Текст книги "Все, что вы хотели знать о королях, но не решались спросить"

Автор книги: Александр Шёнбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Когда по утрам французский король открывал глаза, то это просыпался не какой-то частный человек, а государство, Французское королевство. Самой отточенной была процедура утреннего пробуждения, предусмотренная для дня коронации. По галликанской теологии, которая считала короля визуализацией христологической сущности, его пробуждение в этот день символизировало само Воскресение Христово. Высокородные вельможи, назначенные сопровождать короля в Реймс, подходили к покоям короля и серебряной тростью стучали в дверь. Тогда камергер кричал:

– Кого вам надо?

– Короля! – отвечали вельможи.

– Король спит! – говорил камергер.

Это повторялось дважды. Тот же вопрос, тот же ответ. Только на третий раз вельможи кричали:

– Нам нужен Людовик Четырнадцатый, которого Бог дал нам в короли!

И тогда распахивались двери.

Теперь два епископа подходили к королю, который уже сидел в своей роскошной постели, и после торжественного одевания сопровождали его в Реймс на коронацию.

Каждое утро это торжественное пробуждение повторялось в сокращенной форме. Каждое утро французский король, словно священник, совершал этот сложный ритуал, затем – примерно в десять часов – председательствовал в Государственном совете. Потом он отправлялся на богослужение – и снова не как благочестивое частное лицо, а как воплощение Франции. Только после мессы король чувствовал себя готовым к грехам и ближе к обеду посещал одну из своих метресс. В два часа он обедал – естественно, публично – у королевы. После обеда Людовик XIV обычно отправлялся на охоту или на прогулку. Затем примерно до девяти часов вечера работал. Отдыхал король, слушая музыку или играя в бильярд, а около десяти часов шел ужинать с членами семьи. В одиннадцать он еще раз навещал одну из своих фавориток и оставался у нее до отхода ко сну, при котором утренний церемониал повторялся еще раз, только в обратном порядке. В торжественные вечера приглашалась публика, чтобы она могла подивиться сказочным празднествам в версальских парках. И вообще, любой француз, независимо от происхождения, если только он был прилично одет, в любое время мог прийти в Версальский дворец и посмотреть на своего монарха.

В течение целого дня король Франции разыгрывал человеческое существование в его высшей форме – в форме существования самодержца, – причем как большой оперный спектакль. Глядя на фотографии норвежского короля, пекущего печенье, или Виндзоров, играющих на приставке «Нинтендо», можно сделать вывод, что преемники Людовика XIV ушли от него очень далеко. Но так ли это на самом деле? А может, как раз эта тщательно продуманная непринужденность точно так же демонстрирует величие королей, как когда-то ритуалы Короля-Солнца?

Глава одиннадцатая. А ВО ВРЕМЯ СЕКСА КОРОЛИ ТОЖЕ ВЕЖЛИВЫ?

Какое отношение к этому имеет любовь?

Тина Тернер

До нас дошло достойное внимания изречение святого Иеронима, что отвратительно любить жену как любовницу. Великий Отец Церкви тут затрагивает щекотливую тему. Если ты – сын короля и женишься, то это – дело государственной важности. Во времена великих альянсов их королевские величества отправлялись на супружеское ложе не как муж и жена, а как две страны. Принцип равнородного брака не был вопросом «чистоты крови», он имел в первую очередь внешнеполитические причины. При известной ловкости можно было заключить стратегически умный, династический брак и приобрести целые государства.

До недавнего времени королевские дети при выборе супруги (или супруга) не имели права голоса. Когда принц или принцесса достигали возраста, достаточного для вступления в брак, они становились шахматными фигурами в игре политических интересов. Поэтому неудивительно, что при европейских дворах король или престолонаследник, как правило, имел жену, с которой он по династическим причинам изредка делил постель, а для собственно сексуального удовольствия содержал «подружек». Когда происходит исполнение супружеского долга с официальной законной супругой – мы имеем право употреблять настоящее время, потому что при некоторых, немногих дворах и сегодня существует что-то вроде династических браков, – не надо ожидать фейерверков страсти. Полеты в высшие сферы страсти по традиции происходят с любовницей/любовником. Итак, Иероним говорит не о том, чтобы не иметь любовницы, а о том, чтобы аккуратно разделять эти две сферы – брак и эротику. Предосудительным он считал, если муж требовал от своей жены тех безнравственных действий, для которых у него была любовница.

