Текст книги "В прицеле — танки"

Автор книги: Александр Бессараб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Форсирование канала началось в восемнадцать часов. Дивизионная артиллерия и минометные подразделения стрелковых полков совершили интенсивный налет по позициям и огневым точкам противника, расположенным в парке Сименсштадт. На прямую наводку выдвинулись орудия противотанкового дивизиона, пушечного дивизиона артполка и полковые пушки 45 – и 76-мм калибра, а также подразделения тяжелых самоходных установок ИСУ-152. Фашисты из всех средств открыли сильнейший ответный огонь. Мины рвались на асфальте так густо и часто, что набережная на обеих сторонах канала превратилась, по существу, в непреодолимую зону смерти. Чтобы форсировать эту преграду, требовалось полностью подавить огневую систему оборонявшихся гитлеровцев.

Фашисты находились в значительно лучшем положении: они передвигались по траншеям и ходам сообщения, отрытым по всему парку Сименсштадт. Нашим же солдатам и офицерам нужно было преодолевать эту полосу совершенно открыто.

Важную роль в первоначальном подавлении огневой системы противника сыграли минометные подразделения стрелковых полков, ведущие огонь с близкой дистанции – из-за домов и других хорошо укрытых позиций. Под их прикрытием расчеты подтянули свои пушки к самому парапету и начали в упор расстреливать огневые средства гитлеровцев, замаскированные в ячейках между гранитными плитами. Укрывшись на чердаках и в оконных проемах домов, точно тай же поступили наши автоматчики и пулеметные расчеты. Прямо на берегу канала, за каменными глыбами или за деревьями, разместились, управляя огнем батарей и дивизионов, артиллерийские командиры и наблюдатели. Тут же в небольшом кирпичном здании магазина канцелярских принадлежностей находился НП командира дивизии полковника Асафова.

Постепенно сила нашего огня нарастала. Набережную и парк на стороне противника буквально засыпали снарядами и минами. Пулеметные светящиеся очереди неслись туда сплошным ливнем. Под прикрытием этого огня и под непосредственной защитой пушек батареи Николая Шевкунова саперы восстанавливали разрушенную переправу, строили рядом понтонный мост, наводили паром. С особым остервенением огонь бушевал на участке полка подполковника Чекулаева. Здесь скопилось много машин, танкисты сооружали понтонную переправу. Именно по этому месту гитлеровцы и сосредоточили огонь нескольких орудийных и минометных батарей. Дышать было нечем: место боя заволокло удушливой гарью и едкой пылью. В этом аду готовились к атаке стрелковые батальоны. Артиллеристы противотанкового дивизиона дрались самоотверженно и бесстрашно. Только орудийные расчеты коммунистов Александра Мищенко, Аркадия Кучина, Сергея Барышева и Михаила Рудика уничтожили на берегах канала четыре полевых орудия, семнадцать пулеметных точек и свыше ста гитлеровцев.

Я стоял в окопе, вырытом у самой набережной и защищенном невесть откуда добытой стальной плитой. Здесь же находились Пацей и Голобородько. Рядом вело огонь орудие Аркадия Кучина. Пушка громила дачный домик на противоположном берегу. Оттуда гитлеровские солдаты поливали пулеметным огнем наши боевые порядки, не позволяя бойцам-пехотинцам не только встать, но даже приподнять голову.

Вот меткими выстрелами расчет Кучина уничтожил два пулеметных гнезда и перенес огонь на следующий домик. В это время из-за канала ударил фаустпатрон. Левое колесо пушки и часть щита оторвало. Наводчик, командир и еще два бойца были ранены. Но Кучин не выбыл из строя, не покинул поля боя. Не ушел и наводчик младший сержант Михаил Грибушенков. Он встал у панорамы. Подбежали дублеры из роты ПТР (они всегда располагались неподалеку от подопечной пушки). Подвесив орудие с помощью кусков рельса, солдаты подставили под него большую каменную глыбу и придали ему более или менее горизонтальное положение. Пушка снова открыла огонь, разрушила пулеметные точки во втором домике, уничтожила вражеское орудие.

После перевязки Кучин продолжал командовать расчетом до конца боя, затем ушел в медсанбат. Артиллеристы не прекращали огня, хотя орудие было подбито так, что после форсирования канала его пришлось отправить в армейские мастерские на основательный ремонт. За этот подвиг Аркадий Кучин и Михаил Грибушенков удостоились ордена Отечественной войны I степени, а остальные красноармейцы – ордена Славы III степени.

Федор Шестаков установил свою пушку в проломе стены не то кирпичного сарая, не то гаража. Отсюда он очень хорошо просматривал противоположный берег канала, парк Сименсштадт и огневые точки противника в этом районе. Орудие подавило несколько пулеметов. Егор Травкин, передав рядовому Приходько панораму, попросил у Шестакова бинокль и начал вглядываться в глубину парка. Там, метрах в трехстах от набережной, у минометов возилась большая группа гитлеровских солдат. Травкин доложил комбату, и через минуту минометная батарея врага, не сделав ни одного выстрела на новой позиции, была разгромлена орудийными расчетами Шестакова, Барышева и Чистова.

Впереди нашего наблюдательного пункта вели огонь два орудия 594-го полка. Чтобы обезопасить себя от поражения пулями и осколками близких разрывов, артиллеристы под огнем противника соорудили вокруг своих пушек защитные стенки из камня и кирпича. Используя удачно выбранную позицию, оба орудия под командованием старшего сержанта Спиренко взяли под обстрел пулеметные точки немцев, препятствовавшие пехотинцам преодолеть канал вплавь.

В самый разгар огневого поединка мимо нас прошла группа комдива Асафова. Командир дивизии, видимо, направлялся к И. Д. Ковязину. Почти в это же время немцы обстреляли из полковых минометов НП дивизии – магазин канцелярских товаров. Но они опоздали: комдив и сопровождавшие его офицеры уже скрылись за соседними домиками набережной. Только красивый трофейный автомобиль, стоявший в саду, принял на себя всю злость гитлеровских минометчиков. Вокруг машины и над ней, сбивая ветки и кромсая крышу невысокого домика, рвались десятки мин.

Когда огонь стал ослабевать, к магазину, пронзительно визжа тормозами, подлетел еще один автомобиль. Шофер, резко осадив машину, выскочил с большой санитарной сумкой в руках и скрылся в домике.

Огневой налет возобновился с новой силой. От близких разрывов из обеих легковых машин посыпались стекла. Мы невольно стали наблюдать, что же будет дальше. Вдруг только что прибывший автомобиль стал как бы раскачиваться – похоже было, что в нем кто-то сидит.

– Товарищ майор, там кто-то есть! – крикнул Гриша Быстров и бросился на помощь. Он рвал ручку дверцы вверх, вниз, но не мог открыть. Я тоже подбежал к изрешеченному осколками и уже дымившемуся автомобилю и увидел на заднем сиденье лейтенанта Корявцеву. Она, видимо, только что проснулась и не понимала, что происходит.

Мы никак не могли распахнуть дверцы: то ли их заклинило, то ли впопыхах неумело действовали. Тащить же девушку через разбитое окно было опасно: повсюду торчали острые, как иглы, осколки стекла.

Мы спешили: вот-вот налет может повториться. Но у нас ничего не получалось. Вскоре и в самом деле послышался резкий нарастающий свист летящих мин. Мы бросились на землю. Я не отпустил ручки автомобиля и... дверца распахнулась.

Мины упали в дальнем углу сада. Я уткнулся головой в скат. Взрыв. Еще. И еще. Над нами прожужжали осколки. Подхватив девушку под руки, мы с Гришей вытащили ее из горящей машины и буквально втолкнули в полуподвал магазина. Распластавшись на кучах тетрадей и разбросанной бумаги, она сердито заметила:

– Можно было бы и полегче, товарищ майор. Это вы, кажется, мстите мне за свои бока...

– Можно было бы и поблагодарить нас, товарищ лейтенант. Как-никак выручили, – в тон ей ответил я.

– За это, конечно, большое спасибо. Знаете, я нечаянно заснула...

– Люба двое суток подряд простояла у операционного стола, – сказала врач медсанбата Е. А. Казанцева, появляясь в боковой двери.

...К десяти часам вечера огонь со стороны противника значительно ослаб. Фашисты хотя и продолжали оказывать сопротивление, но уже не могли восстановить огневую систему своей обороны, разрушенную артиллерией, минометами и самоходными установками. И тогда от домика комдива рассыпались гроздья зеленых ракет. Стрелковые полки И. Д. Ковязина и А. П. Чекулаева приступили к форсированию канала. Используя куски проволоки, в воду спускались по отвесным стенам бойцы стрелковых рот и разведчики офицеров Гарбузова, Капустина и Лабкова. Они начали переправляться на противоположный берег с помощью небольших, наспех сколоченных плотиков, досок, бревен, дверей, автомобильных скатов, пустых бочек – словом, в дело пошло все, что попадалось под руку и могло держаться на воде.

Вот где пригодился недавний опыт сооружения и использования всевозможных переправочных средств, полученный личным составом при подготовке к форсированию Одера.

Артиллерия и минометные подразделения произвели по ближайшей глубине обороны немцев и по их тыловым коммуникациям мощный огневой налет. Вперед вырвалась небольшая группа солдат. Они удачно вскарабкались по выщербленным плитам на набережную и бросились к домикам, разделанным под орех орудиями Аркадия Кучина и Федора Шестакова. Впереди бежал, увлекая за собой товарищей, боец в одной нательной рубахе. Его крупная фигура – ни дать ни взять былинного богатыря – с развевающимся в руках красным полотнищем хорошо выделялась на озаренной пожарами набережной. Позже я узнал, что это был командир отделения полковой разведки старший сержант Анатолий Алибеков со своими товарищами старшим сержантом Петренко, рядовыми Слатиным, Сапаровым, Русовым. Вместе с ними бежал с телефонным аппаратом и катушкой кабеля в руках артиллерийский разведчик из 780-го артполка Гавриил Брагин. Ему предстояло выбрать место для наблюдательного пункта командиру своей батареи и до его прихода корректировать огонь.

Несколько отстав от пехотинцев, Брагин вскочил в полуразрушенную трансформаторную будку, выбрал место у пробоины, зиявшей в стене. Подключив телефонный аппарат к линии, он начал вести наблюдение. Алибеков и его группа сражались с гитлеровцами, засевшими в небольшой кирпичной постройке. В окна домика летели гранаты, автоматные очереди, но враг сопротивлялся упорно. Нужно было помочь Алибекову, и как можно скорее. Гавриил Брагин быстро разыскал на карте домик, подготовил данные и передал их на батарею. Через минуту за кирпичной постройкой, срезая и дробя в щепки деревья, начали рваться гаубичные снаряды. Разведчик так увлекся работой, что не заметил, как его пристанище окружила группа гитлеровцев. Опомнился, когда рядом, за глыбой обвалившихся кирпичей (это и спасло его от гибели), разорвалась граната.

Дав несколько очередей в сторону парка, Брагин бросил за стену будки три или четыре гранаты и продолжал вести корректировку огня. Когда на НП прибыл комбат, он увидел вокруг трансформаторной будки несколько трупов гитлеровских солдат. А Брагин усердствовал у телефонного аппарата, надежно поддерживая связь с батареей.

В это время Алибеков, увидев еще одну группу бойцов, догонявшую его, развернул флаг:

– За мной, товарищи! Центр Берлина близок! Смерть фашистам! – И бросился вперед.

Забравшись на крышу, он укрепил на ней флаг, спрыгнул на землю и вместе с товарищами залег в отрытых гитлеровцами щелях. Немцы тотчас контратаковали смельчаков, но на помощь уже спешила рота младшего лейтенанта Лабкова, за ней – батальон, полк...

Одновременно, правее боевых порядков 594-го полка, канал штурмом взяли подразделения 597-го стрелкового полка. Обе части немедля устремились в большой парк Сименсштадт и принялись уничтожать там противника, засевшего в траншеях и ходах сообщения.

Утром комдив Асафов сам разыскал Анатолия Алибекова и Гавриила Брагина, поблагодарил их за храбрость и сообщил, что они представлены к ордену Красного Знамени.

Вместе со стрелковыми ротами и батальонами вперед ушли и артиллерийские офицеры-разведчики, командиры батарей и дивизионов. Отлично и смело действовали в этом тяжелом бою воины 780-го артполка, боевые успехи которых были для меня не безразличны. Особенно выделялись батареи капитана Михаила Соловьева и старшего лейтенанта Василия Кундиренко. Их орудия расчищали пехоте путь и обеспечивали форсирование канала огнем прямой наводки.

Захватив парк Сименсштадт, части дивизии устремились влево, на Плетцензее, и на юг, к реке Шпрее. Саперы, работая всю ночь под огнем противника, закончили восстановление разрушенного и наведение нового понтонного мостов. К десяти часам утра по этим переправам на южную сторону канала двинулись дивизионная и поддерживающая артиллерия и часть легких танков. Самоходные установки ИСУ-152 переправились по понтонным мостам 2-й танковой армии на участке 594-го стрелкового полка.

Тогда же утром 25 апреля стало известно, что в полосе наступления корпуса лежит Королевская площадь с имперскими канцеляриями различных министерств и рейхстагом. Эта весть молнией облетела нашу дивизию. Бои шли на подступах к Шпрее. До реки рукой подать. Но зато сколько серьезных препятствий: водная преграда, так называемая гавань, железнодорожное полотно, большой массив промышленных предприятий и жилых кварталов.

Противник упорно сопротивлялся. Используя преимущества обороны, он наносил нашим частям большой урон в технике и живой силе. И все же часам к одиннадцати утра стрелковые полки и артиллерия прямой наводкой очистили жилой район Плетцензее, захватили стадион «Олимпия» и вышли на северный и северо-западный берег гавани. По существу, она представляла собой второй канал, западный конец которого обрывался у железнодорожного моста, примерно в трехстах метрах от колена реки Шпрее.

В штурмовых группах стрелковых батальонов кроме полковых пушек на прямой наводке действовали гаубичный и пушечные дивизионы 780-го артполка, 420-го ОИПТАД и несколько батарей приданной артиллерии.

Вечером нежданно-негаданно ко мне в подвал ввалился Андрей Яковец – мой однокашник по артучилищу. Теперь он уже был подполковником.

– Саша, привет, дорогой! Говорил я тебе в Померании, что встретимся в Берлине!

Мы обнялись. Андрей прибыл к нам со своими 152-миллиметровыми пушками-гаубицами. Пребыл он в нашей дивизии до 1 мая, подчиняясь непосредственно полковнику Курашову. И все это время мы были вместе. После войны несколько раз встречались с ним в Москве, живо вспоминали былое, горячо обсуждали настоящее...

К середине дня около двух батальонов противника, поддерживаемых самоходными орудиями «фердинанд», контратаковали правый фланг стрелкового полка Ковязина. На этом участке оказались батарея Глущенко (мы как раз находились в ней вместе с начальником политотдела 79-го стрелкового корпуса полковником И. С. Крыловым) и взвод пушек лейтенанта Фоминых из артполка.

Контратака гитлеровцев была в какой-то степени внезапной. Их самоходки открыли огонь вдоль улиц, которые мы пересекали. Немецкие артиллеристы били по стенам домов, обсыпая нас тысячами мелких кирпичных осколков и известковой пылью. Падали каменные глыбы, целые балконы с металлической арматурой, листы железа, бревна, фырчали раскаленные осколки, зло повизгивала пули.

Но с каким спокойствием и мужеством держались наши артиллеристы в этом кромешном аду! Разворачивая пушки и укрываясь под арками домов, расчеты тут же открывали ответный огонь по «фердинандам».

В начале контратаки немцам удалось зажечь две машины с боеприпасами, принадлежавшие первой батарее. Они горели посреди улицы, и черный дым в какой-то мере помогал нам маскировать установку пушек на новые позиции. Командир взвода младший лейтенант Григорий Еременко бросился к одной из машин, стащил ящик со снарядами, кинул его на дорогу. На помощь своему командиру поспешили артиллеристы, а также несколько пехотинцев. Под прикрытием огня они спасли все снаряды, но машины сберечь не удалось.

Полковник Крылов был восхищен мужеством артиллеристов нашего дивизиона и тут же приказал представить отличившихся к награде.

Бой продолжался около двух часов. На помощь к нам подоспели танки. Спустя несколько минут на улицах загорелась немецкая техника – «фердинанды» и тягачи.

Орудийный расчет красноармейца Вараксина из 780-го артполка подбил две вражеские самоходки и уничтожил свыше пятидесяти гитлеровцев. Не отстали и расчеты глущенковской батареи. Пушки старших сержантов Ивана Кислицына, Федора Шестакова и Федора Винокурова остановили неприятельские самоходки. Часть из них была повреждена, другая захвачена в качестве трофеев, остальные машины повернули вспять. Стрелковые подразделения окружили и принудили к капитуляции около ста сорока фашистских автоматчиков.

Свои потери в боевых машинах-тягачах мы тут же восполнили за счет трофеев. Дивизион двинулся вперед. Специально выделенные группы автоматчиков, в числе их были и наши петеэровцы, прочесали прилегающие кварталы и взяли в плен еще около сотни гитлеровских солдат.

В ночь на 26 апреля полк Ковязина обошел гавань справа и утром того же дня завязал бой на подступах к железнодорожному мосту через реку Шпрее. Воспользовавшись успехом соседа, Чекулаев тоже снял свой полк с северной набережной гавани и, обойдя ее, нанес удар вдоль южного берега, очистив жилой массив между гаванью и железнодорожным полотном.

К двенадцати часам разгорелся бой за железнодорожный мост через Шпрее. Дивизион действовал в боевых порядках 597-го стрелкового полка, батальоны которого три раза подряд безуспешно атаковали гитлеровцев. Мне пришлось снять батареи Шевкунова и Кандыбина с позиций в гавани и бросить их на помощь штурмовавшим мост. Несмотря на это, продвижение полка затормозилось. Тогда мы с Иваном Дмитриевичем Ковязиным решили заслать в тыл и фланг гитлеровских подразделений боевой десант в составе двух батарей и стрелковых взводов. Под прикрытием огня артполков усиления десант двинулся на юг, чтобы захватить неподалеку от железной дороги большой перекресток улиц. Мост через Шпрее, за который продолжался ожесточенный бой, оставался далеко справа от нас.

Гитлеровцы, вероятно, не ожидали столь дерзкой вылазки средь белого дня и приняли всю колонну за свою отступающую часть. И не удивительно: многие орудия теперь тащили трофейные грузовики марки оппель-блиц.

Первой достигла перекрестка батарея Николая Шевкунова. Она тут же развернула пушки вдоль южной и восточной улиц. Стрелковый взвод сразу же взял обе улицы под наблюдение и выжидал, пока артиллеристы закрепятся и получат команду на открытие огня. Но первый заместитель начальника штаба ковязинского полка капитан Великанов (он руководил десантом) и Шевкунов решили произвести разведку улиц, уходивших от перекрестка на запад и север. Они пробрались к угловому зданию, стоявшему на противоположной стороне площади, и, не найдя ничего подозрительного, стали прикидывать, где лучше разместить пушки кандыбинской батареи.

На площади было тихо. Лишь далеко справа батарея Глущенко вела интенсивный огонь. Решив, что противника здесь нет, офицеры повернули назад. Капитан Великанов послал своего ординарца за командиром стрелкового батальона. Не успел солдат скрыться под аркой, как сзади раздалась длинная пулеметная очередь. Великанов и Шевкунов упали на мостовую. К ним на помощь поспешил ординарец Шевкунова ефрейтор Козлов, но его тут же прижали огнем к мостовой.

На место происшествия прибыли Кандыбин и Голобородько, но и они не могли подобраться к погибшим офицерам и вытащить их из-под огня. Тогда к мосту подошли Т-34. Они на, большой скорости выскочили на площадь и, стреляя на ходу, прикрыли место, где лежали наши товарищи. Одновременно расчеты подоспевшей сюда кандыбинской батареи вытащили свои пушки на руках и открыли беглый огонь по окнам здания, в котором укрывался вражеский пулемет. Сергей Барышев на руках вынес тело своего комбата, затем – Великанова...

Десант открыл интенсивный огонь вдоль всех улиц, подавляя обнаруженные огневые точки врага. Стрелковые подразделения перешли в наступление в западном направлении. Услышав бой в своем тылу, гитлеровские части, защищавшие железнодорожный мост, дрогнули.

С тяжелым сердцем я приехал на командный пункт Ивана Дмитриевича Ковязина. Рассказал ему, как все произошло с Великановым и Шевкуновым, погоревали, вспоминая до мельчайших подробностей ближайшие события, связанные с именами погибших.

Капитана Г. И. Великанова я знал давно, еще по совместной службе в 597-м стрелковом полку. Он ветеран дивизии, участник всех боев, которые вел наш полк на землях Смоленщины, Белоруссии, Латвии и Польши. Волевой, сильный, грамотный штабной офицер, он умел наладить связь штаба с батальонами, с поддерживающей артиллерией, сам часто бывал в стрелковых ротах и минометных подразделениях батальонов. Его очень ценили и предсказывали ему большое будущее по линии штабной службы. И вот – смерть...

Гибель Шевкунова отдалась острой болью в сердцах всех солдат и офицеров дивизиона. Беспредельно храбрый, скромный комбат! Сколько невидимых нитей связывало его с каждым из нас! Сколько пережито и передумано вместе! Батарейцы хорошо помнят, как он прибыл к ним из училища в дни ожесточенных кровопролитных боев у стен Сталинграда. Когда разгромили сталинградскую группировку фашистских войск, он произнес по этому случаю тост: «...А теперь, друзья, выпьем за то, чтобы дойти до Берлина. После победы приглашаю вас к себе на сибирские пельмени и медовуху, там-то мы отметим этот праздник по-настоящему».

До Берлина он дошел, а вот до победы не дожил.

Бойцы клялись на могиле отомстить за своего комбата, удвоить свои усилия, бить нещадно врага...

Командиром второй батареи назначили лейтенанта Бориса Шуйкова. К полудню мост через Шпрее был взят, и полки Чекулаева и Ковязина устремились в северную часть столичного района Шарлоттенбург. К утру следующего дня (т.е. 27 апреля) весь этот район до реки Шпрее заняли части 207-й дивизии. Но гитлеровцы не бежали – они сопротивлялись с отчаянием обреченных. Почти в каждом доме – засады снайперов, автоматчиков, фаустников, переодетых в гражданскую форму.

У Бориса Шуйкова осталось три пушки. Поддерживая разбитую на три отряда стрелковую роту, его батарея прочесывала одну из улиц Шарлоттенбурга, уничтожала и захватывала в плен оставшихся в живых гитлеровцев 23-й пехотной дивизии. Тактика ведения такого боя была простой и эффективной. Вдоль улицы, у самых домов, двигались две пушки, прикрываемые пехотинцами штурмовых отрядов. Стрелковый взвод (штурмовой отряд) и третья пушка стояли в это время на месте и огнем обеспечивали продвижение первых двух отрядов. Затем роли менялись, и третий отряд быстро выдвигался вперед на выгодную позицию.

В конце улицы на расчет Михаила Рудика напало около тридцати гитлеровцев с фаустпатронами, автоматами и гранатами. От переправы через Шпрее и из углового здания их поддерживали станковые пулеметы. Прикрываясь щитом пушки, расчет развернулся у самого дома, но открыть огонь не успел. Откуда-то сверху прилетел фаустпатрон и, ударившись в стену над самой огневой позицией, обрушил на голову бойцов груду битых кирпичей. Бойцы штурмового отряда, выручая артиллеристов, схватились с гитлеровскими автоматчиками. Но с пулеметами сладить не могли: до них слишком велико было расстояние. Осколки кирпичей вывели из строя все орудийные номера расчета, кроме командира. Тяжело раненный, наводчик Петр Ильюшин, истекая кровью, все же дотянулся до панорамы и дал выстрел по окну подвала, из которого строчил пулемет. Выстрелил и упал, потеряв сознание. У орудия остался один Михаил Рудик. Он зарядил пушку и вторым выстрелом загнал в реку группу немцев, окопавшихся у парапета.

Плохо закрепленную пушку юзом развернуло на скользкой мостовой. Коренастый, сильный Рудик стал изо всех сил тянуть на себя тяжелую станину. Но вряд ли он справился бы с ней, если бы не помощь комбата Шуйкова, Вежливцева и Андрея Качановского, замнаводчика из расчета Кучина. Подбежали и дублеры, но Шуйков сам встал за наводчика. Вежливцев, Рудик и красноармейцы Кондратюк, Толстокоров, Ганчук и Кузьмицкий изо всех сил навалились на бревно, подперли им кусок облицовочного камня под сошником станины. Качановский дослал снаряд. Выстрел. И в этот же миг по огневой позиции ударила вражеская противотанковая пушка. Осколки снаряда, битый спрессованный кирпич...

Качановский убит, раненого Бориса Шуйкова пехотинцы унесли под свод арки. Вежливцева контузило. Придя в сознание, Петр Ильюшин добрался до пушки и одним выстрелом накрыл гитлеровское противотанковое орудие. Путь свободен, но победа досталась дорогою ценою. Всех раненых, в том числе и Бориса Шуйкова, который никак не хотел уезжать и просил оставить его в дивизионе, отправили в медсанбат. Перед отъездом санлетучки я подошел к Шуйкову, попросил не волноваться. Дал ему слово, что после выздоровления обязательно заберем обратно, а должность комбата оставим до его прихода вакантной. Свое обещание я собирался непременно выполнить, так как лейтенант Б. С. Шуйков, по существу, давно уже был готов командовать батареей. В дивизион он пришел два года назад. Назначили его командиром взвода в батарею, которой командовал тогда А. Я. Голобородько. Среднего роста, светловолосый, с доброй улыбкой, девятнадцатилетний младший лейтенант сразу же покорил сердце своего комбата отличной специальной подготовкой, смелостью в бою и умением сплотить вокруг себя коллектив. Шуйков очень быстро стал самостоятельным, крепким командиром, на которого можно было смело положиться. В 1944 году он более шести месяцев командовал батареей, заменяя дважды выбывавшего на излечение Александра Голобородько. А полгода непрерывных боев – большая школа.

Командир корпуса генерал С. Н. Переверткин, проезжая мимо нас, задержался, тепло простился с ранеными, объявил о их награждении. Орден Славы III степени получили рядовые, Отечественной войны II степени – сержанты и старшины, комбат Б. С. Шуйков удостоился ордена Отечественной войны I степени.

Вскоре мы узнали, что Борис Шуйков умер от ран в госпитале...

Гитлеровцы возлагали некоторые надежды на деморализацию частей Красной Армии, вступивших в Берлин. Оставляли винные погреба, пивные бары, продовольственные магазины, до краев заполненные запасами спиртного. Богато обставленные квартиры, брошенные серебряные и золотые столовые сервизы, по расчетам врага, должны были вызвать массовый грабеж и разложение в наших рядах. Однако гитлеровцы просчитались. Случаев выпивки, мародерства, аморальных явлений не было. Наш дивизион, например, захватил в Шарлоттенбурге гастрономический магазин. На полках полным-полно дорогих вин и кондитерских изделий. Но никто из солдат и офицеров даже пальцем не дотронулся до них. Все сдали под расписку представителям продснабжения дивизии.

Иногда случались и неприятности. Один из стрелковых полков дивизии захватил опытный завод-институт, забитый различными медикаментами. Большой чистый двор, аккуратные здания. Огромные светлые комнаты, благоустроенные подвалы. Не мудрено, что здесь тотчас же поспешили расположиться командные пункты 597-го и 594-го стрелковых полков, поддерживавших частей усиления.

В спешке никто не поинтересовался, что это за здание. Не обратили даже внимания на то, почему в одной из лабораторий оказалось много ящиков с яйцами. Служба тыла дивизии немедленно реквизировала их, распределила по полкам.

Комдив Асафов, недовольный отсутствием донесений из частей, зашел к К. Н. Косякову.

– Константин Николаевич! Что-то наши полки затоптались на месте. Надо проверить. Поехали?

– Что ж, поехали, – согласился Константин Николаевич.

Через несколько минут их виллис, следуя за боевым охранением, затормозил у темного, иссеченного осколками здания. Разведчик указал полковнику Асафову на вход в подвал. Туда же тянулись бесчисленные нити телефонных проводов. Комдив, прихрамывая и придерживаясь руками за стены узкого коридорчика, спустился вниз. Миновав еще один коридор, он остановился на пороге комнаты, ярко освещенной электричеством (немцы не успели выключить энергосеть). Посреди нее стол. Вокруг него Чекулаев, Вознесенский, Ковязин и их ближайшие помощники. И мы с подполковником Муллом были там. Весело гогочем и с аппетитом уплетаем яйца всмятку. Никто из нас не заметил, как появились комдив и начальник политотдела. Все вскочили.

– Что же вы, черти, захватили такие трофеи и молчите? Нет бы позвонить да нас пригласить.

Ни Вознесенский, ни Чекулаев, ни Ковязин слова не успели вымолвить, как Асафов приказал:

– Ну-ка, марш вперед со всей вашей братией! Здесь будет мой командный пункт. А ваши – в батальонах, командиров батальонов – в ротах, а ротным – вперед!

Когда все ушли, Асафов, все еще смеясь, сказал:

– Ну, а теперь к столу! Попробуем и мы сего дива. Давно не ел глазунью.

Спустя несколько минут все мы с ужасом узнали, что большая партия яиц из оставленного немцами склада была заражена бациллами холеры и чумы. Только благодаря оперативному вмешательству армейских и дивизионных медиков и заместителя командира соединения по тылу В. Л. Жарко угроза массового заражения была ликвидирована.

Много внимания в Берлине пришлось уделять охране штаба дивизиона. Нужно сказать, что дело это было не легкое. Двигаться вместе с батареями Братчиков не мог. Оставаться – тоже. Можно было лишиться и документов, и знамени: в тылу нет-нет да и появлялись диверсионные группы гитлеровцев. Нападая на наши штабы и тыловые подразделения, они захватывали отдельных бойцов и офицеров и доставляли их по подземным канализационным линиям в свое расположение. В нашей дивизии таких пропавших насчитывалось около пяти человек. В их числе оказался и шофер нашего дивизиона, бесследно исчезнувший ранним утром 2 мая.

Вот почему я приказал Братчикову быть все время на командном пункте дивизиона, охрану которого обеспечивал взвод ПТР.

Несколько добрых слов хочется сказать о наших тыловых подразделениях. Начальник артиллерийского снабжения Илья Гурин, помощник по снабжению и казначей Виктор Кравченко, старший фельдшер Валя Жолобова, помощник по технической части Герман Михель – сколько они потрудились, недосыпали ночей, сколько раз подвергались смертельной опасности, доставляя боеприпасы, продовольствие, медикаменты и эвакуируя с поля боя раненых. Не помню случая, чтобы было нарушено боевое питание подразделений. В дивизионе постоянно находилась резервная машина, которая в любой момент могла подбросить снаряды и патроны на ту или иную огневую позицию.

Доставляя боеприпасы или устраняя поломки под огнем, наши славные артснабженцы, орудийные мастера и автотехники сержанты Иван Какунин, Василий Лемзяков, Василий Говорков, Андрей Некрасов, Илья Мамонов, Степан Трифонов и Александр Василейко неоднократно вступали в бой и наравне с огневиками отражали контратаки фашистов, делали проломы в стенах и уличных баррикадах, завалах. А орудийный мастер сержант Путятин, заменивший Илью Левина в начале наступления, так и продолжал командовать орудийным расчетом до конца боевых действий.