412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Шапиро » Загадки старых мастеров (СИ) » Текст книги (страница 3)
Загадки старых мастеров (СИ)
  • Текст добавлен: 4 сентября 2017, 23:01

Текст книги "Загадки старых мастеров (СИ)"


Автор книги: Александр Шапиро



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 4
Глаз ветра

В древней скандинавской поэзии поэты-скальды старались не употреблять слова в прямом значении. Например, вместо слова «корабль» скальд говорил «олень моря». Вместо слова «щит» – «луна ладьи», поскольку викинги вешали свои круглые щиты на борт корабля, то бишь, оленя моря. Подобные словосочетания называются кённингами. Это один из трёх основных поэтических приёмов поэзии скальдов.

Занятно, что чуть ли не самое известное слово современного английского языка происходит от одного из таких древнескандинавских кённингов. Этот кённинг – «глаз ветра», а означает он: окно. Вслед за скандинавами, англичане стали называть окна выражением «глаз ветра». Первое упоминание словосочетания «wind eye» относится к 1225 году. Со временем выражение «wind eye» превратилось в привычное «window». А в поэзии у слова «window» осталось архаичное значение – «глаза», «очи». Любопытно, что русские слова «око» и «окно» тоже имеют общее происхождение.

В России из всей поэзии скальдов наиболее известны «Висы радости» Харальда Сигурдсона. Этот варяжский принц, пират и поэт 11-го века посватался к Елизавете – дочери киевского князя Ярослава Мудрого. Получив отказ, он совершил несколько очень удачных набегов на Южную Европу, захватил баснословные богатства, стал норвежским королём и только после этого получил руку русской княжны. Во время своих странствий он написал шестнадцать строф, посвященных «Элизабет, дочери конунга Ярицлейва». В них Харальд описывает свои приключения и успехи. При этом каждая строфа заканчивалась словами: «Но девушка на Руси не благосклонна ко мне». Вот вторая из шестнадцати строф оригинала, в которой говорится о набеге на Сицилию:

 
Sneið fyr Sikiley víða
súð. Vórum þá prúðir.
Brýnt skreið, vel til vánar,
vengis hjörtr und drengjum.
Vættik minnr, at motti
mani enn þinig nenna.
Þó lætr Gerðr í Görðum
gollhrings við mér skolla.
 
 
Конь скакал дубовый
Килем круг Сикилии,
Рыжая и ражая
Рысь морская рыскала.
Разве слизень ратный
Рад туда пробраться?
Мне от Нанны ниток
Несть из Руси вести.
 
(перевод С. Петрова)

В оригинале кённинг «vengis hjörtr» – «олень моря» как раз и означает «корабль». Кроме того, в оригинале этой висы видно, что в каждой паре строк три слова начинаются на один и тот же звук. Это показывает, как в поэзии скальдов используется её второй основной приём – аллитерация.

Третьим основным приёмом у скальдов была жесткая структура стихотворения. Строгие правила поэзии скальдов привели к её окостенению. Михаил Гаспаров в «Очерке истории европейского стиха» так пишет об этом: «Совершенно очевидно, что столь жестко организованный стих теряет всякую гибкость, становится достоянием изощренных профессионалов».

И, действительно, изощрёнными стилистическими приёмами скальдов почти никто не пользуется. Одно из немногих исключений – эльфийские стихи Джона Рональда Руела Толкина. Он наделил своих высоких, светловолосых и светлоглазых эльфов многими скандинавскими чертами. А будучи выдающимся знатоком средневековой поэзии, в эльфийских стихах Толкин умело пользуется стилистическими приёмами скандинавских скальдов. Так, к примеру, в следующем отрывке в каждой строке ровно три слова начинаются на один и тот же звук.

 
Then the fame of the fights on the far marches
was carried to the courts of the king of Doriath,
and tales of Túrin were told in his halls,
of the bond and brotherhood of Beleg the ageless
with the black-haired boy from the beaten people.
 
 
Рассказы о рубке на дальних рубежах
дошли ко двору короля Дориата,
и звонкие песни звучали в его залах,
о боевом братстве с Белегом вечным
темноволосого юноши Турина Турамбара.
 
