Текст книги "В центре океана "

Автор книги: Александр Сокуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Следуя через блокпосты, она везде с грустью всматривалась в молодые беззаботные лица солдат, отмечая совсем не военное настроение этой вооруженной молодежи. Наверное, рады, что война закончилась, подумала женщина.

Она поняла, что наконец-то приехали в расположение военной части – вокруг были какой-то особенный порядок, тишина и множество больших серых палаток.

Военные с воодушевлением принялись снимать Александру Николаевну с брони.

Кто-то подставил спину, кто-то подал руку. Она все время одергивала подол и пыталась все делать сама.

Ее подвели к большой палатке, они вошли внутрь, прошли по деревянным настилам.

Сапоги сопровождающих гулко били по деревянным полам. Они вошли в маленькую комнату, стены которой были из серо-зеленого выцветшего тяжелого брезента.

– Вот здесь можно и пожить, это гостиница для офицеров… Спокойно-спокойно… – Сержант в повышенном тоне почему-то решил предварить ее протест, но она пока и не собиралась ничего говорить. – Вы живете здесь одна, и женщина вы здеся одна, и жить будете одна… Командир приказал, чтобы одна! – быстро завершил свою речь сержант, поставил рядом с кроватью, заправленной по-казарменному, ее багаж и убежал.

Ей было неудобно лежать на жесткой чужой кровати с маленькой подушкой. Простыни были старые, она боялась порвать их. Заснула она только к утру. О чем думала – одному Богу известно.

…Она проснулась от топота сапог и громких голосов в коридоре. В окно брезентовой маленькой, узкой комнаты светило солнце. Было душно. Александра Николаевна встала и подошла к кровати напротив. На расстоянии не более двух шагов от ее постели лежал молодой человек в форме. На стул брошена портупея, на полу валялись носки. Почувствовав запах, она осторожно уложила носки в брошенные рядом берцы. Склонилась над военным.

Он спал, как спят подростки: дышал неслышно, чуть приоткрытые губы что-то проговаривали. Ворот застиранной гимнастерки расстегнут, на груди капельки пота. Постель не была расстелена, он лежал поверх одеяла, свернувшись калачиком. Конечно, она его сразу узнала: это был Денис.

Она смотрела на него, и не было в ее взгляде умильного любования; ей не хотелось ни прикоснуться к нему, ни приласкать его. Даже украдкой. Но у нее было время рассмотреть его, и она воспользовалась этим. Осторожно присев на стул напротив его кровати, она прошлась придирчивым взглядом по его лицу, одежде, поправила капитанские погоны, склонилась над босыми ногами и недовольно покачала головой: пальцы в мозолях, видны следы ран на грязных ступнях. Сильный, молодой, но совсем неухоженный человек.

Она встала, решив чем-то прикрыть окно от солнца, и в этот момент заметила, как он зашевелился, в струнку вытянул молодое тело, потянулся, заскрипел сотней суставов и сухожилий, пробормотал ругательство и, открыв глаза, смущенно замер. Через секунду он порывисто встал и обнял ее.

– Долго же я не видела тебя, – только и произнесла она. – Дай мне переодеться, что ж это я в ночнушке… А ты что такой грязный? Весь потный. А почему форма такая старая? Давай постираем!

– Ладно, все потом. Переодевайся, а я – умываться. Потом покажу тебе, где здесь умывальник и туалет. – Он снял гимнастерку, остался в майке. Вышел из комнаты.

– Я хочу посмотреть, как вы здесь живете. – Она шла рядом с ним по территории части. – Ты мне своих солдат покажешь?

– Покажу, конечно. – Было видно, что эта просьба ему не понравилась.

– Не кривись, – резко сказала она. – Я буду только смотреть, говорить ничего не буду. Я ведь вообще-то ненадолго, дня на три. Это мне нужно, а не тебе.

Он водил ее по части: показал столовую, покормил солдатской едой, привел в палаточный городок. Она не поленилась зайти в солдатский туалет, походила по казарменным помещениям, посидела на солдатских кроватях. Александра Николаевна вдыхала запах и этой жизни.

Она ловила на себе взгляды солдат – внимательные или равнодушные. Иногда ей казалось, будто все, что она видит вокруг, – это приметы смерти: постоянное передергивание затворов, стуки, звоны оружейных механизмов, неухоженные боевые машины – все здесь перемешивалось со смердящим запахом мужского безделья и какой-то странной лени.

* * *

К вечеру, уставшие, они вернулись в гостиницу. Денис усадил ее на кровать. Она сидела опустив голову, разглядывала ноги.

– Совсем старые стали ноги, – тихо произнесла она.

– Так и я устал, – успокоил ее внук.

– Хочешь спать? – Она посмотрела на него.

– Всегда! – по-прежнему с улыбкой ответил он. – Мне-то лучше спать в общежитии, да это здесь рядом.

Он сел на противоположную кровать, посмотрел на нее.

– А то начну ворочаться, скрипеть кроватью, хреновину во сне всякую начну нести, потом стыдно будет, стыдно… Да и пахну я нехорошо.

– Так пойди помойся. – Она, кажется, была недовольна его решением уйти. – Неужто душевую не найдешь? Ты за телом совсем не следишь. Ты сильный, но какой-то грязный, неопрятный, мужиковатый… Совсем не офицер…

– Может, и не офицер. – Он не торопился возражать, как будто ждал, что услышит еще что-то. – Я, может, и чувствовал бы себя офицером, да слишком много пострелял народу всякого, а это лихости и красивых перьев не добавляет.

– Я в это не верю, – не поднимая головы, ответила она. – Во-первых, стреляешь не ты один, да и упавший это еще не убитый, а во-вторых…

Он, улыбаясь, слушал ее.

Она подняла голову и тяжело посмотрела ему в глаза. Улыбались только его губы. Глаза его глядели ей прямо в лицо.

Их глаза долго и неподвижно изучали друг друга.

– Ты моя порода, – произнесла она. – Сильный… Сильный. Но это не главное… Есть кое-что поважнее, чем воля и сила, тем более для мужчины. Я это поздновато поняла. Деда твоего не очень тогда понимала. Он вот сильных не очень-то любил. Не верил им. Упорных, честных, работящих любил. А сильных… Неизвестно, в какую сторону они силу-то свою направят…

– Как-то все это сложно для военного человека, даже для русского. Я, бабуля, пойду спать. И тебе надо спать. Дай мне пожевать че-нить… Привезла же? Я же по запаху чую – пирожки, огурки, помидорчики! Давай вытаскивай!

Она резко встала с кровати, подошла к шаткому маленькому столу, который прятался в углу, с радостью стала совать ему уже разложенные на столе домашние яства. Он взял только пирожки, и то не все.

– Рябят угощу…

Он встал, холодно поцеловал ее и быстро вышел.

Когда стихли его шаги, она начала перебирать что-то в своей сумке. Достала два небольших свертка, затерявшихся на дне большой сумки. Это были пироги с картошкой и яблоками. Она завернула их в газету, положила в черный пакет. Вышла из комнаты, погасив свет. Пакет взяла с собой. Прошла по длинному коридору пустой огромной палатки и толкнула маленькую входную деревянную дверь наружу.

– Красота… – прошептала она.

Сквозь тонкую пелену ночных туч лунный свет бил по земле, образуя узоры-кружева. Среди этого сказочного украшения бродили солдаты, офицеры. В некоторых палатках не спали: тихо звучала музыка, молодые люди смеялись, о чем-то громко разговаривали.

Она осторожно шла по дорожкам военного городка. Постоянно оглядывалась по сторонам, стараясь не заблудиться. Рядом оказался солдат в майке и с мобильным телефоном в руке. Он увидел перед собой пожилую женщину, изумленно оглянулся по сторонам.

– Тут какое-то привидение ходит по части, – сказал он кому-то в палатке. – Тетка какая-то… слышь, тетка тут какая-то… Ну где эта дура ходит? В третий уже раз набираю номер и не отвечает, загуляла…

– Кому звонишь-то? – Александра Николаевна остановилась перед солдатом.

– Да жене… – растерянно ответил привидению солдат.

– Да и правильно, что не берет трубку, посмотри на себя… Она на расстоянии видит… Что грязный такой?

В черной глубине ночи громыхнул выстрел, небо осветилось ярким всплеском. Потом второй. Совсем с другой стороны смешно затрещали автоматные очереди. И все опять стихло.

Она стояла и слушала ночь. Пошла вперед. Из полумрака появился какой-то солдатик, маленький мальчик. Прошел мимо, как сквозь нее. Он двигался, низко опустив голову. Она посмотрела ему вслед. Солдатик нерешительно зашел в палатку.

Она проходила мимо огромной, черного железа военной машины незнакомого ей назначения, когда ее окликнул молодой голос:

– Вам помочь, вы кого-то ищете?

Она оглянулась и увидела светловолосого военного, погоны младшего лейтенанта.

– Да нет, просто хожу, смотрю… А ты здесь давно служишь?

– Уже давно, полгода… Я вот тоже не сплю, – улыбнулся молодой человек. – Вот уже три ночи пишу письмо отцу, я его очень люблю… Пишу, пишу. Все никак не поставлю точку.

– Отцу?.. А почему не матери?

Младший лейтенант молча смотрел на нее. Глаза у него были светлые-светлые. Простые черты запоминающегося лица. Лунный свет почти без теней рисовал эти чистые черты. Она поняла, что этому молодому человеку, стоящему перед ней, очень нужно было говорить с ней, именно с ней.

Милый мальчик, подумала она, не могу я тебя слушать, не готова я, не понимаю еще ничего про вас, дай мне хотя бы несколько дней…

– Вы другие и про другое думаете и говорите, у вас все другое… – почему-то прошептала…

И улыбнулась. Старалась не встретиться с ним взглядом, опустила голову и пошла прочь.

– Спокойной ночи! – услышала она вслед себе.

Она чувствовала, что он не уходит и смотрит на нее. Она не любила, когда ей смотрели в спину, и пошла быстрее, скрылась за корпусом бронемашины.

Очередной выстрел тяжелого орудия почему-то испугал ее, она вскрикнула. В этот момент из темноты вышел солдат с автоматом.

– А вы, тетя, куда? – как-то запросто сказал он.

– Да вот, наверное, к тебе. Здесь есть где присесть? – спросила Александра Николаевна, при этом двигалась вперед. Она ухватилась за ствол автомата и запросто отвела его в сторону. – Гдe посидеть-то? Я совсем устала…

Солдатик даже засмеялся:

– Вот сюда, в будочку. Тут, правда, псиной пахнет… Но вообще-то вам здесь нельзя. А вы кто? Вы просто чудило какое-то, как из-под земли… не было, не было и вот выползло… Садитесь, но тут псиной пахнет…

– Да у вас тут везде чем-нибудь да пахнет… – скороговоркой ответила женщина. – А собака-то где?

– Да сто лет никакой собаки, а псиной пахнет, – со смехом ответил солдатик.

Женщина не стала заходить в бытовку блокпоста, села на старую армейскую табуретку рядом со шлагбаумом, парень с автоматом присел перед ней на корточки. Смотрел на нее, разглядывал. Она с изумлением заметила его взгляд и тоже начала рассматривать его. В конце концов парень не выдержал взгляда, засмеялся, встал на ноги:

– Да ну вас! Чо смотрите-то так?

– А ты чо уставился?

– Мне можно и положено, – серьезно произнес он. – К кому приехали? – не растерялся парень. При этом он все время лихо перебрасывал с руки на руку автомат.

– Перестань играть с оружием! – попросила женщина.

– Ай, да у меня руки уже устали, – совсем потеряв осторожность, выпалил солдатик.

– К внуку приехала.

– А вкусное что-нибудь ему привезли? – автоматически и как-то безнадежно спросил солдат.

– Да. Вот и тебе достанется сейчас…

Она уже вспомнила, что в руке у нее черный пакет. Женщина вынула один из свертков, осторожно освободила его содержимое от бумаги.

– Творожники любишь, пирожки?

– Да!

Он ловко выхватил из ее рук сверток. Она посмотрела на его руки и подумала: почему у всех солдатиков руки в ранах, пальцы побиты, ногти не стрижены – все грязное старой грязью.

– Голоден… Плохо кормят? – осторожно спросила Александра Николаевна.

– Кормят очень хорошо! – незамедлительно отозвался солдатик заученной фразой, пережевывая аккуратно, не торопясь. – Дома так не кормили… – Часть фраз он заглатывал вместе с тестом и начинкой.

– По дому скучаешь? – уже по-свойски спросила женщина.

– Нет. Не скучаю. А мне показалось, что вы местная. Вот, думаю, и смерть моя пришла, резать сейчас будут… А как вы стали говорить, понял, что не местная. Я не скучаю, потому что дома в России все очень злые: девушки, женщины… мама моя злая и сестра. Раньше не были злыми, а вот сейчас все злее и злее.

– А чего они злые-то? – изумленно спросила Александра Николаевна.

– Женщинам нельзя так много смотреть ящик. А все женщины все время смотрят ящик. Они всем, кто на экране, начинают завидовать и вообще думают только о деньгах.

– А о чем надо думать? – осторожно, не надеясь на ответ, спросила гостья.

– Да о Родине, – просто, безо всякого пафоса сказал парень.

– О какой Родине? – не подумав, спросила женщина.

– Ну не об этой же! – воскликнул парнишка, широким разбросом рук показав вокруг себя.

Он посмотрел на Александру Николаевну, как будто увидел в ней ту самую, которая только и делает, что смотрит ящик, тем более что вкусное было уже съедено. Она не знала, о чем можно говорить с этим мужчиной. Они замолчали.

– Я устала. Я подремлю? – спросила она.

– Прям здесь, на стуле? – Теперь в его голосе слышалась сытая снисходительность. – Ведь, тетя, свалишься… – Солдатик почему-то перешел на «ты».

– Нет, дядя, не свалюсь… – ответила она на выдохе, засыпая.

…Она открыла глаза – рассветное солнце разбудило ее. Болела спина, затекли ноги от неудобного сна на жестком старом стуле. Она осмотрелась. В десяти шагах от нее у шлагбаума стоял рядовой с автоматом. Это был уже совсем другой парень – чернявый крепкий солдат-кавказец. Он стоял, опираясь на землю, как хозяин. Она это ощутила сразу, каким-то особым чутьем, и ей стало неловко. Встала, заметила свой пакет, решила поднять его с земли там еще должно было остаться съестное, – но увидела, что пакет пуст. Она посмотрела на солдата, тот, встретившись с ней взглядом, быстро отвернулся.

– Вкусно было? – спросила она.

– Что вкусно? – пряча глаза, спросил парень.

Не обращая больше внимания на него, она пошла прочь в сторону своей «гостиницы».

Раннее утро возвращало военных к жизни. Из палаток вылезали сонные солдаты. На плацу начинались построения. С разных сторон слышались разрозненные голоса командиров, матерщина. Она шла опустив голову и как будто ничего не слышала. И было это не столько от усталости или от боли в ногах: ее занимали какие-то важные мысли, и с каждым шагом она словно про себя проговаривала слова, целые предложения. В такт переживаемому слову покачивала головой. Поправила упавшую прядку волос коротким движением все еще сильной руки.

– Александра Николаевна, я не ошибся? – раздался мужской голос над головой.

Она посмотрела вверх. Перед ней стоял подполковник, человек, наверное, совсем еще молодой, в аккуратной форме, волосы русые. Смотрел внимательно, спокойно.

– Или я ошибся? – переспросил он.

– Нет, не ошиблись, – ответила она.

– А что вы тут бродите? Как вас устроили?

– Да все хорошо. Хожу, смотрю на солдатиков, всех слушаю.

– И что они вам говорят? – спросил подполковник.

– Не бойтесь, не жалуются.

– Мне доложили, что вы ночью по минным полям прогуливались, – осторожно сказал он.

– Да ладно вам, – быстро ответила она, ничем не обнаружив своего отношения к сказанному.

– Может, пройдем в мой кабинет?

Она почти прервала его реплику:

– А вы кто такой? Здесь, конечно, жарко и сесть бы… Но нет, не хочу в кабинет…

– Я командир части.

– А-а-а, – потянула она. – Да, да…

Видно было, что командир хотел назваться по имени и отчеству, но остановил себя. Он указал на длинную скамейку на плацу рядом с турниками. Сели.

– Мой Денис Казаков у вас служит?

– Да, он наш. К нему обычно девушки какие-то приезжают. Когда он попросил разрешить ваш приезд, я сразу дал согласие.

– Расспрашивали обо мне? – спросила она прямо.

– Да, – признался подполковник. – Такие как вы уже не приезжают в армию. Что вас так обеспокоило?

– Слишком долго воюете. Дети наши уже привыкли воевать. Им даже начинает нравиться. Как-то нехорошо это.

– Ваш внук – профессиональный военный. Это его заработок, – спокойно возразил офицер. – Кстати, наверное, он один из лучших даже в дивизии. Таких разведчиков, как у него, нет нигде. Навыки можно получить только воюя, если каждую неделю выходишь на боевую операцию.

– Да надоели вы, русские мужики, с вашей военной гордостью! Разрушать-то хоть как-нибудь да умеете. Пора учиться строить! Вот с моим Денисом что случится… Дай бог еще останется живым, – она перекрестилась. – Выбросите вы его из армии, и что? Он ведь только стрелять и умеет!!!

– А что бы вы хотели? – раздраженно бросил офицер.

– Что бы хотела?

Она замолчала. Офицер терпеливо смотрел на нее. Со всех сторон слышались команды, топот сапог. Где-то далеко совершал посадку вертолет, грохот от его двигателя заглушал все звуки. Она прикрыла глаза.

Подполковник знаками подозвал солдата, что-то тихо на ухо сказал ему. Солдат, козырнув, убежал. Вертолет улетел. Стало тихо.

Командир части сидел молча. И было видно, что ему хорошо в молчании.

Но он встал и ушел. Только на прощанье молча, осторожно коснулся ее руки. Она ничем не ответила, даже не посмотрела ему вслед. Тяжело встала и пошла.

Внук нагнал ее через несколько шагов. Обнял и поцеловал. Он был в боевой экипировке, с автоматом. Она уткнулась лицом в его гимнастерку. Жестом попросила ничего не говорить – вдыхала запах его тела. Улыбались.

Подъехал бронетранспортер, остановился рядом. На броне сидели экипированные солдаты. Но это были уже совсем не мальчишки. Лица простые. Не злые.

Внук прошептал ей на ухо, что весь день будет занят, что ее найдут и покормят, что она должна поспать и больше не бродить ночами по минным полям… Она ничего не успела сказать, он оторвал ее лицо от своей груди, погладил по голове и запрыгнул на броню. Машина ушла.

Бабушка смотрела вслед машине. К ней подбежал солдатик:

– Мне приказали быть весь день с вами и кормить вас. – По всему было видно, что он доволен поручением.

– Как тебя звать? – спросила она.

– Андрей.

– Ты откуда?

– Я из Нижнего Новгорода.

– Ну хорошо, Андрей, я не голодна сейчас. Отпускаю тебя, а вот от обеда не буду отказываться!

Рядовой огорченно смотрел на нее.

– Иди, иди. – Она оттолкнула его от себя. – Побудь где-нибудь здесь, я к обеду тебя найду сама. Что стоишь – иди, иди…

Солдат продолжал стоять. Она шла прочь от него и громко, не поворачиваясь в его сторону, сказала:

– Иди, не люблю, когда смотрят в спину.

Солдатик не торопясь пошел прочь, и в его походке не было ничего военного. Она украдкой посмотрела ему вслед, улыбнулась. Он повернулся и украдкой посмотрел на нее. Поймав ее взгляд, смутился и вприпрыжку побежал к спортивному городку. Александра Николаевна побрела в ту сторону, куда удалилась бронемашина ее внука.

Дойдя до КПП, тяжело наклонилась и пролезла под шлагбаумом. Стоящие в наряде солдаты не торопясь окликнули ее.

– Тетя, вы куда? Туда? – солдатик с автоматом указал рукой перед собой.

– Да, милый, туда, – обернувшись на его голос, ответила она.

– Там рынок, – пояснил второй рядовой из наряда.

– Да вижу, – улыбнулась Александра Николаевна.

– Нам туда нельзя… Сигарет купите? – спросил первый солдат.

– Сколько?

Солдатики переглянулись и не решились ответить.

– А что еще? – спросила женщина.

Солдаты пожали плечами:

– Ну, что-нибудь сладкое. Но у нас денег нет…

Женщина кивнула и пошла в сторону рынка.

Солдаты почему-то засмеялись.

Она оказалась на небольшой площади, где напротив бедных строений расположился рынок. Деревянные короба с самодельными навесами от солнца, самодельные прилавки. Товар простой: напитки, пиво, сигареты, сладости в ярких упаковках; военное обмундирование: гимнастерки, берцы, носки, полосатые майки, ремни, консервы. Она пошла по рядам. За прилавками сидели местные женщины или подростки-мальчишки. Мальчишки смотрели враждебно.

Она остановилась около прилавка с сигаретами. Подросток-продавец настороженно смотрел на нее. Она показала на блок сигарет, спросила:

– Сколько стоит?

Мальчик что-то резко ответил ей на чужом языке. Она сделала полшага к прилавку и внимательно посмотрела ему в лицо. И почувствовала отпор. Глаза у мальчика были черные, лицо красивое. Губы сжаты. Ей не захотелось продолжать разговор, тем более что подросток не собирался ничего ей продавать. Сидел неподвижно.

Александра Николаевна пошла вдоль рядов и остановилась около другого прилавка с сигаретами и печеньем. На нее спокойно смотрела, похоже, ее ровесница, местная совсем седая женщина.

Перебирая товар, Александра Николаевна поглядывала на продавщицу, которая терпеливо ждала. Она следила за руками русской женщины и молчала. Александра Николаевна брала с прилавка упаковки печенья, читала надписи на упаковках. Наконец взяла четыре упаковки печенья и четыре пачки сигарет.

– Сколько с меня? – спросила она.

– Если для солдат – одна цена, офицерам – другая, – ответила на чистом русском языке женщина.

– Солдатам, – сказала Александра Николаевна.

– Контрактникам? – допытывалась продавщица.

– Да срочники, кажется… – немного раздраженно ответила Александра Николаевна, открыла кошелек и показала деньги. Продавщица взяла у нее из рук несколько банкнот, дала сдачу. Александра Николаевна побросала покупки в пакет.

– Очень что-то устала, – сказала она тихо. – Очень устала. Что это со мной?

– Да садитесь, – указала на старую армейскую табуретку продавщица, – садитесь, отдыхайте.

Покупателей не было. Продавщица поглядывала на русскую и, по всему было видно, почему-то захотела с ней поговорить. Она осторожно спросила, что болит.

– Все болит, – ответила Александра Николаевна. – Устала, устала.

– Откуда приехали?

– Из Ставрополя, – ответила Александра Николаевна.

– К кому?

– К внуку.

– Сколько внуку?

– Двадцать семь. Офицер.

Женщина опустила голову:

– Чем он занимается, ваш офицер?

Александра Николаевна почему-то сразу ответила:

– Не знаю.

– Что-то случилось?

– Да нет. Соскучилась. Дома-то все одна, одна. А как вас звать-то?

– Малика, – просто сказала местная.

– А я Александра Николаевна. В части солдаты просят сладкого.

– Да, они какие-то все маленькие, мы вот все время это замечаем, русские солдаты все какие-то мальчишки. Вроде бы пахнет от них мужчиной, а по всему – дети. Всё же славяне – другие люди. Да и много вас как! – Продавщица засмеялась.

– Да, другие. Всё в себе разобраться не можем, всё путаемся: кто мы, зачем мы, куда мы?..

– Ну что же, идите, ищите. – Малика улыбнулась.

– А ваши ребята сердитые. – Александра Николаевна посмотрела на подростка за соседним прилавком.

– Да всякие. Этот вот маленьким был очень ласковый, сейчас стал другим, русского языка знать не хочет. Он всегда поступает только так, как сам считает нужным. Боюсь, теперь все они такими будут.

– У вас очень хороший русский, – неожиданно для себя сказала Александра Николаевна.

– Да, знаю. – Малика засмеялась. – Все главные окна в жизни были на русскую сторону. Я в школе работала, учителем русского и литературы.

Она настороженно посмотрела на проезжающую мимо военную машину.

– Никто ничего не покупает, – помолчав, тихо сказала Малика.

Александра Николаевна сидела низко склонив голову.

– Вы совсем устали, – заметила местная. – Приглашаю вас к себе, я живу здесь рядом. Пойдемте.

