Текст книги "Егерь. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Быченин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Я извлек чемодан на свет божий, подхватил клетку с Петровичем и попрощался с водилой. Тот незамедлительно прыгнул в глайдер и умчался куда‑то вдаль, причем маневрировал куда аккуратнее, чем в санатории, – видимо, диспетчеры космопорта воздушного хулиганства не поощряли.

Я вздохнул тяжко, однако времени решил не терять – от сложного разговора все равно не отвертеться. Остановившись у стойки, я пристроил клетку на пол и улыбнулся миловидной девушке‑оператору:

– Добрый день! У меня возникли кое‑какие сложности, вы не могли бы мне помочь?

– Здравствуйте! – профессионально скрыв озабоченность, отозвалась та. – Постараюсь сделать все, что в моих силах.

– У меня билет на «Саратогу», восьмичасовой рейс. Я хотел бы поменять каюту, желательно на одноместную.

– Все каюты заняты, – немедленно отреагировала операторша, стрельнув глазами на скрытый от меня монитор. – Извините, ничем помочь не могу.

– Понимаете, это не прихоть, – вздохнул я. – Помните девушку, которая прямо передо мной регистрировалась? Так вот, мы летим с ней в одной каюте. Со мной питомец, а у нее тяжелейшая аллергия на кошек. Думаю, лучше разрешить ситуацию сейчас, чтобы на старте не было неожиданностей.

– Вообще‑то вы должны перевозить животное в специальном контейнере в специально оснащенном помещении. На «Саратоге» такой отсек есть, – недоуменно посмотрела на меня собеседница.

Вместо ответа я извлек из кармана Петровичев идентификатор. Девушка воткнула пластиковый прямоугольник в щель сканера, потратила несколько минут на чтение и без возражений взялась за инфор:

– Диспетчерская? Срочно пришлите квартирмейстера с «Саратоги», возникла проблема с размещением специфических пассажиров.

Что ей ответили, я не расслышал, но девушка поспешила меня успокоить:

– Подождите несколько минут, сейчас подойдет лейтенант Бернс и что‑нибудь вам посоветует.

Упомянутый лейтенант явился удивительно быстро. Выслушал мои объяснения, поглазел на Петровича и глубоко задумался. Результатом интенсивной мыслительной деятельности делиться не спешил, взвешивая все «за» и «против», но в конце концов решение предложил:

– Уважаемый Олег Игоревич, во‑первых, я от лица команды лайнера «Саратога» приношу вам извинения за доставленные неудобства. Во‑вторых, с прискорбием должен сообщить, что свободных мест нет. Я могу попытаться договориться с кем‑нибудь из пассажиров о замене, но на это нужно время. Придется вам часть пути делить жилище с госпожой Рыжик.

– Вообще, мне это особых неудобств не доставит, – немного покривил я душой. Ладно, с собственной совестью как‑нибудь договорюсь. – Только, боюсь, госпожа Рыжик мириться с таким положением дел не будет. Насколько я ее успел узнать, она устроит грандиозный скандал. И я бы на месте ваших менеджеров уже начал готовиться к судебному разбирательству.

– Думаете, госпожа Рыжик настолько стерва? – задумался Бернс. – В принципе есть еще вариант. Но он сопряжен с некоторыми для вас неудобствами.

Я вопросительно заломил бровь.

– Понимаете, свободных пассажирских кают у нас нет, – зачастил лейтенант, – зато пустует несколько матросских кубриков. Но, сами понимаете, они расположены на другом уровне корабля, добираться оттуда до столовой и прочих заведений очень неудобно.

– Плевать! – зацепился я за предложение. – Неужели вы думаете, что меня, профессионального Егеря, испугают такие мелочи? Удобства в кубрике имеются?

– Конечно! – слегка оскорбился за родную посудину лейтенант. – У нас новейший лайнер. Кубрик четырехместный, но вы будете там жить один. То есть с котом конечно же. Компания возместит вам ущерб за счет снижения стоимости перелета.

– Да забудьте, – отмахнулся я. – Главное, вы мне пропуск выправьте, чтобы не пришлось на проходной каждый раз объясняться.

– Само собой! – Довольный Бернс пожал мне руку в знак договоренности и двинулся на посадку.

Я возражать против такого развития событий не стал, подхватил пожитки с Петровичем и поспешил за провожатым. Честно говоря, от встречи с лейтенантом я даже выиграл – не пришлось толпиться в посадочной зоне. Бернс приехал на электрокаре, так что до челнока докатили с ветерком. Слегка растрепанная Галя уже заняла место в салоне, и я постарался устроиться как можно дальше от нее, дабы не спровоцировать рецидив аллергической реакции. Эк завернул! Кстати, тревожный звоночек: столь велеречивым я обычно становлюсь, если мне барышня реально нравится. Чур меня, чур меня! Не хватало еще с этой рыжей язвой связаться.

До старта оставалось еще почти полчаса, поэтому я не отказал себе в удовольствии употребить «соточку» коньяка, весьма кстати предложенного стюардессой. Последовавшие процедуры предполетной подготовки, разгон и маневрирование на околоземной орбите пролетели удивительно быстро – я незаметно для себя задремал, утомленный сегодняшней суетой. После стыковки с лайнером на выходе из шлюза меня перехватил лейтенант Бернс и увлек к служебным лифтам. Я успел заметить недоуменный взгляд, которым меня проводила Галя, но сразу выбросил ее из головы: размещение на новом месте дело серьезное, даже если обитать в нем предстоит всего трое суток.

Лайнер «Саратога», 27 июля 2537 года, вечер

Еще через пару часов, когда лайнер закончил разгон и лег на курс к точке перехода, я отправился на разведку. Лейтенант Бернс по секрету проболтался, что прыжок планируется через тридцать часов, когда по корабельному времени будет глубокая ночь, поэтому для большинства пассажиров он останется незамеченным. А покуда вполне можно сходить в одно из увеселительных заведений, расположенных на третьей палубе. Список прилагался и весьма впечатлял: «Саратога» – лайнер крупный, почти две тысячи пассажиров берет, и всей этой ораве как‑то нужно убивать в полете время. Это нам с коллегой хорошо – один прыжок, всего трое суток. А некоторые деятели и до конечной летят, а это пять систем, итого больше двух недель. Посему в развлекательном комплексе было все необходимое – начиная с уютных кафешек и заканчивая шикарными ресторанами и кабаре. Спортивные объекты тоже имелись в ассортименте.

До третьей палубы пришлось добираться на лифте, миновав проходную: без надобности персонал старался в пассажирских отсеках не показываться, за чем следили специально обученные люди. Ко мне у них вопросов не возникло, и я благополучно выбрался на местный Бродвей. Петровича скрепя сердце оставил в кубрике – нечего ему по кораблю шастать, людей пугать. Не мудрствуя лукаво свернул в первое попавшееся заведение – им оказалось уютное автоматизированное кафе с уклоном в европейскую кухню. Заказал ужин, легко справившись с совестью, поскольку Петрович получил свою порцию стружки кальмара и целую банку корма. Тот еще деликатес, если подумать, но ему полезно – от человеческой еды для него проку мало, так, полакомиться. А за этим дело не станет – специально для него что‑нибудь прихвачу. Едва я принялся за шницель в сливочно‑грибном соусе, как заверещал инфор на руке. Я недовольно покосился на дисплей и ответил на вызов:

– Галя? Вы что‑то хотели?

– Ой, а вы где? – прощебетала девушка на том конце провода. – Я вас найти никак не могу…

– А вам зачем? – хмыкнул я.

– Поблагодарить хочу, – рассмеялась Галя. – Вы мой герой! Как вы умудрились себе каюту выбить? Откроете секрет?

– Не‑а, это ноу‑хау, которым я собираюсь торговать. – Я окинул взглядом внутренности кафешки, зацепился за меню. – Я в кафе «Европа», это на третьей палубе.

– Ой, да я рядом совсем! – обрадовалась девушка и отключилась.

Через несколько минут она стремительно ворвалась в зал и рухнула в кресло напротив меня. Огляделась в поисках Петровича и скорчила разочарованную гримаску:

– А где ваш питомец? Я хотела с ним поближе познакомиться.

– В кубрике запер, чтоб не набедокурил чего, – пояснил я, передавая девушке меню. – Будете заказывать?

– Если только десерт, – отмахнулась она. – Волнуюсь что‑то, на сладкое тянет.

– Первый раз в космосе?

– Ага. – Галя сдула непослушную рыжую прядку и осведомилась: – А что, так заметно?

– Нет, просто у меня интуиция развита. – Я вернулся к шницелю и некоторое время сосредоточенно жевал. Немного невежливо, но я вообще‑то сюда именно пожрать пришел, а не на свидание. – Вина?

– Давайте. Только выбирайте сами, я в этом не разбираюсь.

Я пробежался пальцами по сенсорному дисплею меню.

– Сейчас будет. А вы действительно раньше никогда не летали?

– Не‑а, – улыбнулась девушка. – Сама поражаюсь, за двадцать с лишним лет даже на Луну не выбралась. Наука, что вы хотите.

– А вы непохожи на фаната биологии, – хмыкнул я. – У меня слово «ученый» совершенно с другим типажом ассоциируется. Я бы вас скорее за мелкого клерка принял.

– Сомнительный комплимент, – укоризненно покачала головой Галя. – Впрочем, про вас бы я тоже не подумала, что вы супермен.

– Да боже упаси! – махнул я рукой. – Наша работа суперменства не поощряет. У нас прежде всего думать надо и очень много ходить.

– А как же романтика?

Я помотал головой, задумчиво уставившись на киберофицианта. Тот как раз доставил заказанное вино и пару фужеров.

– Можно подумать, у вас много романтики. – Я заглянул девушке в глаза, уловил в них веселых чертиков и решился: – Предлагаю тост: во‑первых, за знакомство с красивой девушкой, во‑вторых, за дружбу и, в‑третьих, за удачу!

– Поддерживаю! – Галя легонько звякнула своим фужером о тонкую ножку моей емкости и пригубила вино. – Вы действительно считаете, что я красивая?

– Несомненно! – сделал я честные глаза. – Правда, вы мне сначала показались слегка стервозной.

– Не в бровь, а в глаз! – рассмеялась девушка. – Именно за это меня мужчины не любят. А еще за то, что я умнее многих из них.

Блажен, кто верует. Хотя вполне может быть – не зря же ее в штат экспедиции взяли, да еще какой‑то профессор Накамура лично. Собственно, на профессора плевать с высокой колокольни, а вот с Галиной вполне можно было бы завести более тесное знакомство. Очень приятная девушка, а с характером потом разберемся.

– А давайте на «ты»? – предложила вдруг Галя, опередив меня буквально на мгновение.

– Это нужно понимать как предложение мира? – выгнул я бровь.

– Полного и безоговорочного! – подтвердила девушка. – Осознала вину и раскаялась. На брудершафт пить будем?

– Оставь эти пошлости. – Я отсалютовал собеседнице фужером. – За тебя!

– Спасибо. Может, все‑таки расскажешь, как каюту выбил?

– Это все Петрович, – перевел я стрелки на напарника. – Он у меня очень важная персона.

– Издеваешься? – надула губки Галя.

– Серьезно. Петрович – охотничий кот. А я Егерь‑фелинолог.

– А я биолог‑исследователь, – хмыкнула девушка. – Зоолог, изучаю эукариотические организмы. В частности, физиологию и анатомию животных.

– Уела! – поднял я руки в жесте «сдаюсь». – Ладно, буду объяснять по пунктам.

Галя приняла уже знакомую мне позу прилежной ученицы и обратилась в слух.

– Охотничий егерский кот – это специально выведенная генно‑модифицированная порода, – начал я издалека.

– Генная инженерия запрещена, – немедленно сделала строгое лицо девушка.

– Это сейчас, – отмахнулся я. – А сто пятьдесят лет назад она была обычным явлением вплоть до моратория триста восьмидесятого года. Ну это когда андроиды взбунтовались на Каллисто. Короче, не важно. Петрович – особенное животное. Для фелинолога его охотничий кот больше чем просто питомец и даже больше чем друг. Кот – вторая половина. Понимаешь, у нас с ним ментальная связь, мы можем напрямую обмениваться мыслеобразами. А если еще коннектор подключить, который образы конвертирует в осмысленные фразы, вообще общаться можем без проблем. Уровень интеллекта у него соответствует пятилетнему ребенку, разве что абстрактное мышление очень слабо развито.

– Ты разговариваешь с котом? – По лицу девушки было видно, что она не очень‑то и поверила в мои россказни.

– Не разговариваю, – поморщился я. – Он слов не понимает, животное все же. Я посылаю ему мысленные образы, для него понятные. А он посылает образы мне. Когда общаемся напрямую, приходится картинки расшифровывать. Когда подключен коннектор, он автоматически преобразует образы Петровича в понятные мне слова, а мои слова – в образы для кота. Понятно, что это возможно лишь для определенного набора таких картинок, короче, как словарь. Если возникает какое‑то новое понятие, коннектор его не преобразует, а передает именно образ, который я расшифровываю самостоятельно. Потом он автоматически заносится в базу данных. Так и живем. Мы с Петровичем целый год просидели на егерском полигоне, пока словарь составляли и притирались друг к другу.

– Как интересно! – восхитилась Галина. – А почему я об этом никогда не слышала?

– А тебе и не положено, – пожал я плечами. – Фелинологов очень мало, всего пара сотен на весь корпус Егерей. Мало у кого из людей имеются врожденные предпосылки, а искусственно их развить и вовсе не реально, если способностей нет.

– Но почему именно коты?

– Потому что, – хмыкнул я и повторно наполнил бокалы. – Давай, за удачу!

Девушка тост поддержала, но скорее из любопытства, – видимо, поняла, что я должен обдумать речь. Между прочим, информация не для свободного распространения, как бы не выйти за рамки.

– Из всех домашних животных у кошек наиболее сильные способности к телепатии, – продолжил я. – Этот факт сыграл решающую роль в выборе. Оставалось лишь усилить их и приспособить этот довольно слабый вид к неблагоприятным условиям. Генетикам это удалось. Заодно они развили интеллект кошек и усилили их в физическом плане. Видела Петровича?

– Нет, мне хватило одного его присутствия, – потупилась девушка. – А потом глаза заслезились.

– Так вот, сибирская порода и так одна из самых крупных, но их еще увеличили. Охотничий кот лишь немногим мельче средней собаки, однако гораздо более вынослив. Может в сутки пройти до пятидесяти километров без последствий для здоровья. Плюс шерсть у него очень плотная и упругая – держит удар когтями и сопротивляется зубам. Короткошерстные породы не подходят, селекция проводилась у сибиряков, персов и шотландских хайлендеров. К тому же такой кот может менять окрас – совершенно неосознанно, он просто сливается с окружающей средой, когда охотится. В обычное время окрас у него постоянный, мой Петрович, например, рыжий.

– Но ведь у собак нюх лучше, логично было бы их для охоты использовать? – удивилась Галя.

– Нет, это заблуждение. Кошки – идеальные хищники. У них хорошее зрение, особенно ночное, острый слух и достаточно чувствительный нюх. Плюс они очень чистоплотные – предпочитают растворяться в окружающих запахах, поэтому свой тщательно уничтожают. Заметила, что кошки постоянно вылизываются? А для Внеземелья это очень хорошо: на любой чужой планете новый запах выделяется очень сильно. Собака только моментально выдала бы себя.

– Век живи – век учись! – хмыкнула девушка. – Можно я с Петровичем как‑нибудь пообщаюсь?

– У тебя же аллергия.

– Переживу, на крайний случай фильтры в нос вставлю.

– Почему нет? – не стал возражать я. – Приходи в гости. Хотя это вряд ли, тебя на техническую палубу не пустят. Лучше мы к тебе.

– Хорошо. А почему его нельзя в спецотсеке перевозить?

– Перевозить можно, только это отрицательно сказывается на его психике, – пояснил я. – Все‑таки Петрович уже не просто животное, он мыслящее существо, и оказаться запертым в компании бессловесных тварей для него нешуточный стресс. Можно, конечно, общаться и на расстоянии, но контакт будет слабый. Его это явно не устроит. А в момент прыжка ему лучше всего находиться в непосредственной близости от меня, иначе может «настройка» сбиться, и придется нам еще год на полигоне торчать. Это в лучшем случае. В худшем – связь разорвется навсегда, и кот элементарно сойдет с ума.

– Но почему?

– Потому что он связан только со мной. Партнера поменять не получится. Пары подбираются очень тщательно, с учетом множества параметров, потом долго притираются друг к другу и работают вместе пожизненно. Именно поэтому Петрович – кот. С кошкой я бы не смог наладить полноценный контакт, ментальность разная. Даже если бы и наладил, то скоро бы шизофреником стал: каково, по‑твоему, мужику делить собственный мозг с особью женского пола, обладающей интеллектом и непосредственностью ребенка, но с вполне взрослыми желаниями? Тут иногда на Петровича такое находит, что с трудом верится. Он пошляк еще тот, и весьма активный в этом отношении.

– Но ведь кошки недолго живут… У егеря стресс жуткий случается после потери партнера?

– Очень редко, если только кот внезапно гибнет, – покачал я головой. – Это самый неблагоприятный исход. Егерю тогда приходится долго в клинике торчать, пока доктора мозги в порядок не приведут. А вообще охотничьи коты живут около сорока лет, из них порядка тридцати – период активности. Мы с Петровичем уже три года работаем и на пенсию выйдем вместе – я лет в пятьдесят, он соответственно в тридцать с гаком. Опять же без реабилитации никак не обойтись. Но такова наша судьба, и оно того стоит.

– Как все сложно, – вздохнула Галя. – Хотя жутко интересно. А почему у твоего кота имя такое странное?

– Ничего не странное, – вступился я за питомца. – Это сокращение. Он все‑таки породистый и по документам числится как Василий Иоганн Петровский Распадок, причем Петровский Распадок – это питомник, откуда он родом. Однако выговаривать это – язык сломаешь. Василий – слишком банально, Иоганн вообще ни в какие ворота не лезет. Вот и прижился Петрович. Ему нравится, и мне удобно. Кстати, странно, почему у тебя на него аллергия – сибиряки ее как раз не вызывают. Может, это у тебя просто условная реакция на любую кошку?

– Ага, у меня психогенная аллергия – чисто психологической природы, – подтвердила девушка. – Поэтому и вылечить не могут, куда уже только не обращалась.

Вот теперь все понятно. Тут способ избавления ровно один – побольше общаться с кошками, и постепенно от аллергии не останется и следа. Был у нас в учебке один паренек с такой же проблемой. За полтора месяца вылечился, пока на волну кота настраивался. Потом стали не разлей вода.

– Может, еще куда‑нибудь заглянем? – предложил я, убедившись, что бутылка опустела. – В кино, например?

– Не тянет что‑то, – мотнула головой Галя. – Хотя идея хорошая – пойдем, может, и найдем что подходящее.

Система Росс‑614, планета Болл,

космопорт «Диптаун»,

30 июля 2537 года, день

– Господин Денисов? – Вертлявый коротышка средних лет перехватил нас на входе в пассажирский терминал, я даже толком не успел оглядеться.

– Допустим, – кивнул я, без особого энтузиазма пожимая пухлую ладошку. – С кем имею честь?

– Егоров Викентий Федорович, младший научный сотрудник биолаборатории профессора Накамуры, – отрекомендовался мужчина. – Шеф просил вас встретить. А вы, я так понимаю, госпожа Рыжик, наш новый специалист‑зоолог? Весьма польщен.

Викентий Федорович галантно приложился губами к Галиному запястью, для чего повернулся к ней всем телом – шеи у него почти не было, зато имелось задорно торчащее пузо и обширная плешь. Любопытный типаж – этакий живчик плотной комплекции, рубаха‑парень и душа компании. Причем с первых мгновений стало ясно, что он такой и есть на самом деле – ни капли притворства, открытый и приветливый. До назойливости. Ладно, переживем. Уж лучше надоедливый записной весельчак, чем скрытная сволочь в маске шута. Самое главное, такие люди обычно не злопамятны, легко идут на контакт и в общении ненапряжные. Можно и послать при случае, воспримет это как должное и через минуту забудет.

– А почему именно вы нас встречаете? – поинтересовался я на ходу, когда мы пересекли терминал и направились к ярко‑желтому глайдеру. – Ладно Галя, коллега, можно сказать. А я вам зачем? До кучи?

– А вы еще не знаете? – изумился Викентий Федорович. – Вообще‑то мы все коллеги. Вы зачислены в штат биолаборатории. Будете обеспечивать безопасность полевых выходов и добывать образцы.

За‑ши‑бись, как говорится.

– Значит, мы будем работать вместе? – дошло наконец до Гали. – Как хорошо! Видеться будем часто.

Блин, мне бы твои заботы! Вот чего угодно ожидал, только не того, что придется работать нянькой при биологах. Обеспечивать безопасность полевых выходов! Ха, ха и еще раз ха! Это работа для ребят из батальона, а не для уникального, не побоюсь этого слова, специалиста. Похоже, фелинолога привлекли по прихоти неведомого профессора Накамуры. Тому, видимо, показалось, что будет очень круто иметь в составе лаборатории представителя столь редкой профессии. И по фигу, что молодые ученые страдают избытком энтузиазма, а потому склонны влипать во всяческие неприятности. И уследить за ними просто нереально: такие вот Гали Рыжики без всякого злого умысла умудряются влезать в такую задницу, что диву даешься. И потом искренне недоумевают: а что такого? Живы же все, чего орать‑то?! Блин!

– Пристегивайтесь, ребята, – напомнил Егоров, устроившись на водительском месте. – Полетим с ветерком. Вы немного припоздали, челнок из‑за вас пришлось задержать. Так что сейчас летим на военный космодром, а оттуда сразу на «мамку». Старт через шесть часов.

– Я думал, у нас еще пара суток в запасе, – хмыкнул я недоуменно.

– Все переиграли в последний момент, – махнул рукой Егоров. – У двигателистов какие‑то заморочки начались, они настояли на ходовых испытаниях. Вот и решили раньше стартовать, чтобы в случае чего из графика не выбиться. База недавно с консервации, сами знаете, сто с лишним лет провисела на орбите, вот и сыплется все подряд.

Что ж, этого следовало ожидать. Когда нанимаешься на работу в последний момент, морально готовишься к гонке со временем. Так что я без возражений устроился на заднем сиденье, галантно уступив переднее Гале. Пристроил рядом клетку с Петровичем и послал ему образ разгромленной квартиры – типичную картинку бардака, который остается после кошачьих игр. Напарник меня прекрасно понял и сочувственно мяукнул.

Викентий Федорович оказался лихачом почище приснопамятного таксиста: глайдер взял с места в карьер и в считаные мгновения набрал высоту в пару тысяч метров. На этом горизонте воздушное движение было слабым, и Егоров от души выжал гашетку, разогнав аппарат до максимально возможной скорости. Что характерно, воздушная полиция на его выкрутасы внимания не обратила: или полисмены уже привыкли к подобному, или, скорее всего, нам выделили безопасный коридор.

В общем, до обещанного космодрома добрались меньше чем за час. Неплохой результат, если учесть, что данный объект располагался в другом полушарии, на втором из материков этой не самой приветливой планеты. Климат местный нам с Петровичем прекрасно знаком, почитай во всех широтах Болла побывали во времена оны, потому обширной каменистой пустыне мы ничуть не удивились. Флотские расположили взлетно‑посадочный комплекс в самом центре безжизненной равнины, дабы никому не мешать, а потому и сами не стеснялись: то и дело на горизонте с ревом взлетали челноки, расчерчивавшие темное небо яркими хвостами выхлопов. В Южном полушарии в этих широтах уже вечерело, так что зрелище было феерическое. Егоров по широкой дуге облетел стартовый комплекс и посадил глайдер около корпуса пассажирского терминала. От гражданских оное сооружение отличалось лишь предельным аскетизмом отделки да сугубо утилитарной направленностью.

