Текст книги "История болезни (документальная повесть) - часть вторая"
Автор книги: Александр Уланов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
– Делайте, и необходимо постоянно отсасывать застой в желудке. Помнится, у нас где-то, был самодельный отсос с банками – в данном случае, он кстати.
Молчавшая до этого мама, не выдерживает:
– Александр Анатольевич, Татьяна Александровна! Как мне Вас отблагодарить за спасение сына?
Татьяна Александровна смотрит на своего руководителя, а он не меняя выражения лица, серьезно отвечает:
– Фёкла Никифоровна, давайте подождем с благодарностями. Что наметили – все выполнили, но не знаем, как отреагирует на наше вмешательство кишечник.
Мама не понимает.
– Вы же, живот зашили!
– Зашили, и свищи ушили, но кишечник пока функционирует очень вяло. Когда активизируется перистальтика кишечника и возобновит свою работу весь пищеварительный тракт, вот тогда вместе отпразднуем победу.
Маму обнимает Татьяна Александровна.
– Тетя Феня, после такой серьезной операции, кишечнику необходимо время, для возобновления своей функции. Все надеемся на хороший результат – смотрит на меня: – Верно говорю, Сашуля?
Отвечаю:
– Да…
Санитар – дядя Вася, притащил похожую на этажерку деревянную конструкцию, и вместе с медсестрой, собрали трехбаночный отсос. Одна герметично закупоренная банка на нижней полке – из нее выведен длинный резиновый зонт. Вторая, также закупоренная заполненная водой, установлена на самом верху этажерки – из нижней части которой свисает трубка с зажимом – она направлена в третью бутыль, без крышки.
Вновь вошла в палату, Татьяна Александровна:
– Аппарат готов к работе?
– Готов, товарищ командир – рапортует, Василий Семенович.
– Сашуля, начнем удалять твой застой – улыбается врач и ловко вводит тонкий от банки зонд через мой нос в желудок, затем снимает зажим. Вода из верхней банки течет в нижнюю, а в соседний нижний сосуд, втягивается через зонд мутное грязно-зеленое содержимое желудка: – Тетя Феня, подайте воды – мама подносит ей кружку. Врач приподнимает мою голову: – Пей, Сашуля – провалившаяся через пищевод чистая вода вытекает в банку – мутной. После второй кружки пошла чистая, и на трубке вновь закрепляется зажим: – Как возникнет необходимость, снимите зажим, и желудок у Саши будет очищаться. Тетя Феня, Вам все понятно?
– Да, конечно, Татьяна Александровна! Это очень просто…
11 октября 1969 год.
Суббота – четвертый день после операции.
«Два дня в палату шли бесконечным потоком сотрудники института. Некоторые, знакомы по предыдущим посещениям, но в основном новые лица. Все трогали, натянутую как пергамент кожу и мяли живот. Обеспокоенная мама стояла рядом – вздыхала, но никому не перечила».
Живот не болит – три раза в день вводят «Промедол».Татьяна Александровна, вчера вынула зонд из желудка. Странную деревянную конструкцию вместе с банками, дядя Вася вынес. Глотаю понемногу бледный бульон с крошками из мясного фарша.
Урчащий кишечник распирает «корсет». Натянутые струны капроновых нитей режут кожу живота, оставляя кровянистые полосы и упорные пластины, которые медленно ползут по нему навстречу друг другу.
В палате со мной мама. Время ближе к обеду. Заходит Александр Анатольевич, в необычном для него хорошем настроении.
– Саша, принес тебе и твоей маме для аппетита немного кетовой икры – кладет на тумбочку тарелку с двумя бутербродами, поверх которого густо рассыпаны янтарные «горошины».
Раньше слышал о ней, но видел впервые. Удивленный выдыхаю.
– Спасибо!
Мама поражена не меньше.
– Вы, еще балуете нас!
– Меня угостили, и я решил поделиться с вами.
–Александр Анатольевич, скажите, нужны ли такие частые посещения врачей к Саше? Они давят на его живот, а кожа очень тонкая. – она приподнимает покрывало: – Видите, местами не выдерживает – режется нитками.
