Текст книги "Лестница. Плывун: Петербургские повести."

Автор книги: Александр Житинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

После таких слов Наденька облачилась в белый халатик, поцеловала Толика в лоб и наказала ему слушаться дядю. Потом она поманила Пирошникова в коридор и там, наедине, прошептала ему, чтобы он, если представится возможность, поговорил с Ларисой Павловной касательно комнаты и попросил разрешения в ней ночевать.

– Так будет лучше, – сказала Наденька.

– Кто-то ночью приходил, – рассказал Пирошников. – Какой-то тип с девушкой. Говорил, что комната не наша. И статуя появилась новая.

– Это Кирилл хулиганит, бывший жилец, – поморщилась Наденька. – У него ключ остался от квартиры, вот он и дает своим приятелям, а когда сам ночью является. Знает, что комната еще не занята.

– А Лариса Павловна про лестницу знает?

– Знает, все она знает, – снова поморщившись, сказала Наденька, а Пирошников вспомнил ночное пришествие Георгия Романовича и раздумывал, сказать Наденьке или нет.

– Ну ладно… Я постараюсь пораньше прийти.

– Слушай, – сказал Пирошников, еще более понижая голос. – Что же мне делать?

Наденька вздохнула и с жалостью посмотрела на него. Сейчас она казалась Пирошникову значительно старше его самого, хотя на самом деле было наоборот. Наденьке было года двадцать два, не больше. Она пожала ему пальцы и проговорила:

– Постарайся просто быть самим собой. Ну не знаю я, понимаешь, не знаю… Думаешь, мне так просто?

– Наденька, – сказал молодой человек, в первый раз, кажется, называя ее по имени, причем испытывая при этом неожиданное облегчение. – У меня дома есть деньги, немного, правда. Может, ты съездишь, возьмешь?

– Съезжу, – просто сказала Наденька. – Только не сегодня. Потом, потом… Потом! – Она грустно улыбнулась. – Что будет потом? Никто и не знает.

И она после этих слов ушла, а Пирошников, так печально начавший новую жизнь, вернулся в комнату к Толику. Впрочем, несмотря на утреннее поражение, на душе у него после разговора с Наденькой сделалось светло, а недавние мысли относительно новой жизни вдруг показались не более чем глупым ребячеством.

ТОЛИК

Толик сидел на диване с ногами, покрытыми одеяльцем, на котором рассыпаны были открытки и фотографии, снятые, по всей видимости, им со стены. Он не взглянул на Пирошникова, углубленный в свою игру, а наш герой, обойдя стол, уселся чуть сзади и принялся за ним наблюдать. Толик насупился слегка, но продолжал свое дело. А дело состояло вот в чем. Держа в руке бумажного голубя, изображавшего самолет, мальчик с едва слышным утробным завыванием производил им несколько плавных движений в воздухе, а затем тыкал его в какую-нибудь из открыток, разложенных перед ним. туг же раздавался тихий взрыв, после чего мальчик быстро рвал открытку на части и разбрасывал кусочки, а самолет поднимался вверх, отыскивая новую добычу. Пирошникову такая игра показалась жестокой, но вмешался он лишь после того, как Толик уничтожил открытку с репродукцией Ван Гога, которая изображала рыбацкие лодки на берегу моря.

– Послушай! – сказал Пирошников недовольно. – Тебе картинки что, не жалко? Тетя Надя будет ругаться.

– Это война, сурово сказал Толик, закончив измельчение рыбачьих лодок.

И он с более уже резким звуком ткнул свой бомбардировщик в фотографию весьма миловидной девочки с бантиками и, произнеся «Кхх!» – смял эту фотографию, а затем и разорвал так, что линия обрыва прошла малютке по переносью, основательно обезобразив личико.

Наш герой вскочил с места и отобрал у Толика картинки, на что ребенок только нагнул бычком голову, метнув в Пирошникова яростный взгляд.

– Когда я вырасту, я буду солдатом, – неожиданно и твердо произнес он. – И всех убью.

– Посмотрим еще! – разозлившись, ответил Пирошников, которому мальчик не слишком нравился, что, впрочем, совершенно понятно. Наш герой мало имел столкновений с детьми, хотя полагал в душе, что относится к ним с любовью, причем последняя подразумевала в детях необыкновенно смешные и милые существа, от которых сплошной восторг и удовольствие.

– Убью! Убью! – повторил мальчик, совсем уж набычившись и без тени шутки.

– Ладно, – примирительно сказал Пирошников и вдруг ощутил проснувшееся в душе благородство и – как бы это сказать? – что-то вроде отцовского чувства, что ли? – Вот посмотри… – и он извлек из пачки открыток другую репродукцию Ван Гога, а именно известный автопортрет с отрезанным ухом. – Этот… Этот дядя – художник. Он рисовал картины, а ты их рвешь. Посмотри, каким он был. Ему очень плохо жилось, он был совсем один, и он отрезал себе ухо.

Толик недоверчиво посмотрел на репродукцию и пощупал свое ухо.

– А где оно? – спросил он.

– Он его отрезал, – скорбно произнес Пирошников. – Его нет.

– И выбросил?

– Откуда я знаю? Дело совсем не в этом.

– Он плакал? – спросил Толик.

– Не думаю, – ответил молодой человек. – Но ему было больно. Главным образом морально. Ты понимаешь, что такое морально?

– Понимаю, неожиданно кивнул Толик.

– Вот… У него был брат, с которым они дружили. У тебя есть брат?

Толик отрицательно покачал головой, и наш герой заметил, что сосредоточенное и неприязненное выражение исчезло с лица мальчика, который, судя по всему, заинтересовался разговором.

– У меня тоже нет брата, – посетовал Пирошников. – С братом было бы лучше, правда?

– Нет, – ответил Толик, – он бы дрался…

Так они и разговаривали, молодые люди, о голландском живописце, а заодно о некоторых других вещах, в частности о родственниках, которыми оба собеседника довольны не были. Пирошников заметил, что Толик назвал Наденьку просто по имени, когда речь зашла о ней. О матери Толика наш герой не спрашивал, потому как опасался навеять на мальчика дурное настроение.

– Давай ты будешь моим братом, а я твоим, – предложил Пирошников беспечно. Он почувствовал даже душевную легкость, произнося эти слова, какую давно не испытывал, ибо не помнил уже, когда он предлагал кому-нибудь дружбу Но мальчик неожиданно замкнулся и только замотал головой.

– Я папу и маму жду, – наконец объяснил он. – Они приедут из Северного полюса, а потом народят мне братьев и сестер. Много-много…

– Постой, – не понял Пирошников, – мама же у тебя здесь. Тебя тетя Надя откуда вчера привела?

– От бабушки.

– А мама твоя где?

– Моя мама на Северном полюсе, – печально проговорил мальчик и даже рукой махнул куда-то в сторону.

Пирошников ничего не понял из объяснений мальчика. Выходило, что Наденька вчера вечером придумала всю эту историю с женщиной, ее новым мужем и прочим, но для чего? Наш герой как-то сразу поверил именно мальчику, потому что не видел причины, зачем Толику врать. Но Наденьке, Наденьке-то зачем? Он осторожно принялся расспрашивать Толика о его жизни, и тут выяснились некоторые подробности. Во-первых, родителей своих Толик не помнил, знал лишь, что они обитают постоянно на Северном полюсе, о каком имел представление очень смутное.

– Полярники они, что ли? – спросил совсем сбитый с толку Пирошников.

– Они там живут в ледяном дворце, – спокойно отвечал мальчик. – У них был самолет, но он сломался. Они его починят и прилетят.

Тут Пирошников удостоверился, что все это не более чем пересказ бабушкиной версии об отсутствующих родителях. Но Толик продолжал говорить, увлекшись, и рассказал много. Вкратце его рассказ выглядел следующим образом.

Отец Толика в пушистой шапке и такой же шубе охотился на белых медведей. Он был очень сильный и мог побороть много белых медведей сразу. Местные жители, которые там, на Северном полюсе обитали, прозвали его за это Снежным человеком, а маму называли Снежинка. Она сидела в ледяном дворце и смотрела в бинокль по сторонам и тоже была очень сильная и красивая. Вдобавок они присылали Толику письма с разноцветными марками, а еще присылали подарки на день рождения и к Новому году. Но, к сожалению, приятели Толика в это верили мало и если бы не письма с марками, то вообще бы не верили. О последнем Пирошников догадался по слегка обиженному и настойчивому тону мальчика, излагавшего такую вот легенду.

