Текст книги "Зарево над Волгой"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

4

С утра командующий Западным фронтом генерал армии Жуков был в Ставке, где обсуждалась обстановка на сталинградском направлении. Прежде чем отбыть в свой штаб фронта, Жуков заскочил в Оперативное управление Генштаба к генералу Иванову. Того не оказалось на месте. Дежурный по Генштабу сообщил, что Иванов вместе с заместителем начальника Генштаба генералом Боковым уехал к наркому путей сообщения решать вопросы переброски войск и боевой техники на Сталинградский фронт.

– Что ему доложить, товарищ генерал армии? – спросил дежурный.

– Я завтра утром снова буду в Ставке, так что не беспокойтесь.

Жуков поспешил к выходу, но дежурный Генштаба окликнул его:

– Одну минуту, тут для вас есть письмо, на конверте написано: «Лично товарищу Жукову». – И дежурный вручил его Георгию Константиновичу.

Жуков положил письмо в свою папку, сказав, что прочтет его в штабе фронта, вышел во двор и, садясь в машину, кивнул водителю:

– Поехали!..

День выдался дождливый, и, когда машина выбралась на проселочную дорогу, кругом блестели лужи. Пришлось сбавить скорость. «Дворники» работали неутомимо, очищая стекла от грязи. Мысли Жукова вернулись к беседе в Кремле. Сталин был не в духе, и генерал армии больше слушал его, чем говорил сам, хотя и высказал верховному свои предложения по усилению Сталинградского направления войсками. Сталин одобрил их, заметив, что, когда из Сталинграда вернется начальник Генштаба Василевский, он распорядится принять эти предложения к исполнению. С минуту верховный молчал, потом вдруг заговорил о Харьковской операции.

– Так в чем вы усматриваете причину поражения наших войск под Харьковом? – спросил он.

Жуков ответил без раздумий:

– Маршал Тимошенко недооценил силы краматорской группы немцев – это одна причина. Другая, я считаю ее главной, состоит в том, что у нас на юго-западном направлении не были сосредоточены необходимые резервы Ставки, о чем я уже докладывал вам.

Какое-то время верховный молчал, и думалось ему невесело. Тревога за судьбу Сталинграда не угасла в нем, а еще более обострилась, она чем-то напоминала ему ситуацию под Харьковом, хотя напрямую об этом Жукову он не сказал.

– Во время переговоров с маршалом Тимошенко в середине мая, – вновь подал голос Сталин, – я выразил ему серьезное опасение в отношении краматорской группы немцев. Но он заявил, что эта опасность преувеличена и нет основания прекращать начатую операцию. То же самое я услышал от члена Военного совета Хрущева. Зря я, однако, не настоял на своем. Значит, в этом деле есть и моя вина. – Он подошел к карте. – Как бы подобное не случилось под Сталинградом.

Не случится, товарищ Сталин, хотя ситуация сложилась весьма тревожная, – ответил Жуков.

«Переживает вождь, город-то носит его имя», – подумал сейчас Георгий Константинович, трясясь в машине.

Наконец она въехала во двор штаба фронта и замерла. Жукова встретил начальник штаба генерал Соколовский.

Командующий фронтом вошел в свой кабинет, умылся с дороги холодной водой, и усталость как рукой сняло. Вытирая полотенцем лицо, в зеркале увидел, как появился адъютант.

– Что у тебя, дружище? – весело спросил Георгий Константинович.

– Вас приглашают к столу.

– Иду!..

«Вот теперь можно и прочесть письмо, присланное «лично товарищу Жукову», – решил Георгий Константинович, когда вернулся к себе, отобедав. Он лег на диван и надорвал конверт, из которого вынул листок. «Дорогой Георгий Константинович! – читал он про себя неторопливо. – Очень прошу Вас помочь мне уехать на Сталинградский фронт. Родом я из этого города, в нем сейчас находятся мои родители. А по профессии я танкист, есть у меня боевой опыт, так что буду уничтожать фашистских варваров, не щадя своей крови и самой жизни. Мое начальство мне отказало, осталась надежда на Вас. Вчера получил телеграмму от мамы, что во время бомбежки немецкой авиацией тракторного завода погиб мой отец. Погиб прямо у своего станка. В Гражданскую войну он оборонял Царицын. Теперь мне сам Бог велел отомстить фашистам за своего отца.

Прошу Вас, товарищ генерал армии, помогите.

Капитан Иван Бурлак, командир танкового батальона».

«Сухо и строго, без особых эмоций», – отметил про себя Жуков. Он перевернул листок на другую сторону и там прочел постскриптум. «Вы, наверное, удивитесь, отчего вдруг Вам написал некий капитан? Так вот я участвовал в боях на Халхин-Голе летом 1939 года в составе 11-й танковой бригады, командовал ею комбриг Яковлев. В бою с японцами в районе Баин-Цаган отличилась и наша бригада. В то время Вы командовали 57-м особым корпусом. Помню, как Вы вручали танкистам награды. Из Ваших рук я получил медаль «За боевые заслуги». Может, вспомните?.. Вы тогда даже спросили: “Отчего, лейтенант, у тебя зеленые глаза?” Они и вправду у меня зеленые».

Жуков отложил письмо в сторону. Невольно нахлынули воспоминания. На реке Халхин-Гол, где он командовал 57-м особым корпусом, который вскоре был развернут в 1-ю армейскую группу, он прошел боевое крещение, и люди не забыли его, один из них – танкист Иван Бурлак. Храбрый парень. Надо ему помочь…

С утра Жуков был в Ставке, а когда решил там все дела, заехал в Генштаб к Василевскому. Тот сидел за столом и что-то писал.

– Привет, дружище! – с ходу бросил Георгий Константинович. – Как съездил, точнее, слетал?

– Без происшествий, – улыбнулся Василевский. – Вот готовлю отчет верховному. Я тебе нужен?

– Как обстановка на Сталинградском фронте?

– Пока наши войска держат оборону. – И начальник Генштаба коротко посвятил Жукова в обстановку на Сталинградском направлении.

– Скоро там всем будет жарко. – Жуков протянул Александру Михайловичу письмо. – Прочти, пожалуйста, оно вернуло меня в тридцать девятый год…

Василевский читал про себя, а Жуков курил.

– Капитану следует помочь. – Василевский свернул листок.

– О том и речь, Саша. Я бы взял капитана к себе на Западный фронт, но он просит направить его на Сталинградский. – Жуков смял в пепельнице окурок. – Оно и понятно: капитан Бурлак родился и вырос в Сталинграде, там его родные… Так что дай, пожалуйста, команду своим подопечным, чтобы капитана срочно отправили в распоряжение штаба Сталинградского фронта. Полагаю, что танкисты генералу Гордову нужны.

– Я сейчас поручу это дело своему заместителю генералу Бокову, а позже вернем тебе письмо: все-таки память. – Василевский встал. – Ты куда сейчас? В штаб фронта?

– Да, там у меня в два часа дня совещание с комдивами. Если нужен буду – звони.

– Добро, Георгий. У верховного совещание по Сталинграду состоится, видимо, в пять вечера, так что увидимся. Ты же его главный советчик.

– Что-то вроде этого, – усмехнулся Георгий Константинович.

(26 августа 1942 года Государственный комитет обороны назначил генерала армии Г. К. Жукова заместителем Верховного главнокомандующего. – А.З.)

Капитан Бурлак лежал на верхней полке и читал книгу. Скорый поезд «Пермь – Сталинград» сбавил скорость, заскрипел тормозами и остановился на небольшой станции. Трое пассажиров – муж, жена и их семилетний сын, – пожелав капитану счастливого пути, сошли, и теперь он остался в купе один. Он слез с полки, надел китель и поспешил к выходу. Проводник – невысокого роста мужчина средних лет, с курчавой бородкой и серыми, чуть прищуренными глазами – стоял у вагона и курил. В это время подошла старушка с плетеной корзиной в руках и громко объявила:

– Кто желает горячей картошечки и соленых огурчиков? Недорого и вкусно.

– Дай мне, бабуся! – окликнул ее Бурлак. Он соскочил со ступенек вагона и достал из кармана деньги. – Сколько, бабуся?

– Порция три рубля, сынок. – На старушке была серая шерстяная кофта и белый халат, завязанный на спине. Она сняла с белой кастрюли крышку. В лицо пахнуло вареной картошкой, усыпанной мелко нарзанным укропом. Она положила в бумажный кулек несколько картофелин, достала из литровой банки пять огурцов и отдала все Бурлаку. – Ешь на здоровье, сынок, а на трешку я куплю себе халвы. Очень люблю ее…

Расплатившись, Бурлак поспешил в свой вагон. В дороге он проголодался и решил поесть. К нему подошел проводник.

– Что, небось скучно одному в купе? – Он достал из кармана кисет с махоркой, скрутил цигарку и закурил.

– Скучновато, – признался капитан. – Но и для веселья нет оснований – еду на фронт… Вот хочу перекусить. Желаешь составить мне компанию? Правда, надо бы выпить поначалу, но водки у меня нет, а в поезде ее не продают.

– Погоди, капитан, какая-то горючка у меня имеется, – спохватился проводник. – Я мигом. А хлеб-то у тебя есть? Нет? Какая же еда без хлеба!

Он собрался было идти, но Бурлак задержал его.

– Звать-то тебя как? – спросил он.

– Андрей. А тебя?

– Иван Лукич… Скажи, пожалуйста, мы на много опаздываем в Сталинград?

– Пока часа на два. Тут такое дело, капитан. В последнее время в Сталинград один за другим идут эшелоны с военными людьми да боевой техникой, а им, как ты знаешь, зеленая улица, то бишь дорога. Я вот недавно ездил в Москву, трое суток туда добирался, а все понапрасну.

– Почему?

Проводник ответил не сразу. На его потускневшем лице отразилась печаль.

– Понимаешь, мой старший братан Сергей в сорок первом погиб в бою в районе города Истра… – И Андрей поведал Ивану Лукичу о том, как это случилось. – А тут как раз поезд шел в Москву, и я поехал. На электричке из столицы добрался до Истры и до братской могилы, где похоронен и Сергей, положил цветы. А вот тех, кто был с братаном в том жестоком бою, нигде не нашел. Хотелось бы побольше узнать о Сергее, как он погиб.

– А я вот потерял отца, – грустно промолвил Иван Лукич и в свою очередь рассказал о своей беде.

Андрей почесал бородку.

– Ну ладно, я пойду, не то твоя картошка остынет.

«Значит, приедем в Сталинград с опозданием, – взгрустнул Бурлак. – Хорошо, что не дал маме телеграмму, чтобы встретила».

Пока проводник ходил в свое купе, поезд тронулся. На душе у Бурлака полегчало. Подумал, что, как только приедет в город, сразу же поспешит домой повидать мать Татьяну Акимовну, а уж потом пойдет к своей жене Кристине, которая живет у своей матери. Наверное, и мать, и жена соскучились по нему. От этой мысли в груди у него потеплело, словно туда упал солнечный лучик. Он все еще жалел, что, когда уезжал к месту службы в Хабаровск, жена не поехала с ним и он не стал ее уговаривать. «Ваня, ты же знаешь, что мне еще год учиться в институте, скоро надо будет сдавать летнюю сессию, – убеждала она, провожая его. – Как закончу учебу – сразу же приеду. Без тебя что мне делать в Сталинграде?..»

Сейчас он подумал, что весеннюю сессию Кристина, должно быть, сдала, но почему-то к нему не приехала. Могла бы написать, объяснить ситуацию, но и этого удовольствия ему не предоставила. Что же случилось?..

– Ну вот я и прибыл с «наркомовской», – нарушил его раздумья проводник. – На смену заступил напарник, так что теперь я могу не только поболеть с тобой о смысле жизни, но и выпить одну-две чарки.

Он поспешно достал из черной сумки полбуханки хлеба, кусок сала и луковицу, потом вынул бутылку водки и два стакана. Наполнил их и, усевшись в купе напротив капитана, кивнул ему:

– Давай глотнем за нашу встречу?

– Хороший тост, – одобрил Иван Лукич.

– Ты идешь на фронт, – продолжал Андрей, – так что бей фрицев, сколько есть сил, а сам живой оставайся. Семь футов тебе под килем, Иван, как говорят военные моряки! Их тут на Волжской военной флотилии немало, ребята что надо, не подведут!

Выпили и закусили. От хмельного Бурлак раскраснелся, ему стало весело. Теперь он наполнил стаканы.

– Я предлагаю помянуть твоего брата Сергея, – приглушенным голосом сказал капитан. – Он защищал нашу столицу и погиб героем. Пусть земля ему будет пухом!

– Видать, Иван Лукич, душа у тебя добрая, а сердце не черствое, коль предложил помянуть моего братана, – грустно промолвил Андрей. – Я так его любил, что и слов не хватит рассказать… Ладно, давай опрокинем, ну? Я знал, что служил он в 16-й армии Западного фронта, командовал ею генерал Рокоссовский, – слегка захмелев, продолжал Андрей. – Слыхал о таком генерале? А знаешь, кто командовал Западным фронтом под Москвой? – спросил он.

– Кто же? – нарочито серьезно задал вопрос Бурлак.

– Генерал армии Жуков! – воскликнул Андрей. – В «Правде» на первой полосе я видел его фото, а вот увидеть его наяву не довелось. А ты, случаем, не знаком с ним?

– На Халхин-Голе я сражался с япошками, а командовал нами Жуков.

– И как он?

– Как есть герой… Генерал армии, еще один шаг – и станет маршалом. Соображаешь, Андрюха?

– Понятное дело, высока фигура, и добраться к ней не каждому дано. Тебе повезло.

Поезд снова остановился и стоял на этот раз долго.

– Пойду узнаю, в чем дело, – сказал проводник и ушел.

Вернулся Андрей с плохой вестью: час тому назад немецкие самолеты бомбили Сталинград, взрывом бомбы разворотило путь, теперь чинят рельсы. Андрей сел на прежнее место в купе.

– Значит, едешь ты издалека? – спросил он.

– Из Хабаровска, – улыбнулся Иван Лукич. Но улыбка вмиг истаяла, словно ее и не было. – А сам я родом из Сталинграда. Там мама живет.

– Земляк! – воскликнул Андрей. Как показалось Бурлаку, он даже посветлел лицом. – Где мать-то живет?

– На Заречной, а ехать к ней надо мимо Мамаева кургана, – пояснил Иван Лукич.

– А я живу в Светлом Яре. – Андрей тяжело вздохнул. – Плохо сейчас в городе.

– Отчего вдруг? – не понял Бурлак.

– Ты что, земляк, с луны свалился? – упрекнул его Андрей. – Война огненным валом катится по нашей земле. Немецкие танки рвутся к Сталинграду. Поезд, которым мы едем из Перми, уже отменили, больше он туда не пойдет. Все, что есть в городе, военные взяли под охрану. Красная армия, к сожалению, отступает. Немцы захватили Харьков, теперь вот их войска двигаются на юг. А мы у них на пути, как кость в горле, Сталинград им позарез нужен. А вдруг гитлеровцы возьмут город, что тогда? Я даже боюсь подумать об этом.

Бурлак покосился на Андрея. Если бы тот в это время посмотрел ему в лицо, то увидел бы, как у него загорелись глаза, он весь напружинился, словно готовился к прыжку.

– Думаешь, фрицы возьмут Сталинград? – спросил он, сдерживая вдруг охватившее его волнение.

– Похоже, все идет к этому, – грустно качнул головой Андрей. – У них столько танков, сколько волосинок в моей бороде. Да и «юнкерсов» целые стаи, они все чаще и чаще бомбят город.

– Кем был твой брат Сергей? Командиром танка?

– Механик-водитель, – пояснил Андрей и глухо добавил: – Сгорел в танке. И зачем он пошел в танкисты?! – выругался он. – Танк – это же вроде стального гроба! – Он в упор взглянул на капитана. – А ты кто по профессии?

– Танкист. Раньше служил в Хабаровске, был командиром танкового батальона, теперь меня перевели на Сталинградский фронт. Вот и получается, что буду защищать не только свою Родину, но и свою семью.

– А что, разве есть такой фронт? – удивился Андрей. – Я что-то не слышал.

– Недавно создали: надо же Сталинград защищать! – После паузы Иван Лукич спросил: – А почему сам не в армии?

– Ты разве не заметил? – усмехнулся Андрей, почесав затылок. – Я малость хромаю на правую ногу. Понимаешь, какая неприятная история со мной приключилась. Служил свою действительную я на флоте, плавал на спасателе водолазом. Как-то работали мы у причала на Балтике, варили на глубине железные балки, и одна из них, обрушившись на меня, придавила ногу к камням. Я даже потерял сознание от боли. Подняли меня с глубины по-аварийному и посадили в барокамеру, потом отправили в госпиталь. Благо, что по колено мне ногу не отрезали. Врач попался знающий и вытащил меня с того света. Сделали мне операцию, и я лишился трех пальцев.

5

Поезд дал пронзительный гудок, тронулся, и люди в вагонах оживились.

– Кажется, поехали, Ванек! – повеселевшим голосом произнес проводник. – Сталинград тут недалеко, так что скоро будем на месте. Отдохну пару дней и снова в рейс, а вот куда меня пошлет начальство, еще не знаю. Может, в Пермь товарняк сопровождать, может, в Куйбышев. Да мне все равно, только бы дома не сидеть без дела. У Сергея остались жена и дочь Оксана. Она уже взрослая, и все же мне приходится ей помогать. Вот и сейчас купил ей в Перми свадебное платье…

– Она что, замуж выходит? – прервал его Бурлак.

– Пока нет, но когда-то будет выходить, а тут в сундуке готовый свадебный наряд. – Андрей заулыбался. – Все заработанные за рейс деньги отдал за это платье. Что делать! Ведь дочь родного брата. Как считаешь, прав я?

– Очень даже прав. Будь я на твоем месте, тоже так поступил бы. – Иван Лукич о чем-то подумал, потом взглянул на проводника: – Оксана что, живет у тебя?

– Да нет, у них на левом берегу Волги свой дом. Но у меня бывает часто. Она знает, что сегодня я возвращаюсь из рейса, и наверняка придет. Если еще не убежала…

– Куда? – не понял Бурлак.

– На фронт, куда же еще! – насмешливо произнес Андрей. – Не все мужики переносят этот самый фронт, а куда ей, девчонке? Увидит кровь людскую – и слезы ручьем хлынут из глаз… Нет, на фронт ей никак нельзя, слабая она характером, – подытожил он. – Да, жаль мне братана, мог бы еще пожить да вот не судьба…

– А что поделаешь, надо же нам Родину оборонять от лютого врага, – промолвил Иван Лукич.

– Я разве против? – заметно обиделся Андрей. – Но чтобы успешно бить врага, нужно иметь оружие и боевую технику. На минувшей неделе в моем вагоне ехал капитан, тоже воевал под Москвой. Рассказывал, как шли в бой на немецкие танки бойцы с винтовками, в одном бою весь батальон полег. А кто в этом виноват? Не я, Иван Лукич, и не ты, а наши вожди. Небось тоже до войны напевал: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим»? «Вершка» – усмехнулся проводник, – а фашисты уже дошли до Сталинграда и Ростова-на-Дону…

Помолчали, потом Бурлак сказал:

– А я никак не могу свыкнуться с мыслью, что потерял своего отца. Какая-то тяжесть на душе лежит.

– Сочувствую тебе, Иван, потеря большая, – проговорил Андрей и философски добавил: – Семья без отца, что дерево без корней. Да, а чего ты пошел в танкисты?

– Нравится мне эта профессия, – открыл свой «секрет» Иван Лукич. – Когда проходил действительную службу, был в роте запевалой. Песня про танкистов моя любимая. Помнишь? «Броня крепка, и танки наши быстры, и наши люди мужества полны…»

– Не скажи, Иван, твоя профессия весьма опасная, – возразил Андрей.

– Чудной ты парень, – улыбнулся Бурлак, – на войне везде опасно. Можно в танке сгореть, наскочить в поле на мину, а может и шальная пуля задеть. Тут не это главное, а то, какая тебе судьба выпала. Не зря в народе говорят: «От судьбы не уйдешь». Вот ты был водолазом на флоте это, пожалуй, самая опасная профессия. Но ты же спускался на глубину, делал все, что тебе поручалось?

По лицу проводника пробежала тень.

– Ты прав, капитан, от судьбы не уйдёшь. – и вновь он грустно произнес: – Жаль мне Сергея. Права была его дочь Оксана, когда сказала, что погибшего не воскресить, но память о нем должна жить в сердце. Говорит, что после войны поедет в Подмосковье, на Истру, и положит цветы на братскую могилу. Но когда это будет? Конца войны пока не видно. Что скажешь, Иван?

– То, что нам с тобой еще придется немало горьких дней пережить, пока Гитлер будет разбит, – серьезно ответил Бурлак.

Он посмотрел в окно. Ночь медленно начала таять на горизонте небо загорелось пунцовой зарей, было видно, что наступает рассвет. «Мама небось уже хлопочет по хозяйству, – подумал Иван Лукич. – Должно быть, обрадуется моему приезду. А вот чем занята моя Кристина – вопрос! Да и занята ли?..»

В шесть утра поезд прибыл в Сталинград. Бурлак оделся, подхватил свой чемодан и, глядя на проводника, сказал:

– Ну, земляк, будь счастлив, а я пойду.

Андрей сунул ему в карман клочок бумаги:

– Там мой адрес, если что – заходи в гости!

– Дорог на войне много, глядишь, еще увидимся.

Утро тихое и теплое. Легкий ветер дует с Волги, приятно освежает лицо, не то что в купе поезда, где стояла невыносимая жара. Несмотря на ранний час, на вокзале полно народа. Шум, гам, в глаза бросаются люди с сумками и чемоданами в руках. Особенно слышны голоса у билетных касс, там народу – яблоку негде упасть. Кто-то тронул Бурлака за руку. Обернулся – это девушка с заплаканными глазами.

– Товарищ капитан, я еду в Куйбышев к мужу, но никак не могу взять билет. Помогите, а?

– А почему не можете взять билет сами? – поинтересовался Бурлак.

– Вы что, не знаете? – удивилась девушка. – В городе началась эвакуация… Муж обещал приехать за мной, но дал телеграмму, чтобы я сама ехала. А билетов нет.

– Вам лучше обратиться к военному коменданту на вокзале, – посоветовал ей Бурлак. – Он поможет Вам уехать. Кстати, я иду к нему, так что пойдемте.

Дежурный комендатуры майор с нашивками авиатора спросил:

– Что у вас, капитан?

– Вот ей, – Бурлак кивнул на стоявшую рядом с ним девушку, – надо ехать к мужу в Куйбышев, а билетов на поезд нет. Помочь бы…

– Ваши документы, гражданочка, – повернулся к девушке майор. Она дала ему паспорт, он пробежал его глазами и вернул ей, заметив: – Приходите сюда через час, и билет вам будет. – Он перевел взгляд на Бурлака: – У вас есть еще ко мне вопросы?

– Скажите, где находится штаб Сталинградского фронта?

Майор насторожился:

– Подобных справок я не даю, вам надлежит обратиться в военную комендатуру города.

– Военная тайна? – усмехнулся капитан и вручил майору предписание о своем переводе на службу в штаб Сталинградского фронта. – А прибыл я с Дальневосточного фронта.

Майор просмотрел документ, кое-что уточнил:

– Предписание подписал генерал армии Апанасенко, так? Не он ли ранее служил в 1-й Конной армии Семена Буденного?

– Он, товарищ майор.

– Мой отец служил в его кавалерийской дивизии! улыбнулся майор. – Вы, капитан, служили у генерала армии Апанасенко, а я даже не видел его. Жаль!

Он вышел в соседнюю комнату, с кем-то переговорил по телефону, вернулся и сказал, что штаб Сталинградского фронта находится в центре города в штольне.

– Через час туда пойдет наша машина, она может подвезти, – предложил он.

Бурлак, однако, возразил:

– Спасибо, товарищ майор, но мне надо прежде зайти к матери на Заречную, оставить свои вещи, а уж потом я пойду в штаб.

– Решайте, как вам лучше, – буркнул майор, пожелав ему успехов в службе. – Да, – спохватился он, – на Заречную от вокзала ходит автобус, так что поспешите.

– Вот это мне подойдет! – И Бурлак направился к выходу, подумав: «Душевный майор, вот уж никак не ожидал».

Ехали недолго. Автобус остановился у хлебного магазина. Бурлак вышел из машины, подхватив чемодан. Июльское солнце уже припекало. Минуту-две он постоял, отдышался, уняв волнение. Вот она, Заречная, вся утопающая в цветах и зелени деревьев и садов. Бурлак торопливо шагал вдоль улицы по узкой дорожке, по которой не раз ходил, когда еще учился в школе. Все ближе дом, в котором он родился и вырос. Наверное, в такую рань мать еще никуда не ушла, да и калитка закрыта. Иван Лукич тихо толкнул ее и вошел во двор. По обе стороны дорожки, что бежала к крыльцу, росли белые и красные розы. Татьяна Акимовна очень любила их и старалась, чтобы они каждое лето украшали дом. А дом этот после Гражданской войны строили всей семьей. В то время отец работал в речном порту, принимал баржи и суда с лесом и разгружал их. Начальник порта за ударную работу бригады премировал его, а также по закупочной цене отпустил ему материалы и брус для строительства дома. Иван Лукич помнил, как он с родителями переезжал из саманной хаты в новое жилье. Тогда он учился в школе. Все ему было дорого в этом доме. У него была своя отдельная комната. Из окна он видел Волгу, величаво катившую к обрывистому берегу белопенные волны, он слышал грохот, и на душе у него становилось грустно, а отчего – он и сам не знал. На Волге на пляже он познакомился с Кристиной и через две недели женился на ней.

– Зря поторопился, сынок, – попрекнула его мать. – Ты же совсем не знаешь Кристину, кто она и чем дышит. Да и любит ли она тебя?» – «Любит, мама» – возразил Иван. «Любит, да? – На лице Татьяны Акимовны появилась насмешливая улыбка. – Тогда почему она не едет с тобой в Хабаровск, куда тебя направили служить?» Кажется, он рассердился. «Ты же знаешь, что Кристина учится в институте, не бросать же ей учебу! Я этого не хочу. А вот через год, когда получит диплом, она приедет ко мне. А пока она будет писать мне в Хабаровск, и я доволен, моя душа поет. Так что все у нас хорошо». – «Дай-то Бог!»

Татьяне Акимовне Кристина не нравилась, и она не скрывала это от сына. «Руки у нее белые, сынок, – как-то сказала она, впервые увидев девушку, и добавила: – К труду не приучена. А посмотри на мои руки: натруженные, все в прожилках». Иван засмеялся: «Тебе сколько лет, семьдесят? А ей нет и тридцати!»

«Надо мне сходить к Кристине на Красную улицу, где она живет с матерью, а уж потом поспешу в штаб фронта», – подумал сейчас Иван Лукич.

Он поднялся на крыльцо и постучал в дверь.

– Кто там? – раздался голос Татьяны Акимовны. У него замерло сердце.

– Это я, мама, Иван! – с трудом разжал он губы. Звякнул засов, и дверь распахнулась.

– Ванюша, ты ли, сынок?! – запричитала Татьяна Акимовна. Она обеими руками обхватила его за плечи, прижала к себе и стала целовать. – Как я рада, что ты приехал. А у нас тут тревожно, говорят, германец рвется в город. По ночам уже слышно, как ухают орудия, самолеты вражеские нас бомбят. А если начнутся и. даже не знаю, что мне делать. Может, уехать к Родной сестре в Саратов?

Она провела его в комнату. Запахло чабрецом и еще какой-то травой, кажется мятой.

– Ставь свой чемодан да садись к столу. Я как раз собралась завтракать.

– Ты что, одна живешь? – спросил Иван Лукич.

– Сейчас одна. – Татьяна Акимовна глубоко вздохнула. – Отца-то с нами уже нет, похоронили его. Германцы бомбили город, одна бомба упала на тракторный завод, и в сборочном цехе погибли люди, в том числе и наш отец. Врачи сделали ему перевязку, хотели положить в госпиталь, но он отказался. – Татьяна Акимовна передохнула, что-то вспоминая, и продолжила: – Полежал двое суток дома, хуже ему не стало, только в груди болело, говорил, будто камень кто-то положил. И все молчал. Утром я пошла в аптеку, купила лекарство, которое выписал врач, заскочила в молочный магазин за сметаной и скорее домой. Батя наш лежал на кровати и тихо стонал. Попросил дать ему попить. Я дала ему водички, и вскоре он уснул. Пока я варила борщ и жарила котлеты, он и слова не обронил. Окликнула его: мол, что дать поесть? Он молчит. Тогда я подошла к постели, а он уже не дышит. Такая ему смерть вышла. – Татьяна Акимовна снова вздохнула. – Завод помог похоронить его. Ну а тебе я сразу же послала телеграмму в Хабаровск…

– Давай сходим на его могилу? – предложил Иван Лукич, когда выслушал мать.

– Пойдем, сынок.

Она загасила печь. Он спросил:

– А что, моя Кристина все еще в больнице? Кстати, она была на похоронах отца?

Мать помолчала, потом проговорила:

– Да нет, уже выписалась. – Она взглянула на сына, но тут же отвела глаза в сторону. – У матери она живет. После того как весной ты уехал, она ко мне не приходила. На похороны отца она тоже не пришла. По правде сказать, сынок, я не в обиде, что она не пришла.

– Почему? – спросил Иван Лукич. – Ты что, поссорилась с ней?

– Боже упаси, как ты мог подумать такое? – Татьяна Акимовна, казалось, даже обиделась. – У нее, видать, сейчас своих забот по горло. Мать у нее часто хворает, тоже весной лежала в больнице…

«И все же, мама, ты что-то от меня скрываешь, – мысленно возразил Иван Лукич. – Но не беда, я сегодня буду у Кристины и все выясню».

– Кристина тебе в Хабаровск писала? – вдруг спросила мать.

– Нечасто, но писала, а в последнее время писем от нее почему-то не было. А ты к ней не ходила?

– Собиралась, но так и не пошла: то огородом занималась, то ходила в поликлинику, то сама чуток приболела. Отца нет, а без него у меня все из рук валится.

«Ты просто Кристину не любишь», – едва не сказал вслух Иван Лукич, однако сдержался, да и зачем ее волновать? Она и так немало пережила.

Он выпил чаю и начал собираться.

– Куда ты, Ванюша? – спросила мать. – К жене небось?

– Да нет, мама. – Он сурово сдвинул брови. – Пора нам на кладбище, отца проведать. Пойдем?..

На кладбище было тихо. На могиле отца – свежая земля, будто его похоронили вчера. Иван Лукич нагнулся, взял щепотку земли. Она была рыхлой и сухой. К деревянному кресту он положил красные розы.

«Ну вот мы и встретились с тобой, батя, – мысленно говорил он отцу. – Я тебя очень любил, и в то, что тебя нет с нами, не хочется верить. Ты хотел, чтобы я стал командиром Красной армии, и я стал им. Ты хотел, чтобы у нас с Кристиной родился сын. Жаль, что пока твою просьбу мы не выполнили. Но сын будет, батя, я тебе обещаю, и, когда он подрастет, я приведу его к твоей могиле и скажу: «Здесь покоится твой дедушка, герой войны!..» Ты знаешь, что после учебы я пожелал служить на Дальнем Востоке, где довелось сражаться с японцами на Халхин-Голе. Там я заслужил медаль, теперь вот добился, чтобы меня перевели на Сталинградский фронт. Буду сражаться за наш любимый Сталинград, батя, так велит мне долг. Я продолжу твое дело – ты же в Гражданскую сражался за Царицын?.. Прощай, батя. Пусть земля будет тебе пухом!..»

– Ванюша, – прервала его раздумья Татьяна Акимовна, – умер отец тихо, и я бы желала так умереть.

– Мама, что такое ты говоришь? – упрекнул ее Иван Лукич. – Тебе еще жить и жить.

– А ради чего мне жить, сынок? – усмехнулась она, поджав губы. – Внуков у меня нет. Вот разве что ради тебя… Но ты побудешь у меня и уедешь на фронт, и опять я останусь одна, как во поле березка. Одна у меня радость: по субботам хожу в церковь и ставлю свечку за твое здоровье.

Когда они вернулись домой и Татьяна Акимовна стала готовить обед, Иван Лукич сказал, что пообедает позже, а сейчас пойдет к жене.

– Как думаешь, она обрадуется моему приезду? – спросил он. – Может, ты, мама, составишь мне компанию?

– Нет уж, сынок, иди к ней один. – Спохватившись, Татьяна Акимовна добавила: – Ты с ней сам разбирайся, у меня нет времени ходить по гостям. Ты бы поел, Кристина вряд ли тебя накормит.

– А почему не накормит? – насторожился Иван Лукич. – Я ведь ей не чужой, а муж!

«Был мужем, ныне же у нее появился другой, – едва не сорвалось с губ Татьяны Акимовны. – Но мне лучше помолчать. Пусть она сама ему скажет, если совесть еще не потеряла…»

Иван Лукич между тем побрился и, глядя в зеркало, усмехнулся:

– Вот теперь я в форме, мать, можно идти к жене! – Он пригладил волосы.

Провожая его грустным взглядом, Татьяна Акимовна с горечью подумала: «Любит он ее, а она оказалась вертихвосткой…»