(перевод Александра Шапиро)

Но вернемся к слову «window». Мы знаем, что его архаичное поэтическое значение – «глаза», «очи». Именно это значение обыгрывает Шекспир в весьма любопытном монологе Якимо в пьесе «Цимбелин»:

 
        Якимо
 
 
Как разметалась ты! цветок лилейный,
Белее простынь! Если бы коснуться!
Лишь поцелуй один! У несравненных
Рубинов нежен он! Её дыханье
Благоухает. Огонёк лампады,
Склоняясь, подсмотрел бы ей под веки,
Чтоб скрытый свет узреть очей лазурных,
Которые сейчас сомкнуло небо
Своею тёмной синевой.
 
(перевод Александра Шапиро)
 
        Iachimo
 
 
How bravely thou becom’st thy bed! fresh lily,
And whiter than the sheets! That I might touch!
But kiss; one kiss! Rubies unparagon’d,
How dearly they do’t! «Tis her breathing that
Perfumes the chamber thus. The flame o’ th’ taper
Bows toward her and would under-peep her lids
To see th’ enclosed lights, now canopied
Under these windows white and azure, lac’d
With blue of heaven’s own tinct.
 

В этом отрывке Шекспир пользуется характерным приемом: создает красивый образ с помощью сложной игры слов. Дело в том, что центральный объект в монологе Якимо – огонь свечи. По одну сторону от него находятся закрытые окна-«windows», за которыми – синее небо. А по другую сторону находятся закрытые очи-«windows», за которыми – синие глаза.

У Шекспира крайне редко встречаются банальные образы и сравнения. И монолог Якимо – это единственное место во всех шекспировских пьесах, где цвет «blue» (голубой, синий) описывает небо.

Глава 5
Слон бьет с3 – мат

В правилах Международной Шахматной Федерации один раздел посвящён рокировке. Там говорится, что шахматист может рокироваться, если его король и ладья еще не ходили, а также, если выполнено ещё несколько условий. Сама рокировка происходит следующим образом: король передвигается на две клетки в сторону ладьи, а ладья ставится на поле, через которое прошёл король.

Однажды смекалистый голландский мастер Тим Краббе провел королевскую пешку и превратил её в ладью и при этом не ходил королём. А потом, к вящему ужасу шахматных бюрократов, он сделал совершенно законную вертикальную рокировку. После этого в правила добавили ещё одно условие о том, что рокируют только по горизонтали.

Шахматы изредка упоминаются в крупных поэтических произведениях и обычно читателю достаточно знать основные правила, чтобы понять, о чём идёт речь. Одно из немногих исключений – первая реплика Катарины в «Укрощении строптивой». Когда отец Катарины предлагает женихам ухаживать сперва за ней, как за старшей дочерью, она произносит:

 
I pray you sir, is it your will,
To make a stale of me amongst these mates?
 

Дословно это значит:

 
Прошу Вас, отец, неужели Вы хотите
Cделать меня приманкой (stale) для этих женихов (mates)?
 

Как мы уже знаем, Шекспир часто и мастерски использовал сложную игру слов. Для того чтобы понять игру слов в этой реплике, надо знать, по каким правилам играли в шахматы в елизаветинской Англии. В наши дни часто слабейшая сторона ищет спасения с помощью пата (по-английски пат – stalemate, а мат – checkmate или просто mate). Но во времена Шекспира в шахматах запатованная сторона побеждала! Это значит, что в своей реплике строптивая Катарина лишь с виду показывает свою слабость. Но в то же время она игрой слов тонко намекает на то, что она при всей слабости ничуть не хуже мужчин.

Дословно перевести эту реплику невозможно. Вместе с тем, совершенно необходимо, чтобы в первых словах Катарины был нетривиальный второй смысл. Например, так:

 
Хотите ль Вы, чтоб я была как пешка
В конце доски среди чужих фигур?
 
