Текст книги "Кремлевский опекун"

Автор книги: Александр Смоленский

Соавторы: Эдуард Краснянский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 8 Защита

Под вечер утомленная жарой и судебным крючкотворством публика уже не совсем адекватно воспринимала происходящее в зале суда. Выступления, реплики, показания, препирательства, заявления, которые весь день шли непрерывным чередом, в какой-то момент окончательно перестали эмоционально волновать местную общественность, собравшуюся в Доме культуры.

Тем не менее судья Зуева словно чего-то выжидала, прежде чем найти подходящий момент и перенести заседание на следующий день. Лишний час свободного времени в предстоящий вечер был необходим ей как глоток свежего воздуха в этом душном зале. Галина Николаевна собиралась сделать несколько важных звонков, хотя не особенно надеялась получить внятные ответы на свои вопросы.

Прокурора мучила одышка, пот лился с него градом, лицо лоснилось.

В отличие от него защитник Черняк сохраняла боевой настрой и активной мимикой и жестами всячески демонстрировала это. Хотя на душе у нее было более чем тревожно. Из собственных источников Черняк уже знала, что вот-вот должен появиться столичный адвокат.

Подсудимый Дима Сироткин не думал ни о чем и не ждал никого. Его молодое и сильное тело настолько затекло, что он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. А если это ему удавалось, то вызывало такую физическую боль из-за недавних побоев, что терпеть становилось просто невозможно. Димке хотелось как можно быстрее оказаться в камере.

Уже несколько минут Бахтин стоял у последнего ряда и внимательно вслушивался в происходящее, осматривался по сторонам, словно пытаясь разом впитать в себя всю атмосферу зала. Как он и предполагал, пока его появление не вызвало никакого ажиотажа. Его просто никто не знал в лицо.

В негласной табели о рангах среди юристов Борис Фиратович занимал высокое место. За свою достаточно долгую адвокатскую практику он почти никогда не проигрывал процессов, в которых участвовал. Не проигрывал в том смысле, что даже в самой, казалось бы, безнадежной ситуации умудрялся добиться для подзащитного максимальных послаблений, не сдавался до последней минуты, не соглашался ни на какие сделки, порой рискуя оказаться без практики. Это снискало ему широкую известность в юридических кругах и ореол опытного, умного и надежного защитника. При одном упоминании его имени у прокуроров, как правило, случалось кислое выражение лица, а некоторые коллеги по цеху не могли скрыть зависти. Но и те и другие всегда отдавали должное его профессионализму.

Гонорары Бахтина измерялись солидными суммами, независимо от того, в какой валюте они выплачивались. Питая склонность к уголовному праву, он тем не менее считался универсальным специалистом. Согласно молве, среди тех, кто прибегал к его услугам, числилось немало людей весьма известных, многих из которых страна хорошо знала в лицо. Но сам Борис Фиратович никогда этим обстоятельством не кичился.

Впрочем, в одном случае он себе все-таки изменил, когда в свое время защищал честь и достоинство первого президента России. Была в стране, оказывается, и такая необходимость. Тогда он прославился знаменитой фразой в адрес главы государства, позволившего себе ослушаться адвоката: «Это для всей страны вы президент, а для меня вы всего лишь очередной доверитель. А я – ваш поверенный! Прошу не путать!»

Этот эпизод из своей адвокатской практики Борис Фиратович ни от кого не скрывал.

Одним словом, адвокат Бахтин не мог пожаловаться на отсутствие к себе должного внимания. Однако его известность и популярность носили несколько своеобразный характер в том смысле, что они не отвечали шаблонным требованиям о популярности. В частности, на телевизионных экранах он замечен не был. Более того, Борис Фиратович весьма снисходительно относился к суетливым потугам своих не менее именитых коллег по цеху, которые охотно искали контактов с журналистами, старались постоянно тусоваться на виду и даже не считали зазорным принимать участие во всевозможных телешоу типа «Что? Где? Когда?», искря эрудицией и одаривая многозначительными улыбками восторженную публику.