На входе нас остановил было шкафоподобный марин, но Викентий Федорович проигнорировал требование пройти обычные процедуры типа сканирования и дезинфекции, сунув тому под нос пропуск. Шкаф моментально сдулся и пропустил нас на территорию, даже в клетку не заглянул. Далее наш путь пролегал к стандартной капсуле монорельса, которая за считаные секунды добралась до челнока. На борту нас встретил молоденький мичман, проводил в пассажирский отсек, где мы с минимальными удобствами разместились в противоперегрузочных коконах, и отбыл по своим делам, предупредив, что взлет через пятнадцать минут. Я закинул клетку в багажное отделение и разместил Петровича на коленях: он хоть и выносливый, но в перегрузке даже для него приятного мало. Ободряюще улыбнулся слегка побледневшей Гале, обхватил покрепче напарника и закрыл глаза. В нашем деле главное расслабиться и получать удовольствие.

Вскоре челнок едва заметно дернулся – сработал антигравитационный привод. Я неоднократно наблюдал взлет со стороны, поэтому прекрасно ориентировался в происходящем. Сейчас, например, невидимая рука приподняла тушу корабля на десяток метров над землей, и он медленно и величаво двинулся к стартовой зоне. Так что пока можно расслабиться. А вот повторный толчок возвещает о готовности к рывку: челнок замер над кратером взлетной площадки и прогревает дюзы. Я прижал кота к животу и начал обратный отсчет. Как всегда, немного не угадал: челнок окутался пламенем выхлопа и рванул ввысь на счет «четыре». Ослабленная коконом перегрузка вжала меня в кресло. Петрович недовольно взвыл, выдав образ забившегося в угол испуганного котенка, и я поспешил успокоить напарника картиной стартующего корабля. Кот сразу же угомонился: ему уже неоднократно приходилось участвовать в подобных приключениях. Просто военный транспорт не чета гражданскому, на удобство пассажиров флотским извергам плевать с высокой колокольни, вот и струхнул с непривычки.

Выход на орбиту, маневрирование в ближнем космосе и последующая стыковка с исследовательским комплексом заняли около двух часов, так что я со спокойной совестью задремал. Петрович последовал моему примеру. Проснулись мы лишь после того, как жизнерадостный Викентий Федорович потрепал меня за плечо. Галя сидела в противоперегрузочном коконе и вид имела напуганный – еще бы, второй старт, если считать убытие с Земли, и такое испытание для нервов. Я опять улыбнулся девушке и послал Петровичу незамысловатый образ. Тот мяукнул одобрительно, рыжим мячиком скакнул на колени Галины и принялся с умильным видом вылизывать ей руку. Девушка было сморщилась, но пересилила себя и не чихнула. Почесала благодарно рыжего разбойника за ухом и решительно поднялась с кресла, уронив кота на палубу. Тот ничуть не обиделся и принялся тереться о Галину ногу.

– Добро пожаловать на базу «Да Винчи»! – торжественно провозгласил Викентий Федорович и не удержался от несколько театрального жеста.

Система Росс‑614,

исследовательская база «Да Винчи»,

30 июля 2537 года, вечер

Оставшееся до старта время прошло в суете и заботах. Первым делом мы всей компанией добрались до жилой палубы номер семь: именно здесь по штатному расписанию разместили персонал лаборатории профессора Накамуры. Я надеялся, что квартироваться буду в более привычной обстановке, вместе с остальными Егерями или хотя бы с ребятами из батальона, но у руководства на этот счет было другое мнение. Викентий Федорович проводил нас с Галей до самого блока, в котором, вопреки традициям, оказалось всего четыре каюты – вот она, довоенная роскошь! Хотя мне это даже нравится, ближайшие две недели поживем как люди. Тем более что оставшиеся две каюты пустовали: материнский корабль комплекса мог нести до пяти тысяч пассажиров, в то время как состав экспедиции едва превышал две с половиной. Мне это по секрету сообщил Егоров, когда я удивился такому расточительству. В общем, кают‑компания и небольшой спортзал с мини‑бассейном оказались в полном нашем распоряжении, равно как и встроенная в душевую сауна.

Галя сразу же скрылась в своей каюте, а я не поленился обойти владения. Верный Петрович внимательно обнюхал все углы, фыркнул на бассейн с прохладной водой и по‑хозяйски устроился в кресле посреди кают‑компании.

– Дрыхнуть будешь? В добрый путь. – Я почесал напарника за ухом и отправился обживать собственную каюту.

Собственно, каютой назвать этот роскошный номер из двух комнат с санузлом и мини‑кухней язык не поворачивался. Даже на самых комфортабельных пассажирских лайнерах подобные апартаменты не предусматривались. Сказались десятки лет строгой экономии: инженеры‑проектировщики тоже люди, жили они в таких же условиях, что и подавляющее большинство граждан Федерации, вот и выходили у них курятники с клетушками. Правда, последние лет десять эту тенденцию ведущие кораблестроители начали преодолевать, но полностью избавиться от наследия тяжелых лет удастся еще не скоро. Плюхнувшись на диван, я щелкнул «лентяйкой» и убедился, что столетнего возраста информсистема, встроенная прямо в стену, сохранилась прекрасно: незамедлительно зажегся экран двухметровой диагонали, на котором высветилась заставка внутренней сети корабля. Умели предки электронику делать, завидно даже. Пульт был слегка архаичного дизайна, сейчас таких уже не найдешь, да и четкость изображения оставляла желать лучшего, а в остальном очень даже ничего. Печально было бы, если бы вся эта роскошь не сохранилась, вряд ли щедрость флотского начальства позволила бы заменить вспомогательное оборудование в жилых боксах. Мебель новая, сразу видно – ее явно недостаточно на такую площадь. Диван, кресло, письменный стол. В спальне кровать с противоперегрузочным модулем и шкаф‑купе. Необходимый минимум, как говорится. К немалому своему удивлению, в шкафу я обнаружил три комплекта егерской формы и привычные ботинки. Одна из полок была забита упаковками с бельем, здесь же нашлись мыльно‑рыльные принадлежности. Неведомые интенданты не забыли даже про спортивный костюм и легкие кроссовки. Разместив в шкафу собственный багаж, наткнулся на очень нужную вещь – специальный ранец для переноски кота. Хмыкнул удивленно, сделав зарубку на память – познакомиться со снабженцем. Видать, предусмотрительный мужик, может полезным оказаться.

Поразмыслив, в общий душ я решил пока не ходить – ограничился кабинкой в санузле. Освежившись, влез в новенький мундир цвета хаки, примерил ботинки – в самый раз, разнашивать не придется, нахлобучил пилотку и выбрался в кают‑компанию. Здесь я совершенно неожиданно наткнулся на Галю – та воевала со старинным баром, безуспешно пытаясь добыть из специального отделения кубики льда. Девушка была настолько поглощена этим занятием, что вовсе не обратила на мое появление внимания. Именно этим можно было объяснить столь странную реакцию – любая другая давно бы уже попыталась скрыться или хотя бы прикрыться чем‑нибудь. Видимо, Галину жажда начала мучить в процессе приема ванны, и она отправилась за питьем, накинув сверхкороткий халатик, практически ничего не скрывавший. А зрелище завораживающее, должен признать. Особенно с учетом позы. Подавив острое желание завалить девушку на пол и овладеть ею в характерной позиции, я показал Петровичу кулак и деликатно кашлянул. Галя выронила изящный ледоруб, взвизгнула и попыталась одновременно одернуть халатик в попытке хоть немного прикрыться и сделать непроницаемое лицо. Удалось ей это, прямо скажем, не очень. Я вежливо отвел взгляд, и девушка скрылась за дверью каюты, мелькнув напоследок почти всеми прелестями – полы халатика «одно название» взметнулись от стремительного движения.