Текст книги "История болезни (документальная повесть) - часть вторая"
Автор книги: Александр Уланов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
А.Н. Уланов
«История Болезни»
(документальная повесть)
Часть вторая
Н.И.И. им.Склифосовского
г. Москва
«...Сказать в нескольких словах, о том, как удалось спасти Сашу Уланова, просто невозможно. За двадцать с лишним лет моей работы, в институте имени Склифосовского,
в самом крупном хирургическом учреждении Советского Союза, где за год лечатся десятки тысяч хирургических больных, ничего подобного
не было…»
А.А. Беляев – заведующий хирургическим отделением. Старший научный сотрудник Н.И.И скорой помощи имени Склифосовского
г. Москва
(Из ответного письма корреспонденту газеты
«Советская Мордовия» Л. Рогулёвой)
1972 год.
Н.И.И. скорой помощи им. Склифосовского. г. Москва.
Шестая операция 8.10.1969 года.
Ушивание свищей тонкого и толстого кишечника. Закрытие дефекта передней брюшной стенки.
Осложнение: рецидив свищей тонкого и толстого кишечника. Несостоятельность швов передней брюшной стенки c образованием двух дефектов.
Седьмая операция 13.10.1969 года.
Ревизия брюшной полости через образованные дефекты.
Осложнение: венозное кровотечение в брюшную полость.
Восьмая операция 15.10.1969 года.
Ушивание кровоточащего венозного сосуда брюшной полости через разрез в левом подреберье.
Осложнение: образование дополнительного «высокого» свища тонкого кишечника и дефекта брюшной стенки в области разреза.
Девятая операция 03.03.1970 года.
Ушивание двух свищей тонкого и трёх свищей толстого кишечника с резекцией около двух метров тонкого кишечника со свищами. Наложение цекостомы с выключением толстого кишечника. Закрытие отверстий брюшной стенки.
Десятая операция 06.07.1971 года.
Лапаротомия. Резекция купола слепой кишки. Наложение илио-асцендоанастомоза.
17 сентября 1969 год.
Первое утро в институте имени Склифосовского. Ждем врачебного обхода.
В палату в сопровождении медсестры Тани, быстрым шагом входит с задумчивым лицом врач – на вид лет пятьдесят. Прислушиваясь, настороженно смотрю на его сутулую спину, склонившуюся над очередным пациентом. Осматривая больного, он не с ним разговаривает, а эмоционально рассуждает сам с собой. Наконец, необычный доктор, подошел к моей кровати:
– А этот, откуда взялся?
Медсестра спокойно:
– Привез Смирнинский, из Саранска.
Наклонившись, он аккуратно откидывает с моего живота пеленку. Всматривается в рану, вопросительно смотрит на медсестру:
– Почему он здесь?
Я замер. Сейчас скажет: «Выписать», но услышал другое:
– Переведите в двухместную палату – посмотрел на стоящую невдалеке маму. – Я так понимаю, он ваш сын.
– Да – выдохнула она.
– Вероятно, Вам придется быть вместе с ним – обращается к медсестре: – Позаботьтесь о ней.
Врач вышел. Охватившее напряжение, еще не отпустило. Обращаюсь к рядом стоящей медсестре:
– Скажите, кто это был?
Она улыбается, в глазах смешинки.
– Испугался? Тебя осматривал заведующий отделением, Беляев Александр Анатольевич. Пойду, приготовлю для тебя и твоей мамы место в другой палате…
Двухместная палата, выходит окном на уютный московский дворик. Опершись на подоконник, наблюдаю. За забором института, возле подъезда пятиэтажного дома, на лавочках сидят бабушки – приглядывают за играющими во дворе детьми. Некоторые, прогуливают на поводке породистых собак и собачек. В Саранске, в основном шавки.
Сбоку крыши дома, пристроена голубятня. Огромная стая белых, с черными головками и хвостами голубей-монахов дружно взлетает. Кружатся высоко в небе, но не улетают.
– Здравствуйте.
Разворачиваюсь. Мама встает со стула. Перед нами – стройная в высоком колпаке, красивая женщина – врач. Немного смутившись, отвечаем почти одновременно:
– Здравствуйте.
– Александр Анатольевич, поручил мне шефство над Сашей. – взгляд ее приветливый, голос обволакивающе мягкий: – Зовут меня Татьяна Александровна Соколова. – обращается к маме: – А как мне Вас называть?