Бедняжка Мария-Генриетта Габсбургская, например, имела несчастье достаться второму королю бельгийцев, Леопольду (1835–1909), который пользовался ужасной славой. Он слыл очень распутным человеком (виной тому были гены этого бедолаги, по материнской линии он происходил из Орлеанского дома, семьи с богатыми традициями по части сексуальной необузданности). После первой брачной ночи Мария-Генриетта записала в своем дневнике: «Если Господь услышит мои молитвы, то скоро освободит меня от этой жизни». Да и дочери ее Луизе пришлось не намного лучше. В возрасте семнадцати лет ее выдали замуж за Филиппа Саксен-Кобургского, который хвастался, что обладает самой большой в Европе коллекцией порнографических рисунков и рукописей. Никто не посчитал необходимым дать Луизе парочку советов перед вступлением в брак.

Столкнувшись в первую брачную ночь со странны-ми желаниями своего супруга, юная девушка была до такой степени ошеломлена и смущена, что, когда Филипп наконец оставил ее в покое и в изнеможении заснул, она накинула халат поверх ночной рубашки, выскользнула из супружеской опочивальни и убежала в одну из оранжерей Кобургского парка. Садовник нашел ее там рано утром, дрожащую, притаившуюся за каким-то растением. Спешно призвали камердинера, который незаметно препроводил ее обратно в спальню. Тридцать лет Луиза терпела своего мужа, но потом все же ушла от него. К ужасу всей родни. Их развод в 1906 году вызвал тогда шок в европейских дворах. Если король хотел избавиться от жены, то самым подходящим способом считалось заточение в монастырь, а у королев было принято отравлять мужей.

И все же браки коронованных особ сохранялись независимо от того, какое отвращение супруги испытывали друг к другу. Когда в 1821 году умер Наполеон, об этом тут же сообщили английскому королю Георгу IV. Премьер-министр доложил ему:

– Ваше величество, ваш злейший враг умер!

На что король ответил вопросом:

– Она действительно умерла? – Он был женат на Каролине фон Брауншвейг-Вольфенбюттель.

Молодых девушек, таких, как Мария-Генриетта Габсбургская, Луиза Бельгийская или саксонская принцесса Августа (ей было семнадцать, когда ее выдали за Вильгельма I), отсылали к мужу, не дав им ни малейшего представления о том, что их ожидает в королевских брачных покоях. Разговаривать с юными дамами о деталях продолжения рода считалось неприличным. А вот молодых мужчин старались подготовить к браку. Так как королевский сын вплоть до начала XX века не имел возможности напрямую общаться со своими подданными, было принято, чтобы по достижении юношеского возраста он получал в подарок своего рода «учебный корабль». Когда будущему императору Францу-Иосифу Австрийскому исполнилось 18 лет, его домашний учитель по поручению королевы нашел для своего воспитанника здоровую крестьянскую девушку из Богемии, задачей которой было ознакомить его с сексуальной стороной жизни. После этого молодую даму обеспечили пожизненным апанажем[7]7
  Апанаж (фрі apanage) – содержание, предоставлявшееся во Франции (до 1832 г.) и некоторых других европейских монархиях в виде ренты с земельных угодий.


[Закрыть] и выдали замуж за какого-то незначительного придворного. Со своим сыном, кронпринцем Рудольфом, Франц-Иосиф не очень-то церемонился. Он поручил приятелю по охоте, Карлу Карнауэру, организовать несколько секретных визитов в изысканные венские заведения, чтобы сын на деле разобрался что к чему. Кронпринц принял это с удовольствием, хотя, и об этом знала половина Вены, но не подозревали ни император, ни подполковник Карнауэр, давно на собственный страх и риск изучил все особенности женского пола – причем именно в этих же борделях.

В XIX столетии общественность перестала запрещать женщинам выступать на сцене, и источником королевских удовольствий стали актрисы. Достаточно вспомнить Людвига I Баварского, которого легко обводила вокруг пальца посредственная, между прочим, певица Лола Монтес, и великую Сару Бернар, считавшуюся самой искусной любовницей своего времени, что мог бы подтвердить тогдашний принц Уэльский, будущий Эдуард VII.

Как французским королям эпохи классицизма удавалось иметь такое количество любовниц, останется вечной исторической загадкой. Людовик XIV, например, был, вероятно, достаточно неприятным человеком. За всю его жизнь известны только три случая, когда он принимал ванну. Его потомок, Людовик XVI, который, кстати, прекратил традицию иметь любовниц, был первым французским королем, который мылся регулярно.

Позволю себе несколько важных замечаний, прежде чем мы продолжим рыться в королевских спальнях: в моем кругу хорошим тоном считается возмущаться вмешательством прессы в интимную сферу королевских особ. С одной стороны, это правильно, потому что бульварные газеты в сообщениях подобного рода просто теряют всякий стыд. Но с другой стороны, сексуальное поведение королей и королев всегда было больше чем просто предметом сплетен. То, чем занимались короли и королевы в своих роскошных постелях, во все времена интересовало общество. В самом невинном варианте это видно хотя бы из сказок, которые мы вот уже сколько поколений читаем нашим детям. Белоснежка, которая жила вне брака сразу с семью гномами, не была совсем уж наивным созданием, когда ее выбрал принц. По сравнению с ней норвежская принцесса Метте-Марит с ее небезупречным прошлым – невинная овечка. Да и делить брачное ложе с лягушкой только потому, что так приказал король-отец, с точки зрения морали – крайний случай. И наконец, даже главное событие самой известной из всех легенд о королях – легенды о короле Артуре – представляет собой рассказ о нарушении сексуальных правил. Ведь Круглый стол Камелота распался из-за того, что верный Ланселот был околдован и влюбился в жену Артура Джиневру.

Если бы сведения о сексуальных «фо па» монархов были просто «сплетнями», нужно было бы отмахнуться и от многих пассажей Ветхого Завета. Теологическое значение фигуры царя Давида можно понять, только если видеть его во всей его греховности. Один из самых трогательных и прекрасных псалмов, 41-й («Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже!»), – жалоба сокрушенного Давида, осознавшего свой ужасный грех, которому, собственно, нет прощения. В Ветхом Завете подробно описано, как Давид совершил прелюбодеяние с Вирсавией, женой своего воина Урии, а затем отослал Урию в самое опасное место, чтобы избавиться от него. Хладнокровное убийство по страсти. План Давида удался, и он женился на Вирсавии. В этом браке родился будущий царь Соломон, о чьих сексуальных эскападах также рассказано в Ветхом Завете.

Без знания о любовных похождениях королей и королев преподавание истории не только скучно, но и неполно. Так, например, чтобы хорошо представить себе позднюю осень немецкой монархии, надо знать и о скрытой гомосексуальной атмосфере при дворе Вильгельма II. Император проявлял свои дружеские чувства весьма своеобразно – скажем, устраивал совместную гимнастику на верхней палубе императорской яхты «Гогенцоллерн», на которую экипаж яхты обязан был являться с обнаженным торсом. По мере того как все больше друзей императора, не умевших как следует справляться со своими наклонностями, из-за «распутства» становились предметом публичных скандалов, эта тема приобрела политическое значение. Вначале князь Ойленбург пал жертвой клеветнической газетной кампании, развязанной журналистом Максимилианом Гарденом, потом друг императора Фридрих Альфред Круга. На этот раз зачинщицей стала газета Социал-демократической партии Германии «Форвертс», именно она выяснила, что связывало Круппа с гостиничными мальчиками-посыльными на Капри. Император погружался во все более глубокую депрессию, благодаря чему влиятельные круги рейха смогли втянуть его в мировую войну.

Когда, наконец, после охоты у князя Макса-Эгона Фюрстенберга в Донау-Эшингене при очень неприятных обстоятельствах умер глава военного кабинета граф Хюльзен-Хэзелер, император превратился в безвольную личность, которой легко было манипулировать. Кстати, просто невозможно себе представить, что произошло бы, существуй уже тогда YouTube. Дело в том, что, когда поздним вечером становилось особенно «уютно», некоторые из придворных подхалимов имели чудную привычку одеваться балеринами и танцевать перед восторженным придворным обществом. Во время того печального ужина в Донау-Эшингене граф Хюльзен-Хэзелер, исполняя танец умирающего лебедя, заработал инфаркт. Прежде чем позвать врача, пришлось снять балетную пачку и натянуть на труп военную форму. И хотя тогда не было ни Интернета, ни телевидения, через два дня уже вся Европа была в курсе всех подробностей этой истории.

