Текст книги "Идеальность (СИ)"

Автор книги: Александр Матюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Небо становилось серым, тени торопливо удлинялись, словно пытались оторваться от своих хозяев и ускользнуть, прежде чем наступит ночь и поглотит их всех. Пашка написал Лере: «Иду к Нате. Пожелай удачи». Лера не ответила. Пашка с тревогой подумал, что она, должно быть, снова мечется по тесной родительской квартирке, обнаженная и вспотевшая, с кусочками рафинада в руках, выдумываем всякое и доводит себя до нервного срыва. Хотя, может быть, выпила таблетки и завалилась спать. Маловероятно, но может…

Он остановился у калитки с номером «23». Под номером висела деревянная табличка с надписью: «Осторожно, злая собака», хотя Пашка знал, что у Наты с Денисом домашних животных никогда не было. Ната мечтала о немецкой овчарке или о «каком-нибудь доге», в общем о любой большой собаке, но до покупки руки так и не дошли.

Вдавил кнопку звонка, услышал дребезжащую трель где-то в глубине двора. Подождал, нажал снова. Обычно срабатывал домофон, или щелкал, открываясь, замок – пришедшего видели в камере, подмигивающей красным пятнышком под козырьком калитки. Но сейчас никто не отозвался.

Может, это к лучшему, что Наты нет дома? Может, так и надо?

Но откуда тогда выползло странное тяжелое чувство? Ответственность? Стыд? Нежелание приезжать сюда снова?

– И что вы мне предлагаете? – пробормотал Пашка, в третий раз вдавливая кнопку звонка. – Стоять тут и ждать? А если она до завтра не приедет?

Динь-динь-динь

Трель пронеслась по двору и затихла. Пашка отошел на пару шагов, надеясь за высоким забором разглядеть дом – горит ли свет в окнах? Есть ли признаки жизни? Может быть, его просто не хотят впускать. Почем бы и нет? Нате незачем играть в заботливую родственницу. Здесь она может быть сама собой.

А потом Пашка увидел щель между воротами и забором. У ворот был механизм горизонтального закрывания – и сейчас высокая металлическая панель попросту не доехала до конца. Пашка подошел ближе. Щель была неширокая, сантиметров пятьдесят. Ворота едва слышно гудели, будто где-то в них что-то заклинило. Вероятно, Ната уехала, не проверив или не дождавшись, когда ворота закроются. Да и кто вообще проверяет такие вещи?

Сквозь щель можно было различить двор, пожелтевший осенний газон, листья на траве, бетонную тропинку, дом. Правее – гараж на два автомобиля. Слева – большой мангал под козырьком, столик, несколько складных стульев, лежащих на нём.

Пашка подошел, осмотрелся, и совершил вполне осознанную глупость – пролез боком во двор. Злая собака не выскочила. Свет в доме не загорелся. Сгущающиеся сумерки стремительно затирали следы такого вот нехитрого преступления.

Пашка застыл у забора, пытаясь привести хотя бы один довод, зачем он только что забрался в чужой двор. Выходило – причины нет, а есть рефлекс, инстинкт, что-то такое, что заставляет людей совать нос не в свои дела.

Подумалось: почему бы и нет? Его работодатели делают так постоянно. Устанавливают жучки, скрытые камеры, подкупают нянек и охранников. Делают всё, чтобы достать нужную им информацию. Чем Пашка хуже?

Он нервно хихикнул, нащупал в нагрудном кармане пачку сигарет, дешевую «Приму» без фильтра. Пашка любил горький и въедливый вкус табака. Когда не было времени лепить самокрутку, с удовольствием выкуривал парочку «армейской классики».

Вставил сигаретку в угол губ, но не зажег. Сигаретка успокаивала.

Тридцать шесть лет, а мозгов на двенадцать!

Торопливо пересек лужайку, подошел к двери. Глупо было ожидать, что Ната забудет закрыть двери. Так и вышло. Обошел вокруг дома, заглядывая в тёмные окна и усмехаясь про себя: вот ведь дурачок, поверил, что эта авантюра вообще может сработать. Под ногами мягко пружинил газон.

С обратной стороны дома одно из окон было открыто внутрь. Путь между улицей и комнатой преграждала только москитная сетка. Пашка остановился, жуя сигаретку уголком губ. Если бы все окна были закрыты, он бы ушёл. Ну просто потому, что взламывать окна или дверные замки – это точно не его забота. Слишком много возни. А здесь… в этой ситуации…

Он не верил в предзнаменования, персты судьбы или намёки, но окно было открыто, а, значит, нужно просто вытащить сетку из пазов, ухватиться за подоконник, подтянуться и перевалиться в темноту комнаты. Дел, как говорится, на полминуты.

Глаза привыкли к полумраку; проступили обтекаемые контуры бокового дивана, тумбочки, телевизора на стене, круглого стола, стоящего в центе. Здесь Ната принимала гостей. Торжественная обстановка, правильная подача блюд, музыкальное сопровождение, неудобные стулья и ощущение искусственности – вот что Пашка хорошо помнил. Ната подавала еду таким образом, чтобы люди быстро наедались мелкими закусками и не ели много горячего.

Он вышел в коридор, вспоминая, где что здесь находится. Справа по коридору было еще две комнаты, затем уборная и лестница на второй этаж. Слева – выход на кухню, мимо неё – веранда с панорамным видом на двор, забор и гараж.

На втором этаже Пашка ни разу не был. Запретная зона для гостей. Жизнь Наты и Дениса без прикрас. Туда он и направился, мусоля сигарету губами, смакуя прилипшие к языку и нёбу кусочки влажного, набухшего табака. Наверху обнаружил три двери. За первой оказалась еще одна просторная уборная. Автоматически загорелась тусклая белая лампочка над зеркалом у раковины. Из зеркала на Пашку хмуро посмотрел небритый щекастый мужичок с сигаретой. В уборной чем-то приятно пахло. На тумбочке у ванны лежал блестящий номер «Cosmopolitan».

За второй дверью была спальная комната. Большую часть комнаты занимала широкая кровать. Типичный траходром. Тут легко уместилось бы трое, а то и четверо человек.

Здесь они спали. Сначала вместе, потом Ната уже без Дениса. Каково это, интересно, спать в одиночестве на такой кровати? Перекатываться с одного края на другой, но не находить любимого человека? А еще думать о том, что этот самый любимый долгое время находился в объятиях другой, не такой хорошенькой и богатой… О, как, наверное, Ната злится.

Пашка почувствовал лёгкое чувство стыда, разглядывая комнату. Как будто измазался в чём-то, вступил в собачье дерьмо и теперь ходит, оставляя за собой шлейф навязчивой неистребимой вони. Ната вернётся домой и почувствует эту вонь. Вычислит. И отомстит. Как мстит сейчас Лере.

Надо убираться отсюда. И зачем вообще полез? Для каких целей?

Однако, Пашка вышел в коридор, толкнул плечом третью дверь. Раз уж он в доме, то почему бы и нет?.. Заглянул внутрь. Вспыхнула маленькая бледная лампочка, среагировавшая на движение. А вместе с ней вспыхнули бликами десятки красивых глянцевых обложек журналов. Свет брызнул из зеркал, развешанных на стенах, бросился в глаза Пашке, на секунду ослепив. Сигаретка выскользнула изо рта. Забыв о ней, Пашка шагнул внутрь. Он осматривался.

Лиза заехала в семь вечера на такси. Сестрица была навеселе – похоже она так и не перестала пить после завтрака.

– Надо попудрить носик! – бормотала Лиза на заднем сиденье, а сама доставала из сумки крохотную серебристую флягу, отвинчивала крышечку и присасывалась к горлышку, как заправский вампир. – Будешь?

Из горлышка пахло чем-то острым с пряностями. Запах дорогих алкогольных напитков.

– Я до клуба подожду, – отвечала Лера.

После утреннего вина у неё какое-то время кружилась голова. Не очень-то хотелось повторять. Лера рассчитывала, что в суете клуба никто не обратит внимания на то, что она пьет минералку, ну или «колу» на худой конец.

До клуба домчались быстро, без пробок – и уже на парковке перед двухэтажных зданием из темного стекла на Леру выплеснулись давно забытые, покрытые пылью, где-то много лет прятавшиеся ощущения. Самые прекрасные в её старой жизни ощущения!

Подмигивала синяя неоновая вывеска «Вирус-клуб». У дверей стоял широкоплечий охранник дядя Витя, с тщательно прилизанными редкими волосами, с золотой цепью на бычьей шее. Даже пиджак у него был всё тот же, семилетней давности, потёртый и серый, с чуть короткими рукавами, будто в этом пиджаке дяде Вите было тесно.

– Мамочки мои! – сказал он, увидев приближающуюся Леру. Морщинистое, побитое жизнью лицо растянулось в улыбке. Дядя Витя сжал Леру в крепких объятиях. От дяди Вити пахло одеколоном. – Как же тебя занесло? Столько лет прошло! Я думал уже того, померла где-нибудь!

– Не дождётесь! – ответила за сестру Лиза, выхватила Леру из объятий и потащила за дверь, в узкий коридор, стены которого были обклеены афишами разных лет, рекламными плакатиками и этикетками от бутылок алкоголя.

Слегка оглушенная и растерянная Лера скользила взглядом по лицам и надписям. Узнавала старых диджеев, умерших рок-звёзд, затасканных реперов, вспоминала вечера, которые проводила здесь; память подсказывала даты и мелодии, имена и события. Где-то играла музыка. Что-то из современного, непонятного.

Коридор вывел в холл, где с одной стороны был гардероб, а с другой две девушки на ресепшене мило улыбались, не узнавая. Когда-то даже гардеробщица тётя Рая выдавала Лере одежду без номерка, потому что хорошо её знала. Времена изменились. Прошлая жизнь утекла безвозвратно.

За спинами девочек, за прозрачной стеклянной дверью Лера увидела танцпол, барную стойку, зону со столиками, релакс-зону. Всё в бледно-синем цвете, искрящееся и мелькающее. Людей было немного. Кто-то танцевал. Вечер еще не вступил в свои права. Пройдет час-другой, и на танцполе будет не протолкнуться.

– Добро пожаловать! – сказала одна из девушек. – Вы бронировали или просто так?

– Мы, родная, постоянные посетители! – ответила Лиза, достала фляжечку и сделала несколько глотков. – Позови-ка нам Толика… В смысле Анатолия Владимировича. Очень нужен!

В голове проснулась старая Лера – радостно заулыбалась.

Толик, Анатолий, блин, Владимирович. Он же – Вирус. Владелец клуба. Старый, старый друг. Не сосчитать, сколько раз он держал Лерины волосы, пока она блевала в туалете. Сколько раз подвозил домой. Сколько – отпаивал кофе по утрам. Какой же с ним был шикарный секс! Неизменно – под кайфом. Таблетки, алкоголь, марки, курево. Что угодно. Яркие звёздочки из глаз, вертолёты в голове, тени, пожирающие сознание. Улётные ощущения. Настолько яркие, что даже сейчас, спустя семь лет, не утратили свежести и заставили испытать кратковременное чувство неловкости от того, что было.

Отворилась неприметная дверь. В холл широким шагом вошёл Толик. Уставился на Леру, хмуря брови. Или не узнавал, или делал вид. Моргнул. Изменился в лице. Бросился, распахнув объятия, как охранник дядя Витя, сгрёб маленькую, тощую, костлявую Леру в своих огромных натренированных лапищах.

– Неужели! Лерка! Блин! Сколько лет! Я уже думал…

У неё закружилась голова от знакомых запахов (всё та же дорогая туалетная вода, Aqua DiGio или как там её?), а ещё от чертовски знакомых объятий и прикосновений. От его пальцев, шарящих по её телу, сжимающих плечи, пробежавшихся по позвоночнику, по шее, ухвативших за подбородок.

Лера и Толик встретились взглядами, и Лера поняла, что его глаза – это глаза Дениса. Такие же тёмные, глубокие, мудрые не по возрасту. Денису было тридцать четыре. Толику – чуть за пятьдесят. Лера хотела бы, чтобы Денис дожил до этого возраста. Он бы наверняка тоже был бы крутым мужчиной, держащим себя в форме, ухаживающим за собой, умным, нежным и ласковым.

– Пойдем! – шепнул на ухо Толик. – Нет – побежим! Сейчас же, за мной! Лизка, не отставать.

Ему не составило труда потащить Леру на себе – она едва казалась носками туфель пола – и прихватил заодно Лизу, которая весело махала ошарашенным девчушкам с ресепшена.

Сразу за дверью – коридорчик, со стеклянной стеной, открывающей обзор на сцену клуба. Потом еще одна дверь – кабинет Толика. Знакомый до дрожи в области живота.

Толик усадил Леру на кожаный диван, Лизу – в кресло. Сам рухнул за рабочий стол. Раньше на столе валялись кипы папок, какие-то книги, сотовые телефоны. Сейчас кроме ноутбука ничего не было. Чистота и порядок. На полу растянулись ребристые тени от жалюзи.

– Немедленно! За мой счёт! Отмечаем возвращение! – ревел Толик, шевеля мясистыми пальцами, на каждом из которых красовалось массивное кольцо. – Я уже не верил, Лерчик! Думал, всё. Пропала наша девочка. Растворилась с концами! – он поднес к уху телефон, отдал кому-то несколько распоряжений (накрыть столик в вип-зоне, приготовить блюдо «13-А» и «11-В», подготовить шампанское и вино, а ещё? Чтоб два раза не вставать, тащите коньяк). Потом спросил чуть тише, с нотками обиды в голосе, обращаясь к Лере. – Ты чего трубку не брала, а? Зараза ведь. Я с ума сходил. Ни дозвониться, ни поговорить толком. Приезжал три раза. Под дверью стоял. Не открыла.

Действительно, не открывала никому, не отвечала на звонки и письма. Закрыла сообщения в соцсетях. Не выходила на улицу. Не выходила даже из комнаты – особенно, когда кто-то стучал в двери. С кровью вырезала себя из внешнего мира. Стандартная практика, когда сходишь с ума. Та Лера до сих пор сидела в темнице и боялась выбраться.

– Прости. Ты же знаешь, что случилось. Так было лучше.

– Так не было лучше, – ответил Толик. – Это фраза-паразит. Люди думают, что ею можно оправдать любые поступки. Мы могли бы помочь тогда, понимаешь? Все вместе.

Лера неуверенно пожала плечами.

– Этого уже никто не узнает, – сказала она. – Так зачем ворошить прошлое?

– Правильно! – подхватила Лиза и отвинтила с фляжки крышечку. – Вирус, милый, давай жить настоящим! К чёрту старое. Лера здесь, с нами, живая и здоровая. Ей срочно, до безумия, нужно проветрить голову и прийти в себя. Хотел помочь тогда? Давай помогай сейчас!

Толик смотрел на Леру, будто размышлял, стоит ли ему улыбнуться или нет. Он изменился. Прибавилось морщин вокруг глаз. Седина заскользила в некогда чёрных до блеска волосах. Стареющий атлант, дитя прошлого века. Как будто старший брат Дениса. Удивительно, что Лера не подумала об этом раньше. Видимо, это где-то на уровне подсознания. Шаблон идеального мужчины, которого каждая девушка ищет всю жизнь.

– Знаете что, девочки, – сказал Толик. – Гулять, так гулять. На всю ночь. Да? И не отказываемся. Иначе я обижусь. Лерка, обижусь на всю жизнь!

Лиза подняла над головой флягу:

– Мы согласны! С таким мужчиной, хоть на край света.

– Гулять, так гулять! – улыбнулась Лера. – Веди нас, дорогой друг!

Пашка писал сестре: «Тут сотни журналов!».

И еще: «Глянцевые журналы. С две тысячи десятого. Разные. Гламур, Космополитен, Вумэнс Хэлф. Много всего. Обалдеть. И тетради, в которых вырезки. Штук двадцать точно. Или даже больше»

Они лежали аккуратными стопками, рассортированные по годам и месяцам, на овальных столиках вдоль стен. Высокие стопки модных журналов. За каждым столиком – зеркало, создающее странный и завораживающий эффект, будто журналов в комнате в десятки раз больше, чем есть на самом деле. Тетради – одинаковые, на девяносто шесть листов, Формата А4, с тёмно-синими обложками – аккуратно стояли под столиками, будто стеснялись блестящих соседей.

Пашка разглядывал обложки, листал, не понимая, для чего это и зачем это. Что за культ глянца в тесной комнатушке? Кое-где из журналов торчали аккуратные цветные закладки. Пашка взял журнал, «Ты – женщина», шестой выпуск, 2015. Открыл на закладке. Двадцать шестая страница. Броский заголовок: «Твой мужчина – твоя собственность». Меньшим шрифтом: «Двенадцать способов сделать так, чтобы мужчина считал тебя богиней».

Сладкая вата женских стереотипов, вязнущая на зубах. Пашка мельком прочитал статью, отмечая затёртые до дыр штампы. Ага, научись делать минет, и мужик тут же побежит мыть посуду. Отличные выводы. Встречай мужика в кровати, одетая в эротическое белье, и он точно никогда-никогда не будет на тебя ворчать. Аксиома.

В другом журнале («Космополитен Россия», десятый номер, 2012) закладка была на странице со статьей о том, как стать идеальной любовницей в отпуске. Похоже, Ната старательно пыталась соответствовать шаблонам красоты, расписанным в глянце. Не сказать, чтобы Пашка сильно удивился. Ната производила впечатление человека, живущего по шаблонам. В ней было мало естественности. Пожалуй, нормальную, обычную Нату Пашка не видел с детства. Лет с четырнадцати она стремительно начала превращаться в девушку из таких вот статей. В идеальную любовницу на отдыхе; в кокетливую жену, встречающую мужа на кровати; в даму, устраивающую мужику спонтанный секс в душе; в девушку, обожающую готовить блюда по рецептам Джимми Оливера.

А от настоящей Наты, видимо, давно ничего не осталось.

Ему быстро наскучило крутиться по комнате и читать закладки на стереотипные темы. Чтобы ни значили все эти стопки журналов на овальных столиках, логика в них была одна – Ната создала свой крохотный уютный островок глянца, мирок инструкций. Возможно, она здесь релаксировала по вечерам, набираясь информации. Этакий гламурный молитвенник. Вместо икон журналы. Вместо бога – секс.

В тетрадях были аккуратно вклеены вырезки из всё тех же журналов с всё теми же статьями. Ничего необычного.

«Семь поз для занятий сексом на природе»

«Как подобрать правильный крем для загара»

«Выбираем мясо на шашлыки. Почувствуй себя мужиком»

Кто-то собирает марки, а кто-то – вырезки со штампами, бывает.

Пашка потянулся за упавшей сигаретой и под одним из столиков заметил еще несколько журналов. Они были разные – по толщине и ширине. Не все глянцевые, да еще и сложенные кое-как. Наверное, поэтому он и обратил на них внимание.

Взял несколько штук. Старые номера региональных журналов. «7 дней», «Миллениал», «Life». Полистал. Закладок здесь никаких не было, номера шли вразнобой, годы издания – с две тысячи четвертого по две тысячи восьмой. Задолго до того, как Ната встретила Дениса.

Пашка сел на пол, скрестив ноги. Подтянул ближе всю стопку, начал листать, беспорядочно, пытаясь уцепиться взглядом за что-то общее. В заголовках, в содержании.

В одном из номеров «Кулинарного поединка», от две тысячи пятого года фигурировала статья о Веронике Подольской. Она открыла свой небольшой бизнес по производству кулинарных изделий. Часть заметки была вырезана, часть – обведена красным маркером.

В номере же «7 дней» от две тысячи седьмого была статья под заголовком: «Вероника Подольская: любое желание можно исполнить. Главное – захотеть». С фотографии на Пашку смотрела милая, чуть полноватая девушка с голубыми глазами и темными короткими волосами. В руках она держала поднос с кексами. Фото было обведено красным маркером.

Пашка взял еще несколько журналов, пролистал заголовки и – точно! – нашел заметки о Веронике, успешном кондитере и бизнесмене. Кое-где часть заметок аккуратно вырезали или обвели маркерами. В двух журналах лицо Вероники оказалось заклеено клейкими листиками.

Внизу стопки лежало три журнала «Дикая природа» от две тысячи девятого года. Что-то об охоте, ориентировании на местности, ловле рыбы… Всё чудесатее и чудесатее, как говорилось в одной сказке.

Пашка сфотографировал пару страниц с заметками о Веронике, отправил Лере.

«Это должно быть интересно. Ната очень любит Подольскую. С чего бы? Давай проверим»

Лера до сих пор не прочла ни одного сообщения. Хотелось верить, что она спит, но крепло чувство, что надо всё же заехать, проведать. Тем более, он отдавал отчёт что своими сообщениями вызовет у сестры ещё больший интерес к сёрфу в интернете.

Время летело стремительно.

– Засиделся, – буркнул Пашка, хотя еще не собирался уходить.

Стопка журналов под столиком разожгла в нём повышенное любопытство. Это как копаться в чужом белье, надеясь обнаружить среди чистых трусиков и лифчиков диск с домашним порно. Подобным занимались Пашкины работодатели. Теперь было понятно, почему им так нравилось это дело. Можно прикрываться терминами вроде «разоблачение» или «справедливость», но дело почти наверняка было в удовольствии от копания в чьём-то белье…

Пашка прочитал несколько статей о бизнесе Вероники. Уникальность состояла в том, что Вероника открыла свой бизнес через интернет. В те годы это было редкое явление. Не имея офиса, кондитерской лавки, магазинов, Вероника пекла кремовые торты, кексы, мармеладные плюшки на заказ дома и продавала их через интернет-площадки. За полтора года она вышла на оборот в семь миллионов рублей в месяц – что с учетом низких затрат можно было смело считать бешеным успехом.

Пашке было не интересно. Он в бизнесе понимал мало. Да, полноватая голубоглазая девушка почти десять лет назад подняла неплохие деньги. Но причем тут Ната? Зачем она хранит номера журналов со статьями о Веронике? Кто вообще хранит такое? Может быть, наблюдает за карьерой близкой подруги? Есть ли у Наты вообще близкие подруги?

Где-то в глубине дома скрипнула дверь. Или половица. Или еще что-то.

Звук этот разнёсся в тишине не хуже пистолетного выстрела.

Пашка уставился в дверной проём, прислушиваясь. Если Ната вернулась – а она вообще-то могла вернуться в любой момент – то дела плохи. И это уже не игра под названием «подсмотри за двоюродной сестрой». Это серьёзное преступление. По голове не погладят.

И о чём он только думает?

Звук не повторился. Может, показалось, но рисковать не стоило. Пашка быстро убрал журналы на место, вышел в коридор. В комнате за его спиной погасли лампы, и сразу стало понятно, что дом пуст и тёмен. Ночь сожрала его. Кроме собственного дыхания Пашка больше ничего не слышал.

Он стал медленно спускаться по лестнице, вглядываясь в провалы окон, сквозь которые в дом затекал густой рыхлый мрак. Под ногой скрипнула ступенька – звук был точно такой же, как услышанный недавно. Сердце прыгнуло в груди. Вот ведь…

Дом как будто отозвался еще одним скрипом. Где-то за спиной. С высоты второго этажа.

Пашка развернулся. Кто-то стоял наверху, у деревянных перил. Темный силуэт. Его, Пашку, обошли сзади. Переиграли.

А потом вспыхнул свет.

Яркий, слепящий свет танцпола вышибал из головы ненужные мысли.

Лера кружилась, прыгала, обнималась, хохотала. Как раньше. Как в прошлой жизни. Сколько времени когда-то она провела среди потных танцующих и пьяных тел? Сколько выпила, сколько сбила каблуков? Никогда и никому не сосчитать. Это время плотно упаковано в коробки и сохранено на жёстком диске памяти.

Вокруг тоже толпились, обнимались, прыгали и хохотали. Где-то у сцены потерялась Лизонька. Она крикнула, ткнув пальцев в людей: «О, чур мой мужик!» и растворилась в толпе. Почти наверняка её сегодняшний вечер закончится в чужой квартире, на чужой постели с каким-нибудь молодящимся сорокалетним мужиком.

Толик был где-то рядом. Пошел за напитками. Он умел уговаривать – Лера за последние полчаса выпила уже два бокала рома с колой. Пришлось признать, она отвыкла от алкоголя. Тут же захотелось курить, но в кармане были только проклятые подушечки жвачки. Лера расковыряла одну ноготками. Голова кружилась. Со сцены какой-то молоденький диджей объявил время ностальгии и врубил ремикс на «Руки вверх».

Появился Толик с двумя бокалами.

Волосы Толика растрепались, рубашка оказалась расстегнута на груди. В полумраке, разрываемом яркими полосками света, Толик казался сильно моложе своего возраста.

– А правда, что ты себя вчера порезала? – спросил он, прильнув губами к её уху.

– Обманывают. Кто-то ловит популярность на моей теме.

– Я тоже не поверил. Моя девочка всегда была сильной. Раз уж выкарабкалась тогда, то выкарабкаешься и сейчас!

– Это точно!

Она выпила молочный коктейль с привкусом чего-то приторно-горького в несколько глотков, смакуя в мыслях фразу «моя девочка», примеряя на себя – годится или нет для нынешнего состояния.

– Мне жаль, что не открыла дверь, – наконец, сказала Лера.

Толик кивнул. Он, кажется, один тут не танцевал. Стоял среди беснующейся толпы, широко расставив ноги, и просто пил.

– Так надо было, понимаешь? Для всех было бы лучше!

– Уже не важно, – ответил Толик. – Главное, что ты вернулась. Веселись!

Она всегда его слушалась. Ну, или почти всегда. Сначала обожала, потом влюбилась, потом разочаровалась и отрицала. С Толиком были сложные отношения, на грани. Лера и сама не до конца понимала, что между ними происходило. Так легко было запутаться! Он оправдывал своё прозвище на сто процентов: вирус, захвативший тело и разум. Но она вылечилась и забыла. Так всегда и бывает.

Лера сообразила, что пялится на Толика, а он прекрасно это видит и улыбается. Позволяет, значит, пялиться.

– Пошел ты! – беззлобно фыркнула Лера, но Толик её, конечно же, не услышал в общем гвалте и шуме вокруг.

Кто-то толкнул его в плечо. Ром с колой расплескались по грязному полу. Толик растворился в толпе, видимо, за новой порцией, а Лера отдалась во власть танцпола, забыв обо всём.

Как же давно она не танцевала вот так, расслабленно и дико, на изломе эмоций, пьяная и довольная. Как же ей хотелось забыть обо всём, что случилось в последние дни. Чтобы смерть Дениса была всего лишь сном – на это же можно надеяться, правда? И чтобы завтра утром она обнаружила, что выходит из «Вирус-клуба» на съемки передачи, на дворе две тысячи девятый, бояться нечего, переживать не о ком. Под сердцем бьется еще одно сердечко. Не будет преждевременных родов, скандалов, депрессии, вырытой могилы, психоневрологического диспансера. А наоборот – всё будет хорошо.

Если бы не та злосчастная передача, Лера бы отправилась обратно в клуб. Здесь бы она пила, танцевала, нюхала, курила, трахалась. Здесь бы она оставалась королевой жизни навечно.

А что мешает сейчас, да-да, сейчас вернуться к исходной точке?

– Я жду этого! – шепнула она самой себе. Лера из прошлого – та самая, по-настоящему счастливая Лера – впилась ноготками в мякоть сознания и принялась выбираться наружу.

Толик оказался рядом и обнял Леру за талию. Лере захотелось запустить ладонь ему под расстегнутую рубашку, провести пальцами по груди и – ниже. Она повернулась к нему спиной. Дыхание у Толика было горячим, медленным.

– Денис, – пробормотала она, думая о прошлом. – Денис, я хочу тебя прямо сейчас…

– Пойдем ко мне в кабинет? – спросил он из-за спины.

У них даже голоса были похожи.

Денис мёртв.

А Толик жив.

Его пальцы медленно опустились на её бедра, потом еще ниже. Крепко сжали. Лера задрожала, ощущая, как внизу живота накатывает тёплая волна наслаждения.

– Жизнь продолжается, – сказал Толик на ухо. – Чтобы ни случилось. Ты уже взрослая, сама должна решать, что для тебя хорошо, а что нет. И отвечать за свои поступки6 так ведь?

– Ага. Снова грузишь своими взрослыми псевдофилософскими размышлениями, – ответила Лера, извиваясь будто бы в такт музыке, но на самом деле в его объятиях.

Еще немного, и у неё сорвёт крышу. Она ведь не умела сдерживаться. Никогда. Терапия, таблетки, тренинги, курсы – они не помогали. Просто повода не было срываться. А теперь вот появился.

– Пойдем в кабинет, – повторил Толик голосом Дениса, взял Леру за руку и повел сквозь толпу.

Гремела музыка, от которой дрожал пол и прыгало в груди сердце. Между ног был горячо и влажно. По коже бежали мурашки. Лера не сопротивлялась, да и не хотела. Она падала в темноту памяти, где было хорошо и радостно.

Толик провёл её за дверь, в холл, мимо гардероба, в коридор. Лера поймала своё отражение в зеркале. Другая Лера, из прошлой жизни, дерзкая и надменная, та самая королева жизни, подмигнула её и улыбнулась. Яркая вишнёвая помада размазалась по подбородку. Тушь под левым глазом размылась. Волосы растрепались.

Новая Лера не улыбалась. Но её никто не слушал. Она была здесь не к месту.

Толик распахнул дверь кабинета, вошел первым, втянул Леру и уронил её на кожаный скрипучий диван. Она успела глубоко выдохнуть, прежде чем Толик – большой, широкоплечий, сильный Толик – рухнул на неё сверху и впился губами в её губы.

Может быть, у Толика с Денисом были похожи голоса. Может быть, она одинаково сильно любила их обоих. Но сексом Денис и Толик занимались по-разному.

Другая Лера закрыла глаза и застонала. Ей нравился секс из прошлого.

Толик небрежно стащил трусики и проник в неё с силой, будто вогнал в плоть раскалённое лезвие. Сначала на короткое мгновение стало больно, но затем волна удовольствия расплылась по телу.

– Продолжай! – попросила она. – Продолжай милый, любимый, хороший. Продолжай…

…он зажмурился от яркого света, а потом почувствовал удар в плечо и боль.

Оступился, упал с лестницы, ударился затылком о ступеньку и съехал, нелепо, на пол. В глазах потемнело, а боль, расплескавшись волнами, стремительно охватывала всё тело.

Рука скользнула по стене и безвольно упала. Глаза непроизвольно наполнились слезами, сквозь них Пашка различил что-то. Что-то, мешающее двигать правой рукой… Что-то длинное, странное.

Это была стрела с разноцветным оперением. Стрела, погрузившаяся в плечо. Стрела, которую Пашка раньше видел – из комплекта Василия Ильича. Из его коллекции охотничьего оружия.

Он поднялся, ощущая, как бешено пульсирует кровь в висках. Перевел взгляд на лестницу и увидел наверху знакомый силуэт.

Взвизгнула тетива – этот звук Пашка услышал особенно чётко – а затем боль впилась зубами, словно бешеная собака.

Пашка не удержался и заорал. Кончик стрелы торчал из области живота, чуть ниже солнечного сплетения. Разноцветное оперение дрожало.

Умирать было больно. Совсем не так, как представлялось Пашке ранее.

Он развернулся и побежал по коридору. Побежал медленно, нелепо, хромая, держась за стену рукой. Толкнул плечом дверь в комнату, через которую проник в дом. Увидел распахнутое окно, развевающиеся занавески, успел подумать о черноте, которая вливалась с улицы и о том, что не слышал шагов. Совсем ведь не слышал.

Что-то сильно ударило его по голове, звон оглушил, а затем та самая чернота распахнула перед Пашкой мягкие колючие объятия и приняла в себя.