Александра Николаевна чувствовала, что не хочет расставаться с этой женщиной. Она хотела слушать ее, хотела сама говорить, рассказывать, но непонятная тяжесть в душе не позволяла даже посмотреть Малике в глаза.

– Пойдемте чаю попьем, – улыбаясь, добавила Малика и помогла Александре Николаевне встать.

Они медленно направились к одному из двухэтажных домов. Александра Николаевна шла тяжело. Малика, заметив это, взяла ее под руку. Так и вошли в скромную однокомнатную квартирку.

Хозяйка удалилась на кухню. Александра Николаевна посмотрела вокруг себя.

На полу стояли стопки книг, единственное окно заложено кирпичами. В кирпичной кладке замурована труба маленькой железной печки. В противоположной стене неумело заделана огромная пробоина. Русской женщине стало горько, слезы навернулись на глаза.

Александра Николаевна устало присела на край кровати, убранной яркой накидкой. Вытянула ноги, пошевелила пальцами ног. Было больно. Она осторожно прилегла на постель, не решаясь лечь с ногами. Ей было тяжело дышать. Она всегда себя держала в руках, но теперь ее воля дала сбой, и она вдруг почувствовала себя слабой и совсем одинокой. Она хотела попросить о какой-то помощи, но не решалась. Ей хотелось заплакать навзрыд, громко и открыто, но она не позволила себе и этого.

Малика заглянула в комнату, быстро подошла к Александре Николаевне, села перед ней на корточки, своим платком вытерла ей глаза.

– Тебе очень плохо? – сквозь слезы спросила Александра Николаевна, почему-то перейдя на «ты».

Хозяйка, не отводя глаз, отрицательно покачала головой.

– Господи, – сказала русская, – разве можно в нашем возрасте все начинать сначала?

– Да, поздно, – согласилась Малика.

Быстро встала, ушла на кухню, вернулась с чайником, двумя чашками и горсткой леденцов в маленькой вазочке.

– А что с товаром-то? – спохватилась Александра Николаевна.

– Соседка и ее сын присмотрят.

– Я не спрашиваю… Понимаю, что у тебя уже никого нет…

Это прозвучало совсем не как вопрос, поэтому Малика, по-прежнему улыбаясь, не ответила ничего.

– Я вот тоже одна, но у меня есть квартира, цветы. Муж умер два года назад. Последние десять лет мне с ним было ох как плохо. Все время кричал, жестокий был. Я сейчас свободна и спокойна. Перестала жить для кого-то. Живу для себя.

Малика подошла к кровати, сняла с ног Александры Николаевны тапочки, положила ее ноги на покрывало.

– Давай повыше подушку положу, – предложила она и, осторожно подняв голову гостьи, помогла ей лечь удобнее.

– Чай не очень вкусный, – не ожидая возражений, сказала Малика.

Александра Николаевна сделала глоток:

– С травой какой-то?

– Какая трава! Чай как солома. Плохой чай, нет другого. Вот офицеры иногда приносят нам на обмен – тот лучше.

– Много чего приносят? – спросила Александра Николаевна.

– Да все, что попросим! Свою форму продают, бушлаты, даже с погонами. Мне кажется, попрошу кого-нибудь из них принести оружие, за хорошие деньги – принесут.

Александра Николаевна устало закрыла глаза. Тяжело вздохнула:

– Молодые мужчины… Молодым нельзя давать оружие в руки. Они должны учиться, работать. Строить дома, дороги. А если, не дай бог, война, – вот после тридцати – пусть. Уже сделали основные дела – ну и пусть петушатся. Дурные они, глупые…

Малика посмотрела на Александру Николаевну, поставила чашку. Задумалась.

– Да и я дура – с такими ногами в такую дорогу, – тихо сказала Александра Николаевна.

Она попыталась помассировать икры. Малика села рядом. Мягко отстранив руки Александры Николаевны и уложив ее на подушку, начала осторожно поглаживать ее больные ноги.

– Дорогая, у тебя есть сестра, брат?

Хозяйка, кажется, давно ждала такого вопроса:

– Брат в Грозном, старый совсем. Средний – погиб. Две сестры погибли, младшая с племянником где-то в горах.

– Живет?

– Он воюет. Она, наверное, с ним, а может, она где-то там у родственников. Год уже ничего о них не знаю.

