Текст книги "Криминальные повести"

Автор книги: Александр Серый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Ерофеев явно был не в духе. На его простом крестьянском лице лежала печать усталости, под глазами набрякли мешки. Сотрудники знали, что Петра Сергеевича мучают приступы давления, последнее время – особенно часто. Сухо поздоровавшись, он велел Широкову коротко доложить обстановку. Слушал молча, не задавая уточняющих вопросов, а потом вздохнул: «Ну что же, пойдем посмотрим…»

Вся группа, выстроившись цепочкой вслед за Широковым, последовала вокруг дома к сараю. Пока Оладин с Юрковым еще раз осматривали внутри, надеясь обнаружить заслуживающие внимания следы, а Ерофеев тихо беседовал со следователем и судмедэкспертом, Свешников поведал удивленному Станиславу о причине своего присутствия здесь.

– Представляешь, сижу у шефа, слушаю очередную нотацию по поводу моей нелюбви к делопроизводству. Вдруг звонит дежурный, сообщает о твоей находке. Шеф ругнулся в том плане, что вечно мы с тобой найдем нечто из ряда вон выходящее. И раз ты эту кашу заварил, то пусть я ее вместе с тобой и расхлебываю. Ты рад? – Игорь, довольный собой, рассмеялся.

– Ну-ну, смейся, – мрачно заметил Широков. – Чую, хлебнем мы горюшка с этим делом.

Оладин вышел из сарая и сообщил, что можно приступать к раскопкам. Вслед за Ерофеевым туда зашли остальные. Расторопный Ерохин прихватил двух понятых из той группы рабочих, что наблюдали за происходящим, заставив их вооружиться лопатами. Свешников придержал друга за руку.

– Стасик! Коль мы будем раскручивать эту историю вместе, ты бы сообщил мне подробнее, чем располагаем на данный момент.

– Слышал же, что я говорил шефу.

– Э, нет, то совсем другое. Ты же знаешь, меня всегда интересует все до мелочей. И не только факты, но и твои ощущения и оценки происходящего.

– Я тебя понимаю, Игорь. Сам не люблю включаться в работу в потемках, не уяснив до конца сути. Но ты все ж немного потерпи. Закончим здесь, потом в управлении спокойно потолкуем, – Станислав дружески хлопнул Свешникова по плечу и направился в сарай.

Рабочие, тем временем, завершили свое дело и теперь хмуро стояли в сторонке, опершись на черенки лопат. Возле неглубокой ямы на двух сложенных рядом досках лежало тело полного мужчины. Его одутловатое круглое лицо искажала гримаса боли и страха. Светлая рубашка и бежевые брюки перепачкались землей. На правой ноге матово блестел коричневый ботинок. Подойдя ближе, Широков невольно присвистнул. Рассматривающие труп товарищи удивленно посмотрели на Станислава.

– Интересная картинка получается, – пробормотал он, наклоняясь, чтобы лучше разглядеть мужчину.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Ерофеев.

– По рассказу деда Ефима, именно этот «дядя» ударил высокого мужчину в «варенках», в результате чего последний упал и, по мнению Касьянова, отдал богу душу. По логике вещей, как раз труп высокого и должен был бы сейчас находиться перед нами. А оказалось, вон как…

Ерофеев окинул угрюмым взглядом подчиненного и, проведя ладонью по затылку, распорядился:

– Вы тут все внимательно осмотрите, как положено, может, что и найдете, хотя лично я в этом сомневаюсь: в таком «бардаке» вряд ли остались какие-нибудь путные следы. Труп тщательно изучите – нужно хотя бы предварительное заключение. Юрков и Ерохин пусть поговорят с рабочими. Да и по близлежащим домам побродить не мешает.

Подполковник закурил сигарету и, взяв под локоть начавшую оформлять протоколы осмотра места происшествия Червоненко, отвел ее в сторону. О чем-то пошептавшись со следователем, Ерофеев поманил Широкова и Свешникова.

– А вы, голуби мои сизокрылые, возьмите у эксперта фотографию погибшего и покажите своему любознательному деду для опознания. Дом еще раз внимательно осмотрите с Оладиным. В 17 часов жду у себя с предварительными результатами и вашими соображениями. Тебя, Широков, в опергруппе заменим. Так что дерзайте, голуби… – Он повернулся и, сутулясь, начал пробираться к выходу из сарая.

– Интересный дед, – сказал Свешников, когда они со Станиславом вышли из горбольницы после посещения Касьянова. – Мой батька такой же шебутной. Все ему чего-то надо, все он куда-то лезет, что-то выясняет. А я вот не такой. Мне интереснее наблюдать жизнь со стороны и делать свои выводы. – Игорь прищурился, глядя на солнышко. – «Человеки» проходят мимо; разговаривают, ругаются, мирятся, а я смотрю и пытаюсь угадать, кто они, чем занимаются, добрые или злые. И еще черт знает сколько мелочей, заметь – любопытных мелочей, можно углядеть со стороны. Так сказать, свежим взглядом.

Игорь ускорил шаг, заметив приближающийся к остановке троллейбус.

– Вот ты, например, Стас, когда сердишься или волнуешься, покусываешь верхнюю губу. Даже если внешне держишься абсолютно спокойно. А по ряду признаков, этому и другим, я могу точно определить, в каком ты настроении.

– Ну да, конечно… Ты, слава богу, мою рожу видишь постоянно и не один год. Еще бы ты меня не изучил. Мыслитель!…– Станислав усмехнулся.

Они втиснулись в троллейбус, стараясь беречь обувь и пуговицы.

– Скажи лучше, какого ты мнения о старике? Может, он все же что-то путает, а?

Свешников поудобнее ухватился за верхний поручень, чуть оттерев к окну внушительных размеров женщину с усталым и покорным лицом.

– Да нет, Стасик, дед говорит правду. Сомнений у меня на сей счет нет. Другое смущает: по словам деда, комод стоял прямо перед окном. (Касьянов же сказал, что, услышав голоса, он поднялся с пола и выглянул в окно). А мы с тобой созерцали этот комод сегодня в углу между окном и правой стеной комнаты. Тебе, вроде бы, когда ты в первый раз там побывал, двигать комод нужды не было. Что сие означает? – Игорь хитро посмотрел на друга.

– Что-что… Ошибся дед, и все.– Не совсем уверенно сказал Станислав, досадуя, что сам не заметил этого факта.

– Нет, уважаемый командир. – Игорь теснее придвинулся и зашептал на ухо: – Дед не путает. Да и на плане комнаты, что ты начертил, Касьянов совершенно точно указал, где стоял комод и где находился он сам. Какой вывод? А вывод один: преступник или преступники передвигали комод уже после того, как тюкнули деда по голове. Но вот зачем это им понадобилось – вопрос.

«Ляпсус, Широков. Игорь – ладно, не знал показаний деда, когда осматривали комнату. Но я-то, я-то… Если преступники двигали комод, значит в этом есть какой-то смысл! Одно утешение, что эксперт снял с комода «пальчики». Может, удастся идентифицировать», – невесело подумал Станислав.

Поняв, видимо, какие мысли одолевают друга, Игорь сочувственно произнес:

– Не переживай, Стасик. В конце концов, еще не поздно повторно осмотреть и комнату, и комод. Попросим Оладина помочь.

– Не поздно-то – не поздно. Но вот что мы сможем предложить начальству? Зацепок-то никаких…

– Ну почему же: кое-что все-таки есть. Нет, это дело, положительно, начинает меня увлекать, – преувеличенно бодро воскликнул Игорь.

21 июля. 17 часов 30 минут.

Подполковник Ерофеев беседовал с кем-то по телефону, когда Широков и Свешников, постучавшись, вошли в его кабинет. Не прерывая разговора, Петр Сергеевич недовольно посмотрел на вошедших и демонстративно перевел взгляд на висевшие настенные часы, стрелки которых показывали половину шестого. Но лица друзей казались настолько искренне озабоченными, что шеф не стал выговаривать за опоздание, а лишь махнул рукой, предлагая присесть. Присутствовавшая здесь же Наташа Червоненко ободряюще улыбнулась. Пока начальник слушал далекого собеседника, вставляя в разговор короткие реплики, Широков исподволь рассматривал девушку. Ему до сих пор не приходилось работать с Наташей вместе. Прежде они виделись мельком в прокуратуре, в основном – на различных совещаниях. Понаслышке Станислав знал, что Червоненко два года назад окончила юридический факультет и по распределению попала в городскую прокуратуру. Еще говорили, что недавно она развелась с мужем. Ребята, работавшие с ней по уголовным делам, считали ее покладистой, умеющей ладить с оперативниками.

«Пожалуй, красивая женщина, – подытожил свои наблюдения Широков. – Ворох буйных смоляных волос и смуглое лицо… Есть нечто демоническое в этом».

Неожиданно Наташа подняла глаза. Взгляды их встретились. Смутившись, Станислав попытался изобразить на лице полное равнодушие и уставился на попавшие в поле зрения колени Игоря.

«Боже мой, какие огромные грустные глаза… Досталось, видно, бедняге в жизни».– Он вновь украдкой посмотрел на привлекательную женщину, но та уже отвернулась, разглядывая что-то за окном. Только видимый краешек рта выдавал улыбку. Тем временем Ерофеев завершил телефонный разговор и повернулся к присутствующим.

– Ну, голуби, докладывайте, а мы с Натальей Николаевной вас внимательно послушаем, – сделал приглашающий жест рукой подполковник.

Широков встал и начал излагать сложившуюся ситуацию:

– Первое. В убитом мужчине Касьянов опознал «толстого», беседовавшего с «высоким» и ударившего того в ходе происходившего между ними разговора. Документов на теле покойного не обнаружено, равно как и денег. Вообще, в карманах не найдено никаких вещей, за исключением носового платка и железнодорожного билета. Последний находился в кармашке для часов под поясным ремнем, поэтому, его, вероятно, просто не нашли при обыске жертвы. Сам факт обыска сомнений не вызывает, так как оба нагрудных кармана рубашки расстегнуты, а правый карман брюк и вовсе вывернут. Можно сделать предположение, что вещи изъяты у потерпевшего для затруднения установления его личности. Убитый имел рост 165 см, полное тело, круглое лицо, короткие темные волосы, карие глаза. Единственной особой приметой является отсутствие третьей фаланги на безымянном пальце правой руки.

А на среднем пальце немного содрана кожа – возможно, покойный носил перстень или кольцо, снятые преступниками. Одежда новая, импортного производства. Только, думаю, вряд ли наличие ярлыков даст ниточку к определению места жительства и личности.

– Почему же? – живо возразила Червоненко.

– Да потому, что при нынешней насыщенности черного рынка и комиссионок всевозможным фирменным тряпьем этот путь приведет к поиску иголки в стоге сена… Но попытка – не пытка, – пожал плечами Широков, глядя на Ерофеева. Тот утвердительно кивнул.

– Справедливо предположить, что убитый был левшой: удар «высокому» он нанес слева, блестящий предмет доставал из кармана опять же левой рукой. Если, конечно, Касьянов не путает, – добавил Станислав, перелистывая страничку своего блокнота.

– Второе. По предварительным данным, смерть наступила от удара тупым предметом в теменную область черепа. Время смерти – приблизительно после 22 часов вчерашнего дня. Более точные результаты будут после вскрытия. Скорей всего, убийство произошло не в сарае, а где-то недалеко. В сарай труп перенесли для сокрытия. Преступники очень спешили и не обратили внимания на слетевший с ноги покойника ботинок.

При этих словах Широкова Ерофеев хмыкнул и, спросив разрешения у Наташи, закурил:

– Если я не путаю, диагноз у Касьянова схожий: тот же удар тяжелым, тупым предметом, – сказал подполковник.

– Выходит, одна рука.

Станислав утвердительно кивнул и, чуть помедлив, продолжал:

– Третье. Железнодорожный билет продан на поезд № 502, вышедший к нам из Москвы 19 июля, вечером. В город он прибыл вчера в 7.30 утра. На билете указан 10 вагон, 24 место. И, наконец, найден след от кроссовки примерно сорок второго размера возле сарая и в самом сарае. Фрагменты аналогичных следов обнаружены на грязном полу в кладовке, где предположительно находилось лицо, напавшее на Касьянова.

За это говорят и свежесмазанные петли на дверце – кто-то предварительно позаботился, чтобы она не скрипнула в неподходящий момент. С комода в комнате-пенале сняты «пальчики» над которыми обещал «поколдовать» Оладин.

Видя, что на этом Широков иссяк, Ерофеев для порядка спросил:

– У тебя все?

– Есть предположение, что комод передвигали после того, как оглушили Касьянова. Только непонятно зачем… – смущенно добавил Станислав, стараясь не смотреть в сторону начальника.

Ерофеев нахмурил брови и бесцветным голосом спросил:

– Я не совсем понял… Это предположение или утверждение?

Молчавший до сей поры Игорь встал и сделал шаг вперед, будто прикрывая друга.

– Видите ли, Петр Сергеевич, такая мысль пришла нам в голову, когда мы повторно побеседовали с Касьяновым.

Свешников изложил суть своих умозаключений.

– Надо, конечно, еще раз внимательно осмотреть комнату и комод, – невинно предложил Игорь в заключение.

Вопреки ожиданию, Ерофеев не стал выговаривать за допущенную оплошность. Часто бывает, что отдельные факты можно разглядеть только под определенным углом зрения. Поэтому, усадив подчиненных, полковник поинтересовался мнением Наташи обо всей этой истории. Она встала, оправила строгий серый костюм и, прохаживаясь по кабинету, неторопливо высказала свои мысли.

– Мне кажется, из всех возможных версий наиболее вероятна следующая. К злополучному дому вчера вечером всех троих привело некое общее дело. Один из них – мужчина, труп которого мы сегодня нашли, а другие – «высокий» в «варенках» и его сообщник, обутый в кроссовки и прятавшийся в доме. Последнее обстоятельство указывает на запланированность встречи и опасения за ее безопасность для второй стороны. Иначе зачем было смазывать дверь и сажать за ней подстраховщика. Думаю, место засады выбрано также не случайно: комнату с комодом по сценарию должны были посетить «толстый» и «высокий», но, вероятно, между ними ссора произошла ранее, еще на подходе к дому. И, конечно, по крайней мере для второй стороны, встреча имела исключительную важность и несла в себе настолько серьезное содержание, что попытались убрать случайного свидетеля.

Наташа подошла к столу и оперлась ладонями на его край, видимо, ожидая одобрения или, наоборот, возражений слушателей. Но мужчины молчали. Следователь вызывающе вскинула подбородок и заявила:

– Рискну утверждать, что Касьянова хотели убить не за невольное присутствие при ссоре «толстого» с «высоким», а сам факт свидетельства встречи этих двух людей. Ведь наносивший удар подстраховщик не мог видеть из кладовки, как развиваются события у сарая. Скорее, только ударив деда и выглянув в окно, он увидел сложившуюся ситуацию. А дальше приходится только гадать: может быть, «высокий» просто упал, не теряя сознания, и, поднявшись, ответил нападавшему. Может быть, прятавшийся в кладовке, видя своего товарища в беде, поспешил на помощь и нанес «толстенькому» смертельный удар. Второе, пожалуй, вероятнее, учитывая схожесть полученных Касьяновым и покойным травм. И, если позволите, маленькое резюме. Неясностей, естественно, уйма. Но главное, что следует выяснить: какова была цель встречи, кем является убитый, зачем производились манипуляции с комодом, если его двигали, действительно, преступники.

Червоненко виновато улыбнулась и почему-то кивнула Широкову.

– А почему вы считаете, что прятавшийся в кладовке был сообщником «высокого»? С таким же успехом подходит и обратное предположение: прикрывая «толстого», подстраховщик ударил Касьянова, затем увидел драку, поспешил на помощь приятелю, но не успел, так как «высокий» уже убил противника и сбежал. Незадачливый помощник, погоревав над телом друга, по неведомым нам причинам прячет труп, – предположил Ерофеев.

Станислав, уловив в голосе шефа ироничные нотки, сообразил, что все сказанное предназначено только для девушки, чтобы поддразнить ее в отместку за некоторую претенциозность выступления. Но Наташа, похоже, уловила колкость, ибо несколько смешалась и растерянно посмотрела на Станислава, словно ища у него поддержки. В душе Широков признал логичность первой части выводов следователя, построенных на известных данных. Но с остальным не мог согласиться, вполне солидаризируясь с начальником. Лгать не хотелось, поэтому Станислав промолчал, ответив Наташе сочувственным взглядом. «Плохо, когда есть готовый рецепт лекарства и его начинают подгонять к самой болезни. Ведь симптомы бывают и мнимыми» – вспомнилось любимое отцовское изречение.

Почувствовав создавшуюся неловкость, миротворец Игорь решил разрядить обстановку.

– Версий может быть много. Я сам люблю пофантазировать. Например, почему бы не считать происшедшее случайным совпадением: нападение на деда и драку двух субъектов возле сарая. Какой-то хулиган стукнул походя зазевавшегося старика, в то время как «высокий» выяснял отношения с «толстым». Потом или сам «высокий», или еще кто-то кокнул приезжего гостя.

Попытка Свешникова, видимо, показалась Наташе настолько неуклюжей, что она еще больше расстроилась и, опустив глаза, неожиданно попросила у Ерофеева сигарету. Петр Сергеевич молча пододвинул пачку и протянул зажигалку.

– Ладно, не будем гадать на кофейной гуще, а будем работать, – хлопнул рукой по столу начальник после того, как Червоненко закурила.– Я считаю, в основе Наталья Николаевна права, выдвинув три ключевых вопроса.

– Будем работать, – повторил он, – а там видно будет. Первым делом позаботимся об установлении личности убитого. Хотя телетайп уже отправлен в территориальные линейные отделы, не лишним будет дать объявление в местную газету, без подробностей, естественно. Еще одна зацепка – билет. Не мне вас учить – сами знаете, что все по нему надо проверить. И еще раз завтра с экспертом осмотреть комнату и комод. Подомовой обход сегодня ничего не дал. Но все же завтра надо отправить ребят еще разок походить по близлежащим жилым домам, расширив круг поиска. Поручим участковым поговорить с жителями, посещающими Гоголевскую для пополнения своего топливного запаса. Может, кто и был вчера поблизости, что-то видел или слышал… Все остальные ваши со Свешниковым дела, Станислав, передадите зоналыцикам – я распоряжусь. Ну и держите меня постоянно в курсе.

И вдруг, улыбнувшись, Ерофеев добавил:

– Вы же любите ребусы, голуби мои сизокрылые…

Расценив это, как окончание разговора, Широков и Свешников направились к дверям.

– Вас подвезти, Наталья Николаевна? – осведомился подполковник.

– Нет, спасибо, меня, думаю, Широков проводит. Нам, по-моему, по пути.

Уже находившийся в дверях Станислав, опешив, резко повернулся. В карих глазах смотревшей на него в упор молодой женщины сверкнули веселые искорки.

– Ну-ну… – грустно пробормотал Петр Сергеевич вслед закрывшейся за молодыми людьми двери.

21 июля. Около 19 часов 30 минут.

К вечеру стало немного прохладнее. Разогретая за день земля постепенно теряла распиравшее ее тепло, готовясь к короткому летнему сну. На улицах было многолюдно. Кто-то торопливо спешил домой, задержавшись на работе, кто-то направлялся в кино или на концерты, а иные вышли просто пройтись перед сном, наивно полагая, что отравленный городской воздух способствует быстрому засыпанию. Около «кафешек» толпилась небольшими группками молодежь. Счастливые люди те, кто имеет свободное время и жизненные силы после рабочего дня еще заниматься активным отдыхом. Кто имеет желание куда-то ходить, что-то смотреть… Между тем как другие мечтают добраться до ужина, нырнуть на диван и раствориться в тишине и спокойствии с книжкой или газетой, а потом незаметно уснуть, чтобы назавтра повторить все в той же последовательности.

Как раз об этом говорили между собой Червоненко, Широков и Свешников, медленно продвигаясь к троллейбусной остановке. Возле жестяной таблички с мифическим расписанием движения общественного транспорта они остановились.

– О-о! – протянул Игорь, поднося к носу циферблат часов. – Уже половина восьмого! Тоня наверняка ужин сготовила. Я сегодня вареники с картошкой заказал. Знаете, Наталья Николаевна, какая прелесть вареники с картошкой, если их полить растопленным салом, посыпать укропчиком и шкварками, помазать сверху прохладной сметанкой?!

Для большей выразительности гурман зажмурил глазки и мечтательно замычал, мотая головой. Наташа рассмеялась, а Широков, ощутив, как под ложечкой засосало от голода, укоризненно заметил:

– Ну и зараза ты, Свешников! Знаешь же, что с утра ничего не ели. Так нет же, опять сел на своего конька…

Игорь виновато развел руками, смешно хлопая ресницами. На его счастье, подкатил троллейбус, чем Свешников и воспользовался, чтобы ретироваться.

– А есть, действительно, страшно хочется,– вздохнула Червоненко.

– Вот что, Наталья Николаевна, я приглашаю вас куда-нибудь поужинать, – пугаясь сам своей смелости, вдруг заявил Широков. И тут же внутренне сник: «Вдруг она черт знает что подумает, а еще хуже – высмеет меня». В то же время он поймал себя на мысли, что ему приятно общество этой женщины, приятен ее спокойный мягкий голос и непередаваемое словами тепло, льющееся из огромных, немного грустных глаз. Видимо, эти мысли достаточно явно отразились и на лице Станислава, потому что Наташа с вызовом произнесла:

– А я вот возьму и соглашусь. Куда пойдем?

Еще секунду-другую они испытующе смотрели друг на друга, потом одновременно засмеялись, Широков сразу ощутил какое-то облегчение. Все заботы будто бы отодвинулись далеко-далеко. Прошла скованность, и радостное спокойствие наполнило душу. Шумно выдохнув и немного манерничая, Станислав объявил:

– Ну раз так, тогда имею честь пригласить вас в ресторан «Юбилейный», мадемуазель!

– А с этикетом светским у вас, Станислав, дела обстоят неважно, – произнесла Наташа, беря кавалера под руку. – Правильнее было бы сказать «мадам», уж если на то пошло.

Станислав пропустил замечание мимо ушей и предложил:

– Может, перейдем на «ты»?

– Не возражаю, – последовал ответ. – Только, по-моему, «Юбилейный» – самый фешенебельный ресторан в нашем городе. Будут ли места?

– Будут. Придется разок злоупотребить служебным положением: там у меня официант знакомый. – Широков заговорщицки подмигнул. Снова рассмеявшись, они сели в подошедший троллейбус.

Как и предполагала Наташа, на двери ресторана красовалась табличка «Мест нет». Но Станислава это нисколько не смутило. Протиснувшись через небольшую, но плотную толпу желающих «культурно» отдохнуть, он оказался у самой двери, втащив в проложенный телом коридор свою спутницу. Сквозь стекло виднелась фигура швейцара в форменной фуражке. На требовательный стук костяшками пальцев по стеклу швейцар повернул голову и несколько мгновений изучал издали возмутителя спокойствия. Потом неспешно подошел к двери и, произведя сложные манипуляции с задвижкой, чуть приоткрыл створку. Станислав что-то шепнул на ухо солидному представителю хорошо оплачиваемой профессии, после чего швейцар открыл дверь пошире и позволил Широкову с Наташей проскочить в фойе. Дверь следом категорически захлопнулась, пресекая попытки остальных страждущих проникнуть в ресторан.

Наташа минуту задержалась у зеркала, поправив прическу и чуть подкрасив губы, и Станислав отметил про себя, что косметикой его «дама» почти не пользуется.

Основной зал помещался на втором этаже. Здесь Широков вновь пошептался, теперь уже со щуплым молодым человеком с усиками, облаченным в фирменный передник. Тот учтиво кивнул и провел клиентов к удобному столику на двоих в стороне от невысокой эстрады.

Оглядевшись, Наташа поинтересовалась:

– Ты часто здесь бываешь?