– Фёкла Никифоровна, поймите! Пустой кишечник постепенно заполнятся и за счет этого, увеличивается объем живота. Кожа у Саши молодая, разрезы заживут быстро. А то, что сотрудники интересуются, объяснимо. Поверьте, за более чем двадцать лет моей работы в институте, подобного случая не было. Ваша забота – встречаемся взглядом: – Сашин оптимизм и его природная живучесть, очень помогли нам – вновь обращается к маме: – Пока для волнения нет причин, все идет по намеченному графику…
13 октября 1969 год.
Понедельник.
Разбудили боли в левом подреберье. В палате темно, но за окном светает. Слышны голоса и шаги людей в коридоре. Вечерняя инъекция «Промедола» – не обезболивает. Предчувствую неладное, трогаю рукой живот. На ладони, что-то влажное и липкое. Наконец, осознаю – КАТАСТРОФА! Тело покрылось холодным потом. Рядом на соседней койке, спит мама: «Как смогу это сказать ей?»
Время идет, боли усиливаются – стараясь быть спокойным, шепчу:
– Мама, проснись! – тревога все же передается.
– Что сынок? – испуганная, она встает с постели.
Скрывать нет смысла.
– У нас БЕДА…
Включен свет, откинуто одело и укрывавшее шов пеленка – слева из боковых разрезов кожи живота и между верхними швами выделяется кишечное содержимое. Побледневшая мама, обессилено опускается на стул и тупо смотрит на извергающее «бедствие».
Понимаю, надо действовать самому .
– Мам! Скажи медсестре, пусть вызовет дежурного хирурга!
– Бегу, сынок! – она быстро выходит из палаты.
Слышны приближающиеся шаги. Входит невысокого роста, темненькая лет за тридцать, врач нашего отделения – Тамара Михайловна. Она ранее неоднократно заходила в палату вместе с Татьяной Александровной – вероятно, они подруги.
– Саша, показывай, что у тебя стряслось?
– Ничего хорошего. – обреченно, вновь откидываю мокрую пеленку с живота: – Смотрите!
Быстрый оценивающий взгляд доктора. Ничего не сказав, развернувшись, она выходит…
Лежу в перевязочной на столе. Срочно вызванная Татьяна Александровна, разрезает стягивающие рану нитки – верхняя и нижняя части шва расходятся. Она засовывает в образовавшиеся отверстия шланг тарахтящего электрического отсоса – вытягивает скопившееся кишечное содержимое.
Дурно, знобит, со лба стекают капельки холодного пота – инъекция «Промедола» эффекта не дает. Татьяна Александровна ковыряясь в моей брюшной полости, просит:
– Сашуля! Покричи, будет легче.
Отрешенно с трудом, выговариваю:
– Сил нет кричать.
Входит Александр Анатольевич. Не поздоровавшись, смотрит на мой живот. Озабоченный, сам собой рассуждает:
– Рецидив. Моя вина! Видел же – кишечная петля в левом подреберье «приросла» к брюшной стенке.Пожалел, не подрезал. Вероятно, там находился еще один СВИЩ. Татьяна Александровна, продолжая работать отсосом, спрашивает:
– Что будем делать, Александр Анатольевич?
– Что делать? Срочно оперировать! Необходима ревизия брюшной полости. Оценим создавшуюся ситуацию и на месте решим дальнейшие действия. Нужно сообщить о случившимся , Тамаре Николаевне и Виноградовой – наконец, обращается ко мне: – Саша, к сожалению, с одной попытки у нас не вышло. Дальнейшее лечение, придется разделить на этапы.
Обреченно, киваю головой…
Санитар Василий Семенович, с дежурившей в эту смену медсестрой – средних лет круглолицей Ниной Сергеевной, толкают каталку по длинному коридору отделения.
Возле моей палаты, стоит растерянная мама. Желая ее ободрить, приподняв немного голову от каталки, пытаюсь улыбнуться. Вибрация усиливает боль и улыбка получается страдальческая. Опомнившись, она догоняет нас и заглядывая мне в глаза через плечо санитара, идет рядом – сопровождает НА СЕДЬМУЮ операцию. Лифт, операционная, противно пахнущая маска для наркоза…
Слышу знакомые голоса. Приоткрываю глаза – лежу в палате. Из капельницы в левую руку течет густая темная кровь. Через мокрую салфетку возле носа, пробивается из трубки кислород. Рядом Александр Анатольевич, с трудом подбирая слова, объясняет маме:
– Фекла Никифоровна, к сожалению, как планировал, с одного раза восстановить Сашин кишечник не удалось.
Отрешенно, без эмоций, она говорит:
– Не надо было, после такой сложной операции, допускать в палату посторонних врачей, все мяли-мяли живот – кишечник не выдержал и снова порвался.
– Причина рецидива не в этом. Как выяснилось, был еще один свищ, припаянный к брюшной стенке. Во время предыдущей операции, я не стал перерезать соединительную ткань – не хотел лишний раз травмировать кишечник. А зря! Теперь придется, ушивать свищи поэтапно – замечает мой взгляд: – Саша! Я, обязательно восстановлю твой кишечник!
Хирург пытавшийся «воскресить», уходит понурив голову. Мама усталым голосом, говорит мне:
– Ну что, сынок! Начнем все сначала…
15 октября 1969 год.
Кровать в центре палаты. Вокруг трубки. Что-то через них в мой организм входит, а что-то выходит. Одолевает резкая слабость. Перед глазами летают «мушки». Врачи постоянно тревожат мое тело – нет сил и желания сопротивляться и возражать. Выражения лиц у медперсонала, знакомое по Саранску, когда никто не надеялся на благополучный исход. Мысленно посмеиваюсь: «Думают, УМРУ. Ошибаются – Я ВЫЖИВУ, просто они этого не знают».
Мама у окна. В палате Татьяна Александровна, убеждает Александра Анатольевича:
– Где-то кровоточит. Постоянно капаем кровь, а гемоглобин упал до 60 г/л.
Он соглашается:
– Думаю, в области злополучного свища. Нет смысла тянуть время, надо искать источник – обращается к напряженной маме: – Фекла Никифоровна, придется нам вести Сашу вновь в операционную, необходимо, срочно найти кровоточащий сосуд.
Она безропотно отвечает:
– Делайте, как считаете нужным. Спасайте сына…
Несколько человек поднимают мое обессиленное тело, вместе с трубками, укладывают его на каталку и процессия трогается.
Капельницу держит Нина Сергеевна. Игла в вене еще ночью закупорилась тромбом. Утром, Татьяна Александровна, после нескольких попыток, через разрез кожи все же отыскала венку и с трудом ввела в нее новую. В одной руке медсестры – флакон с кровью, другой – она осторожно придерживает иглу в вене. Не дай Бог выскочит. Кислородную подушку несет мама. Кислород щекочет мне ноздри – но дышать легче.
Всем я нужен, всеми любим, приятное чувство обволакивает сознание. Впереди – ВОСЬМАЯ операция…
Вновь на операционном столе. Жду, когда на лицо накинут вонючую маску для наркоза. Хирурги за шторкой обсуждают ход операции – никто с маской не подходит. Смотрю в зеркало рефлектора – вижу свой вспоротый живот и руки Александра Анатольевича. Он берет в руки шприц и делает «заморозку» кожи в области левого подреберья. Слышу его голос:
– Источник кровотечения думаю здесь, на месте обнаруженного свища – неприятно видеть, как режут мою плоть, но неведомая сила удерживает взгляд на отражателе. Под лезвием скальпеля на передней брюшной стенке образуется третье отверстие, под которым обнаруживается кровяной сгусток: – Вот она гематома!
Татьяна Александровна, проворно манипулируя трубкой отсоса – восклицает:
– В брыжейке кровоточит! Венка тонюсенькая, а сколько вытекло!
Александр Анатольевич, засунув пальцы обеих кистей в разрезанное им отверстие, перевязывает поврежденный кровеносный сосуд. Обращается к присутствующим:
– Свищи пока трогать не будем. Можем потерять больного. – заглядывает ко мне за шторку: – Как самочувствие?
Операционная вместе с врачами и медсестрами «плавает» перед глазами.
С трудом, чуть слышно, отвечаю:
– Хорошо.
Натянутая улыбка доктора.
– Молодец! Все еще поправимо...
В палате, несколько человек, с трудом, осторожно перекладывают меня на кровать. Остаются со мной Татьяна Александровна, Нина Сергеевна и мама. Медсестра трогает мою правую голень.
– Татьяна Александровна, посмотрите!
Она, всплеснув руками, возмущается:
– Еще нам этого не хватало – игла выскочила из вены. Мы же и хлористый кальций через нее вводили – пережимает трубку капельницы и выдергивает иглу из покрасневшей отечной голени увеличенных размеров.
Мама безучастно наблюдает и молчит. Татьяна Александровна искоса поглядывая на нее, говорит медсестре:
– Нина Сергеевна! Заправьте другую пятипроцентной глюкозой и принесите. Придется искать вену в другом месте – медсестра снимает со штатива капельницу, с почти полным флаконом крови и удаляется. Врач подходит к маме: – Тетя Феня, понимаю ваше состояние. Неудачный результат нашей первой операции, внутрибрюшинное кровотечение, теперь вот еще химический ожог голени – мы также все переживаем! Но Александр Анатольевич, уверен – кишечник у Саши можно восстановить. Поверьте, мы сделаем для этого все возможное. Нам нужно вместе, вновь поднять Сашу на ноги.
– А сможем? – голос подавленный: – Приехали в Москву с одной дырой на животе – сейчас их три. Сын пришел в отделение на своих ногах – теперь лежит пластом в окружении трубок…
Палата колышется, все плывет перед глазами. Напрягаясь, говорю:
– Мам! Ты просто устала, поезжай домой – отдохни.
Она подходит, тяжело садится:
– Без меня, сыночек, пропадешь – голос ее вновь мягкий и ласковый…
20 октября 1969 год.
Как и предсказывал, Я НЕ УМЕР – остался ЖИТЬ.
Общее состояние пока тяжелое – шипит возле носа трубка с кислородом, капает кровь, но уже в левую голень – правая покрасневшая и отечна после ожога. Очищая мои раны от кишечных испражнений, периодически тарахтит отсос. При незначительном движении головы, палата плывет, руку поднимаю с трудом, и мама как маленького, кормит с ложечки. Врачи уже смотрят на меня спокойно, о плохом не думают.
Живот укрыт шатрообразным проволочным каркасом – сверху простыня, внутри висит электрическая лампочка на 100 Вт. Соорудил ее мастер на все руки – Василий Семенович.
Стало удобно обрабатывать раны и откачивать кишечное содержимое.
Завтрак закончен. Под нажимом мамы, с трудом, одолел чашку жиденького молочного супа с вермишелью.
Татьяна Александровна осматривает мою пораженную правую голень.
– Саша, придется делать пересадку кожи – ткань на месте ожога отмирает.
Мама интересуется:
– Татьяна Александровна, а где Вы кожу возьмете?
– Да здесь же, рядом на голени у Саши.
Из-за каркаса своих ног не вижу, но возражаю:
– А какой смысл пересадки? Еще рана будет! Татьяна Александровна, рана сама зарастет. Мам, помнишь в Саранске, как стал выздоравливать, старая кожа лоскутами сошл
а, а под ней новая появилась.
Врач улыбается:
– Ну если так, то будем надеяться и у нас она самостоятельно затянется.
Приподнимаю переднюю шторку на каркасе – захотелось увидеть на ноге рану, и испуганно шепчу:
– В животе черви!
Встревоженная мама и доктор, вместе со мной уставились на зияющую рану в левом подреберье. В мутной жидкости плавают большое количество трех-четырех сантиметровые «глисты». Татьяна Александровна пинцетом осторожно ловит одну из них – она раздавливается, цепляет другую – разламывается. Ее испуганное лицо вдруг усмехается.
– Что ты сегодня ел?
Отвечаю, но уже догадываюсь сам:
– Молочный суп с вермишелью.
Успокаивается и мама:
– Сынок, вот напугал нас!
Татьяна Александровна, вновь ставится серьезной:
– Ничего хорошего в этом нет. Пища выбрасывается из кишечника через «высокий» свищ не переваренная – не усвоенная организмом.
Мама напрягается:
– Снова операция?
– К сожалению, Саша еще очень слаб – операцию пока делать не будем. Соберем консилиум – посоветуемся. Не волнуйтесь, мы что-то обязательно придумаем. Да! Тетя Феня, с этими «глистами», чуть не забыла Вас предупредить! Должна подойти группа студенток из медучилища – при нашем институте. – подмигивает мне: – Они очень хотят познакомиться с тобой Саша. Ты не против?
Улыбаюсь.
– Мне сейчас, только девочек не хватает. Пусть приходят, если не испугаются.
– Не скажи. Кто-нибудь, еще влюбится. – многозначительно улыбаясь, доктор уходит.
Мама торопливо прибирается в палате, затем прихорашивает меня – моет намыленной тряпкой доступные части моего тела, ополаскивает лицо и расчесывает волосы. Ждем гостей…
Полдень. Дверь открылась и в палату в сопровождении Татьяны Александровны, шушукаясь не смело заходит большая группа девочек, в приталенных медицинских халатах.
Врач приветливо докладывает:
– Сашуля, пришли напросившиеся к тебе девушки. Выбирай себе невесту.
Девчата осмелев, тихонько хихикают. Смущенный, не знаю что ответить. Мама, уступив место доктору, молча отходит к окну.
Татьяна Александровна, кратко рассказав студенткам мою историю болезни, заключает:
– В будущей вашей профессии необходимо уметь выхаживать таких больных как Саша Уланов. Порой, результат лечения зависит от медсестры больше, чем от врача – смотрит на меня: – Девочки, совсем смутили парня – даже щеки его порозовели. А мы лечим, лечим, а он все бледненький был.
Обидевшись, с вызовом отвечаю:
– Совсем не смутился, в палате просто жарко.
– Хорошо, больше не будем беспокоить – обращается к студенткам: – Пожелайте Саше, выздоровления и дадим ему отдохнуть.
Слышу наперебой слова: «Выздоравливайте», «До свидания» – все выходят.
Смотрю вслед уходящим – одна невысокого росточка плотненькая девушка стоит у двери. По ее кругленькому с мелкими веснушками лицу видно – что-то она хочет спросить, но стесняется. К ней подходит мама.
– Что тебе, милая?
– А можно мне завтра, снова навестить Сашу?
Мама оглядывается, но не ожидая моего ответа, радостно отвечает:
– Приходи, ему без ровесников скучно.
– Обязательно приду! После окончания занятий в училище, это примерно часа в три. Вам удобно?
– Нам в любое время удобно. Будем очень рады. Тебя зовут то как?
– Надя! Кондратьева Надя. – подходит ко мне: – Саша, мне на шестнадцатилетние подарили роман М.Шолохова – «Поднятая целина». Книга толстенная, боюсь даже начинать. Если ты не против, будем читать вместе.
Девичий голос, щебечет с неподдельной искренностью, без жалости и сострадания.
Охватывает приятное волненье.
– Хорошо, буду ждать…
22 октября 1969 год.
У носа кислородная трубка не шипит – отпала необходимость. В палате Татьяна Александровна и научный сотрудник института – Багницкая. Тамара Николаевна предлагает решить проблему «высокого» свища с помощью медицинского цемента.
На столике рядом с хирургическими инструментами и перевязочным материалом глубокая керамическая чашка и пакет с серым порошком. Оттарахтел отсос – обработанная раствором фурацилина рана в левом подреберье, чистая.
Эксперимент начался. Тамара Николаевна сыплет порошок в чашку, заливает его обычной водопроводной водой и размешивает шпателем – получается густой раствор. Затем, сложив в несколько раз кусок марли, укладывает его поверх раны.
– Саша, не волнуйся – процедура безболезненная.
– Без толку это все! Мне в Саранске, уже затыкали свищи пробками – они через пять минут повылетали.
Экспериментатор вываливает приготовленное месиво поверх марли.
– Здесь пробка посолиднее. Она должна продержаться не менее двух-трех дней. – утрамбовывает раствор шпателем: – Будет подтекать, Татьяна Александровна заменит. Затем, сам научишься, а другого выхода, у нас с тобой нет.
Татьяна Александровна поправляет пальцами, мягкий еще не застывший цемент массивной пробки.
– Вот теперь пища пойдет по кишечнику дальше, а через тонюсенькие венки, организм не насытишь. – обращается к Тамаре Николаевне: – Добавила к лечению гормоны, и Сашуля ожил, на щеках появился румянец. А еще, его стала девушка навещать.
– Да ты Саша, Дон Жуан!
Смущаюсь.
– Она мне книгу читает – «Поднятая целина»…
30 октября 1969 год.
– Сашуля, ты оказался прав. – Татьяна Александровна делает перевязку правой голени: – Во всю идет грануляция в ране. Вероятно, обойдемся без пересадки кожи.
–У меня все зарастает быстро…Кроме дырок в животе. Татьяна Александровна, ваш кляп снова разболтался.
– Заменим.
Подходит мама. Вытащив вилку из электрической розетки, услужливо снимает с меня каркас и относит его к окну. Врач без труда вытаскивает из раны твердый цементный кляп – оголяются отечные края и изъеденные пищеварительным соком ярко-красные мышцы живота. Мама, Татьяне Александровне:
– Сам себя ест.
– Тетя Феня, все же положительный момент есть – пища кишечником усваивается эффективнее. Общее состояние Саши, улучшилось и лицо посветлело.
Оживляюсь:
– Уже можно зашить живот? Когда операция?
Она не спеша обрабатывает рану, готовит цементный раствор.
– Не мне решать, но видимо не скоро. После неудачи, Александр Анатольевич, рисковать не хочет. Девочка, к тебе ходит?
– Ходит. – от неожиданного вопроса, краснею…
Тихий час. Дверь открылась – пришла Надя, в белом халатике, с сумкой в руке.
– Здравствуй. А тетя Феня где?
– Привет. В магазин за продуктами вышла. Проходи, будь хозяйкой.
Она садится. Вытаскивает из сумки большое с красным бочком яблоко, подает мне.
– Будешь?
– Мне такое одному не одолеть. Давай вместе съедим. Ножик в тумбочке.
Надя идет к умывальнику, моет его под краном, а я любуюсь ее девичьей фигурой с выраженными признаками женственности, Домысливаю все остальное, что скрыто медицинским халатом.
«В первое свое посещение, она принесла маме коробку конфет, а мне три желтых экзотических банана. Считал, что их едят только обезьяны в Африке, но они оказались вкусными. Мама была растрогана, но просила ее больше не тратиться: – «Ты сама для нас подарок». Мне самому странно – действительно, жду ее прихода, как подарка».
Яблоко общим усилием, с хрустом съедено. Надя садится передо мной в удобную для нее позу, откинувшись на спинку стула. Держит в руках толстую книгу «Поднятая целина». Увлеченно читает текст, о том, как питерский рабочий Давыдов «сгоняет» свободных донских казаков в колхоз и тихо смеется над незадачливым дедом «Щукарем». Я же, прикинувшись усталым, свешиваю с подушки голову и с трепетом смотрю под коротенькую выше колен юбку, на ее тугие бедра. Думаю совсем о другом…
7 ноября 1969 год.
Пятьдесят вторая годовщина Великой Октябрьской революции. Целый день с мамой одни. У врачей выходной – вероятно пошли на праздничную демонстрацию.
Вспоминаю:
« В школе ежегодно перед этой датой, изготовляли и обновляли транспаранты и флаги. В прошлом году дирекция школы попросила заняться этой работой Александра Дмитриевича – моего классного руководителя и Геннадия Ивановича – учителя физики, солидного с выпяченным животом мужчину, по кличке «Тюлень». Они взяли в помощники несколько учеников. В это число вошел и я. Пилили и стругали доски, затем на прямоугольные рамы натягивали красную кумачовую ткань и прикрепляли такую же на длинные черенки. На транспарантах учителя кисточками писали белой эмульсией стандартные бравурные лозунги, типа: «Слава Великой Октябрьской революции» или «Учение Ленина вечно, потому – что оно верно» и т.д. А флаги просто скручивали и укладывали стопкой.
В праздничное прохладное утро вся школа, кроме учеников младших классов, с нашими транспарантами и красными флагами, длинной вереницей тронулась пешком от нашего поселка через пустыри к центру города. Пришли загодя и еще долго мерзли перед центральной площадью на соседней к ней улице. Ровно в десять часов пошли первые колонны. Через полчаса, пришла наша очередь. Под лозунги из громкоговорителя прошагали по площади мимо памятника В.И.Ленину. На трибуне стояли незнакомые дяди в дорогих каракулевых папахах и вяло помахивали нам руками.
За домом, через сто метров от площади, нас ожидал школьный грузовик. Ученики дружно побросали в кузов уже ненужные транспаранты и флаги. Торжественная часть праздника закончилась. Ставшие наконец свободными трудящиеся, студенты и школьники, группами и по одному разбредались по городу.
После такой длительной подготовки к празднику, я вдруг оказался один – на душе растерянность и пустота. В кармане нащупал двадцать копеек – в честь праздника выделила мама. Решил их проесть. Двинулся к центральной столовой на Коммунистическую улицу и там неожиданно наткнулся на соседа – Вовку Евсевьева и живущего напротив нашего дома Юрку Безнигаева или просто «Безу».
Оба обрадовались, Вовка пожимает мне руку.
– Санек, ты при деньгах? Жрать хочется, но не на что.
Отвечаю:
– При деньгах. Аж двадцать копеек.
Юрка, несколько разочарованно:
– Ладно, сейчас что-нибудь придумаем. «Макар», сколько у тебя осталось? – так во дворе зовут Вовку из-за его знаменитого дедушки Макара Евсевьевича,..
Вовка вытаскивает из кармана мелочь, считает:
– Восемь копеек. Всё потратили!
Задумавшись, «Беза» вытаскивает из пальто монету.
– У меня «пятак». – идет к рядом стоящему киоску «Союзпечать». Возвращается с газетой «Комсомольская правда» за две копейки: – Люблю обедать с газетой в руках. Пошли. – направляется к дверям столовой. Трогаемся за ним.
В столовой самообслуживание. Юрка пропускает нас вперед к полкам с приготовленными блюдами и говорит:
– Берем три гарнира и три стакана чая. – с подносами продвигаемся к кассе. Расплачиваемся – денег хватает впритык, даже осталась одна копейка. Садимся за дальний столик, в закутке у окна. Юрка, демонстративно с умным лицом, раскрывает «Комсомолку»: – Интересно, что сегодня нам пресса преподнесет?
– на центр стола из нее выпадают шесть ароматных маслянистых котлет. Друзья спокойно кладут себе на тарелки по две штуки и ухмыляясь начинают их уплетать.
Я в замешательстве.
– «Беза»! Когда успел?
– Не надо им «ушами хлопать». Ешь, они не обеднеют.
Вдыхаю потрясающий аромат и кладу рассыпающиеся под своей тяжестью котлеты в свою тарелку с остывающим картофельным пюре…
Сытые и веселые идем по обезлюденной улице домой, на
«ТЭЦ -2». Вдалеке на тротуаре лежит коробка из-под обуви. Вовка срывается с места, Юрка стремглав за ним. Бегут наращивая скорость, обгоняя друг друга. Первым, бьет ногой по коробке «Макар», и схватившись за ступню молча приседает рядом. Следом, размахнувшись как профессиональный футболист, колотит по ней «Беза» – коробка шелохнувшись, чуть-чуть сдвинулась с места. Оба друга, корчась от боли, костерят неизвестных нецензурными словами. Ускорив шаг, подхожу и поднимаю картонную коробку – на тротуаре остаются лежать, плотно прилегая друг к другу, три монолитных красных кирпича.
Друзей жалко, но с трудом сдерживаю смех.
– Ничего себе «мячик». Ноги целы?
Вовка прихрамывая, встает.
– Вроде целы, вот «козлы».
Юрка сидя держится руками за ушибленную ногу.
– Обойдется! Не каждый раз фарт».
После ужина, в палату заглядывает санитар.
– Здравствуйте. Давно вас не навещал.
Мама приветливо:
– Заходите, Василий Семенович.
– Я что к вам зашел! Вечером в десять часов, будет праздничный салют. – проходит к окну, вглядывается вдаль: – Из вашего окна, вы его можете хорошо увидеть. В этой стороне «Комсомольская площадь», три железнодорожных вокзала: Казанский, Ленинградский и Ярославский. Обычно, где-то там ставят установку, с которой производят залпы. Саша, хочешь посмотреть?
Обрадовавшись, вскрикнул:
– Хочу! Никогда не видел салют.
Он по-хозяйски осматривается.
– Нужно развернуть кровать и подвинуть ее ближе к окну. Вечером капельница будет?
– Дядя Вася – утром откапали. Хватит!
– Ну и славно! Сделаем перестановку в палате. – откатывает в угол отсос, переставляет стулья и тумбочку: – Феня, помогай. – мама убирает каркас. Вместе со мной крутится кровать. Наконец смотрю в окно. Короткий осенний день заканчивается – темнеет…
Свет выключен – в палате и за окном темно. Ждем вдвоем – мама облокотившись на подоконник, я в постели с приподнятым подголовником.
