Текст книги "История болезни (документальная повесть) - часть вторая"
Автор книги: Александр Уланов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Поворачиваюсь.
– Купил?!
– Сама пришла. Возле моей столярки крутилась. Теперь осталось ружье купить.
– Осенью купим. Мамка сказала: «Вот вправят тебе кишку, тогда и купим»…
18 июля 1970 год.
Второй месяц бегаю кругами по поляне, но она маленькая, а еще стесняюсь назойливых взглядов прохожих. Вчера впервые выбежал за окраину поселка – утреннюю тишину нарушали лишь напуганные мною стаи пташек, взлетающих с убранных полей.
Папкина охотничья собака на следующий день пропала. Выпустили ее из сарая на прогулку и она убежала – свобода оказалась дороже мясной похлебки.
В один из дней, ездил в администрацию города оформлять паспорт. Сдал собранные документы, свои фотокарточки в приемную паспортного стола и затем ждал больше двух часов. Калоприемник раздулся, думал лопнет – вовремя вызвали. Расписался, секретарша сунула паспорт мне в руки и я ушел разочарованный – ожидаемой торжественной обстановки не было.
Посетили с мамой Кольку. Вначале тряслись на автобусе до центра города, затем долго ехали на троллейбусе в микрорайон «Химмаш». С конечной остановки около километра шли до проходной «зоны». Посмотрел влево – примерно в двух километрах увидел знакомую окраину нашего родного поселка.
С недоумением сказал маме:
– Быстрее пешком дошли бы.
Она показала на наши сумки.
– Осталось мне только по оврагам тяжести таскать. Из шестерых, вы двое труднее всех достаетесь!
Встрече с братом остался доволен. У Кольки все хорошо и он тоже постоянно видит свой поселок, особенно с высоты строящегося нового цеха, но скучает по свободе и надеется выйти из заключения досрочно.
Петька неделю, как приехал из Тольятти. Необходимые фундаменты волжского автозавода им залиты. В цехах идут пуско-наладочные работы – завод готовится к выпуску новых советских легковых автомобилей «Жигули». Брат оказался не удел, но оптимизм его не угас.
– Немного оклемаюсь, и вновь поеду на новую «комсомольскую» стройку.
Все сегодня возбуждены, особенно мама. Отслужив, Ваня везет из Чебоксар свою невесту. Вчера мама ездила в центр города на переговорный пункт. По телефону брат сообщил, что 14 июля они с Аллой (так зовут его невесту), подали заявление в ЗАГС, а 14 августа – регистрация брака. Будущую его жену никто из нас не видел, но как сказала мама, со слов Ивана: «Она красавица и танцует в ансамбле песни и пляски Чувашии, а также поступила на заочное отделение института культуры в Ленинграде». Ваня, очень просил, отнестись к ней с должным уважением.
В квартире прошла генеральная уборка, возле подъезда подметен тротуар. Мама с утра печет пироги.
День теплый и ясный. Время два часа. Дежуривший на автобусной остановке Сергей, вбегая в квартиру, кричит:
– Идут!
Спешно выходим. По тротуару к нашему дому, с гордо приподнятой головой и походкой танцовщицы, идет стройная девушка с азиатскими чертами лица. Рядом с ней, семенит брат. Он несет тяжелую сумку – лицо светится счастьем. На смотрины вышли и наши соседи.
С достоинством принцессы она подает руку маме, затем папе.
– Здравствуйте, Алла.
Мама волнуясь.
– Здравствуй, доченька!
Смущенный папка:
– Проходите в дом.
Гордый своей избранницей, Ваня обнимается со всеми.
– Два года ждала меня!
Гости в сопровождении «свиты» заходят, а Петька, следом тащит тяжелую сумку с гостинцами.
Алла в комнате приводит себя в надлежащий вид, а мы всей семьей сгрудились на кухне, рядом с сидящим за столом Иваном. Мама подает ему на блюде горку горячих пирогов:
– Поешь сынок с дороги.
– Мама, я без Аллы, есть не буду!
Она настаивает:
– Поешь! Она придет, потом поест.
Он решительно отодвигает чашку:
– Нет! Алла обидеться!
Удивленные поведением старшего брата, хватает пироги – едим. Аппетитно причмокивая, Петька говорит:
– Вань, пока я безработный, поеду к тебе на свадьбу.