Мама растерялась.
– Фекла Никифоровна, но все зовут Феней.
– Если Вы не против, и я буду называть Вас так. Тетя Феня, мы с вами должны подготовить Сашу к операции.
Мама не понимает:
– Чем я могу Вам помочь?
Татьяна Александровна, смотрит на меня.
– Сашуля, ложись на кровать и покажи мне свою «достопримечательность» – лежа развязываю бинты, снимаю влажную пеленку. Врач, покачивая головой, внимательно осматривает рану, затем объясняет маме: – Видите, кожа воспалена, отечна и покрыта эрозиями, а должна быть мягкой, эластичной и без признаков воспаления. В противном случае, такой дефект живота не закрыть. Без вашей помощи нам не обойтись.
– Татьяна Александровна, скажите, что мне делать?
– Купайте Сашу…
В ванной, розовая от «марганцовки» вода. Напряженный стою рядом. Татьяна Александровна наставляет:
– Тщательно мойте намыленной губкой пораженную воспалением кожу.
Переминаясь с ноги на ногу, волнуюсь:
– А кишки не всплывут?
Лицо врача трогает улыбка.
– Не всплывут. Напротив, данная процедура очень полезна кишечнику – продолжая улыбаться, приказывает: – Раздевайся и в ванну – не могу себя пересилить смотрю на нее и краснею. Она понимает причину моей нерешительности: – Стесняться здесь некого – я твой лечащий врач, а маму тем более. Впрочем, могу выйти. Тетя Феня, если понадоблюсь, найдете в ординаторской – выходит.
Раздевшись, придерживаемый мамой, захожу в ванну. Стоя развязываю бинты, скидываю на пол грязную пеленку и опускаюсь в теплую розовую воду. Кишки действительно не трогаются с места.
–Хорошо-то как…Купался в ванной, почти год назад.
– Никто же не подсказал, а сами боялись.
Мягкой губкой, осторожно притрагиваюсь к краю раны.
– Совсем не больно, даже приятно.
Намыливая мою голову, мама восторгается:
– Сыночек, как хорошо нас в Москве встретили! Надо тебя еще подстричь – зарос совсем…
Чистый и расчесанный лежу в постели. Заходит Татьяна Александровна.
– Красавец! Сашуля, покажи-ка свой живот. – откидываю одеяло и приподнимаю пеленку: – Видите, намного лучше. Довольная мама, спрашивает:
– Большое Вам спасибо! Почему наши врачи, раньше не подсказали?
– По поводу лечения Саши в Саранске, многое не понятно. Будем исправлять. – врач подает ей несколько тюбиков: – Тетя Феня, мазью смазывайте края раны, особенно где эрозии. Пеленкой пользуйтесь реже, сильно не прижимайте – кожа должна дышать. Выделения из кишечника ни в коем случае не должны попадать на кожу. Саша, больше лежи. Читай книги. Кушай также в палате. Тетя Феня, пищу возьмете сами у раздатчицы – Таисии Ивановны.
– Здравствуйте – в палату заходит в медицинском халате, но без колпака, пожилая женщина.
Татьяна Александровна обрадована.
– Очень кстати. Познакомьтесь диетсестра – Екатерина Павловна . Я вас оставляю.
Диетсестра садится на подставленный мамой стул.
– Вижу, мой клиент. Александр Анатольевич, попросил тебя «раскормить». Саша, ты какую пищу любишь?
– Любую. Да толку мало. Вся она выходит из свищей.
Она обращается к маме:
– Мы подберем Саше калорийную с высокой усвояемостью диету. А Ваша задача, кормить его понемногу, но часто.
– А как часто?
– Чем чаще – тем лучше. Это называется – дробное питание…
Лежу – время обеда. Распахнулась дверь. В проеме, с подносом в руках, стоит крупная, круглолицая, с румянцем на щеках женщина. На подносе две небольшие кастрюли, два стакана сока и литровая стеклянная банка с чем-то похожим на молоко.
– Кушать подано!
Мама быстро идет ей навстречу.
– Извините, только что хотела идти к вам в раздаточную.
– Ничего страшного, мне самой захотелось увидеть, взбудоражившего институт больного.
