Текст книги "Зарево над Волгой"

Автор книги: Александр Золототрубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

2

Органам разведки Генерального штаба, добывавшим сведения о противнике, стало известно, что за несколько дней до вероломного нападения фашистской Германии на Советский Союз Геринг утвердил документ с зашифрованным названием «Зеленая папка», в котором, в частности, говорилось: «Необходимо принять все меры к немедленному использованию оккупированных областей в интересах Германии. Получить для Германии как можно больше продовольствия и нефти – такова главная экономическая цель кампании». Вермахт стремился в первую очередь захватить нефтяные промыслы Кавказа и Закавказья. Вот почему, потерпев сокрушительное поражение под Москвой в декабре 1941 года, Гитлер бросил максимум войск к Волге и на Кавказ, чтобы завладеть нефтепромыслами Грозного, а затем и Баку. В июле 1942 года гитлеровские армии вышли к нижнему Дону. Сталин, как никто другой, был этим встревожен.

Поздно вечером он позвонил в Наркомат нефтяной промышленности, уполномоченному Государственного комитета обороны заместителю наркома Н. К. Байбакову. Ему ответил дежурный наркомата.

– Сталин говорит, – глухо выдохнул в трубку «кремлевки» вождь. – Байбаков улетел в Краснодар? Нет? А где он? У товарища Микояна на совещании, а когда вернется к себе? Минут через десять? Срочно пошлите его ко мне! – распорядился Сталин.

Уполномоченный ГКО по обеспечению фронтов горючим Байбаков прибыл, едва вождь выпил чаю. Он был молод, энергичен, казалось, в его сильных руках все горело, и это импонировало Сталину.

– Когда вы летите в Краснодар? – спросил 0н. – Немцы уже захватили Ростов, а оттуда до столицы Кубани рукой подать. Как бы вам, товарищ Байбаков, не опоздать… там ведь не одна и не две скважины, успеете все их взорвать?

– Мы это сделаем быстро и четко, – заверил верховного Байбаков. – Хотя такая работа весьма опасна, а тут еще на пятки наступает враг.

– На Сталинградском фронте бойцам и командирам не легче, – хмуро бросил Сталин.

Он подошел к Байбакову ближе, посмотрел на него тяжелым взглядом, его лицо осунулось, сделалось серым, как базальт.

«Ему сейчас, наверное, очень трудно, – мелькнуло у Николая Константиновича. – На южном направлении Красная армия тоже отступает, войска несут большие потери…»

Какое-то время Сталин молчал. Потом, глядя на Байбакова, заговорил неторопливо, жестко, словно отдавал приказ. Каждое его слово запомнилось Байбакову на всю жизнь.

«Товарищ Байбаков, Гитлер рвется на Кавказ, – вспоминал он впоследствии. – Он объявил, что если не захватит нефть Кавказа, то проиграет войну. Нужно сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам. Имейте в виду, если это случится, то будет очень плохо для нас. Поэтому я вас предупреждаю: если вы оставите хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем. Но если вы уничтожите промыслы, а немец не придет и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем.

Набравшись смелости, я просил:

– Товарищ Сталин, а какая альтернатива?

– Вы, молодой человек… У вас есть? – Сталин при этом показал пальцем на висок. – Летите туда с Буденным и решайте эти вопросы на месте». (Маршал С. М. Буденный в то время командовал Северо-Кавказским фронтом. – А.З.)

Байбаков, естественно, не без тревоги за себя и своих людей воспринял сердцем требование вождя, хотя ничуть не сомневался в том, что успешно доберется до Краснодара и сделает все так, как потребовал Сталин. Знал он и о том, что, случись неладное, и на него обрушится гнев вождя.

В Армавире находился штаб Северо-Кавказского фронта, и, когда немцы стали приближаться к Краснодару, настало время взрывать нефтепромыслы. Но на это должен был отдать приказ штаб фронта. Байбаков на самолете У-2 отправился в Армавир к маршалу Буденному. Пролетая над Армавиром, он увидел на аэродроме немецкие танкетки, а летчик в это время шел на посадку.

– Что ты делаешь? – закричал Байбаков, не слыша своего голоса от рева мотора. – Поднимайся! Немцы!..

– Нет! – Пилот обернулся, покачал головой. – Это наши!

Но Байбаков прекрасно видел в бинокль белые кресты на боковинах танкеток. Он выхватил наган и приставил его к затылку летчика.

– Ах, мать честная! – закричал Байбаков во весь голос. – Если сядешь – застрелю!

Пилот струсил и, набрав высоту, взял курс на Краснодар.

– Что же ты делал, сукин сын? – спросил летчика Байбаков, едва самолет приземлился на аэродроме.

– Моя жена и дочь в Армавире, – признался летчик.

Его хотели тут же расстрелять, но вмешался заместитель наркома Байбаков, и пилота отправили на фронт, в штрафной батальон.

Добавим, что на промыслах Кранодарского края специалисты-нефтяники разработали такую технологию ликвидации нефтяных скважин, которая полностью себя оправдала. Почти полгода немецкой оккупации Кубани гитлеровцы не смогли восстановить ни одной скважины! Когда заместитель Председателя СНК СССР Анастас Микоян сообщил об этом Сталину сразу после изгнания немецко-фашистских захватчиков с Северного Кавказа весной 1943 года, верховный усмехнулся.

– А кто инструктировал товарища Байбакова? – спросил он.

– Ты, Иосиф, – улыбнулся Микоян. – Правда, и я приложил руку к этому. Самую малость…

Немцы как ошалелые рвались к Сталинграду. 17 июля они атаковали передовые позиции войск 62-й и 64-й армий. Всю неделю шли ожесточенные бои на рубеже рек Чир и Цимла, но задержать продвижение вражеских войск не удалось. Теперь нашему командованию стал до мелочей ясен замысел врага. Для захвата Сталинграда вермахт создал две ударные группировки из состава 6-й армии генерала танковых войск Паулюса: Северную из 14-го танкового и 8-го армейского корпусов, чье наступление велось из района Головский вдоль правого берега Дона в направлении на Верхне-Бузиновку и Мало-Набатовский с целью взятия города Калач; Южную, в которую вошли 51-й армейский и 24-й танковый корпуса. Двигаясь из района Обливской и Верхне-Алексеевской, немцы наметили смять нашу оборону южнее Суровикина и через Старо-Максимовскую выйти к Калачу с юга. К наступлению на Сталинград немцы подготовили и третью группировку – две пехотные дивизии, одну танковую из 4-й танковой армии и четыре румынские пехотные дивизии. У них была задача форсировать Дон и, захватив небольшой плацдарм, ринуться на город с юга и запада вдоль железной дороги Котельниково – Сталинград…

Глядя на оперативную карту, заместителю командующего войсками 64-й армии генералу Чуйкову было о чем поразмыслить. Невольно он подумал, что если после временного затишья немцы вновь начнут атаку и нанесут удар по позициям двух армий – 62-й и 64-й, бойцам и командирам придется туго. Кольнула мысль: у врага втрое больше сил и наши войска вряд ли устоят.

«Надо бы переговорить с генералом Колпакчи, что он мозгует на этот счет», – решил Чуйков. Штаб 62-й армии находился на левом берегу Дона, в хуторе Камыши, и связь с ним была устойчивой. На другом конце провода Чуйкову ответил дивизионный комиссар Гуров.

– Кузьма Акимович, говорит замкомандарма 64-й. Где там твой шеф?

– Рядом, Василий Иванович, передаю ему трубку.

– Привет, сосед! – звонко отозвался Колпакчи. – Что тебя волнует?

– Ты, наверное, готов снова принять бой, а вот я колдую, – весело ответил Чуйков. – Понимаешь, оборону мы с тобой готовили второпях, и я боюсь, как бы мои ребята не подкачали. Что скажешь, коллега?

– А ты полагаешь, что я тут песни пою? – послышался задорный смех командарма в телефонной трубке. – Не знаю, за что хвататься. Только что вернулся с передовой. Бойцы и командиры настроены сражаться решительно и дерзко. Но ты же понимаешь, что этого для полного успеха недостаточно. У нас с тобой, Василий Иванович, крайне мало танков – вот в чем беда. На вражеский танк с автоматом или винтовкой не пойдешь. Толка никакого, разве что кровь свою выпустишь. А поразить фрица бутылкой с горючкой, чтобы факелом вспыхнул танк, не каждый боец сможет. А задача у нас с тобой, Чуйков, одна: не дать врагу форсировать реку, чтобы он кратчайшим путем не ворвался в Сталинград! Кстати, где твой командарм? Мне надо с ним кое-что обговорить.

– Генерал Гордов по вызову Ставки улетел в Москву, а когда вернется, не знаю, Владимир Яковлевич. Потому-то и собрался съездить к вам на переговоры. Мы же соседи, наши боевые позиции рядом.

– Приезжай, Василий Иванович, – радостно отозвалась трубка.

Чуйков, однако, убыть в штаб 62-й армии не успел – из Москвы вернулся генерал Гордов. Он торопко вошел в штаб, бросил на край стола свою фуражку, налил из бачка кружку холодной воды и залпом выпил. Отдышался легко и весело, вскинул глаза на Чуйкова:

– Можешь меня поздравить, Василий Иванович! – Широкоскулое лицо Гордова расплылось в улыбке. – Ставка назначила меня командующим Сталинградским фронтом, – натужно выдохнул он и тяжело оперся на спинку стула. – Понимаешь, волнуюсь я… Теперь под моим началом будет не одна армия, а несколько. Может, и голова кругом пойти.

– А можно и потерять голову, – поддакнул Чуйков. – Тут палка о двух концах. До вас фронтом лишь две недели командовал маршал Тимошенко – вот и получается, что голову потерял, за что, видно, Ставка его освободила.

Гордов усмехнулся.

– Мне неведомо, почему Семена Константиновича заменили мною, – промолвил комфронт. – Я об этом не спрашивал. А вот о том, что все свои силы отдам фронту, товарища Сталина я заверил, когда он со мной беседовал. Тут уж, сам понимаешь, не ударить бы в грязь лицом! Ты-то мне, Василий Иванович, будешь помогать? У тебя опыта боевого дай бог, тебя фронтовая жизнь не сломает… – Гордов какое-то время помолчал, словно о чем-то размышлял. – А если говорить о маршале Тимошенко, то, видимо, верховный не простил ему поражение под Харьковом…

Уезжал в штаб фронта Гордов утром, когда над степью сияло темно-голубое небо без единой тучки, а солнце уже припекало живительными лучами. Перед тем как сесть в «газик», он простился с работниками штаба армии. Сдав дела Чуйкову, тепло пожал ему руку.

– Хочу видеть тебя героем на фронте! – весело произнес Гордов, закуривая. – Наши пути-дороги, Василий Иванович, еще не раз пересекутся!

– Дай-то бог, – холодно отозвался Чуйков. – Скажите, а кто теперь возглавит 64-ю армию?

– Я не в курсе, Василий Иванович, это решат в Генштабе. – Гордов загасил папиросу. – Наверное, тебя и назначат. Ты хорошо знаешь войска, и люди тебя понимают. Так что не переживайте, коллега, ваша кандидатура вполне приемлема! – уже официально закончил он.

– А что мне переживать? – В груди у Чуйкова потяжелело, он посуровел лицом. – У меня, как вы, должно быть, убедились, нет карьеристских замашек. В своих помыслах я прям, как та береза…

– Скромность – это хорошо, – парировал Гордов. – Но росту крыльев она помеха… Мне всегда хочется иметь больше, чем то, что дают.

– Мне легче дышится, когда я обхожусь тем, что имею, – не смолчал Чуйков.

Генерал Гордов, приняв дела фронта, с головой окунулся в работу. Еще некоторое время назад он и не предполагал, что немцы начнут широкомасштабное наступление, дерзко и большими силами атакуют нашу оборону, и теперь мучительно размышлял над оперативной картой, где и какие позиции надо укрепить. Наконец он резко вскинулся и посмотрел на сидевшего рядом начальника штаба генерала Никишева.

– Скажу тебе, коллега, меня настораживает замысел немцев, – обронил он угрюмо и, как показалось начальнику штаба, с опаской. – Они хотят отвлекающими ударами по флангам наших войск в большой излучине Дона окружить их, выйти в район Калача и с ходу прорваться в Сталинград. Вот, взгляни на карту.

– Хитер замысел, ничего не скажешь, – выпрямился генерал Никишев, шаря по карте своим острым взглядом. – За кого они нас принимают?

– За слабаков, разумеется, – горько вздохнул Гордов. – Ты же слышал, что говорил пленный немецкий офицер, когда я допрашивал его? «У нас, – сказал он, – приказ фюрера взять город, а если вы станете сопротивляться, сотрем с лица земли!» Потому и прут напролом, не считаясь с большими потерями. Понимаешь, душа у меня не на месте: как бы они не сломали нашу оборону.

В Ставке внимательно следили за сражением на Сталинградском фронте. Пожалуй, больше других волновался начальник Генштаба Василевский, недавно назначенный на эту должность. Сейчас он с грустным выражением лица доложил верховному, что две наших армии – 62-я и 64-я остро нуждаются в подкреплениях: у немцев большое превосходство в танках и самолетах.

– Надо им что-то дать, товарищ Сталин, – осторожно предложил начальник Генштаба, вытянувшись в струнку перед ним.

Верховный какое-то время молча постоял у карты, потом полистал свой блокнот.

– Прикажите Сталинградскому фронту срочно сформировать 1-ю и 4-ю танковые армии, – жестко сказал он, двигая бровями. – Назначьте командовать ими опытных генералов. У вас есть кто-нибудь на примете?

Передохнув, Василевский заявил, что такие люди есть. 1-ю танковую армию может возглавить Кирилл Семенович Москаленко, его войска стойко сражались в сорок первом под Москвой. А 4-ю возьмет под свое крыло Василий Дмитриевич Крюченкин, командарм 28-й.

У Сталина отчего-то задергалась правая щека, и начальник Генштаба затаил дыхание: а вдруг он не одобрит его предложение?

– Не возражаю, – наконец изрек верховный. В его голосе слышалось раздражение. – Лично переговорите с генералами, потребуйте, чтобы они оперативно подготовили свои войска к боям.

– Естественно, товарищ Сталин. – Василевский весь подтянулся. – Сделаю это незамедлительно, – отрапортовал он.

Верховный прошелся по кабинету, закурил трубку и теперь задумчиво выпускал колечки горьковатого дыма. У карты он постоял, потом вскинул глаза на Василевского и жестко спросил:

– Генштабу известно что-либо о совещании Гитлера в штаб-квартире Южной группировки войск в Полтаве?

– Известно немногое. – Василевский раскрыл свою рабочую папку. – Гитлер прилетел в Полтаву в сопровождении начальника штаба Верховного главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршала Кейтеля. В совещании приняли участие многие генералы, в их числе и генерал танковых войск Паулюс, чья армия сейчас ведет бои на подступах к Сталинграду. Обсуждался план летнего наступления гитлеровцев. А вот подробности нам пока неизвестны, – признал начальник Генштаба.

– Жаль, – недовольно произнес Сталин. – Плохо работает наша разведка, а вы, товарищ Василевский, смотрите на это сквозь пальцы.

– Виноват, товарищ Сталин… – Начальник Генштаба хотел добавить еще, что разведке будет уделять больше внимания, но верховный заговорил раньше:

– Когда решите вопрос формирования танковых армий, я жду вас у себя вместе с начальником разведки. Послушаем, чем он объяснит ее промахи…

Всю ночь Сталин не спал. Сон никак не шел, и вызвано это было тем, что на Сталинградском направлении создалась опасная обстановка. Идут упорные бои, наши войска отступают.

«А у нас нет крупных стратегических резервов, чтобы укрепить Сталинградский фронт», – огорчился в душе Сталин. Он выкурил трубку, раз-другой прошелся по кабинету, потом нажал на кнопку звонка, и тотчас к нему вошел генерал Поскребышев.

– Соедините меня по ВЧ с командующим Дальневосточным фронтом генералом армии Апанасенко, – сказал Сталин.

Когда Поскребышев вышел, верховный прошел в комнату отдыха, налил себе стакан чаю и, сев в кресло, стал неторопливо пить. «Теперь я вообще не усну, – подумал он. – Оно и лучше, так как дел с утра невпроворот».

Вошел Поскребышев и с порога доложил:

– Генерал армии Апанасенко на проводе, товарищ Сталин!

Верховный снял трубку с аппарата.

– Доброе утро, Иосиф Родионович! – громко произнес он в телефонную трубку. – Какая у вас обстановка на границе с Японией? Спокойная?.. Отдельные нарушения я в счет не беру. Скажите, вы давно там были? Только вчера вернулись с границы? На японской стороне изменений нет?.. Вот что, Иосиф Родионович: мы решили взять у вас для резерва Ставки десять – двенадцать дивизий. Как вы на это смотрите?.. Да, у нас на Сталинградском фронте сложилась тяжелая ситуация, и нам крайне нужны новые войска. Что скажете? Можно безбоязненно брать войска?.. Меня радует ваш оптимизм, Иосиф Родионович. Как вы, уже привыкли к Дальневосточному климату? Там ведь не так жарко, как в Среднеазиатском военном округе, где вы недавно служили? Сколько вы там были, три года?.. Что, не понял? Ясно, вы хотите уйти на фронт. Мы подумаем о вашей просьбе. – Сталин передохнул. – Как получите директиву Генштаба, сразу же готовьте войска к отправке. Но делайте это скрытно от японских глаз. Ясно, да? Желаю вам всего хорошего! Да-да, о вашей просьбе я не забуду. Видимо, удовлетворим ваше желание, но немного позже. До свидания!..

Утром, прочитав сводку о боевых действиях на Сталинградском фронте, Сталин глубоко вздохнул. Гитлеровские войска наращивают удары, они все ближе подходят к городу. Удастся ли их остановить? Подумал: «Надо скорее брать войска с Дальневосточного фронта». Сняв трубку с «кремлевки», он позвонил Молотову:

– Вячеслав, ты мне нужен. Надо решить важный вопрос.

Молотов ответил, что сейчас подъедет. Тогда Сталин позвонил Берии:

– Лаврентий, срочно ко мне!

Оба прибыли незамедлительно.

Молотов заметил, что лицо у вождя осунулось, в глазах усталость. Усаживаясь за стол, он усмехнулся.

– Я вижу, ты, Иосиф, опять ночью не сомкнул глаз, – сказал он.

– Что-то на сон меня не тянуло, – тоже усмехнулся Сталин и заговорил о другом: – Нам необходимо обсудить вопрос, можно ли сейчас взять с Дальневосточного фронта десять – двенадцать дивизий для укрепления Сталинградского фронта. Вячеслав, как ведут себя японцы, не собираются ли они начать против нас боевые действия? – Молотова верховный ценил как дипломата, и его мнение для него было важным.

– Я более чем уверен, Иосиф, что японцы не начнут против нас войну: они завязли в Юго-Восточной Азии, – пояснил Вячеслав Михайлович.

Сталин перевел взгляд на Берию:

– Что скажешь, Лаврентий?

Берия заявил, что наши агенты в Европе и в самой Японии сообщают об отсутствии данных, подтверждающих то, что Япония собирается напасть на Советский Союз.

– Думаю, нужно снять часть войск с Дальнего Востока и направить их под Сталинград, как это было под Москвой, – добавил он.

– А как на это отреагировал генерал армии Апанасенко? Ты, Иосиф, говорил с ним по телефону? – поинтересовался Молотов.

Сталин разжал плотно стиснутые губы:

– Ночью я говорил с ним по ВЧ. Он доложил, что на границе с Японией все тихо-мирно, передвижения войск к нашей границе не наблюдается. Так что придется нам рискнуть. Кстати, он высказал желание убыть на фронт, я ответил ему, что, возможно, мы исполним его просьбу, но не теперь, а позже.

Сталин позвонил в Генштаб Василевскому и приказал снять 10–12 дивизий с Дальневосточного фронта.

– Надо скрытно переправить их не позже 11 июля, – предупредил он, – так что готовьте директиву командующему Дальневосточным фронтом генералу армии Апанасенко.

– Слушаюсь, товарищ Сталин, – ответил Василевский.

Документ он подготовил быстро, прочел его верховному по телефону, тот одобрил. В резерв Ставки уже через неделю пошли эшелоны с войсками.

Между тем бои под Сталинградом еще более ожесточились. Во второй половине июля крупные силы танков и мотопехоты противника глубоко вклинились в нашу оборону на правом фланге 62-й армии. Как свидетельствует генерал армии Штеменко, в то время работник Оперативного управления Генштаба, Ставка верховного главнокомандования тщательно рассмотрела обстановку на южном фланге советско-германского фронта. Сталинградское направление было признано особо опасным.

– Судя по всему, генерал Гордов действует не сжатым кулаком, а растопыренными пальцами, – заявил верховный, когда заслушали краткий доклад начальника Генштаба. – Я немедленно переговорю с ним. То ли он растерялся на новом посту, то ли ему не хватает умения руководить фронтом. – Сталин окинул цепким взглядом сидевших в его кабинете военачальников и добавил: – Товарища Гордова мы назначили недавно, возможно, он еще глубоко не вник в оперативную работу, надо ему помочь…

– Кажется, быть буре, – негромко проговорил Василевский, направляясь в свой кабинет вместе с генералом Штеменко.

– Наверное, Василию Николаевичу достанется на орехи, – посочувствовал Штеменко. – Прав верховный, слабо бьет фрицев Гордов.

– А как ему бить гитлеровцев, если их танки гуляют по нашим боевым позициям, а своих танков у Гордова с гулькин нос? – возразил Василевский.

Верховный пока не вызывал командующего фронтом на связь. «Видимо, он занят чем-то другим», – подумал Василевский. Но он ошибся. Поздно вечером Сталин связался по телеграфу с командованием Сталинградского фронта. Комфронт Гордов доложил ему, что из 150 немецких танков, участвовавших в недавнем бою, бойцами уничтожено 35, остальные повернули обратно. Но тишина над степью стояла недолго – враг снова бросил в бой танки.

«У меня нет никаких сомнений в том, что фашисты рвутся к Сталинграду, – читал Сталин телеграфную ленту. – Сейчас ведем бой на переправах у Цимлянской. Ударить бы по врагу с воздуха, но в небе господствуют «юнкерсы» и «мессершмиты».

«Тоже мне полководец! – выругался в душе верховный. – Надо уметь громить врага теми силами, коими располагаешь, а не надеяться на дядю». Он тут же телеграфировал командующему фронтом: «Главное теперь, товарищ Гордов, не переправы у Цимлянской, а правый фланг фронта. Противник выброской своих частей в район Цимлы отвлек ваше внимание на юг, и в это самое время он подводил потихоньку главные силы к правому флангу фронта. Эта военная хитрость противнику удалась благодаря отсутствию у вас надежной разведки. Это дело надо учесть, и нужно всемерно усилить правый фланг фронта».

Верховный потребовал сосредоточить на правом фланге девять десятых всей авиации. «На диверсии и фокусы противника в районе Цимлы не обращать внимания и всю силу удара перенести, повторяю, на правый фланг фронта», – приказал он и сообщил о силах и средствах, которые Ставка направляет в распоряжение фронта, об утверждении плана формирования 1-й и 4-й танковых армий.

«Имейте в виду, – предупредил Сталин генерала Гордова, – если противник прорвет правый фланг и подойдет к Дону в районе Гумрака или севернее, то он отрежет ваши железнодорожные сообщения с севером. Поэтому правый фланг вашего фронта считаю теперь решающим».

Однако этим Сталин не ограничился. Он поставил фронту еще одну важную задачу, которая позже сыграла немаловажную роль в битве под Сталинградом. «Требую, чтобы оборонительный рубеж западнее Дона от Клетской через Рожковскую до Нижней Калиновки был сохранен в ваших руках беспрекословно, – телеграфировал Гордову Сталин. – Противника, вклинившегося в этот рубеж в районе действия гвардейской дивизии (имеется в виду 33-я гвардейская стрелковая дивизия. – А.З.) уничтожить во что бы то ни стало. У вас есть для этого силы, и вы должны это сделать. Категорически воспрещаю отход от указанного оборонительного рубежа…»

Верховный все же не был уверен, что генерал Гордов в точности выполнит его указания, и потому тревога за опасную ситуацию, сложившуюся на Сталинградском фронте, не покинула его. «Надо послать к Гордову Жукова, – подумал он. – Пусть разберется в обстановке на месте, а то как бы не случилась трагедия подобно харьковской». Поражение наших войск под Харьковом все еще острой занозой сидело в сердце вождя. Он был зол на маршала Тимошенко, который, готовя войска к наступлению, не все взвесил, не все рассчитал и поплатился за это. В душе он корил себя за то, что не послушал генерала Василевского, смело заявившего ему: «Надо прекратить наступление войск Юго-Западного фронта, повернуть основные силы Барвенковской группировки против краматорской группы противника, иначе маршал Тимошенко потерпит поражение!»

«Мне бы поддержать Василевского, а я поверил заверениям командования фронта, – упрекнул себя в душе верховный. – И маршал Тимошенко, и член Военного совета Никита Хрущев убеждали меня в успехе: мол, нет оснований прекращать операцию. А на деле поражение!» Он снял трубку «кремлевки» и позвонил начальнику Генштаба. Ответил ему дежурный.

– Где товарищ Василевский? – резко спросил Сталин.

– Тут, рядом, работает над оперативной картой.

– Пошлите его ко мне, – распорядился вождь.

Потом он позвонил в штаб Западного фронта генералу армии Жукову. Того на месте не оказалось.

– Комфронт уехал в войска, – ответил дежурный. – Прикажете вызвать его к проводу ВЧ?

– Не надо, позже я сам ему позвоню.

– Разрешите, товарищ Сталин? – В дверях стоял генерал Василевский.

– Заходите, вы мне очень нужны, – грустно, с едва заметной хрипотой в голосе сказал верховный. – Напомните мне, пожалуйста, имена немецких генералов, чьи войска нанесли поражение Юго-Западному фронту под Харьковом. Эта трагедия до сих пор бередит мне душу.

Василевский происшедшее знал в деталях. На рассвете 17 мая 1-я танковая армия генерала фон Клейста атаковала южный фланг Барвенковского выступа, опрокинула нашу оборону и продвинулась вперед на 13–15 километров. А с севера войска Юго-Западного фронта потеснила армия генерала Паулюса.

– По сути, товарищ Сталин, его войска и завершили окружение наших двух армий – 6-й и 57-й, – подытожил начальник Генштаба.

– Генерал Паулюс… – раздумчиво произнес Сталин. – Теперь этот гитлеровский выкормыш рвется к Сталинграду. Его войска уже подошли к Дону…

– Кстати, – вновь заговорил Василевский, – по данным нашей разведки, именно Паулюс разработал и представил фельдмаршалу фон Боку план этой операции под кодовым названием «Фридрих», который и предусматривал ликвидацию Барвенковского выступа. Жаль, что маршал Тимошенко все это недооценил.

Сталин чему-то усмехнулся, поднял глаза на Василевского.

– Паулюса зовут Фридрихом, не так ли?

– Так точно! – подтвердил Александр Михайлович. – Операцию он и назвал своим именем. – Сделав паузу, начальник Генштаба добавил: – Генерал Паулюс умен, товарищ Сталин, и талантлив как военачальник, и нам не следует этим пренебрегать.

Верховный резко сдвинул брови:

– Потому-то я и вызвал вас. – Он придвинул к себе стул и сел. – Сейчас меня волнует генерал Гордов: что-то Сталинградский фронт в его руках пасует. – Он посмотрел на начальника Генштаба исподлобья. – Немцы продолжают нажим на 62-ю армию, они близки к тому, чтобы сломать всю нашу оборону и захватить Сталинград. Я переговорил с Гордовым, отдал ему некоторые распоряжения, но и после этого ситуация на его фронте не улучшилась. Как бы враг не устроил нам второй Харьков. Я хочу послать туда Жукова.

– Не лучше ли мне съездить? – предложил начальник Генштаба. – Василия Николаевича Гордова я знаю давно, знаю и войска, которые находятся под его началом. А у Жукова на Западном фронте сейчас своих дел прибавилось. Опасность для Москвы, как вы знаете, совсем еще не снята.

«Он прав! – мелькнуло в голове верховного. – Жукова под Сталинград пошлю позже».

– Согласен с вашим предложением, – повеселел Сталин. Он поднялся из-за стола, подошел к карте. – Давайте уточним, что вам в первую очередь надлежит там сделать…

Улетел на своем «Дугласе» Василевский на рассвете, а прибыл под Сталинград часа через два. На машине он отправился в деревню Камыши, на левый берег Дона, где находился штаб Сталинградского фронта. Добрался туда быстро. День выдался тихий, безветренный, вовсю пекло солнце. Его встретил генерал Гордов и отдал рапорт.

– Доброе утро, Василий Николаевич! – Василевский тепло пожал ему руку. – Тяжко вам тут, да?

– Мы все запарились, фашист напирает, и днем и ночью идут бои, – засуетился Гордов. Его худощавое лицо было в пыли, даже на бровях и ресницах лежал сероватый налет. – Я только что вернулся с боевой позиции. Как раз «юнкерсы» бомбили передовую. Рядом рванула бомба, и всех, кто шел со мной, накрыло землей. Собрался переодеться, но дежурный по штабу доложил, что едет представитель Ставки. Так что прошу извинить за мой неприглядный вид.

– Ничего-ничего, дружище, мы с вами не на балу, а на фронте, – улыбнулся Александр Михайлову. – Как там, на передовой? Пришлось войскам снова отступить? – Он смотрел на генерала пристально, и в его взгляде Гордов прочел упрек.

– Пришлось… – В груди у Гордова потяжелело. – Товарищ Сталин вызвал меня на связь и крепко отчитал, потребовал немедленно поправить положение на фронте.

– А ты, Василий Николаевич, поправил? – Василевский сидел за столом напротив Гордова и увидел, как его лицо вмиг покрылось белыми пятнами, а искорки в глазах погасли.

– Не смог, товарищ генерал-полковник, – выдохнул он.

– Плохо! – резко произнес Василевский, поднявшись с места. – Ты кто, Гордов? – сурово спросил он и сам же ответил: – Ты командующий фронтом, у тебя в подчинении не батальон бойцов и даже не полк, а несколько армий! Ты должен руководить в сражении ими так, чтобы они нещадно били врага, а не пятились назад, как крабы в море. Пока же не ты громишь немца, а он тебя.

Эти слова задели Гордова, укололи так, что дыхание захватило. Он вскочил из-за стола, подошел к окну и стал глядеть в поле, о чем-то размышляя. Кажется, его вспышка угасла, он вернулся к столу и сел, крякнув.

Василевский молча наблюдал за ним.

– Да, вы правы, товарищ начальник Генштаба, – глухо заговорил Гордов. – Мы потеряли часть наших боевых позиций, и мне больно до слез. Но свою честь мы не потеряли, будем сражаться до последнего дыхания, и врагу Сталинграда не взять!..

– У нас очень мало времени на раздумья, – прервал Гордова Василевский. – Приказ верховного – задержать продвижение гитлеровцев, поэтому нужно действовать. – Он придвинул к себе оперативную карту. – Что мы имеем? – Он вскинул глаза на комфронта. – Противник стремится окружить 62-ю армию, захватить переправы через Дон в районе Калача. Как сорвать его замысел?

– Нанести по нему контрудар! – воскликнул Гордов.

– Правильно мыслишь, Василий Николаевич! – улыбнулся начальник Генштаба.

– Да, но какими силами? – напряженно спросил Гордов. – У меня таких сил нет. Верховный отругал меня, потребовал отбросить врага с занятых позиций, но не дал мне из резерва ни одного танка, не говоря уже о стрелковых частях.

Василевский невозмутимо выслушал его, чуть склонившись над картой.

– Не паникуй, – осадил он Гордова. – У нас есть выход – ударить по врагу силами 1-й и 4-й танковых армий.

– Они же не завершили свое формирование! – возразил Гордов.

– Не беда, – усмехнулся начальник Генштаба. – Используем наличные силы этих двух армий, иначе мы потеряем переправы и немцы зайдут в тыл 62-й и 64-й армиям. Что, станешь возражать, комфронт?

У Гордова краской полыхнуло лицо.

– Никак нет, ваша идея легла мне на душу…

– Тогда не будем терять время. – Василевский свернул свою рабочую карту…

После того как начальник Генштаба организовал контрудары по противнику танками генералов Москаленко и Крюченкина, он, бодрый, вернулся в Москву и прямо с аэродрома прибыл в Ставку, чтобы проинформировать верховного о проведенной операции.