Текст книги "Зарево над Волгой"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Догадываюсь. – Жуков мягко и по-доброму улыбнулся.

После того как генерал закрыл за собой дверь, Сталин сел за стол и взглянул на Молотова.

– Вячеслав, ты сказал все правильно, но не учел главное. – За год войны наши генералы, в их числе и Конев, многому научились, многое освоили в арсенале борьбы с заклятым врагом, каким является фашизм. Об этом я сужу по себе. А ты к ним со своей старой меркой. Что, не согласен?

– Может, ты и прав, Иосиф, – грустно вздохнул Молотов. – Время покажет истину…

«Вот и попробуй поработать с такими упрямыми козлами, как Вячеслав, – усмехнулся в душе вождь. – Дипломат он стоящий, а в военном деле профан». Его раздумья прервал Поскребышев:

– Вам звонит из Сталинграда товарищ Малышев!

– Переключите на мой аппарат, – попросил Сталин.

10

Самолет приземлился на поле неподалеку от города Камышина на Волге. Как и говорил верховный, Жукова встретил начальник Генштаба Василевский. За эти Дни пребывания на юге Александр Михайлович заметно загорел и от этого казался Жукову старше свих лет. С его лица капал пот. День был жаркий, солнечный, хотя вся западная часть неба была закрыта серо-бурыми тучами. Казалось, они шли так низко, что цеплялись за верхушки деревьев. Похоже, надвигался дождь.

Жуков легко выпрыгнул из самолета.

– Ну что, Саша из села Новая Гольчиха, как ты тут живешь, не скучаешь по родным краям? – улыбнулся Георгий Константинович, пожимая ему руку.

Василевский тоже улыбнулся.

– Скучать, дружище, некогда, – признался он. – Здесь такая каша заварилась, что тяжко ее расхлебывать. Ты же знаешь, что на Сталинград Гитлер бросил свою лучшую армию, а ее командующего генерала Паулюса он боготворит.

– Мы этих пауков, Саша, раздавим, на нашей земле им не жить!

– Я же сказал тебе «генерал Паулюс», а ты мне про каких-то пауков говоришь, – засмеялся Василевский. – А ты, Георгий, молодец, память у тебя острая, как коса. Не забыл, где я родился и вырос. А вот я что– то запамятовал твое село.

Жуков хлопнул его по плечу:

– Нуда, забыл? Я тебе напомню: не село, а деревня…

– Стрелковка! – воскликнул Александр Михайлович. – Все же вспомнил… А теперь сядем в машину, и я коротко изложу тебе ситуацию, сложившуюся на сегодня на фронтах, да и в Сталинграде тоже…

И он ввел своего друга в курс дел.

– Кажется, тут и впрямь можно голову потерять, – промолвил Жуков, выслушав информацию коллеги. – Ну что же, поедем в штаб фронта. Кстати, генерал Гордов на месте?

Василевский ответил, что с утра Гордов был на передовых позициях, но, должно быть, уже вернулся. Однако в штабе, когда они туда прибыли, его не оказалось. Обстановку Жукову доложили начальник штаба фронта генерал Никишев и начальник оперативного отдела генерал Рухле. Выслушав их, Георгий Константинович спросил генерала Никишева:

– Вы сможете остановить врага в районе Сталинграда?

– Будем стараться, товарищ генерал армии, – по мнению Жукова, не совсем уверенно произнес начальник штаба фронта, а генерал Рухле добавил:

– Без резервов сделать это вряд ли удастся.

– Понятно, – обронил Жуков и подошел к столу, на котором стояли полевые телефоны. – Где здесь аппарат прямой связи со штабом 1-й гвардейской армии?

Дежурный по связи кивнул на черный аппарат. Жуков снял трубку и услышал громкий голос:

– Да! Кто звонит?

Голос показался знакомым, и Георгий Константинович спросил:

– Гордов? – И, услышав подтверждение, продолжал: – Жуков говорит, Василий Николаевич. Мы с Василевским едем к вам. Прошу быть на месте.

– Я собираюсь к командующему фронтами генералу Еременко, он вызвал меня в штаб, – пояснил Гордов.

– Прошу быть на месте! – жестко повторил Жуков, и в его голосе появились стальные ноты, знакомые Василевскому еще по работе с ним в Генштабе.

– Слушаюсь, товарищ генерал армии, – отозвался Гордов.

Машина свернула чуть в сторону от проселочной дороги, и они оказались во дворе КП 1-й гвардейской армии. Генерал Гордов уже знал о том, что Георгий Константинович назначен заместителем Верховного главнокомандующего, и встретил его рапортом. Жуков протянул ему руку:

– Ну, здравствуй, герой! Что, прижали вас тут немцы?

Лицо у Гордова вмиг стало пунцовым.

– Что поделаешь, у врага танки и самолеты в большом количестве. – И он развел руками. – Но мы сражаемся и пока свои огневые позиции удерживаем.

– Нам было бы легче бить врага, имей мы в достатке танки и самолеты, – добавил генерал Москаленко.

Жуков взглянул на Гордова.

– Нет, коллеги, так дело не пойдет! – суровым тоном сказал он. – Садитесь и говорите, чему вы рады, а чему нет. Но без танков и самолетов – попрошаек я не люблю… теперь же речь идет о другом: как нам задержать продвижение врага, будь на его стороне не только танки и самолеты, но хоть сам дьявол? Оба вы генералы, стало быть, вас учили воевать, и не зря вы носите брюки с красными лампасами. Чувствую, вы хорошо изучили своего противника, – продолжал Георгий Константинович, слегка повысив голос. – А это уже первый шаг к победе. Но что-то вы делаете не так, что-то у вас не получается. Давайте, коллеги, разберемся…

Долгий и откровенный разговор состоялся в штабе фронта. Жуков и Василевский указали на уязвимые места рубежей, где находились войска Сталинградского фронта, и заместитель комфронта генерал Гордов без обиды воспринял конкретные замечания, особенно обратив внимание на слова Жукова: «Войска не следует распылять – туда часть, в другое место часть, на все участки рубежа поровну».

– Это не приемлю, друзья. – Голос у Жукова стал мягче. – Где выбрал место нанесения главного удара – туда и двигай свои войска, то бишь главные силы. – Жуков водил по оперативной карте фронта острым карандашом. – Прорвал вражескую оборону – сразу бросай в прорыв маневренные войска, чтобы как можно дальше продвинуться вперед. Затем, не теряя времени, расширяй захваченный плацдарм. Я говорю простые истины и хочу, чтобы всегда их помнили. А теперь ответьте на такой вопрос: сумеете ли вы подготовить свои войска к нанесению контрудара, скажем, на 5 сентября?

– Давайте на 6-е, – попросил Гордов. – Для нас сутки очень важны.

– Добро! – согласился Жуков. – Об этом я сейчас доложу товарищу Сталину.

Он поднял трубку аппарата ВЧ. Сталин, выслушав своего заместителя, сказал, что возражений у него нет.

– Кстати, Василевский прилетел в Москву? – спросил он.

– Он будет у вас в Кремле 1 сентября, – ответил Жуков. – Мы тут с ним должны еще побывать у генерала Еременко и решить ряд вопросов по Сталинградскому фронту.

– Решайте, товарищ Жуков, но нанесение контрудара у вас стоит на первом месте!

Жуков и не подозревал, что наступление 1-й гвардейской армии в назначенное время сорвется, а оно, к его огорчению, сорвалось. Причина – не подвезли горючее, и к утру 2 сентября войска генерала Москаленко не вышли в исходные районы. Чья в этом вина? Ясное дело, командарма Москаленко, а его, как выяснилось, подвели тыловики. «Мало я дал командарму времени на подготовку, – признал в душе Георгий Константинович. – А Москаленко в свою очередь постеснялся попросить больше времени. Здесь есть и моя вина».