(перевод Александра Шапиро)

Говоря о гениальном Шекспире, уместно вспомнить некоторых его менее талантливых современников. Обычно взбалмошные гении развивают искусство в новых направлениях. А сохраняют и приумножают все новое – методичные образованные зануды. Одним из таких выдающихся зануд был Карел ван Мандер – голландский художник, драматург и искусствовед. Он был художником неплохим. К примеру, его картина «Сад любви» выставлена в Эрмитаже.

Ван Мандер был весьма наблюдателен: прожив в Риме три года с 1574 по 1577, он был первым, кто обнаружил римские катакомбы. На обратном пути в Голландию он посетил Вену и вместе со скульптором Хансом Монтом воздвиг триумфальную арку для императора Рудольфа Второго. Будучи в Италии, ван Мандер прочитал жизнеописания художников, составленные Вазари. Вдохновившись этой работой, он написал в стихах основательный труд под названием «Книга о художниках». Эта книга стала первым энциклопедическим искусствоведческим трудом в Северной Европе. Одним из учеников Карела ван Мандера был великий Франс Хальс, который, как и полагает гениям, не перенял маньеризм своего учителя, но открыл собственное уникальное сочетание барокко и реализма.

А в наши дни Карел ван Мандер известен одной своей картиной, которую он написал во время визита в Англию в 1603—04 годах. Эта картина изображает двух человек, играющих в шахматы. Некоторые исследователи считают, что изображены Бен Джонсон и Уильям Шекспир.


Карел ван Мандер, «Бен Джонсон и Уильям Шекспир играют в шахматы»

Два современника, поэта, актера, драматурга. Начитанный столичный интеллектуал Джонсон играет белыми против малообразованного провинциального Шекспира – величайшего поэта всех времен.

Иногда зануда Джонсон упрекал Шекспира. Однажды – в том, что действие «Зимней сказки» происходит в Богемии на берегу моря, в то время, как у Богемии нет выхода к морю. Другой раз – в недостаточной элитарности произведений Шекпира. Но когда Шекспир умер, Джонсон посвятил ему прекрасную оду «Памяти моего ненаглядного» и оценил его талант по достоинству.

Шахматные зануды выяснили, как выглядели фигуры в те времена и восстановили позицию. На ней если черные побьют слоном на с3, то белые получают мат. На картине Шекспир держит в руках черного слона и собирается сделать ход.

Глава 6
Немногие

Немногие – the Few – так в Британии называют летчиков, которые в 1940 году выиграли Битву за Британию и фактически спасли британцев от фашисткого нашествия. Отчасти прозвище the Few отсылает к словам из шекспировской речи Генриха Пятого «We few, we happy few, we band of brothers», что в переводе означает «Мы – немногие, мы – счастливые немногие, мы – ватага братьев».

Но в основном прозвищем «Немногие» летчики обязаны фразе из речи Уинстона Черчилля, которую он произнес в 1940 году: «Никогда еще в истории человеческих конфликтов так сильно не были обязаны столь многие столь немногим.»

Хорошо известно, что у сэра Уинстона Черчилля был неплохой литературный слог. Конан Дойль считал молодого Черчилля ни больше ни меньше лучшим стилистом Британии. С возрастом литературный талант только развился, и свою Нобелевскую премию Черчилль получил по литературе, причем на награждении были особо отмечены его речи.

Что касается фразы о немногих, то у нее любопытная история. По всей вероятности Черчилль позаимствовал фразу из романа Конан Дойля «Беглецы». В романе действие происходит в Америке и, говоря об ирокезах, которые контролировали огромные площади, Конан-Дойль пишет: «Вероятно, еще никогда в мировой истории столь немногие люди контролировали столь большие территории так долго». Черчилль очень любил исторические романы Конан Дойля, а роман про ирокезов «Беглецы» был Черчиллю особо интересен по довольно забавной причине. Дело в том, что в нем самом текла кровь ирокезов. Черчилль гордился американским происхождением своей матери и знал, что его пра-пра-пра-бабушка была из племени ирокезов. В семейном архиве сохранились письма его энергичной пра-пра-бабушки к одной своей внучке. В одном из писем пра-пра-бабушка объясняет свою невероятную энергию: «Это у меня от индейской крови. Ты только не говори маме, что я тебе про это рассказала».

