Текст книги "И вблизи и вдали"

Автор книги: Александр Городницкий

За тех, кто на земле
(песни разных лет)

 
СНЕГ
 
 
Тихо по веткам шуршит снегопад,
Сучья трещат на огне.
В эти часы, когда все еще спят,
Что вспоминается мне?
Неба далекого прóсинь,
Давние письма домой…
В царстве чахоточных сосен
Быстро сменяется осень
Долгой полярной зимой.
 
 
Снег, снег, снег, снег,
Снег над палаткой кружится
Вот и окончился наш
Краткий ночлег.
Снег, снег, снег, снег
Тихо на тундру ложится
По берегам замерзающих рек
Снег, снег, снег.
 
 
Над Петроградской твоей стороной
Вьется веселый снежок.
Вспыхнет в ресницах звездой озорной,
Ляжет пушинкой у ног.
Тронул задумчивый иней
Кос твоих светлую прядь.
И над бульварами линий
По-ленинградскому синий,
Вечер спустился опять.
 
 
Снег, снег, снег, снег,
Снег за окошком кружится.
Он не коснется твоих
Сомкнутых век…
Снег, снег, снег, снег…
Что тебе, милая снится?
Над тишиной замерзающих рек
Снег, снег, снег.
 
 
Долго ли сердце свое сберегу? —
Ветер поет на пути.
Через туманы, мороз и пургу
Мне до тебя не дойти.
Вспомни же, если взгрустнется,
Наших стоянок огни.
Вплавь и пешком – как придется, –
Песня к тебе доберется
Даже в нелетные дни.
 
 
Снег, снег, снег, снег,
Снег над палаткой кружится
Вьюга заносит следы наших саней.
Снег, снег, снег, снег…
Пусть тебе нынче приснится
Залитый солнцем вокзальный перрон
Завтрашних дней.
 

Февраль 1958 г. Ленинград

 
ПЕСНЯ ПОЛЯРНЫХ ЛЕТЧИКОВ
 
 
Кожаные куртки, брошенные в угол,
Тряпкой занавешенное низкое окно.
Бродит за ангарами северная вьюга,
В маленькой гостинице пусто и темно.
 
 
Командир со штурманом мотив припомнят старый,
Голову рукою подопрет второй пилот.
Подтянувши струны старенькой гитары,
Следом бортмеханик им тихо подпоет.
 
 
Эту песню грустную позабыть пора нам,
Наглухо моторы и сердца зачехлены.
Снова тянет с берега снегом и туманом,
Снова ночь нелетная, даже для Луны.
 
 
Лысые романтики, воздушные бродяги!
Наша жизнь – мальчишеские вечные года.
Прочь тоску гоните вы, выпитые фляги,
Ты, метеослужба, нам счастья нагадай.
 
 
Солнце незакатное и теплый ветер с Веста.
И штурвал послушный в стосковавшихся руках.
Ждите нас невстреченные школьницы-невесты
В маленьких асфальтовых южных городках.
 

1 июня 1959 г., Туруханский край

 
ДЕРЕВЯННЫЕ ГОРОДА
 
 
Укрыта льдом зеленая вода.
Летят на юг, перекликаясь, птицы,
А я иду по деревянным городам,
Где мостовые скрипят, как половицы.
 
 
Над крышами картофельный дымок.
Висят на окнах синие метели.
Здесь для меня дрова, нарубленные впрок,
Здесь для меня постелены постели.
 
 
Шумят кругом дремучие леса,
И стали мне докучливы и странны
Моих товарищей нездешних голоса,
Их городов асфальтовые страны.
 
 
В тех странах в октябре еще весна,
Плывет цветов замысловатый запах.
Но мне ни разу не привидится во снах
Туманный запад, неверный дальний запад.
 
 
Никто меня не вспоминает там.
Моей вдове совсем другое снится…
А я иду по деревянным городам,
Где мостовые скрипят, как половицы.
 

1959 г., Игарка

 
ПЕРЕКАТЫ
 
 
Все перекаты, да перекаты,
Послать бы их по адресу.
На это место, уж нету карты,
Плывем вперед по абрису.
 
 
А где-то бабы живут на свете,
Друзья сидят за водкою,
Владеет парус, владеет ветер
Моей дырявой лодкою.
 
 
К большей воде я сегодня выйду,
Наутро лето кончится.
И подавать я не стану вида,
Что помирать не хочется.
 
 
А если есть, там, с тобою кто-то,
Не стану долго мучиться,
Люблю тебя я до поворота,
А дальше как получиться.
 
 
Все перекаты, да перекаты,
Послать бы их по адресу.
Для этих мест, уж, нету карты,
Плывем вперед по абрису.
 

1960 г., Туруханский край, река Северная

 
НА МАТЕРИК
 
 
От злой тоски не матерись -
Сегодня ты без спирта пьян.
На материк, на материк
Идет последний караван.
 
 
Опять пурга, опять зима
Придет, метелями звеня.
Уйти в бега, сойти с ума
Теперь уж поздно для меня.
 
 
Здесь невеселые дела,
Здесь дышат горы горячо,
А память давняя легла
Зеленой тушью на плечо.
 
 
Я до весны, до корабля
Не доживу когда-нибудь.
Не пухом будет мне земля,
А камнем ляжет мне на грудь.
 
 
От злой тоски не матерись -
Сегодня ты без спирта пьян.
На материк, на материк
Ушел последний караван.
 

1960 г., Туруханский край

 
ЗА БЕЛЫМ МЕТАЛЛОМ
Памяти С.Е.Погребицкого
 
 
В промозглой мгле – ледоход, ледолом.
По мерзлой земле мы идем за теплом:
За белым металлом, за синим углем,
За синим углем да за длинным рублем.
 
 
И карт не мусолить, и ночи без сна.
По нашей буссоли приходит весна,
И каша без соли – пуста и постна,
И наша совесть чиста и честна.
 
 
Ровесник плывет рыбакам в невода,
Ровесника гонит под камни вода,
А письма идут неизвестно куда,
А в доме, где ждут, неуместна беда.
 
 
И если тебе не пишу я с пути,
Не слишком, родная, об этом грусти:
На кой тебе черт получать от меня
Обманные вести вчерашнего дня?
 
 
В промозглой мгле – ледоход, ледолом.
По мерзлой земле мы идем за теплом:
За белым металлом, за синим углем.
За синим углем – не за длинным рублем.
 

1960 г., Туруханский край, река Северная

 
ПЕРЕЛЕТНЫЕ АНГЕЛЫ
Памяти жертв сталинских репрессий
 
 
Нам ночами июльскими не спать на сене,
Не крутить нам по комнатам сладкий дым папирос
Перелетные ангелы летят на север,
И их нежные крылья обжигает мороз.
 
 
Опускаются ангелы на крыши зданий,
И на храмах покинутых ночуют они,
А наутро снимаются в полет свой дальний,
Потому что коротки весенние дни.
 
 
И когда ветры теплые в лицо подуют,
И от лени последней ты свой выронишь лом,
Это значит навек твою башку седую
Осенит избавление лебединым крылом.
 
 
Вы не плачьте, братишечки, по давним семьям,
Вы не врите, братишечки, про утраченный юг -
Перелетные ангелы летят на север,
И тяжелые крылья над тундрой поют.
 

15 сентября 1964 г.

 
НА ВОСТОК
В. Смилге
 
 
Словно вороны, чайки каркают
На пороге злой зимы.
За Печорою – море Карское,
После – устье Колымы.
Мне бы кружечку в руки пенную
Да тараньки тонкий бок…
А люди все – на юг, а птицы все – на юг,
Мы одни лишь – на восток.
 
 
Льдина встречная глухо стукнется
За железною стеной.
Острова кругом, как преступники,
Цепью скованы одной.
Лучше с Машкою влез бы в сено я,
Подобрав побольше стог…
А люди все – на юг, а птицы все – на юг,
Мы одни лишь – на восток.
 
 
Ох, и дурни мы, ох, и лапти мы,
И куда же это мы?
Море Карское, море Лаптевых,
После – устье Колымы.
Не давайте мне всю Вселенную,
Дайте солнце на часок.
А люди все – на юг, а птицы все – на юг,
Мы одни лишь – на восток.
Не давайте мне всю Вселенную,
Дайте мне поменьше срок.
А люди все – на юг, а птицы все – на юг,
Мы одни лишь – на восток.
 

1972 г., Море Лаптевых

 
ПИРАТСКАЯ
 
 
Пират, забудь о стороне родной,
Когда сигнал «к атаке!» донесется.
Поскрипывают мачты над волной,
На пенных гребнях вспыхивает солнце.
Земная неизвестна нам тоска
Под флагом со скрещенными костями,
И никогда мы не умрем, пока
Качаются светила над снастями!
 
 
Дрожите, лиссабонские купцы,
Свои жиры студеные трясите,
Дрожите, королевские дворцы
И скáредное лондонское Сити.
На шумный праздник пушек и клинка
Мы явимся незваными гостями,
И никогда мы не умрем, пока
Качаются светила над снастями!
 
 
Вьет вымпела попутный ветерок.
Назло врагам живем мы не старея.
И если в ясный солнечный денек
В последний раз запляшем мы на рее,
Мы вас во сне ухватим за бока,
Мы к вам придем недобрыми вестями,
И никогда мы не умрем, пока
Качаются светила над снастями!
 

Апрель 1962 г., «Крузенштерн», Северная Атлантика

 
У ГЕРКУЛЕСОВЫХ СТОЛБОВ
 
 
У Геркулесовых столбов лежит моя дорога,
У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей.
Меня оплакать не спеши, ты подожди немного,
И черных платьев не носи, и частых слез не лей.
 
 
Еще под парусом тугим в чужих морях не спим мы,
Еще к тебе я доберусь, не знаю сам когда.
У Геркулесовых столбов дельфины греют спины,
И между двух материков огни несут суда.
 
 
Еще над черной глубиной морочит нас тревога,
Вдали от царства твоего, от царства губ и рук.
Пускай пока моя родня тебя не судит строго,
Пускай на стенке повисит мой запылённый лук.
 
 
У Геркулесовых столбов лежит моя дорога.
Пусть южный ветер до утра в твою стучится дверь.
Меня забыть ты не спеши, ты подожди немного,
И вина сладкие не пей, и женихам не верь!
 

17 февраля 1965 г., «Крузенштерн», Гибралтар

 
МОРЯК, ПОКРЕПЧЕ ВЯЖИ УЗЛЫ
 
 
Моряк, покрепче вяжи узлы -
Беда идет по пятам.
Вода и ветер сегодня злы
И зол, как черт, капитан.
 
 
Пусть волны вслед разевают рты,
Пусть стонет парус тугой…
О них навек позабудешь ты,
Когда придем мы домой.
 
 
Не верь подруге, а верь в вино,
Не жди от женщин добра:
Сегодня помнить им не дано
О том, что было вчера.
 
 
За длинный стол посади друзей
И песню громко запой…
Еще от зависти лопнуть ей,
Когда придем мы домой.
 
 
Не плачь, моряк, о чужой земле,
Скользящей мимо бортов,
Пускай ладони твои в смоле -
Без пятен сердце зато.
 
 
Лицо закутай в холодный дым.
Водой соленой умой,
И снова станешь ты молодым,
Когда придем мы домой.
 
 
Покрепче, парень, вяжи узлы -
Беда идет по пятам.
Вода и ветер сегодня злы
И зол, как черт, капитан.
 
 
И нет отсюда пути назад,
Как нет следа за кормой…
Никто не сможет тебе сказать,
Когда придем мы домой.
 

14 февраля 1965 г., «Крузенштерн»', Гибралтар

 
НАД КАНАДОЙ
 
 
Над Канадой, над Канадой
Солнце низкое садится.
Мне уснуть давно бы надо,
Только что-то мне не спится.
 
 
Над Канадой – небо сине,
Меж берез – дожди косые…
Хоть похоже на Россию,
Только все же – не Россия.
 
 
Нам усталость шепчет: «Грейся»,
И любовь заводит шашни.
Дразнит нас снежок апрельский,
Манит нас уют домашний.
 
 
Мне снежок – как не весенний,
Дом чужой – не новоселье.
Хоть похоже на веселье,
Только все же – не веселье.
 
 
У тебя сегодня – слякоть,
В лужах – солнечные пятна.
Не спеши любовь оплакать,
Позови ее обратно.
 
 
Над Канадой – небо сине,
Меж берез – дожди косые…
Хоть похоже на Россию,
Только все же – не Россия.
 

1963 г., Канада, Галифакс

 
АТЛАНТИДА
 
 
Атлантических волн паутина
И страницы прочитанных книг.
Под водою лежит Атлантида,
Голубого огня материк.
 
 
А над ней – пароходы и ветер,
Стаи рыб проплывают над ней.
Разве сказки нужны только детям?
Сказки взрослым гораздо нужней.
 
 
Не найти и за тысячу лет нам -
Объясняют ученые мне -
Ту страну, что пропала бесследно
В океанской ночной глубине.
 
 
Мы напрасно прожектором светим
В этом царстве подводных теней.
Разве сказки нужны только детям?
Сказки взрослым гораздо нужней.
 
 
И хотя я скажу себе тихо:
«Не бывало ее никогда»,
Если спросят: «Была Атлантида?» -
Я отвечу уверенно: «Да!»
 
 
Пусть поверят историям этим.
Атлантида – ведь дело не в ней,..
Разве сказки нужны только детям?
Сказки взрослым гораздо нужней!
 

1970 г., Северная Атлантика

 
ОСТРОВ ГВАДЕЛУПА
Игорю Белоусову
 
 
Такие, брат, дела, такие, брат, дела,
Давно уже вокруг смеются над тобою.
Горька и весела, пора твоя прошла,
И партию сдавать пора уже без боя.
 
 
На палубе ночной постой и помолчи -
Мечтать за сорок лет, по меньшей мере, глупо.
Над темною водой огни горят в ночи -
Там встретит поутру нас остров Гваделупа.
 
 
Пусть годы с головы дерут за прядью прядь.
Пусть грустно от того, что без толку влюбляться.
Не страшно потерять уменье удивлять -
Страшнее потерять уменье удивляться.
 
 
И возвратясь в края обыденной земли,
Обыденной любви, обыденного супа,
Страшнее позабыть, что где-то есть вдали
Наветренный пролив и остров Гваделупа.
 
 
Так пусть же даст нам Бог, за все грехи грозя,
До самой смерти быть солидными не слишком,
Чтоб взрослым было нам завидовать нельзя,
Чтоб можно было нам завидовать мальчишкам.
 
 
И будут сниться сны нам в комнатной пыли
Последние года, отмеренные скупо,
И будут миновать ночные корабли
Наветренный пролив и остров Гваделупа.
 

27 апреля 1970 г., НИС «Дмитрий Менделеев», о.Гваделупа

 
ОСТРОВА В ОКЕАНЕ
 
 
И вблизи, и вдали – все вода да вода.
Плыть в широтах любых нам, вздыхая о ком-то.
Ах, питомцы Земли, как мы рады, когда
На локаторе вспыхнет мерцающий контур!
 
 
Над крутыми волнами в ненастные дни,
И в тропический штиль, и в полярном тумане,
Нас своими огнями все манят они,
Острова в океане, острова в океане.
 
 
К ночи сменится ветер, наступит прилив.
Мы вернемся на судно для вахт и авралов,
Пару сломанных веток с собой прихватив
И стеклянный рисунок погибших кораллов.
 
 
И забудем мы их, как случайный музей,
Как цветное кино на вчерашнем экране, —
Те места, где своих мы теряем друзей,
Острова в океане, острова в океане.
 
 
А за бортом темно, только россыпь огней
На далеких хребтах, проплывающих мимо.
Так ведется давно, с незапамятных дней,
И останется так до скончания мира.
 
 
Не спеши же мне вдруг говорить про любовь, —
Между нами нельзя сократить расстояний,
Потому что, мой друг, мы ведь тоже с тобой -
Острова в океане, острова в океане.
 

1976 г., НИС «Дмитрий Менделеев», Тасманово море у берегов Австралии

 
ЖЕНА ФРАНЦУЗСКОГО ПОСЛА
Песня про Сенегал
 
 
А нам не Тани снятся и не Гали,
Не поля родные, не леса.
А в Сенегале, братцы, в Сенегале,
Я такие видел чудеса!
 
 
Ох не слабы, братцы, ох не слабы,
Блеск волны, мерцание весла…
Крокодилы, пальмы, баобабы,
И жена французского посла.
 
 
По-французски я не понимаю,
А она – по-русски ни фига.
Как высока грудь ее нагая!
Как нага высокая нога!
 
 
Не нужны теперь другие бабы,
Всю мне душу Африка сожгла
Крокодилы, пальмы, баобабы,
И жена французского посла.
 
 
Дорогие братцы и сестрицы,
Что такое сделалось со мной!
Все один и тот же сон мне снится,
Широкоэкранный и цветной.
 
 
И в жару, и в стужу, и в ненастье
Все сжигает душу мне дотла.
А в нем – кровать распахнутая настежь,
А в ней – жена французского посла.
 

18 мая 1970 г., НИС «Дмитрий Менделеев», Дакар

 
ПОНТА-ДЕЛЬГАДА
 
 
В городе Понта-Дельгада
Нет магазинов роскошных,
Гор синеватые глыбы
Тают в окрестном тумане.
В городе Понта-Дельгада
Девочка смотрит в окошко,
Красной огромною рыбой
Солнце плывет в океане.
 
 
В городе Понта-Дельгада,
Там, где сегодня пишу я,
Плющ дон-жуаном зеленым
Одолевает балконы.
Трели выводит цикада,
Улицы лезут по склонам,
Явственен в уличном шуме
Цокот медлительный конный.
 
 
Спят под лесами вулканы,
Как беспокойные дети.
Подняли жесткие канны
Красные свечи соцветий.
Ах, это все существует
Вот уже восемь столетий -
Юбки метут мостовую,
Трогает жалюзи ветер.
 
 
Если опять я устану
От ежедневной погони,
Сон мне приснится знакомый,
Ночи короткой награда:
Хлопают черные ставни,
Цокают звонкие кони
В городе Понта-Дельгада,
В городе Понта-Дельгада.
 

1977 г., Азорские острова, о.Сен-Мигель

 
ЧИСТЫЕ ПРУДЫ
Анне Наль
 
 
Все, что будет со мной, знаю я наперед,
Не ищу я себе провожатых.
А на Чистых прудах лебедь белый плывет,
Отвлекая вагоновожатых.
 
 
На бульварных скамейках галдит малышня,
На бульварных скамейках разлуки.
А ты забудь про меня, ты забудь про меня,
Не заламывай тонкие руки.
 
 
Я смеюсь пузырем на осеннем дожде.
Надо мной – городское движенье.
Все круги по воде, все круги по воде
Разгоняют мое отраженье.
 
 
Все, чем стал я на этой земле знаменит -
Темень губ твоих, горестно сжатых…
А на Чистых прудах лед коньками звенит,
Отвлекая вагоновожатых.
 

Август 1962 г., р.Сухариха

 
ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН
 
 
Тучи светлый листок у луны на мерцающем диске.
Вдоль по лунной дорожке неспешно кораблик плывет.
Мы плывем на восток голубым океаном Индийским,
Вдоль тропических бархатных благословенных широт.
 
 
Пусть, напомнив про дом, догоняют меня телеграммы,
Пусть за дальним столом обо мне вспоминают друзья.
Если в доме моем разыграется новая драма,
В этой драме, наверно, не буду участвовать я.
 
 
Луч локатора сонный кружится на темном экране.
От тебя в стороне и от собственной жизни вдали,
Я плыву, невесомый, в Индийском ночном океане,
Навсегда оторвавшись от скованной стужей земли.
 
 
Завтра в сумраке алом поднимется солнце на осте,
До тебя донося обо мне запоздалую весть.
Здесь жемчужин навалом, как в песне Индийского гостя,
И алмазов в пещерах, конечно же, тоже не счесть.
 
 
Пусть в последний мой час не гремит надо мной канонада,
Пусть потом новоселы мое обживают жилье,
Я живу только раз, мне бессмертия даром не надо,
Потому что бессмертие – то же, что небытие.
 
 
Жаль, подруга моя, что тебе я не сделался близким.
Слез напрасно не трать – позабудешь меня без труда.
Ты представь, будто я голубым океаном Индийским
Уплываю опять в никуда, в никуда, в никуда…
 

26 января 1984 г., НИС «Дмитрий Менделеев», Индийский океан

 
ПЕРЕДЕЛКИНО
 
 
Позабудьте свои городские привычки,-
В шуме улиц капель не слышна.
Отложите дела – и скорей к электричке:
В Переделкино входит весна.
 
 
Там зеленые воды в канавах проснулись,
Снег последний к оврагам приник.
На фанерных дощечках названия улиц-
Как заглавия давние книг.
 
 
Там, тропинкой бредя, задеваешь щекою
Паутины беззвучную нить.
И лежит Пастернак под закатным покоем,
И веселая церковь звонит.
 
 
А в безлюдных садах и на улицах мглистых
Над дыханием влажной земли
Молча жгут сторожа прошлогодние листья-
Миновавшей весны корабли.
 
 
И на даче пустой, где не хочешь, а пей-ка
Непонятные горькие сны,
Заскрипит в темноте под ногами ступенька,
И Светлов подмигнет со стены.
 
 
И поверить нельзя невозможности Бога
В ранний час, когда верба красна.
И на заячьих лапках, как в сердце – тревога,
В Переделкино входит весна.
 

1964 г., Переделкино

 
ЛЕНИНГРАДСКАЯ
 
 
Мне трудно, вернувшись назад,
С твоим населением слиться,
Отчизна моя, Ленинград,
Российских провинций столица.
Как серы твои этажи,
Как света на улицах мало!
Подобна цветенью канала
Твоя нетекучая жизнь
 
 
На Невском реклама кино,
А в Зимнем по-прежнему Винчи.
Но пылью закрыто окно
В Европу, ненужную нынче.
Десятки различных примет
Приносят тревожные вести:
Дворцы и каналы на месте,
А прежнего города нет.
 
 
Но в плеске твоих мостовых
Милы мне и слякоть, и темень,
Пока на гранитах твоих
Любимые чудятся тени
И тянется хрупкая нить
Вдоль времени зыбких обочин,
И теплятся белые ночи,
Которые не погасить.
 
 
И в рюмочной на Моховой
Среди алкашей утомленных
Мы выпьем за дым над Невой
Из стопок простых и граненых -
За шпилей твоих окоем,
За облик немеркнущий прошлый,
За то, что, покуда живешь ты,
И мы как-нибудь проживем.
 

1981 г. Ленинград

 
ДОНСКОЙ МОНАСТЫРЬ
 
 
А в Донском монастыре -
Зимнее убранство.
Спит в Донском монастыре
Русское дворянство.
Взяв метели под уздцы,
За стеной как близнецы
Встали новостройки.
Снятся графам их дворцы,
А графиням – бубенцы
Забубенной тройки.
 
 
А в Донском монастыре -
Время птичьих странствий.
Спит в Донском монастыре
Русское дворянство.
Дремлют, шуму вопреки, –
И близки и далеки
От грачиных криков -
Камергеры-старики,
Кавалеры-моряки.
И поэт Языков.
 
 
Ах, усопший век баллад -
Век гусарской чести!
Дамы пиковые спят
С Германнами вместе.
Под бессонною Москвой,
Под зеленою травой
Спит – и нас не судит
Век, что век закончил свой
Без войны без мировой,
Без вселенских сует.
 
 
Листопад в монастыре.
Вот и осень, – здравствуй.
Спит в Донском монастыре
Русское дворянство.
Век двадцатый на дворе,
Теплый дождик в сентябре,
Лист летит в пространство.
А в Донском монастыре
Сладко спится на заре
Русскому дворянству.
 

1970 г., НИС «Дмитрий Менделеев», Северная Атлантика

 
НОВЕЛЛЕ МАТВЕЕВОЙ
 
 
А над Москвою небо невесомое.
В снегу деревья с головы до пят.
И у Ваганькова трамваи сонные
Как лошади усталые стоят.
 
 
Встречаемый сварливою соседкою,
Вхожу к тебе, досаду затая.
Мне не гнездом покажется, а клеткою
Несолнечная комната твоя.
 
 
А ты поешь беспомощно и тоненько,
И, в мире проживающий ином,
Я с твоего пытаюсь подоконника
Дельфинию увидеть за окном.
 
 
Слова, как листья, яркие и ломкие
Кружатся, опадая с высоты,
А за окном твоим – заводы громкие
И тихие могильные кресты.
 
 
Но суеты постылой переулочной
Идешь ты мимо, царственно слепа.
Далекий путь твой до ближайшей булочной
Таинственен, как горная тропа.
 
 
А над Москвою небо невесомое.
В снегу деревья с головы до пят.
И у Ваганькова трамваи сонные
Как лошади усталые стоят.
 

1963г., Москва

 
ТРЕБЛИНКА
 
 
Треблинка, Треблинка,
Чужая земля.
Тропинкой неблизкой
Устало пыля,
Всхожу я, бледнея,
На тот поворот,
Где дымом развеян
Мой бедный народ.
 
 
Порою ночною
Все снится мне сон;
Дрожит подо мною
Товарный вагон,
И тонко, как дети,
Кричат поезда,
И желтая светит
На небе звезда.
 
 
Недолго иль длинно
На свете мне жить,
Треблинка, Треблинка,
Я твой пассажир.
Вожусь с пустяками,
Но все – до поры:
Я камень, я камень
На склоне горы.
 
 
Плечом прижимаюсь
К сожженным плечам,
Чтоб в марте и в мае
Не спать палачам.
Чтоб помнили каты -
Не кончился бой!
Я камень, я камень,
Над их головой.
 

Ноябрь 1966 г., Варшава

 
ИСПАНСКАЯ ГРАНИЦА
 
 
У испанской границы пахнет боем быков,
Взбаламученной пылью и запекшейся кровью.
У испанской границы не найдешь земляков,
Кроме тех, что легли здесь – серый крест в изголовье.
 
 
Каталонские лавры над бойцами шумят,
Где-то плачут над ними магаданские ели.
Спят комбриги полегших понапрасну бригад,
Трубачи озорные постареть не успели.
 
 
Эй, ребята, вставайте, – нынче время не спать,
На седые шинели пришивайте петлицы.
Вы бригаду под знамя соберите опять
У испанской границы, у испанской границы!
 
 
Но молчат комиссары в той земле ледяной.
Им в завьюженной тундре солнце жаркое снится.
И колымские ветры все поют надо мной
У испанской границы, у испанской границы.
 

27 февраля 1965г., «Крузенштерн», Гибралтар

 
ПУЩИН И МАТВЕЙ МУРАВЬЕВ
 
 
За окнами темно,
Закрыты ставни на ночь.
Ущербная луна
Струит холодный свет.
Раскупорим вино,
Мой друг, Матвей Иваныч,
Воспомним имена
Иных, которых нет.
 
 
Седые рудники
Нам спины не согнули,
И барабанный бой
Над нашею судьбой.
Острогам вопреки,
Штрафной чеченской пуле
Мы выжили с тобой,
Мы выжили с тобой.
 
 
Кругом колючий снег,
Пустыня без предела.
За праздничным столом
Остались мы вдвоем.
Идет на убыль век,
И никому нет дела,
Что мы еще живем,
Что мы еще живем.
 
 
Свечей ложится медь
На белые затылки.
Страшней стальных цепей
Забвения печать.
Лишь прятать нам под клеть
С записками бутылки
Да грамоте детей
Сибирских обучать.
 
 
Не ставит ни во что
Нас грозное начальство,
Уверено вполне,
Что завтра мы умрем.
Так выпьем же за то,
Чтоб календарь кончался
Четырнадцатым незабвенным декабрем!
 

1983г. Ялуторовск

 
ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО
 
 
На Ваганьковом горят сухие листья.
Купола блестят на солнце – больно глазу.
Приходи сюда и молча помолись ты,
Даже если не молился ты ни разу.
 
 
Облаков плывет небесная отара
Над сторожкой милицейскою унылой,
И застыла одинокая гитара,
Как собака над хозяйскою могилой.
 
 
Ветви черные раскачивают ветры
Над прозрачной неподвижною водою,
И ушедшие безвременно поэты
Улыбаются улыбкой молодою.
 
 
Их земля теперь связала воедино,
Опоила их, как водкою, дурманом.
Запах вянущих цветов и запах дыма -
Все проходит в этом мире безымянном.
 
 
На Ваганьковом горят сухие листья.
За стеной звонит трамвай из дальней дали.
Приходи сюда и молча помолись ты -
Это осень наступает не твоя ли?
 

1980 г. Москва

 
ПАМЯТИ ЮРИЯ ВИЗБОРА
 
 
Нам с годами ближе
Станут эти песни,
Каждая их строчка
Будет дорогá…
Снова чьи-то лыжи
Греются у печки:
На плато полночном
Снежная пурга.
 
 
Что же, неужели
Прожит век недлинный?
С этим примириться
Все же не могу.
Как мы песни пели
В доме на Неглинной
И на летнем чистом
Волжском берегу!
 
 
Мы болезни лечим,
Мы не верим в бредни,
В суматохе буден
Тянем день за днем.
Но тому не легче,
Кто уйдет последним -
Ведь заплакать будет
Некому о нем.
 
 
Нас не вспомнят в избранном -
Мы писали плохо…
Нет печальней участи
Первых петухов.
Вместе с Юрой Визбором
Кончилась эпоха-
Время нашей юности,
Песен и стихов.
 
 
Нам с годами ближе
Станут эти песни,
Каждая их строчка
Будет дорога…
Снова чьи-то лыжи
Греются у печки:
На плато полночном
Снежная пурга.
 

1985 г. Москва

 
НАД ПРОСЕЛКАМИ ЛИСТЬЯ
 
 
Над проселками листья – как дорожные знаки,
К югу тянутся птицы, и хлеб не дожат.
И лежат под камнями москали и поляки,
А евреи – так вовсе нигде не лежат.
 
 
А евреи по небу серым облачком реют.
Их могил не отыщешь, кусая губу
Ведь евреи мудрее, ведь евреи хитрее, —
Ближе к Богу пролезли в дымовую трубу.
 
 
И ни камня, ни песни от жидов не осталось -
Только ботиков детских игрушечный ряд.
Что бы с ними ни сталось, не испытывай жалость,
Ты послушай-ка лучше, что про них говорят…
 
 
А над шляхами листья – как дорожные знаки,
К югу тянутся птицы, и хлеб не дожат.
И лежат под камнями москали и поляки,
А евреи – так вовсе нигде не лежат.
 

1966 г. Освенцим

 
ОКОЛО ПЛОЩАДИ
Б. Г.
 
 
Время ненастное, ветер неласковый,
хмурь ленинградская. -
Площадь Сенатская, площадь Сенатская,
площадь Сенатская.
Цокали, цокали, цокали, цокали,
цокали лошади
Около, около, около, около,
около площади.
 
 
Мысли горячие, мысли отважные,
мысли преступные.
Вот она – рядом, доступная каждому
и – недоступная.
Днями-неделями выйти не смели мы, —
время нас не щадит.
Вот и остались мы, вот и состарились
около площади.
 
 
Так и проходят меж пьяной беседою,
домом и службою
Судьбы пропавшие, песни неспетые,
жизни ненужные…
Цокали, цокали, цокали, цокали,
цокали лошади
Около, около, около, около,
около площади.
 

1981 г. Ленинград

 
АТЛАНТЫ
 
 
Когда на сердце тяжесть
И холодно в груди,
К ступеням Эрмитажа
Ты в сумерки приди,
Где без питья и хлеба,
Забытые в веках,
Атланты держат небо
На каменных руках.
 
 
Держать его махину
Не мед со стороны.
Напряжены их спины,
Колени сведены.
Их тяжкая работа
Важней иных работ:
Из них ослабни кто-то -
И небо упадет.
 
 
Во тьме заплачут вдовы,
Повыгорят поля.
И встанет гриб лиловый
И кончится Земля.
А небо год от года
Все давит тяжелей,
Дрожит оно от гула
Ракетных кораблей.
 
 
Стоят они – ребята,
Точеные тела,
Поставлены когда-то,
А смена не пришла.
Их свет дневной не радует,
Им ночью не до сна.
Их красоту снарядами
Уродует война.
 
 
Стоят они навеки,
Уперши лбы в беду,
Не боги – человеки,
Привыкшые к труду.
И жить еще надежде
До той поры пока
Атланты небо держат
На каменных руках.
 

21.02.1963 г. «Крузенштерн», Северная Атлантика

 
ЗА ТЕХ, КТО НА ЗЕМЛЕ
 
 
Бушует ливень проливной,
Ревет волна во мгле
Давайте выпьем в эту ночь
За тех, кто на земле.
Дымится разведенный спирт
В химическом стекле.
Мы будем пить за тех, кто спит
Сегодня на земле.
 
 
За тех, кому стучит в окно
Серебряный восход,
За тех, кто нас уже давно,
Наверное, не ждет.
Пускай начальство не скрипит,
Что мы навеселе:
Мы будем пить за тех, кто спит
Сегодня на земле.
 
 
Чтоб был веселым их досуг
Вдали от водных ям,
Чтоб никогда не знать разлук
Их завтрашним мужьям.
Не место для земных обид
У нас на корабле.
Мы будем пить за тех, кто спит
Сегодня на земле.
 

20 февраля 1963 г. «Крузенштерн», Северная Атлантика

 
БУЛЬВАРНОЕ КОЛЬЦО
 
 
Ветер холодный бьет в лицо.
Чайки кричат причальные.
Где ж ты Бульварное кольцо -
Кольцо мое обручальное?
 
 
Там вечерком снежит, снежит.
Свет от реклам оранжевый.
Мне близ тебя не жить, не жить,
Мимо не хаживать.
 
 
Снова пути мои длинны -
Скоро ль тебя увижу я?
Мне без тебя бледней луны -
Солнышко рыжее.
 
 
Там, где огней твоих шитье,
Ходит с другим теперь она,
Видно, с тобой любовь ее
Мною потеряна.
 
 
Ветер холодный бьет в лицо.
Чайки кричат прощальные.
Где ж ты, Бульварное кольцо -
Кольцо мое обручальное?
 

24 февраля 1963 г., «Крузенштерн», Северная Атлантика

 
ЧЕРНЫЙ ХЛЕБ
М.Иванову
 
 
Я таежной глушью заверченный,
От метелей совсем ослеп -
Недоверчиво, недоверчиво
Я гляжу на черный хлеб,
 
 
От его от высохшей корочки
Нескупая дрожит ладонь.
Разжигает огонь костерчики,
Поджигает пожар огонь.
 
 
Ты кусок в роток не тяни, браток,
Ты сперва погляди вокруг:
Может, тот кусок для тебя сберег
И не съел голодный друг.
 
 
Ты на части хлеб аккуратно режь,
Человек – что в ночи овраг.
А может, тот кусок, что ты сам не съешь,
Съест и станет сильным враг.
 
 
Снова путь неясен нам с вечера,
Снова утром буран свиреп.
Недоверчиво, недоверчиво
Я смотрю на черный хлеб.
 

Осень 1960 г. р.Колю

 
ВАЙГАЧ
 
 
О доме не горюй, о женщинах не плачь,
И песню позабытую не пой.
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач
Меж старою и Новою Землей.
 
 
Здесь в час, когда в полет уходят летуны
И стелются упряжки по земле,
Я медную руду копаю для страны,
Чтоб жили все в уюте и тепле.
 
 
То звезды надо мной, то – солнца красный мяч,
И жизнь моя, как остров, коротка.
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач,
Где виден материк издалека.
 
 
Забудь про полосу удач и неудач,
И письма бесполезные не шли.
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач,
Где держит непогода корабли.
 
 
О доме не горюй, о женщинах не плачь,
И песню позабытую не пой.
Мы встретимся с тобой на острове Вайгач,
Меж старою и Новою Землей.
 

24 сентября 1972 г., Северный Ледовитый Океан

 
МЕЖ МОСКВОЙ И ЛЕНИНГРАДОМ
 
 
Меж Москвой и Ленинградом
Над осенним желтым чадом
Провода летят в окне.
Меж Москвой и Ленинградом
Мой сосед, сидящий рядом,
Улыбается во сне.
Взлет, падение – и снова
Взлет, паденье – и опять
Мне судьба велит сурово
Все сначала начинать.
 
 
Меж Москвой и Ленинградом
Я смотрю спокойным взглядом
Вслед несущимся полям.
Все события и люди,
Все, что было, все, что будет,
Поделились пополам.
Меж Москвой и Ленинградом
Семь часов-тебе награда,
В кресло сядь и не дыши,
И снует игла экспресса,
Сшить стараясь ниткой рельса
Две разрозненных души.
 
 
Меж Москвой и Ленинградом
Теплый дождь сменился градом,
Лист родился и опал.
Повторяют ту же пьесу
Под колесами экспресса
Ксилофоны черных шпал.
Белит ветер снегопадом
Темь оконного стекла…
Меж Москвой и Ленинградом
Вот и жизнь моя прошла...
 

1971г. Москва-Ленинград

 
МОНОЛОГ МАРШАЛА
 
 
Я – маршал, посылающий на бой
Своих ушастых стриженых мальчишек.
Идут сейчас веселою гурьбой,
А завтра станут памятников тише.
В огонь полки гоню перед собой,
Я – маршал, посылающий на бой.
 
 
Я славою отмечен с давних пор.
Уже воспеты все мои деянья,
Но снится мне зазубренный топор,
И красное мне снится одеянье,
И обелисков каменная твердь.
Я – маршал, посылающий на смерть.
 
 
Пока в гостях бахвалится жена,
Один бреду я по своим хоромам,
И звякают негромко ордена
Неугомонным звоном похоронным,
И заглушить его мне не суметь.
Я – маршал, посылающий на смерть.
 
 
Не знающему робости в боях,
Немало раз пришлось мне нюхать порох,
Но странный я испытываю страх
В пустых соборах и на школьных сборах.
И победить его мне не суметь.
Я – маршал, посылающий на смерть.
И мне не крикнуть совести: «Не сметь!»
Я – маршал, посылающий на смерть.
 

25 января 1967 г. Ленинград

 
ГАЛИЛЕЙ
Владимиру Высоцкому в роли Галилея
 
 
Отрекись, Галилей, отрекись,
От науки ради науки!
Нечем взять художнику кисть,
Если каты отрубят руки.
Нечем гладить бокал с вином
И подруги бедро крутое,
А заслугу признать виной
Для тебя ничего не стоит.
 
 
Пусть потомки тебя бранят
За невинную эту подлость, –
Тяжелей не видеть закат,
Чем под актом поставить подпись.
Тяжелей не слышать реки,
Чем испачкать в пыли колено.
Отрекись, Галилей, отрекись, -
Что изменится во Вселенной?
 
 
Ах, поэты и мудрецы,
Мы моральный несем убыток
В час, когда святые отцы
Волокут нас к станкам для пыток.
Отрекись, глупцам вопреки, –
Кто из умных тебя осудит?
Отрекись, Галилей, отрекись -
Мне от этого легче будет.
 

1967г.

 
АНТИГАЛИЛЕЙ
Владимиру Высоцкому в роли Галилея
 
 
Ну кто в наши дни поет?
Ведь воздух от гари душен.
И рвут мне железом рот,
Окурками тычут в душу.
Ломает меня палач
На страх остальному люду,
И мне говорят: «Заплачь!»
А я говорю: «Не буду!»
 
 
Пихнут меня в общий строй,
Оденут меня солдатом,
Навесят медаль – герой, –
Покроют броней и матом.
Мне водку дают, как чай,
Чтоб храбрым я был повсюду,
И мне говорят: «Стреляй!»
А я говорю: «Не буду!»
 
 
А мне говорят: "Ну, что ж,
Свою назови нам цену.
Объявим, что ты хорош,
Поставим тебя на сцену".
Врачуют меня врачи,
Кроят из меня Иуду,
И мне говорят: «Молчи!»
А я говорю: «Не буду!»
 

1967г. Ленинград

 
ТЕНИ ТУНДРЫ
 
 
Во мхах и травах тундры, где подспудно
Уходят лета быстрого секунды
Где валуны – как каменные тумбы,
Где с непривычки нелегко идти.
Тень облака летящего над тундрой,
Тень птицы пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,
Перегоняют пешего в пути.
 
 
И если как-то раз проснувшись утром,
Забыв на час о зеркале и пудре,
Ты попросила б рассказать о тундре,
И лист бумаги белой я нашел, –
Тень облака летящего над тундрой,
Тень птицы пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,
Изобразил бы я карандашом.
 
 
Потом, покончив с этим важным делом,
Оставив место для ромашек белых,
Весь остальной бы лист закрасил бы я смело
Зеленым цветом, радостным для глаз.
А после выбрав кисточку потоньше,
И осторожно краски взяв на кончик,
Я синим бы раскрасил колокольчик
И этим бы закончил свой рассказ.
 
 
Я повторять готов, живущий трудно,
Что мир устроен празднично и мудро.
Да, мир устроен празднично и мудро,
Пока могу я видеть каждый день
Тень облака летящего над тундрой,
Тень птицы пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,
А рядом с ними собственную тень.
 

18 августа 1972 г. остров Вайгач

 
ПРОЛИВ САНГАР
Анне Наль
 
 
Бьет волна – за ударом удар,
Чайки крик одинокий несется.
Мы уходим проливом Сангар
За Страну Восходящего Солнца.
…Всходит солнце – зеленый кружок,
Берег узкий на западе тает…
А у нас на Фонтанке – снежок,
А у нас на Арбате светает…
 
 
За кормою кружится вода,
В эту воду, как в память, глядим мы -
И любимые мной города
Превращаются в город единый.
Тихий смех позабывшийся твой
Снова слышу, как слышал когда-то
Белой ночью над темной Невой,
Темной ночью над белым Арбатом.
 
 
Бьет волна – за ударом удар,
Чайки крик одинокий несется.
Мы уходим проливом Сангар
За Страну Восходящего Солнца.
И в часы, когда ветер ночной
Нас уносит по волнам горбатым,
Все мне снится мой город родной,
Где встречается Невский с Арбатом.
 

29 декабря 1973, «Дмитрий Менделеев», Тихий океан

 
СПАСИБО, ЧТО ПЕТЬ РАЗРЕШИЛИ
 
 
Спасибо, что петь разрешили,
Спасибо, спасибо.
Мы все в синяках и ушибах,
Нам петь – не по силам.
Мы все на дороге к погосту,
В долгах и болезнях.
Оставьте свое эпигонство –
Оно бесполезно.
 
 
Спасибо, что петь разрешили,
Спасибо, спасибо.
Мы стали седы и плешивы,
И смотрим спесиво.
Поют о другом иноверцы
С других пьедесталов.
Состарился голос, и сердце,
Устало, устало.
 
 
Спасибо, что петь разрешили,
Спасибо, спасибо.
Мы не были непогрешимы,
Но благ не просили.
От мест отгремевшего боя,
Где нет обелиска,
Мы песни уносим с собою
Не близко, не близко.
 
 
Спасибо, что петь разрешили,
Но чуточку поздно.
В январской заснеженной шири
Светло и морозно.
Надолго ли нынче на свете
Погода такая?..
А песня кружится, как ветер,
Смолкая, смолкая.
 

9 февраля 1987 г., Малеевка