Текст книги "Ботинок (СИ)"
Автор книги: Александр Якунин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
– Возвращайся быстрее, я буду скучать, – говорила плачущим голосом Кристина.
Мишель, до конца не веря в реальность происходящего, целовал жену и уговаривал:
– Не плачь, солнышко моё, я скоро вернусь.
Наблюдавшая сцену прощания Капа Петровна не удержалась, дала волю слезам:
– Фу, черти слащавые!
На следующий день со спокойной душой она укатила в С. Все мысли у неё были о соседе, который в последнее время перестал обращать на нее внимание. И когда она начинала думать о самом плохом, о том, что он себе завёл кого-то, у неё сжимались кулаки:
– Ну, погоди, сволочь прыщавая, я ещё доберусь до тебя!
Часть 23. Вот заработаю денег и ...
На Мишеля навалилась череда тяжелых монтажных будней: домой он являлся под утро, весь измочаленный и грязный. Кристина его раздевала, мыла, обильно кормила, и вела в постель, как ребенка за руку. Под жарким одеялом Мишель оживал и был неутомим. Он делал свое мужское дело, поражаясь самому себе. Кристина стонала и млела, и, не стесняясь, выделывала с ним такие штучки, от которых у Мишеля кружилась голова. На сон и отдых времени не оставалось.
Провожая Мишеля на работу, Кристина взяла привычку плакать.
– Не нужно, солнышко, – говорил Мишель. – Вот заработаю денег, и поедем с тобой в Таиланд на остров Пхукет.
– К морю! – хлопала ресницами Кристина.
– К самому, что ни на есть, морю, моя кошечка! Будем спать, есть, купаться, вести свинячий образ жизни. Хрю-хрю-хрю.
– Скорее бы! А когда же тебе заплатят?
– Скоро. Если бы ты только знала, как мне не хочется идти на работу, но надо! Всё, я ушел. Ты дома не сиди. Сходи куда-нибудь, развейся, – говорил Мишель, чувствовавший себя хозяином положения.
– Без тебя не хочется, – отвечала Кристина.
– Это никуда не годится, – говорил Мишель, стараясь скрыть свою радость. – Дай поцелую!
Мишель наклонил голову Кристины и поцеловал в губы. С тех пор, как Кристина позволила Мишелю не надевать ботинки артиста Фалина, делавшие его выше ростом, целуя, он вынужден был либо вставать на цыпочки, либо притягивать Кристину к себе.
На работу Мишель являлся бледным, невыспавшимся, но счастливым. Товарищи по работе понимали и завидовали ему.
***
Однажды после очередного спектакля, артистов и технический персонал, занятых в мюзикле "We will Rock you", попросили остаться. К собравшимся вышел продюсер Баранов. Ядовито улыбаясь, он объявил, что сегодня был последний спектакль, и что завтра начинается демонтаж реквизита. Зал загудел:
– Что случилось? Почему не предупредили заранее? Что с нами теперь будет?
– Спокойно, господа! Отвечу всем по порядку. Театр Эстрады расторгнул с нами контракт, – трагическим голосом сказал продюсер Баранов. – Позиция театра понятна: за полгода мы не сделали ни одного аншлага! Если быть до конца честными – наш мюзикл провалился. Вы хотите знать, в чем причина провала? Прежде всего, в том, что никто не мог предвидеть, что московская публика не доросла до жанра мюзикла и вообще до европейской культуры. В провале есть и наша вина: игра артистов оставляла желать лучшего, иногда присутствовала откровенная халтура. В итоге, мы не собрали денег, на которые рассчитывали. Заработанного едва хватит, чтобы расплатиться с англичанами и с театром Эстрады за аренду зала.
– Простите, – спросил Мишель, – А нам Вы собираетесь заплатить?
– Обязательно заплачу, – раздраженно ответил Баранов. – Но не сейчас, а позже. Мюзикл переезжает в Санкт-Петербург. У меня подписан новый контракт. Мне дали площадку при условии, что будут наняты местные артисты. И нечего на меня так смотреть. Да, я подписал кабальный контракт, но пошел на это ради вас. В Санкт– Петербурге публика не так консервативна, как в Москве. Там мы заработаем, и я рассчитаюсь с каждым из вас полным рублем. Надеюсь, на этот счет ни у кого нет сомнений. Всем ясно?
– Простите, как раз есть сомнение, – сказал Мишель. – Я, например, полгода вкалывал. За просто так, получается? А что, прикажете, сказать моей жене. У меня дома нет ни копейки. Ребенка нечем кормить!
– У Вас есть ребенок?
– Ещё нет.
– Не морочьте мне голову. Всем тяжело. Понимаю и сочувствую. Но что же делать? – развел руками Баранов.
– В этих случаях порядочные продюсеры продают имущество, но с людьми рассчитываются, – заявил Мишель.
– Что? – взвизгнул Баранов. – Вы мне предлагаете, продать машину, дом, квартиру? Ну, ты и наглец, Мишель! На твоем месте я вообще бы молчал в тряпочку! Хамство какое! Все знают, что ты работал из рук вон плохо. То занавес не откроется, то свет вырубится! Не было дня, что бы на тебя не жаловались. По-хорошему тебя давно нужно было выгнать. Не хотел говорить, но теперь скажу: провал мюзикла целиком на твоей совести. Видеть тебя не хочу. Уйди с глаз моих.
Мишель посмотрел на сидящих в зале товарищей. Ни одного сочувствующего взгляда! Только холодная тишина.
– Мне уйти? – растерянно спросил он.
– Уберите этого типа! – неистово заорал продюсер Баранов.– Вон отсюда!
Мишель вышел из зала. Не чувствуя ног, он подошел к огромному окну и прислонился лбом к стеклу. Он был раздавлен. Идти домой без денег он не мог.
Больше всего расстраивала правота Баранова. Техника, за которую отвечал Мишель, оставляла желать лучшего и действительно постоянно ломалась. Отчасти это происходило по вине Мишеля. Он не мог сосредоточиться на работе. Он думал только о двух вещах: как смыться домой так, чтобы никто не заметил; и о том, как побольше заработать. Кристина становилась по особенному ласковой только при виде денег.
Часть 24. Изгой.
Веревкин-Рохальский сидел за столом с выражением острой зубной боли. Напротив, на краюшке стула, пристроился Мишель.
– Не понимаю, почему я не могу вернуться в родной театр? – спрашивал Мишель, глядя куда-то в сторону. – Из театра меня никто не увольнял. У меня аховое положение: дома – ни копейки. Если бы у меня был ребенок, его нечем было бы кормить.
– Причем тут ребенок? – устало отвечал Веревкин-Рохальский, – Пока ты на стороне халтурил, чемоданами деньги загребал, мы были тебе не нужны. Ты ни разу не пришел, не поинтересовался, как мы тут крутимся, как выживаем. А мы задыхались: рук не хватало. на твое место я вынужден был взять другого человека.
– Ну, не знаю, не знаю.
– Он не знает! А я знаю, что поступить по-другому было нельзя. Что теперь прикажешь с этим человеком делать? Выгнать? А он, между прочим, не мальчик. И у него, в отличие от тебя, реальный ребенок есть и, кажется, не один.
Мишель тяжело вздохнул и сказал:
– Мне всё понятно: я единственный, кто осмелился сказать Баранову, что он сволочь, и теперь ни один театр не хочет со мной иметь дело. Наверное, это простое совпадение? Видит Бог, я не хотел приходить в театр, которому отдал 15 лет жизни, наивно полагая, что вы сами позовете меня. Ждал и не дождался. Я вот, наступив себе на горло, являюсь сам. И что же? Театр не только не хочет помочь, но толкает меня в пропасть.
– А вот этого не нужно! – воскликнул Веревкин-Рохальский. – Не нужно все валить с больной головы на здоровую. Силком в эти мюзиклы тебя никто не тащил. Теперь поздно искать виноватых. Сочувствую, но ничем помочь не могу. Вакансий в театре нет. Приходи месяца через два, там видно будет.
– За два месяца моя семья сдохнет с голоду.
– Халтурил с утра до вечера и не сделал накоплений? Быть такого не может! Не нужно было с Изюмовым ссориться.
– С Изюмовым я не ссорился. Это моя теща выгнала его со свадьбы. Между прочим, от моей халтуры Вам тоже кое-что перепадало.
– Во-первых, не мне, а театру. На этот счет у меня есть все необходимые документы. А во-вторых, это продолжалось всего пару месяцев, а потом все твои денежки прикарманил твой бывший дружок, Изюмов. Все вопросы к нему. И хватит об этом.
Мишель встал. Глаза его сверкали гневом.
– Хорошо, я уйду, и вы меня никогда больше не увидите, – сказал он. – Пусть останется на Вашей совести, что в трудную минуту Вы не протянули руку помощи человеку, находящемуся на краю гибели.
– Фу, Мишель, опомнись! Какая гибель! В Москве около сотни театров. Ну, хорошо, ежели так желаешь, я, пожалуй, могу объяснить, почему с тобой никто не хочет работать. Объяснить? – спросил Веревкин-Рохальский и покраснел, как краснел всегда, собираясь сказать человеку неприятную правду.
– Объясните, если сможете, – насупился Мишель.
– Без обид?
– Какие могут быть обиды, говорите.
– Ну-с, хорошо. Раньше ты был творцом. Во главу угла ты ставил работу. Тебе был интересен конечный результат. И ты его достигал, несмотря ни на что. Режиссеры доверяли твоему вкусу. А теперь что? А теперь у тебя одно на уме – срубить бабки и слинять под бочок к любимой женушке.
Работа тебе до лампочки. Скажешь – сделаешь, не скажешь – не сделаешь. Кому такой работник нужен? Никому! Не смею судить, но на тебя дурно повлияла женитьба.
– Что же мне делать?
– Хочешь вернуться в театр – разведись.
– Спасибо, с этим я разберусь как нибудь сам, без посторонних, – ответил Мишель.
Он поднялся и направился к выходу.
– Я предупреждал – без обид, – крикнул ему вслед Веревкин-Рохальский.
Мишель был уже за дверью, когда Веревкин-Рохальский остановил его:
– Постой, Мишель! Черт с тобой. Я почему-то чувствую угрызения совести. Хочешь со мной поработать в Кремле на концерте, посвященном Дню милиции?
Мишель растерянно улыбнулся.
– Монтировщиком! Только монтировщиком! – фальцетом выкрикнул Веревкин-Рохальский.
Своей мягкотелостью он остался недоволен.
***
Мишель выложил на стол пачку стодолларовых купюр, и рядышком аккуратно пристроил полоску синей бумажки.
С видом человека добившегося, наконец, своего, Кристина небрежно пересчитала деньги. Мишель ревниво следил глазами за движением каждой бумажки, параллельно их пересчитывая. Все деньги, доллар к доллару, были на месте.
– А это что? – спросила Кристина, показав глазами на синюю бумажку.
– Это – мой подарок. Я хочу, чтобы ты пошла в Кремль на концерт, посвященный Дню милиции. У тебя место в ряду, который обычно бронируют генералы.
С тех пор, как продюсер Баранов уволил Мишеля без гроша в кармане, Кристина перестала не только спать с ним (он был сослан на раскладушку), но и разговаривать. Она молчала с утра до вечера как рыба. И это было невыносимо. Мишель соскучился по голосу Кристины больше, чем по ее телу.
– Иди, не пожалеешь, – сказал Мишель.
Кристина, не выпуская из рук денег, потянулась и сказала:
– Вообще-то, хочется куда-нибудь пойти. До смерти надоело дома сидеть.
То, что жена прекратила бойкот, и сам ответ Кристины порадовали Мишеля. Он уже и не помнил, когда Кристина в чем-либо соглашалась с ним. Осмелев, он осторожно спросил:
– Ужинать будем? По-моему, я заслужил.
– У меня все готово.
– Умница! – воскликнул Мишель.
Жизнь, кажется, налаживалась. После ужина Мишель направился в спальню и начал раздеваться.
– Слушай, – весело кричал он Кристине, задержавшейся на кухне за мытьем посуды. – Давай плюнем на всё, закатимся в Таиланд дней на десять! Море! Солнце! Красота! Я так устал!
Кристина вошла с тряпкой в руках.
– Ты что это?
– Как что? Спать ложусь, – ответил Мишель.
– И не думай. Ступай к себе!
– Кристина!
– Всё, я сказала.
Мишель знал, что с этим "всё" спорить было бесполезно. Он собрал свои вещи, и уже на выходе спросил:
– На концерт-то пойдешь?
– Там видно будет.
Часть 25. Рядом с небожителями.
Только в метро Кристина вспомнила, что не знает дорогу в Кремль. Адрес на билете ни о чем ей не говорил. Первой реакцией было раздражение против Мишеля, не объяснившего, как добраться "до этого дурацкого концерта, чтоб он сдох!".
Поборов стеснение, Кристина попросила помощи у попутчицы. Вроде бы в точности следуя её совету, Кристина оказалась на Красной площади у памятника Минину и Пожарскому. Кристина окончательно растерялась. Мужчина средних лет, показавшийся на первый взгляд безобидным, взялся проводить ее до места, но по дороге начал приставать. В подобной ситуации, да еще в состоянии крайнего раздражения, Кристина легко могла отшить любого человека. Но сейчас она терпела, потому что кроме раздражения, в ней сидело что-то ещё, но что именно она не могла объяснить. На самом деле, она испытывала неуверенность в себе. Как ни странно, в свои 22 года, Кристина не знала, что это такое, как не знает, что с ним, человек, у которого впервые поднялось кровяное давление. Только по этой причине она остереглась отшить "козла", как мысленно она называла провожатого. А в конце она даже его поблагодарила:
– Спасибо, Вы мне очень помогли.
– Надеюсь, телефончик оставите? – сощурился провожатый.
– Я замужем.
"Козел" испарился без хлопот, за что получил от Кристины звание "дважды козла".
Перед входом в Кутафью башню сумку Кристины обыскали. Это было воспринято ею, как должное, все-таки Кремль, а не дом культуры в С.
Дальше ей пришлось тяжеловато: она вся измучилась, преодолевая на своих каблуках, короткий, но крутой булыжный подъём. Преодолев ворота в толстенной стене, ей стало полегче. Перед ней открылась свободная перспектива площади с матово черневшей брусчаткой, окруженная безлюдно-строгими зданиями.
Торжественность обстановки подчеркивали напряженные фигурки охранников в диковинной форме цвета морской воды. Вдоль дороги стояли одинаковые мужчины в одинаковой гражданской одежде, одинаково напряжённо присматриваясь к Кристине, будто глазами её раздевая.
Кристина догадалась – это не простые люди, а агенты при деле – ищут террористов.
Неожиданно справа, из арки, вынырнул красивый чёрный автомобиль с зашторенными окнами и на огромной скорости промчался мимо Кристины. По всему пути следования автомобиля военные охранники вытягивались и отдавали честь, а агенты в гражданском – просто вытягивались. Это произвело на неё сильное впечатление: она завидовала тем, кто сидел в автомобиле. Она дорого отдала бы, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть, как эти загадочные люди живут.
Понравился ей и сам дворец своими угловатыми формами, широкими лестницами, эскалаторами, коврами, паркетом, огромными окнами, сквозь которые можно было разглядеть кремлевские постройки.
В фойе неспешно, кругами прохаживалась важная публика, в основном военные. Женщины тоже были. Все они, кроме Кристины, были при мужчинах. И одеты они были одна лучше другой. На их фоне Кристина в брючном костюме выглядела жалко. "Как общипанная курица", – думала она.
От генералов рябило в глазах. Иногда Кристина ловила на себе их заинтересованные взгляды. В любое другое время ей, с детства мечтавшей стать генеральшей, это было бы приятно. Но сейчас знаки внимания раздражали и злили так, что хотелось кусаться. Смех, раздававшийся то тут, то там, резал слух. Довольные лица далеких и чужих людей, праздничная атмосфера – все это заставило Кристину остро почувствовать свое одиночество.
В своих страданиях она обвиняла Мишеля. Кристина обрушила на него весь свой гнев и все страшные слова, которые пришли ей на ум. Она находилась в столь подавленном состоянии, что не могла самостоятельно найти свое место в зрительном зале. На помощь ей пришла старушка в униформе, для которой у Кристины не нашлось ни одного доброго слова. Кристина сидела в кресле, как затравленный зверек, каждую секунду ожидая, что сейчас придут и её прогонят.
Зал неспешно заполнялся. Место справа от Кристины заняла полная женщина, "как пить дать, генеральша". Место слева долго пустовало, и только перед самым концертом в него плюхнулся крупный мужчина, умудрившийся задеть Кристину локтем. "Хамло!"– подумала Кристина.
– Извините, боялся опоздать, – будто услышав, жарко прошептал сосед.
В ответ Кристина бросила на него короткий взгляд. Но этого было достаточно, чтобы дать оценку соседу.
Мужчина был, что называется, в самом соку, то есть уже не молод, но еще и не стар. Дорогой костюм выдавал в нём военного человека, не привычного к гражданской одежде. Едва заметный запах пота, вперемешку с дорогими духами, свидетельствовал о том, что чин у него был не генеральский, но и капитаном он также не был. "Скорее всего, подполковник или полковник", – решила для себя Кристина.
Сосед вновь к ней наклонился:
– Очень торопился. Весь взмок, – отчеканил мужчина, как бы прочитав мысли Кристины.
Насколько позволяло кресло, Кристина демонстративно отодвинулась от военного.
Концерт начался с выступления президента России. Первое лицо государства находилось от Кристины в десяти метрах. Она имела возможность рассмотреть его подробно. Кристину поразил особый, неземной лоск президента. У него было бледно-загорелое лицо без единой морщины. Блестящий костюм сидел на нем как влитой. Брюки едва касались лакированных туфель, в которых отражался свет ламп. По телевизору президент смотрелся гораздо проще и не производил столь сильного впечатления. Но вот, что было очень странно: в облике первого лица государства, ей чудилось что-то неуловимо знакомое, родное. Но что именно, она не могла понять.
Если бы Кристина могла бы вообразить президента в свитере, джинсах и очках, ее поразило бы его сходство с Мишелем. Но Кристина была начисто лишена такой способности.
0x01 graphic
Часть 26. Колени их соприкоснулись ...
Концерт шел полным ходом. Один за другим выступали известные артисты. Несколько раз колено соседа соприкасалось с коленом Кристины. Равнодушный, устремленный на сцену взгляд мужчины свидетельствовал о случайности соприкосновений. Интуиция, однако, подсказывала Кристине иное, и она с интересом ждала развития событий, которые не заставили себя ждать. Сосед склонился к ней и прошептал:
– Извините, можно задать один вопрос?
– Пожалуйста.
– Почему такая красивая девушка и одна?
– Я не одна, а с мужем, – ответила Кристина. – Он здесь, на сцене.
– Вон оно что! Тогда всё понятно! – разочарованно протянул сосед, убрав колено и весь как-то подобравшись.
Кристина по-женски почувствовала, что к ней интерес потерян. Испытывая неловкость, она всё же нашла силы обратиться к соседу.
– Что Вам понятно?
– Как? – ответил мужчина, для которого обращение к нему Кристины, кажется, явилось еще большей неожиданностью, чем для Кристины его обращение к ней.
– Я спрашиваю, что Вам стало понятно, когда я сказала, что у меня муж на сцене? – прошептала Кристина.
– Ах, Вы об этом. Мне понятно, что Вы жена артиста и, наверняка, сама артистка. А с артистами и, вообще, с деятелями шоу-бизнеса я принципиально иметь дел не хочу.
– Почему? – заинтересовалась Кристина.
– Очень просто: у вас денег куры не клюют, а мне монеты достаются кровью и потом. Вот и вся колбаса.
Кристине захотелось немедленно восстановить справедливость.
– Никакая я не артистка, – громко сказала Кристина, заслужив ядовитое шипение от соседки справа.
Кристина стала говорить на полтона ниже.
– И мой муж тоже никакой не артист. Он обыкновенный рабочий: таскает декорации по сцене, а когда велят, стучит молотком. Он по полгода не приносит домой зарплату. И не потому, что пропивает, а потому что тюфяк. Его все обманывают, обещают денег и не дают. А он ничего сделать не может. Так что цену деньгам я знаю не хуже Вашего.
– Странный у Вас муж, – прошептал сосед. – Я за свои кровные любому горло перегрызу.
– Вы – совсем другое дело, а он – тряпка. Об него все ноги вытирают.
– Знаете, что Вам нужно сделать? – сказал мужчина.
– Что? – испуганно прошептала Кристина.
– Гоните к чертовой бабушке такого мужа. Зачем он Вам сдался? С Вашей красотой Вы не пропадете.
Кристина благодарно посмотрела на соседа. Их взгляды встретились. В его глазах светилась доброта и сила. И уже нарочно сосед прислонил свое колено к ее коленке. Кристина не пошевелилась.
Спроси Кристину, зачем она позволяет незнакомому мужчине себя так вести, она не знала бы что ответить. В лучшем случае, она сослалась бы на духоту в зале, вследствие чего она немного расслабилась.
– Разрешите представиться, – прошептал сосед. – Капитан Силкин Павел Оскарович. Можно просто Паша. А вас как зовут?
– Кристина.
– Редкое имя.
– Скажете тоже, – зарделась Кристина. – Имя, как имя. Самое обыкновенное. У нас в С. половина девушек Кристины.
Силкин посмотрел на Кристину. В его взгляде легко читалось: "Так Вы из С.? Знаю, бывал. Деревня!"
– Я родилась в С., а живу в Москве. Мой муж – коренной москвич, – сказала Кристина так, как будто в том, что Мишель москвич, была и ее заслуга.
– И я тоже женат на коренной москвичке, – сказал Силкин.
Они посмотрели друг на друга и поняли – у них одинаковые проблемы существования с людьми, которых они не могли терпеть.
Ей было удивительно, как это они так хорошо понимают друг друга. И ей нравилось в нём всё, даже запах пота. Но особенно ей понравилось имя, отчество и фамилия капитана. Она хотела назвать своего будущего сына Павлом, Павликом. Об этом даже был уговор с Мишелем. Пошел к черту этот Мишель. Рядом с таким мужчиной о нём вспоминать неприятно.
Концерт продолжался. Известный певец исполнил популярную песню.
– Нравится? – спросил Силкин.
Кристина машинально отдернула колено.
– Я имел в виду концерт, – виновато буркнул Силкин.
– Нет, – ответила Кристина. – Кому может нравиться пение под фонограмму?
– Сразу видно, Вы с мужем в этом деле разбираетесь.
– При чем здесь муж? – ответила Кристина, которой очередное упоминание о Мишеле было неприятно. – Разве сами не видите, певцы только рот открывают?
– Вижу, конечно, но, как говорится, нас дурят, а мы делаем вид, что верим.
– Не боитесь такое говорить?
Силкин усмехнулся:
– Чего мне бояться. Это вам, деревенским нужно бояться.
Кристина за "деревенских" не обиделась, но ей показалось, что нужно обязательно обидеться. Она презрительно сжала губы и отвернулась.
– Ой, простите дурака, ляпнул, не подумав, – сказал Силкин. – Я ведь тоже деревенский. В Москве живу десять лет, но как был сапогом, так и остался. Иной раз такое отчебучу – хоть рот бантиком завязывай. Я считаю, что нам, деревенским, чтобы выжить в этой Москве, нужно уметь притворяться простаками. Иначе, эти сожрут нас и не подавятся. По причине этих мыслей до сих пор в капитанах хожу.
– У нас в С. капитан – это как генерал, – сказала Кристина, желая сделать приятное nbsp;
Силкину.
– Кристине не нужно было объяснять, кого имел в виду капитан под словом "эти". Сегодня она достаточно насмотрелась на них здесь, в Кремле. Проникшись уважением к умственным способностям Силкина, она воскликнула:
– А про "этих" Вы верно сказали!
– Запомните, милая, всё, что я говорю – это верно и правильно, – улыбнулся Силкин.
– И скромно, – добавила Кристина.
– А что... и скромно.
Колени Силкина и Кристины вновь сомкнулись.
***
В антракте Силкин угощал Кристину кофе и коньяком. Кристина рассказала о себе и своей жизни, капитан – о своей. У обоих оказалось много общего. Оба родились в семьях без отцов. Оба не любили и одновременно боялись своих мам. Оба по настоянию матерей обзавелись семьями в Москве, и теперь мечтали освободиться и начать жить заново.
У обоих было чувство, будто они знают друг друга много лет, что случается только с родственными душами. В глазах Кристины капитан Силкин был, что называется, настоящим мужиком, которых Кристина уважала. В свою очередь, Силкин чувствовал, что на Кристину можно положиться, как на самого себя, что она не предаст и не обманет. Для военного человека чувство локтя, защищенности тыла – самые важные и самые значимые чувства. Важнее любви и прочей чепухи.
***
Во втором отделении концерта Кристина затеяла игру, суть которой состояла в том, чтобы первым заметить непопадание певца в фонограмму. В этом деле она опережала Павла Оскаровича. В конце концов, они расшалились настолько, что достаточно им было посмотреть друг на друга, как их начал душить смех, готовый вот-вот вырваться наружу.
Соседка справа уже сделала им замечание, а они всё никак не могли угомониться. Переглядывались, как бы говоря: "да, мы ведем себя, как дети, но сделать с собой ничего не можем".
С каждой минутой им становилось только веселее и веселее. Никогда ещё Кристине не было так легко и весело.
В середине второго отделения зал покинул президент страны. Следом за ним зал покинуло много народу. По крайней мере, первые ряды оголились почти полностью. Воспользовавшись случаем, Силкин и Кристина ушли в числе первых.
Часть 27. Бугай со шлейфом.
Телефон всё не умолкал. Не выдержав, Кристина взяла трубку.
– Алло? – спросила она сонным голосом.
– Ты дома? – раздался на том конце провода встревоженный голос Мишеля.
– А где, по-твоему, я должна быть? – ответила Кристина.
– Как где? Мы договорились встретиться после концерта. Я тут жду тебя в машине, волнуюсь.
– Мать моя женщина, я забыла совсем!
– Забыла?! Как это можно забыть? – недоумевал Мишель.
– Подумаешь, дело какое! Забыла и всё.
– Кристина, я все-таки твой муж и...
– Заладил "муж, муж"... Муж, и что дальше? Теперь одной нельзя домой приехать? Сам-то куда сейчас собираешься?
– В каком смысле? – опешил Мишель.
– Отставить. Я хотела сказать – во сколько дома будешь?
– Трудно сказать. Всё зависит от пробок на дорогах. Хотя сейчас поздно, машин мало. Через час-полтора, не раньше, – ответил Мишель. – А что?
Кристина уже повесила трубку.
***
Из лифта вышел высокий, широкоплечий, статный мужчина среднего возраста. В нем чувствовалась огромная физическая сила. Лицо без претензий на интеллект сияло самоуверенностью и наглостью. Подобных типов Мишель называл бугаями. Эти люди готовы растоптать любого на пути к большим деньгам или карьерному росту. Последнее время эта порода людей заполонила Москву. Они обнаруживали себя везде: в метро, гуляющими по бульварам, едущими в дорогих машинах, летящими самолетами, едущими поездами, в ресторанах и кафе. Особенно много их подвизалось в милиции и других госструктурах. Замечены они были также и в театральном мире.
Мишель разошелся с мужчиной плечо в плечо. Что-то заставило его обернуться. Бугай смотрел на Мишеля и улыбался, как улыбаются умирающим родственникам или детям, когда собираются их наказать. Мишель обладал отличной зрительной памятью: с этим человеком он никогда не встречался. Очевидно, бугай обознался.
Кабина лифта пахла бугаем: кофе, коньяком, и еще каким-то едва уловимым, но знакомым запахом. Это был запах духов, подаренных Мишелем на день рождения Кристине. Черные мысли, роем мелькнувшие в голове, он отмёл, списав все на усталость и ее родную сестру, мнительность.
***
В квартире было темно и тихо. Телевизор молчал, что было необычно для Кристины. В коридоре стоял тот же запах кофе, коньяка и духов, что и в кабине лифта.
"Схожу с ума", – подумал Мишель.
На цыпочках он прошел в спальню. Кристина лежала на кровати, поверх одеяла.
– Спишь? – тихо спросил Мишель.
– Сплю, – ответила Кристина, задержавшись с ответом.
– У тебя все нормально?
– Да. Деньги принес? – спросила Кристина.
– Деньги? – удивился Мишель. – Ах, да! Понимаешь ...
Мишель забыл о своем "железном" обещании после Кремлёвского концерта принести ей заработную плату. Мишель объяснил, что в связи с всеобщей суматохой, характерной для крупного концерта, денег сегодня не выдали, но выдадут завтра, или, на худой конец, послезавтра, но это уже железно.
– Послезавтра и поговорим. Закрой дверь, я спать хочу.
Категоричность, с которой Кристина произнесла эти слова, не желая даже объясниться, почему после концерта она уехала без него – всё это свидетельствовало о том, что Кристина приняла какое-то решение, и это решение было не в его пользу. Еще не понимая, что нужно думать и как нужно реагировать на всё это, Мишель вышел из комнаты, и даже подобострастно-бесшумно закрыл за собой дверь.
На кухне в глубоком раздумье он провел часа два.
Итак, Кристина ему изменила. Запахи, витавшие в коридоре и особенно в спальне, не оставляли никаких сомнений – в его квартире побывал тот самый человек, с которым он разминулся в лифте, и который так странно на него смотрел. Теперь понятно, почему – он высматривал рога на голове Мишеля. Эта полушутливая мысль заставила рогоносца улыбнуться.
Следов борьбы и сопротивления в квартире не видно. Следовательно, всё, что здесь произошло, произошло с согласия и по доброй воле Кристины.
Боже, как в жизни всё просто и сложно!
Почему же Мишель так убийственно спокоен? Да потому, ответил сам себе Мишель, что с первой минуты, как увидел Кристину, он был готов к такому страшному исходу. За короткое время их совместной жизни Мишель прокрутил в голове сотню сценариев будущей измены Кристины и своей реакции на эту измену. И вот измена случилась, а он решительно не знает, что ему делать.
Можно, конечно, сделать вид, что ничего не произошло, и продолжать жить, как жили раньше, то есть плохо. Правда, теперь будет еще хуже: осознание того, что жена ему изменила, будет постоянно точить его, и жизнь превратится в ад.
Второй вариант – устроить скандал и развестись. Этот путь слаще. Он лучше всего обдуман. Но для Мишеля он неприемлем. Мысль о том, что роскошное тело Кристины будет принадлежать другому, была невыносима. Этот путь страшен тем, что Мишель не исключал возможности убийства Кристины. Почему нет? Сделал же он попытку убить себя! А дальше – тюрьма и тихая кончина в изоляции от общества. Такой разворот событий не был бы исключен, если бы не мама и папа. Они этого не вынесут. Не хватало еще, чтобы из-за Мишеля пострадали любимые люди.
Есть еще один путь, что называется – путь ни мира, ни войны. Он исчезнет, исчезнет надолго, исчезнет немедленно. Развода не будет. Ни писать, ни звонить! Пропал и всё. Через некоторое время он вернется. Вернется другим человеком, при деньгах. Возможно, Кристина перебесится, осознает, что она потеряла. Вот тогда всё окончательно и решить.
Мишель остановил свой выбор на третьем варианте.
Собираясь в дальнюю дорогу, он наткнулся в шкафу на коробку с ботинками артиста Фалина. У него непроизвольно поджались пальцы ног. Мишель забросил коробку в дальний угол шкафа.
Уже собравшись, он долго ходил по коридору, давая Кристине шанс остановить его. Но Кристина им не воспользовалась.
На улице было холодно. Шел мелкий дождь. Мишель вышагивал по пустынному городу, совершенно не представляя, что ждет его впереди.
Часть 28. Зря эту стерву ...
Что-то почувствовав, Кристина открыла глаза и вздрогнула – рядом сидел Мишель. С его мокрой головы и плеч капала вода.
– Ты меня напугал! Сколько времени? – спросила Кристина.
– Пять утра, – тихо ответил Мишель.
В темноте глаза Мишеля тускло блестели. Кристине стало не по себе.
– Почему не спишь? – спросила она, до подбородка натянув одеяло.
– Уезжаю, – ответил Мишель.
– К-куда?
– Не важно! Вернусь, и мы решим, как нам жить дальше.
Мишель был бледен и не похож на самого себя. Он говорил, сильно растягивая слова, как бы прислушиваясь к себе. И было понятно, Мишель не просто так сотрясает воздух, а говорит серьёзно. Кристина забилась в дальний угол кровати. Мишель усмехнулся:
