Текст книги "У ступеней трона"

Автор книги: Александр Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Часть вторая

I
Затишье

В последние годы царствования Анны Иоанновны Зимний дворец удручал своим мрачным и унылым видом. Государыня не любила его и предпочитала жить в Летнем дворце, навещая Зимний очень редко, только в исключительных случаях, и он казался совершенно необитаемым и темнел печальною громадою на берегах Невы.

Умерла Анна Иоанновна. Промелькнуло метеором время регентства Бирона, и, захватив в свои руки власть, Анна Леопольдовна решила сделать Зимний дворец своей постоянной резиденцией. Петербургские обыватели, радостно настроенные благодаря удачному перевороту, свергнувшему ненавистное иго Бирона, увидели в этом хороший признак. Они рассчитывали, что мрачные прошлые дни окончательно исчезнут из памяти, что Петербург снова заживет прежней веселой жизнью и что средоточием этой жизни, полной радостного веселья, будет снова, как и в былые годы, Зимний дворец. Но петербуржцы ошиблись.

Несмотря на свои молодые годы, Анна Леопольдовна отличалась странным, каким-то замкнутым характером. Несмотря на то что ей пришлось провести несколько ужасно тоскливых лет, каждую минуту дрожа за спокойствие завтрашнего дня, теперь, когда ей улыбнулась полная свобода, она даже не захотела воспользоваться ею. Анна Леопольдовна не любила толпы и, отвыкнув от шума придворной жизни, словно не хотела привыкать к нему. Окруженная семьей Менгден, из которых старшая Юлиана была ее постоянной спутницей и неразлучной подругой, принцесса Анна считала себя вполне счастливой, проводя целые дни в своем маленьком кабинете, выходившем окнами на Неву, по целым часам пролеживая на кушетке в утреннем костюме, совершенно забыв о том, что она – мать императора и что это высокое звание налагает на нее известные обязанности.

– Ах, Юлиана, – говаривала она порой своей любимой фрейлине, – ну, скажи, пожалуйста, на что мне все эти парады, на что мне весь этот блеск? Я теперь счастлива, и с меня этого совершенно достаточно. Поверь мне, от того, что я надену на себя пышный роброн, украшу голову императорской короной, воссяду на троне, мимо которого будут дефилировать целой толпой мои любезные подданные, я не стану счастливее ни на йоту. Власть тем и хороша, что она позволяет делать все по собственному желанию, а мое искреннее желание, во-первых, вот так лежать на этой кушетке, а во-вторых, никогда не надевать корсета.

И такой программы принцесса Анна старалась держаться неукоснительно. Она с положительным отвращением выходила иногда в тронную залу, чтобы показаться придворным, и с еще большим отвращением разговаривала с Минихом, приходившим советоваться с правительницей о государственных делах.

Миниху это было на руку. Он был донельзя обрадован таким индифферентизмом, который проявляла правительница к государственным делам, но в то же самое время не хотел до поры до времени проявлять особенно сильного самовластия и поэтому, хотя и изредка, но все-таки утруждал принцессу своими разговорами.

Затишье, царившее в Зимнем дворце, невольно распространилось и по Петербургу. Прежнего уныния, конечно, не было, петербуржцы дышали свободнее, но тишина, окутавшая всех и вся, тишина, заменившая ожидаемое веселье, скоро стала петербуржцам так же ненавистна, как была ненавистна печаль, царившая в бироновские дни. Правительницей многие уже были недовольны. Придворные были недовольны тем, что им почти не приходилось появляться на ее выходах; светские дамы стали грустить об отсутствии балов, на которых они могли щегольнуть своей красотой и роскошными нарядами, военные стали изнывать от скуки благодаря отсутствию церемоний и парадов.

Не знала или не хотела знать этого недовольства только сама Анна Леопольдовна. Она была счастлива. Ей казалось, что ее счастье должно заражать всех ее окружающих; она была спокойна, и ей казалось, что это спокойствие должно служить идеалом для всех. Теперь в ее маленьком кабинетике стал появляться новый посетитель. Это был посланник польского короля Августа граф Линар, производивший на всех впечатление своею красивою внешностью, выразительным лицом удивительно правильных очертаний и глубоким взглядом громадных черных бархатных глаз.

Граф Линар был и раньше в Петербурге, несколько месяцев тому назад, и тогда в придворных кружках ходили довольно определенные толки, что он недаром зачастил во дворец принца Брауншвейгского, что бархатистый взгляд красавца поляка заронил искру серьезной любви в сердце принцессы Анны. Мужья, как и в наши дни, так и прежде, оставались слепы до самых последних дней. Не был исключением ввиду этого и принц Антон. Верил или не верил он толкам, ходившим вокруг него, толкам, уже принявшим характер настоящей сплетни, но он одинаково любезно относился к посланнику саксонского короля и не закрывал ему дверей своего дома. Но, когда слухи дошли до императрицы Анны Иоанновны, та решила разом оборвать их, и граф Линар был отозван к своему двору. Красивый поляк уехал, но его сношения с принцессой Анной Леопольдовной не прекратились: почтовые курьеры то и дело привозили во дворец принца Брауншвейгского письма из Саксонии.

Но вот граф Линар снова приехал как полномочный посол; он был принят в торжественной аудиенции, а затем появился как постоянный гость и в маленьком кабинетике правительницы. И снова пошли толки по Петербургу, и снова заработали досужие языки, и снова стала расти прежняя сплетня.

Стал ли догадливее принц Антон Ульрих или, находясь в положении мужа правительницы, он уже не хотел закрывать глаза на то, на что прежде закрывал как просто принц Брауншвейгский, но он однажды вошел в кабинет своей жены и, бросив многозначительный, взгляд в сторону Юлианы фон Менгден, по обычаю сидевшей около окна, невдалеке от кушетки, на которой лежала принцесса Анна, – обратился к жене со следующими словами:

– Мне нужно поговорить с вами, ваше высочество.

Принцесса подняла на него ленивый взгляд, заметила, что обыкновенно тусклые глаза мужа сверкают какими-то необычными огоньками, что на его впалых, всегда бледных щеках проступили пятна румянца (что было явным признаком поднявшегося в нем раздражения), и, совершенно не понимая, чего он волнуется, ответила самым беспечным тоном:

– Говорите, мой друг, я вас слушаю.

Принц опять бросил взгляд на Юлиану, досадливо пожал плечами и резким тоном сказал:

– Я бы хотел, чтоб наш разговор обошелся без свидетелей; мне они совсем не нужны.

Анна Леопольдовна невольно насторожилась и даже приподнялась с кушетки.

– Вам помешала Юлиана? – удивленно протянула она. – Вы знаете, что у меня от нее нет секретов.

– У вас нет, но они есть у меня. Девица фон Менгден может быть поверенною ваших тайн, но я еще не делал ее своим личным секретарем, поэтому я был бы очень вам признателен, – проговорил он, обращаясь уже прямо к Юлиане, – если бы вы оставили меня с женою одного.

Юлиана торопливо поднялась с места и так же торопливо скрылась за дверью.

Принц Антон заговорил не сразу. Он прошелся раза три из угла в угол комнаты, нервно потирая руки, затем остановился перед женой и, глядя на нее в упор все тем же острым взором, спросил:

– Знаете ли вы, ваше высочество, о чем я хочу с вами разговаривать?

Анна Леопольдовна пожала плечами.

– Я решительно не могу догадаться и только убеждена, что дело не настолько важно, чтобы обижать мою бедную Юлиану.

– Ах, оставьте это! – резко воскликнул принц. – Какое мне дело до того, обижена или не обижена девица фон Менгден?.. Вы странно понимаете, ваше высочество, свои супружеские обязанности: вас трогает то, что обижена ваша подруга, и совершенно не трогает, что оскорблен я, как ваш супруг.

– Вы оскорблены, чем? – произнесла она с таким неподдельным изумлением, что принц Антон невольно передернул плечами А продолжал:

– Известно ли вам, о чем говорят в городе?

Анна Леопольдовна рассмеялась.

– Мало ли о чем могут говорить? Вы знаете, что я веду совсем затворническую жизнь и что до меня почти не доходят городские слухи и толки.

– Но эти толки так громки, что их отзвук проникает и в стены дворца. Сплетни идут о вас.

Анна Леопольдовна опять рассмеялась и опять пожала плечами.

– О, я теперь догадываюсь, о чем говорят. Говорят, конечно, о моей лени, говорят о моей нелюбви к нарядам, о том, что я скучаю сама и заставляю скучать Петербург. Ну, дорогой друг, мне трудно переделать себя, да я и не хочу себя переделывать.

Принц Антон нервно топнул ногой и воскликнул:

– Вы не хотите меня понять! Все, что вы говорите, – пустяки. Толки гораздо серьезнее, сплетня гораздо ужаснее. Вас обвиняют в том, что вы слишком благосклонны к графу Линару, а меня в том, что я слишком слеп.

Краска бросилась в лицо молодой женщины. Эти слова ошеломили ее, но она не захотела показать, что муж затронул ее самое больное место. Она быстро совладала со своим волнением и спросила тихим, вздрагивающим голосом:

– Скажите мне по совести, в этом обвиняете меня вы или же досужие языки?

Принц Антон ответил не сразу. Он впился своими маленькими подслеповатыми глазами в лицо жены, взволнованное и побледневшее, и затем размеренно, точно отчеканивая каждое слово, проговорил:

– Разве это не все равно? Разве не все равно, кто к вам предъявляет обвинение – свет ли, в глазах которого вы не должна быть так же не запятнана, как ваша собственная? Не забудьте, Анна, что я долго молчал, долго не верил толкам, ходившим вокруг, и что если я теперь поверил им, если я решил заговорить с вами, то, во всяком случае, у меня на это были слишком серьезные причины. Вы были ко мне холодны – я вас не обвинял в этом, не обвинял я вас и в том, что вы не любите меня; но не забудьте, что я – ваш муж, что я – отец вашего сына, отец императора. Тень, бросаемая на вас клеветниками, ложится на меня; вас могут обвинять, меня презирают. Обдумайте все это и не играйте так легкомысленно своим добрым именем!..

Голос его на последних словах упал, острый взгляд потускнел, некрасивое лицо подернулось судорогой, и он торопливо отвернулся, чтобы скрыть охватившее его волнение.

Не дождавшись ответа, принц Антон спросил:

– Что же вы на это скажете?

– Ничего. Если вам угодно верить клевете – это ваше дело, я же не желаю оправдываться.

– Берегитесь, Анна, вы играете опасную игру!

Она смерила его с ног до головы насмешливым взглядом и пренебрежительно повела плечами.

– Вам никто не мешает, ваше высочество, – медленно проговорила она, – прекратить эту игру: не слушайте сплетен и не волнуйтесь понапрасну.

Бледное лицо принца стало еще бледнее.

– Я могу сделать нечто иное, – сказал он.

– Что же именно?

– Я поступлю так же, как поступила несколько месяцев тому назад покойная императрица: я предложу графу Линару покинуть Петербург, и, если он того не сделает добровольно, я позабочусь о том, чтобы это сделалось против его воли! – и, быстро повернувшись, он торопливо вышел из комнаты.

Принцесса Анна поглядела ему вслед и рассмеялась обидным, презрительным смешком. Затем, подойдя к двери, которая вела в ее гардеробную и в которую скрылась Юлиана, она распахнула эту дверь и крикнула:

– Юлиана, поди сюда! Грозный супруг ушел. Теперь ты можешь вернуться.

И, когда вошла Юлиана, она обняла ее за талию и стала рассказывать ей, о чем шел у нее разговор с мужем.

II
Неожиданное предложение

По мере того как принцесса говорила, красивое оживленное личико Юлианы все больше и больше темнело, а глаза ее, улыбавшиеся еще за минуту, вдруг точно подернулись дымкой, потускнели, и в них появилось тревожное выражение. Анна Леопольдовна заметила, какое впечатление произвели ее слова на любимицу, подошла к ней вплотную и, заглядывая в ее лицо, спросила:

– Что это с тобой, Лина? Ты расстроилась?

Юлиана зорко поглядела на принцессу, лицо которой было так же спокойно, как всегда, и покачала головой.

– А вас не тревожит этот разговор? – промолвила она медленно, точно сама вслушиваясь в свои слова. – Вы ничего не видите в нем опасного?

Губы Анны Леопольдовны чуть-чуть дрогнули от легкой усмешки.

– Помилуй! – воскликнула она. – Неужели я должна тревожиться из-за того, что в моем любезном супруге вдруг неожиданно проснулась ревность? Мне нечего тревожиться, я хорошо знаю принца Антона; это – не человек, а автомат, оживленный природой по ошибке. Его движения все размеренны, все предугаданы заранее. Он и злится по заранее определенному плану, и ревнует меня только затем, чтобы показать, что он не просто принц Брауншвейгский, но и супруг принцессы Анны. Нет, голубчик, мне не из-за чего волноваться.

Точно утомленная этой длинной тирадой, тирадой, в которой сказывалась скрытая горечь, копошившаяся в ее сердце, но которую она в то же время произнесла совершенно спокойным, как бы безразличным тоном, молодая женщина медленно подошла к кушетке, оставленной ею для разговора с мужем, снова улеглась на нее, привычным жестом закинув свои полные руки под голову, и полузакрыла глаза. Юлиана, снова поглядела на нее, снова покачала головой, затем подошла к изголовью кушетки и, устремив вдумчивый взгляд на свою повелительницу, тихо проговорила:

– Ваше высочество, вы верите, что я вас люблю? Вы убеждены, что ваше счастье для меня важнее и дороже собственного?

Принцесса пожала плечами, и в ее взгляде загорелось неподдельное любопытство.

– Что за торжественные фразы? Ты меня пугаешь, Лина.

– Ах, если б я действительно могла вас испугать!

Анна Леопольдовна усмехнулась.

– Для чего это тебе необходимо? Чтобы пробудить меня от моей апатии и лени?

Юлиана отрицательно покачала головой.

– Совсем не затем. Мне хотелось бы только, чтобы вы сознательно относились к окружающему. Вы стоите на краю пропасти и сами не видите ее.

По лицу принцессы скользнула легкая гримаска.

– Ах, Лина! – недовольно отозвалась она. – Что с тобою сталось, с чего это тебе вздумалось читать мне такие сентенции?

– Только потому, что я люблю вас и что боюсь за ваше счастье и спокойствие. Вот вас нисколько не тревожат ни подозрение вашего супруга, ни толки, которые идут в столице, а между тем это – очень плохие предвестники.

Анна Леопольдовна сделала нетерпеливое движение головой.

– Ах, Боже мой, не могу же я всем заткнуть глотки!

– А между тем их необходимо заткнуть, – настойчиво проговорила Юлиана. – Вы или не хотите видеть, или не видите той опасности, которая грозит вам…

– Какая еще опасность, о чем ты говоришь?

– Опасность быть свергнутой с престола. Не забудьте, ваше высочество, как вы сели на этот престол: вас возвели на него не любовь подданных, а авторитет Миниха и счастье случайности. В таком положении нужно упрочивать почву под ногами, а вы ее только расшатываете. Не забудьте, что для народа вы остаетесь иноземкой, не забудьте, что сзади вас есть человек, гораздо более близкий к престолу, чем вы сами, человек, который окружен народными симпатиями, – это принцесса Елизавета.

– Ах, какая это старая песня! – медленно проговорила Анна.

– Да, это – старая песня, но к ней всегда нужно прислушиваться. Стоит вам озлобить против себя принца Антона, стоит только начаться разладу в вашей семье, и, когда это выйдет на улицу, – улица станет против вас; но до этого не нужно допускать, от этого нужно избавиться. Я не спорю, – добавила она, – граф Линар очень красив, он достоин вашей любви, но не ослепляйтесь этой любовью настолько, чтобы проглядеть за нею свое спокойствие.

Юлиана замолчала и впилась взглядом, полным ожидания, в лицо принцессы.

Несколько долгих мгновений продолжалось молчание. Ленивая, с трудом поддававшаяся впечатлениям, Анна вдруг задумалась. То, что сейчас услышала она от своей любимицы, странным образом заинтриговало ее, заставило ее чуть не впервые в жизни испугаться за свое будущее, будущее, которое теперь так было важно и дорого для нее. Разговор теперь шел не только о спокойствии власти, но о спокойствии сердца. Правда, ей было бы очень тяжело расстаться с положением, созданным прихотью капризной фортуны, но еще тяжелее было бы забыть о тех надеждах, какие копошились в тайниках ее сердца. Анна Леопольдовна любила Линара, любила всем пылом своей молодой души, всей страстью своего, еще не тронутого любовными бурями сердца, и расстаться с этой любовью, озарившей ее скучную, монотонную жизнь, для нее было бы ужасно. Эта любовь слишком глубоко завладела ею. Еще год тому назад, когда роман ее с графом Линаром так сурово был оборван Бироном и покойной императрицей, она хотя с трудом, но все же примирилась с суровой судьбой, удалившей от нее любимого человека. Весь этот год, пока Линара не было в Петербурге, эта любовь продолжала теплиться в ее сердце, продолжала подогреваться надеждами, но теперь, когда Линар появился снова, когда ее взгляд снова встретился с его жгучим, полным любовной ласки взглядом, любовь Анны вспыхнула с новой силой. И вот вдруг теперь судьба вторично хочет сыграть с ней свою шутку. Теперь она совершенно свободна в своих поступках, теперь над нею нет опеки покойной императрицы, а ей снова говорят: забудь о своей любви, заставь замолчать свое сердце, молчавшее так долго и теперь забившееся в ответ на биение другого сердца. Нет, этого она сделать не может и не хочет. Все, что угодно, только не это.

Под влиянием этих мыслей, бурным вихрем пронесшихся в ее голове, бесстрастное, ленивое лицо принцессы оживилось, холодные глаза точно загорелись огнем.

Анна Леопольдовна торопливо встала с кушетки, привлекла к себе свою любимицу и проговорила:

– Слушай, Лина, мне сейчас мелькнула одна очень важная мысль. Вот ты все говоришь о своей любви ко мне. Я вижу, что ты меня глубоко любишь, верю, что эта любовь владеет всеми твоими чувствами, но ведь все это, дружок, только до поры до времени. Ты еще так молода, эта любовь ко мне будет первенствовать в твоем сердце, пока оно не забьется для другой любви, для другого, более серьезного чувства. Она отойдет на второй план, когда ты кого-нибудь полюбишь.

– Я никогда никого не полюблю, – поспешно перебила молодая девушка, вспыхнув до корней волос.

– Не следует так говорить, дитя мое! В вопросах любви нельзя ручаться ни за одну последующую минуту. Мы не вольны в порывах сердца. Ты можешь полюбить, Лина, и, кто знает, может быть, уже теперь твое сердце поражено стрелой амура.

Юлиана еще более резко покачала головой и упрямо повторила:

– Я никогда никого не полюблю.

– Предположим, что так. Но разве ты не можешь выйти замуж?

– О, этого-то уж никогда не будет!

– Почему ты в этом так уверена?

– Моя единственная мечта – не расставаться с вами. Замуж я не пойду, кто бы за меня ни посватался. Я уже сказала вам, ваше высочество, что моя единственная мечта, единственное желание – это никогда не расставаться с вами… И вообще не будем говорить об этом.

– Нет, плутовка, постой, меня этот вопрос сильно интересует. Разве в тебе так сильно отвращение к мужчинам, что ты решила остаться вечной девственницей? Уже не собираешься ли ты в монастырь?

Юлиана рассмеялась.

– О нет, на это я неспособна, для монастыря я слишком жизнерадостна. Но если я не хочу запереться в монастыре, то это не значит, что я непременно должна выйти замуж, – я могу обойтись и без этого.

– Так и будем знать! – заметила Анна Леопольдовна. – Значит, полюбить ты никого никогда не полюбишь. Но неужели ты также уверена в том, что ты никогда не выйдешь замуж, неужели ты застрахована даже от случайностей?

Юлиана развела руками.

– От случайностей не застрахован никто. Я говорю только про добровольное решение: добровольно я никогда не пойду замуж.

Принцесса подняла глаза и в упор поглядела на оживленное, взволнованное личико своей фрейлины.

– И это без всякого исключения? – точно подчеркивая фразу, спросила она.

Девушка задумалась на секунду, затем гордо тряхнула своей хорошенькой головкой и твердо ответила:

– Без всякого исключения. Исключение возможно только в одном случае. Может быть, вы захотите избавиться от меня и прикажете выйти замуж – вашего приказания я не осмелюсь ослушаться.

Взгляд принцессы засверкал странными искорками, и легкая усмешка пробежала по ее губам.

– О, что до первого, – воскликнула она, – ты можешь быть спокойна: я с тобой не захочу и не смогу расстаться. Я слишком тебя люблю и, кроме того, знаю, что ты – мой самый преданный, самый истинный друг. Но относительно твоего замужества у меня, Дина, есть план. У меня есть, дружок, жених, которого я тебе хочу посватать.

Краска сбежала с лица Юлианы, и в глазах ее отразились неподдельная тревога и изумление.

– Вы не шутите, ваше высочество? – прошептала она дрожащим голосом.

– И не думаю, я говорю совершенно серьезно.

– Кто же этот мой жених?

Принцесса ответила не сразу. Было видно, что ей тяжело вести разговор дальше, было заметно, что взволновалась и она – об этом говорило ее лицо, окрашенное теперь ярким румянцем, и глаза, которые то вспыхивали искорками, то потухали. Наконец Анна Леопольдовна опустила голову и еле слышно ответила:

– Это – граф Линар.

Молодая девушка, совершенно не ожидавшая этого ответа, даже вздрогнула от неожиданности. В первое мгновение ей показалось, что принцесса просто шутит, и она впилась нетерпеливым взглядом в лицо правительницы, ожидая уловить на нем веселую усмешку, но тотчас же поняла, что о шутке не может быть и речи. Лицо Анны Леопольдовны было подернуто сумрачной тенью, а губы нервно сжаты. Юлиана приблизила взволнованное лицо к лицу принцессы и тихим, замирающим шепотом спросила:

– Вы так хотите, это необходимо?

Анна утвердительно кивнула головой и таким же тихим шепотом ответила:

– Да, необходимо, ты меня понимаешь, Лина. Это, может быть, бесчеловечно, жестоко с моей стороны, но если ты действительно любишь меня – ты это сделаешь. Ты не откажешься, нет?

Юлиана покачала головой, быстро схватила руки принцессы и, сжимая их в своих руках, воскликнула:

– Разве я могу отказаться, когда дело идет о вашем счастье? Для вас я готова решительно на все, за ваше спокойствие я отдам даже свою жизнь.