Текст книги "Журнал «Если», 2003 № 04"

Автор книги: Александр Громов

Соавторы: Дэвид Моррелл,Майкл Суэнвик,Дмитрий Володихин,Андрей Синицын,Дмитрий Байкалов,Андрей Саломатов,Томас Л. Шерред,Пол Ди Филиппо,Сергей Кудрявцев,Тимофей Озеров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

– Эллиот?..

– Дэнни?

Посетитель наклонился над столом так низко, что почти уперся подбородком в столешницу красного дерева.

– Столько лет прошло… – тихо проговорил он, глядя на Эллиота, и Эллиот понимающе кивнул. Потом посетитель поднял голову, взглянул на меня, на других завров. – Не знаю, будет ли это удобно… Но мы можем поговорить наедине? Только я и Эллиот?

Я кивнул, сделал знак Сирене и Престону и помог им добраться до коридора.

– Это не займет много времени, – заверил я их, а затем обернулся к Эллиоту: – Мы будем рядом, если тебе что-нибудь потребуется, хорошо?

Когда я закрыл дверь и повернулся, то обнаружил прямо перед собой Агнес, которая глядела на меня в упор с выражением твердым и жестким, как бразильский орех.

– Все в порядке, – сказал я Агнес. – Ничего не случится.

Я очень надеялся, что сказал ей правду. В том и состоит моя главная обязанность: чтобы ни с кем из наших завров больше ничего плохого не произошло. Агнес выбила на полу нервную дробь хвостом, продолжая пристально смотреть на меня. За ее спиной скопилась кучка любопытствующих, среди которых возвышались самые могучие наши парни – Сэм, Док, Хуберт и Диоген.

– Ничего не случится, – холодно повторил Док, глядя на закрытую дверь кабинета. – А если случится, кто-то об этом очень сильно пожалеет.

Наконец дверь отворилась, очень медленно, и появился посетитель. Глаза его подозрительно блестели, на щеках проступили неровные пятна румянца.

– Эй, Эллиот! – демонстративно выкрикнула Агнес. – Ты там как?

Я вытер холодный пот со лба и проводил посетителя к «мерседесу». Он не сказал мне ни слова, пока не сел в свою шикарную машину, и лишь тогда произнес «благодарю». Это было все.

Потом он уехал, и мы больше его не видели. Так оно обычно и бывает… Через неделю Фонд Этертона получил десять тысяч в виде анонимного пожертвования, предназначенного специально для нашего приюта. И так оно тоже иногда бывает.

Когда я вернулся в дом и снова поднялся наверх, все завры уже разошлись кто куда. За исключением, разумеется, Агнес, которая стояла возле кабинета хотя и не в боевой позиции, но с угрожающе поднятым хвостом. Похоже было, что она размышляет, не стоит ли дать мне этим хвостом хорошего шлепка, просто для вразумления и порядка.

Эллиот все еще сидел на письменном столе, на том же месте, где беседовал с Дэнни. Рядом с ним стояла маленькая пластмассовая фигурка, солдатик в каске и полевой униформе, какие обычно входят в комплект больших специализированных наборов. Должно быть, эту фигурку принес с собой посетитель – и здесь оставил.

– Что это? – спросил я.

– Это сержант Серж, – сказал Эллиот своим беззвучным голоском, не отрывая глаз от солдатика. – Раньше Дэнни оставлял его рядом с моей корзинкой, когда уходил в школу. «Смотри, это твой Серж, – так он обычно говорил, – теперь у тебя тоже есть игрушка, чтобы не было скучно». Но сам я думал про Сержа, что это фигурка мальчика Дэнни, моего друга. Так что у Дэнни всегда был я, а у меня всегда был Дэнни, то есть Серж. Но когда он уехал, и дела пошли неважно… Перед тем как меня забрали оттуда, я спрятал Сержа. Протолкнул его через вентиляционную решетку. Я подумал, если все они желают мне зла, они могут навредить и Сержу. Неужели он все эти годы провел в вентиляции?

– Вероятно, – сказал я. – Наверное, Дэнни только что его нашел, вот почему он сегодня приехал.

– Это было очень глупо, да? Что я спрятал Сержа?

– Ничего глупого в этом нет, – покачал я головой. Потом нагнулся, чтобы взглянуть на Сержа с уровня глаз Эллиота. – И что мы будем с ним делать?

– Не знаю. – Эллиот искоса посмотрел на фигурку одним глазом, а потом, повернув голову, другим. – Может, поставим Сержа в музее? Если я передумаю, мы его заберем. По крайней мере, теперь я буду знать, где он находится…

Наш музей – всего лишь комната на чердаке, не слишком большая, но очень тесно заставленная стеллажами. На полках сотни и сотни игрушек: куклы, трубы-барабаны, завидный ассортимент оружия, настольные игры и головоломки, деревянные домики с меблировкой и разнокалиберные пластиковые автомобили. Еще у нас есть галстуки, шляпы и носовые платки, расшитые вручную жилеты и легкие шелковые шарфики, старые семейные фотографии и пейзажи, любительски написанные темперой на картонках, маленькие записные книжечки в натуральной коже и большие детские книжки с яркими картинками. Все, что хранится в этой комнате, было когда-то оставлено кем-нибудь из посетителей для того или другого завра.

Я осторожно поднял Эллиота правой рукой и столь же аккуратно взял в левую Сержа.

– Давай мы сейчас его отнесем, и ты сам выберешь, куда его поставить.

Агнес неохотно убралась с дороги, когда я вышел из кабинета с Эллиотом и Сержем. Тут появился Слагго и подкатил к ней сладко пахнущий апельсин, и тогда она наконец сменила гнев на милость.

После полудня доктор Маргарет Паглиотти нанесла нам очередной визит. Она еще совсем молода, у нее длинные каштановые локоны и прелестные, темные и мягкие, средиземноморские глаза. Мы вместе прошлись по всему списку, по всем нашим девяноста восьми заврам. Каждого она осматривала, выслушивала, выстукивала, спрашивала, на что жалуется пациент, не чувствует ли себя слишком вялым или, напротив, возбужденным, хорошо ли спит, хватает ли еды…

Доктора Маргарет никак нельзя упрекнуть в поверхностном отношении к своим обязанностям, к тому же у нее великолепое чувство юмора, которое необходимо каждому, кто имеет дело с заврами. Когда Агнес при осмотре вдруг начинает буянить и хорохориться, доктор Маргарет быстро хватает ее за передние лапки и бесцеремонно целует в мордочку. После этого ошеломленная Агнес временно теряет дар речи и ведет себя относительно прилично.

Когда очередь дошла до Хетмана, я рассказал о его кошмарах во сне, поскольку сам он никогда об этом не заговорит, и поделился подозрением, что боли Хетмана за последние дни заметно усилились.

– Кстати, о ночных кошмарах… – Я чуть было не рассказал ей о прошлой ночи, но сразу передумал. В конце концов, это тоже человечья причуда, наподобие кофе. – Нет-нет, ничего.

Доктор Маргарет еще только ступила на порог библиотеки, как Хетман уже заговорил:

– Мой ангел прилетел! Как ваши дела, доктор?

– Как твои дела, мой старый друг? – Она склонилась над кроваткой и погладила Хетмана по голове.

– Немножечко усстал, – прошелестел он. – Немножко плохо ссплю, но я не жалуюсь. Вы здесь, доктор, и со мною снова происходит чудо, я чувсствую себя совершшенно здоровым.

Я еще не упоминал, что доктор Маргарет очаровательно краснеет?.. В тот день она обследовала Хетмана с особой тщательностью и спросила, не выписать ли обезболивающее посильнее.

– Не сстоит, – отказался Хетман. – Эти снадобья притупляют чувства, а их у меня и так немного осталоссь.

– И все-таки я выпишу рецепт и оставлю у Тома. Для начала можно попробовать полдозы. А если лекарство покажется слишком сильным, тебе не нужно его принимать.

– Благодарю васс! Ко мне приходят ангелы на земле, и потому я не тороплюссь на небеса…

Когда обход закончился, доктор Маргарет сказала, что хочет поговорить со мной, и я повел ее в свой директорский кабинет.

– Мне снова звонил тот исследователь из ТойКо, – сообщила она.

– Как, и вам тоже?.. Простите, доктор, я бы с радостью предложил немного кофе, но, увы… – Я подошел к письменному столу, взглянул на кресло и ощутил, как и давешний посетитель, что мне не хочется туда садиться. – Так или иначе, но ТойКо уже воспользовалась шансом получить у нас биоматериалы. И я не понимаю, зачем им понадобились новые образцы.

Доктор Маргарет непринужденно уселась прямо на стол и задумчиво посмотрела в окно.

– Я слышала, – сказала она наконец, – что это как-то связано с долгожительством завров. Ходят всякие слухи… Например, что правительство намеревается возобновить проект «Бессмертие».

– Замечательно, – промычал я, разглядывая потолок.

– Или это может быть нечто иное, – добавила она очень тихо, словно опасаясь, что нас могут подслушать. – Что-то такое, чего для завров вообще не планировали и вовсе от них не ожидали.

– Например? – резго спросил я.

– Я видела яйцо Бронте, – вздохнула доктор Маргарет.

Я отвернулся, подошел к окну и уставился на двор, но перед глазами у меня стояла совсем другая картина. В первый раз за много лет я вспомнил, как еще ребенком побывал в большом, роскошном универсальном магазине; мама взяла меня с собой, когда поехала за покупками в торговый центр. Доктор Маргарет чем-то неуловимо напоминает мою мать в молодости, может быть, поэтому я и вспомнил.

В отделе игрушек, в аляповато раскрашенном квадратном загончике, топталось около дюжины серых стегозавров, размером с нашего Слагго. Из четырех репродукторов на углах загончика разносилась развеселая «Песенка динозавра»: «Яр-ву, яр-ву! Яр-ву, ля-ля!..» Однако завры не выглядели такими уж веселыми, они робко прижимались друг к другу, сбиваясь в кучку, и тогда к загончику подошла продавщица и накричала на них.

– Улыбайтесь! – приказала она. – Все время улыбайтесь! Никто вас не купит, если вы не станете улыбаться!

Завры подчинились, но их улыбки больше смахивали на страдальческий оскал. А когда маленькая девочка в белокурых кудряшках и красном пальто бесцеремонно схватила одного своей липкой от сластей ручкой, на всех маленьких серых лицах одновременно возникло одинаковое выражение: ужас потери, вечная боль разлуки.

Когда моя мама заметила, что я не отвожу глаз от завров, она увела меня оттуда, очень мягко, но решительно.

– Забудь об этом, Томми, – сказала она. – Мы не можем позволить себе такую покупку. И кроме того, за завром надо ухаживать, а ты на это совершенно не способен. Помнишь, что случилось с твоей игуаной?

Первая часть ее высказывания меня не огорчила. Мои родители были честны в своей бедности и никогда не пытались обратить ее в символ какой-то особой гордыни или средство психологического шантажа. Однако вторая часть больно задела меня, потому что я любил свою игуану и заботился о ней так старательно, как только умел.

Но теперь, когда я живо припомнил сценку в отделе игрушек, меня поразил тот факт, что я (то есть мальчик Томми) проигнорировал обидные слова матери. Я взглянул на нее снизу вверх, очень серьезно и немного с сожалением, и объяснил очевидное: «Мама, я никогда не стал бы покупать одного завра! Я купил бы всех сразу, чтобы они никогда не расставались».

Мысленно повторив свои детские слова, я почувствовал определенное удовлетворение, поскольку истекшие с той поры годы показали, что прав был я, а моя мать ошибалась. Я не только способен позаботиться об одном завре, у меня их девяносто восемь, и я справляюсь один.

– Том? – Маргарет помахала рукой перед моими глазами.

– Что?.. Прошу прощения, вы что-то сказали, Маргарет?

– Да, что у меня есть еще одна причина для беспокойства.

– Какая же?

– Томас Гровертон. – Она с врачебной бесцеремонностью окинула меня испытующим взглядом. – Вы слишком много времени проводите здесь, Том. В обществе завров… И я не уверена, что это не сказывается на вашем здоровье. Я не уверена, что подобный образ жизни вообще подходит человеку.

Она смотрела на меня с таким серьезным и печальным ожиданием, как будто я уже успел разочаровать ее или обидеть, и в этот момент так сильно напоминала мою мать, что я не сразу сумел подобрать слова для ответа.

– Я счастлив здесь, Маргарет, – сказал я наконец, на миг коснувшись ее руки, – и сам не знаю, почему… Я мог бы, конечно, придумать какое-нибудь объяснение, но только все это будет неправдой. Правда в том, что здесь я среди друзей.

Маргарет нахмурилась. Ее безупречный лоб прорезали тоненькие беспокойные морщинки, а это была совсем не та картина, какую мне хотелось бы видеть. Поэтому я сразу вспомнил о необходимости пополнить запас кофе, и мы немного поговорили о достоинствах различных сортов.

После обеда немало завров собралось в гостиной, чтобы посмотреть по видео спектакль «Турандот». В перерывах между актами Аксель демонстрировал всем присутствующим, как надо правильно падать навзничь с дивана на подушку, разложенную на полу. Возможно, с несколько избыточным энтузиазмом (и-и тут подо мной разверзлась дыра! Да, да! Это дыра в пространстве и времени! Ооооо! И вот я падаю, падаю, падаю, ПАДАЮ, ПА-ДА-Ю… ААААААААААААААААААААXXXX!..).

В финале «Турандот» многие зрители присоединились к хору; не то чтобы завры знали текст наизусть, но с удовольствием выводили мелодию без слов.

В библиотеке Пять Мудрых Буддозавров надолго оккупировали стереосистему, чтобы прослушать в который раз записи Луи Армстронга. Они обожают его надорванный хриплый голос, эта музыка приводит их в состояние чистейшего восторга. В глубине души Буддозавры совершенно уверены, что великий Сачмо был одним из них: черный, победительный, радостный и печальный заврианский ангел.

Слагго, собрав вокруг себя малышей, рассказывал им сказки о древней Заврии, о героических приключениях отважных юных завров, которые вернулись на родину.

– Вы знаете, почему герои бросили все и отплыли в Заврию? – строго спросила Агнес, когда очередная сказка закончилась.

– Из-за людей! – дружно ответили ей те, которые умели говорить, поскольку все малыши успели усвоить, какой ответ наверняка устраивает Агнес.

– Из-за людей, – удовлетворенно кивнула она. – Люди! Они портят все на свете! Они испортили весь наш мир!

– ФУУУУУУУУ! – дружно выдохнули малыши, и Агнес опять довольно кивнула, дирижируя хвостом. – Фууууу, люди, фууууу!

Покоучив с мытьем посуды, я направился в библиотеку почитать вслух для Хетмана, как обещал, и пара дюжин завров последовала за мной, чтобы послушать. Хетман сам выбирает для себя книги, и теперь это был «Потоп» Генрика Сенкевича.

– Не понимаю, зачем они сюда приходят, – задумчиво сказал Чарли, когда я на минутку остановился, чтобы перевести дух; он все еще был под впечатлением от утреннего визита. – И что они думают здесь найти? Прощение? Душевное спокойствие? Не лучше ли позабыть о нас навсегда, если им хочется быть счастливыми? Я бы на их месте забыл.

– Нет, Чарли, – с трудом проговорил Хетман, борясь с одышкой. – Ты бы не забыл. Даже если восспоминания причиняют нам боль, забыть – все равно что умереть. Но ничто, живущее по-насстоящему, никогда в дейсствительноссти не желает смерти… В том и состоит мера всех вещей.

К вечеру все небо затянуло непроглядно черными тучами, и разразилась гроза. Гром и молнии выводят из равновесия даже самых разумных и рассудительных завров. Кто-то из них нервно пошутил насчет атавистической памяти о комете, погубившей динозавров. Возможно, это так, однако люди тоже не лишены подобного атавизма.

Когда приходит время сна, завры собираются в просторной спальне на втором этаже. Рассеянную и бестолковую мелюзгу приводят туда завры побольше. Самые сильные осторожно переносят кроватку Хетмана вверх по лестнице и закатывают в спальню. Я разыскиваю отставших и заблудившихся малышей под столами, креслами, диванами, на нижних полках шкафов, за кухонной мойкой и в странных закоулках, которые всегда существуют в каждом доме. Иногда, когда я уже повсюду выключил свет и лег в постель, до моих ушей доносится чей-то тихий безнадежный скулеж. Тогда я поднимаюсь, иду на звук и нахожу хнычущего малыша застрявшим где-нибудь под ванной или между книгами в библиотеке, а затем доставляю его наверх к товарищам.

Это правда, что они спят вповалку, сгрудившись в кучки, как описывает Анджей Улачек в своей поэме под названием «На острове, где динозавры живут». Крупный завр обычно лежит в середине кучки, а к нему по бокам притуляются завры поменьше. Правда ли, что все они при этом «плывут совместно в том же самом сне», как информирует нас упомянутая поэма, я точно сказать не могу.

В нашем старинном доме немало уголков, где можно чудесно поспать, но даже самые необщительные завры присоединяются к какой-нибудь группе. Тибор оставляет свой драгоценный замок, Джеральдина сворачивает нелегальную лабораторию, Бронте привозит на самокате яйцо, заботливо обернутое байковой тряпочкой. Док, Хуберт и Диоген снуют по спальне, раздавая подушки, накрывают большими одеялами сформировавшиеся кучки и ложатся последними.