– Пару раз были поводы, – уклончиво ответил Станислав и, стараясь переменить скользкую, на его взгляд, тему разговора, спросил, что заказывать.

– После кулинарных излияний твоего друга, конечно, хотелось бы вареников с картошкой, – смеясь ответила Наташа. – Но вряд ли они есть в меню. Поэтому закажите что-нибудь на свое усмотрение.

Официант, бросавший мимолетные взгляды в сторону их столика, заметил жест Широкова, быстро подошел, принял заказ и удалился на кухню. Проводив его глазами, Червоненко задала новый вопрос:

– Если не секрет, почему он так предупредителен с нами? Вернее, с тобой? Прямо как в плохом кино про «образцовый» отечественный общепит!

– Секрета тут особого нет. Просто года два назад я помог ему выпутаться из одной неприятной истории. В сущности, парень не был виноват ни в чем противозаконном, и я это твердо знал, хотя отдельные обстоятельства складывались против него. Пришлось побороться, чтобы доказать его непричастность к тому преступлению.

– Странно… До сих пор я больше сталкивалась с прямо противоположными действиями своих коллег, – в ее голосе послышалось нескрываемое недоверие.

– Что ж, бывает и такое. Хотя, к сожалению, реже, чем хотелось бы. Чаще, ты права, случается наоборот.

– А ты, часом, не Дон Кихот, Стас?

– Нет, просто я люблю свою работу, – он серьезно посмотрел на собеседницу.

Наташа несколько минут молчала, сосредоточенно рассматривая салфетницу.

– Ты, наверное, хороший человек, Стас… – проговорила она со странной интонацией, в которой улавливалось сочетание горечи и надежды.

– Обычный, – ответил Широков, пожимая плечами. А про себя подумал, что глаза молодой женщины стали грустными.

– А вот и наш ужин, – сказал Станислав, увидев знакомого официанта. С подноса на стол перекочевали две чашки черного кофе, бутерброды с сыром и ветчиной, салат из свежих овощей и бутылка лимонада.

Утолив голод, Наташа как будто снова повеселела и предложила:

– Рискнем чуть-чуть потанцевать?

Станислав, прямо говоря, не очень был готов к такому повороту событий, но храбро согласился. Правда, предупредил партнершу, что ей придется очень нелегко, так как он уже забыл, когда в последний раз танцевал. Оркестр как раз заиграл что-то медленное и грустное. Пробравшись на пятачок перед эстрадой, словно инстинктивно желая скрыться среди других танцующих, Широков бережно обнял партнершу, стараясь не выбиваться из плывущего ритма музыки и следя за появляющимися то тут, то там локтями других пар. Наташа покорно прильнула к кавалеру. Широков старался смотреть куда-нибудь в сторону, боясь встретиться с ней глазами. Еще никогда он не испытывал такого чувства душевного комфорта с женщиной. Ему казалось нереальным происходящее: разве можно так понимать человека, зная его несколько часов. И тем не менее, все было наяву. И наяву Широкову хотелось оберегать и защищать Наташу неизвестно от чего, вдыхать ее запах, вздрагивать от легкого прикосновения волос к щеке…

Он не заметил, как затихли последние звуки мелодии, а другие танцующие разошлись к своим столикам. Только взрыв тяжелого рока вывел Широкова из оцепенения. Наташа тряхнула головой и, сославшись на усталость, запросилась домой.

Не возвращаясь к столику, Станислав поймал пробегавшего мимо официанта, сунул ему деньги и поспешил вслед за своей знакомой, уже выходящей из зала.

Всю обратную дорогу они молчали.

Провожая Наташу домой, Станислав все более и более укорачивал шаг. В конце концов она остановилась и тихо сказала:

– Странно… Жуткая у нас работа: весь день ломали головы над обстоятельствами гибели человека, а через какой-то час после этого отправились в ресторан. И ничего – нормально ели, даже танцевали. И было хорошо и спокойно. Что это, скажи? Черствость? Равнодушие?

Широков потер ладонью лицо и вздохнул:

– И ни то, и ни другое… Просто для многих из нас со временем жизнью становится работа. Или можно сказать наоборот. Суть не меняется. Страшное тесно переплетается со смешным, чистое с грязным. Но важно не смешивать противоположные стороны, оставаться искренним каждую минуту в том и другом.

Наташа ласково провела ладошкой по щеке Станислава и шепнула:

– Наверное, ты прав. Сердцем я это понимаю, а вот умом принять не могу. Что делать?

– Жить больше сердцем, насколько возможно при нашей профессии. Что толку, если бы мы до сих пор торчали на работе, когда все необходимое и от нас зависящее на сегодня сделали.

Возбужденный Широков нервно мерял пешеходную дорожку от бордюра до бордюра.

– Давай пройдемся, – предложила Наташа, видя, что ему не по себе.

Она подхватила Станислава под руку, и они медленно пошли, сами не зная куда. Разговаривать не хотелось. В какой-то момент Наташе вдруг стало зябко, хотя погода была по-прежнему теплой.

– Пойдем домой?

– Ко мне или к тебе? – спросил непослушными губами Широков.

– Конечно, к тебе, – спутница горько усмехнулась. – Глупый! Хороший и глупый… – Она обняла его за шею и нежно поцеловала.

22 июля. 7 часов.

Широков проснулся, как обычно, от резкого дребезжания видавшего виды будильника. Спохватившись, он быстро протянул руку к тумбочке, где стоял возмутитель тишины, и нажал кнопку. Потом встревоженно глянул на Наташу: ему хотелось, чтобы она еще поспала, хоть недолго. Тревога оказалась напрасной, так как Наташа лишь слабо улыбнулась во сне.

Приняь душ и побрившись, Станислав решил не делать зарядку, чтобы не греметь гантелями, а прямо направился на кухню, собираясь заняться завтраком. Оглядев немудреное содержимое холодильника, он достал приберегаемую для торжественных поводов баночку со шпротами, масло, яйца, помидоры и зелень. Через полчаса на небольшом кухонном столике, сервированном на двоих, все это приняло вполне законченный и аппетитный вид. Радующую картину дополнила турка с дымящимся ароматным кофе.

Удовлетворенно хмыкнув, Широков вознамерился будить Наташу. Но в комнату идти не пришлось: его гостья проснулась сама и теперь стояла в дверях кухни, прислонив голову к косяку. Посвежевшая от умывания, улыбающаяся, она выглядела прекрасно. Ощутив прилив нежности, Станислав шагнул навстречу и уткнулся лицом в волны чуть влажных от воды волос.

– Ты уж извини, но халата я в ванной не нашла. Пришлось воспользоваться вместо него вот этим.– Наташа отступила на шаг, мягко высвободившись из его объятий и демонстрируя обернутое вокруг тела яркое купальное полотенце, – Я тебя не очень шокирую своим видом?

– Конечно, нет… Скорее наоборот! – заверил Широков, снова собираясь обнять ее.

– Э, нет! Так дело не пойдет. Неужели ты хочешь, чтобы кофе остыл, а вся эта вкуснятина на столе потеряла свой цветущий вид? Или ты желаешь уморить меня голодом? – на личике возникло капризно-сердитое выражение.

Приняв в свою очередь также серьезный вид, Станислав сделал приглашающий жест рукой:

– Прошу отведать, Наталья Николаевна, что Бог послал…

– Ага! Значит, с Богом ты в хороших отношениях, – удовлетворенно заметила она, усаживаясь на табурет и потирая руки. – Неплохо он тебя снабжает!

– Жаль, что не регулярно, – смеясь посетовал Широков.

Отдав должное кулинарным способностям хозяина дома, прихлебывая маленькими глоточками кофе, Наташа неожиданно сообщила:

– А меня, между прочим, родители в детстве крестили… Жаль, что я этого не помню. Наверное, все выглядело очень красиво и торжественно. И вообще, я девчонкой втайне мечтала обязательно венчаться в церкви. Когда смотрела фильмы и читала книжки, где были сцены венчания, всегда представляла себя на месте героини. Что ты улыбаешься? Женщины всегда мечтают о семейном уюте, своем домашнем очаге. Но, оказывается, мечты часто так и остаются мечтами – не более… Смешной мы народ – бабы!