Раздатчица, раскладывает принесенную еду на тумбочке, и обращается ко мне:
– Чтобы все съел! А это – приподнимает банку: – «Смесь
Спасокукоцкого», специально приготовленная для тебя, Екатериной Павловной. Пей постоянно и будешь как я! – добродушная улыбка не сходит с ее лица.
Мама поддерживает.
– Обязательно поправимся. Здесь в Москве, такой внимательный и заботливый медперсонал. Кому в Саранске сказать, не поверят!
– Правильно – не поверят. Здесь отношение к больным не одинаковое, а такого как Саша у нас еще не было. Он у нас особенный. Если Александр Анатольевич взялся – обязательно вылечит.
Смущенный говорю:
– Спасибо.
Таисия Ивановна шутливо:
– Спасибо для меня мало. Как наберешь вес – это и будет твоя благодарность. – обращается к маме: – Зовите меня Тася. Феня, как посуда освободится, занесите ее в раздаточную. Да! Чуть не забыла, Екатерина Павловна просила написать заявку на завтра. Она сможет для Саши приготовить любое блюдо. – раздатчица ушла.
Мама снимает с обеих кастрюль крышки и подает их мне.
– Посмотри, сынок!
На каждой из них лежит бумажка с надписью: «Для Саши»…
19 сентября 1969 год.
Как экспонат в музее, сотрудники института, второй день осматривают мой живот. Это льстило вначале, но затем, устал отвечать на однообразные вопросы и терпеть их ковыряние в кишках.
Обед закончен. С мамой, убираем использованную посуду. Вновь посетители – чернявая с пронзительным взглядом средних лет доктор и мужчина с фотоаппаратом. Взяв поднос с тарелками, мама быстро покидает палату, а женщина подходит ближе и повелительным тоном, говорит:
– Ложись в постель. Нам необходимо сфотографировать дефект брюшной стенки и кишечник.
Моментально, в памяти возникли фотографии уродцев, увиденные мною, в медицинском журнале.
– Не хочу! Вы, эти снимки напечатаете в журнале.
Врач возмущена:
– Молодой человек, ты находишься в научно – исследовательском институте. Я, Багницкая Тамара Николаевна, работаю над докторской диссертацией, по теме связанной с твоим заболеванием. Фотографии нужны для моего научного труда и размешать снимки, ни в каком журнале, не собираюсь. Не капризничай! У нас мало времени.
– Все равно не дамся! Когда Александр Анатольевич, зашьет живот, приходите и фотографируйте – доктор резко разворачивается и выходит...
В палату, вместе с Тамарой Николаевной, входит Татьяна Александровна.
– Сашуля, что за причуды? Тамара Николаевна, вместе с Александром Анатольевичем, разрабатывают план предстоящей тебе операции – не сопротивляйся!
Сдаюсь – ложусь на кровать.
– Тамара Николаевна! Сделайте снимки только без моего лица.
Она примирительно:
– Мне ни лицо, а твой кишечник интересен.
Фотограф налаживает подсветку. Снимаю с живота пеленку – лицо закрываю ладонями. Звучат многочисленные щелчки фотоаппарата…
Во время тихого часа вновь зашла Татьяна Александровна.
– Наш «бунтовщик» успокоился?
Мама подставляет ей стул.
– Успокоился.
Отвожу в сторону взгляд.
– С таким животом «светиться», никому не захочется.
– Саша, тебе же Тамара Николаевна, объяснила. Когда ушьют свищи и закроют дефект передней брюшной стенки, понадобятся слайды для сравнения. Может мне не надо говорить, но ты должен знать. Операция предстоит очень серьезная, можно сказать – уникальная, с непредсказуемым финалом. Любая помощь, со стороны сотрудников института – бесценна. Твоя задача, выполнять все наши рекомендации. Хорошо?
– Хорошо, Татьяна Александровна, понял Вас.
– Молодец, что понимаешь. Тебе повезло попасть именно в наше отделение. Александр Анатольевич, не боится рисковать. Во время войны, он – молодым хирургом, оперировал солдат с крайне сложными ранениями, а их было сотни. Затем, в нашем институте он ассистировал крупнейшему хирургу современности – Сергею Сергеевичу Юдину. После смерти Сергея Сергеевича, Александр Анатольевич является лучшим хирургом нашего лечебного учреждения.
Она поворачивается к рядом стоящей маме:
– Поверьте, случай вашего сына, особенный, ничего подобного, в институте им.Склифосовского не было.
Шевеля одними губами, мама чуть слышно говорит:
– В Саранске сказали, нам помочь невозможно. Никто и нигде. Кроме вас – надеяться не на кого.
–Не переживайте, Александр Анатольевич, если берется за что-то, то рассчитывает только на победу. Уверена, у Саши, все сложится удачно – смотрит на меня. – Озадачила тебя, Сашуля?
– Нет. Сам знаю, что вылечусь…
28 сентября 1969 год.
Воскресенье. У врачей выходной – никто не беспокоит. Мне захотелось сала, и мама пошла в магазин. Появилась возможность, прогуляться по территории института. Беспрепятственно покидаю отделение, спускаюсь по лестнице и выхожу во двор.
Прохладный осенний ветерок, задувает за нательную больничную рубашку. Приподняв воротник, сжимаю горловину пижамы. Справа от нашего корпуса находится одноэтажное барачного типа, с маленькими окнами здание внешне похожее на склад. Подошел поближе. Внутри за закрытой дверью, слышу тихое рычание и тявканье нескольких собак. Озадаченный услышанным, гуляю по аллеям небольшого сквера. По его периметру, расположены несколько различных по высоте и форме зданий. Центральная аллея заканчивается, и я оказываюсь перед величественным сооружением. В центре подковообразного здания, купол. Его венчает, покрытый позолотой, шар. Все это, я видел при свете фонарей, в ночь поступления в институт. Переборов робость, поднимаюсь по широкой гранитной лестнице к обрамленному колоннами, парадному входу. Открываю массивную, в два человеческих роста, дверь – оказываюсь в огромном зале. Никого. Гладкие, будто покрытые стеклом колоны, держат величественный купол, разрисованный библейскими сюжетами. Осмелев, под взглядами святых и летающих в вышине ангелов, шагаю по мраморному полу на противоположную сторону к выходу. Двери закрыты. Сквозь стекла, за кованым забором, вижу просторную площадь, по которой мчатся широким потоком машины. Догадываюсь, это и есть «Колхозная площадь», которая является частью «Садового кольца»…
Захожу в палату. Возвратившаяся мама, вытаскивает из авоськи купленные продукты:
– Ты где был?
– Знакомился с институтом Склифосовского. Мам, сходи в центральное здание, там так красиво!
– Сынок, мы с тобой не на экскурсию в Москву приехали – она кладет на тумбочку большой кусок жирного окорока: – Попросила продавщицу, кусочек пожирней. Она удивилась: «Такое впервые слышу, все обычно просят постное». Говорю ей: «Это нужно для лечения, сыну, он здесь в институте лежит», и она отвесила намного больше, чем я пробила в кассе.
От аппетитного вида, приятно пахнущего куска окорока «засосало» в желудке. С жадностью набрасываюсь на мягкий тающий во рту бутерброд.
– Мам, он такой вкусный, лучше домашнего сала.
– Мы дома просто солим, а окорок, надо готовить по специальному рецепту, в особых условиях.
– И вы с папкой, следующего поросенка приготовьте по такому же рецепту.
Улыбаясь, мама отрицательно машет головой.
– Мы его за месяц съедим, а соленого сала, на полгода хватает. Не переживай, съешь, еще куплю – лишь бы на пользу пошло…
30 сентября 1969 год.
После разговора с Татьяной Александровной, к каждому врачу отношусь с пониманием и уважением. Вновь пришла Тамара Николаевна, и с ней Александр Анатольевич с медсестрой.
«В отделении две молоденькие медсестры – обе симпатичные и обе Тани. Одна, что принимала при поступлении в отделение – брюнетка, а вторая, светлая – блондинка. Медперсонал и больные, зовут их – Таня черненькая и Таня беленькая».
Дежурит сегодня, Таня беленькая.
Медсестра подает докторам резиновые перчатки. Врачи поочередно засовывают свои пальцы в свищи, пытаются раздвинуть петли кишечника. Тошнотворная боль у меня вызывает стон, капельки холодного пота покрывают лоб.
