Текст книги "Ты покоришься мне, тигр!"

Автор книги: Александр Александров-Федотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Сейчас мы научили его благопристойному поведению.

Но наверняка он будет отыскивать другие моменты… и найдет.

Дальнейшие события подтвердили мои предположения. В Рижском цирке, раскланиваясь с публикой после хорошо исполненного номера и вкушая сладость аплодисментов, может быть, несколько дольше, чем следовало, я повернулся спиной к Радже, который не мог хладнокровно переносить такой выгодной позиции. Он снова рванулся мне на спину.

Ни я, ни зрители не успели ахнуть, как точно направленная струя воды, пущенная униформистом А. Андерсоном, поймала тигра на лету, и от этого он потерял направление прыжка. Обескураженный ударом струи в морду, он забыл, верно, свою недавнюю цель и, приземлившись, отправился восвояси.

Сначала я не понял, почему Андерсон дал воду. Но оглянувшись назад, увидел в метре от себя мокрого Раджу, сопровождаемого в наказание ещё шлепком струи. Все ясно.

Тигр вошел во вкус, и мне надо было быть начеку. А ведь во время дрессировки у меня было больше симпатии к Радже, чем к Тарзану, который чаще огрызался. Но со временем я убедился, что тигриной внешности доверять нельзя, она часто так же обманчива как и у человека.

Но вернемся к методу обучения.

Выработка рефлекса на том и основана, что каждый день все повторяется и совершенно одинаковыми приемами. Очень скоро это переходит в привычку и зверь начинает многое исполнять машинально, не «задумываясь». Но среди трюков есть и такие, например, как прыжок, в огненное кольцо, к которым звери относятся сознательно – они должны сосредоточиться перед исполнением такого трюка, собрать все свое внимание.

По манежу и я двигаюсь всегда по одним и тем же траекториям. Если бы какой-нибудь аппарат записывал схему моих движений, то кривые каждый раз совпадали бы между собой. К этому звери тоже привыкают. И если во время работы что-то вынуждает меня отступить от принятых маршрутов  и приходится идти «непроторенными тропами», то надо принимать дополнительные меры предосторожности.

Всякое изменение мизансцен, перестановка реквизита или перекомпоновка трюков может быть сделана только после репетиции. Такие нововведения но время работы могут показаться зверям странными, выбивают их из колеи. Так что импровизации на манеже дрессировщику противопоказаны. Тигры же всегда сохраняют за собой это право.

Цезарь – очень дисциплинированный «артист», трюк «баланс на шаре» в течение многих лет исполнял безупречно. Рельсы, по которым двигался шар, находились в трех метрах от Акбара. Цезарь вскакивал на шар и поворачивался к соседу спиной. Вначале, пока Акбар был молод и рассеян, он не обращал на спину Цезаря никакого внимания. Но когда подрос… Какой же уважающий себя тигр не прыгнет на спину, которая с ним совсем рядом? И Акбар однажды прыгнул, да еще прихватил клыками заднюю лапу соседа. Несмотря на отчаянную попытку Цезаря удержаться на шаре, Акбар стянул-таки его оттуда. Тот потерял равновесие и неудобно упал на манеж. Пришлось его лечить и от укусов и от ушибов.

Исполнять трюк на шаре Цезарь больше не захотел.

Ни моя настойчивость, ни перестановка рельсов, ни перекраска шара в другой цвет – ничто не подействовало.

Я решил подождать месяца два-три в надежде, что печальный случай забудется. Нет, тигр вспрыгивал на шар, но катать его отказывался. Даже в том случае, когда на манеже оставался один. Может быть, думал, что не приятности скрываются в шаре? Он вгрызался в дерево с такой злостью, что от шара летели только щепки.

Трудно с определенностью утверждать, что только не приятности падения и ранения возбудили в нем такую ненависть. Возможно, он «думал», что на этот предмет претендует Акбар. Уж не знаю, какие у него были соображения, но только трюк был исключен из программы.

Я тоже виноват, мог бы заранее предвидеть это. Ведь аналогичная ситуация была в номере с леопардами. Но очень уж все гладко шло у нас с тиграми вначале, и я понадеялся, что Акбар до этого не додумается. А он взял да и «додумался».

Конечно, до какой бы степени точности ни довел я свои расчеты, неожиданности и сюрпризы неизбежны. И в этом, наверно, немалая привлекательность моей работы.

Первоначальные действия зверя направляет кусочек мяса, и он же закрепляет их в памяти животного. Этот кусочек – самый убедительный аргумент. Зверя надо именно убедить сидеть на тумбе. Сначала он не понимает, чего от него хотят, десятки раз соскакивает, чтобы побегать, порезвиться, и десятки раз приходится прибегать к приманке, чтобы водворить его на место, Пока не поймет, что сидение на тумбе не грозит ему никакой опасностью а наоборот, тумба – самое приятное место в мире, там кормят вкусным.

А попробуйте в самом начале работы наказать его на этой тумбе – он никогда на нее не сядет, а если сядет, то будет испытывать страх и отвращение.

Зверь на тумбе внушает меньше опасений, так как по своим размерам сиденье не дает ему возможности взять в прыжке необходимый темп. На манеже его движения свободнее, а значит, и для меня больше опасности.

И вот разучивание такого простого действия, как сидение на тумбе, требует времени и терпения иногда больше чем некоторые сложные трюки, потому что это первое, что должен выучить зверь. Но дальше – легче, у него появится, я бы сказал, привычка понимания.

Но вот тигр узнал простейшие элементы дрессировки – он сидит на тумбе, знает свое место, понимает условные сигналы.

Следующий этап начинается с того, что я вызываю зверя на середину манежа для непосредственного испытания его способностей. Выясняю, на какие трюки он пригоден, какое место определить ему в пирамиде. И опять кусочек мяса заставляет тигра тянуться и двигаться в нужном мне направлении. Голодный желудок – лучший «творческий стимул».

Когда зверь сдаст экзамен и получит «аттестат» артиста, надобность в лакомых взятках отпадает сама собой. Он будет служить искусству бескорыстно.

Пустой желудок необходим и для легкости движении. Сытый тигр ленив, он хочет спать, а не работать. Поэтому и на представление мои звери выходят голодными. Их накормят после выступления.

Но не следует ли награждать животное за проделанный трюк? – могут спросить меня читатели. Я считаю, не следует. Если дрессировщик кормит зверей на представлении, это значит, что зверь выведен к зрителям неподготовленным. Это брак.

Существуют, конечно, сценки, в которых мясо является необходимым игровым реквизитом. И у меня есть такая сценка, мы разыгрываем ее с Акбаром. О ней я расскажу чуть позже.

Делать же мясо единственным побуждением к работе невыгодно и самому дрессировщику. А что, если у зверя пропадет аппетит? Отложить исполнение трюка до лучших времен?

Конечно не легко отучить зверя от лакомства. Это надо делать постепенно. Когда я убеждаюсь, что мой «артист» научился делать трюк быстро и хорошо, начинаю сокращать количество «взяток». А потом они и совсем исчезают из моих рук. Только в исключительных случаях, после внезапного повторения какого-то трюка снова поощряю его.

Интересно, что некоторые звери сами перестают брать «взятки» и работают задаром. Но иногда четвероногие «артисты» никак не соглашаются на бесплатное «творчество». Отказ в угощении они воспринимают прямо-таки как оскорбление. И при вторичном вызове не хотят исполнять трюк. Эти капризы я должен победить строгостью. В каждом случае надо находить удобный момент для изъятия лакомства.

Нельзя лишать зверя подкормки слишком рано; в этом случае он может отказаться исполнять уже разученное. Так же плохо и закармливать. Такой «артист» привыкает работать только за мясо и на представлениях, и никакие «административные» взыскания на него уже не подействуют.

Уроки проводятся спокойно, но уверенно, в императивном тоне. Нельзя затягивать занятий – тигр утомится, появится апатия, инертность. Необходимо давать ему отдых.

Интересно, что по приезде в новый город тигры дней десять-пятнадцать работают с большим азартом, а потом заигрываются и исполнительский «огонек» затухает. То же самое получается при трех представлениях в праздничные дни. Одним словом, для зверей, как и для человека, тридцать – тридцать два выступления за десять дней слишком большая нагрузка.

Пройдя все эти подготовительные «предметы», зверь знает, что такое дисциплина, и «готов» для обучения в высшей школе дрессировки. И вот тут часто одного терпения и одной настойчивости человека не хватает. Нужны хитро умные приспособления, нужна смекалка, чтобы преодолеть неожиданные препятствия, и сколько приходится изобретать велосипедов!

Пришлось помучиться в свое время с леопардами и мне, когда учил их прыгать в обруч, заклеенный бумагой. Я, кажется, еще не рассказал этого любопытного случая.

Вначале все шло хорошо. Леопард Мерси быстро научилась прыгать с тумбы на тумбу без обруча. Постепенно тумбы отодвигались все дальше и дальше друг от друга на предельное расстояние. Иногда, правда, случалось так что Мерси, вместо того чтобы перепрыгнуть, шла от тумбы к тумбе по земле. Но это – дело терпения. Когда она стала прыгать безотказно и точно, я взял в руки обруч.

Первые прыжки в пустой обруч не вызвали никаких осложнений. Леонард прыгает, я пассирую; тут многое зависит и от моей ловкости: удобно ли подставлен зверю обруч. Как только обруч перестал удивлять Мерси, я начал приклеивать по окружности тоненькую полоску бумаги, постепенно уменьшая диаметр отверстия. Сначала Мерси прыгала, не замечая, вернее, не обращая внимание на эту полоску. Но когда полоска заметно расширилась, начала нервничать и сопротивляться. Прыгать в дыру, в которую могла пройти только одна голова, она не стала. Никакие усилия и лакомства, уговоры и нежности, никакие приказания не помоги. И после трехмесячных усилий репетиции этого трюка пришлось прекратить. Через полгода снова попробовали. Сначала все шло бойко, но как только отверстие сузилось до размера головы – отказ. Моему огорчению нет предела. Ночами не сплю, все думаю как же все-таки заставить Мерси прыгнуть через бумагу.

И вот как-то, после множества безрезультатных вариантов, проб, обманов, упарившись, я сел на тумбу отдохнуть. И тут возникла простая мысль: а что видит леопард в отверстии круга? Темное пятно неосвещенного партера. Чего он боится? Не бумаги. Он боится застрять головой в этой маленькой дырочке. Эврика!!!

– Евгений Федорович! – кричу ассистенту. – А ну-ка поскорее заклейте обруч сплошь и нарйсуйте темный круг размером в два раза больше головы леопарда.

Сделано. Вызываю на тумбу Мерси. Выставляю обруч, и леопард по моей команде прыгает и разрывает головой сплошной лист бумаги.

Придя на тумбу, она с изумлением оглянулась, что зацепило ее за морду там, где раньше ничего не цепляло. На этой репетиции прыжок был повторен трижды, и леопард без страха преодолевал непонятную для него стенку, которой не видел, ведь он прыгал-то в дырку. И то, что дыра каждый раз оказывалась плотной, продолжало его удивлять. Но прыгать не мешало.

Потребовалось всего несколько дней, чтобы довести трюк «до кондиции». С каждым днем круг становился все светлее и светлее и наконец, обрел цвет белой бумаги.

Теперь же, репетируя этот трюк с тиграми, я добился его исполнения без всяких усилий и даже усложнил работу: Акбар прыгает сразу через два заклеенных обруча.

Примерно так же происходит тренировка прыжка сквозь огненное кольцо. Сначала в кольцо без огня. По том зажигается маленький огонек вверху кольца. Постепенно пылающий кусочек увеличивается, пока зверь не привыкнет и кольцо не запылает все целиком. Когда тигр привыкнет, то кажется, что он испытывает даже некоторое удовольствие от исполнения трюка. У него появляется деловитость и заинтересованность, о чем можно судить по морде тигра, на которой видно, как он прицеливается и примеривается, чтобы точно пройти в центре кольца.

Я люблю прыжок в огненное кольцо. Его у меня делают в теме три-четыре тигра. Не знаю, с чем еще можно сравнить красоту летящих тигриных тел..

За много лет только два раза тигры Акбар и Раджа, не рассчитав прыжка, повисли животами на полыхающем кольце, но благодаря своей изворотливости быстро соскользнули, не получив никаких ожогов.

За кусочек мяса тигра можно уговорить исполнить феноменальные вещи, даже то, что не свойственно ему по природе. Например, катание на шаре. Мы этот трюк разучивали, как и все дрессировщики. Сначала зверя приучают стоять на шаре, который прочно закреплен. И после того как он научится прочно стоять на круглой поверхности, шар начинает на рельсах немного двигаться. Почувствовав, что почва под его ногами заколебалась, тигр сей час же соскакивает па манеж. Я опять загоняю его, он опять соскакивает, И так повторяется неисчислимое количество раз. В конце концов ему отрезаю все пути отступления и дают угощение. Перебирая лапами он вначале робко, а потом все уверенней чувствует себя на этой шаткой поверхности. Амплитуда качаний шара увеличивается, а рельсы поднимаются все выше, до уровня самой высокой тумбы. И однажды тигра «осенит», что стоять на шаре и двигать его по рельсам совсем не страшно, тем более что за это получаешь мяса как никогда много.

Как я уже говорил, некоторые трюки подсказывают мне сами звери. Например, авторство «бега на задних лапах» несомненно принадлежит Акбару. На одной из репетиций в 1954 году в Ленинградском цирке тигр не хотел становиться в стойку в групповом трюке на «оф». Пришлось его тушировать, отчего он встал на дыбы и подался назад, переступив несколько раз. Это меня удивило. Никто их моих зверей не «возражал» подобным образом. Однако это еще не трюк, а только непроизвольное движение. Но отчего не попробовать превратить его в «искусство»! Повторили. Вышло. Но двух-трех неуверенных шагов мало. Акбар должен пробежать так через весь манеж. Наконец получилось и это. И все-таки трюку не хватало законченности. Как театрализовать его, чтобы он заиграл?

И придумал вот что. После «ковра» все тигры уходят, а Акбар «не хочет». Под моим нажимом он направляется к выходу, но вдруг поворачивается и наступает на меня, прижимая к клетке. На секунду я «теряюсь», но, как бы опомнившись, поднимаю руки и, словно гипнотизируя зверя, заставляю его отступать. Акбар доходит до дверки, но снова идет в наступление на человека. У самой клетки я взмахом руки поднимаю Акбара на задние лапы и в такой необычной вытянутой позе заставляю его бежать задом через весь манеж. Для вящей убедительности своего торжества над зверем повторяю этот маневр дважды. Прижатый к дверке, Акбар злится, пытается сопротивляться, но я, видя, что зверь покорен «гипнозом», бросаю ему под ноги бич, как предмет совершенно уже не нужный, и Акбар убегает «посрамленный».

На эту же сценку пробовался Бемби – вышла просто пародия. Ему не хватало присущего Акбару драматизма.

Акбар вообще умеет хорошо подыгрывать мне. Он как бы чувствует партнера и умеет подать нужную интонацию. Вот одна из наших сценок, та, о которой я обещал рассказать.

– Акбар, – обращаюсь я к нему после трудного трюка, – за хорошую работу получи кycoчeк мяса.

Тигр осторожно снимает с вилки мясо и с удовольствием проглатывает. Теперь к его морде подношу пустую вилку:

– Акбар! Вот ещё кусочек!

Зверь, видя, что на вилке ничего нет, со злостью ударяет по ней и возмущенно рычит, негодуя на обман. Тогда я снова даю ему мясо.

– Акбар, а этот кусочек возьмешь?

Зверь великодушно и успокоено принимает угощение.

– А этот?