А британские летчики, «Немногие», к концу Второй Мировой стали супер-профессионалами. В 1944 фашисты бомбили Британию крылатыми ракетами Фау-1. Одним из способов борьбы с Фау-1 у «Немногих» был такой: после того, как крылатую ракету обнаруживает радар, в воздух поднимается самолет, подлетает к ней параллельным курсом и своим крылом подцепляет крыло ракеты. Гироскопы ракеты от такого сбоя не в состоянии вернуть ее на курс и ракета падает. Вот редкий кадр того времени, на котором виден этот способ в действии.


Что касается шекспировской речи Генриха Пятого, то она так сильна, что её изучают не только филологи, но и менеджеры. Итак, 1415 год, лагерь английской армии, 25 октября – канун дня святых близнецов-мучеников Криспина и Криспиана.

 
        Вестморленд
 
 
Вот, были б с нами
Хотя бы десять тысяч англичан,
Что нынче праздные!…
 
 
        Король Генрих V
 
 
Кто так желает?
Кузен мой Вестморленд? Ах, нет, кузен мой;
Коль ждет нас смерть, достаточна потеря
Для родины, но коли ждет нас жизнь,
Чем меньше нас, тем выше будет почесть.
Всевышний бог! Хватает мне людей.
И, черт возьми, я золота не жажду,
Кормись – не жалко – с моего стола,
Печали нет – надень мои одежды:
Мне эта мишура не по нутру.
Но если жажда почестей грешна,
То нет меня виновнее на свете.
Кузен, и впрямь, подмоги не желай;
Всевышний боже! Я такую почесть
Разрознивать хоть с кем бы то еще
Не буду. Не желай ни одного!
Ты, Вестморленд, по стану огласи:
Кому дрожат поджилки перед боем —
И кроны на дорогу в кошелек;
На смерть нейдут в компании того, кто
Боится вместе смерть с тобой принять.
 
 
Сейчас канун святого Криспиана,
И кто вернется, кто переживет,
Тот будет подниматься выше ростом
От радости при слове «Криспиан».
Кто выживет, кто позже одряхлеет,
Тот пиршество устроит раз в году,
Сказав соседям: «Завтра – Криспиан»;
Рукав поднявши, он покажет шрамы:
«Я ранен был тогда, в Криспинов день».
Деды позабывают всё, но этот,
Он будет хорошенько вспоминать,
Про подвиги свои, про имена
Знакомые устам своим порядком:
Король мой Гарри, Бедфорд, Эксетер,
Уорвик, Тальбот, Солсбери и Глостер —
В струеньи чарок вспомнят обо всех.
Историей отец наставит сына,
И Криспиан ни разу не пройдет
От дня сего до светопреставленья,
Чтоб в этот день не вспомнили о нас;
Нас – горсть, счастливых – горсть, единых – братство;
Который нынче кровь со мной прольет —
Мне брат, пускай ледащего рожденья,
День этот знатным сделает его;
А знать, что мнет английские кровати,
Свое непоявленье проклянет
И подожмет достоинство, лишь слово
Возьмет соратник наш в Криспинов день.
 
(перевод Александра Шапиро)
 
        Westmoreland
 
 
O that we now had here
But one ten thousand of those men in England
That do no work to-day!
 
 
        King Henry V
 
 
What’s he that wishes so?
My cousin Westmoreland? No, my fair cousin:
If we are mark’d to die, we are enow
To do our country loss; and if to live,
The fewer men, the greater share of honour.
God’s will! I pray thee, wish not one man more.
By Jove, I am not covetous for gold,
Nor care I who doth feed upon my cost;
It yearns me not if men my garments wear;
Such outward things dwell not in my desires:
But if it be a sin to covet honour,
I am the most offending soul alive.
No, faith, my coz, wish not a man from England:
God’s peace! I would not lose so great an honour
As one man more, methinks, would share from me
For the best hope I have. O, do not wish one more!
Rather proclaim it, Westmoreland, through my host,
That he which hath no stomach to this fight,
Let him depart; his passport shall be made
And crowns for convoy put into his purse:
We would not die in that man’s company
That fears his fellowship to die with us.
This day is called the feast of Crispian:
He that outlives this day, and comes safe home,
Will stand a tip-toe when the day is named,
And rouse him at the name of Crispian.
He that shall live this day, and see old age,
Will yearly on the vigil feast his neighbours,
And say «To-morrow is Saint Crispian:»
Then will he strip his sleeve and show his scars.
And say «These wounds I had on Crispin’s day.»
Old men forget: yet all shall be forgot,
But he’ll remember with advantages
What feats he did that day: then shall our names.
Familiar in his mouth as household words
Harry the king, Bedford and Exeter,
Warwick and Talbot, Salisbury and Gloucester,
Be in their flowing cups freshly remember’d.
This story shall the good man teach his son;
And Crispin Crispian shall ne’er go by,
From this day to the ending of the world,
But we in it shall be remember’d;
We few, we happy few, we band of brothers;
For he to-day that sheds his blood with me
Shall be my brother; be he ne’er so vile,
This day shall gentle his condition:
And gentlemen in England now a-bed
Shall think themselves accursed they were not here,
And hold their manhoods cheap whiles any speaks
That fought with us upon Saint Crispin’s day.
 
Глава 7
Инициалы

Недавно я стихами как-то свистнул

И выдал их без подписи моей

А. С. Пушкин

Родившийся в 1571 году англичанин Вентворт Смит (Wentworth Smith) был бездарным драматургом. Но в отличие от творчества других бездарных драматургов английского Ренессанса, творчество Вентворта Смита относительно неплохо изучено. Причина этого в том, что несколько раз Вентворт Смит совершил вполне естественное для писателя действие – подписал пьесу своими инициалами: WS. А все тексты того времени, подписанные инициалами WS, изучаются особенно тщательно. Современные исследователи проверяют: это неудачное творение Уильяма Шекспира (William Shakespeare) или серьезный труд кого-то другого. Сохранилось всего шесть подписей Шекспира. Вот так выглядит его последняя подпись, оставленная им на завещании.


Подпись Шекспира на завещании

Шекспир зарифмовал одно из своих стихотворений так, что слова «William Shakespeare» стали последней строчкой. Фамилия Шекспира в переводе означает «трясти копьём». И в несколько вольном переводе Якушкиной эта подпись выглядит так.

 

У этой урны реквием споем
О чести, верности невиданной вздохнем,
О Птицах, возлежащих здесь вдвоем.
Уильям, Потрясающий Копьем.
 
 

To this urne let those repair,
That are either true or faire,
For these dead Birds, sigh a prayer.
William Shake-Speare
 

Многие замечательные поэты прятали свое имя в собственных стихах. Великий китайский поэт Ли Бо часто упоминал Венеру, поскольку на китайском название планеты звучит похоже на имя поэта.

Роберт Фрост в одном из своих чудесных стихотворений не случайно использует в конце стихотворения (третья строка снизу) слово «frost» – «морозец».

 
Роберт Фрост
Октябрь
 
 
О, кротость утра в октябре.
Листы хрупки в своей красе,
И на заре подуй борей —
Растратит все.
Над лесом слышен зов гусей,
Назавтра лягут на крыло.
О, кротость утра в октябре,
Пусть будет на заре светло,
Неспешным сделай день такой.
Сердца открой к твоей игре,
Чтоб нас игрою отвлекло:
Лист первый утром отдели,
К полудню оброни другой;
Потом – в саду, затем – вдали;
За дымкой солнце спрячь, и лей
Багрянца чары по земле.
Постой, постой!
Винограда ради, чей лист поник,
По стене начав, как Сизиф, рост,
Чья иначе потеряна будет гроздь —
Виноградин ради, лишь ради них.
 
(перевод Александра Шапиро)
 
Robert Frost
October
 
 
O hushed October morning mild,
Thy leaves have ripened to the fall;
To-morrow’s wind, if it be wild,
Should waste them all.
The crows above the forest call;
To-morrow they may form and go.
O hushed October morning mild,
Begin the hours of this day slow,
Make the day seem to us less brief.
Hearts not averse to being beguiled,
Beguile us in the way you know;
Release one leaf at break of day;
At noon release another leaf;
One from our trees, one far away;
Retard the sun with gentle mist;
Enchant the land with amethyst.
Slow, slow!
For the grapes’ sake, if they were all,
Whose leaves already are burnt with frost,
Whose clustered fruit must else be lost-
For the grapes’ sake along the wall.
 