Не обращая внимания на мои стенания, оба спорят. Александр Анатольевич, эмоционально:
– Тамара Николаевна! Все завершим одним разом. Ушьем свищи, затем затянем дефект живота шпагатами, кожа молодая и эластичная – выдержит.
Тамара Николаевна, старается быть спокойной.
– Рисковать, не советую. Лучше прооперировать в два этапа, – возможны рецидивы свищей. Больной истощен, кожа вокруг раны еще воспалена.
Заведующий настаивает:
– Со дня поступления, эрозии и отечность исчезли. За неделю, кожа придет в норму. У Саши, хороший аппетит. Благодаря усиленному питанию, парень набрал вес.
Она недоверчиво покачивает головой:
– Смотрите сами, я же остаюсь, при своем мнении.
Не сказав мне ни слова, доктора выходят. Обращаюсь к медсестре:
– Таня, через неделю мне назначена операция?
Она пожимает плечами.
– Вероятно. Нам врачи не докладывают. Боишься?
– Что ты говоришь? Я ее жду почти год – открываю прикрытую пеленкой рану: – Разве можно жить с этим?!
– Согласна. Всех удивляет, как ты живешь без брюшной стенки и свищами в кишечнике.
Вновь накрываю пеленкой рану. Через неделю, возможно, Александр Анатольевич, дырки зашьет.
Задвинув ногой плевашку под кровать, медсестра садится рядом на стул:
– За тебя, Саша, взялись серьезно, а Александр Анатольевич мог бы спасти, даже и А.С. Пушкина. Жаль, они во времени разошлись.
– Его же, Дантес ранил в живот.
– Да и пуля повредила кишечник. Прожил он, еще два дня. Получается, умер поэт, от перитонита.
– А у меня перитонит, возник после прооперированного аппендицита. Живот раздуло и кишки порвались сами – без пули. Но я же не умер?
– Организм твой оказался крепче, и медицина сейчас другая.
– Таня, ты такая умная!
– Не совсем умная, в этом году, поступала в медицинский институт недобрала баллов. На следующий год вновь попытаюсь. Хочу быть хирургом, как Александр Анатольевич.
– Хочешь, значит будешь. Обязательно поступишь. Тань, возле нашего корпуса барак, а в нем собаки. Они для медицинских опытов? Да?
– Да. Там один странный профессор Демихов Владимир Петрович экспериментирует. Пытается пересаживать органы от одной собаки к другой. Там живет собака с двумя головами, и они говорят: «Друг с другом дерутся за еду». Вроде бы даже пересаживает и сердце. К нему из-за границы врачи приезжают за опытом, но наше министерство здравоохранения его не поддерживает.
Заходит мама, в руках что-то завернутое в бумагу.
– Сидела в коридоре. Больные, стали расспрашивать про тебя, Саша. Я им, между прочим, сказала, что ты любишь жирный окорок, так они мне, вот, сколько понатаскали – разворачивает бумагу, там обрезки жира от окорока:– Я взяла. Они все равно жирное не едят.
– Мам! Врачи не сказали, но по разговору понял, через неделю мне сделают операцию.
– Сыночек, в Москву для этого и прилетели. Даст Бог, все пройдет благополучно.
В глазах мамы тревога. Таня успокаивает.
– Тетя Феня, Александр Анатольевич, сделает все, что в его силах. Саша, операцию выдержит.
Дверь в палату приоткрылась. Заглядывает пожилой мужчина. В руках термос.
– Может, Саша, горячей ухи поест?
Добродушная улыбка, озаряет лицо медсестры.
– С таким усиленным питанием, обязательно поправишься…
6 октября 1969 год.
– Операция назначена на послезавтра – от самой двери палаты, говорит Татьяна Александровна. Мама, встает ей навстречу: – Тетя Феня, ведите Сашу в ванну, ему нужно освободить кишечник.
– Татьяна Александровна, он еще не завтракал.
– Хорошо, что не завтракал. – смотрит на меня: – Саша, сегодня придется поголодать до обеда. Нам необходимо, обследовать под рентгеном твой кишечник. Потерпишь?
– Да.
Встаю с постели, иду за мамой в ванную. Как обычно, обмываю намыленной губкой, края раны. Неожиданно, входит Татьяна Александровна. Растерянный, поворачиваюсь набок.
– Сашуля, сегодня нам не до стеснения и капризов. Выбирайся и ложись на кушетку – отвернувшись, не смело ложусь на холодный дерматин кушетки, спиной к врачу: – Можешь прикрыть свои «прелести» полотенцем и ложись на спину – берет за ширмой грелку с резиной трубкой и наконечником для клизмы. Набирает в нее из под крана, теплую воду: – Тетя Феня, держите грелку – отдает ее маме, затем одной рукой направляет наконечник поочередно во все свищи, а пальцем другой руки выковыривает из кишечника «орешки» застарелого кала.
Мама, заново заливает в грелку воду. Затем все тоже, через задний проход. Из под моей спины по кушетке, вода сливается в тазик и на пол. …
Лежу на своей кровати, не могу успокоиться после унизительной процедуры – стыдно. Пожилой санитар закатывает каталку. Его худощавая фигура, часто мелькала сквозь проем двери палаты. Голова санитара, как бы здороваясь, постоянно кивает, а глаза прикрывают вечно дергающие веки. На этой самой каталке он возит обед из кухни в раздаточную, собирает грязное белье для прачечной и транспортирует тяжело больных,.
Зовут санитара Василий Семенович или просто дядя Вася
– Саша, поехали на рентген.
– Дядя Вася, я сам дойду.
Он машет своей трясущей головой.
– Не положено, мне Александр Анатольевич сказал везти на каталке. А я привык, выполнять приказы. Залезай, покатаю.
В рентген кабинете, Александр Анатольевич, рентгенолог-мужчина и рентген лаборант женщина. Дядя Вася вышел. Повернувшись сажусь на каталку. Лаборант подает литровую кружку, заполненную, белой как молоко, массой.
– Пей.
Смотрю на Александра Анатольевича.
– Саша, выпей как можно больше. Барий нужен для контраста. Хотим увидеть, на каком уровне в кишечнике находятся свищи.
Глотаю неприятный безвкусный раствор. С трудом выпил половину.
– Не могу. Не лезет.
Рентгенолог:
– Пей, через не могу.
Пересилив себя, продолжаю глотать. Не много недопив, отдаю кружку лаборанту.
– Все!
Перелезаю с каталки под рентген-облучатель. Александр Анатольевич, отходит за шторку. Рентгенолог в тяжелой накидке и толстых резиновых перчатках, встает рядом со мной. Выключив свет, женщина выходит. Периодически гудит аппарат. Рентгенолог мнет живот выше раны и быстро заменяет пластины рентгеновской пленки.
Зажегся свет, Александр Анатольевич, откинув пеленку, всматривается в мой живот. Приподняв голову, смотрю и я.
На верхнем краю раны выступила из свища лепешка бария. Посоветовавшись, врачи решают продолжить обследование. Лаборант вновь замешивает раствор бария: «Больше выпить не смогу». Но лаборант заливает приготовленный раствор в знакомую грелку с трубкой для клизмы. Рентгенолог втыкает наконечник в свищи, затем обследование продолжается через прямую кишку…
Василий Семенович везет меня измученного в палату.
– А как ты хочешь? Перед операцией каждого обследуют, иначе что-то можно пропустить, но будет поздно. Саша, отдохни, а я тем временем подарок тебе сделаю.
Мама, встречает возле палаты.
– Намучился сынок?
Разговаривать нет желания. Обессиленный, сползаю с каталки и ложусь в постель…
Тихий час. Заходит Василий Семенович с куском фанеры.
– Феня, я немного побеспокою вас. Буду у Саши, снимать хандру. – достает из кармана халата скрученную стальную проволоку и два гвоздя. Уперев фанеру о тумбочку, он с усилием ее сгибает, затем пропускает через подготовленное отверстие проволоку и закручивает ее на гвоздях, с обратной стороны. Освобожденная фанера разгибаясь, натягивает до предела сталь.
Заинтересованный, спрашиваю:
– Дядя Вася, что это?
Оценивая свою работу, он отвечает:
– Однострунный музыкальный инструмент. Послушай! – садится на стул и кладет его себе на колени. Из другого кармана халата вытаскивает пустой пенициллиновый пузырек и маленький гвоздик. Трясущая левая рука с пузырьком ложится на струну, а правая дергает его гвоздиком.
Комнату заполняет чистейший вибрирующий звук и течет знакомая всем мелодия:
«Не слышны в саду даже шорохи
Все здесь замерло до утра.
Если б знали вы, как мне дороги
Подмосковные вечера» и т.д.
Завороженный, смотрю на красивого, одухотворенного человека, сотворившего чудо. Смолк последний звук необычного инструмента. С мамой молчим, не знаем что сказать. Василий Семенович, улыбаясь, спрашивает:
– Понравилось?
Прерываю молчание:
– Дядя Вася, Вы где так замечательно научились играть? Я полгода ходил в музыкальную школу, а выучил, только две песенки «Петушок» и «Не слышно шума городского».
Встревает мама:
– Ты же свой аккордеон утопил в ванной. Мог бы также играть.
Оправдываясь, смотрю на улыбающегося музыканта:
– Меха пропускали воздух – хотел узнать где? После воды аккордеон расклеился и покрылся плесенью. Пришлось выбросить его на помойку.
Василий Семенович, подает мне свое изобретение:
– Дарю, продолжай учиться. Я музыкальной грамоте не обучен, играю по слуху. Когда немцы под Москвой подбили мой самолет, пришлось спускаться на парашюте. Очень сильно ударился головой о землю, лечился здесь же, в институте Склифосовского. От нечего делать стал музицировать.
Мама удивляется:
– Василий Семенович, Вы военный летчик?
– Бывший летчик, списали в начале войны. Но физически еще крепок. – он вдруг, сняв белый халат, упирается руками о край стула и делает стойку на голове…
7 октября 1969 год.
Лежу в кровати с раскрытым животом. Рядом стоят Александр Анатольевич, Тамара Николаевна и крупная пожилая женщина-врач. Татьяна Александровна в стороне. В руках у всех рентгеновские снимки – идет предоперационный консилиум. Главенствует незнакомая мне доктор. Повернувшись к окну, она рассматривает снимок. Затем, тоном руководителя говорит:
– По этим негативам трудно определить, как сильно поражен кишечник. Александр Анатольевич, по ходу операции, думаю, Вы сами определитесь, с объемом вмешательства, но все же, прислушайтесь к мнению, Тамары Николаевны.
Александр Анатольевич, спокойно:
– Пока свое решение не меняю. Согласен, при определенных обстоятельствах, оперативное вмешательство можно разделить и на два этапа.
Рассматривая свой снимок, Тамара Николаевна, настаивает:
– Ольга Осиповна, Вы же видите какой объем работы, предстоит для всей бригады хирургов – никак нельзя, допустить ошибки.
Ольга Осиповна, присев на стул, осматривает кожу вокруг раны.
– Да, ошибки быть не должно, надеемся на большой опыт и удачу Александра Анатольевича – обращается к лечащему врачу: – Татьяна Александровна, Вы, замечательно потрудились. Больной подготовлен к операции, очень хорошо.
Татьяна Александровна, подходит ближе.
– Спасибо, но здесь большая заслуга, Сашиной мамы. Это она смогла поднять на ноги такого тяжелобольного сына.
Ольга Осиповна просит:
– Если она здесь, пожалуйста, позовите ее.
Татьяна Александровна выходит и возвращается с моей мамой. Мама, в нерешительности, останавливается у двери.
Ольга Осиповна подходит к ней.
– Я, Виноградова Ольга Осиповна – профессор, заведую кафедрой хирургии института – протягивает маме руку: – Как Вас величать?
Смущенная, она, протягивает свою:
– Фёкла Никифоровна.
– Фёкла Никифоровна, Вы очень хороший родитель. Смогли спасти своего сына. Он у Вас единственный?
Она отрицательно машет головой.
– Шестеро – и все сыновья. Двое выросли… остальные в Саранске с отцом.
«Понимаю, мама запнулась, вспомнив о тюремном сроке брата. Но разве это скажешь, уважаемым докторам?».
Профессор, не отпуская маминой руки, восклицает:
– Какая молодец! Вы, необыкновенная мама. Саша видимо младший?
– Нет, он четвертый. А младшему Сереже, на днях будет десять. Дома как-нибудь без меня справятся. Здесь я нужней.
Отпустив наконец мамину кисть, Ольга Осиповна говорит снова тоном руководителя:
– Завтра вашему сыну, предстоит серьезная операция. Вы действительно очень необходимы, именно здесь.
Врачи ушли. Продолжаю лежать в постели, мама сидит рядом:
– Завтра тебе Александр Анатольевич, даст Бог, зашьет живот и наши мучения закончатся.
– Наконец-то. Не пойму, что мешало это сделать врачам в Саранске?
– Не знаю. Наверное не умеют лечить таких больных как ты. А какое, здесь к нам отношение! Сама профессор института мне руку жала, а в Саранске, никто даже по имени отчеству не назвал…
8 октября 1969 год.
Тревожный сон, прервался прикосновением маминой руки.
– Вставай, сыночек. Нужно привести в порядок рану. Ванну уже заполнила.
Важный день настал, но радости не испытываю, не отпускает охватившее после сна волнение.
Лежу в теплой воде, мою губкой кожу живота и мысленно прощаюсь с опостылевшей раной – не получается, видимо сроднился…
Девять часов. Василий Семенович в сопровождении Тани черненькой, вталкивают в палату каталку. Встаю им навстречу.
– Здравствуйте, может я сам пойду?
Таня машет руками.
– Да меня, за это с работы уволят. Саша, ложись на каталку, тебя ждут в операционной – смотрит на растерянную маму: – Тетя Феня, все будет хорошо. Обратно привезем вашего сына, уже с нормальным животом.
Василий Семенович, согласно трясет головой.
– У Александра Анатольевича, «золотые руки». Саша будет еще офицером, как и я.
Мама обнимает, целует, затем, как обычно крестит.
– С Богом, сынок!
Укладываясь на каталку, командую:
– Поехали.
Длинный коридор заканчивается, лифт поднимает нас на четвертый этаж.
В ШЕСТОЙ раз передо мной раскрывается дверь в операционную, но теперь в Москве. Каталка движется в проем, мама остается ждать.
Чистая и светлая операционная заполнена медперсоналом, облаченных с головы до ног в темно-зеленые одежды. В полной тишине, при помощи Тани и Василия Семеновича, осторожно переползаю на операционный стол. Они вместе с каталкой покидают помещение.
Подошедшая девушка в зеленом, молча с первой попытки, вводит иглу в вену и подключают капельницу к моей руке. Она же, в капельницу ниже зажима, шприцем делает инъекцию – язык, конечности и все тело обездвижены. Рефлектор над головой, отдаляется, уменьшаясь в размерах. Слышу отдельные слова, подошедших к столу хирургов. Глаза закрылись…
Открылись – лежу в своей палате. Надо мной заплаканное, счастливое лицо матери.
С трудом размыкаю слипшиеся губы:
– Операцию не сделали?!
Она растерянна и удивлена.
– Да как же, сынок, не сделали? Сделали! У тебя больше нет раны. Живот зашит!
– Когда?
– Да что с тобой, сынок? Операция продолжалась шесть часов и в палате лежишь больше часа.
Недоверчиво смотрю на маму.
– Подними голову.
Подложив свою ладонь под мою голову, она медленно поднимает ее, второй рукой, осторожно убирает с живота покрывало.
Вместо зияющей раны, вижу полоску приклеенного многослойного бинта и натянутую до блеска кожу. Живот стянут толстыми капроновыми нитками, пропущенных через шесть крепких пластин – по три с каждой стороны.
Голова опускается на подушку. Глаза мамы светятся счастьем, а мне не верится: «Может это просто снится?».
Возле носа шипит шланг от кислородного баллона. В руку капает густая темная кровь. Тошнотворное состояние. Почему-то радости нет…
Вечер. Рядом Александр Анатольевич с Татьяной Александровной. Мама у окна наблюдает за врачами. Заведующий, сидя на стуле, осматривает прооперированный им живот – лицо настороженное.
– Как самочувствие, Саша?
– Хорошее. Немного живот ноет и подташнивает
– Придется потерпеть. Между петлями кишечника надрезано большое количество спаек и ушито много свищей. Со временем боль в животе пройдет. А ты молодец! Не подвел нас. Под глубоким наркозом, выдержать такую длительную операцию, не всякому дано – обращается к лечащему врачу: – Татьяна Александровна, назначьте «Промедол» и пожалуйста, постоянно капайте жидкость – нужно уменьшить интоксикацию.
Она кивает.
–Хорошо. Александр Анатольевич, у Сашули плохие вены, придется делать на конечностях веносекцию.