– Ты так добра ко мне, – с благодарной улыбкой почти прошептала Александра Николаевна.

– А что ж без причины-то злиться?.. Мы же могли бы и сестрами быть. Мужчины между собой чаще враги, а мы с самого начала – сестры. – Малика улыбалась.

– А я могла бы жить здесь, – оглядывая комнату, сказала Александра Николаевна. – Сначала я у тебя почувствовала себя чужой, а теперь понимаю, что и сама так раньше жила.

Малика поправила платок на голове, опустила голову:

– Здесь все вокруг разрушено. И не только дома. Сама жизнь взбаламучена. Хорошие дружат с плохими, святые пожимают руки чертям, люди обманывают друг друга, говорят много красивых, высоких слов и обманывают, обманывают… Ладно, не слушай меня, мы вообще-то народ веселый, смеяться любим.

– А муж-то твой где? Дети…

Малика подошла к окну и, не оборачиваясь, ответила:

– Только не думай, что я одна совсем. Меня не бросят. У нас старухи не побираются. Сил не будет – найдется дом, где я не самой последней буду.

– А я хотела тебя к себе забрать, – почти пошутила Александра Николаевна. – Я тебе адрес свой все равно оставлю. Дай карандаш, бумагу!

Малика протянула ей блокнотик и карандаш. Александра Николаевна аккуратно заполнила страничку.

– Малика, я пойду, потихоньку пойду. Дала слово солдатикам, что скоро вернусь, да и сигареты, сладкое надо передать… Но давай договоримся, что завтра опять увидимся, я подойду к тебе на рынок…

Александра Николаевна не без труда встала с кровати.

– Хорошо, завтра увидимся, – как бы почувствовав облегчение, ответила хозяйка, но, остановив Александру Николаевну, предупредила: – Ты подожди минуту, попрошу сына соседки проводить тебя. Не возражай!

Александра Николаевна осталась одна. Она слышала стуки в дверь, реплики на неизвестном ей языке, голоса женщин, детей. Она решила, что ей надо запомнить эту комнату, и, внимательно оглядывая предметы и обстановку, прятала все это в своей памяти.

Малика вернулась с юношей лет семнадцати, высоким, черноволосым.

– Это Алан, сын соседки, подруги моей. Он как-то говорит по-русски, проводит тебя.

– Спасибо, милая, спасибо. – Александра Николаевна сердечно обняла женщину. – До завтра!

Малика что-то строго сказала парню, и он, стесняясь, взял Александру Николаевну под руку. Они вышли из комнаты.

Малика осталась одна. Села на стул у окна. Задумалась.

* * *

Александра Николаевна и Алан шли по полю, через высокую сухую траву.

Александре Николаевне хотелось поговорить с молодым человеком, но она не знала, с чего начать. Будто прочитав ее мысли, парень сам пришел ей на помощь.

– А вы откуда будете? – как-то легко спросил он.

– Из Ставрополя, – быстро ответила она. – Был там?

– Нет, – просто ответил он.

– А хочешь поехать?

– Не… Я бы в Мекку съездил… Или вот в Петербург… Там красиво, говорят… Море…

Она улыбнулась:

– С Меккой ты сам разберешься, а вот в Петербург, в Эрмитаж можем сходить вместе. У меня там подруга всю жизнь работает, поедем в Петербург…

Алан ничем не выдавал своих чувств и шел молча, протаптывая тропинку.

– Ты о чем сейчас думаешь? – спросила Александра Николаевна, не теряя интереса к разговору с юношей.

Алан после паузы, явно совершая усилие, произнес резко:

– Я знаю, что это не зависит от вас, но прошу: отпустите нас. Мы устали, терпеть мы не можем вечно, мы устали…

– Кто это мы? Эх, мальчик, мальчик… Если бы все было так просто! И ваше терпение не бесконечно, и наше терпение не бесконечно. Знаешь, что однажды сказала одна старая японка – я где-то прочла, – когда ее спросили, чего надо просить у Бога? Она сказала: просите ум. Обязательно проси прибавить разума. Сила мужчины не в руках и не в оружии.

Алан молча смотрел в глаза русской женщины, и не было в его взгляде ни согласия, ни понимания. Он еле сдерживал себя.