Опять перед его мордой пустая вилка, и он с ещё большим остервенением отбивает ее. Я опять даю мясо.

– Ну, вот, Акбар, последний кусочек.

– Он мгновенно проглатывает его и пристально смотрит на меня. Я развожу руками:

– Акбар! У меня мяса больше нет.

Он издает отрывистый рык, не то благодарит, не то возмущается малой порцией и равнодушно отворачивается. Дескать, раз нет, то и разговаривать с тобой не о чем.

Я люблю эту сцену. Мы с Акбаром исполняем её давно и хорошо «сыгрались». Он всегда рычит в правильной тональности с одним и тем же выражением глаз и морды. И, смотря на его «игру», мне трудно отделаться от мысли, что он действует сознательно.

Интересно, что и этот трюк «подсказан» Акбаром. Однажды кусочек мяса соскочил и пустая вилка очутилась около его пасти, которую он уже с готовностью раскрыл.

Возможно для самозащиты он оттолкнул вилку лапой. Я ухватился за этот «жест» и закрепил его дрессировкой.

Во время дрессировки на манеже звери приучаются к публике. Ни многочисленность людей, ни шум, ни музыка, ни аплодисменты не должны их отвлекать. Для этого на репетициях специально собирают народ, просят шуметь, свистеть, аплодировать. Баянист играет на баяне. Звери должны научиться отгораживаться от всего этого своим вниманием и сосредоточенностью. Сначала они теряются, раздражаются, отвлекаются, у них даже портится настроение но потом привыкают и ни на что не реагируют. Но они не игнорируют внешнюю обстановку, наоборот, многое подмечают. Я уже рассказывал о даме в леопардовом манто. К аплодисментам они тоже относятся очень ревниво. Если хлопки редкие и жидкие, звери работают вяло, неохотно и лениво. Больше того, когда недисциплинированные зрители срываются с места раньше времени за галошами, они начинают с удивлением и раздражением следить за бегущими, словно недоумевая, – ведь они еще не все показали, что умеют.

Было у меня несколько зверей, которые очень гордились своими успехами. Про Уголька я уже рассказывал. Леопарды Уля и Роза тоже реагировали на одобрение. При шумных аплодисментах звери показывали свое искусство с большим старанием и тщательностью. Конечно, они не понимают смысла аплодисментов, но, видимо, эмоциональную их сторону оценивают верно. Аплодисменты, может быть, воспринимаются ими как сигнал оценки, подтверждение, что они поступают правильно.

Не все звери учатся охотно и с легкостью. Часто попадаются такие тупые существа, что после нескольких занятий на них приходится махнуть рукой и отослать на скучную и спокойную жизнь в зверинец. Бывают со средними способностями – такие, как Карат и Тарзан. С ними приходится возиться и возиться. Выученное сегодня назавтра почти забыто. И надо все начинать сначала. Да и выступления их – всего лишь бледная копия того, что с легкостью и виртуозно исполняет Акбар. Хорошо еще, что среди зверей нет профессиопальной актерской зависти. Ч то бы я тогда вообще делал?

А то попадаются вовсе тупицы. В 1963 году прибыли ко мне из Московского зоопарка три тигренка одного помета, трех месяцев от роду. Результаты четырехмесячной дрессировки были так ничтожны, что двух малышей пришлось отдать в зооцентр. Себе я оставил одного самца по кличке Рыжик.

Иногда мне казалось, что он не совсем безнадежен. Провозился с ним год. По зубам ему оказалось только участие в одной пирамиде. Ни на какие сольные трюки он оказался неспособным. Все время сидит на тумбе, терпеливо ожидая конца работы номера; сидит, опустив голову, словно дремлет, а сам не спускает с меня глаз.

Первое выступление Рыжика в этой заурядной роли состоялся на открытии сезона в Ярославском цирке 16 октября 1964 года. И в этот вечер он набросился на меня. Вот уж не подозревал, что такой трус может приковать меня к больничной койке. Поди ж ты! Трюки ему не по зубам я ему по зубам!

Впрочем, и в этом нападении сказались его трусливый характер и неталантливость. Когда я повернулся к нему спиной, он подскочил ко мне, вонзил клыки в ногу раз, потом еще раз и сел с чувством исполненного долга на свою тумбу. Дескать, сделал что мог, большего не просите. Разве настоящие, смелые тигры так нападают?

Сейчас Рыжик злится из боязливости. Это нервное со стояние зверя очень опасно. В нем никогда нельзя быть уверенным. Но приходится терпеть за неимением лучшего. Я заменю его при первой же возможности. Пока же одно утешение, что он очень внушителен с виду: по-настоящему красивый тигр с крупной головой и длинным туловищем на высоких ногах. Его рычание потрясает стены цирка; тоже своеобразный эффект, не даром, значит, ест он хлеб, то бишь мясо. А на конюшне он – ласковый зверь, любит, чтобы его приласкали и покормили.

Но бывают чудо-ученики. Мне с такими повезло дважды: из пантер – Уголек, а из тигров – Акбар. Любой трюк они разучивают в два-три дня. С такими работать – наслаждение. По-видимому, и сами они испытывают удовольствие от своей ловкости. Второго трюка «гипноз» нет пока еще среди всех мировых номеров дрессуры. Даже из моих тигров повторить его не может никто. Про Акбара можно сказать словами Чехова: «Талант! Талант!»

Конечно, если бы мне была предоставлена возможность выбирать зверей, я составил бы группу из одних талантов, из одних виртуозов. Но приходится работать с теми кого дадут.  А ведь не каждый зверь годится в «артисты».

К. Гагенбек, например, составлял свои группы очень тщательно. Группу тигров в восемнадцать голов он отбирал из шестидесяти. А посмотрев двадцать одного льва, оставил себе только четырех. Сейчас тигров в мире стало меньше и так шиковать нет возможности.

Видя привязанность тигров за кулисами и агрессивность во время работы, я не раз задумывался, а как бы они повели себя со мной, если бы мы оказались на природе. По тому я охотно принял предложение Ереванской киностудии участвовать в съемках фильма «Золотой бычок».

В 1956 году в Ереванском цирке Акбар и Бемби произвели впечатление на режиссера, и он ангажировал их. Я же дублировал главного исполнителя там, где он должен был непосредственно сталкиваться со зверями.

Съемки производились в районе Эчмиадзина, на берегу красивой реки, сплошь заросшей высоким камышом. Чтобы сократить расходы по устройству вольера, четвертую стену у реки делать не стали, решив, что водный рубеж – достаточное препятствие для тигров.

Я предполагал, что встреча с настоящей природой возбудит их. Но до какой степени? Какие они мне предложат отношения на свободе? Этого я предсказать не мог. Наблюдений такого рода было у меня мало.

В Одесском цирке, например, нам предстояло выступать на ковре, сплетенном из манильской травы. Когда я узнал об этом, то сразу же подумал: «Бедный ковер, что от него останется, когда звери почувствуют запах родной земли».

Так оно и вышло. Как только тигры очутились на манеже, они сразу же зафыркали, начали потягиваться, выпустили огромные когти и стали «точить» их о ковер. На них пахнуло чем-то знакомым, «оттуда», из забытого прошлого. От ковра полетели клочья. Пришлось ради его спасения убрать тигров из клетки.

На ковер постелили брезент. Но запах воспоминаний дразнил их и через брезент. Что же делать? Насыпали на брезент опилок. Тигры обнюхали опилки, узнали то, к чему давно привыкли, и заработали по-старому.

Мне было, конечно, жалко ковра, но я с удовольствием смотрел на тигров. Они сразу стали какими-то другими, более свободными, что ли.

А как тигры поведут себя па свежей траве, на земле?

Я начал с того, что «теоретически» познакомил их с местностью; установил решетку в центре вольера. Мои «артисты» скоро привыкли к ландшафту – берегу, воде, камышам и кустарникам – и вели себя спокойно. Я решил, что их без опасений можно выпустить.

И вот тигры на воле. Как же обрадовались они такому празднику! Да еще погода в этот день была солнечной! Они валялись на земле, выбирали по своему вкусу травинки, бегали, прыгали, одним словом, наслаждались. Привыкнув к своему новому положению, стали внимательно осматриваться. И вдруг увидели реку. Подошли к ней осторожно, понюхали и зашли в воду по живот, напились вдосталь чистой, прозрачной воды, не пахнущей хлором.

И вдруг Акбар поплыл на другой берег. А там сплошь камыши, на сколько глаз хватает… камыши. Я оторопел.

Сейчас он доплывет, и все пропало: он окажется не только вне моего контроля, но и окажется в пограничной зоне. Тогда лови его там. Ведь придется организовывать настоящую охоту. Неизвестно, кто окажется в ней победителем.

Все это мгновенно пронеслось у меня в голове. Даю знак ассистенту, и тот с длинной жердью в руках бросается в реку наперерез плывущему уже в камышах тигру. К нашему счастью, река в этом месте оказалась неглубокой, всего по пояс. И ассистент быстро добрался до тигра. Оп начал бить жердью по воде перед самой мордой Акбара. Брызги не понравились беглецу, и он, красиво описав по реке полукруг, к большой нашей радости, возвратился на берег.

Бемби, стоя в воде, с интересом наблюдал заплыв Акбара, но сам почему-то в соревнование с ним не вступил. Это было просто великодушно с его стороны. Потому что, реши Бемби пуститься вслед за своим братом, я уж и не знаю, справились бы мы сразу с двумя пловцами.

Дня через три-четыре они совершенно освоились. Начались съемки. Тигры выдержали этот экзамен с честью, хотя условия были трудные. Они снимались «без отрыва от производства»: каждый вечер выступали в цирке, а днем ездили за много километров на съемки. Жара стояла тридцать-сорок градусов, а им приходилось делать по-несколько дублей. В одном кадре был запечатлен рекордный трюк – Бемби влезал по вертикальному столбу.

В таких необычных условиях работать интереснее всего: я люблю наблюдать за тиграми в неожиданных ситуациях.

В Ленинграде, например, в 1954 году работал иллюзионист Мартин Марчес. В одном из его фокусов участвовали голуби. После работы они разлетались по всему цирку, да так и оставались на карнизах до конца представления.

Во время моей работы они продолжали летать, и тигры их естественно, замечали, поднимали  головы и с интересом наблюдали за ними. Конечно, в это время не до работы.

Хищники интересуются всем, находящимся в движении.

Однажды после исполнения трюка с бумом, я не успел ещё зацепить карабин, как униформист сильным движением вырвал у меня из рук лонжу. Она ушла вверх, и конец ее выскочил из предохранительной сетки.

Чтобы продолжать работу, необходимо убрать из клетки бум, значит, надо достать лонжу. Не долго думая, стоявший на пассировке артист В. Асмус с моего согласия взобрался на клетку, достал трос и спустил его мне.

Как только Асмус полез вверх, тигры сразу насторожились, прижались к тумбам, как бы беря темп на прыжок. Асмус стал спускаться вниз, а у Тарзана не выдержали нервы. Он прыгнул, но не достал артиста. Тот, видя опасность, поднялся повыше, лег на сетку и замер. Была дана вода, но Тарзан не обратил на нее внимания.

Вслед за Тарзаном прыгнул и Раджа с не меньшей яростью. Но его струя воды поймала на лету и сбила в сторону.

Стрельба холостыми патронами и холодный душ ослабили пыл зверей. Асмус снова стал ползти вниз, и опять, я не сумел сдержать рассвирепевших зверей. Они снова летели вверх, на человека. Но он был недосягаемым для них. Это была настоящая тигриная охота. Почуяли добычу и забыли свое «высшее образование».

Я видел: слезть Асмусу не удастся – и скомандовал:

 – Виля, прыгай!

Асмус благополучно спрыгнул с высоты четырех метров, приземлившись между барьерами манежа и первым рядом партера.

Так в постоянном общении постепенно познаем мы друг друга. Каждая встреча сулит что-то новое. А разве это не интересно? Наблюдать, как на твоих глазах меняется живое существо. Я настолько сроднился со зверями, что ощущаю их членами моей семьи. И дома мы часто разговариваем о них с Елизаветой Павловной, как о своих детях, которые требуют постоянной заботы и внимания. Беспокоимся об их здоровье, задумываемся над их неожиданными выходками, обсуждаем тот или иной их поступок.

Вот в последнее время начала хитрить Уля, стремясь увильнуть от прыжка через Карата и Алмаза. На мой вызов она сходит с тумбы, но, не дойдя до положенного места, сворачивает в сторону, прячется за Карата. Если я начинаю выгонять ее оттуда, она либо садится снова на свою тумбу, либо уходит в такое место, куда мне во время представления вход запрещен, – там слишком опасно. Я даже не могу тушировать ее. И она это, видимо, расчуяла. Уля чрезвычайно хитра.

Уже несколько раз она отказывалась от прыжка. Номер от этого, правда, не страдает; выручает почти добровольный дублер Раджа. «Не хочешь – так я сделаю. И не хуже тебя, – словно говорит он, – можешь не воображать».

На репетициях Уля исполняет все трюки беспрекословно. А вот на представлениях, зная, что не получит розги, отлынивает от работы. Ну чем не капризный ребенок, который при гостях начинает «выдавать» такое, что родители не знают, куда деваться.

Ученики каждый день «изобретают» всякие хитрости, которые мне тоже надо побежать хитростями.

Цезарь всегда бойко делал боковые прыжки в темпе через барьер. Исполняя с темпераментом, хорошо изображая сопротивление. Но постепенно тигр начал манкировать своими обязанностями. Принуждение злило его по настоящему. Думаю, стал стариться мой Цезарь, вот и портится его характер. Начал, как и полагается в его возрасте, ворчать по-стариковски. Но на пенсию ему еще рано. Значит, надо что-то придумать вдохновляющее. Сделал барьер пониже – не помогло. Может быть, «ключи» мои перестали на него действовать? Бывает, что происходит торможение выработанного рефлекса.

Случайно мой взгляд упал на стул. А не попугать ли мне тигра стулом? И вот однажды ощетинившийся ножками стул появляется у самой морды Цезаря. Тот озадачен, но ненадолго. Он идет в контратаку: хватает своими железными зубами стул и, ударяя по нему лапой, превращает в кучу обломков. Пришлось взяться за второй. Но на этот раз я зашел сбоку, упираясь ножками стула тигру в бок а правой рукой загораживаю стеком свободное пространство между мной и барьером.

Поставив таким образом тигра в критическое положение я заставил его перепрыгнуть барьер. Раз и еще раз! Выход найден. И забавный! На каждом представлении Цезарь яростно грызет стул, ломая ножки и сиденье так, что только щепочки летят во все стороны, и все-таки исполняет трюк.

Лавируя стулом то в одну, то в другую сторону, я едва успеваю менять позицию – чересчур быстрыми стали прыжки Цезаря через барьер. Вот ведь какой случай! Потускневший, поскучневший трюк возродился обновленным и захватывающим. И хотя стульев мы теперь ломаем много, зато Цезарь по-прежнему блистает в своем амплуа трагика.

Молодцы мы с тобой, Цезарь!

А иногда приходит к нам и беда. Бывает, что звери гибнут. По разным причинам. То болеют – не вылечишь, то неловко падают и разбиваются. Так разбился Бемби, мой любимец. Он упал с пирамиды и ударился животом о подставку – разбил себе печень и селезенку. Проболел тридцать четыре дня и умер…… Как мы с Елизаветой Павловной тосковали без него.

Бемби был очень спокойный тигр. Только несколько труслив, и, когда Раджа нападал на него, он всегда искал спасения за моей спиной. Бемби был единственным зверем в группе, чьи когти ни разу не коснулись моего тела. Но полностью я ему тоже никогда не доверял – тигр все-таки.