Прокурор Гришайло мгновенно зафиксировал новую персону, невесть по какому праву появившуюся в зале, и окончательно позабыл о долгожданном ужине. Он дернулся, как нерадивый ученик, у которого под партой засекли шпаргалку, стал лихорадочно перебирать лежащие на столе бумаги и невнятно про себя бормотать о том, что «эта мымра» станет еще осторожней, будет более тщательно взвешивать каждое слово и решение. Под «мымрой» он имел в виду судью Зуеву.

От судьи не ускользнуло резко изменившееся выражение лица прокурора, его внезапная нервозность. Она проследила за его взглядом и лишь тогда тоже заметила в зале Бахтина. Конечно, это он. Кто еще может в здешней глубинке выглядеть столь элегантно?

Его присутствие на процессе будто заново смешало все карты. Теперь уж точно было непонятно, что произойдет.

В отличие от прокурора она ни на секунду не усомнилась, что известный адвокат появился не случайно: не станет же юрист такого уровня ехать в беспробудную глушь только ради удовлетворения собственного профессионального интереса. У него каждая минута сопоставима с песочными часами, в которых струится золотой песок.

А может, что ни делается, всё к лучшему?

Признаться, у судьи Зуевой, пожалуй, впервые в жизни во время процесса на душе скребли кошки за бессовестное избиение младенцев, которое здесь публично собирались устроить. Наивное поведение Димы Сироткина и Насти Уфимцевой, их целомудренная обнаженность немым укором ложились на далеко запрятанную и огрубевшую в бесчисленных интригах совесть. Теперь хоть обозначился достойный оппонент, и если что окажется не так, у нее есть убедительная отговорка: всем хорошо известно, насколько бессмысленно и бесперспективно пытаться водить за нос самого Бахтина. Вот пусть всезнающий господин прокурор и расхлебывает! Его, по всему видно, гораздо подробнее посвятили в интригу этого дела.

Она невольно подняла глаза на Гришайло и напрямую встретилась с его взглядом. Похоже, в какой-то момент судье и прокурору пришла в голову одна и та же мысль. Они почти одновременно обернулись в сторону обвиняемого. Но Дима Сироткин, как и прежде, сидел понурый и ко всему безучастный. Словно о появлении на процессе известного адвоката он понятия не имел.

Бахтин заметил, что, наконец, на нем сфокусировался нужный взгляд, немедленно извлек из потертого кожаного портфеля лист бумаги и громко попросил у судьи разрешения передать его адвокату подзащитного. Присяжные повернули головы в его сторону. Разыгрывать дешевый спектакль судье не имело никакого смысла.

– У вас имеются какие-либо существенные аргументы для того, чтобы вмешаться в ход судебного разбирательства? – корректно спросила судья идущего к сцене Бахтина, словно они были старыми добрыми знакомыми.

– Полагаю, что имеются, ваша честь. И они никак не должны помешать установлению истины.

Он передал документ защитнику Черняк, та внимательно его прочитала и, несколько растерянно взглянув на московского мэтра, попросила слова для заявления.

– Ваша честь, у меня на руках ходатайство о подключении к судебному процессу в качестве дополнительного адвоката господина Бахтина Бориса Фиратовича.

Присяжные загудели, не понимая, что происходит. Возможно, кое-кто вспомнил это имя, время от времени мелькавшее на страницах газет.

– Позвольте ознакомиться. Насколько я знаю, от подсудимого не поступало никаких заявлений по этому поводу, – недоуменно сказала Зуева, читая под ходатайством неизвестную ей подпись «Багрянский».

Чаша весов опять заколебалась, и она оттягивала момент для принятия решения.

– Простите, что напоминаю, но согласно Уголовно-процессуальному кодексу пригласить адвоката может любой гражданин. При этом он может сохранить свою анонимность. Но в данном случае человек, подписавший соглашение с адвокатом, не скрывает своего имени, – бойко протараторила Екатерина Черняк.

– Мне необходимо сказать несколько слов Екатерине Степановне. – Бахтин кивнул в сторону молодой адвокатши и добавил: – Если угодно, в вашем присутствии.

Зуева невольно кинула взгляд на распухшее, в лилово-синих разводах лицо подсудимого. Найти повод для усиления защиты не составит труда, так что не стоит все усложнять.

– Поступим проще, – миролюбиво согласилась судья. – Сегодня мы уже практически завершили работу. В связи с возможным появлением в деле новых действующих лиц я предлагаю заседание не продолжать, а перенести на завтра. У защиты, таким образом, будет достаточно времени, чтобы уточнить свои требования и разобраться с формальными вопросами. Если у сторон нет возражений, то прервемся до завтра.

Прокурор, казалось, собрался что-то возразить, но затем внезапно передумал и согласно кивнул, решив приберечь энергию и красноречие для другого случая. В том, что и то и другое понадобится в полном объеме, теперь можно было не сомневаться.

– Позвольте, ваша честь, задержать ваше благосклонное внимание. Я, правда, пока не имею права вмешиваться в ход процесса. Но вы, конечно, понимаете, что это лишь временная формальность. Так что будем считать, что к вам обращается моя коллега госпожа Черняк. – Бахтин все еще стоял внизу у сцены, не позволяя себе туда взобраться.

– Защитник Черняк просит перенести следующее заседание суда не на завтра, а на послезавтра. Чтобы обстоятельно ввести меня в курс происходящих здесь событий, пообщаться с подсудимым, пострадавшей... Хорошо было бы, кстати, перенести заседание даже на послепослезавтра.

– Возражаю! – тут же возмутился Гришайло. – Нарушены все процессуальные нормы. Господин Бахтин, при всем моем к нему уважении, не имеет права делать такие заявления.

– Озвучьте, милочка, нашу с вами совместную просьбу специально для уважаемого обвинителя, а заодно и для уважаемых присяжных. Они, бедные, уже, наверное, сварились по такой погоде, выслушивая всю нашу тягомотину...

Присяжные дружно прыснули со смеху. Это случилось впервые с начала суда. Зато второй раз это произошло буквально через пару минут, когда Черняк повторила просьбу Бахтина.

– Не вижу оснований не пойти навстречу защите и отложить заседание на два дня, – вынесла свой вердикт Зуева, обращаясь к молодому адвокату.

Ей самой не мешало бы привести мысли в порядок и на денек вырваться домой. Хотя, строго говоря, там Галину Николаевну никто не ждал.

Багрянский поджидал адвоката на улице. Когда появился Бахтин, он живо перехватил его и усадил в стоявшую рядом машину. Таким же образом он выловил после завершения заседания директора «Слободы» Корниенко. Уже в дороге он попросил:

– Родион, определи Бориса Фиратовича в домик посимпатичнее, так, чтобы с видом на озеро... Покормите хорошенько, и пусть он потом встретится с пацаном...

– Давайте сначала встречусь, а затем уж в домик, – перебил его Бахтин.

– Как скажете, – не стал возражать Багрянский. – Кстати, я с удовольствием пошел бы с вами.

– Вот этого как раз и не нужно. А Екатерина Черняк где? Черняк потеряли! – вдруг забеспокоился Бахтин.

– Да здесь она. На улице, под ветерком остывает, – успокоил его Корниенко.

– Она нужна обязательно. Пока только она может потребовать немедленной встречи с подзащитным, – объяснил Бахтин. – А вы, Родион Николаевич, уже только вам ведомым способом запустите туда нас.

Спустя какое-то время Багрянский с Бахтиным мирно прогуливались вдоль озера, темнеющая гладь которого уже стала ловить отсветы зажженных фонарей. Неожиданно прибежал Корниенко.

– Адвокат уже с Сироткиным. Пойдемте, господин Бахтин.

Димка сидел в углу камеры, безвольно опустив голову, и, казалось, был полностью деморализован. Черняк ему что-то втолковывала, стоя у стола.

– Что, парень, потерял всякую надежду на справедливость? Небось внутри кипишь как самовар и проклинаешь всех и вся? – не представляясь и не сюсюкаясь, сразу наскочил на него Бахтин. – А тебе, вместо того чтобы злиться на весь свет, драться надо, кусаться, царапаться что есть сил. Судя по твоей милой мордашке, тебе наподдавали...

– Свою порцию тумаков они еще раньше от меня получили, – пробурчал Димка. – Теперь как бы рассчитались. Трое на одного в придачу с сержантом да прутьями и дубинками.

Димка хотел что-то добавить, но промолчал. Это не укрылось от внимания Бахтина. «Оставим пока эту тему, – подумал он, – но явно тут есть нюансы».

– Махать кулаками – дело нехитрое. Гораздо труднее защищаться. Себя защищать. Твою гражданскую жену, наконец. – Московский адвокат знал, как зацепить юношу. – Так будешь ты, в конце концов, защищаться?

Упоминание о Насте, названной женой, Димка услышал от постороннего человека впервые. Он с нескрываемым удивлением посмотрел на Бахтина и вымолвил:

– Буду.

– Тогда ты должен подписать прошение о включении меня в число твоих защитников наряду с госпожой Черняк. Кстати, тебе передает привет Корниенко.

– Через вас? – с некоторой иронией в голосе спросил Сироткин. – Он же присяжный, каждый день меня видит.

Тут же, не задумываясь, он подписал документы.

– Ну и отлично, – резюмировал Бахтин. – Пока отдыхай, завтра у тебя выходной. А мы с Екатериной Степановной займемся твоим делом. Что, мадам, возьмете меня в помощники?

Екатерина Черняк зарделась от удовольствия и кивнула в знак согласия. Уходя, она высыпала на топчан мальчишки фрукты и поставила большой пакет с едой.

– Смотрите, ребята, не балуйте, – сказала она милиционерам, уходя. – Адвокат из Москвы больше спуску не даст.– А с чего вы решили, что я дам им спуску? В ближайшие же дни потребую возбудить дело по факту жестокого избиения Сироткина в момент нахождения подсудимого под стражей.

* * *

Этим же вечером, наскоро перекусив в гостиничном буфете, судья Зуева уехала домой в Новгород и уже из дома, несмотря на неурочный час, стала названивать своему боссу – председателю областного суда Никодимову.

На работе его не оказалось, хотя обычно он допоздна засиживался в кабинете. Трубку дома взяла супруга. Услышав женский голос, она первым долгом недовольно поинтересовалась, кто звонит, и лишь затем, несколько смягчив тон, сказала, что Кирилл Петрович задерживается. Но перезвонить не предложила. Общаться по мобильному телефону Зуева не любила. Когда звонишь на мобильный, никогда не знаешь, где в данный момент находится его хозяин, чем занимается, с кем. От подобной неопределенности Галина Николаевна всегда испытывала дискомфорт. К тому же по женской наивности ей казалось, что мобильная связь, в отличие от обычной связи, легко прослушивается, стоит только настроиться на нужную частоту. В принципе Галина Николаевна была не так уж далека от истины, не учитывая лишь одного – во сколько обходится прослушивание каждого телефона! Какой смысл этим заниматься, если в случае надобности она и так все выложит как на духу.

Зуева полистала записную книжку и отыскала нужный номер. Когда в трубке раздался голос Никодимова, по его сухому сдержанному тону судья догадалась, что он не один. Но деваться было уже некуда.

– Добрый вечер! Это Зуева. Вам удобно говорить? – спросила она в тайной надежде, что он занят.

– Пожалуйста, – неопределенно ответил председатель суда, обойдясь без приветствий, как видно, чтобы не называть ее по имени.

– На процессе возникли некоторые деликатные моменты, в частности, у подсудимого появился новый адвокат из Москвы.

– Это так существенно?

– Даже не знаю, – немного растерялась Зуева. Меньше всего она ожидала подобной реакции. – Я бы вообще хотела многое с вами уточнить. Мне совершенно непонятен ажиотаж, возникший вокруг данного дела. То есть ажиотаж-то мне теперь понятен, но неясно, почему именно я оказалась в этом кипящем котле? Вы же отлично знаете, что я не терплю никакого шума. Такие процессы больше подходят другим нашим коллегам. Мне все время теперь кажется, что от меня чего-то ждут, а чего, извините, даже не пойму.

– Только объективности, не мне вас учить.

– Какая объективность, если детали следствия давно обсасываются в городе, если все кругом клокочет, как вулкан, а тут еще этот Бахтин со своим портфелем? И никто не знает, что у него в этом портфеле. Хоть бы предупредили, что ли!

– Вы разберётесь, я не сомневаюсь, – продолжал односложно твердить Никодимов. То ли он не мог позволить себе изъясняться многословнее и определеннее в присутствии посторонних, то ли давал понять, что не собирается персонально «засвечиваться» в деле Сироткина. Скорее, и то и другое вместе.

Что ж, не хочет говорить – не надо! У нее тоже есть самолюбие.

Впрочем, она ничуть не сожалела, что позвонила. По сдержанному поведению начальника нетрудно было заключить, что вхождение Бахтина в процесс не прошло мимо него. Вероятнее всего, шеф и сам очутился меж двух огней. Председатель всегда обладал тонким нюхом и выслуживаться умел как никто. Поговаривали, что у него в Подмосковье роскошная трехэтажная дачка, и деньжат столько, что с лихвой хватит на внуков и правнуков. То, что на этот раз Никодимов даже намеком не обмолвился, куда гнет палку, свидетельствовало о многом. И прежде всего подтвердило ее самые худшие опасения. На процессе, точнее, за его кулисами, неожиданно возникла противоборствующая сторона. И даже изворотливый Никодимов пытается проскользнуть ужом, не зная, чью сторону принять.

Через день утреннее заседание Зуева открыла бодро и уверенно, из чего Багрянский заключил, что предпринятые им шаги оказались весьма своевременными.

– В адрес суда поступило заявление гражданина Сироткина с просьбой допустить к процессу в качестве его защитника господина Бахтина Бориса Фиратовича. Усиление линии защиты в ходе судебного расследования не противоречит Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации, – подчеркнула судья, как бы умывая руки и отсылая к тем, кто составлял кодекс. Она холодно, но весьма выразительно посмотрела на Гришайло.

Прокурор заерзал на стуле, будто в сиденье вылез старый гвоздь.

– Мне не совсем понятна позиция защиты, – осторожно проговорил он. – Ее можно рассматривать как стремление искусственно затянуть процесс.

Весь вчерашний вечер Виталий Титович тоже просидел на телефоне, но, как видно, ничего более аргументированного для того, чтобы подкрепить свой протест, так и не подыскал.

– Суд не станет возвращаться к уже исследованным в ходе судебного следствия доказательствам, – пояснила Зуева. – Я предупреждаю Бориса Фиратовича, что мы продолжим с того места, где остановились. Что касается дополнительных аргументов, фактов, мотивов – в этом мы не вправе вам препятствовать.

Бахтин согласно кивнул.

– Можете занять свое место за столом защиты. Продолжаем. Сторонам предстоит допросить подсудимого, а затем – допрос свидетелей. Есть ли какиенибудь замечания по процедуре?

– Вы позволите, ваша честь? – тут же попросил слова Бахтин.

Казалось, он с первого же дня присутствует в зале и уже вник во все тонкости дела. – У меня как раз замечание по процедуре, если считать атмосферу зала судебного заседания тоже неотъемлемой частью всей процедуры.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду безобразные решетки, за которыми находится подсудимый. Защита склонна рассматривать их как элемент унижения человеческого достоинства, морального давления на подсудимого и метод отягощения его вины еще до вынесения приговора. К тому же хочу напомнить, что мы не в классическом зале суда, а в Доме культуры! Где решетка на сцене противоречит светлому образу этого храма цивилизации. А что, если в ближайшее воскресенье здесь состоится концерт мастеров культуры? На фоне безобразной решетки? И потом, от кого мы отгораживаемся? Кто из вас, господа, прежде всего я обращаюсь к дамам, боится, что подсудимый спрыгнет в зал и кого-то изнасилует?

Он посмотрел на присяжных, которые с нескрываемым удовольствием захихикали. Трудно было понять, соглашаются ли они с доводами адвоката. Зуева опять постучала молоточком.

– Прошу тишины! Изъяснитесь, пожалуйста, яснее.

– Яснее не бывает. Подсудимый Дмитрий Сироткин, как это явствует из материалов предварительного следствия, не является личностью, представляющей социальную опасность. Он с готовностью сотрудничал со следственными органами, даже вопреки личным интересам, никогда не оказывал сопротивления сотрудникам правоохранительных структур. Потерпевшая, если можно так выразиться...

– Это абсолютно точная юридическая формулировка! – прервала адвоката судья.

– Приношу свои извинения и прошу исключить фразу «если можно так выразиться» из протокола, – согласился Бахтин, вторично фиксируя эту мятежную мысль в головах оторопевших присяжных. – Потерпевшая не обращалась в суд и другие инстанции с жалобами на гражданина Сироткина. Насколько мне известно, не было подобных жалоб и со стороны других граждан. Он психически нормален и устойчив. Об этом свидетельствует медицинское заключение в деле. А судя по разукрашенной внешности подсудимого...

– Этот момент уже зафиксирован в протоколе как неудачное падение, – парировал обвинитель.

– Да, стало быть, такая защитная мера в виде решетки не избавила его от... неудачного падения.

Среди присяжных вновь раздались непроизвольные смешки.

«Началось!» – озабоченно подумал прокурор, с тревогой посмотрев в зал, где он только что потерял нескольких своих сторонников.

– Ваша честь, – Гришайло счел необходимым вмешаться, еще не предполагая, чем закончится его неуклюжая попытка отстоять свои позиции. Лучше бы он этого не делал! – По имеющимся косвенным свидетельствам Дмитрий Сироткин в некоторых обстоятельствах вел себя достаточно агрессивно и хорошо известен в городе как драчун. Данные факты не имеют прямого отношения к совращению несовершеннолетней, в котором он обвиняется, поэтому я не счел необходимым останавливать на них внимание суда и присяжных.

– Как видите, Виталий Титович, ситуация несколько изменилась. Вы могли бы привести конкретные примеры, свидетельствующие об особой агрессивности подсудимого?

– Да. Будучи в курсе манеры господина Бахтина строить защиту на второстепенных деталях, я захватил с собой кое-что. Думаю, эти сведения представляют определенный интерес и могут служить убедительной характеристикой личности подсудимого. В две тысячи четвертом году в приемный покой районной больницы обратились трое молодых людей, которые отказались зафиксировать свои имена... Думаю, установить имена в нашем городе не представляет серьезной трудности, – ехидно добавил Гришайло, оторвавшись от чтения подготовленной для него справки. – У всех троих на теле обнаружены следы серьезных увечий. В неформальной беседе пострадавшие сообщили, что были жестоко избиты Дмитрием Сироткиным. – Картинным жестом прокурор указал на решетку, за которой сидел ощетинившийся Дмитрий. – Обращаться в милицию они отказались, фамилию Сироткина просили не упоминать, как видно, опасаясь мести с его стороны. Медицинская сестра, оказывавшая первую помощь потерпевшим, произвела необходимую запись в журнале и в общепринятой форме уведомила отдел внутренних дел. Ввиду отсутствия в последующем каких-либо заявлений и жалоб уголовное дело по данному факту не возбуждалось.

Бахтин мгновенно заметил, как присяжные стали шептаться друг с другом.

– Протестуем, ваша честь, – вскочила со своего места молодая адвокатша. Девушка разрумянилась от волнения. Ей казалось, что она наконец-то подловила прокурора на тенденциозности. – Я в курсе данного документа. Он крайне неубедительный и неконкретный. В нем даже не указано имя медсестры.

– Отчего же, – невозмутимо усмехнулся Гришайло. – Пожалуйста, пригласите в зал свидетельницу Елену Викторовну Масюкову. Она готова при необходимости ответить на интересующие суд вопросы.

Зуеву поразило выражение лица Бахтина. Нет, он нисколько не смешался, напротив, глаза его смеялись. Галина Николаевна даже не предполагала, какую необыкновенную изобретательность он проявил, чтобы уже утром злополучная справка оказалась в руках Виталия Титовича. Она просто нутром учуяла, что что-то здесь не так.

Масюкова, женщина средних лет и неприметной внешности, типичная медсестра, если накинуть на нее белый халат, нервничала. Ей еще никогда не приходилось выступать перед столь большой аудиторией. Под властным взглядом судьи она вообще вся сжалась и почти скрылась за кафедрой.

– Вы знакомы с документом, о котором говорил сейчас прокурор?

– Что? Какой документ? Я не помню...

– Вы информировали милицию о том, что оказали медицинскую помощь трем избитым юношам? – упростила вопрос Зуева.

– Да. А что было делать? Они были в крови...

– Елена Викторовна, не нервничайте. Вы все правильно сделали. Нас интересует сам факт. Имел ли он действительно место?

– Как имел место? Какое место?

– Этих ребят действительно жестоко избили?

– Избили, избили... В кровь. Особенно одному досталось.

– Кто избил?

– Да вот этот вот варвар! – Она указала пальцем на Сироткина, который удивленно на нее уставился.– Не пойму, что с ним тут церемонятся? Насильник! Хулиган! – услышал Родион Корниенко слова одного из присяжных, сидящего позади него. Ни этого мужчину, ни его соседа справа он не знал, видимо, они из района, а не из города.

– Но сами-то вы этого, Елена Викторовна, не видели? – цепляясь за остатки здравого смысла, спросила Черняк.

– А что там видеть? Весь город и так все знает! От людей ничего не укроется. Оборотень проклятый! – разошлась Масюкова. Ей явно пришлось по вкусу находиться в центре внимания. – Девку вон попортил, морды всем надрал.

– Свидетель, отвечайте по существу, – призвала ее судья.

– Так я по существу и говорю.

– Подсудимый, сами-то вы отрицаете данный факт? – Отчаявшись выведать что-либо путное у свидетеля, Зуева напрямую обратилась к Сироткину.

Черняк опять хотела вмешаться, но Бахтин удержал ее и едва заметно кивнул Сироткину.

– Не отрицаю, – ответил Дима и весь напрягся. Даже через лиловые синяки на его лице стало заметно, как он покраснел.

Гришайло торжествующе поднялся с места и заявил:

– Думаю, у суда не должно оставаться сомнений в том, что подсудимый способен испытывать приступы агрессии и представляет серьезную опасность для общества. Поэтому предлагаю оставить его за решеткой. Со своей стороны прокуратура изучит приведенные факты, имея в виду возбуждение по ним отдельного уголовного дела.

«Зачем ему все это было надо? – с сожалением и сочувствием успела подумать судья. – Ну, посидел бы подсудимый дальше за этой решеткой...»

И тут заговорил Бахтин:

– А зачем, собственно, откладывать? Мне кажется, что детали как раз очень важны и имеют принципиальное значение. Не станет же юноша избивать людей? К тому же мы до сих пор так и не выяснили, о ком конкретно идет речь.

У Зуевой засвербело под ложечкой. Вот она – кульминация! Наверняка этот Бахтин все заранее предусмотрел, а прокурор сам полез к нему в силки.

– Вы можете вспомнить, кто были потерпевшие? – вновь обратилась судья к вошедшей в раж свидетельнице.

– Отчего ж не вспомнить. Двух, правда, не припомню, а третий, которому больше всех досталось, так вон он. Петька Грязнов! – Масюкова уверенно указала на сцену, где сидели присяжные.

Галина Николаевна похолодела. Так и есть! Она же чувствовала! Допустила такую оплошность. «Грязнов! Начальник топливной станции. Он же так красноречиво прятал взгляд, когда его выбрали в присяжные. Позор! Вот стервец!» – возмущалась про себя судья, в то же время отдавая должное московскому защитнику.

Прокурор – тот просто осел в свое прокурорское кресло, не в силах что-либо произнести. Публика недоумевала, она пока еще не осознала всю степень серьезности того, что произошло.

– Позвольте задать вопрос, – наигранно наивно поднял бровь Борис Фиратович, – каким образом такой человек оказался в числе присяжных заседателей?

– Какой такой? Избитый хулиганом? – попытался возражать прокурор.

– Подсудимый Сироткин, расскажите суду, за что вы избили троих людей, в том числе и одного из нынешних присяжных заседателей данного суда, – строго спросил Бахтин.

Прежде чем ответить, Сироткин с трудом встал на ноги. Он посмотрел в лицо сначала Насте, которая, казалось, была ни жива ни мертва. Затем – на Грязнова и только после этого обратился к остальным присяжным. Так, как инструктировал его Бахтин: когда отвечаешь, смотри на присяжных, глаза в глаза.

– Я случайно увидел, как они напали на Настю. То есть они пытались ее изнасиловать. Я им не позволил это сделать.

– Ваша честь, – обратился Бахтин к судье, – могу я задать вопрос потерпевшей?

– Задавайте, – разрешила Зуева. От ее внимания не ускользнуло, что Бахтин в своем вопросе, как и при первом своем появлении, вновь поставил под сомнение статус «пострадавшей» Уфимцевой.

– Вы подтверждаете, Настя, что два года назад вас пытались изнасиловать трое молодых людей, один из которых присутствует в зале?

– Подтверждаю, – коротко и ясно ответила молодая мама.

– Сколько вам было тогда лет?

– Двенадцать.

– Спасибо. Садитесь. Нет, пожалуй, постойте. У меня еще есть вопрос. Скажите, то, что пытались совершить с вами тогда трое насильников, имеет что-то общее с тем, что совершил мой подзащитный Сироткин? За что его, собственно, судят.

– У нас с Димой все было не так. Он ничего со мной такого не совершал. Он не такой, он не мог такое позволить.

– Тогда, извините, почему же в ходе предварительного следствия вы показали, что он вас изнасиловал? Как это понимать?

– А что бы вы сами сказали, если следователи грозились отправить Оксанку в приют? Нам с Димкой и так уже приютов через край. Они и Димку тем же стращали. Всем лучше будет, если он оговорит себя.

– Это голословное обвинение. Это наговор на следствие, – немедленно возмутился прокурор Гришайло.

– Сироткин, вы подтверждаете слова Уфимцевой?

Подсудимый лишь кивнул. Какой же он был дурак, когда поверил следователям! Хотя куда было деваться? Он боялся за Настю и Оксанку.

– Спасибо, Сироткин. Надеюсь, вы хоть сейчас не смалодушничали. А теперь к вам еще один вопрос. Позвольте полюбопытствовать, кто вас так разукрасил? Расскажите, пожалуйста, присяжным.

Судья уже поняла, что суд ожидает еще один сюрприз. Но как ни странно, она не злилась на адвоката, что он, по сути, за какой-то час готовится второй раз ее «макнуть».

– Били Грязнов и еще двое. Сержант, который в ту ночь дежурил.

– Чем били?

– Дубинкой, палками, сапогами...

– Достаточно, – остановил его Бахтин и без паузы продолжил, обращаясь уже непосредственно к судье: – Ваша честь, защита вносит ходатайство из двух пунктов: во-первых и прежде всего, исключить из состава присяжных Грязнова, заменив его запасным присяжным заседателем, а во-вторых, не только избавить сцену от злополучной решетки, но и изменить Сироткину меру пресечения. И последнее. Прошу занести в материалы судебного следствия факт попытки изнасилования Анастасии Уфимцевой гражданином Грязновым со товарищи, а также факт избиения в камере Дмитрия Сироткина. Надеюсь, при вынесении приговора суд даст соответствующее частное определение на этот счет. У меня на сегодня всё, господа.