Поверите, у нашего героя сердце сжалось, когда он слушал волшебную сказку Толика. Он, конечно же, сразу догадался, что нет у Толика никаких родителей, что они умерли или с ними еще что произошло. Как же больно будет мальчику узнать правду! Как трудно будет расстаться со сказкой! Чем он ее заменит? – такие примерно мысли взволновали Пирошникова, да еще томил вопрос о Наденькиной версии. Молодой человек даже забыл о собственных своих злоключениях и смотрел на мальчика с печалью, а тот приводил все новые факты из жизни родителей и новые доказательства, но слишком уж ожесточенно, по чему Пирошников определил, что и сам Толик в душе почти уж разуверился и устал ждать, но держится за сказку, как за соломинку.

Молодой человек машинально перебирал в руках открытки, причем среди них ему попалась и репродукция Рафаэля, на обратной стороне которой с решительностью было начертано: «Прощайте и простите за причиненное беспокойство». Это были его собственные слова, написанные вчера перед головоломным спуском из окна. Пирошников усмехнулся, припомнив вчерашние приключения, и не без удовольствия ощутил, что будто бы за прошедшие сутки что-то узнал он новое, хотя что именно, сказать бы сразу затруднился.

Он не стал далее расспрашивать мальчика, а предложил тому поиграть в какую-нибудь игру, и последующие полчаса, а может быть, и час они провели весьма увлекательно. Затеяли так называемую игру в «Чапаева», которая состоит в сбивании с доски своими шашками шашек противника, – игру, которой Пирошников увлекался еще в детстве и которая оказалась знакомой и Толику. Партнеры вошли в азарт и с возгласами щелкали по шашкам. Пирошников, конечно, слегка поддавался, ибо мальчик не овладел еще искусством точного удара, но тем не менее и он получал от игры удовольствие.

Спохватившись, наш герой прочитал Наденькину записку, из которой уяснил, что пропущено время, когда Толику надо было принять лекарства. Пирошников захлопотал, сбегал на кухню за водой, а потом проявил выдержку и красноречие, уговаривая мальчика проглотить таблетки. Покончив с этим делом, он с воодушевлением принялся разогревать обед, действуя точно по инструкции, для чего перенес на газовую плиту кастрюли, в одной из которых оказался бульон, а в другой каша, и, стоя у плиты, начал сосредоточено и даже несколько важно помешивать ложкой вышеназванную кашу, дабы она не пригорела. Неизвестно для чего он нацепил Наденькин фартук и теперь выглядел как образцовый и заботливый родитель. Появившаяся на месте действия Лариса Павловна тонко и понимающе улыбнулась, из чего следовало, что она как бы и одобряет его действия. Наш молодой человек твердо решил играть роль до конца, сохраняя полное достоинство. Тут же вспомнил он о совете Наденьки и, пользуясь случаем, заговорил с соседкой:

– Лариса Павловна, – произнес герой, стараясь придать голосу обаяние, но без подобострастия, – я хотел извиниться за вторжение на вашу территорию, так сказать. Дело в том…

– Ах, пустяки! – вскинув брови, прервала его Лариса Павловна, смотря на Пирошникова каким-то заинтересованным взглядом. – Это комната не моя, так что можете пока пользоваться.

– Спасибо, – наклонил голову Пирошников и летучими шагами официанта поспешил в комнату, неся подогретые блюда.

Он обнаружил Толика стоящим босиком на полу у своего чемоданчика, который был раскрыт. Мальчик, наклонившись, рылся в нем, перебирая рубашки, штанишки и прочую одежду, пока наконец не извлек с самого низу какую-то фотографию.

– Марш на диван! – крикнул Пирошников. – Придумал тоже, босиком!

Толик юркнул под одеяло, прижимая фотографию к животу, а затем, торжествующе глядя на Пирошникова, спросил:

– Хочешь, покажу их? Хочешь?

– Кого? – не понял Пирошников.

– Папу и маму.

– Ну покажи, – разрешил наш герой, а Толик вытянул из-под одеяла руку с фотографией и протянул ему На фотографии были изображены известные артисты Баталов и Семина в кадре из какого-то кинофильма. Они сидели на скамейке летом и смотрели друг на друга влюбленными и светлыми взглядами.

– Меня здесь нету, – объяснил Толик. – Я был еще сломанный.

– Как это – сломанный?

– Меня еще не было живого, я был сломан. А они меня починили и уехали.

– Да… – протянул Пирошников, не зная, что и сказать.

Толик отобрал артистов и засунул их под подушку. Некоторое время он сидел, как бы что-то вспоминая, сосредоточенный, а потом вздохнул и повторил, что папа и мама скоро должны непременно приехать.

Наш герой тоже вздохнул и постарался отвлечь мальчика обедом. Он расстелил на одеяле полотенце, положил сверху медицинский справочник, который достал с полки, а на него как на стол поставил тарелку бульона. Пришлось еще пару раз сбегать на кухню за ложкой, а потом за солью. Там по-прежнему что-то готовила на своем столике Лариса Павловна, да прибавилась еще неизвестно откуда бабка Нюра, которая ей помогала.

Обе они провожали Пирошникова взглядами: Лариса Павловна несколько снисходительным, а старушка сочувствующим, однако молодой человек, поглощенный новыми обязанностями, не слишком их замечал.

Едва он приступил к кормлению Толика, как за его спиною неслышно возникла бабка Нюра с умильным обращением:

– Дайте уж мне, батюшка, с ребеночком заняться. Мне сподручней, я это понимаю. А вас Лариса Павловна изволит просить на кухню. Уж не откажите…

Ох, неспроста это, как мне кажется. Что-то такое замыслила эта самая Лариса Павловна, не иначе. Впрочем, возможно, что данный вызов молодого человека имел причиною женское любопытство касательно его намерений на будущее или взаимоотношений с Наденькой; возможно, что Лариса Павловна вознамерилась и заявление какое-то сделать, уточняющее права и обязанности новоявленного жильца, все может быть.

Пирошников, естественно, насторожился, но у него имелись кое-какие планы относительно Ларисы Павловны, а именно, он хотел через нее выведать судьбу Георгия Романовича, который, как выяснилось ночью, был с соседкою в весьма близких отношениях. Эта тайна, которой владел наш герой, должна была дать ему некоторое преимущество в предстоящем разговоре, что он мгновенно оценил. Поэтому молодой человек поблагодарил бабку за предложение услуг, показав всем своим видом смущенье, и уговорил набычившегося было Толика на подобную замену.

Он осмотрел себя беглым взглядом, поправил волосы и снял фартук. Рукава рубашки он закатал, обнажив до локтя молодые руки тонкого аристократического строения, и, придав своему лицу выражение, которое посчитал приличествующим случаю, то есть учтиво-выжидающее, покинул комнату, причем не забыл захватить и сигареты, поскольку они совершенно необходимы при беседах с женщинами.

Комната Ларисы Павловны

Нет, нет! Наш герой не сразу попал в комнату Ларисы Павловны, сначала он прошествовал в кухню, где началась их беседа. Однако пока она еще не началась, она еще только начнется, а сейчас молодой человек минует коридор и лицо его внимательно, что, впрочем, заметно лишь нам.

Надо признаться, читатель, что герои мои не дают мне передышки. Они прямо-таки спешат как на пожар, бегая из комнаты в комнату и по лестнице, разговаривая и производя массу всяческих действий. Они не дают мне сосредоточиться и порассуждать в спокойствии относительно их судьбы… ну, не судьбы – это слишком обязывающе, – так характера и мыслей. Вот, например, о чем думал Пирошников, отправляясь на рандеву с соседкой? Я сказал, что он якобы подумал, как бы выведать у Ларисы Павловны тайну, которую не пожелал открыть ему Наденькин бывший муж Георгий Романович. Но это лишь самый внешний и доступный круг мыслей Пирошникова, непосредственно связанный с выработкой плана разговора, если вам угодно. На самом же деле (здесь я позволю себе говорить вообще) любое предполагаемое событие, как правило, рождает в нас уйму предчувствий, которые чаще всего не сбываются – и хорошо, что не сбываются! – но которые мы проигрываем мысленно, как шахматист в уме проигрывает вариант.

Если вернуться к нашему герою, то среди всех возможных вариантов были даже такие, нелепость которых представлялась совершенно очевидной. Вдруг у Пирошникова мелькнула мысль: а что, если Лариса Павловна специализируется, так сказать, на соблазнении несчастных пленников лестницы, что, если она уже предвкушает новую жертву и тому подобное… Туг же вертелась, как воробей, маленькая мыслишка о том, что, вполне вероятно, он, молодой и интересный мужчина (упаси бог! Он, конечно же, не думал о себе в таких выражениях – ирония всецело авторская) так вот, молодой и интересный мужчина приглянулся, может быть, Ларисе Павловне и… Да, молодые и интересные мужчины часто верят в подобную ерунду, правда, верят только наполовину.

Наш герой, как мы уже знаем, был умен и потому верил лишь на четверть.

Вдруг ему представился совершенно уж фантастический вариант женитьбы на Ларисе Павловне, и он честно проиграл его, насколько мог далеко, пока не застыдился собственного воображения.

Он вошел в кухню, ощутив, как внутри него звонко натянулись какие-то пружинки, точно у канатоходца, делающего первый шаг над бездной. Лариса Павловна, облаченная уже в брюки и джемпер, обтягивающий ее без единой морщинки, высматривала что-то в своем холодильнике. Заметив Пирошникова, она выпрямилась и непроизвольным, но элегантным движением положила руку на дверцу прибора, чем сразу же напомнила молодому человеку рекламную фотографию из журнала.

– Мы ведь еще официально не знакомы, – сказала она, снимая руку с дверцы и протягивая ее Пирошникову. – Лариса…

– Владимир – представился наш герой с легким и изящным поклоном. Он мягко подал соседке руку, причем в голове его скакнула мысль о том, что, может быть, эту руку следует и поцеловать, чтоб уж все было честь по чести.

– Я догадываюсь об этой кошмарной истории, можете мне не рассказывать. Несчастный Георгий Романович в свое время ужасно страдал. Георгий Романович – муж Нади, вы этого, вероятно, не знаете? – произнесла соседка участливым голосом.

– Нет, почему же? Я говорил с ним.

– Вот как! – удивилась Лариса Павловна. – Не правда ли, очень интеллигентный человек? Почему-то таким людям часто не везет. Вот и вы тоже… Но ничего, все устроится.

Пирошников вздохнул и слегка развел руками, соглашаясь с мнением Ларисы Павловны по всем пунктам.

– Да… Скажите, а что это за гости появились у Нади? Я никого не знаю, так неожиданно, вдруг…

Молодой человек в двух словах объяснил появление дядюшки и Толика, причем, что касается последнего, изложил Наденькину версию. Здесь он заметил, что глаза Ларисы Павловны на мгновение сузились, точно у рыси перед прыжком (вероятно, это сравнение соответствует действительности), и она удовлетворенно кивнула.

– У меня есть и к вам разговор, – сказала Лариса Павловна. – Вы простите, но мне известно больше, чем вам. Я хочу вам помочь.

«Все хотят!» – злорадно подумал Пирошников.

– Может быть, желаете выпить? – спросила соседка и, не дожидаясь ответа, выудила двумя пальцами из холодильника наполовину опустошенную бутылку шотландского, как удалось разглядеть Пирошникову, виски. В мгновение ока появились и рюмки, и закуска – в небольшом количестве, но изысканная.

Пирошников уселся на беленькую табуреточку, взял в руки рюмку и, приподняв ее в знак благодарности и приветствия, осушил. Лариса Павловна пила по-женски, почти не разжимая губ. Держа вилку, как и положено, в левой руке, наш герой ткнул ее в бок сардины, отчего та развалилась на части, тогда он подцепил одну из частей и благополучно донес до рта, слава богу, не уронив. Лариса Павловна закусила незаметно и тут же налила еще. «Эге!» – подумал Пирошников, умещая в этом междометии целую гамму мыслей.

– Здесь не совсем удобно говорить, – начала соседка. – Может быть, мы пойдем в мою комнату?

Пирошников пожал плечами, показывая, что он нисколько не возражает. Его собеседница извлекла из столика поднос, в центре которого во весь рост была изображена обнаженная красавица, держащая, в свою очередь, тоже поднос с бутылкой и рюмками, – вещица явно зарубежного производства. Закуска и виски были установлены на этой красавице, закрыв почти всю ее, и Лариса Павловна двинулась с подносом из кухни, показав Пирошникову следовать за нею.

Сердце молодого человека забилось где-то в ушах от волнения, и он, послушный, как цыпленок, поплелся за Ларисой Павловной, нисколько не ожидая страшного подвоха с ее стороны. А может быть, и не с ее стороны, это неизвестно. Во всяком случае, наш герой ожидал чего угодно, почему и застучало его сердце, но только не того, что случилось далее.

