только случайно.

Вернувшись к зеркалу, продолжая скоблить левую щеку, Александр Юрьевич заинтересовался вскочившим на лбу прыщиком и вдруг замер. Его осенила одна догадка.

– Воткнуться носом… – пробормотал он, дотронувшись до зеркала рукой. Отпечаток ладони медленно таял на поверхности. Обычное овальное зеркало, встроенное в стену. По краям – несколько разрушенная амальгама. Но Александр Юрьевич был наслышан о хитроумных устройствах, которые применяли следователи или психиатры, когда сквозь специальное зеркало можно наблюдать за поведением преступника или пациента.

Неприятный холодок пробежал по спине. Не так уж это невероятно и в условиях «Монастырского приюта». Сиверсу показалось, что кто-то стоит там, с другой стороны зеркала, и смотрит. Ему даже почудилось дыхание наблюдателя, что было уж совсем невероятно. Так недолго и в самом деле сойти с ума!

И тут Сивере услышал действительно не только дыхание, но даже и легкое покашливание. Только раздавалось оно не из зеркала, а из-за его, Сиверса, спины. Резко обернувшись, он столкнулся с блуждающей улыбкой придурковатого племянника Полонского. Очевидно, тот незаметно вошел в келью, а теперь держал в руках ножницы, нацеленные острием в живот историка.

– М-ммя-яя!.. – радостно проблеял дурачок. Он был среднего роста, с покатыми плечами и круглой головой. На лбу – шрам.

– Не пужай, – усмехнулся Сивере. – Нашел свои ножницы?

Племянник закивал, в уголках рта появились пузыри слюны. Он повернулся и сделал пару шагов, махая руками.

– Хочешь мне что-то сказать? – поморщился Александр Юрьевич. – Как там тебя? Гела, кажется?

Племянник вновь энергично закивал, делая приглашающие жесты.

– Куда-то зовешь? – заинтересованно спросил Сивере, вытирая полотенцем мыльную щеку. – А ты, дружок, не ошибся адресом?

1ела отрицательно мотнул головой.

– Все-то ты, оказывается, понимаешь. Ну, пошли…

4

Сивере спустился вслед за Гелой по лестнице, прошел коридор, соединяющий жилые номера с подсобными помещениями, миновал прачечную, где стоял огромный чан с кипящей водой, пустую кухню с жаровнями. Они обогнули по открытой галерее задний дворик и вышли к стеклянной оранжерее. Александр Юрьевич уже начинал сожалеть, что дал втянуть себя в это путешествие по задворкам монастыря, но, очутившись в цветущем розарии, воспрял духом.

Живые деревца, пальмы, цветы, зелень, вьющийся под потолком плющ – все радовало глаз, бодрило свежим ароматом. Он и не предполагал такого обилия всевозможных орхидей, цикламенов, кактусов, папоротников, аккуратно рассаженных вдоль песчаных дорожек, каменных горок, искусственного водоема. Здесь чувствовались заботливые руки, любовь. Вряд ли за подобным оазисом мог ухаживать один Гела.

Александр Юрьевич не ошибся. Из-за подстриженного кустарника вдруг вышла невысокая женщина с лейкой. Приветливо улыбнулась Сиверсу. Вначале он даже не узнал ее, настолько преобразилось лицо Терезы. Сейчас она выглядела гораздо моложе, свежее, с раскрасневшимися щеками и голубыми блестящими глазами. «Да она просто красавица!» – подумал Сивере.

И лишь позже понял, почему произошло это чудесное изменение в облике. Да просто потому, что именно здесь, в оранжерее, единственном месте во всем монастыре, она чувствовала себя по-настоящему свободной и счастливой. Только поэтому.

– Вы пришли, – утвердительно сказала жена Тошика Полонского, опуская на землю лейку.

– Как видите, – развел руками Сивере, оглянувшись на своего поводыря. Но Гела уже куда-то незаметно исчез, словно растворился в листве. Он вновь посмотрел на женщину, ожидая продолжения. Но Тереза молчала.

– Тут красиво, – произнес Александр Юрьевич, чтобы хоть как-то ободрить ее.

– Правда? – вспыхнула она, а лицо ее еще больше похорошело.

– Единственное светлое место во всей гостинице, – сказал Сивере. – Вашими трудами?

– Гела помогает, – ответила Тереза. – А Тошик давно хочет разместить здесь курятник.

– У него мозгов нет, – усмехнулся Александр Юрьевич. – Извините, но ему не нужна красота. А земляных жаб разводить он не собирается? Поди, тиран в жизни?

– Вы правы, – согласилась она. – Но не будем об этом.

– Хорошо. Зачем вы меня звали?

Тереза ответила не сразу. Сначала замерла, будто прислушиваясь к чему-то, к каким-то шорохам у входа в оранжерею. Затем, понизив голос, промолвила:

– Вам не нужно идти на экскурсию к северному плато.

Александр Юрьевич не очень-то и собирался, но теперь, услышав ее слова, призадумался. Тут что-то не так. К чему бы ей предупреждать только его одного?

– Я вас не понимаю, – сказал он.

– И не нужно понимать. Просто не ходите, и все.

– Но… с какой стати? Странно как-то.

– Я не могу вам сейчас ничего объяснить. Но поверьте, дело очень серьезное.

– Черт-те что творится в вашей гостинице! – возмутился Сивере. – Сплошные загадки. Всегда так или только в этот сезон? А вот нарочно пойду!

– Вы не представляете, насколько это опасно! – возразила Тереза, умоляюще сложив руки на груди. – Доверьтесь мне.

– Гм-м… – Александр Юрьевич издал неопределенный звук, поглядев в ее встревоженные ясные глаза.

Она говорила с искренней болью, это чувствовалось. Но какое ей может быть дело до незнакомого постояльца? Приехал – уехал, и след простыл. Или он не должен покинуть «Монастырский приют» обычным путем, как все? А может, она возлагает на него какие-то свои надежды? У Сиверса сложилось впечатление, что он ведет сейчас шахматную партию вслепую, сразу на нескольких досках, – и с неизвестными противниками. И пока проигрывает.

– Хорошо. Я подумаю, – сказал он. И вдруг, неожиданно для самого себя, добавил: – А вы ведь приходили ко мне сегодня ночью, да? Не отпирайтесь.

Женщина явно смутилась. Ей было трудно лгать, и она покраснела еще больше.

– Да… – тихо ответила Тереза, потупив взор. – На рассвете. Я встаю рано… А тут, когда подметала в вашем коридоре пол, услышала стоны. Они доносились из вашей кельи. У меня есть запасные ключи от всех номеров. Я решила, вам плохо. Вы в самом деле метались по кровати, звали кого-то…

– Вот как? – усмехнулся Сивере, представив эту картину.

– У вас был жар, – подтвердила женщина. – Я дала вам выпить успокоительное.

– Напиток Прошянов! – вспомнил Александр Юрьевич. – Х-хе… А я-то думал, что все это мне приснилось! Впрочем, где тут сон, где – явь, непонятно.

Тереза совсем сникла, краски на ее лице поблекли, глаза перестали блестеть, потухли, словно само напоминание обо всем ином, кроме оранжереи, вызывало смертельную тоску. Сивере смотрел на нее с жалостью, досадуя и на себя, и на эту несчастную женщину.

– Вы чего-то боитесь и не хотите говорить, – сказал он. – Почему вы предупреждаете меня об этой экскурсии? Под утро вы также пришли ко мне намеренно, чтобы сказать что-то. Что именно? Вы опасаетесь за мою жизнь?

– Да… – чуть слышно произнесла Тереза, отводя взгляд.

Внезапно Александра Юрьевича пронзила нелепая на первый взгляд мысль. Совершенно невероятная, но он рискнул ее высказать.

– И это как-то связано с тем давним убийством, которое произошло здесь в одиннадцатом веке? Помните, о чем вы мне говорили в библиотеке?

– Да, – вновь прошептала женщина, кивнув. Теперь ее глаза были полны неподдельного ужаса.

– Послушайте, давайте так, – твердо сказал Сивере. – Расскажите мне все по порядку, что там стряслось? Я пытался найти эту легенду в книге Горельского, но страницы оказались вырваны. Не вы ли сами их и уничтожили?

Тереза уже не могла говорить, она лишь отрицательно покачала головой. Ей было, судя по всему, очень больно. Это не физическая боль, душевная – определил Сивере.

– Просто какой-то замок с привидениями! – произнес он. – Кому-то очень хочется скрыть само упоминание об этом легендарном злодействе. А вы-то сами откуда о нем знаете?

И тут женщина, наконец, ответила. Буквально выдавила из себя несколько слов, прозвучавших, как роковое признание:

– Я из рода Прошянов…

Позади них раздался шорох, слабый треск веток. Затем пальмовые листья раздвинулись, появилась голова Багрянородского.

– Тэк-тэк-тэк!.. – заверещал он. – А я слышу голоса, да не пойму откуда? А вы вот где прячетесь! Не бойтесь, я вас Тошику Полонскому не выдам, сам его терпеть не могу… Однако какой тут райский аромат после нашего ада! Аж дурно.