Текст книги "Доставить живым или мертвым"

Автор книги: Александр Ольбик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Дорога ему была знакома: когда-то, кажется, уже в другой жизни, в служебном автобусе, он не один раз проезжал этим путем. Про себя отмечал придорожные приметы: элеватор, который преобразился, к нему была сделана кубообразная пристройка, поселок с серыми избами и столетними дубами, к которому вели глинистые, с глубокими колеями дороги, подлески, поля, заросшие кустарниками и травой... И каково же было его удивление, когда на фоне начинающей желтеть рощицы он заметил давным-давно брошенный комбайн, который уже тогда, в его курсантские годы, стоял здесь одиноким сиротой, обиженный ветрами и дождями. Но как ни странно, в целом он сохранил свой прежний вид и как будто не прошло двадцати лет...

Возле одного из постов ГИБДД их остановил милицейский патруль. Милиционер подошедший к ним отдал честь и попросил у водителя документы. Проверив их, он велел открыть багажник – в городе еще продолжалась операция "Кольцо", связанная со взрывом в подземном переходе.

На базу они прибыли в десять утра, где их уже ждал Шторм. Они прошли в штаб. Там находился один офицер, который доложил Шторму, что курсанты выехали и будут на базе с минуты на минуту.

– Годы идут, а здесь все по-старому, – Путин ощущал щемящее чувство ностальгии по молодости.

– Это только на первый взгляд, – Шторм положил перед своим гостем стопку одежды. – Вам надо переодеться. Зайдите в мой кабинет. За обувь не ручаюсь, шузы уже разношенные, но других пока нет.

Заурчал мотор и Шторм подошел к окну. В ворота въезжал старенький "рафик".

– На полосу пойдете с десяткой разведчиков. Этих ребят мы готовим к засылке в высокогорные районы Киргизии. Там сейчас серьезная заварушка.

– За сколько времени мы должны пройти дистанцию?

– Я вам не рекомендую идти с полной выкладкой всю дистанцию...Для разминки достаточно половины или даже трети...

Путин внимательно посмотрел на Шторма и его губы скривила улыбка:

– Как скажете, – в его тоне слышались категорические нотки, слегка сдобренные умягченной интонацией. Взяв комплект одежды и десантные ботинки, он отправился переодеваться в кабинет Шторма. Зайдя туда, он увидел, висевшие на стене портрет Дзержинского, огромную карту России, с наколотыми на ней небольшими флажками, а на столе – бронзовый бюстик Есенина, который их курс подарил Шторму по окончании занятий. "Черт возьми, – подумал он, -еще десять-двенадцать лет и финита ла комедиа...На пенсию..."

Ботинки действительно оказались разбитыми, но бежать лучше в таких, решил он, чем в новых, которые на втором километре могут превратиться в колодки, мучительнее которых ничего на свете не бывает.

Когда он вышел в приемную, Шторм, оглядев его, поднял большой палец и удовлетворенно хмыкнул.

– Выправка что надо. А сейчас пойдем вооружаться?

– Я думаю, сегодня обойдемся без этого, – Путин нагнулся, чтобы поправить на ботинке обводной ремень. – Где ваши молодцы?

– Одеваются. Через пять минут выходим на старт.

– Вы пойдете с нами?

– В другой раз не побежал бы, а сейчас вы меня подзавели, Владимир Владимирович, – Шторм развернулся и пошел в каптерку. Вернулся с двумя масками, одну протянул Путину. – А может, так побежим без маскарада? Уж больно тепло...

– Мне бы не хотелось светиться, вы же понимаете...

– Да понимаю, конечно, хотя у нас тут такой народ, из которого клещами ничего с языка не стащишь. Но вы правы, лишний раз засвечиваться не стоит...Вон мои молодцы, как на подбор.

Из помещения вышло несколько человек в камуфляже, в черных масках и при полной выкладке. Впереди всех шел рослый, с кривоватыми ногами человек.

– С чего начнем, Андрей Алексеевич? – обратился он к Шторму. -Может, для разминки сначала пройдем тарзанью горку?