А случилось вот что. Не пугайтесь, читатель, Пирошников останется жив и здоров! Просто проклятая квартира приготовила ему еще одно испытание, которого он не ждал. Итак, Лариса Павловна открыла дверь в свою комнату и вошла, и молодой человек вошел тоже, то есть, вернее, ступил ногою внутрь комнаты и тут же, не успев ничего сообразить, поскользнулся, упал и куда-то поехал, цепляясь руками и ногами за мебель. Он попытался лишь судорожно ухватиться за косяк двери, но она, в этот момент как раз медленно закрывающаяся, заставила его разжать пальцы, ибо угрожала отдавить их, и наш герой снова начал сползать вниз по гладкому, покрытому лаком паркету. Я говорю: вниз, потому как пол в комнате Ларисы Павловны был устроен не совсем правильным образом. Прямо с порога он имел сильный наклон и напоминал скорее детскую горку для катания, нежели нормальный горизонтальный пол. Вот по этой горке и покатился Владимир Пирошников, пока не схватился за ножку шкафа, что позволило ему остановить движение. Сгорая от неловкости, он скоренько уперся руками в пол и встал, но встал слишком поспешно, а посему опять потерял равновесие, ноги ушли из-под него, и наш герой с шумом опустился на паркет и поехал дальше. Он чуть не сбил с ног хозяйку комнаты, когда подъехал ей под коленки, отчего она встрепенулась и вскрикнула даже несколько раздраженно: «Ну что же с вами? Вставайте!» Пирошников поймал рукой край тахты и, соблюдая максимальнейшую осторожность, поднялся.

Взору его предстала картина фантастическая. В то время как он, сохраняя предписанную законом тяготения вертикаль, часто дыша стоял у тахты, накрытой клетчатым пледом, Лариса Павловна, убедившись, что ее гость поднялся, шествовала с подносом дальше вглубь комнаты, к журнальному столику. Самое удивительное было то, что соседка, казалось, перестала подчиняться силе тяжести и двигалась перпендикулярно к полу, на котором была расставлена мебель, тоже, кстати, сохранявшая вертикаль относительно паркета. Если бы не наш герой, находившийся ко всем предметам под довольно-таки значительным углом и едва державшийся, комната была бы как комната, обыкновенная. Только чуть отдышавшись, Пирошников заметил, что единственными его союзниками в части избрания вертикали являются люстра, висевшая под углом к потолку, да уровень шотландского виски, налитого в рюмки, которые Лариса Павловна в настоящий момент как ни в чем не бывало выставляла на журнальный столик. Рюмки встали, не шелохнувшись, но жидкость в них заняла абсолютно нелепое и противоестественное положение, сместившись к одному краю более, чем к другому.

– Идите же сюда, пригласила Лариса Павловна гостя, и он, оторвавшись от тахты и мелко перебирая ногами, двинулся к ней. Теперь-то, с растопыренными несколько руками и напряженным лицом, он явно походил на канатоходца, так что Лариса Павловна даже рассмеялась и подбодрила его:

– Смелее, не стесняйтесь!

Она пододвинула ему кресло, наш герой упал в него с облегчением и поспешно закурил, причем по всем расчетам кресло должно было опрокинуться, но не опрокинулось, и общение продолжилось.

– Как вам здесь нравится? – спросила хозяйка, обводя взором комнату.

Пирошников затравленно оглянулся по сторонам и наконец-то разглядел обстановку целиком. Стояли различной формы подсвечники с оплывшими свечами (на взгляд нашего героя, разумеется, стояли косо), на стенах много было всяческой иностранной дребедени, вроде головы индейского вождя, выполненной маслом на какой-то шкуре, моржового клыка с вырезанным на нем по-английски изречением и тому подобного. Пирошников перевел взгляд на окно и, к удивлению своему, заметил, несмотря на тонкую занавеску, что окно выходит на улицу почему-то на уровне полуподвала. Да, именно так! Наш герой увидел шагающие ноги прохожих, а пока он осмысливал эту новую загадку, Лариса Павловна вздохнула:

– Ах, это единственное неудобство! Мало света, и вообще, знаете… Вот почему я и хочу перебраться в мастерскую, а здесь оставить мать. Впрочем, нет худа без добра! Это окно уже сослужило хорошую службу.

И хозяйка таинственно улыбнулась, беря в руку рюмочку. Молодой человек, кажется, понял намек, но, не желая недосказанности, все же уточнил:

– Вы хотите сказать, что Георгий Романович…

– Давайте выпьем, – предложила Лариса Павловна, приближая рюмку к молодому человеку. – Я пью за ваше будущее!

Они чокнулись и выпили. Постепенно наш герой освоился с обстановкой, и ему даже показалось, что все в комнате соответствует законам природы. Он сидел, откинувшись в кресле, перед ним стояла пустая рюмка, хозяйка сидела напротив, а сила тяжести, упрямо тянувшая куда-то в сторону, немного поутихла. Пирошников, как космонавт, привыкал к новым ощущениям.

– Я хочу вас предостеречь, – сказала Лариса Павловна, щелкая зажигалкой и выпуская дым из ноздрей. Будьте тверды. У меня нет желания вдаваться в подробности, но повторяю: будьте тверды и имейте голову на плечах. Иначе вы погибнете.

– Вы имеете в виду Наденьку?

– Наденьку? – Лариса Павловна рассмеялась. Она еще раз затянулась и проговорила спокойно и даже равнодушно, подчеркнув, однако, свои слова: – Наденька – шлюха.

После этого Лариса Павловна поднялась с кресла, и наш герой сделал к ней невольное движение, ибо не смог удержаться от впечатления, что вот сейчас хозяйка упадет, настолько сильным был крен. Но Лариса Павловна, удивленно посмотрев на Пирошникова, отошла немного вверх, к телевизору, под которым на полочке находился магнитофон. Удивительно, что вверх она двигалась с той же легкостью, что и вниз. Соседка нажала на кнопку, и комната погрузилась в плавную музыку из кинофильма «Мужчина и женщина».

– Я немного опьянела, – сказала Лариса Павловна. – Давайте потанцуем.

Пирошников не на шутку растерялся. Дело даже не в том, что начинали сбываться его томительные предчувствия насчет опасности соблазна; не в том дело, что женщина-вамп, так сказать, заглатывала его целиком, как удав суслика, – это наш герой мог еще перенести, по крайней мере, переносил раньше. Но вот решительно не представлял он танцев на подобном полу! Тем не менее он встал и, как умел, приблизился к Ларисе Павловне. Она ждала его, улыбаясь, но располагалась высоковато. Пирошников сделал мучительный шаг, и головы их оказались рядом, хотя ноги отстояли еще далеко друг от друга. Теперь партнеры образовывали несколько скособоченную букву «Л», и Пирошников, изогнувшись, дотянулся до талии Ларисы Павловны с целью начать танец. Хозяйка откинула голову и улыбнулась еще призывнее, но, когда Пирошников сделал первый робкий поворот, Лариса Павловна оказалась, как и должно было произойти, внизу, и тела их скрестились, образуя теперь уже скособоченную букву «X». На втором же повороте вся эта конструкция разлетелась вдребезги, потому что партнер упал на тахту, увлекая за собой партнершу.

Господи, смех и грех! Стыд-то какой! Лариса Павловна совершенно неправильно истолковала это падение. Боюсь, она даже оскорбилась – не столь самим фактом, сколь поспешностью его наступления, и, пока Пирошников боролся со своим вестибулярным аппаратом и хватался руками за что придется, чтобы не скатиться и с тахты, она, оттолкнувшись от партнера, вскочила на ноги и воскликнула, покрываясь пятнами:

– Зачем же так неинтеллигентно? Я вам удивляюсь!

– Да ну его к черту! – вырвалось у нашего героя наконец. – Пропади оно все пропадом! – И еще посильнее мог бы выразиться наш герой, но тут дверь в комнату отворилась и наверху, на горке, появилась Наташа в беленькой кофточке и с зеленой светящейся брошкой, что почему-то бросилось в глаза Пирошникову, хотя момент был не самый подходящий для посторонних наблюдений. Она окинула всю сцену быстрым взглядом и, не говоря ни слова и резко поворотившись на каблуках, захлопнула дверь, а наш герой, чертыхаясь, сполз с тахты и на четвереньках принялся карабкаться вверх к этой двери, скользя и обламывая ногти.

– Перестаньте, Владимир! Неужели на вас так действует спиртное? Возьмите себя в руки! – презрительно воскликнула Лариса Павловна, нависая над ним, как Пизанская башня.

– Отстаньте от меня! – белее от стыда и злобы, закричал Пирошников прямо в пол, не поднимая лица, и, добравшись до двери, толкнул ее и выполз наружу. Там он поднялся и отряхнулся. Внизу отходила к окну наклоненная фигура Ларисы Павловны, играла популярная музыка, голубел табачный дым.

Пирошников затворил дверь и пошатываясь побрел по коридору, разыскивая Наташу.