Иван, обрадованный сменой разговора, соглашается:
– Приезжай. Понравится, можешь даже остаться насовсем. Рядом с Новочебоксарском, начали возводят платину через Волгу – ГЭС строят. Работа как раз по тебе.
– Запросто. Здесь в Саранске, в грязной речушке плещемся, а в Тольятти песчаные пляжи на километры по Волге тянутся. От самого берега, сосновый бор. Сосны, даже среди домов растут.
Ванька, поддерживает:
– У нас в Чебоксарах и Новочебоксарске, тоже самое. Приезжай брат, хоть одна родная душа будет рядом из Мордовии…
1 сентября 1970 год.
В Чебоксары на свадьбу брата поехали мамка с папкой и Петя, а обратно вернулись одни родители. Петька остался работать в Новочебоксарске. Устраивается в общежитие.
Довольный Иван, пока квартирует у родителей Аллы в Чебоксарах, на центральной улице города. Устроился художником-оформителем на предприятие где есть возможность в скором времени получить собственное жилье.
Мама недовольная:
– С ним обращаются как с бедным родственником. Может в своей квартире будет хозяином?
Ее не расстраиваю, но думаю врятли: «Очень мягкий и покладистый характер у старшего брата»…
Утро. Мама громко кричит:
– Время без пятнадцати восемь, а вы еще дома!– подгоняет Вовку и Сережку в школу.
Вовка ворчит:
– Сегодня уроков не будет, только торжественная линейка. – хлопнув дверью, братья выходят из дома.
Привожу себя в должный вид, и подхожу к ней.
– Мам! В Москву поеду!
Мама задумавшись, некоторое время молчит, по выражению ее лица, догадываюсь, она как и я вспоминает 1 сентября прошлого года – нашу встречу с заведующей вторым хирургическим отделением республиканской больницы, Марией Васильевной Морозовой и ее отказ. Наконец тоном нетерпящего возражения, говорит:
– Москва, это тебе не в центр города на автобусе съездить. Напиши сначала письмо Александру Анатольевичу, что он тебе ответит, так и поступим.
Спорить с мамой, нет смысла. Сдаюсь:
– Хорошо! Сегодня напишу, а пока схожу ненадолго в школу – с одноклассниками встречусь…
По ведущей в школу дороге, с трудом передвигаю ноги. Хорошо понимаю, я не тот каким был – не хочется видеть в глазах ребят жалость.
Серое четырехэтажное здание, сегодня выглядит празднично.
Торжественная линейка в самом разгаре. С высокого крыльца руководители школы и почетные гости, поздравляют с началом учебного года, а я стою в толпе родственников учеников – наблюдаю.
Класс «10 А» – выпускной. Моих одноклассников осталась одна треть от прежнего состава, в нем много ребят из бывших параллельных классов и совсем мне незнакомых – видимо они перешли в нашу школу из соседних к поселку деревень. Девчата в красивых белых фартуках, ребята в белых рубашках.
Мелодично отзвенел медный колокольчик в руках восторженной первоклассницы. Классы потянулись в помещение школы. Наблюдавшие за мероприятием – расходятся, а мой класс гурьбой идет в сторону спортивной площадки, фотографироваться. Пересилив себя, все же подхожу к ним. Неожиданно для меня, первой навстречу идет Вера Лапушкина – с бывшего параллельного класса. Взгляд откровенно радостный.
– Саша! Вернулся в школу? – подходят остальные одноклассники, деревенские скоромно стоят в стороне.
Вынужденно объясняю:
– Пока нет. Вскоре снова поеду в Москву, на последнюю операцию.
Подходит ближе Валя Миронова:
– Видишь Саша, сколько нас осталось от прежнего класса. После восьмого, многие ушли учиться в техникумы и ПТУ, а такие как Крошенинников и Вовка Боровков просто бросили школу. Их уже не исправишь. Вера, теперь наш комсорг, а я от нашей школы представитель в городском комсомольском штабе «Искра». Выздоравливай и возвращайся!
Ребята по очереди, как и предполагал, приветствуют осторожно, будто я хрустальный и могу рассыпаться на осколки. Прощаюсь, но Вера останавливает:
– Не уходи, сейчас мы все вместе сфотографируемся. Ты был, есть и будешь в нашем «10 А».
