Текст книги "Ты покоришься мне, тигр!"

Автор книги: Александр Александров-Федотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Я любил его за добродушие. И «артистом» он оказался способным исполнительным. Если и бывал чем-либо недоволен, его можно было быстро успокоить одними словами. Его миролюбие проявлялось не только по отношению ко мне, но и по отношению ко всем зверям в номере. Доверчивый, он быстро завоевывал симпатии даже у людей, не работавших с ним непосредственно.

Морда его всегда словно радостно улыбалась. Глаза, большие и круглые, смотрели с удивлением. Это редко бывает у тигров – такие большие глаза. Он был очень красивый зверь.

Когда Бемби попадало от Раджи, я начинал разговаривать с ним, чтобы утешить. Он высказывал мне свою боль и обиду то возмущенным фырканьем, то какими-то стонущими звуками, словно жаловался: «Напал на меня ни за что, ни про что…»

Трудно смириться с мыслью, что Бемби уже нет… Оглядываясь сегодня назад, я вижу, как долог и длинен был путь, который пройден вместе со зверями. Я учил их, а они учили меня. И кое-какие выводы можно уже сделать, подвести какие-то итоги.

Мы все, советские дрессировщики, да теперь уже и не только советские, ратуем и на словах и на деле, а кому не хватает терпения, только на словах – за гуманный метод. Почему мы так упорно его отстаиваем? Только ли из альтруизма, не позволяющего мучить животных?

Нет, гуманный метод – не просто сердобольный метод. Это, если можно так сказать, уважительный подход к зверю, признание его звериной «личности», использование его способностей, а не подавление их. Этот человеческий подход к животному оправдывает себя и экономически. Номера стали получаться скорее, хищники реже нападают, и меньше становится искалеченных зверей.

Впервые до этого додумался Карл Гагенбек, который с детства очень любил животных, рано стал предпринимателем, основал большой зоопарк в Гамбурге и снаряжал экспедиции для отлова зверей зоосадам и циркам. Сам он то же дрессировал животных. Обо всем этом можно прочитать в его интересной книжке «Люди и звери», изданной недавно у нас вновь.

Гагенбек любил повторять, что «при дрессировке решает не только характер, но главным образом талант зверя». Он первый заговорил о такой человеческой категории, как талант, в применении к животным. Чарльз Дарвин также заметил: «Ничто человеческое не чуждо животному».

Я старался рассказать и показать на примерах, как мои воспитанники приобретают новые, часто несвойственные им навыки, даже позволяют прикасаться к себе.

В своей работе я опираюсь на идею Гагенбека, но подкрепляю ее учением И. П. Павлова.

Метод гуманной дрессировки начал применяться с конца прошлого вена. Карл Гагенбек попробовал учить животных с помощью кормления и ласки. Это была счастливая мысль. Ее подхватили и начали развивать.

Отныне творческая и научная мысль начала руководить работой дрессировщиков. Та переоценка ценностей, которая под влиянием научных открытий происходила во многих областях жизни, потребовала и от дрессировщиков новых форм, новых приемов – одним словом, новых принципов работы. Гуманный метод помог не только в зверях выявить множество неизвестных дотоле особенностей, но и дал возможность самим дрессировщикам искать и находить свой собственный неповторимый стиль работы.

На основе гуманного метода знаменитые русские клоуны А. и В. Дуровы создали русскую школу дрессировки. И хотя они не работали с хищниками, а только с домашними животными, но и Н. Гладильщиков, и И. Бугримова, и И. Рубан, и А. Корнилов, и все, сколько ни есть нас в советском цирке, – все мы испытали на себе влияние дуровских традиций.

Гуманный метод облегчил работу с хищниками: убедить тигра это не то, что схватиться с ним врукопашную. Ведь для того чтобы только удержать сваленного зверя на месте, требуется не менее шести человек. И это если он еще будет не очень рассержен. В ярости его силы увеличиваются неимоверно. Поэтому, конечно, человеку выгоднее покорить сердце тигра. У тигра с «покоренным сердцем» реже возникает желание растерзать дрессировщика.

Работать стало легче и… труднее. Труднее, потому что психологический метод требует тонкости в подходе к животному, любви к нему. Если мы говорим «сколько людей столько и характеров», то позвольте мне этот же принцип применить и к животным: сколько зверей – столько и характеров. Познать их характеры – значит действовать не по шаблону, а к каждому зверю подходить индивидуально, в соответствии с его особенностями. Это хлопотнее. Запугать зверя пытками, не мудрствуя лукаво, легче.

Мы теперь все чаще употребляем выражение «воспитание зверя», а не укрощение, а под дрессировкой понимаем его обучение. И пытаемся применять педагогику, во всяком случае, пользуемся некоторыми ее положениями и методами.

Конечно, педагогика тут особая. Непослушному ученику вы ставите плохую отметку за поведение и на какое-то время усмиряете его. А непокорный зверь съедает вас или по крайней мере всегда готов к этому, когда вы уж слишком ему докучаете, – это существенная разница. Но в остальном в методах, принципах совпадений не мало. Не нужно ловить меня на слове, я понимаю, что цели разные, поэтому говорю только о приемах, а приемы педагогики мне помогают.

Когда Кард Гагенбек стал пробовать свой новый метод, он еще не знал, как объяснить научно то, что происходит со зверем в результате такого неожиданного к нему отношения. Академик И. П. Павлов открыл условные рефлексы и расшифровал высшую нервную деятельность животных. Именно учение Павлова помогло мне осознать возможность психологического подхода в исследовании характера зверя, увидеть в животном единство физических и психологических факторов.

Как же до Гагенбека дрессировали зверей в цирках? Зверя гоняли в небольшой клетке из одной стороны в другую, заставляя перепрыгивать через различные препятствия, а для «поощрения» применяли проволочные хлысты, вилы, трезубцы и раскаленное железо.

Познакомившись с этими предметами, животные от одного их вида приходили в трепет и готовы были сделать что угодно. Но только укротителям тогда «угодно» было совсем немного – несколько трюков, чтобы поиграть на нервах зрителей.

От такого обращения звери становились свирепее самих себя. Поэтому укротитель большую часть своих сил и времени тратил на то, чтобы подавить ярость зверя и заставить сделать трюк. В то время и задачи в таких номерах ставились совершенно иные и атмосферы добивались иной. Был только один стиль общения со зверями – запугивание. Свой уход из клетки укротитель должен был прикрывать выстрелами из револьвера и щелканьем бича.

Иногда казалось, что только благородство зверей спасало неистовствовавшего укротителя. Хотелось прежде всего укротить его самого, привить сначала ему навыки человечности. Не случайно в художественной литературе сложился образ укротителя как человека грубого, жестокого и примитивного.

В номерах с хищниками, созданных на основе гуманной дрессировки, трагических происшествий стало значительно меньше.

Хочу, чтобы меня поняли правильно. Я не обвиняю первых укротителей. В те времена нельзя было, видимо, иначе. Человечество еще не додумалось до того, что с хищниками можно обращаться по-человечески. Хотя история и легенды рассказывали случаи дружбы человека и льва… но это были ведь всего только легенды, и жестокий способ казался единственно возможным.

Да и дрессировки в современном её понимании тогда не существовало. Работали со зверем вслепую – что получится, то и получится. А гуманный способ помог понять зверя, то есть узнать, чего и как от него можно добиться.

Существует мнение, что зверей, рожденных в зоопарке, выдрессировать легче. Это не так. Лучше всего дрессировать зверей, пойманных на свободе в возрасте от полутора до трех лет. Хищник, родившийся в неволе, воспитанный и обласканный человеком, который ему потакал, делал скидки на шаловливую молодость, – избаловался. Он теряет всякий страх перед человеком, становится нахальным. И хотя укрощать его нет надобности, обучать такое избалованное существо труднее. Да к тому же он не знает борьбы за существование, клыков нападающих и обороняющихся и не ценит сервис.

Поэтому не должно казаться странным мое утверждение, что с дикими работать легче. Человек, естественно, не может быть таким суровым учителем, как природа (не говорю об исключениях). Но оказывается, что зверю полезнее воспитываться в суровости. Баловство портит не только детей, но и хищных зверей.

В настоящее время действительных укротителей, особенно укротителей львов, не много: почти все львы рождены в неволе.

Большинство львов, работающих на манежах советского цирка, если не все, в течение нескокольких поколений – цирковые «невольники». Они замечательно акклиматизировались и дают хорошее потомство. Цари зверей потеряли в известной мере свою хищность, стали покладистее. Каждодневное кормление сглаживает дикие повадки зверей, новые условия жизни вырабатывают новые условные рефлексы. Зверю в неволе, по сравнению с рожденными на свободе, вся жизнь представляется в совершенно ином виде. Судите сами: пища и вода сами приходят в клетку, нет необходимость добывать их в борьбе. Человек, ласкает, развлекает играми, рассеивает скуку. Это ли не житье? И выпусти такого льва в настоящую жизнь – он, пожалуй, окажется к ней, настоящей, которая шутить не любит, не подготовленным.

Все это не может не изменить характер. И тем не менее при дрессировке зверей, рожденных в неволе, нет гарантии от «неприятностей». И среди них попадаются такие, что в свирепости не уступают диким. Родившаяся в моей труппе черная пантера Парис превосходила по своей кровожадности пойманных в тайге тигров Раджу и Тарзана. Ведь это Парис, не моргнув глазом, растерзал Фифи и моего благородного Уголька, а сколько раз он хотел так же поступить и со мной, несмотря на то, что вырос у меня на руках в ласке и довольстве.

Чуткости к зверям требуют и экономические соображения. Тигры «нонче стоят дорого». Мои бенгальцы Акбар и Бемби куплены за шесть тысяч рублей каждый. После же дрессировки, в зависимости от исполняемого репертуара, стоимость все больше повышается.

Бывает, что гибель солиста приводит к расформированию всей труппы. Отличное настроение зверя – залог его хорошей работы. Куда, как говорится, не кинь – все получается, что лучше с ними быть нежным и ласковым.

Нигде в мире нет пока специальных школ, готовящих дрессировщиков. Чаще всего ими становятся люди, одержимые любовью к животным. Они идут служить в зверинцы или берейторами в цирки. Начиная с чистки клеток, они постигают весь процесс ухода за животными, имеют возможность изучить зверя до последней косточки. Постоянно присутствуя на репетициях и представлениях, получают наглядные уроки того, как и что надо делать.

Так от одного поколения к другому передаются навыки и традиции нашего жанра.

Дрессировка хищников, может быть, потому далась мне сравнительно легко – я имею в виду не раны и больницы, а постижение зверя и взаимопонимание с ним, – что сам гуманный метод был близок мне. О каком содружестве мог бы я говорить, если бы входил в клетку с раскаленным железом!

Когда мне предложили первую группу животных, я был совершенно не осведомлен в теории. Шёл ощупью, но мне помогал опыт службы в кавалерии. От зверя к зверю начали во мне вырабатываться какие-то привычки, затем они превратились постепенно в приемы и методы. Я не претендую на роль первооткрывателя, но кое-что в дрессировке мне пришлось открыть и самому. Лично для себя я почти во всем был первооткрывателем. Об этом и написана моя книга. Когда я получил тигров, то досконально знал, как, приступить к дрессировке. Я почти точно мог сказать, чего достигну. Без знания животных мне это никогда бы не удалось.

Работа со зверьми по новому методу стада интересней и содержательней; кроме смелости и отваги от дрессировщика потребовались новые качества – мысль, ум, чутье, чувство. Это приближает их к ученым-естествоиспытателям.

Хочется, чтобы и на этот раз меня правильно поняли. Гуманный метод не исключает строгости. Без строгости зверя не воспитаешь. Слушаешься – пряник, не повинуешься – наказание. Но наказание это не должно превышать дозы, какую мы применяем к шаловливому ребенку.

Метод ласкового воспитания позволяет лучше развить то качество, которое мы называем инициативой; несколько примеров такой инициативы я уже приводил.

Способ выработки условного рефлекса зависит от особенностей зверя. Один все понимает с полуслова и охотно выполняет задания. Его наказывать незачем. А бывает способный, но ленивый. Такого необходимо взбадривать.

Дисциплинированному Акбару этого не требуется, а вот Карат никак не хочет сидеть на своем месте. Чуть ему наскучит, он сейчас же отправляется бродить по манежу. Нет у меня пока другого способа объяснить ему, что этого делать нельзя, как только дать небольшой шлепок.

Ведь и дети – одни требуют ласки, другие, упрямые, строгости. И моя задача – различать, где зверь «халтурит», а где хочет, но не может сделать и мучается понапрасну.

От чуткости дрессировщика зависит, кого приласкать, кого наказать. Но никогда нельзя разрешать себе наказывать зверей несправедливо. Они почему-то это очень чувствуют и незаслуженную обиду долго не прощают.

Окрик или грозный голос, сердитый жест или шлепок рукой, тушировка или щелчок бичом по реквизиту – и зверь понимает: им недовольны. А он, как всякое живое существо, хочет нравиться. Он тщеславен, этот хищный зверь! Если же многое прощать, оставлять безнаказанным, то чаще придется применять самое неприятное для него: струю холодной воды.

Строгости у нас бывают главным образом на репетициях. А на представлениях я вежлив и ласков. Ведь и детей не наказывают при гостях, и я улыбаюсь, как мать улыбается ребенку, который что-то сделал при посторонних не так. Сходство зверей с детьми бывает уморительно. Нашкодившие тигры ведут себя совсем как ученики в школе: не смотрят прямо в глаза, а наблюдают искоса, стараясь по моему виду понять, что их ждет.

Весь процесс укрощения я разделяю на два периода.

Первый – собственно укрощение. На этом этапе изучается психология зверя: дрессировщик приучает его к себе, входит к нему в клетку, внушает зверю сознание своей силы, непобедимости.

Второй – дрессировка, то есть выработка у зверя условных рефлексов, полезных привычек и навыков, обучение различным трюкам.

Самое трудное на первом этапе – научить зверя понимать, что от него требуется. В школе, если между учителем и учеником возникает духовная связь, это облегчает воспитание и обучение. Со зверем такого контакта быть не может, так как нет единства целей: то, что для меня только средство (кормление), для зверя – цель. Но какая-то связь и симпатия все же возникают, без них было бы необыкновенно трудно и неуютно работать.

Хищные звери после дрессировки становятся более способными к жизни среди людей. Смягчается их нрав, развивается память на действия и вещи, на интонации человеческого голоса. Некоторые любители домашних животных утверждают, что собаки и кошки понимают кое-что из языка, на котором говорят их хозяева. Думаю, что хищники тоже.

Рискну сказать, что усовершенствованный человеком зверь может приобрести какие-то новые, более тонкие качества. На своих питомцах я убеждался в этом не раз. Интересно, не ведут ли таких же наблюдений и ученые? Может быть, действительно зверь способен развиваться интеллектуально.

Судите сами, ведь тигру или леопарду никогда не придет в голову скакать на лошади, если только эту лошадь ему не предстоит съесть. И он не будет ходить по буму, если только ему не нужно переправляться через ров или реку. А в цирке он обязан это делать и делает. Я думаю, что это не может не сказаться на его развитии.

Конечно, к цирковым трюкам у зверя нет склонности, о них он и понятия не имеет. Наверно, все манипуляции дрессировщика повергают его в великое изумление, зверю непонятна цель его действий. Ведь цель его на воле – еда, а дрессировщика он никогда не видит едящим. Несомненно, этот человек – большая загадка.

Не может быть, чтобы звери не старались ее разгадать. И усилия их  в этом направлении – я знаю это по себе – не остаются бесплодными. Но, даже если это только моя фантазия, работа с крупными зверями обогащает самого человека, раскрывает в нем самом неизвестные стороны.

По собственному методу я выдрессировал десятки зверей. Но всегда хочется нового подтверждения своей правоты. Когда мне предложили сделать номер со смешанной группой хищников для румынской артистки Лидии Жиги, я охотно согласился, хотя условия, начиная со сроков и кончая составом зверей, были очень жесткие. Но и задача была увлекательной.

Звери побывали в руках у разных дрессировщиков и были основательно испорчены. Предстояло выправить их. А это всегда трудней. Но на трудностях методы и проверяются.

Первый раз номер Лидии Жиги я увидел в 1959 году в Ростове-на-Дону, во время гастролей румынского цирка. Ее группа состояла из льва, львицы и двух небольших леопардов, – обученных немецким дрессировщиком. Жига же была только исполнительницей, дрессировать зверей она не умела.

В клетке с хищниками нередко можно встретить людей, которые сами ни укрощать, ни дрессировать не умеют – им передают готовые номера. Такие артисты могут быть эффектными демонстраторами, но при малейшем нарушении работы, не зная процесса создания трюка, восстановить его не могут. И когда зверь выходит из повиновения, а это с ним случается время от времени, то демонстратор не знает, как восстановить свою власть.

На первой же репетиции я увидел, что Жига – артистка смелая, волевая, с молодым задором. Ей очень бы подошло показывать номер полудикой дрессировки. Но номера фактически не было и профессиональных навыков тоже, что сказывалось в… пренебрежении к зверям и опасности. Ей еще не приходилось переносить боль от их когтей и клыков, и поэтому она явно бравировала своей храбростью. Образ героической женщины у Лидии получался, но было видно, что она излишне об этом заботится и что, как ни странно, мешало верить в ее подлинную храбрость.

И  Жигу и зверей всему надо было учить с самого начала.

Я поделился с артисткой моим опытом, старался научить ее технике дрессировки, поведению на манеже и всему тому, что требуется, чтобы быть укротителем. Но за две недели многому не научишь, да еще объясняясь через переводчика. Но начало было положено.

В шестьдесят четвертом году наша встреча была более продолжительной – четыре месяца, и мы успели сделать многое.

В порядке культурного сотрудничества между СССР и Румынией Лидия Жига с группой зверей прибыла в Советский Союз для обучения. К сожалению, звери оставляли желать много лучшего. Группа большая, а выбрать некого. Рахитики, ревматики, желудочные больные, чересчур молодые или слишком старые.

К тому же обслуживающий персонал был малоквалифицированный, не соблюдал правил содержания зверей и в результате их халатности погибли молодые леопарды, лев, тигр и серьезно заболели остальные. А у меня только четыре месяца!

Артистка нервничала, и первое, что я сделал, – постарался внушить ей уверенность, что все будет в порядке. Затем стали заменять животных. Самых безнадежных удалили. Тигров в возрасте от пяти до двенадцати лет, которые не могли претендовать на блестящую цирковую карьеру (а их, как, и балерин, надо учить с детства), заменили.

Кого же выбрать в солисты? Вокруг кого строить всю работу аттракциона? На помощь пришел «Союзгосцирк». В Харьковском зоопарке приобрели двухлетнего льва. Зверь был на славу: рослый, холеный, красивый по окраске, с изумительным экстерьером и вместе с тем игривый и мягкий по характеру. Способный! Всего за два месяца он стал великолепным «артистом». Буквально на лету схватывал он мои желания и усваивал трюки почти без повторения.

Память у него была феноменальная. Работал легко, без принуждения. Казалось, что он всю жизнь мечтал быть артистом и теперь его мечта осуществилась. Какое рвение проявлял он на репетициях! Этого льва я и поставил в центре будущего номера. С большой радостью встречался с ним в клетке и с не меньшей печалью расставался, уезжая. Даже завидовал, что он не мой.

Подбирая группу, пришлось проэкзаменовать около тридцати различных зверей. Отобрали четырех львов, трех тигров и двух леопардов. В клетку приходилось входить к каждому зверю всего после трех-четырех дней знакомства. Иногда сидевший на зрительских местах, видавший виды цирковой люд только за голову хватался. Но времени не было, и приходилось идти на риск. Трудности только подзадоривали, и я рисковал… обдумав все заранее. Да и что мне оставалось делать, как не засучить повыше рукава и рубить с плеча!

 Жига наблюдала весь процесс подготовки зверей. Училась. Заразившись темпами и видя, что дело пошло на лад и номер приобрел форму, она приободрилась, воспрянула духом.

Четыре месяца промчались, как один день. Мы подготовили шестнадцать трюковых комбинаций, и в точно назначенный день работа была закончена. В Ярославский цирк приехала обширная комиссия из румынских и советских деятелей. Аттракцион приняли безоговорочно.

Теперь Жига с большим успехом гастролирует по циркам мира со своей смешанной группой хищников.

Я часто встречаюсь со зрителями, которые интересуются моей работой. Однажды юный зритель меня спросил:

– Дяденька Александров, у вас такие страшные тигры: Вы боитесь с ними работать?

Я знаю, что и взрослые иногда хотят об этом спросить, но стесняются. Мальчику я ответил тогда:

– Что ж делать, мальчик, надо работать!

А взрослым я отвечаю этой книгой.

Меня спрашивают, какой зверь самый мой любимый и какой самый опасный. На это почти невозможно ответить. Любимые есть, но ни одному из них не доверяю до конца. Что касается самого опасного, то и в этом случае трудно дать определенный ответ – характеры тигров всё время меняются.

В процессе приручения я считал наиболее смирным Раджу, самым опасным Тарзана, коварным и злым Акбара, трусливым и миролюбивым Бемби. Но время шло, и… Раджа стал настоящим бандитом, он неоднократно «подписывал» мне смертный приговор, не раз приходилось испытывать силу его когтей и клыков. Это теперь самый опасный зверь, но он хороший «артист», и вид у него импозантный. Приходится терпеть его дурной характер и быть очень с ним осторожным. Во время дрессировки Тарзан выказывал непримиримую лютость, но после укрощения стал покладистым, а к бенгальским тиграм враждебен. Акбар каким был, таким и остался в своей злобе, и все мои по попытки смягчить его сердце не возымели действия. Бемби до конца своих дней оставался добродушным.

Да, мы свыклись и полюбили друг друга. Но, к сожалению, не так далек уж день, когда нам придется расстаться: тигры стареют, и трудная артистическая работа скоро станет им не под силу. Они выйдут «на пенсию». Обычно я не отдаю своих друзей в зоопарки, они ездят со мной. По привычке в вечерние часы приходят в «творческое» возбуждение, потом отвыкают от этого и в конце концов умирают у меня на руках естественной смертью.

Но я дрессировщик – и о смерти говорить не люблю…

О будущем говорить приятнее.

… Мой сын Рюрик родился, говоря старинным цирковым языком, на конюшне в 1942 году. Едва начав осознавать окружающий мир, он прежде всего увидел в нем множество зверей.

В школе у него обнаружились способности к рисованию.

Мне хотелось, чтобы он стал художником. Но он втайне предался цирку и выучил самостоятельно несколько трюков. Я не перечил и стал ему помогать.

Когда Рюрику исполнилось двенадцать лет, я начал с ним заниматься, раскрыл перед ним мир звериной души. Приводил его на репетиции и демонстрировал приемы дрессировки и управления зверями.

В 1956 году цирк начал готовиться к Всемирному фестивалю молодежи в Москве. Мне хотелось, чтобы сын выступил со зверями на этом празднике.

Лаской и кормлением Рюрик вскоре расположил тигров к себе и вошел вместе со мной в клетку. Сначала к одному, потом к двум, потом к трем и наконец ко всем сразу. Теперь уже каждый вечер он стоял во время представления как ассистент, со шлангом. Он не только охранял отца, но и изучал животных.

По мере прохождения трюков, я передавал сыну власть над тиграми, отходя на второй план. Через шесть месяцев можно было уже назначить день, когда молодой дрессировщик самостоятельно продемонстрирует свое мастерство перед зрителем.

Я был уверен, что мы сделали интересный номер…

Но из «Союзгосцирка» пришел приказ: «К дрессировке хищных зверей в цирках допускаются лица, достигшие восемнадцатилетнего возраста… За допущение в клетку к хищникам несовершеннолетнего сына объявить А. Н. Александрову-Федотову…» Вероятно, вы догадались, что именно.

Что ж, может быть, мы и правда поторопились. Но, судя по тому, как Рюрик управлялся с тиграми, я думаю, что это не было преждевременно.

И я уверен, что настанет день, когда он войдет в клетку к хищникам полновластным господином. И может быть, нам удастся основать еще одну цирковую династию…