Той ночью весь дом сотрясали оглушительные раскаты грома, за окнами голубовато-мертвенным светом вспыхивали слепящие разряды. Я проверил, как обстоят дела в большой спальне, прежде чем отправиться спать. Груды одеял на полу конвульсивно вздрагивали при каждой вспышке. Положив ладонь на ближайшую выпуклость, я почувствовал под одеялом непрерывную аритмичную дрожь, словно там работал старый захлебывающийся моторчик.

– Я в полном порядке, – сурово заявила Агнес из-под одеяла, но снова затряслась при звуке грома и еще тесней прижалась к Слагго. – Все в порядке, – сдавленно повторила она, – я знаю, что это всего лишь гроза.

– Меня тоже пугает сильный гром, – заметил я.

– Это глупо, глупо… Но я ничего не могу поделать!

Я отошел, чтобы не смущать Агнес своим присутствием. Чарли спал в обнимку с Рози и резко вздрагивал во сне. Трясущийся Пьеро свернулся в крошечный клубок между Бронте и Жан-Клодом. Тайрон обнял худенькой передней лапкой Альфи, который лежал неподвижно, глядя своими огромными, навсегда испуганными глазами на черные тени, которые метались по стенам и потолку при каждой ужасающей вспышке. Аксель, разумеется, не спал и сразу сел, увидев меня.

– Большая буря! – закричал он, дрожа всем телом и улыбаясь во весь зубастый рот до ушей. – Очень, очень большая буря! Все гремит, все взрывается! Бррруууууумммм! БА-БАХ! ТАРРРАРАХ!

– О-ох, ради всего святого… – простонала Агнес.

– Да, это очень большая буря, – сказал я Акселю и погладил его по голове. Я гладил его, пока он не успокоился и не устроился снова на подушке.

– Страх, – произнес внезапно Док глубоким голосом, напоминающим отдаленный раскат грома. – Это такая штука, от которой никак не избавиться.

– Да.

– Неважно, если ты вырос большим и сильным. Всегда найдется кто-то больше и сильнее тебя.

– Я знаю.

Долгий тяжелый вздох с шипением вырвался из его ноздрей и был заглушен рокотанием грома.

– Доброй тебе ночи, друг мой, – помедлив, сказал Док.

– Доброй тебе ночи, дружище.

Я вернулся в свою комнату и лег в постель, но заснуть не мог. Буря бушевала, не ослабевая, но дело было не только в громе и молниях.

Я отнюдь не суеверен, ничуть не склонен к мистике, но я часто думаю о смерти. А точнее, о том, как странно ограничен наш взгляд на жизнь. Мы знаем, что Вселенная существовала миллиарды лет до нас и будет существовать еще миллиарды лет. За все это невообразимое время есть лишь один краткий промежуток, когда перед твоими глазами внезапно распахивается маленькая форточка и тебе позволено взглянуть на мир… Но форточка почти сразу захлопывается, и едва ты его увидел…

Я ворочался с боку на бок, тяжело дыша и весь в поту, стараясь из последних сил не представлять свою последнюю минуту: буду ли я в панике кричать и плакать, когда настанет мой черед? Или сумею достойно пролепетать последнее «прости»?.. О человечьи причуды! Это такие штучки, от которых невозможно избавиться, ибо все на свете они норовят включить в себя, от самого крошечного завра до самого Господа Бога…

Но только не грозу.

Кругом гремело и грохотало все ужаснее, и мне показалось, что я слышу, как вибрирует горстка мелочи, оставленная на комоде. А потом я услышал чей-то голос из спальни завров.

Вероятно, это был Слагго или Тайрон. А может, кто-нибудь из робких завров, о ком я никогда бы не подумал, но только он (или она) пропел очень четко и ясно музыкальную фразу с дурацким словечком: ЯР-ВУ!

И еще раз: ЯР-ВУ!

К третьему «яр-ву» присоединилось несколько голосов, и уже довольно стройным хором в спальне пропели «ля-ля». Это была их старая-престарая песня, для которой их сконструировали в те далекие невинные дни, когда завры только что вышли из лабораторий. Даже самая незначительная мелодия может обладать удивительной властью, а противиться желанию, которое, по сути, встроенная необходимость, долго вообще невозможно. Завров учили петь для своих хозяев, а теперь они пели для себя.

Я слушал, как они дружно поют, невзирая на все громы и молнии, а потом присоединил свой немузыкальный голос к их слаженному хору: ЯР-ВУ, ЯР-ВУ! ЯР-ВУ, ЛЯ-ЛЯ!

Я пел с ними, пока гроза не ушла, пока не стихло вдали рокотание грома. И тогда мы все наконец спокойно заснули. Даже Аксель.

Перевела с английского Людмила ЩЁКОТОВА