На общей с классом фотографии стою с растрепанными волосами крайний справа…
После посещения школы, пришел домой в расстроенных чувствах. Сажусь за стол, пишу в Москву очередное письмо:
«Здравствуйте дорогой Александр Анатольевич. Наступила осень. Не могу дождаться от Вас обещанного приглашения на заключительную операцию, общее состояние мое, улучшилось. Ежедневно занимаюсь физкультурой, в основном бегом. За лето поправился, и мой вес составляет 52 кг. Понимаю Вашу занятость, но поймите и меня. Сегодня проводил своих бывших одноклассников в 10 класс, а я со своей цекостомой сижу дома и жду вызова. Всем медработникам вашего отделения с мамой желаем здоровья и благополучия. До скорой встречи! С Уважением! Уланов Саша
1.09.1970 год.
14 сентября 1970 год.
Вчера так и не дождавшись от Александра Анатольевича ответа, решительно заявил маме:
– Поеду! Нет сил ждать!
– Когда? Мне же надо отпуск без содержания оформить на работе.
– Сегодня! Один поеду. Перед операцией тебя вызову – сама знаешь, там еще долго обследовать будут.
– Поезжай, дорогу у людей спросишь – не заблудишься, «Язык до Киева доведет».
– Найду, не маленький.
Родителис вокзала вечером, проводили в Москву…
Ранее утро. Стою с небольшой хозяйственной сумкой на перроне Казанского вокзала. Растерян. Немного постояв, решаю идти вслед за пассажирами, вышедшими с нашего поезда. Озираясь по сторонам, разглядываю огромный похожий на дворец зал ожидания, затем выхожу из парадных дверей на шумную площадь, по которой мчатся машины. Сориентировавшись в пространстве, решаю идти в сторону высотного здания, отражающее своей белизной лучи восходящего над Москвой солнца. Смотрю налево, затем направо и пока нет машин, быстрым шагом иду через площадь. Трель свистка – невдалеке стоит в милицейской форме регулировщик и полосатым жезлом подзывает к себе:
– Тебе что, жить надоело?
Покорно подхожу.
– Товарищ милиционер, мне нужно пройти к институту «Склифосовского» – показываю рукой на «высотку»: – Он в той стороне находится.
– Для этого есть регулируемый пешеходный переход. Штраф – один рубль! – вытаскиваю из кармана три рубля. Он отсчитывает сдачу и вместе с квитанцией отдает мне: – Хочешь долго жить, будь осторожен! – останавливает жезлом поток машин и провожает на противоположную сторону площади.
Расстроенный прохожу мимо «высотки», как оказалось вблизи это обложенная белой керамической плиткой гостиница «Ленинградская». Немного погодя, упираюсь в переулок. Из дома напротив в мой нос ударяет запах кофе. Резко захотелось есть. Спускаясь по крутой в несколько ступенек лесенке и через остекленную дверь захожу в полуподвальное помещение маленькой кофейни. В зале с тремя высокими столиками никого, кроме стоящего за стойкой парня в коротком белом халате. Он приветливо улыбается:
– Вам кофе с сахаром или без?
Растерявшийся от непривычного ко мне обращения, смущенно отвечаю:
– Без.
В стоящий перед ним аппарат из «нержавейки», он засыпает чайную ложку черного кофейного порошка. Что-то, в работающем аппарате несколько минут шумит, затем из бокового краника льется в миниатюрную чашку горячий кофе. На блюдечке с золотой каемочкой, парень подает чашку с ароматным напитком, на мой столик.
– С Вас, всего один рубль!
Как под гипнозом, отдаю ему рубль. Данные мне мамой деньги «тают на глазах». Горькое кофе жжет слизистые губ и языка, но бодрит. Настроение улучшается, потраченных двух рублей за первый час пребывания в Москве, уже не жалко. Услужливому парню, говорю: «Спасибо!» и возбужденный шагаю по улице дальше. Выхожу на «Садовое кольцо», оно шумит шинами многочисленного транспорта. Рядом, останавливается троллейбус, но путь мне знаком, институт совсем рядом – продолжаю движение пешком.
По спешащим сотрудникам института определяю время – где-то около восьми. Оглядываюсь по сторонам – знакомых нет. Подхожу к своему корпусу. Тишина. Входная дверь закрыта, а рядом с ней кучи строительного мусора. Наконец осознаю – корпус на ремонте. В раздумье трогаюсь в обратный путь к приемному отделению. Открываю знакомые двери. Встречает медсестра.
– Что Вы хотели?
Отвечаю:
– Приехал ложиться на плановую операцию к Александру Анатольевичу Беляеву, а отделение на ремонте.
– Покажите направление или вызов.
Растерявшись, объясняю:
– Какое направление? Александр Анатольевич, при выписке сказал: «Приедешь осенью, прооперируем» – по выражению ее лица, понимаю, что она ничего не понимает. Продолжаю объяснять: – Я здесь оперирован четыре раза, по поводу свищей кишечника. Приехал на операцию. Мне нужно соединить тонкий кишечник с толстым.
В глазах медсестры, вижу прояснение:
– Припоминаю, действительно, в отделении у Александра Анатольевича, был такой больной. А кто у тебя лечащий врач?
– Соколова Татьяна Александровна!
Она заулыбалась:
– Татьяна Александровна, сегодня дежурит в приемном отделении. Сейчас позову.
Буквально через минуту, входит удивленная Татьяна Александровна.
– Сашуля! Ты почему приехал без вызова?
Удивлен и я.
– Татьяна Александровна, Вы же с Александром Анатольевичем обещали прооперировать осенью. Вот я и приехал. – неприятный холодок пробегает по моей спине.
Она прижимает к себе мое поникшее тело.
– Понимаешь, в нашем отделении решили сделать ремонт, а нас переводят в этот корпус на второй этаж, где тоже пока нет условий для госпитализации. Кроме этого, Александр Анатольевич с сегодняшнего дня в отпуске. Он хочет уехать на своем стареньком «Москвиче» в Карелию на рыбалку – врач усаживает меня на стул, сама садится напротив: – Перед его отпуском, мы с ним говорили о тебе и решили, лучше не прерывать твой учебный год. Прооперируем в начале следующего лета.
Кистью руки смахиваю предательскую слезу, голос дрожит:
– В Саранске также вначале откладывали, а затем отказались оперировать.
– Саша! Почему ты мне не веришь? Просто в настоящее время, у нас сложились такие обстоятельства. Скажу честно, пожилому человеку отказали бы. С цекостомой многие ходят, но твой случай особенный и Александр Анатольевич обязательно восстановит твой кишечник. Даже не сомневайся! Сегодня же позвоню ему, и попрошу написать тебе письмо.
Встаю со стула, из-за пелены перед глазами, почти ничего не вижу:
– Пойду я, Татьяна Александровна.
– Куда? Ты где собираешься ночевать? Может, остановишься у меня?
– Спасибо. Поезд в Саранск отправляется вечером. До свиданья Татьяна Александровна.
Хожу бесцельно по территории института – нарезаю круги по аллеям сквера. Глаза высохли, но тоска сдавливает грудь. Верю и не верю. Слишком все похоже на прошлогодний отказ госпитализации в Саранске и даже ответственный хирург в отпуске. Правда в республиканской больнице была сварливая пожилая заведующая отделением и профессор Клюев, а здесь доброжелательная молодая и красивая лечащий врач и лучший хирург института Беляев Александр Анатольевич, но результат прежний – отказ!
Смешная причина: «Решили не прерывать мне учебный год». А они подумали, как я смогу учиться в школе – с калоприемником!?
22 сентября 1970 год.
Всю прошедшую неделю, обдумывали с мамой сложившуюся ситуацию: «Смогу ли с выведенной кишкой на животе, посещать занятия в школе, и как мне такому общаться с учителями и одноклассниками»…
Папка ушел на работу, а Вовка с Сергеем в школу. Сидим с мамой за столом на кухне, размышляем все о том же. Наконец она встает.
– Пойдем сынок к директору школы. Может он нам что подскажет?
В коридорах школы тихо, а из-за дверей классов доносятся еле слышные голоса – идут уроки. Стоим перед нужной нам дверью, на ней табличка: «Директор – Буркин Петр Афанасьевич». Стучимся.
Мужской голос:
– Заходите!
За столом сидит, раннее мне незнакомый, солидный средних лет мужчина в очках. Он что-то пишет. Не отрываясь от работы, приподнимает голову:
– Что вас ко мне привело?
Мама растерялась. Отвечаю: – Я выписан временно из больницы. Пока не совсем здоров, но мне необходимо продолжать учебу.
Директор прекратив «писанину», встает из-за стола, подходит.
– Как твоя фамилия?
– Уланов Саша.
Строгое лицо директора, становится приветливым:
– Наслышан, наслышан о тебе. Так вот ты какой?! – раздумывает, затем говорит: – Вы пока посидите в кабинете, а я приглашу педагогов.
В кабинете директора, на стулья рассаживаются: мой классный руководитель – Александр Дмитриевич Сурин, завуч Антонина Ивановна и светленькая невысокого роста учительница русского языка и литературы – Чуприна Людмила Александровна. В центре внимания – я и мама.
Петр Афанасьевич, поправляет зачесанные назад волосы.
– Саша пока еще не совсем здоров, но ему необходимо создать условия для продолжения учебы. Какие у вас будут предложения?
Антонина Ивановна, ему отвечает:
– Можно составить для него индивидуальный план обучения на дому и периодически контролировать.
Директор кивает.
– Согласен. В конце каждого полугодия, проведем опрос, и выставим ему оценки по всем предметам. – обращается ко мне с мамой: – Вы не против?
Пожимаю плечами, не до конца понимая, что мне предлагают, а мама, польщенная вниманием учителей, соглашается.
– Большое спасибо! За два года, Саша стал намного серьезней, а московским врачам обещал: «Буду отличником и поступлю в университет».
В разговор вступает Александр Дмитриевич:
Он говорит спокойно не торопясь, смакуя каждое слово».
– Очень хорошо, что парень решил стать отличником, но в отличие от других я знаю характер Саши. Не всем дано себя заставить самостоятельно учиться. Да и не к чему ему это. Здесь в школе ребята и девчата, а дома скукота. – смотрит на меня: – Тебе нужно быть в обществе. А когда вдруг приспичит, уйдешь с урока в любое время. Живешь же рядом!
«Он ровесник моим родителям – рыбак, много курит, среди учителей и особенно учеников, пользуется непререкаемым авторитетом, но говорят, раньше сильно выпивал. В перерывах между уроками, вместо учительской Александр Дмитриевич обычно находится возле мужского туалета – курит. Вокруг стайки ребят – слушают истории из его жизни и нравоучения примерно такого содержания: «Жениться нужно на красивой девушке – с ней в любое общество не стыдно пойти, а для любовных утех, сойдет любая».
Все ждут. Смущенный всеобщим вниманием, отвечаю: – Не знаю, получится ли?
Директор тихо хлопает ладонью по столу: – Так и решим, если что, перейдем к варианту Антонины Ивановны – обращается к внимательно слушающей Людмиле Александровне: – Вот Вам, Людмила Александровна, новый ученик. Пожалуйста, подготовьте класс к приходу Уланова.
– Не беспокойтесь, Петр Афанасьевич, мой 8 «Г» , спокойный. Саша вольется в коллектив без проблем. – поворачивается ко мне: – Пойдем со мной, ознакомлю тебя с расписанием уроков на неделю и подыщу на первое время учебники за восьмой класс.
Отвечаю ей: – Учебников не надо! Все они лежат дома – почти два года пылятся без дела …
В почтовом ящике нас ждал конверт на нем рисованный олень, гордо вскинув голову с ветвистыми рогами, призывно трубит оленихе. Это письмо из Москвы, от Александра Анатольевича:
« Здравствуй дорогой Саша!
Все твои письма получили. Все кто принимал участие в твоем лечении рады, что состояние твоего здоровья улучшается. Это поможет нам лучше произвести последний этап оперативного лечения. Ты правильно писал, что я очень занят. Действительно, это лето очень много оперировал – почти каждый день и притом большие и серьезные операции. Устал страшно и теперь наконец с 14-го сентября пошел в отпуск, так что в институте буду числа 26-го октября не раньше.
Ты совершенно правильно делаешь, что занимаешься физкультурой. Думаю, что и ешь достаточно. Потерпи немного! Ведь перенес больше. Спешить в таком серьезном деле нельзя. Лучше выждать и правильно выбрать время для операции. Будь здоров, привет маме. Всего наилучшего! А.Беляев.»
18.09.1970 год.
27 октября 1970 год.
Все оказалось намного проще, зря переживал. Посещаю школу без особых проблем – за пятнадцать минут большой перемены, успеваю сбегать домой, освободить калоприемник и вернуться к следующему уроку.
Пятый урок – физика. Геннадий Иванович развалившись на стуле крутит на указательном пальце связку ключей, и взглядом выбирает «жертву».
– Кто же нам расскажет о звуковых волнах? Может, есть добровольцы?
Сижу за вторым столом в третьем ряду от учителя, оглядываюсь – поднятой руки нет.
«Ничего сложного в вопросе нет. Все изложено в учебнике простым доступным языком. Почему никто не хочет отвечать? Вопрос настолько простой, можно сказать детский!»
Поднимаю руку и спрашиваю:
– Можно мне?
– Хотелось бы услышать других. Но раз нет больше желающих, расскажи нам ты Уланов, что знаешь о звуках, которые мы слышим?
Встаю:
– От источника колебания, волны с различной частотой распространяются в воздухе, по воде и через твердые тела. Человеческое ухо улавливает волны в пределах их колебаний от 16 Гц до 20 к/Гц. Наша речь, музыка, шумы издаваемые различными предметами, которые мы слышим – это и есть звуковые волны – воодушевленный вниманием ребят и учителя (он перестал крутить на пальце свои ключи), продолжаю: – Для настройки музыкальных инструментов применяется камертон. Музыкальный инструмент настраивается под звук камертона ноты «ля» и далее по слуху остальные ноты. В дальнейшем музыкант нажимает на соответствующие клавиши или дергает нужные струны и в результате звучит мелодия. – вспомнил санитара Василия
Семеновича из института «Склифосовского»: – Есть люди с идеальным слухом. Они на одной натянутой стальной струне могут воспроизвести любое музыкальное произведение. – смотрю на учителя, руки его сложены на столе, ключи лежат рядом.
Геннадий Иванович, обращается к классу:
– Удивляюсь вам. Почему не учите? Все что вокруг вас движется и звучит, подчиняется законами физики. Садись, Саша – «5».
На задней парте моего ряда, толкаются борцы – маленький крепыш, кандидат в мастера спорта легкого веса – Коля Денисов и тяжеловес без звания – Костя Абушаев.
Возмущенный учитель берет ручку.
– Денисов, снова озоруешь!? Кол тебе! – ставит оценку в журнал.
Колька встает из-за стола и «жалостливым» голосом просит:
– Геннадий Иванович! Я больше не буду!
Удовлетворенный извинением, добрейший учитель мягким голосом успокаивает:
– Ладно. Садись! Поставлю четыре. – исправляет в журнале единицу на цифру «4»: – Больше не шуми.
Звонок с урока, учитель покидает класс и все дружно собираются уходить. Староста класса – Люда Трофимова, своим крепким телом, раскинув руки перекрывает дверь.
– Никуда не уходим! Придет член комитета, проверять наши знания по уставу ВЛКСМ. Выучили все? Двадцать девятого, в актовом зале нас будут принимать в комсомол! – недовольные одноклассники рассаживаются по местам, остаюсь и я.
Абушаев с места басом:
– А кто не хочет вступать, может идти?
– Нет! Свое желание можешь оставить при себе. В комсомол вступаем всем классом!
Заходит знакомая мне худенькая девушка, из параллельного
10 «Б» – мы с ней вместе отдыхали в пионерском лагере. Держится строго, всем своим видом показывает – пришла проверяющая. Оглядывает притихший класс.
– Все готовы к вступлению в комсомол?
Денисов встает с места, усмехаясь, отдает пионерский салют.
– Всегда готовы!
Лицо девушки становится еще серьезней.
– Я пришла к вам не шутить! – смотрит на меня: – Скажи, сколько орденов у комсомола, и за что они вручены?
С места объясняю:
– Вообще-то, я два года как комсомолец.
По ее измененному выражению лица, понимаю: «Она наконец узнала меня!». В ту же минуту собралась и не подавая остальным виду, продолжает:
– Тем более, должен знать!