Великий немецкий поэт Райнер Мария Рильке умер в 1926 году от лейкемии. Сам он считал, что умирает от заражения крови, которое у него началось после укола шипом розы. Он написал эпитафию самому себе.

 
Роза… прекословие крайне радостное…
сном не быть ничьим среди стольких
век.
 
(перевод Александра Шапиро)
 
Rose, oh reiner Widerspruch, Lust,
Niemandes Schlaf zu sein unter soviel
Lidern.
 

В оригинале слово «reiner» является своеобразной подписью, поскольку оно звучит так же, как имя поэта. В переводе это созвучие удалось сохранить в первой строке: «Роза… прекословие крайне радостное…»

У Михаила Щербакова одна из песен заканчивается словами

 

ты компас наш земной, а также посох и праща,
ты знаешь, как отчизну обустроить сообща.
Откликнись, невидимка!» Но асфальтовая дымка
молчит, за нашу косность нам отмщая, мстя и даже мща.
Конечно, мща…
 

Последнее слово «мща», скорее всего, является своеобразной подписью – вместо инициалов «М. Щ.»

В музыке первые восемь букв латинского алфавита обозначают ноты: A – ля, B – си-бемоль, C – до, D – ре, E – ми, F – фа, G – соль, H – си. Иоганн Себастьян Бах написал для своей жены, Анны Магдалены, сборник произведений. Этот сборник называется «Нотная тетрадь Анны Магдалены Бах». Начинается сборник произведением, написанным в ля-миноре. Тональность ля-минор обозначается буквами Am – инициалами Анны Магдалены.


И. С. Бах, Контрапункт XIV, последняя страница

Интересная история связана с последней подписью Баха. Одно из самых известных незаконченных музыкальных произведений – «Искусство фуги» Баха. Оно состоит из 4-х канонов и 14-ти фуг, последняя из которых обрывается на 239-м такте.

На последней странице рукописи есть пометка, сделанная Карлом Филиппом Эммануэлем Бахом (сыном Иоганна Себастьяна): «Über dieser Fuge, wo der Nahme B A C H im Contrasubject angebracht worden, ist der Verfasser gestorben.»

В переводе с немецкого это означает: «Во время работы над этой фугой, в которой тема B A C H была введена в теме противосложения, композитор скончался.» Таким образом, в этой фуге с помощью нот Бах оставил свой последний автограф.

Эта фуга была задумана как квадрупль – фуга в четырех частях, но сохранились лишь три первые части. 240 лет музыковеды строили предположения о том, как должна быть построена четвертая часть, а различные композиторы дописывали фугу – есть два десятка различных вариантов. В 1991 году венгерский композитор Золтан Гёнц (который сам часто пишет в классическом стиле) заметил, что четыре голоса в первых трех частях образуют перестановочную матрицу.


Перестановочная матрица голосов фуги

С помощью этой блестящей догадки Гёнцу удалось восстановить структуру и тему четвертой части. Теперь эту фугу часто исполняют с окончанием, найденным Гёнцем.

Для того, чтобы понимать и воспринимать этот шедевр, необходимо познакомится поближе с основной идеей «Троицы». Центральный образ иконы в прямом и в переносном смысле – чаша. В прямом смысле все просто: на столе стоит одна лишь чаша, в которой находится напиток багряного цвета. Это вполне понятный христианский символ. Он связан с молением о чаше: «Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты» – с этими словами Иисус Христос обращается в Гефсиманском саду ко Всевышнему. Легендарная чаша Грааля – чаша, в которую была собрана кровь Христа на следующий день.

Инициалы Андрея Рублёва можно увидеть на иконе «Троица».


Андрей Рублёв, «Ветхозаветная Троица»

Чтобы понять более глубокий переносный смысл, надо обратить внимание на композицию иконы. На ней изображены три ангела, которые пришли к праотцу Аврааму – собственно, полное название иконы: «Ветхозаветная Троица». Изображая этих ангелов, Рублёв с помощью символов передает идею христианского триединого бога, объединяющего в себе бога-отца, бога-сына и святого духа. Левый ангел соответствует богу-отцу, над ним изображено здание – символ созидания. Средний ангел соответствует Христу, над ним изображено дерево – символ умирания и возрождения. Правый ангел соответствует святому духу, над ним изображена вершина скалы – символ горних высот.

Внешние очертания ангелов образуют круг – символ единства и целостности. Внутренние очертания крайних ангелов образуют чашу, в центре которой находится одетый в багряную одежду средний ангел, который, как мы уже знаем, соответствует Христу. В этой замечательной композиции как раз и проявляется гениальный замысел Андрея Рублёва. А его подпись мы видим в сидениях левого и правого ангелов: сидения образуют буквы Р и А – инициалы Андрея Рублёва.

Что касается инициалов, связанных с Шекспиром, то самые загадочные находятся на странице с посвящением в первом издании сонетов, выпущенном в 1609 году. Выглядит это посвящение так:


Посвящение сонетов в издании 1609 года

Вот перевод этого посвящения на русский:

Единородному зачинателю следующих сонетов мистеру У.Х. всего наилучшего, а также вечность, обещанную нашим вечно-живущим поэтом, желает доброжелательный предприниматель, представляющий это вашему вниманию, Т.Т.

Если записать посвящение в нормальном порядке, без инверсий, то получится следующее:

Доброжелательный предприниматель Т.Т. представляет вашему вниманию следующие сонеты и желает их единородному зачинателю всего наилучшего, а также вечность, обещанную нашим вечно-живущим поэтом.

Возникает естественный вопрос: «Кто все эти люди?» Начнем по порядку. Доброжелательный предприниматель Т.Т. – это Томас Торп, издатель этого сборника сонетов. Его инициалы стоят и внизу на титульном листе издания:


Титульный лист сонетов в издании 1609 года

Насчет Томаса Торпа сомнений нет ни у кого. А вот кто такие «вечно-живущий поэт» и «единственный зачинатель сонетов мистер У. Х»? Кого только не предлагали в качестве этой пары!… Есть множество теорий заговора, в которых «вечно-живущим поэтом» является и сам Шекспир, и Кристофер Марлоу, и Бен Джонсон, и даже Ее Величество королева Елизавета. Что касается «мистера У.Х.», то, вероятно, в елизаветинской Англии нет человека с этими инициалами, которого бы сторонники различных теорий заговора не прочили на эту роль. От могущественного графа Уильяма Херберта Пемброка до помощника Торпа печатника Уильяма Холла…

На самом деле все гораздо проще. Слово «поэт» происходит от греческого слова «poein» – создавать. К примеру, в русском языке есть слово «эпопея», которое происходит от двух слов: «эпос» – повествование и «poein» – создавать. Соответственно, «вечно-живущий поэт» – это господь бог, Создатель. А «вечность, обещанная нашим вечно-живущим поэтом» – это райская жизнь. В те времена многие образованные люди неплохо знали греческий, поэтому читателям была очевидна несложная лесть Торпа, который сопоставил поэта – создателя сонетов и вечного Создателя. Вдобавок, традиционное обозначение Иисуса – monogenes theos, что в переводе с латыни на английский означает only-begotten Son, а на русский – единородный Сын. Соответственно, фраза the onlie begetter еще сильнее подчеркивает сравнение автора сонетов с Создателем.

С мистером У.Х. все еще проще – его нет. Если мы обратим внимание на посвящение, то увидим, что оно выполнено необычным стилем: заглавными буквами, разделенными точками вместо пробелов. И только в одном месте – после инициалов W.H. и перед словом ALL – есть пробел. Это означает, что, скорее всего, там ошибся наборщик. Нетрудно понять, что это за ошибка: наборщик поставил букву H вместо буквы S. И вместо несуществующего мастера W.H. там находится наш хороший знакомый W.S. – единородный зачинатель этих сонетов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю