Текст книги "Идеальность (СИ)"

Автор книги: Александр Матюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Идеальность

Часть первая. Глава 1

19 октября 2016 г.

Вы знаете, как горит прошлое?

Я намереваюсь узнать. Сразу после похорон. Прости, мы были счастливы вместе, пусть и не долго.

Глава первая.

Она любила сверяться с сонником по утрам.

Готовила завтрак – йогурт с бананом или овсяную кашу с ягодами, а иногда просто намазывала на слегка прожаренный хлеб арахисовое масло и заваривала кофе. Затем брала с подоконника старый мамин сонник (потрепанный, с отваливающимся корешком и с дыркой от сигареты на месте буквы «О») и читала его, выуживая из памяти детали минувших сновидений.

Ей часто снилась лесная поляна, а на поляне, утопая в густой траве, стоял чёрный рояль. Крышка его была открыта, и кто-то невидимый нажимал на клавиши, играя старую детскую колыбельную.

«Только месяц не спит…»

Во сне она видела деревья, обступившие поляну плотным кольцом. Их силуэты напоминали силуэты людей – кривые, сутулые, широкоплечие, разные – и не вспомнить было, кто это, зачем собрались, чего ждут.

Молчаливое ожидание вызывало в ней трепетное болезненное чувство, от которого сводило живот. В этом повторяющемся сне её брали за запястье и чей-то голос шептал: «Валерия, милая моя, я вас прошу, только не закатывайте истерику, хорошо? Никаких истерик в прямом эфире! Это недопустимо. Мы договорились? Договорились?»

Она знала наизусть, к чему снятся лес, рояль, деревья, даже к чему снится случившаяся истерика – вишенка на торте её сновидения.

Но ей всё равно хотелось листать сонник в поисках ненужных ответов. Она вспоминала иные детали. Например – было ли обручальное кольцо на пальце у человека, который хватал её за руку? Что у нас в соннике об обручальных кольцах?

Кофе был горячим, чуть горьковатым. Овсяная каша, как обычно, недоваренная. Думалось о том, что надо купить свежее молоко, но для этого придется выходить из дома. Ей не нравилось утро и патока солнечного света, разъедающая глаза. Фобия из прошлого. Предпочитала ночные покупки, сразу после рабочей смены, в круглосуточном магазине через два квартала от дома. Ночью в магазинах пусто, тихо и не так ярко. Идеальное время, чтобы не сойти с ума.

Она искала информацию об обручальном кольце (буква «О», 199–215 стр., непослушные жирные листики, которые сложно было быстро листать), когда завибрировал телефон.

По утрам ей звонила только мама. Маме скоро исполнялось семьдесят шесть, её мучила бессонница, по ночам она вязала и смотрела бесконечные новости, а часов в семь набирала дочь, чтобы пересказать последние события, творящиеся в мире. Теракты, происшествия, визиты одних президентов к другим, результаты футбольных матчей, кассовые сборы очередного супергеройского фильма – менялись имена и цифры, но не суть новостных лент. Очень редко мама звонила по другим причинам: просила найти контакты её старых друзей или жаловалась на то, что среди ночи к её дому снова приходила Настя и заглядывала в окна. От Насти спасали молитвы и святая вода (а еще таблетки, но мама пила их не регулярно, потому что не доверяла современной медицине).

− Мам? – Лера взяла трубку, прислонила к плечу ухом. Свободной рукой трепала сонник, выискивая проклятое «обручальное».

За окном накрапывал дождь – прекрасная погода, гармонирующая с Лериным настроением.

− Лерусь, доброе утро! – голос у мамы был тихий, сбивчивый, непривычный. – Ты новости еще не смотрела?

− У меня нет телевизора, мам. Ты же в курсе.

− А интернеты? Ты новости в интернетах читаешь? Посмотри скорее…

− Что случилось-то? – Лера отложила сонник, загнув уголок страницы на нужном месте. – Снова что-то обо мне всплыло?

В последнее время о ней писали редко. В основном в контексте других новостей: «Юная звезда шоу «Голос Вселенной» была задержана сегодня утром в наркотическом опьянении за управлением транспортным средством. Примерно в таком же возрасте шесть лет назад Валерия Одинцова под воздействием сильнодействующих препаратов…» и так далее и тому подобное.

− Не о тебе, − сказала мама. – Денис умер.

Она замолчала, видимо ожидая, что Лера что-нибудь скажет. А Лера не могла ничего сказать. У нее перехватило дыхание.

− Денис, который муж Наты, − подытожила мама. – Представляешь? Тридцать четыре года. Молодой еще совсем. Вот уж не ожидала. Здоровый был, бегал, качался, что там еще? Никогда бы не подумала, чтобы… Бедная Ната. Счастливая семья, и тут вдруг раз, и…

− Мам, − перебила Лера, кое-как справляясь с голосом. – Мам, я позже перезвоню. Мне надо почитать, хорошо? А у меня с телефона… Мне надо отключиться. Я позже. Не обижайся.

− Как же так. «Такой молодой», – сказала мама негромко. – Ты его, конечно, не слишком хорошо знала, но все же какой-никакой родственник. Жалко…

Лера оборвала связь. Ей вдруг сделалось плохо от тишины, которая образовалась вокруг. Город за окном ещё спал. Вялое осеннее солнце только-только начало разукрашивать небо в алый, так что даже птицы на него не реагировали привычным щебетом.

Обручальное кольцо.

Она открыла сонник, стараясь справиться с тишиной в голове. Начала читать. Соскальзывало ли кольцо? Была ли такая деталь? К чёрту.

Полезла в интернет. Прочитала новость, добавленную всего час назад.

Сухо и кратко: Денис, тридцать четыре года, предприниматель, найдем мертвым ранним утром в двух кварталах от своего дачного дома. Следов насильственной смерти не обнаружено. Основная версия: сердечный приступ на утренней пробежке. Подробностей пока немного. Прошло всего два часа с момента обнаружения тела. Вездесущие репортеры уже каким-то образом пронюхали. Результаты вскрытия покажут…

Читай между строк: Денис был женат на дочери известного в городе бизнесмена, богатого и влиятельного человека со спорной репутацией (а кто без спорной репутации вообще выбрался из девяностых?) и умер в спальном районе Митино, который в народе прозвали «Эльдорадо». В богатых домах Митино жили лучшие люди города и области. Умереть там – уже почетно.

Денис вышел утром из дома, одетый в шорты и футболку. Моросил дождь – колючий и холодный, от которого хотелось укрыться под одеяло. Еще не взошло солнце, было серо и по-осеннему тоскливо. Денис обычно пробегал по утрам семь или десять километров, в зависимости от настроения и от того, какая музыка играла в наушниках. Под «Басту» мог забыться и бегать до рассвета. И вот он бежал, делал паузы, переходил на шаг, снова бежал, сверялся с трекером на левом запястье – модным, японским, дорогим трекером, который отмерял пульс, подавал сигналы, когда следовало отдохнуть или выпить воды и даже как часто надо дышать. Модная штука.

А потом Денис упал в двух кварталах от дома и умер. Дождь капал ему на лицо, попадал на глаза и на губы. Или, может, Денис лежал на животе, и капли стучали по его затылку. Сердце Дениса остановилось. Интересно, что показывал трекер в этот момент? Вибрировал ли он? Чувствовал ли Денис эту вибрацию?

Лера моргнула и поняла, что сидит без движения уже несколько минут. Занемела рука, держащая кружку с кофе на полпути ко рту. Под кожей бегали болезненные мурашки.

Второй рукой Лера неосознанно брала из сахарницы кубики рафинада и складывала их в кучку на краю стола. Наверняка для того, чтобы потом убрать в карман халата.

Чертыхнулась. Поднялась, разминая кисть. Сделала несколько кругов по кухне. Следовало собраться с мыслями, но нормальных, трезвых мыслей как раз не было. Наоборот, в голове закрутилась какая-то каша.

Это как же – умер? Денис, здоровяк и спортсмен, рубаха-парень, жизнерадостный и пробивной, целеустремленный, болтливый… сколько там еще хороших эпитетов Лера могла накидать?.. Нежный, ласковый, тихий, мягкий, близкий. Бесконечно много.

Она выплакалась минут за десять. Мысли продолжали скручиваться в тугой узелок, и это было нехорошо и неправильно. Лера достала пузырек «Ревинола», высыпала три пилюли (по рецепту положено было пить одну таблетку в день, но сейчас-то какая разница?), проглотила, запив остывающим кофе. Взяла со стола пару кубиков сахара и как есть, в ночном халате и тапочках, вышла из квартиры.

В старом подъезде на всех этажах воняло мочой. Сквозь замызганные, покрытые паутиной окошки на лестничных пролетах тянуло холодом. Кто-то привязал к батарее велосипед между вторым и третьим этажами, и у этого велосипеда уже не было переднего колеса. Лера торопливо спустилась, вышла на улицу, под осенний ветерок и накрапывающий дождь, подставила лицо теплым каплям. Вокруг шумели деревья, район был хорошо засажен еще с конца прошлого века – панельные пятиэтажки летом тонули в зелени, а осенью оказывались завалены гниющими листьями. Через дорогу раскинулась небольшая и неухоженная парковая зона, где чуть ли не раз в месяц находили очередного окочурившегося наркомана. В этой же парковой зоне, ближе к обочине дороги, раскинулись ларьки с шаурмой, сигаретами, газетами. Лера направилась туда, стремительно замерзая.

Знакомый продавец дал ей в долг пачку сигарет и зажигалку. Он давно привык к странной девушке, которая время от времени прогуливалась по улице в халате и тапочках, мороз ли, жара, ливень или ветер.

Лера тут же закурила, прикрыв глаза от краткого удовольствия. Попыталась понять, от чего ей прямо сейчас стало вдруг лучше – таблетки подействовали или никотин заставил выбросить очередную порцию дофамина? Возможно, и то и другое.

− Я в заднице, − сказала Лера самой себе. – Он умер, и я снова в заднице.

В кармане завибрировал телефон. Лера выудила его и увидела на экране лицо Дениса. Он улыбался на этой фотографии: уверенный, молодой, чуть небритый. В черных очках отражалась Лера – если приглядеться.

Номер был рабочий. Денис никогда не звонил ей с домашнего, а рабочий телефон никогда не приносил домой. Он прятал его в машине. В багажнике. В аптечной коробке. В офисном портфеле.

А где был телефон сегодня утром?

Соединение.

− Алло?

В трубке молчали.

− Алло? – переспросила Лера, чувствуя, как холодеет в затылке. – Кто это? Ответьте. Это по работе? Алло?

Связь оборвалась. Лера несколько секунд разглядывала погасший экран, на котором распустилось несколько капель дождя.

Когда она перезвонила, телефон Дениса был уже отключен.

Глава 2

Лера услышала карканье, едва съехав с трассы на грунтовую дорогу. Кладбищенское воронье радостно обсуждало очередное пиршество.

Эта дорога к кладбищу напоминала Лере её жизнь: где-то сзади мягкая скоростная трасса, по которой можно было нестись под двести километров, не оглядываясь и не задумываясь о последствиях. Потом вдруг начиналось бездорожье – с ухабами, тряской, клацаньем зубов, мухами в радиаторе и мелкими камешками о лобовое стекло. Это настоящее, как есть, без прикрас. А в будущем (закономерно) – усыпанные рыжими опилками тропинки между могилами, надгробия, деревянные кресты, фотографии, бесконечные даты рождения и смерти. Где-то здесь закончится и её жизнь тоже. Место на кладбище уже куплено. Папа заботился о неотвратимом будущем семьи.

При этом сама папа умер, когда Лере исполнилось девять. Смерть случилась до безобразия нелепой – как усмешка судьбы – через три дня после того, как папа оформил покупку кладбищенской земли. Он отправился в лес за грибами (нелепая семейная привычка, от которой не отказались даже после папиной смерти), и провалился в яму, наполненную грязью и дождевой водой. Сломал стопу, потерял сознание от болевого шока, упал лицом в воду, от чего и захлебнулся. Его нашли поздней ночью. Лерин старший брат Пашка высветил лучом фонаря папино тело, погруженное в грязь. Рядом с ямой валилась корзина с грибами. Пашка, которому тогда исполнилось семнадцать, потерял сознание. Лере с тех пор казалось, что очнулся он другим человеком.

Сейчас брат развалился на заднем сиденье автомобиля и, приоткрыв окно наполовину, курил. Судя по запаху – самокрутку с каким-то дорогим табаком. Он презирал сигареты (особенно электронные), точно так же как презирал готовый фарш, молотый кофе и презервативы.

Одет Пашка был в потертую камуфляжную форму, с медальками на груди (возможно даже заслуженными), с выцветшей георгиевской ленточкой, приколотой к нагрудному кармашку. Пашка старательно поддерживал образ умудренного жизнью военного, хотя уволился из армии десять лет назад. На его висках проступили седые волоски. В короткой бородке тоже мелькала седина. Борода вообще его старила, но Пашка банально не любил бриться.

Лера проехала через небольшой пролесок, полный мертвых деревьев и кустарников. Справа и слева от пролеска тянулись железнодорожные пути. На кладбище можно было попасть только по этой грунтовой дороге, параллельно которой вилась вытоптанная сотнями ног тропинка. Если не на машине, то добирались на электричке – платформа спряталась за деревьями в полукилометре отсюда. Кладбище в Митино было единственное, старое. Оно расползалось по полю с чудовищной быстротой. Лера помнила, как маленькой ходила здесь с братом. Они шли через кладбище на озеро Мутное. Могил было мало, дорога занимала пару минут. Сейчас от количества могил, крестов, оградок разбегались глаза. Озеро Мутное сначала заросло камышом, потом высохло, а теперь на его месте тоже рыли могилы и жаловались на отвратительную почву, потому что на два метра вглубь было сложно докопаться, не наткнувшись на воду или грязь.

Почти сразу за пролеском дорога заканчивалась – тянулись две колеи примятой травы. Еще через две сотни метров начиналась гравийная стоянка. Туда Лера и свернула.

Возле кабинки сторожа, окрашенной в черно-белую полоску, стояло три автомобиля. Несколько человек, одетых в рабочие комбинезоны, сидели на лавочках, поглядывая на приезжих. Далее, за стоянкой, начиналось, собственно, кладбище, огражденное низким заборчиком с колючей проволокой. Будто кто-то всерьез думал, что проволока спасала от цыганят и бомжей.

− Автобуса еще нет, рановато, − сказал Пашка, щурясь от редких лучей солнца, пробившихся сквозь низкие серые облака. – Как думаешь, под дождь попадем с этими церемониями?

− У меня зонт с собой. Не растаем.

Лера припарковалась и тоже закурила. От нервов она не спала всю ночь, крутилась, вспотела, высосала штук семь сигарет и выпила две чашки крепкого кофе. В пять утра забылась быстрым сном, когда не разобрать, где явь, а где грёзы, потом проснулась с ощущением полной бесполезности жизни. Такое уже случалось раньше – и довольно часто – но нынешнее ощущение было самым сильным за год или даже два. Хотелось наглотаться таблеток и уйти в сновидения раз и навсегда. Спасаясь от самоубийства, Лера выскочила на улицу и наворачивала километры на машине вокруг дома, пока не рассвело. Потом дозвонилась Паше и предложила подбросить его до кладбища. По дороге заскочили за кофе, но все равно приехали раньше всех. До похорон оставалось еще около получаса.

Мама ехать отказалась. Она давно уже не выбиралась из своего загородного дома дальше, чем на пару километров в лес: хандрила, пила пачками таблетки, мерещилось ей всякое. Волноваться было нельзя – хотя, как тут избавиться от волнения?

− Я влипла, − сказала Лера, поглядывая на Пашку в зеркале заднего вида.

О, эта спасительная привычка делиться с братом всеми проблемами.

Он пожал плечами и спросил:

− Насколько сильно?

− Трахалась с женатым парнем. Понимаешь, как кролики. Последний год или около того.

Паша снова пожал плечами.

− Я не мастер утешать или вправлять мозги, да? Но я тебя хорошо знаю. После того, что ты вытворяла несколько лет назад, трахайся с кем хочешь – никто не осудит.

Он имел ввиду наркотики, депрессию, алкогольную зависимость, разрыв контракта с «Первой звездой», скандалы в прямом эфире, те жуткие фотографии и короткие ролики «домашнего порно», которые раскопали в интернете газетчики – длинный вонючий шлейф новостных лент шестилетней давности.

Шлейф этот тянулся до сих пор, то и дело мелькал на задворках региональных телеканалов и проскакивал в глянцевых журналах. Надо было стать звездой, чтобы эффектно сорваться с неба в бездонную черную пропасть. А когда Лера достигла дна – снизу постучали. Она не думала, что этакая банальность, годная разве что для статуса в социальной сети, случится на самом деле.

Она затянулась, отметив, что хватит сигарет на сегодня, а то уже начинает драть горло. Лера не курила с двадцати лет. В двадцать четыре снова начала, потихоньку. Сейчас ей было двадцать пять. Надо ли снова бросать?

− Этот парень, с которым я встречалась, умер вчера утром. А потом мне позвонили с его рабочего телефона, где был записан мой номер. И молчали в трубку.

Пашка неопределенно хмыкнул.

− Думаю, его жена в курсе. Если не знала раньше, то знает сейчас, − продолжила Лера. – А я, как настоящая паршивая овца, приперлась на его похороны. Ты не представляешь, что я сейчас чувствую.

− Упаси Боже представить, − сказал Пашка. – Ты мне напоминаешь каучуковый мячик, который бросили в комнату, полную стеклянной посуды. Я даже не знаю, жалеть тебя или нет.

− Не надо жалеть. Это я так, выговориться. Больше не кому… Зачем я вообще приехала, а?

Пашка пустил дым носом.

− Потому что мы родственники, − сказал он. – Супруга усопшего – наша двоюродная сестра. Не сказать, чтобы мы все дружно и тесно общались, но есть такой странный парадокс в этом мире: смерть объединяет и уравнивает. Сечёшь, о чем я? Когда ты валялась в больнице, все они были рядом. Когда другая наша сестра сделала аборт и пошли осложнения – мы ведь тоже приперлись. Всё закономерно. Круговорот родственников в природе. Пусть они богатые и отвратительные лично мне, я все равно делаю вид, что с ними дружу. Вот и ты делай.

− У тебя самокрутка с коноплей?

− Нет. Я просто немного выпил рано утром. У меня есть коньяк, от бессонницы. Почитал и выпил. Не думал, что ты заедешь раньше десяти. Но суть проста: как бы кто себя не вел, на кладбище все едины. Скорбь и слезы на лицах, неторопливые движения, усталость в ногах, мысли о смерти. Вон, смотри, первые скорбные ласточки.

Он ткнул в сторону тропинки. Из-за кустарника показалась пешая процессия – несколько пожилых людей, одетых в черное, элегантное. Дальние родственники Дениса или вроде того.

− Они печальны, − продолжил Пашка, – потому что прожили долгую жизнь и понимают, что смерть близка. А чьи-то похороны – это еще один кирпич в их дороге на ту сторону. Помнишь, мама говорила, что хочет умереть раньше своих подружек? Мол, невыносимо тяжело бывать на похоронах, потому что за спиной никого не остается. Как будто с каждой новой смертью исчезает невидимая защита.

− Ты меня вгонишь в стресс.

– Моя дорогая, стресс – это реакция организма на что-то новое. А ты уже видела смерть. Так что переживешь.

Лера вышла из салона, во влажную духоту осеннего утра. Свет был рассеянный, тяжелый, от него болели глаза. Ощущалось скорое начало грозы. Пожилые люди – две бабушки и дедушка – помахали ей. Лера ответила, размышляя, куда могли деться её солнцезащитные очки.

Невыносимо захотелось уехать. Соваться на похороны Дениса – великая глупость. Как поведет себя Ната, его жена? Как поведет себя сама Лера, когда увидит Дениса в гробу?

Пашка тоже выбрался на улицу, тяжело дыша, не выпуская из пухлых губ самокрутку. Когда-то Пашка был спортивного телосложения, «качок», мечта всех девчонок местного юридического института, холеный парень с модной стрижкой, умный и начитанный – на коне! Сейчас он мог соблазнить разве что библиотекарш. У него появилось пивное брюшко, нависающее над портупеей, постоянно краснели щеки, была одышка, а еще из горла то и дело вырывался хриплый кашель, как у туберкулезника. Острый ум, конечно, остался. Но кто его ценит в современном обществе?

− Напомни, когда ты забросил тренировки? – спросила Лера.

− Как только понял, что смысл жизни в другом, − ответил Паша. – Красивое тело не важно, если хочешь познать истину.

Он был слишком нудным. Лера постоянно об этом забывала.

− А ты все еще бегаешь по утрам? – спросил он.

− Иногда надоедает. Но стараюсь держаться в тонусе.

− Смотри, − сказал Паша, отвлекшись. – Главная процессия.

Из пролеска, громыхая, выкатил зеленый глазастый «ПАЗ». Следом за ним еще несколько машин. Лера увидела черный «Лексус» Дениса. Формально он принадлежал жене, но Денис любил хвалиться, что куплен «Лексус» был на его деньги. Теперь вот жизнь расставила приоритеты.

«ПАЗ» с хрустом заехал на гравий, сделал полукруг, остановился боком к сторожке. Люди в комбинезонах направились к нему. Сразу началась какая-то размерная, неторопливая суета. Из автомобилей высыпались люди – все в черном, траурном – рабочие начали вытаскивать гроб, кто-то выудил из автобуса стулья и понес их за забор с колючей проволокой, лавируя среди надгробных плит и крестов. Кто-то стал вынимать пластиковые букеты и венки, развевающиеся ленты с надписями. Похороны всегда чем-то напоминают свадьбы. Только никто никуда не торопится.

Лера, вытянув шею, пыталась разглядеть лицо Дениса в гробу. А затем увидела Нату и её отца.

Ната была в строгом темном платье, в темных же очках и в перчатках, с заколотыми волосами. Выглядела изящно, как будто приехала сниматься в кино.

«Макияж подбирала полночи, − подумала Лера отстраненно. – Чтобы выглядеть идеально»

Денис рассказывал, что жена не выходила из дома без «сэлфи». Это был фототест: если на фото Ната выглядела безупречно, значит можно показываться на людях. Лера видела её инстаграм, наполненный сотнями фотографий безупречного лица – разные ракурсы, фокусы и задние планы, но абсолютно однотипное содержание. Полюбуйтесь, какая я хорошенькая молодая бизнес-леди, королева жизни; счастливый брак, замечательная жизнь… вот только ни хрена там не было замечательного, если разобраться. Лера знала наверняка.

Ната медленно повернулась к Лере. Острый подбородок, тонкие губки, откорректированный замечательный носик. Лера взмахнула рукой, улыбнулась, хотя тут же поняла, настолько глупо и нелогично выглядят и взмах, и улыбка. Ната не отреагировала. Просто смотрела сквозь черные стекла очков, похожие на две ямы, заполненные грязью.

Конечно, это она звонила вчерашним утром.

Ната знает, с кем Денис регулярно созванивался. Она увидела переписки в социальных сетях и мессенджерах. Все эти «люблю», «когда встретимся», «соскучился». Фото, смайлики, копипасты… Денис не удалял истории, был слишком самоуверенным. Лера как-то пыталась его убедить, ссылалась на свой опыт. Но Денис – о, непреклонный жиголо – отшутился и убедил её, Леру, вечную паникершу, дующую на воду, что всё будет в порядке.

И вот он, порядок.

В копчике зародилась ноющая боль, перекинулась на позвоночник и стремительно взобралась к затылку. Лера отвернулась, не выдержав. Затряслись кисти рук – так всегда бывало, когда она нервничала. Подступающие приступы паники.

− Пойдем, − сказал Пашка. – Надо поздороваться и выразить скорбь.

− Я… не могу. Я не пойду. Посижу здесь, хорошо? – Лера открыла дверь автомобиля.

− Это неправильно, даже если будет тяжело.

− Ты не понимаешь.

Мимо Леры шли люди, которых вдруг сделалось как-то невероятно много. Рядом оказалась младшая двоюродная сестра Лиза, худенькая, скуластая, с длинным носом, характерным для всей семьи. Несколько лет назад у Лизы случилась предродовая депрессия, и она потеряла не рожденного ребенка. С тех пор её тяготило чувство вины, она почти ни с кем не общалась и постила у себя в Фейсбуке жизнеутверждающие, но ничего не значащие посты. Ходили слухи, что Лиза лечится от психического расстройства.

− Привет, сестрица, − сказала она, положив ладонь с тонкими пальцами Лере на плечо. – Грустно, не правда ли? Теперь мы снова втроем и без мужей. Как в старые добрые времена.

− Наши хотя бы не умерли, − брякнула Лера.

− Не знаю, что хуже, − Лиза ухмыльнулась. − Мой до сих пор просится назад.

− А ты?

Лиза вздохнула, поджав губы, сказала:

− А я размышляю. Хочется вернуть, конечно. Секса хочется нормального, домашнего тепла. Но пережить еще раз всё это?.. Нате, на самом деле, повезло. Сколько они прожили вместе? Лет пять или около того? Не добрались до кризиса отношений. Самый сок – конфеты, цветы, трахались, наверное, как кролики. А потом – раз – и можно нового мужа искать, без хлопот и забот.

От неё разило алкоголем.

− Такой молодой, а уже проблемы с сердцем, − продолжила Лиза, задумчиво. – Странно это. Совсем о себе не заботился.

− Он занимался спортом, − вставила Лера, которую начал раздражать разговор с пьяной сестрой.

Все в семье знали, что Лиза завидует успешности и красоте Наты. Младшая сестра постоянно тянулась за старшей – и не успевала. Сколько было скандалов из-за того, что Ната похудела на пять килограммов, а Лиза, наоборот, поправилась? Или из-за того, что у Наты была чистая кожа, а Лиза до двадцати лет не могла вывести угри вокруг носа и губ? Иногда Лера радовалась, что виток судьбы вышвырнул её на обочину семейной жизни, подальше от склок, дрязг и сплетен.

− Спорт, моя дорогая, тоже может убить. Особенно при серьезных сердечных заболеваниях, − наставительно сказала Лиза.

− Не знала, что он вообще болел.

− Это потому что тебя не было ни на одном семейном дачном ужине. Была бы – узнала.

Лиза подмигнула, убрала руку с плеча и была такова.

Гроб уже занесли за забор. Кто-то держал в руках пластиковые венки, цветы. Отец Наты, Василий Ильич нес деревянный крест, неловко удерживая его на вытянутых руках, будто не знал, как лучше взяться. Выглядел Василий Ильич нелепо, потому что был большого роста и крепкого телосложения, оделся по форме, как положено, а офицерскую фуражку повернул козырьком влево, чтобы не мешала. Видно было, что Василий Ильич растерян, обстановка ему непривычна, и что делать в данной ситуации он попросту не знает. За ним вприпрыжку шли двое подчиненных, то ли телохранители, то ли просто помощники из воинской части. Тоже в военной форме и тоже растерянные. Проследив за ними, Лера не сразу поняла, что рядом с ней возник кто-то еще.

Пашка закашлялся, отодвинулся. Лера увидела черные блестящие сапожки на шпильке – совсем не подходящая обувь для похорон, но зато идеально смотрящаяся на красивых ножках в чулках.

− Сочувствую, − сказал Пашка глухим кашляющим басом и спрятал самокрутку за спиной. – Очень невовремя. Очень.

Как будто смерть вообще приходит вовремя.

Ната кивнула, принимая Пашино сочувствие, повернула голову к Лере.

− И я тоже, − быстро сказала Лера. – Это чудовищно. Я не знаю, как ты это пережила.

− Еще не пережила, − ответила Ната. Голос у нее был с хрипотцой, будто от долгого плача. – И вряд ли когда-нибудь переживу. Денис был для меня всем. Богом. Центром Вселенной. Лучшим человеком на свете.

Ната стряхнула слезу из-под очков. Кивнула. Пошла дальше, догоняя отца с крестом.

− Я не могу, − повторила Лера. – Я не пойду туда. Это что-то невообразимое. Ужасно.

Боль впивалась в затылок, высасывая трезвые мысли. Одно накладывалось на другое. Страх, бессонница, нервы. Узелок стрессов, который затягивался всё туже.

− Это твой шанс посмотреть на Дениса в последний раз, − сказал Паша негромко. – Я бы им воспользовался.

− Пошел ты, − отмахнулась Лера и захлопнула дверцу. – Ненавижу, когда ты прав.