Московское время – двадцать два часа. Неожиданно небо озарилось разноцветными огненными шарами, затем донесся глухой звук залпа.
– Ух ты, как красиво! – освобождая просвет окна, мама отходит в сторону.
Медленно опускаются на землю первые догорающие огни салюта, а навстречу им взлетают новые, и высоко-высоко взрываются, разлетаясь на мелкие цветные осколки. На фоне черного неба огромный букет искрящихся цветов.
Не терпеливо прошу:
– Мам, приподними! – она накрывает живот пеленкой и поднимает подголовник до последнего упора. Смотрю на праздник страны, практически сидя – восторгу нет предела. Небо озаряют новые залпы салюта, казалось им не будет конца. Но все затихло также неожиданно, как и началось.
Мама включила свет.
– Понравилось сынок?
– Скажешь тоже. В Саранске, такого салюта с роду не видел.
У мамы моего восторга нет.
– Пока сыночек, Москва нам ничего не дала, кроме этого салюта. Давай спать. Бог даст все будет хорошо…
17 ноября 1969 год.
Состояние улучшилось.Скрытое взаимное напряжение между мамой и врачами улеглось. Татьяна Александровна во время посещения вновь мило «щебечет» и Александр Анатольевич глаза не прячет – обещает все поправить при следующей операции, когда позволит мой ослабевший организм.
Утро. Вошла Татьяна Александровна, поздоровавшись говорит:
– Тетя Феня, сейчас в палату привезут крайне тяжелого больного. Надо подготовить для него постель. – выходит.
Мама собирает в охапку наволочку, пододеяльник, простыню с кровати, на которой все дни отдыхала. Быстро выбегает. Через минуту возвращается с чистым выглаженным бельем и аккуратно застилает свою кровать.
Василий Семенович с Таней беленькой, на каталке завозят пожилого мужчину. В руках у медсестры капельница, из небрежно прикрытого пеленкой живота больного торчат во все стороны резиновые трубки. С помощью мамы с трудом перетаскивают его на свеже-заправленную кровать. Запах эфира для наркоза летает по палате. Василий Семенович убирает каталку, а медсестра, установив капельницу с кровью на штатив, прикрепляет пластырем трубку с кислородом возле его носа и просит:
– Тетя Феня, приглядите за ним. Если понадоблюсь, позовете.
– Хорошо Танечка, мне не привыкать.
Сосед с трудом поворачивает голову в нашу сторону. Вижу бледное безжизненное лицо, впалые глаза и опустошенный ничего не выражающий взгляд.
Мама оторвав большой кусок бинта, складывает из него салфетку, затем берет стакан с водой и подходит к нему.
– Давайте смочу Вам губы – в ответ слабый кивок головы.
Она влажной салфеткой протирает его сухие губы, затем лицо.
– Спасибо. – слышим тихий хриплый голос.
Входит Татьяна Александровна и останавливается возле мужчины.
– Как себя чувствуете, Иван Петрович? – наклонившись, снимает с его живота пеленку. Вижу две огромные рваные раны и срединный послеоперационный шов, на передней брюшной стенке. Сосед не отвечает – по щекам текут слезы. Смутившись, доктор вновь прикрывает пеленкой живот: – Извините. Не буду Вас тревожить расспросами. – переходит ко мне: – Видел?
– Да! Все как у меня.
Задумавшись, она утвердительно машет головой.
– Причины разные. У тебя осложнившийся аппендицит, а в него стреляли из ружья. Проблема в том, что дробь во многих местах сильно повредила кишечник. – обращается к маме: – Тетя Феня, пожалуйста, приглядите и за соседом.
– Не беспокойтесь, Татьяна Александровна, выходим Ивана Петровича. Опыт у меня большой. – в голосе грусть.
– Да, Фёкла Никифоровна, без Вас нам было бы очень трудно…
Вечер. В палату вошла пожилая женщина в белой накидке с черной косынкой на голове – лицо серое, в глазах тоска, плечи обвисли. Не здороваясь, подходит к Ивану Петровичу – некоторое время молчит, затем сухо с болью в голосе говорит:
