Текст книги "Три кинокомедии"
Автор книги: Александр Володин
Соавторы: Вадим Коростылев,Леонид Гайдай,Морис Слободской,Яков Костюковский,Ролан Быков
Жанры:
Драматургия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Однако и у нас были свои технические приемы. И они в свою очередь были направлены на основную задачу фильма – найти современный свободный кинематографический язык.
В нашем фильме впервые в истории игрового кинематографа были применены приемы вариоэкрана, или, точнее, вариокадра.
Эта идея не нова. Еще в 1930 году замечательный советский режиссер и теоретик кино Сергей Эйзенштейн выдвинул идею «динамического квадрата». Тогда только был еще изобретен широкий экран, он был еще только экспериментом, и Сергей Эйзенштейн предлагал создать систему динамически изменяющегося кадра. Изменяющегося для того, чтобы кинематографист, подобно художникам и живописцам всего мира, мог бы вписывать кинематографическую композицию, так сказать, в любой «подрамник».
Классическая горизонтальная композиция, японская вертикальная – все многообразие композиций и их монтажное столкновение должно стать на службу кинематографу.
Эти идеи интересуют кинематографистов всех стран. В 1956 году англичанин Олви-младший совместно с британским киноинститутом разработал свою систему вариоэкрана и снял небольшой экспериментальный фильм «Дверь в стене». Были сделаны и другие попытки. Однако пока что эти попытки не нашли своего применения.
В нашем НИКФИ тоже ведутся серьезные фундаментальные работы в этом направлении, но они пока еще не завершены. Мы же не могли ждать. И решили своими силами хотя бы частично воплотить эту идею в нашем фильме. И это было для нас необходимым.
Дело в том, что, разрабатывая эпизоды рождения сказки, мы искали путь эффектного превращения нашего кинопавильона в реальность: в реальное море, реальное путешествие. Мы нарочно как бы сдавались перед кинематографом, во всеуслышание признаваясь, что условный язык театра нас ограничивает: «Обезьяны больны по-настоящему, поэтому и море и корабль должны быть настоящими!» Мы это делали не только в порядке полемики, зная, что, выйдя на реальный фон, мы сможем себе позволить еще более острый условный язык, мы хотели чуда. Но чуда простого, понятного. Мы решили действовать вначале на «нормальном» экране или на экране, похожем на «широкий экран», и вдруг неожиданно перейти на весь широкий формат.
И множество других задач заставляло нас пойти на освоение этого интересного нового кинематографического приема. Мы хотели, чтобы герои или же отдельные предметы могли бы выйти за экран, как бы приближаясь к зрителю и создавая эффект мнимой стереоскопии. Мы хотели, чтобы исчезновение кинопавильона не уничтожило условный ход фильма, и решили, что сам экран и его изменения в нашем фильме помогут поискам языка кинематографических чудес.
На одном из первых просмотров на вопрос разбойника Бармалея, который как бы высовывается за экран: «Доктор тут?» – какой-то голос смело ответил: «Нет!»
И пусть это пока на одном из просмотров, но мы были особенно счастливы – какой-то отдаленный аромат нашего театра для детей был в этом, в этой знакомой мне интонации юного зрителя.
Было это совсем давно. Вернее, это мне только так кажется, на самом деле это было недавно. В просмотровом зале ОТК, куда я прибежал, не в силах дождаться первых отснятых кадров, сидела маленькая девочка. Маме не с кем было ее оставить, и дочь вместе с ней проверяла наш первый материал. Вот это уже было действительно ОТК!
Одним глазом я смотрел материал, другим – на важное лицо девочки. Вдруг она настороженно подняла брови – у меня похолодели ноги, на экране появились ненастоящие звери... Девочка смотрела внимательно, она не удивлялась, потом она прыснула, потом засмеялась...
– Нравится? – осторожно спросил я, чувствуя, что интонация у меня получается какая-то заискивающая, совсем как у конферансье детских концертов.
– Да, – сказала она солидно, тут же перестав хихикать.
– А это кто? – спросил я, показывая на нашу актрису, исполняющую роль обезьянки Чичи.
– Обезьянка, – невозмутимо ответила девочка.
– Настоящая? – спросил я, все еще так же заискивая.
Девочка посмотрела на меня тем знакомым взглядом, которым обычно смотрят дети на ничего не понимающих взрослых.
– Почему настоящая?..
– А как же? – спросил я убито.
– Да никак. Обыкновенно, – ответила девочка, – обыкновенная ненастоящая обезьянка!
Когда-то я боялся, что дети кое-чего не поймут в нашем сценарии. Но я утешал себя мыслью, что пришедшие вместе с ними взрослые им все это разъяснят. Но теперь я был спокоен. Я был уверен, что дети поймут все. Напротив, они разъяснят все взрослым, если те в чем-нибудь не разберутся. Они объяснят им про обыкновенные необыкновенные вещи, которые заселяют сказку и наше воображение с детских лет и до старости.
В. Коростылев, Р. Быков
Айболит-66
«Айболит-66». «Мосфильм», творческое объединение «Юность», 1966 г.
Авторы сценария – В. Коростылев, Р. Быков; режиссер-постановщик – Р. Быков; режиссер – И. Парамонов; гл. операторы – Г. Цекавый, В. Якушев; операторы – У. Бергстрем, В. Якубович; художник-постановщик А. Кузнецов; звукооператор – Ю. Рабинович; композитор – Б. Чайковский; стихи В. Коростылева.
Роли исполняют: О. Ефремов (доктор Айболит); Р. Быков (Бармалей); Л. Князева (Чичи); Е. Васильев (собака Авва); Ф. Мкртчян (Грустный слуга); А. Смирнов (Веселый слуга).
Вместе с первыми аккордами музыки на экране возникают цветные кружки. Желтый кружок стал увеличиваться, и – словно желтая краска разлилась по экрану. На нем появились нарисованные березы, но их тут же смыли нарисованные волны. А экран стал красным, и по нему задвигались черные ладони. Словно выплескиваясь на экран, одна краска сменяет другую, пляшут разноцветные геометрические фигурки.
Но вот из глубины стремительно выплывают надписи:
КИНОПРЕДСТАВЛЕНИЕ ОБ АЙБОЛИТЕ И БАРМАЛЕЕ!
ДЛЯ ДЕТЕЙ И ВЗРОСЛЫХ!
С ПЕСНЯМИ И ТАНЦАМИ!
С ВЫСТРЕЛАМИ И МУЗЫКОЙ!
Сначала человек на экране показал зрителям одну половину лица, которая плакала, потом другую, которая смеялась.
– Вот, – сказал странный человек, – я Автор. А это у меня такое лицо. Очень важно, чтобы сразу было видно лицо Автора! А это... – Автор повертел пальцами с надетыми на них кукольными головками, – это мои куклы: веселая и грустная. Они такие разные оттого, что смотрят на жизнь с разных сторон. Потому что, когда вы смотрите на жизнь с разных сторон, вы видите все так, как бывает на самом деле. А когда вы знаете, как бывает на самом деле, тогда можно придумывать сказку!
На полу пустого кинопавильона лежит контрабас. К нему подошел один Трагик, другой, третий. Лица у Трагиков были похожи на плачущую половину лица Автора и на грустную куклу в его руках. Трагики дернули струну контрабаса, и по павильону поплыл низкий и, конечно же, трагический звук.
А за кадром продолжает раздаваться голос Автора:
– Самое главное, чтобы в сказке не прозвучало ни одной фальшивой ноты. Для этого нужно тщательно настроить все музыкальные инструменты, потому что когда музыкальные инструменты хорошо настроены, у всех хорошее настроение. А когда у всех хорошее настроение, никто не может фальшивить. А когда никто не фальшивит, тогда добро побеждает зло и справедливость торжествует!
По павильону побежали тележки с деталями декораций, а Трагики и Комики стали настраивать музыкальные инструменты и распеваться. Комики? Да, конечно! Ведь если есть Трагики, то непременно должны быть и Комики. Не надо забывать, что одна половина лица Автора смеялась и одна из его кукол была веселой.
Трагик-дирижер постучал дирижерской палочкой по пульту и строго сказал:
– Пролог, кинопавильон, постройка декораций и домика. С первой цифры.
Трагики и Комики чинно запели, глядя в ноты:
Мы попросту волшебники,
Меняем все вокруг,
Мы дружим просто-напросто
С волшебным словом «вдруг»!
И действительно, вдруг ударили тарелки и все в павильоне завертелось в бешеном ритме.
– Раз, раз, размешаем краски, – запели Комики-строители, стремительно размешивая краски в больших чанах, – раз, раз, размешиваем разные, посмотрим, что получится? А вдруг, а вдруг получится, получится, получится зеленая трава!
Комики плеснули краску прямо в объектив аппарата, краска мгновенно стекла с экрана и... огромный помост, стоящий в павильоне, превратился в зеленое поле.
От радости, что у них так хорошо получилось, Комики стали кувыркаться по зеленому помосту.
– Этого уж мы не ожидали! – пропели Трагики, чинно ступая по новоявленному полю и разбрасывая желтые ромашки. И, заломив пальцы рук, как это делают настоящие певцы в самых трагических местах, добавили: – Надо ходить по дорожкам, траву жалко!
– Мы поступили нехорошо! – быстро согласились Комики и сразу нашли выход из положения: – Раз, раз, развернем дорожки, раз, раз, развернем мы желтые, ровные-преровные, ровные-преровные, желтые-прежелтые, словно из песка!
Мгновенно зеленое поле пересекли желтые дорожки. Но Трагики схватились за голову:
– А домик! А домик! Из чего построить домик? Нужны материалы, нужно разрешение! – чуть не рыдая, пели они.
Но Комики и здесь быстро нашлись.
– Домик лучше всего нарисовать, и не нужно нам никакой известки! – бодро ответили они Трагикам, показали эскиз домика и принялись за дело. – Раз, раз, нарисуем, домик, раз, раз, белый и хороший! Белые березы, белые березы, белые березы нарисуем вдруг!..
И Комики и Трагики, схватив кисти и засучив рукава, стали рисовать на большом стекле березы и домик.
Нарисованный домик оказался совершенно настоящим.
Чтобы подтвердить возможность и не таких чудес, над домиком вспыхнуло утро, словно его включили рубильником. Потом утро погасло и включились звезды и луна. А Комики и Трагики по-хозяйски пояснили:
Это – утро. Это – вечер.
Там у нас луна горит.
Это – дом, в котором лечит
Добрый доктор Айболит!
С белой бородкой, в белом халате, за белым столом в белой комнате белого домика сидел добрый доктор Айболит и готовил лекарства для больных зверей. Он напевал:
До утра змеенышам
Приготовлю мази я,
Чтобы у змеенышей
Кожица не слазила.
На болоте вечером
Простудились цапли,
Цаплям приготовлю я
Аспирин и капли.
Прилетела бабочка
С крылышком поношенным,
Надо приготовить ей
Новое, хорошее!
Была спокойная, добрая ночь. Вдруг с жалобным криком кто-то стал перепрыгивать с дерева на дерево, опускаясь все ниже и ниже и, наконец, спрыгнув у домика Айболита, забарабанил в дверь.
Подняв с белоснежной подушки голову, зарычала собака Авва – санитар и верный страж доктора.
– Кто там? – спросил Айболит.
– Это я, это я, обезьяна Чичи, – раздался за дверью детский голосок. – Пустите меня скорее, пожалуйста!
– Входи, входи, пожалуйста!
Но не успела обезьянка Чичи юркнуть в дверь, как к домику подбежал верзила в черной шляпе, с черной бородкой, в черном плаще и черных сапогах.
– Скорее, – говорила Чичи, стоя у двери и протягивая к доктору руки, – собирайтесь скорее! Вам нужно ехать в Африку.
И тут раздался новый стук в дверь.
– Кто там? – спросил Айболит.
– Впустите доброго человека! – попросил из-за двери ласковый голос.
– Кто там? Что такое? – недоумевал Айболит.
– Впустите доброго человека, а не то он выломает дверь! – еще ласковее попросил верзила. И, не дождавшись разрешения, толкнул дверь. – Где моя дорогая мартышка? Отдай мне обезьянку, доктор. Она была так ко мне привязана!
– Да, вот этой веревкой! – высунулась из-под стола успевшая спрятаться Чичи. – Он нарочи-чи-чно привязал меня веревкой!
– Негодяй! – напустился Айболит на верзилу. – Как ты обращаешься с ребенком? Вон отсюда!
– Ты что, не видишь, какой я огромный? Ты что, не боишься?
– Нет! – решительно ответил доктор.
– Ну, тогда я сейчас буду тебя убивать и грабить!
– Если ты будешь хулиганить, я скажу собаке Авве, и она укусит тебя, – предупредил доктор верзилу.
– А я и ее буду убивать и грабить! – не унимался пришелец.
Но тут храбрый пес Авва накинулся на верзилу и сорвал с него плащ. Верзила схватился за люстру, повис на ней и поджал ноги. И всем стало видно, что к его ногам были привязаны длинные ходули.
– Да ты ходишь на ходулях и пугаешь маленьких! – возмутился Айболит.
– Что вы делаете, мне же холодно! – вопил разоблаченный «верзила», раскачиваясь на люстре в одних трусах и рваной сетчатой майке.
Авве удалось сорвать одну ходулю с йоги бывшего «верзилы», но тот стал раскачиваться на люстре еще сильнее и сбивать другой ходулей склянки с лекарствами.
Доктор пытался спасти лекарства, Авва лаял.
– Бей! Громи! – кричал «верзила», раскачивая люстру: – Ура! Караул!..
Было от чего кричать караул: сорвавшись с люстры, разбойник вылетел в окно прямо... за экран, в зрительный зал.
– Куда же ты? Там же зрители! – бросился к окну Айболит, – Извините его, пожалуйста! – обратился Айболит к зрителям и, перегнувшись через подоконник, схватил разбойника за ухо и втащил обратно в комнату.
– Невоспитанные люди, – наставлял Айболит своего «гостя», ведя его за ухо к двери, – очень часто используют окно не по назначению.
– Ты меня еще вспомнишь! – огрызнулся разбойник.
– А у меня даже бабочки влетают и вылетают в дверь... – И Айболит вышвырнул его из своего домика.
– Чичи, где же ты? – обвел глазами доктор разгромленную комнату.
– Здесь, в чи-чимодане! – раздался приглушенный голос Чичи. Крышка большого чемодана приоткрылась, и оттуда вылезла обезьяна.
– Не бойся, не бойся, он ушел, – погладил Чичи Айболит.
– Ой, ты же ничи-чи-чиго не знаешь! – замахала руками Чичи, – Это же злой разбойник Бармалей,
– Бармалей? А чем он знаменит?
– Он всех убивает и грабит.
– Это же возмутительно!
– Все возмущаются.
– Но надо с ним поговорить!
– А с ним никто не разговаривает.
– А он?
– А он бегает по Африке и всех обижает.
– Так это же возмутительно!
– Все возмущаются.
– Но надо же с ним... Ох, да это опять все сначала! Почему ты не сказала раньше? Мы бы позвали соседей и связали его.
– Я очи-чи-чинь испугалась.
– Граждане! – строго, поверх очков поглядел Айболит на зрителей. – Не бойтесь Бармалеев. Если к вам в дом ворвался разбойник – позовите соседей. Соседи всегда добрые и храбрые!
– Рррр! Я его прррогнал! – влетел в комнату запыхавшийся Авва.
– Авва! Мазь! – распорядился Айболит. – Нужно развязать на Чичи эту веревку и смазать шею мазью.
– Нет, нет, нет! – заметалась Чичи. – Не надо, не надо! Берите с собой лекарства и едем скорее в Африку: в Африке очи-чи-чинь больны обезьяны.
– Врет, врет, врет! – показался в другом окне Бармалей, – Все обезьяны абсолютно здоровы. А если подохнут, тем лучше: никто не будет меня дразнить!
– Уноси ноги! – прикрикнул на Бармалея Айболит и бросил ему в окно ходули.
Но Бармалей уже показался в дверях.
– Ну ладно, докторишка! Ты меня еще не знаешь, но ты меня узнаешь!
Бармалей стал хватать с полки уцелевшие пузырьки с лекарствами и швырять их на пол.
– Ты знаешь, какой я подлый? Ты знаешь, какой я злой? Я жутко нехороший, я способен на любую гадость!
– Не вставай опять на ходули, а то я позову соседей! – пригрозил ему доктор.
– Ладно, выйдешь! – огрызнулся Бармалей.
– Авва, проводи!
Но Бармалея и след простыл.
Доктор взял на пальцы мазь и подошел к Чичи.
– Так чем они... чем они больны? – спросил он, смазывая шею обезьянки мазью.
– У них чи-чи-чихотка, они чи-чи-чихают, они чи-чи-чичахнут... Ой, счи-чи-чикотно! – попыталась вырваться Чичи.
– Что у них болит? – допытывался доктор, не выпуская Чичи.
– Чи-чи-чито? Живот.
– Ели немытые бананы! – рассердился доктор и даже шлепнул Чичи.
– У них очи-чи-чинь болит живот. Они лежат на земле... Ой, счи-чи-чикотно!.. И плачи-чут.
– Эпидемия! – воскликнул Айболит.
– Эпидемия? – переспросила Чичи.
– Эпидемия? – встревожился Авва.
– Эпидемия! – подтвердил Айболит.
– Ой! Если вы не поедете в Африку, все обезьяны умрут! – испугалась Чичи.
– Они не умрут! – воскликнул доктор. – Мы немедленно едем в Африку. Авва! Собирайся – и в путь!
Нагруженные тяжелыми чемоданами и огромным градусником, выбежали из домика Айболит, Авва и Чичи. Их окружили Трагики и Комики.
Они побежали по желтой дорожке и... добежали до конца зеленого помоста. Дальше уже простирался простой пол кинопавильона.
Айболит сел на чемодан.
– Да, но, чтобы добраться до Африки, нам нужен корабль. Нам нужен попутный ветер и уж как минимум нам необходимо море!
Трагики и Комики немедленно принялись за дело. Они бегом пронесли мимо Айболита огромный кусок голубого тюля, который изгибался, как самая настоящая голубая волна. Доктора, Авву и Чичи усадили на тележку и подвезли к другому маленькому помосту, загримированному под настоящую палубу. На этой палубе были даже штурвальное колесо и колокол, чтобы отбивать настоящие склянки. Но... Айболит взял в руки тюлевую волну, отпустил ее, и она легла на пол голубой тряпкой.
– Друзья мои, – грустно сказал Айболит, – это море прекрасно, и в такой кораблик хорошо играть. Но обезьянки больны по-настоящему. Поэтому и море и корабль должны быть настоящими. Я тут ничего не могу поделать! Я ничего не могу... – Айболит даже начал сердиться: – Я вам просто как врач заявляю!
– Но они умирают! – напомнила всем Чичи.
Она подошла к голубой «волне», но под случайным дуновением ветра тюль отбежал от нее.
– Они, наверное, все уже умерли!
И тут началась грустная-прегрустная музыка. Трагики закрыли руками глаза, а Чичи подошла к березке и запела:
Просча-чи-чи-чайте,
Родные сестрицы,
Не есть вам бананов,
Воды не напиться!
Нам не на чем ехать,
И нету здесь моря...
– Какое большое
И страшное горе! —
всхлипнул хор Трагиков.
А Чичи продолжала петь:
Примите просчи-
Чи-чи-чальное слово,
Мы с вами уже
Не увидимся снова.
Я тоже умру
От тоски и разлуки...
– Чичи, успокойся,
Возьми себя в руки! —
посоветовал ей хор Трагиков.
Но сами Трагики плакали навзрыд, и Комики тоже утирали рукавами слезы.
– Ну что же теперь делать-то? – строго спросил доктор у Трагиков и Комиков, когда Чичи уткнулась ему в плечо.
Трагики отвернулись. Потом повернулись лицом к Айболиту и решительно запели:
Горю поможем,
Пусть высохнут слезы!
Стройте корабль!
Рубите березы!
Рубите березы!
Рубите березы!
Рубите березы!
А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! —
схватились за голову Трагики, плача от своего мужественного решения расстаться с красивыми березами.
А Комики уже пилили и рубили березы.
Вытерев глаза, Трагики приставили к лицам электросварочные маски и деловито занялись электросваркой.
Быстро, как и полагается в сказках, строился корабль. Вот он уже почти готов! Забегали гримерши, началась самая настоящая предотъездная горячка. Чтобы все шло в хорошем ритме, Авва играл на ударных инструментах. А Трагики и Комики, думая о том, где бы теперь взять к настоящему кораблю настоящее море, пели:
Коль нет иного выхода,
Волшебникам, волшебникам
Останется одно:
Взять широкоформатное
И самое волшебное,
Да, самое волшебное
Из всех искусств кино!
В экран ударила волна. Она облила Комиков и Трагиков и раздвинула экран до широкого формата.
Все закричали «ура». Гордо высился построенный корабль.
Трагик-дирижер шел впереди. За ним, пританцовывая, шел оркестр. Под этим веселым «конвоем» шли к спущенному ,на воду кораблю Айболит, Авва и Чичи.
Вот они прошли мимо вытянувшихся пожарных, и Айболит попрощался со всеми пожарными за руку.
Вот они спустились по лестнице и не заметили, что под лестницей, прикрыв лица, притаились Бармалей и двое его слуг.
Вот Айболит уже на капитанском мостике.
Несколько Комиков из пожарных шлангов устроили над кораблем дождь: пускай путешественники привыкают к непогоде.
– Мы доберемся до Африки, – кричит Айболит провожающим, – и вылечим больных обезьян. Экран покажет!
Плывет корабль мимо играющего оркестра. Комики и Трагики поют:
Да! Если в сказке
Случается горе,
Если больные
Не здесь, а за морем,
Если уж дело
Доходит до слез —
То море всерьез
И корабль всерьез!
В наступившей темноте раздался свист Бармалея, и вслед за кораблем отчалили три акулы с таинственными пассажирами на спинах.
Глаза акул горели зелеными таксомоторными огоньками, а бока были растрафаречены шашечками.
Плывет корабль. Плывут акулы. Бьют струи из брандспойтов, уже достигая корабля. Трагик дирижирует оркестром.
И вдруг небо перерезала молния, огромная волна захлестнула корабль, прокатилась по палубе, вымочив до нитки Авву и Чичи, и обрушилась на капитанский мостик, где у штурвала стоял Айболит.
Во весь экран возникло лицо ветра с развевающимися космами волос. Закрывая лицо руками от отчаяния, что он такой нехороший, но ничего с этим не может поделать, ветер запел:
Я ветер, я ветер,
Я грозным бываю,
Я вою над морем,
В снастях завываю.
Я сброшу вас в море,
И станет вам жутко!..
– Какой вы холодный
И не чи-чи-чуткий! —
бросила Чичи упрек ветру.
– Я этого просто
Не переживу...
– Ву-у-у-у! —
яростно взревел ветер.
Но тут на корабль накинулись волны:
Мы волны, мы волны
Волнуемся ночью,
Большими камнями
О берег грохочем.
Мы можем разбить
Этот хрупкий кораблик...
– Мне очи-чинь страшно,
Я страшно озябла,
Проглотит, проглотит
Нас злая вода... —
отчаянно закричала Чичи.
– Да-а-а-а! —
радостно взвыли волны.
Раскинувшись медными трубами во всю ширину кадра, оркестр играет бурю.
Над оркестром возникают пляшущие девушки-волны.
– Мы волны, мы волны, мы волны, – поют они.
Зарываясь носом в воду, плывет корабль.
– Ву-у-у-у! —
воет ветер.
– Я ветер, я ветер,
Я грозным бываю...
– Просчи-чи-чи-чайте,
Меня убивают!
Меня уже нету,
Убил меня страх! —
плачет Чичи.
– Трах-тара-рах! —
гремит гром.
Взмахивает палочкой Трагик-дирижер. И, словно сорвавшись с дирижерской палочки, экран рассекает молния.
Корабль ложится парусами на воду. Играет оркестр. Вдохновенно дирижирует бурей Трагик. Пляшут девушки-волны. Корабль зарывается в штормовую воду.
– Друзья! – закричал Айболит с мостика. – Не бойтесь страха! Надо сделать вид, что вы с ним незнакомы, и он оставит вас в покое!
– Страх? Я не знаю никакого страха! – послушно ответила с палубы Чичи.
– Молодец! – похвалил ее Айболит, стараясь перекричать бурю. И очутился на палубе рядом с Чичи, смытый с мостика огромной волной.
– А теперь пой, Чичи! Нельзя, чтобы ветер и волны пели сами по себе. Надо сочинить для них хорошую песню, и тогда они перестанут петь плохие!
И снова огромная волна окатила их с ног до головы.
– Я не знаю никакого страха, – закричала Чичи, – но кругом туман и ночь!
– Ну и пусть! – стукнул кулаком по борту Айболит.
– Пусть кругом туман и ночь! – полусказала, полупропела Чичи.
И вдруг волны подхватили:
Пусть кругом туман и ночь!..
Пусть кругом туман и ночь!..
Пусть кругом туман и ночь!..
– Чичи, мы опоздаем! – крикнул с другого конца палубы Авва.
– Опоздать нельзя нам! – крикнула и Авве, и волнам, и ветру Чичи.
А волны опять подхватили хором:
Опоздать нельзя нам!..
Опоздать нельзя нам!..
Опоздать нельзя нам!..
– Надо вовремя помочь
Бедным обезьянам!
– пришел на помощь Чичи Айболит.
– Надо, надо
помочь обезьянам,
бедным больным обезьянам! —
подхватили волны.
Волны начали успокаиваться. Только туман еще обнимал корабль со всех сторон.
А отважные путешественники пели:
Мы плывем без страха
Сквозь туман и ночь,
Чтобы обезьянам
Вовремя помочь.
Здесь туман и холод,
В Африке зато
Мы сойдем на берег
Даже без пальто!
– Вот какая Африка хорошая! – подхватили окончательно успокоившиеся волны.
Поголубело небо, посинела вода.
– Африка, Африка! – предупредили Айболита ласковые волны о приближении земли.
Айболит поднес к глазам подзорную трубу. В кружке подзорной трубы показались высокие пальмы.
– Африка! – удовлетворенно погладил бородку Айболит. – А это что такое? – удивился он, направив подзорную трубу в открытое море.
В кружке подзорной трубы мчалась, догоняя корабль, акула с Бармалеем на спине. За ней на водных лыжах летели слуги разбойника.
– Не бойтесь, не бойтесь, – постарался Айболит подбодрить Авву и Чичи, которые уже заметили приближающуюся опасность. – Это кто-нибудь из потерпевших кораблекрушение.
– Я и не боюсь! – храбро заявила Чичи.
– Молодец! – похвалил ее доктор.
– Нет, боюсь! – И Чичи проворно полезла вверх по вантам.
– Но даже если это пираты, – сказал Айболит, – они же видят красный крест!
Веером летели во все стороны брызги от водных лыж. Стоя на спине акулы и размахивая саблей, Бармалей горланил:
Ты лети, моя акула,
Путь-дорога далека,
Ты лети, моя акула,
Все четыре плавника!
Ты вези, моя акула,
Осторожней седока,
А не то тебе я вырву
Все четыре плавника!..
С гиканьем и свистом, паля из пистолетов, промчались разбойники мимо корабля.
– Бармалей! – развел руками доктор.
Акула сделала резкий разворот, и Бармалей полетел в воду.
– Ай! Ай! Спасите! Помогите! – завопил он. – Меня бросили мои слуги! Меня бросили мои акулы!
В это время слуги подплывали под водой к кораблю, но, отвлеченный воплями Бармалея, доктор этого не заметил.
– Эй, доктор, кинь веревочку! – барахтался возле самого корабля Бармалей. – Я же утопающий!
– Надо бросить ему веревку, – сказал Айболит, – иначе он может опуститься на самое дно!
– Скорее, доктор! – неслось из-за борта.
Но Авва кинулся на бут веревки и закрыл ее собой:
– Ав! Не дам!
– Авва! Человек за бортом! – напомнил ему Айболит о святом долге всех плавающих и путешествующих.
– Человек же за бортом! – вопил Бармалей.
Пока Авва и Чичи распутывали веревку, чтобы кинуть ее Бармалею, на другой борт вылезли из воды слуги Бармалея.
Пора с ними познакомиться, тем более что это не отнимет много времени: один слуга был с унылым недалеким лицом, другой слуга был с лицом тоже недалеким, но постоянно улыбающимся. Пока они влезали на корабль, слышался голос Бармалея, руководившего своим спасением:
– Раз-два, меня взяли! Еще раз, меня взяли!
Сняв с гвоздей большие спасательные шары, слуги подкрались сзади к Айболиту и Авве и, размахнувшись как следует, стукнули их шарами по голове.
Бармалей уже было уперся ногами в борт, но, оглушенные ударом, Айболит и Авва выпустили из рук веревку, и Бармалей полетел обратно в море.
Но, видимо, разбойник не так уж и нуждался в помощи. Из-за борта показалась его злорадная физиономия.
– Это я все придумал, это я все придумал! – хвастливо заявил он сидящему у ящиков с лекарствами Айболиту. – Я умный, я хитрый, я непобедимый!
– Я ничего не понимаю! – помотал головой Айболит.
– Слезайте все с моего корабля! – распорядился из-за борта Бармалей.
– Но это же наш корабль! – попытался образумить его доктор.
– Нет, это мой корабль, я его захватил! – Бармалей влез на палубу и стал наступать на Айболита. – Прыгайте все в воду!
– Да, но мы тогда погибнем!
– А как же! – захохотал Бармалей.
– Но мы должны спасти больных обезьян!
– В том-то и дело! – не унимался маленький Бармалей, примериваясь, куда бы побольнее стукнуть доктора.
– Что за манеры! – возмутился Айболит.
– А ну, сними очки! Живо! Прыгай в воду!
– Как ты ведешь себя?!
– Прыгай в воду!
– Я тебя предупреждаю!
– Прыгай в воду! Живо! А то как сейчас дам!
– А я – тебе!
– Слабо́, доктор! А ну, давай, давай! – подначивал Бармалей Айболита, уверенный в своем превосходстве. – Бокс, доктор, бокс...
– Я тебя ударю! – отступая, пригрозил Айболит.
– Бокс, доктор, бокс! – не унимался Бармалей.
– Я тебя... ударяю! – воскликнул Айболит и стукнул Бармалея по башке спасательным шаром.
Увлекая за собой слуг, Бармалей, свалился прямо в трюм, заблаговременно открытый Аввой и Чичи.
Авва и Чичи тут же захлопнули крышку трюма и стали от радости плясать на ней.
Но Айболит ужасно расстроился. Видимо, он впервые был вынужден ударить человека. Хоть и разбойника, а все же...
– Причем я предупреждал! – пытался успокоить свою совесть доктор.
Он прислушался к звукам, доносившимся из трюма.
– Ну вот! Теперь плачет!
Но Бармалей не плакал. Он трясся от мелкого злорадного смеха.
– Все, конец докторишке! – хихикал Бармалей. – Я проковырял в дне дырку, сейчас они все потонут... Эй, эй, а откуда вода?
– Вода! Вода! В трюме вода! – в панике заметались Бармалей и его слуги по наполнявшемуся водой трюму.
– Мы погружаемся в воду, – доложил Авва Айболиту. – Корабль дал течь.
– Эй, эй, тонем! – неслось из трюма.
Авва и Чичи откинули крышку и стали вылавливать плавающих бандитов.
– Корабль сам дал течь, – оправдывался Бармалей, выбираясь с помощью Аввы и Чичи на палубу. – Проклятый корабль! Если он пойдет ко дну, я могу утонуть. Но мы тут ни при чем!
– Он сам прохудился, – подтвердил Грустный слуга. – Мы его даже не проковыряли.
Авва бросился в трюм, чтобы задраить дыру.
– К насосу! – скомандовал Айболит.
– К насосу, к насосу! – засуетился Бармалей. И стал помогать доктору откачивать помпой воду.
– Какие мы все хорошие, – фальшиво умилялся разбойник, взлетая вверх вместе с ручкой помпы. – Давайте все дружить, а?
Бармалей скорчил гримасу, которая, по его мнению, должна была означать добрую улыбку, и, чмокнув губами, послал доктору воздушный поцелуй.
Из трюма вынырнул Авва.
– Течь задраена, – доложил он.
– Всем оставаться на местах! – скомандовал Айболит, отходя с Аввой в сторону.
– Дружим, доктор, да? – перехватил его по дороге Веселый слуга.
– Простите, к насосу! Всем к насосу! – отстранил слугу Айболит. – Главная опасность миновала, – негромко сказал он Авве.
– Но корабль перегружен, – тихонько сообщил Айболиту пес – В трюме слишком много воды. Может быть, лишние вещи выбросить за борт?
Заметив, что Айболит уединился с Аввой, Бармалей к ним подкрался и подслушал весь разговор.
– Эй, вы! Что вы делаете? – напустился он на своих слуг, вычерпывающих воду ведрами. – Корабль-то перегружен!
– Перегружен, да? – захохотал Веселый слуга.
– Слушай мою команду! – закричал истошно Бармалей. – Лишние вещи за борт!
– Лишние вещи за борт! – меланхолично повторил Грустный слуга и выкинул за борт большой ящик с лекарствами.
– Не слушайте его! – вышел из себя доктор. – Там же лекарства! Лучше откачивайте воду.
– Лишние вещи за борт! – хохотнул Веселый слуга и выкинул в море Авву.
– Ты думаешь, я не знаю, зачем ты меня вытащил? – кричал, вцепившись в ванты, Бармалей стоящему на мостике Айболиту. – Ты хотел меня унизить! Ты хотел доказать, что ты хо-хо-хо, а я хи-хи-хи! Да?
– Да не хотел я доказать, что ты хи-хи-хи, а я хо-хо-хо! Авва! Авва! – закричал Айболит, собираясь бросить спасательный круг верному псу.
Но за спиной доктора вырос Грустный слуга.
– Доктор! – похлопал он Айболита по спине. – За борт.
– Позвольте! Как это... за борт? – поправил очки Айболит.
– Не трогай, не трогай его! – закричала с мачты Чичи.
Но Айболит уже полетел в море.
– Кончи-чи-чилась наша жизнь! – крикнула Чичи и сама бросилась в волны.
– Даже кругов на воде не осталось, – захохотал Веселый слуга.
Закрутились, закричали над морем чайки, и экран стал совершенно белым.
Возле белого, промокшего экрана замерли Трагики и Комики. Тишина. Только слышно, как вода стекает с экрана.
Все плачут.
Отлистав ноты и затянувшись сигаретой, Трагик-дирижер сделал очень трагическое лицо и взмахнул палочкой.