Текст книги "Красавица Миррил, чудовище Миррил (СИ)"

Автор книги: Александр Рыжков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 20: Тревожная весть

Арчибальд возвращался в главную цитадель Ордена Восьми Старейшин со странными вестями. В клешне он держал лист бумаги, края которого дрожали на ветру. Да, погода была не из лучших – солнце сменили предгрозовые тучи, поднялся ветер, воздух был плотным, наэлектризованным. Вскоре должен хлынуть холодный ливень, чьи вспенившиеся реки потекут по водосточным желобам улиц – прямиком в канализационные стоки…

Охранники у входа в цитадель отлично знали Арчибальда, но всё равно потребовали у него пропуск. Таковы правила. Всем ведь известно, что исключения могут привести к анархии.

Петляя по бесчисленным коридорам, залам, поднимаясь по винтовым и обычным лестницам, пред-адепт добрался до пункта назначения. Он постучал в дубовую дверь с золотыми и серебряными вставками.

Грубый бас приказал убираться к Святой Ненависти.

Арчибальд не растерялся и назвал причину своего визита.

После некоторой паузы, дверь отворилась.

Горколиус был одет в красный шёлковый халат с вышитой золотом эмблемой ордена на спине. Его глаза-бусинки злобно сверкнули:

– Она здесь? В городе?

– Да, – кивнул Арчибальд и протянул руку учителю.

Йорк выдрал из клешни объявление и вгрызся глазами в весьма достоверный портрет Миррил и расплывчатый портрет Дирока.

…РАЗЫСКИВАЮТСЯ… …ОСОБО ОПАСНЫ… …Ответственная за смерть… …опасного сообщника… …в их поимке будет вознаграждена…

– От этой дуры я ожидал очень многого, – растерянность и злость странным образом переплетались внутри Горколиуса. – Многого! Но НЕ ТАКОГО! На что она надеется? Её ищет весь город – рано или поздно поймают. И вздёрнут на виселице, или отрежут голову на гильотине, – йорк подошёл к бару, достал бутылку виски и плеснул в бокал. – Будешь?

– Учитель, я бы с радостью, но мой рабочий день ещё…

– Заткнись и пей, – отрезал Горколиус и протянул Арчибальду бокал. Себе он налил в новый.

– Дура, нет, ну дура ведь тупая, – пробурчал йорк и сделал смачный глоток виски. – Ну, действительно дура. Даже нет – умалишённая. Чего же она всё-таки хочет?

– Может, хочет вернуть магический дар? – Арчибальд, молодой ифр, принятый (нужно отметить, за большие деньги с его стороны) на испытательный срок в Орден, мог думать лишь об одном. О том, что когда-то он докажет свою лояльность, и Горколиус примет его в Орден адептом. Но главное – учитель наделит достойного ученика тем, ради чего Арчибальд так усердно лизал Горколиусу задницу – магическим даром. Да, магическим даром, который был отобран у Миррил и ждёт своего нового хозяина в церемониальном львином жезле.

– Хм… – Горколиус почесал пунцовую бугристую голову и допил виски. Налил новую порцию. – А что, это мысль…

Арчибальд молчал, задумчиво рассматривал свой бокал.

– Когда крысу загоняют в угол, она может прыгнуть в лицо, надеясь выгрызть глаза прежде, чем ей скрутят шею… – пробасил Горколиус. – Очень даже может быть, что эта кобка решила пойти ва-банк. Но ничего, всё равно у неё нет и малейших шансов на успех.

Да, всё бы ничего, вот только Горколиус не до конца верил своим словам. Ему вспомнился старый фарк по имени Сик – бывший архимаг Видринского крыла Ордена. Горколиусу довелось пересечься с ним три раза на съездах Ордена. Первые два раза – ничего запоминающегося. Но третья встреча въелась йорку в мозг на всю жизнь.

Старик фарк попросил у «Великого Одного из Восьми, совсем немного внимания». Наедине, разумеется.

Горколиус помнил, как сейчас. Они зашли в зал – один из тысяч залов Главной цитадели Ордена. Внутри не было людей. Скупой свет двух магических ламп выхватывал из темноты дубовый стол, несколько стульев и часть книжного шкафа.

Сик сразу же перешёл к делу. Он поинтересовался у Горколиуса, что тот думает про сложившуюся ситуацию между Промышленной Картелью и Орденом Восьми Старейшин. Обычно такие вопросы не предавались обсуждению, но и не запрещались. Хотя поднять нечто подобное, а, тем более, поддержать в беседе – было признаком дурного тона. Всё же, Горколиус посчитал нужным высказать свои мысли, чтобы они засели благодатным зерном в голове провинциального архимага, а потом проросли и принялись плодоносить в Видринском крыле Ордена. Виконт заверил Сика, что все эти «предпосылки к войне» – лишь пустые разговоры, расходящиеся с действительностью. Восточный Феникс никогда не осмелится вступить в открытые боевые действия с Чикрогом. С обеих сторон всё противостояние обходится лишь мелкими партизанскими вылазками, направленными на подрыв поставок магония. И будет обходиться дальше. Ведение войны – экономически нецелесообразное занятие. Восточному Фениксу, допустим, не составит особого труда завоевать отсталое Демократическое Государство Римбаран. Но совсем другое дело – вести полномасштабную войну с Чикрогом. Затраты с обеих сторон превзойдут любую выгоду от победы. И поэтому-то войны никогда не будет. Пора бы уже давно выбросить эти вредоносные мысли и направить свой разум во благо Ордена!

Сик слушал внимательно, время от времени кивал. Когда Горколиус закончил, фарк выждал нужную паузу и заговорил. Видринский архимаг согласился, что полномасштабная война между сверхструктурами приведёт к губительным последствиям. По большому счёту, от проигравшей страны останутся одни лишь дотлевающие руины. Стране победителю тоже не сладко придётся. Не секрет, что основными точками для ударов неприятеля окажутся склады и заводы магония – это ослабит войска, нанесёт сильный урон экономике и посеет панику в сердце врага.

Но всё же…

Война возможна. И это не простые слова. Из стопроцентно достоверного источника, Сик узнал, что Промышленная Картель ведёт работу над созданием Магониевой Бомбы – оружием, с помощью которого будет одержана победа при минимальных потерях со стороны Восточного Феникса, чьё руководство подчиняется Картели. Мало того, эта работа продвигается успешно. Магоний уже сам по себе взрывоопасен, но если достичь его критической массы – можно добиться воистину колоссальных разрушений. И учёные Картели вскоре добьются поставленных целей. Видринский архимаг Сик здесь видит лишь один выход: ради блага всех граждан Чикрога (да и соседних государств тоже), Орден Восьми Старейшин должен пересмотреть свою политику и пойти на уступки Промышленной Картели, уступив ей часть магониевого рынка.

Смешавшийся Горколиус долго находил подходящие слова. Про себя он всё гадал «какая грёбаная крыса настучала этому толстому провинциальному ублюдку про Магониевую Бомбу»? Да, это было правдой – учёные Картели действительно работали над таким оружием и получали весьма многообещающие результаты. В свою очередь учёные Ордена тоже занимались подобной проблемой, но пока ничего путного их отчёты не сулили… В конечном итоге он выдавил из себя несколько скупых слов, мол, это всё глупости, ничего подобного нет, и Орден, конечно же, никогда бы не пошёл на компромиссы…

Сик возразил, что лапшу себе на уши вешать не позволит. И заявил (весьма даже в угрожающем тоне), что если Верховные Ордена – Одни из Восьми – настолько принципиально тупы, то выхода у него не остаётся – Сик сам найдёт выход из сложившейся ситуации всеми доступными ему методами…

На этом разговор был окончен. Горколиус развернулся и вышел из зала. Злой и полный решимости испохабить жизнь этому «провинциашке». Да как тот недостойный вообще посмел разевать свой вонючий рот на него? Одного из Восьми! Под конец разговора Виконт думал даже закрыть видринскому архимагу пасть при помощи магии. Навсегда закрыть… В своём успехе он не сомневался – что тот провинциалишка способен сделать Великому? Да ещё и в совершенстве владеющему боевой магией? Но не сомневался он и в том, что их магический бой вызовет куда больше шуму, чем это следовало бы…

О нет, Горколиус не станет караулить старого пердуна архимага где-нибудь в тёмном переулке, чтобы расчленить его любимым заклинанием «Алмазные ножницы». И даже не будет нанимать для менее красивого, но так же верного решения проблемы головореза. Если кто пронюхает, что за убийством Сика стоит Горколиус – не видать больше виконту наивысшего поста Одного из Восьми как своих ушных впадин. И так на его место уже с сотню мисторских архимагов метят, следя за каждым шагом, мечтая, что он (или кто-нибудь из семи других «Одних») допустит ошибку.

Пусть Сик живёт… Но его карьера в Видринском крыле будет зарублена. Горколиус сделает всё для этого.

Но сделать по этому поводу он ничего не успел. Вскоре по прибытии в Видрин, Сик ни с того ни с сего передал свой магический дар ученице. И, как полагал Горколиус, перестал представлять собой опасность. Старый пень, разбрасывающийся пустыми угрозами перед пенсией – вот как охарактеризовал Виконт старину Сика. Но, отдавая дань своей феноменальной предосторожности (которая позволила ему добиться столь высокой должности, а главное – второй десяток лет удерживать её), Горколиус приказал узнать имя перенявшей магический дар ученицы.

Миррил…

Через полгода проблема отпала сама собой – Сик скончался от тяжёлой хвори.

Правда, когда на плечи Горколиуса легло распорядиться судьбой ученицы врага, он нисколько не раздумывал. Маги имеют право на одно предупреждение. Давать это предупреждение или нет – решает выбранный для этого Один из Восьми. Судьбу Миррил должен был решать Марконий Трипар Виктос – Верховный маг, славящийся покровительством молодого поколения. Он уже принял решение о вынесении предупреждения магине, не смогшей за положенный срок обуздать зверя в магических недрах. Но Горколиус оспорил его решение и отобрал у Миррил единственный шанс исправиться. И собственноручно отобрал у неё магический дар. По старой памяти о грубости её учителя…

Так Горколиусу было спокойней.

И вот Миррил, вопреки любому здравому смыслу, вернулась в Мистор. Вернулась забрать СВОЙ магический дар – в этом не было и малейшего сомнения.

От этого становилось не по себе.

Может быть, это и есть часть таинственного плана покойного архимага Сика?..

– Бери бумагу, ручку и пиши, – вышел из мрачных раздумий Горколиус. На его счету был уже седьмой бокал виски.

Арчибальд сел за свой стол (да, в кабинете, рядом со столом учителя, стоял стол ученика) и напрягся, в надежде различить каждое слово выпившего патрона.

– Трипарону, капитану седьмого полицейского участка Мистора. От Верховного мага Ордена Восьми Старейшин, Виконта Карманарана Пиркона Горколиуса Восемнадцатого Великолепного. Дорогой друг, ты поймал эту блакню Миррил один раз. Ты просто ОБЯЗАН поймать её повторно…

Глава 21: Гильотина

Миррил открыла глаза. Над ней стоял человек. Где-то она его видела… но где? Ах, точно, это его руки вырвали её из смертоносных объятий канализации. Он был невысокого роста, худощав, с непропорционально раздутым животом (должно быть, фанатичный любитель пива), болезненно белый цвет лица, впалые щёки, чёрная густая щетина, тонкие бледные губы, тонкие брови, высокий лоб, короткие смолянистые волосы с пролысинами – мужчина не был красавцем (хотя, если сравнивать его и Дирока, то этот куда симпатичнее…). Единственное, к чему не придерёшься, так это глаза. Большие, снежные белки и аметистовые зрачки. Такого цвета у людей Миррил ещё не видела. Или видела? Но где? Где… Светлый фиолетовый цвет очаровывал, в нём была невероятная глубина, чистота и в то же время порочность. Эти глаза способны свести с ума любую женщину…

Мужчина молча глядел на Миррил. Время от времени он размыкал губы и набирал в лёгкие воздух, словно хотел что-то сказать, но каждый раз выдыхал без единого слова. Он был в нерешительности. Он не знал, что нужно делать. А знала ли Миррил?

Стоп! Не его ли грязные пальцы мацали Миррил, натирали мылом?

Он ведь насильник!!!

– Не приближайся ко мне! – завопила Миррил и вскочила с кровати. Избитое в канализационном потоке тело дало о себе знать – заныло, да так заныло, что девушка чуть не потеряла сознание от боли. Но удержалась.

– Я ведь стоял на месте, – выпучил аметистовые глаза мужчина.

– Не приближайся ко мне! – ещё громче завыла Миррил и попятилась, нервно оглядывая комнату. Выход находился за спиной мужчины. Другого выхода не было. Разве что в окно. Но оно уж слишком маленькое…

– Успокойся, не надо нервничать, – мужчина выставил вперёд руки, зашевелил ими, словно гладил невидимую строптивую кобылу.

– Да пошёл ты, извращенец! – запищала Миррил (да, именно запищала). И побежала к двери, по дороге оттолкнув мужчину в сторону. Вито задел стул и повалился вместе с ним на пол, а Миррил оказалась в гостиной (кабинете), потом в крохотном тамбуре, а там, недолго повозившись с собачкой дверного замка, и на улице.

Дикий зверь необоснованного страха овладел Миррил. Это чем-то было похоже на Обращение. Миррил осознавала, что поступает неправильно, нерационально (может быть, даже глупо), но ничего поделать не могла. Её тело подчинялось первозданному существу, жившему внутри. Существо чего-то испугалось и спасалось бегством. Влекло свою оболочку к мнимой безопасности.

Со стороны это выглядело так: обеденное солнце лениво заливает ярким светом город, абсолютно голая девушка с мальчишечьей причёской бежит вдоль улиц, проносится мимо шарахающихся прохожих, её глаза горят дикостью, её тело всё в синяках и ссадинах.

Разумеется, долго так шустрить по Столице и обычному сумасшедшему не дозволено. А уж тем более преступнице, разыскиваемой за тяжкие преступления, при этом ещё с кровавым клеймом УБИЙСТВО НЕ ЗАПРЕЩАЕТСЯ!

Самые сознательные граждане города – двое ханыг жупатов – набросились на девушку, связали ремнями и поволокли брыкающуюся голышку в ближайший полицейский участок. Они так и потирали своими нижними приростками, в ожидании награды. По дороге встретился патруль, взявший их под конвой.

Ханыги жупаты получили щедрое вознаграждение, а власти – получили в лапы злостную правонарушительницу. Если верить молве, приблизительно через неделю этих ханыг нашли мёртвыми в одном из наркоманских притонов. Видимо, тунеядцы решили попробовать новых ощущений (деньги-то позволяли) и поймали передоз, из которого никто их не счёл нужным вытянуть…

С первых же минут начался ад…

Зверь безудержного страха вновь вернулся в пещеру подсознания. На смену ему пришёл страх осознанный. И он просто зашкаливал. Миррил прекрасно понимала, что спасения ждать не от кого; знала, что вскоре её казнят. Может быть, отрежут голову, а может, четвертуют. Всё зависит от приговора.

Вот была ты себе живой, дышала воздухом, боялась, думала, мечтала. И в одну секунду – раз, и всё. Твоё изящное тело, способное сводить с ума мужчин – теперь не что иное, как кусок безжизненного мяса, корм для червей и трупных жуков…

Патрульные отвели Миррил в, как они сами назвали, «кабинет для допросов» и оставили там. Массивная, обитая кожей дверь хлопнула за их спинами, отрезав окружающий мир. Вскоре так отрежут Миррил голову (или ещё какую-нибудь часть тела).

Наступило гнетущее ожидание. В комнате не было ничего – ни скамейки, ни стула, ни стола, ни лежака. Только унитазное очко, если его можно считать атрибутом мебели. Голая комната с тёмными стенами и приглушённым светом красной газоразрядной лампы. Миррил могла бы голову дать на отсечение (хотя это сравнение сейчас не очень уместно), что тёмные пятна на стене – пятна крови.

Шло время, а ничего не происходило. Только и раздавалось громкое тиканье, хотя часов нигде не было. Это тиканье приводило в ужас. С каждой отчеканенной секундой, оно напоминало о том, что ровно на эту секунду меньше оставалось жить…

Проклиная свою опрометчивость (а ведь могла сейчас продолжать себе лежать в постели. Пусть тот мужчина и изнасиловал бы её, зато бы жить осталась. Да и с чего, Святая Ненависть всё изрежь, она взяла, что он насильник?!!), Миррил колотила по двери, по стенам, разбивая кулаки в кровь. Выбившись из сил, она повалилась на пол.

Бетонный пол был холодным.

Тикали проклятые невидимые часы.

Ничего не происходило.

Со временем Миррил начали посещать галлюцинации. Если это были галлюцинации, конечно… Ей казалось, что в приглушённом красном свете что-то шевелится у неё за спиной. Она нервно оборачивалась, но, то ли это «что-то» пряталось от её глаз, то ли не было этого «что-то» вовсе. Святые Уродцы всё испепели, когда же проклятое тиканье прекратится?

Оно сводит с ума…

Мерзкое хрюканье. Эта тварь играется с Миррил. Да убей же ты её, перестань мучить! Прекрати!

– Ябранка фарлиная, тварь, дрянь! – нервы Миррил совсем сдали. – Убогая кобка! Шкурля! Сгинь! Сгинь отсюда, стукфарка! Пропади ты пропадом! Не стой за моей спиной! Перестань! Убей меня! Пропади! Пропади! Пропади-и-и-и!!! – Но мерзкая дрянь даже не думала прекращать. Она вилась за спиной девушки, похрюкивала на ухо. Миррил даже время от времени чувствовала затылком её горячее, смрадное дыхание: – За спиной! Оно за спиной! Ах, прекрати уже! Ну хватит мучить…

Тиканье часов…

Похрюкивание твари…

Сколько времени всё это длилось? Минуты? Часы? Сутки? Если бы не постоянный страх, девушка бы давно вспомнила о дикой жажде и невыносимом голоде. Но ей было не до этого. Тварь копошилась за спиной, в любое мгновение готовая наброситься, разорвать несчастную Миррил на крошечные кусочки.

Святые Уродцы, до чего ведь холодно здесь. Эти ублюдки полицейские не дали ни одежды, ни захудалого пледа даже. Как была Миррил голая, так её и заперли здесь. Они до последнего издеваются, втаптывают самолюбие в пол. В этот дрянной бетонный пол. Да, это они лучше всего умеют делать.

Невыносимо болят ушибы и ноют ссадины. Миррил нужно сейчас лежать в лазарете, а не находится здесь, медленно сходить с ума. Ведь по уставу положено больных заключённых держать в лазарете. Ведь положено! Почему её держат в этой фарлиной комнате?

В соседстве с хрюкающей тварью…

По телу бегали ледяные мурашки. Миррил еле доползла до стены (переживания выели из неё почти все силы) и села, опёршись спиной. Так можно будет увидеть тварь. Так не будет страшно. Так лучше…

А тварь всё равно была за спиной!

Всё равно мерзостно похрюкивала!

Смрад и жар её дыхания жёг шею сильнее, чем когда-либо.

– Старина Сик, где же ты? Почему ты бросил меня на растерзание этим мулёкам? Ты отдал мне свой магический дар. Неужели ты не мог догадаться, к чему это всё приведёт? Не сделай этого, ты бы был сейчас жив, а я была бы в безопасности. Под твоей защитой, под твоим заботливым крылом. Ах, старина, старина, разве мог ты всё это знать?

– Да, девочка моя, я знал это, – отвечал старина Сик. Он был так же неуклюж и нескладен на вид, только лицо казалось бледнее прежнего (а прежнее было цвета мела). Хотя в этом тусклом освещении не грех и ошибиться. – Я знал, на что обрекаю тебя.

– Ты знал? – выпучила глаза Миррил.

– Конечно же, знал. А как ты думаешь, зачем я подобрал с улицы нервную и злую девчонку? Мне нужно было передать тебе магический дар. И не просто передать, а с конкретной целью – обречь тебя на гнев Ордена. Прости, моя дорогая, но так нужно было…

– Что ты городишь, Сик, что ты, блак, мелешь? – по щекам Миррил текли слёзы. Такие горькие и горячие, что были способны прожигать плоть.

– Мне очень жаль, худышка, но это правда. Ты думаешь, Обращение случалось только у тебя? Ох, моя дорогуша, знала бы ты, скольких людей мне довелось уничтожить в облике отвратительного чудовища. Знаешь, у каждого это происходит по-разному. Обращение – сложный процесс, выплёскивающий потаённую сущность мага сквозь дыры сознания. Рано или поздно, она, эта чудовищная сущность, вырывается наружу – таковы излишки волшебного дара. Лишь слабохарактерные, недоделанные хлюпики и ничтожные личности, обладающие магическим даром, не способны на это. Импотенты одним словом. А так – каждый колдун хотя бы один раз за жизнь совершает Обращение. По статистике, на руках девяноста девяти из сотни магов есть кровь. Много крови… Знаешь, моё чудовище было похоже на медведя с громадными крыльями, как у летучей мыши. Так мне говорили…

– Стоп-стоп-стоп, помедленнее! Если у всех этих кобковых магов «рыльце в пушку»,  почему они забрали у меня дар? Зачем, чтоб они сдохли, объявили охоту? Ты посмотри к чему это привело: меня вскоре казнят, если хрюкающая тварь не перегрызёт горло перед этим…

– Увы, вышло всё не так, как я рассчитывал, – развёл руками Сик (да, даже рудиментарной).

– Чтоб ты в гробу перевернулся! А как ты предполагал?

– По всякому, но уж точно не так. Да, насчёт магов – «рыльце» почти  у каждого «в пушку», но вот знает об этом да-а-алеко не каждый простой смертный. Мой крылатый медведь, к примеру, вылетал из дома глухой безлунной ночью и рвал своих жертв как можно дальше от Видрина. Тот же Арчибальд-Тим, ты должна его помнить, превращался в червеподобное чудище, рыл землю и заползал в металлургические шахты. Там он совершал злобные дела с приступившими к ночной смене шахтёрами, а потом устраивал обвалы, чтобы обезопасить своё доброе имя. Ты ведь ни разу не слышала плохого слова об Арчибальде, верно? «Мистер безупречность» – так его все называли…

– Тим…

– Да, он самый.

– Зачем они…

– Вот это и было моей задумкой. Понимаешь, я специально искал того, чей зверь внутри слишком неуправляем. Мой выбор пал на тебя. Думаешь, я случайно проходил тогда мимо мусорных баков, в которых ты искала себе пропитание? Да я к тебе месяц как присматривался! Твоя потенциальная агрессия, твой феноменальный запал злости – сделали тебя идеальной кандидатурой. Я оказался прав – ты не смогла управлять зверем, и наломала ой как немало дров. Шишки Ордена, в особенности одна, будь проклят этот йоркский слизняк,  просто не могли тебя не заметить.

– Зачем, Сик, зачем тебе это всё понадобилось? – Миррил склонила голову набок и задала этот вопрос спокойно и тихо. Так некоторые способны говорить после того, как из-за одного неумелого движения рушится весь их карточный домик идеалов и ценностей. Старина Сик – единственный образ светлого и доброго во мраке этого жестокого и уродливого мира…

– Должно быть, ты считаешь меня чудовищем? Пожалуй, я заслужил… Вряд ли смогу убедить тебя в обратном. И даже не буду пытаться. Признаюсь, я поставил свои замыслы выше твоей жизни. К тому же, у меня была надежда, что защитник, которого тебе выделит Орден, справится со своей задачей. Увы, этого не случилось… Но самое ужасное – не осуществился и мой замысел… Я оплошал. Прости меня, худышка, хотя извинения тебе уже не помогут.

– Если бы у меня были силы встать с места, я бы задушила тебя, – призналась Миррил.

– Я уже давно мёртв, не забывай об этом, – парировал старина Сик.

– Сволочь…

– Я заслужил это прозвище.

– Сик, я помню, как ты смотрел на меня время от времени. Скажи, старый извращенец, ты хотел трахнуть меня, да? Я всё время мучаюсь этим вопросом.

– Да, худышка Миррил, ты даже не представляешь, какие усилия я производил над собой, чтобы не допустить этого.

– А я бы тебе дала…

– Я знаю, девочка, поэтому-то я и сдерживался.

– Так всё-таки, зачем ты это затеял? Зачем, мать твою, сделал меня убийцей? Ты ведь знал, сволочь, чем это закончится.

– Ну, не всё так плохо, если ты про убийства. Если твоей совести будет лучше от этого, то вырвавшееся из магических недр чудовище убивает только тех, кто этого заслуживает. Понимаешь, есть тонкая грань между добром и злом, между Святыми Уродцами и Святой Ненавистью, если тебе так проще понимать. Как принято считать в Ордене, магия – инструмент, даруемый нам Святой Ненавистью. Как мы используем этот дар – божеству без разницы. Главное, время от времени собирать с него дань в виде злых душ. Как ты знаешь, Святая Ненависть подпитывается именно ими…

– Мне насрать на это, трирукий  ты жирдяй! Я и без тебя знаю, что все мои жертвы – полные засранцы! Мало того, я прекрасно знаю, что абсолютно все люди – полные засранцы… Я тебя ещё раз спрашиваю, какого парза ты всё это затеял?

– Ну, раз ты настаиваешь… Понимаешь, всё очень сложно… Как бы тут объяснить… Наверное с самого начала надо. Задумка зародилась с тех пор, как я получил в Ордене Восьми Старейшин звание архимага и, соответственно, все знания, дозволенные для этого уровня. Я узнал о неминуемой войн…

Голос Сика заглушило громыхание засовов и следующий за ним тяжёлый скрип двери. В светлом прямоугольнике обнажившегося проёма стояла грузная фигура.

– Включить свет! – до боли знакомым голосом пробасил фарк.

Красное приглушённое освещение тут же сменилось ярким белым светом. Таким, от которого никуда нельзя скрыться, который буквально раздевает тебя (хотя Миррил и так была голая). Старины Сика нигде не было. Но мало этого, нигде не было и хрюкающей твари. Тиканье часов никуда не подевалось.

Фарк держал в руке резиновую дубинку. На груди у него бликовала серебряная девятилучевая звезда власти с дубинкой из хризолита. Лысая голова, заплывшая жиром шея, бледная кожа… он был невысокого для фарков роста. Лицо показалось Миррил до боли знакомым.

– Наша последняя встреча прошла не очень удачно… – заговорил фарк, поглаживая дубинку. – А предпоследняя – так вообще нелицеприятно. Меня зовут Трипарон, кобка, я капитан седьмого полицейского участка славного города Мистор. Узнаёшь меня?

Миррил молчала. Её лицо превратилось в восковую маску, запечатлевшую весь ужас и страх, на которые только способен человек…

– О да, кобочка, ты переложила допарза моих ребят во время первой встречи… – прошипел Трипарон, закрывая за собой скрипучую дверь. Снаружи кто-то защёлкнул засовы. – Право, я удивляюсь твоей невоспитанности: во время второй встречи ты даже не поздоровалась, предпочла вонь канализации нашему обществу… – фарк причмокнул губами, сильнее загладил дубинку. – Ты даже не представляешь, кобочка, как я переживал за тебя. Как я желал, чтобы канализационные слизни не скормили тебя своим соплям-детёнышам. И мои мольбы были услышаны! Ты здесь, у меня…

– Пошёл ты, – прорычала Миррил и попыталась плюнуть, но горло было так пересушено, что ничего не получилось.

– О да, ты здесь, – Трипарон сглотнул, – совсем одна, без своего защитника Дирока. Я думал, что Одноухий будет нам большой проблемой, но, как видишь, всё вышло самым наилучшим образом, – он обхватил дубинку ладонью и принялся быстро её гладить. – О да, кобочка, ты сейчас в моей власти… Ты знаешь, что папочка Трипарон сейчас с тобой сделает?

– Изобьёт меня, ведь ни на что большее он не способен? – презрительно кинула Миррил.

– Откуда ты знаешь? – растерялся капитан, и даже на какое-то время перестал дрочить дубинку. – Ну да, я не привык стандартно насиловать, как это делают мои коллеги из других участков. Но мне и так в жизни радостей хватает, кобочка. Ты у меня получишь по полной. Получишь!

– Дегенерат! – сообщила Миррил и, не без труда, поднялась на ноги, всё так же прижимаясь спиной к прохладной стене.

– Ох, кобочка, ох, кобочка, я ведь знаю, что ты ничего мне не сделаешь, – возбуждённо заговорил низкий толстяк. – У тебя забрали магию. Ты сейчас – обычная кобочка, которая должна получить наказание… Ох, как я тебя сейчас буду наказывать, как же я тебя буду наказывать!

– Да иди ты! – только и сказала Миррил.

Резиновая дубинка обрушилась ей на ключицу. Невыносимая боль, такая резкая, острая, чудовищная боль, от которой отнялась рука.

Девушка повалилась на бетон пола.

– Ох, кобочка, ох кобочка, – застонал Трипарон. – Папочка сказал лежать, кобка! Папочка Трипарон не доволен твоим поведением! Папочка тебя сейчас как следует выпорет!

Следующий удар обрушился на бедро. Он был далеко не таким сильным, как прошлый. Грузная, но сильная рука дёрнула Миррил за бок, повернув её животом к полу. Миррил даже не шелохнулась – попросту не было сил. К тому же боль в ключице оказалась настолько дикой, что глушила все мысли о сопротивлении…

– Ты была о-о-очень плохой девочкой, кобочка! – возбуждению толстяка не было предала. – Ах ты ж нехорошая, ах ты ж дрянная!

Дубинка шлёпнула по пятой точке Миррил. Больно, но не так сильно, как прошлый удар…

– Получай, кобочка, получай! – визжал от наслаждения Трипарон и шлёпал Миррил дубинкой по заду.

Миррил попыталась приподняться, но мучитель не позволил: схватил за волосы и треснул лбом о пол. Треснул так, чтобы в голове зазвенели колокола святого Клементия, а перед глазами брызнули фонтаны искр, но и так, чтобы при этом она осталась в сознании. Что тут ещё скажешь, профессионал…

– О-о-о-х-х-х! – застонал капитан. – Ты ведь очень плохой девочкой была! Ты ведь настоящая кобка! Настоящая кобочка!

Миррил взвизгнула от боли, попыталась вырваться, но грузная рука держала за волосы, прижимала лицо к полу; спину давило колено. А дубинка… Она вошла во влагалище. Резко вошла. Больно вошла. Сухая. Раздирающая. До слёз больно…

– Ох, паршивая ты кобочка, получай своё наказание! Получай! Получай! Получай! Получай! – вопил Трипарон, насилуя Миррил своей резиновой подружкой.

Это было долго, это было мучительно, это было невыносимо, это было отвратительно, это было…

А насильнику этого было мало!

Сделав небольшой перерыв, дав руке немного отдохнуть, Трипарон опять взялся за дело. Только на этот раз он принялся за анус…

«Лучше бы он меня убил» – в толщи боли и страдания блестела одна лишь мысль.

Дубинка всё глубже входила, всё быстрее, всё унизительнее и больнее…

И Миррил ничего не могла поделать. Не могла превратиться в чудовище и распотрошить этого ублюдочного извращенца. Не могла снести ему голову ледяными осколками. Не могла спалить. Не могла даже содрать с него кожу заживо.

Ещё никогда Миррил так не жалела о пропаже магического дара…

Вдоволь наигравшись дубинкой, Трипарон оставил полусознательную девушку лежать на полу. По дороге к двери он нюхал и полизывал любимую дубинку.

Миррил была не права, посчитав его импотентом. Штаны фарка в области ширинки были все в сперме…

Дверь захлопнулась. Потух белый свет. На смену ему вернулось приглушённое красное сияние.

Вернулась хрюкающая тварь.

Тиканье часов не прекращалось.

Миррил наплевать на это всё. Она отрубилась.

Время нельзя было различить в этих четырёх стенах, несмотря на монотонное тиканье невидимых часов. Оно просто шло и всё. День или ночь, неделя или месяц? Всё смешалось, всё слилось в одну точку. Иногда открывалась дверь, заходил жупат в полицейской форме (которая очень несуразно смотрелась на бугристом, нескладном теле на трёх тонких, что ветки осины, ногах) и ставил на пол поднос с безвкусной едой и водой. Этот же жупат как-то принёс плед и лохмотья, которые вполне сошли за одежду.

К хрюкающей твари Миррил со временем привыкла. Тиканье часов не так раздражало, как прежде. Делать обязательные дела в очко тоже стало обыденным, не вызывающим какие-либо эмоции, делом. Пустое существование, постепенно деградирующее сознание. Даже страх смертной казни стал настолько привычным, что попросту не замечался. А иногда Миррил даже ловила себя на мысли, что с радостью положила бы голову на плаху палача, нежели продолжила вести бессмысленную жизнь в этом проклятом богами «кабинете для допросов». Хотя эти мысли были больше криками отчаяния, нежели реальным желанием.