Совершенно необыкновенный случай сексуальной зависимости привел в современной Великобритании к одному из тяжелейших в истории конституционному кризису. С сегодняшней точки зрения в отречении от престола 1936 года больше всего заслуживает внимания то, что оно показывает, насколько время меняет представления о морали. Эдуард VIII вынужден был отречься от престола, потому что намеревался жениться на разведенной женщине. Это считалось несовместимым с его постом главы англиканской церкви. Приблизительно через семьдесят лет и британский престолонаследник, и кронпринц архикатолического испанского королевского дома женились на разведенных женщинах, причем ни у кого не возникло серьезных сомнений в том, что они имеют право со временем вступить на престол.

Правда, когда сегодня читаешь личные записи поверенного Эдуарда VIII, которые в 2003 году были рассекречены Оксфордской библиотекой Бодлейна[8]8
  Сэр Томас Бодлейн – основатель Оксфордской библиотеки. В 1610 г. добился, чтобы один экземпляр каждой изданной в Англии книги передавался в эту библиотеку.


[Закрыть] (а они полны темных намеков на сомнительное прошлое Уоллис Симпсон), то приходишь к выводу, что отречения можно было избежать, если бы американке не создали такую плохую репутацию. А именно: если бы британский истеблишмент, в первую очередь премьер-министр и архиепископ Кентерберийский, посчитали Уоллис Симпсон подходящей супругой, то все постарались бы найти выход, который позволил бы Эдуарду остаться на троне и все-таки вступить в так называемый морганатический брак – Уоллис Симпсон стала бы королевой-консорт без королевского статуса. Но кажется, самым главным недостатком короля были как раз его садомазохистские наклонности. Когда он оказался в сексуальной зависимости от Уоллис Симпсон, то возникли опасения, что она может этим воспользоваться и навредить национальной безопасности. Во всяком случае, в Форт-Бельведере, личной резиденции Эдуарда вблизи от Виндзора, молодая женщина в любое время имела свободный доступ ко всем секретным государственным документам, попадавшим на письменный стол Эдуарда; а благодаря американской тайной полиции британскому правительству стало известно, что Уоллис Симпсон, кроме отношений с престолонаследником и будущим королем, имеет тайную связь с немецким послом Иоахимом фон Риббентропом. Источником американской тайной полиции был Карл-Александр фон Вюртемберг, который якобы знал, что Риббентроп, между прочим один из важнейших гитлеровских дипломатов, ежедневно посылает Уоллис Симпсон семнадцать гвоздик, по одной за каждую ночь, что они провели вместе. 10 декабря 1936 года, в день отречения Эдуарда, Риббентроп отправил в Берлин депешу, в которой сообщалось, что настоящей причиной отречения было «уничтожение тех дружественных Германии сил, которые пришли в действие благодаря фрау Симпсон».

Случай с Эдуардом VIII является исторически значимым и с конституционно-правовой точки зрения, потому что недвусмысленно показывает, насколько английский король безвластен и зависим в своих решениях. Во всяком случае, нет ни одного прецедента тому, что произошло, – чтобы правительство помешало королю при выборе супруги, такого еще никогда не было. Вероятно, это очень задело Уинстона Черчилля, тогда еще простого депутата парламента. Он, монархист старой закалки, считал, что правительство не имеет права указывать королю, на ком жениться. Говорят, в одной беседе с премьер-министром Стэнли Болдуином он сказал:

– Но почему, ради всего святого, он не может жениться на своей козочке?

На что Болдуин якобы ответил:

– Потому что мы не можем ожидать, что народ потерпит королеву-козочку!

В разгар кризиса Эдуард хотел по радио обратиться непосредственно к своим подданным, чтобы повлиять на общественное мнение в свою пользу. Но даже этого ему не разрешили. Премьер-министр стоял на своем: разговор короля с народом «через голову правительства» не «соответствует конституции».

Может быть, Эдуард просто опередил свое время. Сегодня уже невозможно себе представить, чтобы престолонаследник выбирал невесту, руководствуясь политическими или моральными соображениями, по крайней мере, в Европе. Принц Чарльз был последним британским престолонаследником, от которого ожидали, что он женится на женщине «без прошлого». Принц Уильям станет первым британским кронпринцем, который не позволит дворцовой политике навязывать себе жену, а сделает свой выбор по любви. В лице Кейт Миддлтон Англия может получить королеву, про которую нельзя сказать ни что она девственница, ни что она принадлежит к высшему сословию: ее бабушка еще жила в социальной квартире для малоимущих. Норвежский кронпринц женился на матери-одиночке с богатым прошлым, кронпринц Нидерландов – на гражданке Аргентины, испанский – на разведенной тележурналистке, а датский престолонаследник – на дочери профессора математики.

Похоже, нынешние монархии гарантируют свое дальнейшее существование и тем, что выбором супругов в определенном смысле расшаркиваются перед своими подданными.

Глава двенадцатая. КАК ПОДЦЕПИТЬ КРОНПРИНЦА?

– Как ты отнесешься к тому, чтобы со временем тебя похоронили здесь?

– Я думала, здесь хоронят только Габсбургов?

– Вот именно!

Так в склепе Капуицнской церкви в Вене Карл фон Габсбург сделал предложение Франческе Тиссен.

Летом 2003 года королева Дании Маргрете II предприняла последнюю отчаянную попытку убедить своего сына Фредерика в приятности «равнородного» брака. Не сообщая ему ничего о своих намерениях, она пригласила во дворец Фреденсборг несколько красивых юных принцесс. Большинство из них приехали из Германии. Кронпринц разгадал план своей матери, встретил гостей, с видимой неохотой побеседовал с девушками и очень быстро под каким-то предлогом удалился.

– По нему было видно, что наш визит действует ему на нервы, – рассказывала одна из немецких принцесс после посещения Фреденсборга.

В мае следующего года он женился на Мэри Дональдсон.

Сказка о Золушке веками выражала заветную мечту, ставшую нынче реальностью. В наши дни буквально так и происходит: к детскому саду или к супермаркету подъезжает золотая карета, одна из множества красавиц (желательно не самая красивая) становится избранницей принца; ее вырывают из привычной среды, и под треск фотовспышек – нынешнюю форму помазания на царство – рождается новое королевское высочество. С этого момента она, подобно священной корове в человеческом обличье, почитаемой массами, которые отождествляют себя с ней, ведет исключительно публичную жизнь.

– Иногда, просыпаясь, я спрашиваю себя: а где я, собственно, нахожусь? Потом понимаю: это – королевский дворец, – восторгалась в одном из интервью Метте-Марит.

Ее жизнь, жизнь матери-одиночки, официантки, была совсем не гламурной – пока ее не выбрал норвежский кронпринц Хокон.

– Да, я живу в современной сказке, – сказала и Мэри Дональдсон после обручения с кронпринцем Дании Фредериком. Они познакомились в каком-то баре в Сиднее.

Говорят, он сказал: «Привет, я – Фред Датский». А у нее не появилось ни малейшего подозрения, что «Фред Датский» – не то же самое, что «Фред из Дании».

За исключением маленького Лихтенштейна, где наследный принц женился на принцессе из династии Виттельсбахов, к настоящему времени престолонаследники всех европейских стран заключили брак или обручились с простыми смертными.

В королевских домах браки всегда были стратегическими альянсами. И продолжают быть таковыми по сей день. Вся разница только в том, что сегодня власть гарантируется не связью с соседними государствами, а союзом с собственными подданными. Правда, традиционалистов это огорчает, но и они не могут ответить на вопрос, какой смысл имел бы для шведской кронпринцессы брак с датским принцем, если она не может получить Данию в наследство? Они говорят о «величии королевского положения», которое несовместимо с официантками и телеведущими. Но разве величию византийской империи или русского царства как-то навредило, что в Византии на троне сидела бывшая цирковая актриса (Феодора, супруга Юстиниана), а в России – дочь крестьянина (Марта Скавронская, будущая Екатерина I)?

Вероятно, подданные восприняли бы почти как афронт, если бы принц Уильям сегодня женился на дворянке, а может, даже на немецкой принцессе. Но он выбрал славную дочь обычного англичанина, которую народ считает такой же, как они все.

Образцом подобного союза была женитьба норвежского кронпринца Хокона на матери-одиночке Метте-Марит, дочери безработного алкоголика. Ее ребенок появился на свет в результате связи с человеком, замеченным в каких-то делах с наркотиками. На свадьбе мальчик нес цветы, а сейчас является живым доказательством открытости и современности норвежской смешанной королевской семьи.

И вообще, разве может монархия существовать долго без «популярности», без народной любви? А может быть, взаимная приязнь между королем и народом, которую все время надо завоевывать заново, и есть основной принцип монархии? И еще вопрос: непопулярный король – все еще король или уже деспот? Так как короли в наши дни не имеют больше никакой власти, то без любви они не были бы даже деспотами. Они просто оказались бы не нужны. Народное признание, которое в древних ритуалах коронования выражается возгласами и аплодисментами, всегда было conditio sine qua non – необходимым условием королевской власти. «Это слово – КОРОЛЬ – является талисманом, волшебным средством, которое дает главное направление всем силам и всем талантам», – пишет так уважаемый Бодлером противник просвещения Жозеф де Местр в своем «Этюде о суверенитете», но это волшебное средство бессильно, если королевское владычество не подкреплено любовью.

Королевские дома поняли: их единственный шанс сохранить свое существование и в XXI веке заключается в том, чтобы освободиться от балласта неверной знати с ее безукоризненной генеалогией и объединиться с действительной властью наших дней – с народом.

Правда, тут есть маленькая проблема: дамы буржуазного происхождения принадлежат к тому общественному слою, который во главу угла ставит самореализацию, индивидуализм и счастье в жизни. А эти ценности, к сожалению, трудно совместить с королевским положением. Если свежеиспеченная кронпринцесса пытается их придерживаться, это приводит к коллизиям, которые губят брак и уже заканчивались булимией и депрессиями. Потому что именно короли не имеют права на самореализацию и на индивидуализм.

Урожденным принцессам это внушается с младых ногтей, а простым женщинам – нет. Кстати, по-настоящему это поняла Сильвия Зоммерлат, королева Швеции. Она неукоснительно подчиняет свои личные желания интересам государства и тем самым поддерживает порядок в доме. Но большинство женщин простого происхождения терпят при дворе мучительное фиаско. Как, например, достойная самого большого сожаления Мария-Тереза Люксембургская. Придворным уже несколько раз приходилось тактично останавливать кубинскую супругу великого герцога Люксембургского, когда она пыталась на такси доехать до Франкфуртского аэропорта, чтобы оттуда тайком улететь на родину.

Также все время распространяются слухи о кронпринцессе Летиции, якобы она несчастна при испанском дворе и страдает от интереса общественности к своей персоне. Я могу засвидетельствовать по собственным наблюдениям, что это ерунда. Правда, ей непросто изображать славную, сдержанную личность, потому что это совершенно не соответствует ее природе. Ее проблема состоит скорее в том, что она – современная умная женщина. А современную умную женщину не может удовлетворять или стимулировать деятельность супруги престолонаследника: присутствовать на открытии детских садов, новых участков автодорог, освящении новых кораблей. Сдержанность, которой от нее ожидают, она компенсирует, проявляя свои лидерские качества в семье. Причем с такой энергией, что некоторые старые друзья кронпринца Фелипе сетуют, будто она держит его в ежовых рукавицах.

Строго говоря, европейские королевские дома в их современной брачной политике возвращаются к своим романтическим корням. Древнейшей европейской монархией были Меровинги. Почитание, которым они пользовались благодаря вере в их богоизбранность, было настолько велико, что они не нуждались в браках с «благородными» для завоевания престижа. Расширять владения было принято военными походами, а не выгодными браками. Часто древние франкские короли состояли в связи с несколькими женщинами – со служанками, в лучшем случае с дочками крестьян. Если одну из своих «дам» они делали фавориткой, то лишь в редчайших случаях – дочь расположенного к ним дворянина или женщину из среды галло-римлян (потомков тех галлов, которые подверглись сильному влиянию бывших римских завоевателей), стоявшей в культурном отношении выше, – почти всегда это были уроженки Франконии из низших слоев общества.

Следовательно, когда консервативные роялисты призывают королей при выборе супруг придерживаться традиции, то, может быть, они и правы. Только дело в том, что не всегда легко установить, в чем именно состоит эта традиция. За традицией браков с Золушками последовала традиция вступления в супружеский союз с соседними династиями по политическим соображениям; однако в 1914 году ей был нанесен смертельный удар, когда родственные связи английского, русского и немецкого монархов не смогли предотвратить начала Первой мировой войны.

Забавно, что сегодня только «бывшие» королевские дома упорно соблюдают равнородность при заключении браков. Вероятно, потому, что ход истории освободил их от обязанности завоевывать любовь своих подданных – ведь подданных у них больше нет. Кроме того, в бывших королевских домах сильно неприятие всего современного. Если уж нет трона и короны, приходится держаться хотя бы за традицию, ее у них никому не отнять.

Особенно твердый орешек – дом Гогенцоллернов. Скончавшийся в 1994 году глава бывшего Прусского королевского дома Луи-Фердинанд Прусский, внук Вильгельма II, был недоволен, что два его сына женились на «простолюдинках». Старший взял в жены некую Вальтрауд Фрайтаг, но потом развелся, чем вызвал возмущение отца, и через год женился снова, выбрав на этот раз даму из так называемого побуквенного дворянства (это значит, фамилия настолько неизвестна, что ее надо диктовать по буквам). Второй сын, Михаэль, женился на Ютте Иорн, тоже развелся и вступил во второй брак, на этот раз морганатический. Третий сын Луи-Фердинанда, названный в его честь, женился, как и предусмотрено в законе Прусского дома о престолонаследии, на девушке из когда-то правившего дома, на графине Донате цу Кастель-Рюденхаузен. Его четвертый сын, Кристиан, сочетался с графиней Ревентлов. Когда в 1977 году Луи-Фердинанд-младший, женившийся по желанию отца на графине Кастель, погиб, Луи-Фердинанд назначил его, к тому времени несовершеннолетнего, сына, Георга-Фридриха (родившегося в 1976 году), будущим главой дома и, следовательно, единственным наследником остатков когда-то внушительного прусского фамильного состояния. Правда, с обязательством выплачивать ежемесячный апанаж дядям. Три дяди юного главы дома судятся против этого распоряжения уже несколько лет – пока что безрезультатно. По их мнению, закон Прусского дома о престолонаследии, предпочитающий потомков знатного происхождения, противоречит традициям. Но в германском праве действует принцип свободы завещания, поэтому до сих пор им не удалось оспорить последнюю волю своего отца.

Еще курьезнее дом Габсбургов. В этой династии традиционно действуют самые строгие правила выбора невесты. Согласно параграфу I Семейного устава от 1839 года члены семьи («всегда руководимые желанием сохранить как можно дольше незамутненными блеск и репутацию нашего великого дома») имеют право вступать в брак исключительно с представителями католической знати, принадлежащей к когда-то суверенно правившим домам. К уставу прилагается перечень сорока двух (всего лишь) династий, брак с которыми считается дозволенным. Этот закон сохранил свою силу и после падения монархии, его упорно защищал Отто фон Габсбург. Каждого члена семьи, который вступал в брак вразрез с этими требованиями, лишали титула «императорское и королевское величество». Хотя Семейный устав, как еще раз письменно подтвердил 12 июня 1900 года император Франц-Иосиф, однозначно «имеет решающее значение и для брака, заключаемого главой нашего светлейшего великого дома», однако династические законы были спешно либерализованы, когда наметился брак старшего сына главы дома, эрцгерцога Карла, с неравнородной сколько-то-юродной кузиной. Правда, из этого брака ничего не вышло, но «дополнение» оказалось

тем не менее полезным позднее, когда Карл наконец женился на дочери миллиардера Франческе (Чесси) фон Тиссен, чья семья никогда и нигде (за исключением разве что стальной промышленности) не правила суверенно. Ввиду состояния Тиссенов глава Габсбургского дома великодушно закрыл глаза на свои отстаиваемые десятилетиями принципы и не допустил ни малейших сомнений в том, что Карл станет следующим главой дома Габсбургов. Кстати, в настоящее время Карл живет отдельно от Франчески. И хотя его младший брат Георг женился на принцессе фон Ольденбург, с 1 января 2008 года Карл официально считается новым главой дома Габсбургов. На публичных мероприятиях Карл поддерживает видимость брака с Франческой.

Следовательно, никто не может утверждать, что законы нельзя толковать с некоторой долей гибкости, если того требует целесообразность. И это тоже соответствует доброй старой королевской традиции.