Путин вопросительно взглянул на своего бывшего наставника. Тот моментально отреагировал:

– Мы ввели маленькое новшество...Впрочем, сейчас сами увидите.

Группа бегом направилась в сторону темнеющего леска и вскоре скрылась из виду. Путин бежал легко, не ощущая ни малейшей нагрузки. Подумал даже, что, наверное, зря отказался от боевого комплекта, и что такая пробежка может оказаться не более, чем разминкой для пенсионера.

Через десять минут они вышли на поляну, на которой на разной высоте торчали деревянные столбы. За ними, начиная с полутора метров над землей, висела хитро переплетенная сетка из толстых просмоленных канатов. Постепенно она уходила вверх и терялась в верхушке самой высокой сосны. От нее тянулась вниз еще несколько веревок и каждая из них не доходила до земли на несколько метров.

Когда остановились, Шторм дал вводную команду: по одному преодолеть частокол из бревен и штурмом взять верхушку сосны. Когда Путин вскочил на первый, самый низкий, пенек, он даже не подозревал, что его ждет впереди. А впереди уже, словно гуттаперчевая кукла, прыгал тот рослый, который возглавлял группу курсантов. Трижды Путин терял равновесие и едва не сваливался на землю, но снова взбирался на верхний торец бревна и продолжал бег. Это, конечно, был не бег, а какое-то немыслимое преодоление из последних сил. Но как ни труден был путь, он добрался до сетки, прыгнул и зацепился за нее.

Ячейки сетки были разной величины и, чтобы пройти хотя бы одну, приходилось делать замысловатые движения ногами, чтобы не упасть и не сломать себе шею. Он видел, как за ним идет Шторм. Словно кузнечик, он перепархивал со столбика на столбик, при этом как-то грациозно балансируя.

– Володя, не спеши, время еще есть, – крикнул Шторм и Путин за эти слова мог бы его расцеловать.

Когда он дошел до половины сетки, почти вся группа уже была в воздухе. Однако тот, кто поднимался на тарзанью горку последним, на четвертом столбике потерял равновесие и полетел вниз. При этом он успел ухватиться за веревочную перевязь, которая, видимо, служила своеобразной страховкой.

Поднявшись на две трети тренажера, Путин стал отдыхать. Ему казалось, что в икрах ног накачен раскаленный свинец, настолько они были разгорячены и тяжелы. Ладони покрылись пузырями, и он знал – скоро начнут лопаться и кровоточить.

Он подождал, когда до него добрался Шторм и в деликатной форме высказал ему, что думает об этой тарзаньей горке:

– Вы, случайно, Андрей Алексеевич, за это новшество госпремию не получили? – отдыхиваясь, спросил президент.

– Сначала получил по шее. Начальство сказало, что это ненаучно...Пришлось обратиться в институт физической культуры, к светилам. Три месяца они ходили с целым взводом студентов из того же института и все сверяли с помощью датчиков и другой, мне неизвестной, техники. А вывод прост: при преодолении тарзаньей горки работают все мышцы, тренируются вестибулярный аппарат, эндокринная система, а поскольку тут порядочная высота, то и адреналин повышается... Хотя и не у всех... А я смотрю вы, как белка, скок да скок...

– Не смейтесь, я два раз чуть не спикировал носом в землю.

– Это только кажется, здесь редко кто падает...

– А этот парень, – Путин глазами указал на человека, который делал вторую попытку покорения горки.

– У него слишком короткие ноги, не рассчитал с шагом. Но я уверен, сейчас он взбежит сюда, словно кабарга. Но силы надо беречь, у нас впереди еще несколько километров и целый ряд сюрпризов.

– Типа этой тарзаньей горки?

– Да нет, стандартная, годами наработанная полоса – рвы с водой, трехметровый барьер, горящий дом, туннель с газом, небольшое болотце и несколько сопок.

– Неплохо...Придется все это вспомнить, – Путин развернулся и снова покарабкался вверх.

– У нас еще есть время передумать, – крикнул ему в спину Шторм.

– Нет, время уже ушло. Если все это преодолевают другие, то мне сам бог велел пройти этот терренкур...

...Подходил к концу первый час гонки.. От десяти человек, вышедших на дистанцию, осталось четверо. Путин не видел их лиц, они не видели его лица, но все понимали, насколько трудными были оставшиеся за плечами километры.

Шторм старался держаться рядом с президентом и на всем протяжении трассы у него в голове, словно дятел, стучала мысль: "Ну зачем ему вся эта хреновина?" Это был рефрен в кутерьме мыслей, которые его сопровождали в этой изнурительной гонке. Которой, казалось, не будет и конца.

Впереди замаячило строение: стена с квазиокнами – четыре этажа. Когда они подбежали ближе, Путин разглядел рядом сложенные штурмовые лестницы. Шторм первым взял одну из них и бросив: "Делайте как я", устремился к стенке. Перекинув ногу через подоконник первого окна, он поднял штурмовку и крюком-пилой зацепил ее за подоконник второго этажа. Через минуту, а может, меньше, он уже был на самом верхнем этаже. Вторым достал его тот, кто был главным в группе, детина с невообразимо огромными ручищами.

Путин, схватив лестницу, попытался зацепиться крюком за второе окно, но она, потеряв равновесие, навзничь упала на землю.

– Только не тушеваться, – сверху его наставлял Шторм. – Вторую руку клади на шестую ступеньку и рывком бросай от себя.

Но когда лестница все же зафиксировалась, ноги его наотрез отказались идти вверх. Они, словно пластилиновые, гнулись, но не распрямлялись, мышцы будто свела какая-то не щадящая сила. Но он, видя, как по другим рядам взбираются наверх курсанты, преодолел слабость и с помутившемся сознанием начал взбираться наверх.

Шел восьмой километр гонки.

– Может, дадим отбой? – сзади прогудел Шторм. – Загонять себя не следует...

– Где это наше знаменитое болото? – вместо ответа спросил президент.

– Скоро будет, но мы его можем обойти, – Шторм прибавил шагу и сравнялся с Путиным. – Я всегда верил в тебя, Володя, но то, что ты делаешь сейчас, для меня непонятно.

Переход на "ты" остался незамеченным и странно было бы в такой ситуации выкать.

– Так надо, – Путин ощущал как под одеждой текут струйки пота. Он дважды высыхал и снова окунался в липкую паутину пота. И больше всего хлопот ему доставлял шерстяной шлем-маска. Под ним было настоящее пекло. Кожа зудила и чесалась, глаза залепили взмокшие ресницы, на затылке сгущалась тупая боль. Он понимал, что такое напряжение бесследно не проходит...

...Чтобы отвлечься от неприятных физических ощущений, он начал вспоминать свои молодые годы, учебу в разведшколе и первый марш-бросок по этой же тропе. Но тогда ему было двадцать пять, а не без малого пятьдесят, половина которых прошла в кабинетах. Он вспомнил один эпизод, случившийся с ним в Германии, на окраине Мюнхена. Реализацию своей первой вербовки. Это был главный инженер ганноверского завода по изготовлению промышленных компьютеров последнего поколения, которые американцы использовали для моделирования ядерных взрывов в лабораторных условиях.

Фридрих Бааль, пятьдесят четыре года, жена двое детей. Они познакомились на книжной ярмарке, у стенда "Будущее творят писатели-фантасты", где Бааль работал нештатным консультантом. Вообще, выставки на Западе для ГРУ были настоящим Клондайком. Огромная часть завербованных была реализована именно там. На выставки нищие не ходят, а дуракам там тоже делать нечего. Интеллектуалы. Денежные мешки. Ценные администраторы – те, кто всегда жаждет славы. Денег и отличного слушателя. А лучших слушателей, чем в ГРУ на всем свете не сыщешь...

Бааль увлекался научной фантастикой, обожал Айзека Азимова, Кларка и особенно благоволил к братьям Стругацким. С этого, собственно, и началось их знакомство. Путин подарил ему томик фантастических рассказов этих писателей, а взамен Бааль презентовал своему русскому другу свою монографию "Компьютерные игры для шпионов". Три года ушло на разработку "немецкого друга" "Файла", как Бааля называли в ГРУ, в отделе западноевропейской разведки. Попался он на презентах, которыми молодой разведчик одаривал его в течение трех лет. Началось с безобидной книжки фантастов, кончилось дорогими часами из коллекции Эрмитажа. Часами, которые принадлежали русскому императору Александру Третьему. И однажды в порыве откровенности, Бааль рассказал о своей работе и производстве в целом. Понемногу фрагменты его откровений сложились в целостную концепцию, из которой явствовало, что главный инженер является именно тем человеком, который может обогатить советскую компьютерную мысль...

Одна из решающих встреч произошла в Австрии, где с помощью советской резидентуры было все обставлено так, что Бааль оказался в отдельной комнате, с двумя красивыми женщинами и совершенно голый. Это были настолько сексуально откровенные сцены, что ознакомившись с фотографиями, на которых эти сцены были зафиксированы, главный инженер подписался под всеми условиями "русского друга".

В разведке нельзя произносить слово "мы" – "мы" хотим или "нас" интересует. Вербовка ведется только от первого лица: меня интересует, я бы хотел получить то-то и то-то, я могу ваши услуги оплатить таким-то гонораром и так далее... Ему вспомнились слова одного бывшего разведчика, который провел более двух десятков вербовок. Он говорил: "Если тебя будут пытать -не проси пощады, не выдавай страх и тоску по жизни. Такого наши враги не прощают. Улыбайся своему убийце в лицо и помни – все равно каждый из нас рано или поздно отдаст богу душу. Но для мужчины нет более скверной участи, чем подыхать в трусости, надо это делать гордо. Но спи и помни, предашь -потеряешь все... Все до последней капли..."

Однако, когда Бааль должен был передать ему пакет с документацией того самого компьютера, он вдруг ощутил приближение конца. В чужой стране, на чужих улицах, а главное – в первый раз. Страх буквально парализовал его. Но тогда вся советская резидентура была поставлена на ноги. Слишком был важный момент, чтобы его прошляпить. Встреча должна была произойти на шумной центральной улице. В обеспечении находились не менее десятка человек из резидентуры – от садовников до первого помощника резидента. Слишком велик был риск и огромна добыча, чтобы ее потерять из-за случайности или неряшливости.

Бааль уже был на месте: он находился в своем "фольксвагене", с открытым окном. Локоть – торчит из окна. Путин на взятом на прокат стареньком "мерседесе" подъехал вплотную к "фольксвагену" – форточка к форточке – и через открытое окно едва слышно по-немецки произнес: давай, мол, парень свой пакет...А в это время по хребтине побежали мурашки, в висках застучали кузнечики, грудь с левой стороны полыхнуло распирающим жаром. А Бааль молчит и даже не смотрит в его сторону. И тут, слева от его "мерседеса" появляется глыба огромного трейлера, который с пыхтеньем замирает у самых дверей его "мерседеса". Справа, откуда-то из подворотни, выходят двое в рабочей спецовке с большим листом фанеры, за ними еще пара трудяг с таким же грузом. "Фольксваген" и "мерседес" оказываются в "домике", отгороженным от всего мира и от всех окон, откуда в принципе могло бы вестись визуальное наблюдение.

Все происходило как во сне. Он услышал шепот Бааля, тот что-то лепетал насчет денег. Что, мол, оговоренная сумма мала, что Россия с помощью его документации получит в сто раз больше прибыли и что ему надо еще доплатить. Словом, глупости жадного бюргера! Идиот он, что ли? Где сейчас, в этой странной коробочке можно достать дополнительные деньги? Каждая секунда на вес золота и длиннее века. А он тут со своими претензиями...Хорошо, черт с тобой, будет тебе добавка, но позже... Веришь, пижон, моему честному слову? А пока забирай свою честно заработанную зелень и гони, придурок, пакет, не то нас тут накроют и –ауффидерзеен...

Рабочие с листами фанеры перекуривают прямо на тротуаре, благо его ширина позволяет, трейлер тоже пыхтит, что-то "случилось" с протекторами. Шофер вышел из кабины и ногой стучит по скатам. Наконец фриц раскорячился: небрежным жестом пытается передать пакет, но Путин, открыв заднюю дверь, дает ему понять – кидай пакет на сиденье. Это для страховки, чтобы не оставлять на пакете своих отпечатков пальцев. В случае отлова, можно сказать, что подвозил случайного человека и тот забыл свои вещи...Бааль быстро соображает, кидает синий пакет на заднее сиденье "мерседеса", Путин закрывает дверцу и дает по газам. Тут же рабочие с фанерой куда-то испаряются, а огромный трейлер, пустив сизый дымок из верхней выхлопной трубы, направляется в сторону светофора. Кажись, пронесло...

Дороги почти не видно: как и сейчас, пот струится со лба на ресницы, увлажняя зрачки и застилая белый свет... Но сделано еще далеко не все: сейчас главное – освободиться от пакета. Он жмет на педаль и отрывается к окраине города и уже видна в дымке великолепная развязка в виде клеверного листа. Он знает, миновав развязку, свернет направо, на Вторую магистраль и, проехав два километра... Ну да, так и есть: со стороны желтого, рапсового поля, выезжает тяжелый фургон и вписывается в правый ряд движущегося потока. Перед самым носом Путина. Так и надо, такое условие. Сейчас должна показаться серая, цвета мокрого асфальта, "хонда" с чехословацкими дипломатическими номерами. И действительно, в заднем зеркале хорошо видно, как "хонда", сделав обгон еще одного фургона, настигает его и, обогнав, въезжает в пространство между его "мерседесом" и впереди идущим трейлером. А сзади наезжает второй фургон с польскими номерами и Путин оказывается в нужном "коридорчике". Все разыграно, как по нотам. Такой синхронности могли бы позавидовать мастера фигурного катания на коньках...Он придавливает педаль газа и смещается вправо. Ближе к ограничительным столбикам. Идет на обгон, улавливая в боковом зеркале "хонды" лицо водителя. Он уже не молод, возможно, полковник, с легкой сединой, квадратным подбородком и узкой линейкой рта. Лицо собранное, но уверенное в будущем.

Все окна машины открыты и Путин, держа пакет в вытянутой руке, переправил его в открытое окно "хонды" и разжал пальцы. Точка поставлена. Скинув газ, он отстал и занял свое место на дороге. А "хонда", вильнув влево, дыхнула голубыми колечками выхлопных газов и скрылась за трейлером. Ее никто не остановит – дипломатическая неприкосновенность, а его теперь могут хоть сто раз тормозить – ни малейших намеков на шпионскую деятельность...

Он свернул на первую же дорогу и по намеченному в резидентуре пути добрался до аэропорта, где и оставил взятый на прокат "мерседес". Оттуда его заберут служащие фирмы, но уже после того, как он туда позвонит из телефона-автомата. На такси он добрался до намеченной улицы, и пройдя несколько дворов, попал в пределы супермаркета. Через служебный вход вошел в подземный гараж, где его уже ждал Фоменко...

...Вода в болотце теплая, илистая, пахнет гнилью. Его надо преодолевать ползком – таковы условия гонки. Не во весь рост и даже не на корячках, а именно ползком, когда из воды торчит один нос, и в рот того и гляди заползут ершистые трубочки шитиков.

Громила, обвешенный диверсионным ранцем и автоматом, шумно, словно бегемот, преодолевал вонючую преграду. Выбравшись на берег, по-собачьи отряхнулся, шумно высморкался и, поправив ранец, устремился вперед. Шторм подождал президента и, глядя на него, пытался отгадать великую загадку – за каким лешим этот человек, имеющий почти абсолютную власть в стране, встал на эту задрюченную тропу? Не иначе, что-то замышляет. Это как раз в его характере: делать все своими руками. Но сказал Шторм ему другое:

– Володя, осталось пара километров и ты прекрасно знаешь, что их пройдешь...Может, сейчас сойдешь с дистанции?

Путин снял маску и стал ее вытряхивать. Вокруг глаз налипла тина, щеки были черны и лишь глаза двумя голубыми озерцами спокойно взирали на мир.

– Нет, я загадал: если дойду до финиша, значит, вытащу Россию из такой вот трясины, – он покосился на оставшееся за спиной болотце. – А такими вещами не шутят, верно, Дмитрий Алексеевич?

Он снова надел маску и устремился вперед. Шторм последовал за ним и вскоре они бежали рядом. У них появилось второе дыхание и, казалось, теперь легкие стали безразмерными и кислород в сердце вливается вольным потоком.

Где-то в конце дистанции они увидели сидящего у обочины человека. Это был тот, кто возглавлял группу.

– Это капитан Ершов, – сказал Шторм и завернул в сторону загнавшего себя человека.

Но тот сам поднялся.

– Все в порядке, товарищ подполковник, – обратился он к Шторму. -Временный сбой дыхания. Сейчас оклемаюсь...

– Дайте руку,– Шторм стал мерить Ершову пульс. – Какой пульс у вас в спокойном состоянии?

– Шестьдесят–шестьдесят пять...

– Сейчас 180. В принципе, при такой нагрузке это нормально. У вас аптечка в ранце?

– Обойдусь, я уже в норме. Сколько еще бежать?

– Полтора километра. И последнее препятствие – загазованный тоннель.

– Это не страшно.

– Конечно, если противогаз подобран по размеру. Ну что ж, курсанты, вперед! – И Шторм легко, словно позади не было пятнадцати километров труднейшей трассы, побежал вперед.

К тоннелю они подошли, когда начался проливной дождь. Путин натянул противогаз и ощутил во рту тальк. Противогаз был как раз впору и когда он преодолевал пятьдесят метров загазованной кишки, поймал себя на мысли, что это сон, или игра, что он снова в детстве, а никакой не президент...И все же он чувствовал, как сквозь клапан потихонечку просачивается вещество, которое поддувается в тоннель. Его слегка затошнило, но он упорно полз и полз, ибо уже видел впереди просвет...

До финиша дошли трое из десяти, не считая Путина. Шторм был недоволен. Он рассчитывал на лучший результат, поскольку эту группу готовили для засылки в тыл среднеазиатских террористов. Не снимая масок, эти трое и в их числе капитан Ершов, сидели на поваленном дереве и жадно курили. Президент тоже подсел к ним. Ершов из целлофанового пакета достал пачку "примы" и протянул ее президенту. Тот взял и сунул сигарету в обметанный дорожной пылью рот. Он никогда не курил и не умел этого делать. Просто сидел и дымил, чувствуя несказанное, ни с чем не сравнимое удовольствие.

Один из курсантов сказал:

– Я думал, это эта стежка страшнее, но только в одном месте чуть было не забуксовал. Никогда не думал, что простой бум станет непреодолимым препятствием. Раньше я мог по нему с закрытыми глазами...

– А меня достало болото, – проговорил Ершов. – Ненавижу пиявок и гадов. Когда были в Анголе, там этого добро по самые уши. Иногда по две гадюки приходилось доставать из-под куртки.

Шторм подошел и каждому и пожал руку. Поздравил с преодолением. Так и сказал: "Поздравляю вас, товарищи курсанты, с преодолением. Теперь вам сам черт не страшен..." При этом он уравнял со всеми и Путина.

Когда дыхание немного уравнялось, Шторм повел всех в хозяйственный блок. В баню. Однако президент мылся в отдельной душевой кабине. Ему очень хотелось пропотеть и похлестаться веничком, но его уже ждали начальник охраны Щербаков и его люди.

От обеда президент отказался.

Провожал его Шторм. Когда они остались одни, тот сказал: "Ну, что Владимир Владимирович, теперь мы за Россию можем быть спокойны?" – и ветеран разведки лукаво ухмыльнулся.

Путин понял и тоже в том же духе ответил:

– Пока у России такие орлы, как вы, ничего с ней страшного не случится. До встречи, Андрей Алексеевич, обязательно приеду пострелять...

– Приезжайте...Что для вас отобрать – "глок", ПМ или "стечкин"? За это время, что мы с вами не виделись, ваши предпочтения могли измениться...

– Да нет, я остался верен "стечкину"...А вообще, приготовьте что-нибудь из ассортимента многозарядных... В вашем хозяйстве должны быть мои параметры...рост, вес, размер обуви, головного убора. Подберите что-нибудь из боевой амуниции, – он замялся, подыскивая слова. – Ну как если бы вы меня отправляли в тыл врага. Все должно быть на уровне современных требований – от иголки до ствола...

Шторм, привыкший ко всему, эти слова воспринял спокойно.

– Все будет на уровне мировых стандартов и даже выше...В этом смысле у нас тоже есть свои сюрпризы...Приедете домой, натритесь водкой и хорошенько прогрейтесь.

Когда Путин уже сидел в машине, над лесом расчистилось небо и голубой его лоскут радужно заиграл в лучах предвечернего света. Тревожно и радостно было у него на душе. И с этими противоречивыми чувствами он тут же вырубился и погрузился в мертвецки крепкий сон. Ему снилась высокая гора, а внизу песчаные, желтые откосы и необозримые в дымке дали. А навстречу летят разноцветные шары... И как будто он, оторвавшись от скалы, начинает с дивными шарами полет над отрадно прекрасным и бесконечным миром...Ему легко и спокойно, красота земли приняла его в свои теплые объятия...

7. Волгоград. Подозрительный фотограф.

Над Волгой медленно парил коршун. Он делал концентрические круги, что-то высматривая и медленно, почти незаметно снижаясь для решительного рывка вниз. А внизу, на песчаном плесе, с удочкой в руках стоял человек и удил рыбу. Дважды ему удалось подсечь небольших подлещиков и они, видимо, своими серебристыми обводами и разаппетитили кружившего над плесом ястреба.

На рыбаке была надета черная бейсболка, на берегу лежал велосипед, поверх которого накинута джинсовая куртка. Человек одной рукой достал из кармана пачку "Примы" и губами вытащил из нее сигарету. Потом опустил пачку в карман, а вместо нее извлек газовую зажигалку.

Справа, в мареве, виднелись мачты яхт и застывшие бока плоскодонок, элегантные обводы речных катеров. Слева – блестя на солнце, вздымался каскад Волгоградской ГЭС. Шум от нее разносился по всей округе и порой он напоминал шум штормового моря.

Человек поймал небольшого окунька, но, сняв его с крючка, бросил обратно в реку. Слишком незначительная добыча. Рыбешка была в панике и, не зная куда плыть, заметалась возле отмели и вместо того, чтобы уйти в спасительную глубину, тыркалась носом в прибрежный песок. Но, видимо, пережив сильнейший стресс, сердце окунька не выдержало, и он вдруг перевернулся и лег на спину. Его белое брюшко свидетельствовало о полной беспомощности и невозвратности.

Человек положил удочку на землю, а сам, подойдя к велосипеду, поднял куртку, и взял лежавший под ней газетный сверток. Воровато оглянувшись, и не узрев опасности, человек со свертком спустился к реке и развернул газету. В лучах солнца сверкнул затвор старенького широкоугольного "Зенита" и человек, сняв с удлиненного объектива крышку, стал наводить его на заводскую трубу, возвышавшуюся на противоположном берегу. Но это была только примерка: он тут же сместил угол и в объективе появилась плотина, с ее гигантскими провалами, куда устремлялась вода, чтобы затем по законам гравитации обрушиваться на мощные гидротурбины.

Поставив выдержку и наведя резкость, он начал снимать. Для верности, изменив выдержку, щелкнув еще пару раз, он закрыл объектив крышкой. Затем поднялся на берег и оттуда тоже сделал несколько кадров.. Потом он сфотографировал гавань с яхтами катерами и один из них выделил особо. Это было двухмоторное судно, вся стать которого говорила о его способности нестись по воде быстрее ветра. На носу хорошо просматривались номер и имя белобокого красавца: "Цезарь".

Со стороны действия незнакомца вряд ли могли показаться подозрительными, мало ли кто на память запечатлевает индустриальные пейзажи Волги. Однако сидевший в возвышающейся над дебаркадером надстройке пожилой сторож, от нечего делать обзирающий просторы приречья, почему-то про себя подумал: "Какого хрена этот придурок вместо того, чтобы снимать ту часть берега, где золотятся купола старой церкви, фотографирует каскад и мою лодочную станцию?" И поскольку сторож был человеком старой закалки и еще помнившим строгое правило – никаких съемок в районе гидроузла, он слез с табуретки и подошел к телефону. "А что я скажу? Что какой-то чудак ловит рыбу и фотографирует каскад станции? Ну и что, назовут самого старым дураком..." Поэтому, отбросив затею со звонком в дежурную часть милиции, сторож спустился вниз и направился в сторону "фотографа". А тот уже снова с удочкой в руках стоял по колено в воде и неотрывно наблюдал за поплавком. Но боковым зрением он видел, как от лодочной станции к нему кто-то направляется. И когда его окликнули "Как, парень, рыбка клюет?", не оборачиваясь, ответил:

– Да какая тут рыба, одна мелюзга.

У сторожа одежка ветхая: старый, заношенный до дыр комбинезон, а на ногах просящие каши грубые бахилы. И голос у него грубый, простуженный, а может, пропитый донельзя.

– Какая ни есть, вся наша, – сторож оставаясь на взгорке, осмотрел велосипед и брошенную на него куртку. – Парень, а ты, случайно, не американский шпион? Чего фотографируешь стратегические объекты? Раньше за это тебя бы забротали и в кутузку, а там и до лесоповала недалеко.

"Рыбак" выдернул леску с поплавком и снова ее забросил. От поплавка пошли радужные круги, что говорило о загрязнении акватории.

– Ты что, по-русски не фурычишь, что я тебе говорю? – не унимался сторож. – Или мне позвать милицию, чтобы тебя как следует штрафанули?

– Да ладно тебе, старый, придираться, – наконец откликнулся незнакомец. – Все, что было раньше, поросло густой травой. А фотографировать родные просторы мне никто не запретит...

– Хм, просторы...Просторы сколько хочешь снимай, но не трогай каскад, это ведь стратегический объект, – видно, это слово особенно было по душе сторожу.

– Давай лучше пивка попьем, – нарочито дружеским тоном предложил "рыбак" и положил удочку на воду. Поднявшись к велосипеду, вытащил из куртки сто рублей и протянул сторожу.

– Тащи пива... На все...

– А не описаемся от такого количества? В общем-то я пива не пью -только беленькую, – сказал сторож, однако, деньги взял.

– Купи себе водки, я не против.

– Разрешишь смотать на твоем "мерседесе", я мигом обернусь, – сторож взглянул на велосипед.

– Бери, только осторожней, там фотоаппарат.

– Да цел он будет...Я его вот сюда, на травку положу...

...Через полчаса они сидели в будке сторожа и из граненого, не первой свежести стакана, пили то, что сторож привез из магазина. Пиво было теплое, как и водка, и потому, наверное, пьянила быстро и вскоре сторож стал самым радушным сторожем на всей Волге и начал рассказывать какие-то истории о хозяевах стоящих на приколе яхт и катеров. Например, владелец "Цезаря" Антон Бронштейн держит казино и торгует нелицензионными лазерными дисками. А Вовка Крупников занимается рэкетом, нечистая душа...

– Баб меняет чаще, чем я носки, – кривясь от дыма, который исходил от зажженной сигареты, говорил сторож. – А кстати, парень, как тебя зовут? Например, я – Сенька, Семен Лоскутов, а тебя как величать?

– А это неважно...Ну для краткости зови Серым, Серега – сын собственных родителей-алкашей, воспитанник интернатов и детдомов. Наливай, Сеня, или ты уже готов скопытиться?

У сторожа соловые глаза и нетвердая речь. Он приподнялся с замусоленной лавки и, расплескивая в стакане водку, полез к своему молодому гостю обниматься. Но его небрежно оттолкнули и Семен откинулся на скамейку, больно ударившись головой о стенку.