Напрягаю память:
– Шесть. Первый «Орден красного знамени» – за боевые заслуги в гражданской войне, второй «Орден трудового красного знамени» – за восстановление народного хозяйства, после гражданской войны. Три «Ордена Ленина» – один за мужество проявленного во время ВОВ, затем за восстановление ее последствий, и в 1956 году за освоение целинных земель. Последний «Орден Октябрьской революции» – в честь 50-летия ВЛКСМ. В этом же 1968 году, мы с тобой были приняты в комсомол.
Немного смутившись, подтверждает.
– Правильно. – отходит в другой конец класса.
Опрос продолжается…
После собрания с Витькой Тарасовым идем домой.
«Со своим соседом по дому Витькой, неожиданно для себя, оказался в одном классе. Квартира Тарасовых, напротив нашей. Витькина мама, родом из единственного в Мордовии украинского хутора «Лопатино», расположенного в 18 километрах от поселка «ТЭЦ-2». Рядом с хутором, лестное озеро с карасями. Каждое лето по несколько раз, с пацанами на велосипедах ездили к этому озеру. Витька ночевал у бабушки в Лопатино, а мы возле озера в лесу у костра. Спали на голой земле, постоянно переворачиваясь с боку на бок – со стороны костра жарко, а из леса дует прохладный сырой воздух, кусают злющие комары. Короткая летняя ночь тянулась «вечно». С первыми проблесками рассвета залазили по колено в озеро с илистым дном, и пока солнце не поднималось над горизонтом ловили самодельными удочками мелких «серебряных» и «золотых» карасей.
После такой рыбалки, до дома добирался с трудом – бросив в рукомойник улов, засыпал до вечера. Вечером протухших карасей приходилось просто выбрасывать».
Витька подкалывает:
– Санек, после Москвы ты, стал таким умным, даже знаешь как настраивать музыкальные инструменты. Может и мне съездить в столицу? Глядишь поумнею и стану отличником! Мать замучила – тебя ставит в пример.
Отвечаю серьезно:
– Зря смеешься! Учиться хорошо, гораздо легче, чем плохо! И не надо «трястись» на уроках: «Спросят – не спросят». По устным предметам к урокам можно совсем не готовиться – достаточно внимательно послушать учителя и новая тема спокойно укладывается в голове. Витек, я же второй раз в восьмом классе и полгода учился в музыкальной школе.
«Сам себе удивляюсь – все помню!»
24 ноября 1970 год.
Мои уроки на сегодня закончились. На четвертом этаже школы (мой класс на третьем), возле дверей 10 «А», разговариваю с бывшими одноклассниками. Подходит Александр Дмитриевич, в руке тонкая книга. Над головой резко затарахтел электрический звонок.
Учитель указывает ребятам на дверь.
– Идите в класс. Начинайте самостоятельно разбирать следующую тему. Я пока с Сашей пообщаюсь. – Александр Дмитриевич подходит к окну, приоткрывает фрамугу и достав из кармана пачку сигарет, закуривает:
– Саша, как здоровье?
Подхожу ближе.
– Лучше. В октябре бегал примерно по три километра, а до того как выпал снег, уже по пять – до леса и обратно. Вчера попробовал пройтись на лыжах, пока не очень.
Он с наслаждением затягивается.
– Молодец! Не слишком ли нагружаешь себя?
Отмахиваюсь от сигаретного дыма.
– Да нет! Бегаю потихоньку, с удовольствием – не рекорды ставлю, а готовлюсь к заключительной операции.
Потушив недокуренную сигарету, Александр Дмитриевич засовывает ее в пачку и кладет обратно в карман.
– Извини, задымил тебя. Задыхаюсь, но не могу бросить. Учителя тебя хвалят, стараешься. Может и на самом деле отличником станешь!?
Отрицательно качаю головой:
– Видимо не буду. Как не стараюсь, не все предметы поддаются. Не могу осилить «немецкий», да и с «русским» проблемы. Людмила Александровна помогает, даже в сочинениях аккуратно синей пастой мои ошибки подправляет. Но все равно, больше «четверки» не выходит. Вероятно глубоко сидят во мне эрзянские «корни».
– Проблемы с «языками» у многих. «Грамотеи» столько правил навыдумывали, что и русскому написать без ошибок невозможно. Чаще пиши – интуиция подскажет. А школьные программы по иностранным языкам, составлены специально так, чтобы мы его не знали. Выучить немецкий очень легко – тебе надо на нем постоянно разговаривать словами которые знаешь, постепенно расширяя их запас. В моем предмете все ясно и понятно, достаточно выучить свойства химических элементов и их соединений.
Соглашаясь, киваю. Тут же вспоминаю:
– Александр Дмитриевич, в классе где сейчас учусь возникли проблемы с вашим предметом. Наш Николай Михайлович заболел, а молодую учительницу по химии одноклассники не воспринимают всерьез – «затравили» ее. Что делать?
– В курсе я. Ситуация действительно сложная. У Николая Михайловича стрессовое положение в семье, а у девочки нет педагогического таланта. Мне предлагали взять дополнительные часы – отказался, и так перегружен. Есть руководство в школе – разберутся. Слушай, Саша! Как будто специально для тебя нес. – подает мне с нарисованными на обложке колбами книгу «Занимательная химия»: – Дарю! Прочитай, затем дам тебе необходимые химические реактивы – будешь опыты показывать в классах. Наглядно увидишь, что происходит с веществами при их взаимодействии.
Немного растерявшись, говорю:
– Спасибо! А смогу я?
– Сможешь. Ничего сложного нет Всё. Пошел просвещать – ребята заждались!
В руках подаренная книга, но рассматривать ее нет времени – раздулся калоприемник. Укладываю книгу в сумку и перескакивая через ступеньки, спешу домой.
Сегодня моей истории болезни, ровно два года!
14 декабря 1970 год.
«Занимательная химия», подаренная Александром Дмитриевичем, действительно оказалась занимательной. После занятий зашел к нему в лабораторию.
В шкафах на полках, за остекленными рамами стоят множество различных форм колбочек, мензурок, весы с малюсенькими гирьками, фаянсовая посуда для опытов и темные закупоренные флаконы.
Удивленный, спрашиваю учителя:
– Александр Дмитриевич, а почему учителя химии не проводят уроки в этом кабинете?
Он усмехнувшись, показывает на закупоренные флаконы.
– Прочитай надписи на них. – на каждом приклеена бумажка. Читаю: H2SO4; HNO3; HCL; NaOH: – Прочитал? Что в них?
– Серная, азотная, соляная кислоты и едкая щелочь.
– А теперь представь, здесь ваш класс – особенно в перемену. Нам и вас жалко и себя. Учите теорию. Тебе доверяю, но Саша пожалуйста будь очень осторожен с химическими веществами, особенно с кислотами и щелочами. – рассказал ему о белорусском мальчике с ожогом пищевода: – Видишь, у тебя уже есть пример воздействия кислот на ткани человека, а уксусная значительно слабее этих.
Обсудив выбранные мною опыты, он аккуратно отливает в бутылочку серную кислоту и уложив ее в коробочку вместе с марганцем, спиртовкой и глубокой фарфоровой чашечкой вручает мне…
Дома никого. Не терпится испытать принесенное в деле. Вытаскиваю все из сумки и кладу на подоконник в зале. На насыпанный в чашку марганец наливаю немного кислоты, перемешиваю стеклянной палочкой – образуется коричневая смесь. Еще не веря книге, касаюсь кончиком палочки фитиля спиртовки. О, чудо! Фитиль горит! Затушив колпачком огонь, пробую снова. Вновь вспыхивает. Проделав несколько раз, подумал:
« А если наоборот, налить в чашку спирт. Что будет? Интересно, возникнет огонь!?»
В домашней аптечке, нахожу пипетку и набираю в нее спирт. Вытянутой правой рукой, отвернувшись выдавливаю из пипетки спирт в чашку – резкий щелчок сотрясает комнату!
На деревянном подоконнике горят разбрызганные капли. Жжет тыльную сторону правой кисти. Бросаюсь в туалет и струей холодной воды из крана обмываю руку. Возвратившись в зал, мокрой тряпкой протираю на подоконнике следы химического эксперимента. Чувствую зудящую боль на щеке под правым глазом, смотрю в зеркало и замечаю маленькое коричневое пятнышко от кислоты: «А если бы не отвернулся, и не успел закрыть глаза?!». В голове звучат слова Александра Дмитриевича: «Будь осторожен, особенно с кислотами!». Желание экспериментировать, на сегодня отпало.
