Текст книги "Доставить живым или мертвым"

Автор книги: Александр Ольбик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

С высоты Рига была как на ладони. Но его взгляд больше всего притягивала серебрившаяся, покрытая вечерней дымкой, лента Даугавы и все то, что простиралась на ее левом берегу. А на переднем плане его буквально заворожила своей красотой панорама Старого города, с его старинными башенками и шпилями готических соборов. Еще немного и вся эта красота потонет в матовом колере короткой ночи...

Справа, из-под моста, показался белобокий пароходик и довольно шустро стал приближаться к дебаркадеру. Хорошо бы, думал он, сейчас оказаться там, на том пароходике...Но нет, это глупая затея, к ночи пассажиров немного и всяк заметен...А где самое узкое место реки? Да вот же оно – между правым берегом и островком, где вознеслась к небу телевизионная вышка...Двести пятьдесят, от силы триста метров...

Он увидел, как внизу, где он оставил милицейские "Жигули", несколько милиционеров и людей в армейской форме брали в кольцо магазины и прилегающие к ним улицы. Двое из них подошли к кабине лифта и, не открывая створки, заглянули в него через зияющие в боках щели. Их окликнули и люди отошли от лифта.

За руль "жигуленка" сел молодой милиционер и стал маневрировать, пытаясь выбраться на проезжую часть улицы. Вскоре машина выехала на улицу Суворова и скрылась из глаз. Но Путин заметил, что за углами прилегающих домов осталось несколько человек в штатском и один милиционер, занявший позицию за ветеринарной аптекой.

Лестница была без перил. Прижимаясь к стене, он начал осторожно спускаться. Но где-то между десятым и восьмым этажами лестница кончилась, образуя темный провал. Пришлось снова подняться наверх, выйти на цокольный этаж, где крепились лифтовые тросы. Это была его последняя надежда. Засунув под панель ненужный кейс, он снял с плеч ветровку. Обмотав ею кисти рук, он потянулся к тросам. Повеяло леденящей ноги высотой. Трос был смазан и нужно было исхитриться, чтобы в одно мгновение не соскользнуть по нему в пропасть.

Опутав вибрирующий стальной канат ногами и руками, он стал спускаться. Внизу что-то стукнуло, возможно, эта топорно сработанная кабина стронулась с места, что однако не остановило его. Руки ломило от напряжения, казалось, еще немного и их сцепка ослабнет и он отдастся во власть гравитации. И чтобы не рисковать, примерно, в районе четвертого этажа, он зацепился ногой за проем и остановил скольжение. Дальше он спускался по лестнице. Вышел на улицу не со стороны кабины, а со стороны подступающего к строению старого, без признаков жизни дома. Он прошел его сквозящими переходами и оказался на пустыре, где темнели силуэты двух небольших футбольных ворот с порванными сетками.

Он прошел мимо мусорных контейнеров и углубился в объятое сумерками пространство двора-колодца. Где-то справа, над крыльцом светилась неяркая лампочка, и в приоткрытую дверь неслись звуки оркестра. Он подошел к окну и увидел людей в белых халатах и белых колпаках. Пищеблок. Поднявшись на крыльцо, почувствовал специфический ресторанный дух – теплые запахи пищи, табачного дыма и алкогольного перегара. Он переступил порог и оказался в коридоре, откуда вели три двери. Из пищеблока вышел официант с подносом, вознесенным над самой головой, и вихляющей походкой скрылся в одной из дверей. Туда же последовал и Путин. И сразу же на него обрушился шквал шальной музыки – оркестр наяривал "Мурку" и посетители, в свете приглушенных светильников, словно перед концом света, неистово терзали свои телеса в хаотических движениях.

Маневрируя среди пляшущих, он прошел в зал, к стойке и, не садясь на высокий табурет, стал изучать полку с напитками. К нему подошел бармен в белой рубашке и с малиновой бабочкой и вежливо поинтересовался – что клиент будет заказывать? И он заказал сто граммов джина с минеральной водой и бутерброд с лососиной. Ему невыносимо хотелось есть, но он знал, что пока не выполнит задание, набивать желудок не стоит. Гончая бежит быстрее, когда ее живот прилип к ребрам и язык холодит слюна желаний.

Его оттолкнули – двое разгоряченных танцами молодых парней рвались к оставленным на стойке недопитым фужерам. Но его отвлекло другое: он увидел, как бармен зашел в подсобку и начал набирать номер висящего на стене телефона. "Значит, и здесь все уже схвачено," – он не стал доедать бутерброд и тут же отвалил от стойки.

На улицу он вышел тем же путем – через коридор, мимо пищеблока. "Если с минуты на минуту тут должны появиться молодцы КГБ, то и мне тут больше делать нечего" – Путин бегом направился вон из двора-мышеловки и, обогнув угол дома, мимо сараев и мусорных бачков бегом устремился в ближний просвет.

Если бы он лучше знал Ригу, он понял бы, что судьба подарила ему небесный подарок в виде поперечной улицы, соединяющей два городских района – Пролетарский и Московский форштадт. Он услышал гудки электрички, стук колес и, подняв голову, понял, что находится под железнодорожным мостом. Слева темнела могучая опора и он подался в ее сторону. Через пару минут, преодолев крутую насыпь, оказался среди переплетения рельс, зеленых и красных огней семафоров, что в ближайшие полчаса сулило ему относительную безопасность.

Он отошел к сетчатому забору, где были сложены старые шпалы, от которых исходил смолистый дух, и притаился. Вскоре мимо прошла электричка, затем еще одна...На маршрутной табличке одной из них было написано "Слока", другая шла до Дубулты...Это было его направление...

Вдалеке показались огни, они медленно росли, приближались и вскоре он разглядел извивающийся в далеких отсветах товарный состав. На подходе к центральной станции он шел медленно, словно уставший спортсмен, и Путину не составляло труда вспрыгнуть на одну из его подножек. И он это сделал, но только после того как на пятом от тепловоза вагоне прочитал пункт назначения: "Слокский ЦБЗ". Аббревиатура простая – целлюлозно-бумажный завод...Бесконечный ряд вагонов был нагружен древесиной, так называемым балластом, который приходит в Юрмалу из Архангельска...

Чтобы вспрыгнуть на подножку проходящего поезда, прежде нужно сравняться с ним в скорости. Спурт был отменный и Путин без проблем зацепился рукой за покрытый росой поручень, что едва не испортило все дело. Спасло то, что он успел левой ногой закрепиться на подножке и перенести на нее центр тяжести своего тела...

Состав миновал центральную станцию, позади осталась башня с часами, канальчик, возле которого вознеслись два башенных крана, и, наконец, колеса застучали по железнодорожному мосту, ограниченному мощными металлическими опорами. Через три с половиной минуты поезд миновал Даугаву и его колеса покатились по ее левобережью...

Через пятнадцать минут состав прогромыхал еще через одну реку. Путин пытался вспомнить ее название, но что-то не получалось, хотя знал как оно переводится на русский – Большая река... Вспомнил: Лиелупе...

Дальше начиналась Юрмала...

Он спрыгнул с подножки где-то в двухстах метрах от станции Булдури. Приземлился мягко, откос был пологий, травянистый...Его обдало воздушной волной, в которой господствовали запахи колесной смазки. Какое-то время он лежал распластанный на земле, прислушиваясь к шуму уходящего поезда. Подняв голову, осмотрелся: слева тянулась цепочка уличных фонарей, справа – сиял контур рельса. Перевернувшись на спину, он стал рассматривать звездное небо. Почти над ним, наклонившись ручкой ковша к земле, мерцала Большая медведица. И этого было достаточно, чтобы по ней найти Полярную звезду и определить стороны света. И получалось, что где-то за цепочкой уличных огней, за лесополосой находится Рижский залив, где сейчас пустынно и безопасно.

И действительно, взморье хоть и было погружено в густую ночную дымку, однако правый его край сиял огнями – это на дальнем рейде жили своей жизнью ожидающие разгрузки иностранные суда. В районе Лиелупе каждые две секунды маяк посылал сполохи в морские просторы. Воздух был сырой, пахло водорослями и начинающей цвести сиренью

Путин не пошел по прибрежной кромке, а скрываясь в дюнах, быстрым шагом направился в сторону Дзинтари. На душе было легко и он думал не о том, что его ждало впереди, все его мысли были сосредоточены на ощущении борьбы. Борьба – вот, пожалуй, что больше всего привлекало его в разведке. И значимость, самоценность каждого шага...

Ему вспомнилась прошлогодняя командировка в Гамбург, где перед ним стояла примерно такая же задача: в парке отдыха возле мусорных контейнеров он должен был подобрать оставленную "кротом" посылку. По рассказам бывалых коллег, этот "крот" сам вышел на связь с советской дипломатической миссией, но при этом оговорив главное условие сотрудничества: он никогда не назовет своей фамилии, ни рода занятий, ни места жительства. Абсолютная анонимность, что говорило о том, что этот человек, склонный сотрудничать с ГРУ, сам имеет непосредственное отношение к разведке. Слишком профессионально он обставил свои условия сотрудничества. И первая его информация носила буквально ошеломляющий характер: речь шла о трех двойных агентах, которые одновременно работали на БНД и КГБ. Мотивировка у него была железная, все факты имели документальное подтверждение, что и стало решающим моментом в судьбе агентов-предателей. Двоих из них удалось заманить в Москву и там после достаточно пристрастной разборки, осудить и приговорить к смертной казни. Третий агент успел сбежать в Австрию, откуда его след терялся не то в США, не то в Англии...

... Где-то в районе санатория "Балтия" его внимание привлекла возня на лавочке. Послышался женский голос, ломающийся, податливый. Очевидно, то была запоздалая пара, жертва курортного романа, предающаяся неприхотливой любви...

Он посмотрел на часы – без двадцати три. Он зашел в сосняк и, выбрав пятачок, покрытый сухой хвоей, прилег. И сразу же провалился в чуткий сон. Ему снился далекий от реальности сон, будто он где-то в горах, на лыжах несется вниз, в долину, покрытую синими тенями и освещенную ярким до боли в глазах солнцем. Он открыл глаза: через сплетения молодых сосенок пробивался тонкий лучик солнца. Где-то слышался перестук колес электрички, а со стороны залива неслись людские голоса. Он поднялся и осторожно вышел из укрытия. Море было великолепно в своей утренней свежести и непоколебимости. А у кромки воды двое рабочих сгребали и грузили в кузов самосвала морскую траву, и эта мирная сцена привнесла в душу умиротворение, ощущение абсолютной безопасности.

Часы показывали семь с минутами. Пройдя метров триста, он спустился к заливу и почистил костюм. Освежил холодной водой лицо, причесался и направился наверх – в дюны, чтобы оттуда попасть в центр города. Через пятнадцать минут он оказался возле гостиницы "Майори" и это было очень кстати: возле нее стояло несколько машин и большой туристический автобус, возле которого собралось человек десять.

Пройдя вперед, он вдруг увидел то, к чему так стремился и что в воображении выросло до гигантских размеров. А это оказалось скромной, в духе соцреализма, статуей народного героя Лачплесиса, замахнувшегося на одноголового дракона. И что печально: меч героя был сломан да и сам дракон с покрытой от старости ржавчиной не представлял угрозы.

Он окинул взглядом прилегающую территорию – розарий, шоссе, за ним -длинное, павильонное здание вокзала "Майори" и вырывающуюся из-за него серебристую ленту реки Лиелупе. Вроде бы все спокойно и нет никакой угрозы...

Он миновал улицу и вступил в пределы сквера, прошел мимо буйно разросшегося розария, вошел в тень ивы и шагнул в сторону дракона...Одна нога его уже соприкоснулась с бетонной главой зверя, другая опиралась на гаревую дорожку и осталось только нагнуться и протянуть руку...И когда он это сделал, земля наполнилась каким-то дробным гулом, что мгновенно в его сознании отдалось опасностью. Пальцы уже сжимали контейнер, цилиндрик от фотопленки, он уже отнял ногу от головы дракона, когда понял, что оказался в капкане. Те люди, которых он только что видел у автобуса, окружили его плотным кольцом и один из них шел прямо на него. И, конечно же, с угрозой застрелить, если он тут же не ляжет на землю и не заложит руки за голову...Ему не дали на раздумье и секунды, грубо уложили рядом с клумбой, заломили руки за лопатки да так круто, что в плечах что-то хрустнуло и нестерпимо заныло. И тут только он осознал, что к нему обращаются по-немецки: "Эйхлер, ты взят с поличным и сопротивление только усугубит твое положение..."

Кто-то взял на излом кисть руки и вырвал зажатый в кулаке контейнер. И это обрадовало Путина, ибо изъятие улики без понятых, потом можно будет оспорить...

Его подняли понесли к подъехавшему "рафику" и, словно бревно, кинули в заднюю дверь. Там уже были люди, одетые в камуфляж, вооруженные автоматами. От них пахло тройным одеколоном и гуталином...

Когда его выволакивали из машины, он обвел взглядом пространство и понял, что привезли его в колодцеподобный, глухой двор. Его ввели в коридор, обитый синим линолеумом, провели длинными переходами со множеством поворотов и втолкнули в светлый, просторный кабинет. За огромным столом сидел крупный человек с большими залысинами и мясистым лицом. И Путин, взглянув на него, увидел приветливые, почти смеющиеся глаза, что его несказанно поразило.

– Снимите с него наручники, – приказал сидящий за столом человек и тот, кто усадил его на стул, быстро исполнил приказ. – Оставьте нас одних...

Один из тех, кто его задерживал, подошел к столу и положил перед начальником изъятый у Путина контейнер.

– За этим он шел, – кивок в сторону задержанного.

И когда они остались одни, человек за столом, пригладив ладонью редкие волосы, глядя куда-то в переносицу Путину, произнес знакомую фразу: "Вы не подскажите, где тут можно купить рижский бальзам малой расфасовки?"

"Эх, черти, по дешевке купили!", однако вслух он ответил так, как и полагалось ответить на пароль:

– В столе заказов, возле центрального универмага...Разрешите закурить..."

– Давайте знакомиться, – сказал человек и подвинул к краю стола пачку "Элиты", – Борис Карлович Пуго, шеф этой конторы, – он сделал рукой круговое движение и этой же рукой снял с контейнера крышку. Вытащил сложенную рулончиком бумагу. – Это вам, Владимир Владимирович.

И когда он развернул клочок бумажной салфетки, а это была именно она, в глазах у него все заплясало, дыхание перекрылось, словно в бронхи ему забили клубок шерсти. Однако пальцы, держащие послание, не дрогнули и он прочитал: "Дорогой Володя, поздравляю тебя с выполнением задания и с днем рождения твоего славного города. Новиков..."

Он взглянул на висевший на стене календарь: 20 мая, день рождения Ленинграда...

В тот же день он вылетел в Москву.

31. Высадка на 502-й высоте.

За иллюминаторами уже господствовала темнота. Путин перевел взгляд на бойцов. Фантастическая картина: казалось, это были гранитные фигуры, навеки вечные застывшие в ограниченном, полном грохочущих звуков пространстве. Мелкие сетчатые тени лежали на их лицах, сливаясь с комуфляжем. Приборы ночного видения были приспущены к подбородкам, черные шапочки-маски у некоторых находились в руках, а кое-кто, подвернув края, сидел в них, хотя в салоне было жарко.

Свою маску Путин положил на ранец, стоящий у него между ног. И ту же, возле ног, прислоненный к ранцу, лежал автомат.

Примерно через полтора часа лета из кабины вышел Гюрза и подошел к Шторму. Тот сидел на краю скамейки, рядом с сыном. Переговорив с Гюрзой, Шторм поднялся и, перекрикивая шум мотора, объявил десятиминутную готовность. Он первым надел маску, застегнул на куртке молнию и ногой пододвинул к себе свой ранец.

Щербакову нестерпимо хотелось курить. Он испытывал дискомфорт. Но был один плюс: после слов Шторма, зубная боль, которая преследовала его от самого Бочарова ручья, вдруг куда-то исчезла, оставив во рту несказанное теплое облегчение. Он надел на голову маску, и сразу же ощутил ее шерстяное, щекочущее кожу прикосновение.

Воропаеву тоже хотелось курить, но еще больше ему хотелось на свежий воздух.. Он не стал сразу облачаться в маску, лишь взяв ее за края, растянул и снова сложил.

Над кабиной пилота зажглось табло. Гюрза подошел к двери...Он оглядел притихших бойцов и ощутил страшное одиночество, исходящее от каждого из них. Он знал по собственному опыту, что в деле, на которое идут эти люди, никто им не поможет. Никто. Возможно, уже там, где будет высадка, их ждет кровавая баня. Какая-нибудь непредвиденная нестыковка, дикая случайность, которая одним хищным ударом перечеркнет все, что задумано этими мужественными людьми.

Вертолет вдруг словно подбросило, его обшивка бешено завибрировала, винты вошли в диссонанс с мощной воздушной волной, обрушившейся на них. Рядом, в пределах своих эшелонов, появились СУ-25 и вертолеты Ми-24.

По договоренности с Корнуковым, в ход пошла авиация, поднявшаяся с военной базы под Астраханью и всей звуковой мощью обрушившаяся на квадрат Е-9 и граничащие с ним пределы. Боевые машины двигались бурлящим потоком, и росшие под ними столетние платаны, натужно накренились взъерошенными кронами, не в силах противостоять этому воздушному напору. Да и как иначе: скорость воздушной массы под винтами армейских геликоптеров равняется ураганной скорости, более 120 километров в час.

А самолеты уже пошли на следующий круг... Гюрза взялся за ручку двери и резко сдвинул ее в сторону. В салон ворвался поток воздуха и все, кто находился в салоне, ощутили его свежие приливы. Вертолет, снизив скорость, начал маневрировать. Пилот, пользуясь тепловизором, выбирал место приземления. А посадить, вернее на пять минут коснуться тверди, он должен был на каменном столе, размер которого не превышал двенадцати квадратных метров. Это и есть 502-я высота...И когда шасси коснулись скалы, Гюрза, стараясь преобороть шум мотора, крикнул: "Пошли! По одному вперед!"

Первым спрыгнул в непроглядную ночь Шторм– младший. За ним – Воропаев с Изербековым. Калинка и его напарник Саша Бардин начали выгрузку гранатометов, сложенных в хвосте вертолета. Снаружи гранатометы принимали Воропаев с Изербековым. Путин вышел предпоследним. Замыкал десант Шторм. Перед тем, как спрыгнуть на землю, он задержался в дверях. Мгновение они с Гюрзой смотрели друг на другу, затем подались навстречу и обнялись.

– Ни пуха тебе, ни пера, Андрей Алексеевич, – в самое ухо прокричал Гюрза. – Удачи вам...берегите президента, он, кажется, того стоит...

Шторм, подцепив за лямки ранец, выбросил его наружу. Автомат перекинул на спину и крикнув "прорвемся!", покинул борт вертолета. Гюрза, держась за кожаные петли, которые шли вдоль металлической стойки, выглянул наружу и воздушная пробка едва не выбросила его из дверей...Вертолет, с погашенными огнями набирая обороты, перпендикулярно поднялся метров на двадцать и косо, словно сухой лис, заскользил в темноту...

...Первое, что почувствовал президент при приземлении, были исключительно насыщенные запахи. Свежий ветерок, словно поддувало в печи, приносил всепроницающие ароматы невидимых деревьев, цветов и кустарников, росших на склонах гор. И эти ароматы были сильнее ощущений, которые через ушные раковины проникали в мозг, заставляя весь организм реагировать на них. А раздражителями этих ощущений были звуковые волны, создаваемые СУ-25 и вертолетами поддержки. Без опознавательных огней они барражировали над темными верхушками деревьев, некоторые из них на фоне неба вырастали чудовищами, эдакими китами, проплывающими над высотой, чтобы через мгновение-другое раствориться в недосягаемых для глаза пределах.

Путин надвинул на глаза прибор ночного виденья и весь до селе незримый мир вдруг превратился в видимый. В своего рода телевизионный экран, с которого убрали цветовой сигнал, оставив одни серые, не очень четкие очертания. Он увидел Шторма, на котором тоже был надет прибор, Воропаева, нагнувшегося над сложенными подсумками с автоматными магазинами, капитана Гулбе, с самого края площадки осматривающего ближайшие окрестности.

Сквозь грохот самолетов Путин едва расслышал голос рядом стоящего Щербакова: "Как вы себя чувствуете, Владимир Владимирович,?". Однако он не стал отвечать телохранителю, лишь, взяв его за локоть, слегка его сжал.

Его взор приковало к себе усеянное звездами небо. И пронеслось мимолетное банальное сравнение: черный бархат в бриллиантах. В глаза бросилось созвездие Лебедя, вечно летящего по вечности. "А где же, -подумал он, – Волосы Вероники?" И ассоциативно вспомнился их ночной разговор с женой на балконе дома, когда они говорили о звездах....А вот и ковш Большой Медведицы, Полярная звезда...

Подошедший Шторм предупредил:

– Пять минут на сборы и будем спускаться.

Затем он переговорил с прапорщиком Калинкой, у которого кроме оружия и ранца был буй. Второй прибор находился у Саши Бардина. Аппараты напоминали старые пылесосы типа "Вихрь", сферические и таких же объемов. Однако каждый из них был начинен сложной электроникой и весил одиннадцать килограммов.

В какое-то мгновение рев самолетов стал затихать. Вернее, перестав быть оглушительным, он начал заметно отдаляться. И странное дело, чем дальше он уплывал, тем беззащитнее почувствовали они себя на этой продуваемой ночной свежестью высоте. Однако через какое-то время грохот с новой силой обрушился на скалы и деревья, растревоживая разную живность, поднимая из гнезд пернатых.

Они разделились на две группы. В первую вошли Щербаков, Воропаев, президент, Изербеков и сам Шторм-старший. Вторую возглавил Айвар Гулбе и с ним – Виктор Шторм и оба морпеха Бардин и Калинка.

Им надо было спуститься почти на пятьсот метров и выбраться к западному гребню Гнилой ямы. И первые шаги показали, насколько маршрут, который они определили по карте, отличается от реального рельефа. Путин, шедший за Воропаевым, ощутил непроизвольное скольжение – слежавшаяся и высохшая хвоя не давала надежной опоры для стоп. Не помогали и резиновые шипы на ботинках, они просто не доставали до грунта, где могли бы зацепиться за корни или травяной покров.

По договоренности, каждый нечетный номер контролировал правую сторону, каждый четный – левую. Это было сделано для того, чтобы ни на мгновение не выпустить из поля зрения окружающее их чуждое пространство. И при этом каждой клеткой своей плоти помнить, что на любом уровне – от земли до среднего роста человека – их может подстерегать минная ловушка или примитивная растяжка. И хотя они уже находились в центре охранного кольца, тем не менее, бдительность была их единственным Богом.

Когда они вышли из низкорослого, сучковатого сосняка и попали в ореховую рощицу, их стали мучить грецкие орехи-опадыши, сгнившие и только что сорвавшиеся с материнских ветвей. И как ни осторожны были их шаги, нет-нет и раздавался под чьей-нибудь ногой предательский хруст.

Президент шел четвертым и поэтому все его внимание было направлено в ту часть леса, которая пологой сферой уходила куда-то в гущу деревьев. Мир через окуляры выглядел фантастическим, навевающим картинки из романов Бредбери.

Вторая группа шла параллельным курсом, на расстоянии визуального контакта. Передвигались с предельной осторожностью, приходилось обходить каменные глыбы и поваленные, полусгнившие платаны. Когда они спустились метров на сто пятьдесят, попали в прохладные росистые заросли черешни. Переспелые ягоды буквально сами лезли в рот, и Изербеков, не стерпев, вытянув руку, схватил на ходу несколько "вилочек" с сочными плодами. Шедший позади него президент тоже сорвал несколько черешен и попытался положить их в рот, но маска помешала это сделать. Ягоды прошли мимо рта, и скатившись по куртке, упали на землю. Он ругнул себя за легкомыслие и впредь этого не делал.

Обходя очередной пень, он зацепился за корягу, правая нога, скользя, издала, как ему показалось, громовой шум, и, он почувствовал, как сзади его подхватили руки Щербакова. "Э, черт подери, не хватало еще, чтобы мне вытирали слюни..." – Президент поправил съехавший с плеча ремень от автомата, и осторожно, как бы нащупывая след, пошел дальше.

Когда они вышли из черешенного Эдема, перед ними открылось неширокая полоса с чахлыми сосенками и густым кустарником. За ними, темной гривкой, тянулся каменный обвод ущелья.

Где-то совсем рядом послышался крик совы. Шторм поднял руку, давая знак прекратить движение. Вся группа замерла на полушаге. Путин увидел, как с правой стороны, из кустарника появился силуэт человека и впервые за время высадки у него екнуло сердце. Но он тут же узнал капитана Гулбе, который подошел к Шторму и что-то стал ему объяснять. При этом он рукой указал в сторону подлеска и Шторм, обернувшись к своей группе, жестом дал знать, чтобы все оставались на месте. Сам же Шторм быстрым, легким, наметом устремился за Гулбе и они скрылись в кустарнике. Изербеков с Воропаевым, заняли сторожевые позиции – они отошли немного назад и повернулись лицом к тылу. Дагестанец рукой, словно играя мячом, дал остальным понять, чтобы они присели.

Путин ощупал рукой землю: в отличие от черешневой рощи, здесь было сухо, пахло смолой и потухшей за день жимолостью. И снова из-за сосенок появился Гулбе и прямиком направился к Путину. Он тоже присел на корточки и тихо проговорил: "Товарищ президент, там мы нашли кое-что, полковник считает, что вы это должны видеть..."

Когда он поднялся, за ним поднялся и Щербаков. Он дал себе слово, что ни на шаг не отойдет от президента, что бы ни произошло.

"Возможно, наткнулись на схрон," – подумал Путин, отводя от лица колючие ветви пихты. И по мере того как они углублялись в заросли кустарника, до них начали долетать специфические гниющие запахи.

На небольшом пятачке, ограниченном со всех сторон низкорослыми соснами и вереском, зиял неровный квадрат ямы, до верху наполненный человеческими останками. Глаз прежде всего запечатлел свесившуюся с другого тела русую голову без головного убора, отброшенную в сторону руку, на кисти которой болтался обрывок бечевки. Еще одна голова, наполовину придавленная туловищем в изодранном камуфляже. Руки с растопыренными пальцами связаны белым куском провода. Отдельно – офицерский ремень, с покрывшейся зеленым налетом пряжкой, и отдельно лежащая черная маска, из которой выполз жирный жук-олень, поводя длинными усами.

Президенту стало нехорошо, к горлу подступил рвотный позыв. Чтобы сдержаться, он сорвал с дерева пук хвоинок и положил себе в рот. Выделившаяся горько-терпкая слюна опустила ком вниз, немного полегчало...

Подошедший Шторм, притаенно сказал:

– Это группа майора Столбова. Может, и из других групп здесь...Но мы не можем задерживаться, надо идти...

Но, видимо, время и пространство имело свое расписание: к ним подошел великан Бардин и рукой, которая была облачена в кожаную перчатку с укороченными пальцами, поманил за собой. Шторм и президент направились за ним и через несколько шагов увидели то, чего лучше бы им никогда не видеть. На карликовой сосне, почти касаясь головами земли, висели четыре человека в камуфляже. У всех вывернуты карманы, которые блеклыми языками терлись о камуфляж, забрызганный бурыми пятнами. Руки у всех связаны за спиной, лица, распухшие до неузнаваемости, покрылись древесной пыльцой и напоминали забальзамированные мумии. И президент, и Щербаков, и Шторм с Бардиными видели, что все казненные были без ушей, однако, никто из них не сказал об этом вслух. Шторм зашел с другой стороны и фонариком-карандашом что-то высветил. Снова появившись, тихо, тише колыхания ночной смоковницы, произнес: "Судя по экипировке и наколке на плече одного из них, это американцы..."Дельта" и на этот раз промахнулась..."

– Но их должно быть семь человек, – сказал Путин. – Во всяком случае, это данные нашей разведки...

Шторм что-то поднял с земли. Это был металлический овальной формы медальон, с прилипшей к кромке хвоинкой. Полковник направил узкий лучик фонарика на то, что на медальоне было написано.

– Штат Алабама...Гарри Кэлворт, – и Шторм опустил жетон в один из множества своих карманов. – Но среди них нет полковника Дормана .Я однажды видел его фотографию.

Когда Путин со Щербаковым и Штормом вернулись к своей группе, первым его желанием было повернуть назад и уйти подальше от этого убойного места. Но минутная слабость тут же прошла, когда он взглянул на небо и одним махом ресниц объял его вечную красоту и мудрость. Звезды были сами по себе, не мешая и не покушаясь на существование других светил. "Так же должно быть и у людей, – подумал он, – никакая жизнь не должна губить другую, красота и неповторимость каждого должна быть очевидной для всех. И это должно быть законом для всего сущего под этими звездами. И кто нарушает этот закон, должен уйти. Исчезнуть, чтобы ничто не напоминало о злодеянии...Вот потому мы идем сюда, чтобы укоротить жизнь тех, для кого чужая жизнь стоит дешевле одного патрона". – Но что-то внутреннее заставило его вспомнить слова из настольной книги: "Дойти туда, соратники, необходимо, а вернуться оттуда необходимости нет..."

Когда они отошли от гибельного места метров на пятьдесят, Шторм замер и рукой дал знать, чтобы то же самое сделали все остальные. Путин услышал голоса и ему подумалось, что это от нервности у него начались глюки. Но то же самое услышали и остальные. Гулбе тоже остановил своих людей и они, присев, взяли автоматы наизготовку.

Из-за поросшей кустарником скалы вдруг показались морды лошадей, с большими баулами на спинах, сопровождавшие их люди, у которых за спинами и поперек груди болталось оружие. Среди первых шел высокий детина с крупнокалиберным пулеметом, весь перемотанный лентами, сплошь набитыми патронами. Рядом с детиной шагал человек ниже его ростом, стройный и Шторм, глядя на его беззаботно улыбающийся рот, узнал в нем палача Гараева. Или как его прозвали оперативники ФСБ – Мегаладон...ископаемая акула. Оба боевика о чем-то переговаривались и делали это без утайки, видимо, чувствуя себя на своей территории в полной безопасности.

Воропаев поднял автомат, но находящийся рядом Шторм, поднес к губам указательный палец – дескать, соблюдай, парень, тишину, еще не время для автомата. И, наверное, не было в группе ни одного человека, кто бы с превеликим удовольствием не всадил бы в телеса этого Мегаладона целый автоматный магазин...

Путин посчитал боевиков: их было двадцать четыре. И шесть лошадей, по всей вероятности, перевозящих на себе гладкоствольные минометы и другое легкое вооружение. И что больше всего его удивило – это притороченные к баулам сложенные легкие носилки – видимо, шедшие на операцию прекрасно понимали, что поход будет кровавым, с потерями и ранеными...