Командарм ждал, что скажет Жуков. А тот, покуривая, подошел к нему и спросил, едва ли не в упор глядя на него:

– Сколько вам еще потребуется времени? – В его голосе Кирилл Семенович уловил суровые ноты.

– Еще сутки, – разжал губы Москаленко.

Он почувствовал, как заныло сердце, – так бывало всегда, когда он остро что-то переживал.

– К пяти утра 3 сентября успеете?

– Так точно, тут уж я постараюсь, – заверил командарм.

Жуков здесь же по «бодо» доложил верховному, пояснив, что 24-я и 66-я армии начнут боевые действия 5 сентября.

– Сейчас идет детальная отработка задач всем командным составом, а также принимаем меры по материальному обеспечению операции, – добавил он.

Казалось бы, все было продумано, все сделано, и 1-я гвардейская армия на рассвете начала наступление. Противник встретил наши войска густым артогнем, потом бросил на них танки, с воздуха их прикрывали до ста «юнкерсов». Войска передовой линии продвинулись вперед в направлении Сталинграда на 5–7 километров и вынуждены были перейти к обороне. Жуков находился на КП армии и наблюдал за сражением. Рядом в комнате связи расположился командарм Москаленко, он то и дело связывался по телефону с комдивами и отдавал распоряжения.

– Не получилось у нас, Кирилл Семенович, – вздохнул Георгий Константинович. – Немцы накопили немало сил, а у нас этих самых сил втрое меньше.

– Беда одна, товарищ генерал армии, у меня почти не осталось танков и орудий, – грустно промолвил Москаленко.

– Надлежит готовить новый удар – так и доложу верховному.

Жуков присел к столу и быстро набросал текст радиограммы в Ставку, указав, что «контратака принесла лишь частичный успех». Он отдал листок дежурному по связи:

– Срочно передать в Ставку!

Он знал, что Сталин непременно даст ему ответ, но тот неожиданно вышел на связь по ВЧ.

– Значит, добились частичного успеха? – глухим голосом спросил он.

– Мы уже готовим новый удар, и я уверен, что на этот раз у нас получится, – произнес Георгий Константинович.

– Готовьте, – изрек верховный.

Жуков был приятно удивлен, что верховный в этот раз не бросил ему упрека. Но оказалось, что он ошибся. 3 сентября он получил за подписью верховного жесткую телеграмму, от прочтения которой у него едва не захватило дух. Верховный писал, что положение со Сталинградом ухудшилось, противник находится в трех верстах от города. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск тотчас же не окажет помощь. «Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь к сталинградцам, – телеграфировал верховный. – Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации осталось очень мало».

Прочитав депешу, Георгий Константинович невольно подумал, откуда верховный узнал о том, что случилось вчера, ведь он не докладывал ему подробности? Наверное, ему звонил генерал Еременко. Но Жуков не относился к тем, кто боялся окриков верховного, с ним он всегда был предельно прям, ничего не скрывал, но умел за себя постоять и не давал в обиду других, если они не были в чем-то виновны. Сейчас Георгий Константинович прочел еще раз депешу и позвонил Сталину. Он заявил, что готов отдать армиям приказ начать наступление, но войска израсходовали боезапас и им надо запастись, а это произойдет лишь не раньше вечера 4 сентября. К тому же важно установить взаимодействие частей с танками, артиллерией и авиацией – без них вряд ли будет успех.

– Думаете, что противник станет ждать, пока вы раскачаетесь? – раздраженно проговорил Сталин. – Еременко утверждает, что противник может взять Сталинград при первом же нажиме, если вы немедленно не ударите с севера.

– Я не разделяю эту точку зрения, – жестко возразил Жуков. – Прошу разрешения начать наступление 5 сентября, как было намечено ранее. Что касается авиации, то я сейчас отдам приказ бомбить врага всеми силами.

Верховный с ним согласился, но предупредил: если противник начнет общее наступление на город, следует немедленно атаковать его, не дожидаясь окончательной подготовки войск.

– Ваша главная задача, товарищ Жуков, отвлечь внимание немцев от Сталинграда, – неторопливо, но твердо произнес верховный, – и, если удастся, ликвидировать немецкий коридор, разделяющий Сталинградский и Юго-Восточный фронты.

Жуков так устал за день, что, выпив чаю, прилег отдохнуть, наказав командарму Москаленко сразу же разбудить его, если противник начнет боевые действия. Он лежал на жестком деревянном топчане в небольшой комнате и никак не мог уснуть. Щербатая луна заглядывала в окно, а когда туча накрывала ее, в комнате становилось темно. Почему-то Георгий Константинович вспомнил разговор с Василевским, когда улетал в Ставку. «Смотри за Гордовым, как бы он не подвел нас, – предупреждал Александр Михайлович. – Оперативная подготовка у него хорошая, но то, что его понизили в должности, назначив заместителем командующего по Сталинградскому фронту, он воспринял с обидой. А когда у человека в душе кипит, жди от него промаха. К тому же на него стал покрикивать генерал Еременко, коему Ставка подчинила два фронта». На это Жуков ответил: «Не переживай, Александр Михайлович, я уже переговорил с Еременко, кое-что высказал и Гордову, и он заверил меня, что не подведет нас».

Незаметно наступил рассвет, и по всему фронту 24-й, 1-й гвардейской и 66-й армий началась артиллерийская подготовка. Жуков встал рано и уже наблюдал за началом операции с КП 1-й гвардейской армии. Рядом с ним стоял командарм Москаленко и давал ему некоторые пояснения.

– Плотность нашего огня небольшая, и толку от него мало, – сердито произнес Жуков.

– После залпового огня «катюш» гитлеровцам не поздоровится, – заверил его генерал Москаленко.

Но чуда не произошло – наши войска продвинулись вперед на два – четыре километра, что, естественно, разочаровало Георгия Константиновича. И когда вечером ему позвонил Сталин, чтобы узнать, как идут дела, он со свойственной ему прямотой заявил, что к северу от Сталинграда немцы ввели в бой свежие войска, переброшенные из района Гумрака, и наше наступление застопорилось. Сталин, однако, ответил, что надо продолжать контратаки, строго предупредив своего заместителя о его главной задаче – «оттянуть от Сталинграда как можно больше вражеских сил».

Но как Жуков ни старался, прорвать боевые порядки противника или ликвидировать его коридор наличными силами он не смог. В таком же духе высказались генералы Гордов, Москаленко, Малиновский и Козлов.

– Нам нужны резервы – так и доложу верховному, – заверил командармов Жуков.

Он вышел на связь со Ставкой, но едва стал объяснять Сталину причину неудач на фронте, как тот прервал его:

– Возвращайтесь в Москву, и мы все обговорим.

Верховный с нетерпением ожидал Жукова. В Ставку он вызвал и Василевского, но, когда Георгий Константинович прибыл в Кремль, в упор задал ему вопрос, что нужно Сталинградскому фронту, чтобы ликвидировать коридор противника и соединиться с Юго-Восточным фронтом. Жуков начал перечислять: одну общевойсковую армию, танковый корпус, три танковые бригады и не менее 400 гаубичных орудий.

– Это минимум, товарищ Сталин, – подал голос Василевский.

Сталин молча достал свою карту с расположением резервов и начал ее рассматривать, а Жуков и Василевский отошли в сторону и заговорили о том, что следует искать иное решение проблемы.

– А какое «иное» решение? – услышав их разговор, спросил верховный. И, не дождавшись ответа, добавил: – Вот что: идите в Генштаб и подумайте хорошенько, что надо предпринять в районе Сталинграда, какие и откуда взять войска для усиления сталинградской группировки, а заодно подумайте и о Кавказском фронте. Завтра к девяти вечера соберемся здесь.

«Все внимание мы с Александром Михайловичем сосредоточили на возможности осуществления операции крупного масштаба, – отмечал Жуков, – с тем чтобы не расходовать подготовляемые и уже готовые резервы на частные операции… Перебрав все возможные варианты, мы решили предложить И. В. Сталину следующий план действий: первое – активной обороной продолжать изматывать противника; второе – приступить к подготовке контрнаступления, чтобы нанести противнику в районе Сталинграда такой удар, который резко изменил бы стратегическую обстановку на юге страны в нашу пользу».

Как и распорядился верховный, вечером Жуков и Василевский прибыли в Кремль и доложили Сталину свои выкладки. Предварительный план контрнаступления в районе Сталинграда заинтересовал верховного. А вот создание нового фронта в районе Серафимовича, который пометил на карте Василевский, его насторожило.

– Хватит ли у нас сил для такой большой операции? – спросил он.

– Хватит, – ответил Жуков. – Через полтора месяца все необходимые средства и силы будут готовы. Кроме всего прочего у нас есть еще один важный козырь… – Он не договорил, и Сталин спросил:

– Козырь? И какой же?

Жуков сказал, что в районе Волги и Дона у немцев очень мало войск в оперативном резерве – 6 дивизий, они разбросаны на широком фронте и собрать их в кулак в короткое время невозможно. Наиболее боеспособны 6-я армия генерала Паулюса и 4-я танковая армия генерала Гота, подчеркнул Георгий Константинович, но эти две армии понесли большие потери и не могут успешно завершить свои действия по захвату Сталинграда.

– По нашему плану операция делится на два этапа, – теперь заговорил Василевский. – Первый – окружение сталинградской группировки войск и создание прочного внешнего фронта с целью изоляции этой группировки от внешних сил; второй – уничтожение окруженного врага и не дать возможности вермахту осуществить деблокировку окруженных войск.

Выслушав обоих, Сталин сказал:

– Над этим планом надо еще подумать и подсчитать наши ресурсы. А сейчас главная задача – удержать Сталинград и не допустить продвижения противника в сторону Камышина.

Казалось, все было ясно и нужно действовать. Но в это время Верховному главнокомандующему позвонил по ВЧ генерал Еременко. Глядя на Сталина, Жуков понял: Еременко докладывал весьма неприятные новости – это было видно по тому, как, слушая его, Сталин нервно двигал бровями, сжимал и разжимал губы. Наконец, закончив разговор, он произнес:

– Еременко сообщил, что немцы подтягивают к городу танковые части. Завтра надо ждать нового удара. – Верховный взглянул на Василевского. – Дайте сейчас же указание о немедленной переброске через Волгу 13-й гвардейской дивизии генерала Родимцева и посмотрите, что еще можно направить туда завтра. – Сталин подошел к Жукову. – Теперь что надлежит сделать вам. Позвоните Гордову и Голованову, чтобы они незамедлительно вводили в дело авиацию. Пусть Гордов атакует с утра, чтобы сковать противника. А сами вылетайте обратно в войска Сталинградского фронта и приступайте к изучению обстановки в районе Клетской и Серафимовича. – Он перевел взгляд на Василевского: – Вам через несколько дней надо вылететь на Юго-Восточный фронт для изучения обстановки на его левом крыле. Разговор о плане продолжим позже. То, что мы здесь обсуждали, кроме нас троих, пока никто не должен знать. У вас есть вопросы? Нет? Тогда оба свободны.

Через час Жуков вылетел в штаб Сталинградского фронта.

Генерал Чуйков находился в Бекетовке, когда член Военного совета Хрущев вызвал его на Военный совет фронта в деревню Ямы на левом берегу Волги. Вызов был срочный, и поначалу заместитель командующего войсками 64-й армии растерялся. Кому он вдруг понадобился и по какому вопросу? Перед отъездом Чуйков зашел к командарму генералу Шумилову. Тот вместе с начальником штаба генералом Ласкиным корпел над оперативной картой фронта.

– Что случилось, Василий Иванович, почему еще не убыли в штаб фронта? – спросил командарм, глядя на своего заместителя строгими глазами.

По натуре Шумилов был прост, за словом в карман не лез, знал, что и кому говорить, и это притягивало к нему людей, в том числе и Чуйкова.

– Михаил Степанович, я уже собрался в дорогу, но душа болит: зачем меня вызывают? – У него отчего– то зарумянились полные щеки. – Может, вы скажете? – И он шутливо добавил: – Если хотят с меня снять стружку за какой-либо грех, командующий фронтом мог бы и по телефону отчитать. Зачем же зря время терять?

Шумилов явно желал рассеять подозрения своего заместителя, но не знал, с чего начать.

– Я сам удивлен твоим вызовом, Василий Иванович; – пожал плечами командарм. – Мне даже никто не звонил. Вот ему, – Шумилов кивнул на генерала Ласкина, – позвонил член Военного совета Хрущев и коротко изрек: «Чуйкову срочно прибыть на Военный совет!»

– Все в точности так и было, – подтвердил Ласкин. – Однако чутье мне подсказывает, что вас приглашают, видимо, по серьезному делу…

– Тогда почему только меня, а не командарма? – прервал его Чуйков.

– Логично, – усмехнулся Ласкин. – Наверняка дело касается лично вас.

– Ну что ж, поеду, если что – позвоню вам оттуда, – разочарованно произнес Чуйков и поспешил на выход.

На переправе в это время народу – не протолкнуться. Военные, беженцы с узлами в руках, раненые и медсестры – все спешили переправиться на другой берег Волги. Паром работал с перерывами, но Чуйкову удалось на «газике» съехать на него и вскоре оказаться на другой стороне города. В полночь 11 сентября добрались до штаба фронта, а утром он предстал перед командующим Еременко и членом Военного совета Хрущевым.

– Каковы дела в вашей армии, Василий Иванович? – спросил Еременко. – Какой настрой у бойцов и командиров? – Командующий слегка улыбнулся, но тут же посуровел.

– Настрой у бойцов и командиров один: ни шагу назад, бить фашистов, пока руки держат орудие! – твердо выговорил Чуйков. – За полтора месяца боев я пришел к выводу, что лучший прием борьбы с гитлеровцами – ближний бой. И днем и ночью мы его применяем. А для начала важно как можно ближе подойти к противнику, чтобы его «юнкерсы» не смогли бомбить наш передний край или переднюю траншею. Особенный эффект дает ближний бой в городе, где порой пушку негде развернуть, не то что танк. На себе испытал эту форму боя и теперь учу других. Немцы решили любой ценой захватить Сталинград, но разве мы можем отдать врагу этот город? – Он сделал паузу. – Разумеется, никак не можем, товарищ командующий. Будем стоять насмерть!

– А вот командарм 62-й генерал Лопатин считает, что его армия город не удержит, – заметил Еременко.

– Скажи мне об этом кто-либо другой, а не вы, товарищ командующий, я бы не поверил, – улыбнулся Чуйков. – Лопатина я знаю давно, человек он энергичный, боевой, опыта у него дай бог сколько…

– А может, это хорошо, что человек сказал правду? – прервал Еременко Чуйкова. – Зачем взваливать на свои плечи тяжкий груз, если у тебя нет сил нести его?

– Логично, товарищ командующий, – согласился Чуйков.

А Хрущев добавил:

– Похоже, Антон Иванович не верит в свои силы, а это уже позиция пораженца, и одобрить ее Военный совет фронта не может!

Чуйков держался настороженно и напрямую защищать генерала Лопатина не стал. Мало ли чего наговорил тот в беседе с командующим фронтом! Хотел было высказать эту свою мысль, но Еременко опередил его. Он встал со стула и, взяв палочку, прошелся вдоль стола, слегка прихрамывая на одну ногу. Остановился рядом с Чуйковым.

– Решено назначить вас командующим 62-й армией, – произнес он. – Как вы, товарищ Чуйков, понимаете свою задачу?

«Я не ожидал, что мне придется отвечать на такой вопрос, – позднее отмечал Чуйков, – но и раздумывать долго не приходилось: все было ясно, понятно сало собой. И тут же ответил:

– Город мы отдать врагу не можем, он нам, всему советскому народу, очень дорог; сдача его подорвала бы моральный дух народа. Будут приняты все меры, чтобы город не сдать. Сейчас ничего еще не прошу, но, изучив обстановку в городе, я обращусь к Военному совету с просьбой о помощи и прошу тогда помочь мне. Я приму все меры к удержанию города и клянусь, оттуда не уйду. Мы отстоим город или там все погибнем.

Командующий и член Военного совета сказали, что задачу я понимаю правильно. Мы распрощались. Хотелось поскорее остаться одному, чтобы подумать, не переоценил ли себя, свои силы, чтобы со всей остротой почувствовать тяжесть ответственности, которая на меня возлагалась. Задача была трудная, так как противник был уже на окраинах города».

Самоходная баржа, похожая на огромный утюг, подошла к причалу и ошвартовалась. К ней со всех сторон устремились люди. Капитан Бурлак шагнул на деревянный трап, спущенный с баржи, но его остановил комендант переправы капитан-артиллерист.

– Вы куда, товарищ капитан? – сурово спросил он.

– На левый берег, в штаб танковой бригады, а через час-полтора мне надо вернуться в город. Вот мои документы…

– Вас понял. – Комендант вернул документы. – Подниметесь на баржу после того, как на нее посадят всех раненых. Их нужно доставить в госпиталь. А пока отойдите в сторонку, санитары уже несут раненых.

«Как бы не опоздать на тракторный завод, – забеспокоился Бурлак. – Уйдет директор, а без него мне не Дадут даже простую гайку, не то что танк».

Прошел месяц с тех пор, как Бурлак прибыл на Сталинградский фронт. Его определили в танковую бригаду полковника Румянцева. Этот сибиряк, бывалый танкист, хорошо проявил себя в боях с белофиннами. Теперь его бригаду бросили под Сталинград, и сражается она выше всяких похвал, хотя и несет потери. Бурлак был доволен тем, что экипажи его танкового батальона хорошо воюют с врагом. На их счету 27 немецких танков, потери танкового батальона – 7 машин.

Последний бой тяжело дался капитану Бурлаку. Сражение проходило в пересеченной неглубокими оврагами местности у берега Волги, в его командирский танк угодил снаряд и разорвал гусеницу. Танк завертелся, как подстреленная птица, затем совсем замер, представляя собой отличную мишень для фашистов. В шлемофоне он услышал тревожный голос командира бригады:

– Бурлак, чего стоишь? Справа на тебя идет в атаку немец – разворачивай башню и бей по нему в упор! Ты слышишь? Как понял, прием!

– Товарищ первый, моя машина повреждена, она лишилась хода, но буду отбиваться! – произнес Иван Лукич в микрофон.

Наводчик мигом развернул башню и первым же снарядом поджег вражеский танк. Шедший за ним второй танк повернул обратно. Воспользовавшись паузой в бою, Иван Лукич пересел в другой танк и продолжал преследовать врага. У крутого обрыва он нагнал вражескую машину и с ходу ударил по ней двумя снарядами. Танк вспыхнул, повалил черный, как деготь, дым. Из танка стали выскакивать на землю немцы. Очередной выстрел из орудия поразил всех четырех членов экипажа.

«Кажется, я вышел из сложной ситуации, а мог бы погибнуть», – подумал Бурлак. Эта мысль даже сейчас ожгла его.

Между тем погрузили всех раненых, и врач сказал коменданту переправы, что можно отдать швартовы [7]7
  Швартов – трос или цепь для привязывания судна к причальным приспособлениям; отдать швартовы – отвязать судно от причала.


[Закрыть]. Капитан окликнул Бурлака:

– Танкист, садись, а то баржа уходит!