Текст книги "Целующие солнце (СИ)"

Автор книги: Александр Матюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Странно, но, когда я рядом с тобой, мое невезение куда-то девается, – сказала Лена, – давно такого не было. Я уже успела соскучиться по этому странному ощущению спокойствия.

А мне было неспокойно, в первую очередь из-за воспоминаний об Аленке, поэтому я промолчал. В темноте раздались шорохи, словно кто-то маленький и юркий нечаянно пробежал по газете.

– В цирке я не стала работать бухгалтером, – сказала Лена. – Я стала составлять графики гастролей и тесно сотрудничать с рекламными агентами. Мы не пропускали ни один городок на своем пути. В больших городах задерживались на несколько недель. У нас была отличная программа. В свое время старики-фокусники придумали целую тонну различных цирковых номеров. Они были помешаны на цирке. Говорили, что старики-фокусники, когда еще не были стариками, гастролировали вдвоем по всему свету и показывали такие программы, что люди готовы были платить им любые деньги, чтобы посмотреть еще раз. Но старики-фокусники работали не столько для денег, сколько для удовольствия. И в их цирке зародилась и развилась такая же атмосфера. В труппу набирали людей, для которых занятие любимым делом было превыше всего. Платили, впрочем, неплохо.

– И тебе нравилось твоя работа?

– Если бы не нравилась, я бы долго не выдержала. Там такая энергетика, Фил! Я влюбилась в свою работу, честно, не преувеличивая. Когда мы приезжали в новый город, я отправлялась в путешествие по нему и, бывало, бродила целыми днями и ночами. А в свободное время мы собирались коллективом и отправлялись кутить в какой-нибудь ресторан. Если дело происходило в деревне или в маленьком городишке, где одно кафе на сто километров, то вытаскивали из фургончиков столы, стулья и устраивали кутеж прямо на свежем воздухе. Вот это времена были! Так я пропутешествовала с цирком чуть больше года. А потом случилось несчастье. Когда мы выступали в Анапе, акробат Володька Шипов пошел купаться ночью на море и пропал. Он пошел один, прихватив пару банок пива, сказал, что собирается поваляться на остывающем песке и поглазеть на звезды, которые в середине июля особенно ярки. Володька был неискоренимым романтиком, но много пил. Его так и не нашли, и до сих пор непонятно, утонул ли он или просто решил раствориться в суете этого мира. Просто Володька много раз говорил о том, что хочет путешествовать по земле в одиночестве. Может быть тогда, лунной летней ночью, глядя на легкие волны спокойного Черного моря, он решил воплотить свою мечту в жизнь…

Лена склонила голову, и мутный свет от лампы, смешавшись с темнотой, преобразил черты ее лица. Я открыл рот от удивления. В груди зашевелилось давно забытое, поросшее травой, покрытое пылью времени, или даже укрытое в белый саван желание. Оно было таким горячим, таким неожиданным.

– Замри! – шепнул я и полез за фотоаппаратом, – я должен тебя сфотографировать. Немедленно. Сейчас же!

– Я не против, – шелестом губ ответила Лена, – фотографируй, сколько влезет.

И я слился с фотоаппаратом, с таким близким другом, почти братом, с верным товарищем, который в свое время много раз выручал меня, и помогал мне, и был рядом, и никогда не предавал. Это я предал его, когда мне все надоело. Я очистил карту памяти, протер объектив, и положил его в сумку на самое дно. Я не фотографировал уже два месяца. А до этого когда-то давно растерял, словно старик зубы, последнее желание и только работал-работал-работал…

А сейчас мы с ним встретились, старые друзья, братья.

«Ну, здравствуй, брат».

«Здравствуй».

«Давно не виделись, черт возьми».

«Да. С того момента, как ты уложил меня на дно сумки, когда собирался в аэропорт».

«Как же я мог не заметить, что ты грустишь? Смотришь на меня тусклым взглядом, а в нем столько грусти, столько тоски, столько разочарования».

«А я, честно признаться, уже и не надеялся, что ты когда-нибудь возьмешь меня в руки».

«Ну, а вот видишь, как все повернулось. Мы с тобой в подвале, в темноте фотографируем самую красивую женщину на свете».

«Ага, погляди, как она божественна. В этом ракурсе. Окутанная дрожащими тенями, обласканная робким светом, крадущимся по изгибу тонкой шеи».

«Ты такой же влюбчивый, как и я».

«А ты – как я».

«Ну, правильно, мы же братья».

«Когда-то давно мы были вместе. Влюблялись, жили, горевали и радовались».

«Мне так грустно без тебя».

«Мне тоже».

Я заполнил карту памяти на наполовину, прежде чем заставил себя остановиться. Лена не шевелилась, сигарета истлела в уголке губ.

– Ты совершенно безумный человек, – сказала она, заметив, что я закончил.

– Стараюсь.

– Нет, я, конечно, подозревала, что творческие люди все сумасшедшие, но видел бы ты себя минуту назад! Жуть!

Лена легко соскользнула с трубы и поправила халат.

– Дашь посмотреть, что получилось? – спросила она, щелчком отправляя сигарету в темноту.

– Вообще-то я не показываю фотографии, пока не обработаю как надо, – робко запротестовал я.

– А если мне отрежут ногу и увезут куда подальше?

– Ну, зачем же так. Ты вон как легко прыгаешь.

– Это от творческого возбуждения. И не забывай, что я на лекарствах. Наркоманка какая-то, тьфу…

Я не ответил. Я был поглощен фотоаппаратом. Мои пальцы почти неосознанно скользили по его поверхности, я заново вспоминал каждый его изгиб, каждую вмятинку и шероховатость.

Лена вдруг застыла, прислушиваясь. Я тоже насторожился. Мне показалось, всего лишь на мгновение послышалось, будто я слышу чьи-то шаги. Кто-то крался в темноте. Осторожно крался, словно хищник к жертве, чтобы не спугнуть раньше времени…

– Журналюги, – одними губами шепнула Лена, – убираемся отсюда.

Я недоверчиво покачал головой. Ну, зачем им сюда соваться?

– Прошлое идет за тобой по пятам, – шепнула Лена, – вот приставучее! Побежали!

Она развернулась и, обогнув сетчатый забор, скрылась в темноте. И в этот момент я вновь услышал скрип подошв по пыльному полу. И чей-то напряженный хриплый шепот. Мурашки пробежали у меня по затылку. Я заторопился следом за Леной, прочь от света. Темнота ласково предлагала спасение, распахнув свои объятия. Я нырнул в них, словно вернувшийся блудный сын. И темнота не отказала, темнота приняла, окутала, приласкала.

Я вновь включил подсветку фотоаппарата. Он старался, как мог.

– С возвращением, – сказала Лена откуда-то спереди.

Поясница болела, не переставая. Я представил себе, как вернусь в палату, грязный, вспотевший, измотанный. У меня разойдутся швы, кровь будет сочиться из раны по больничным штанам. Тапочки оставят мокрые следы на кафельном полу и линолеуму. Я загажу простынь на кровати. От меня будет плохо пахнуть, а доктор будет меня отчитывать, может быть, даже ругать и угрожать переводом в другую больницу. Но я не буду возражать. Да, виноват, да, шлялся неизвестно где, да, наплевал на дисциплину и на собственное здоровье. Бейте меня, доктор, укоряйте. А я буду сидеть с фотоаппаратом в руках, и наслаждаться ощущением вернувшегося наслаждения.

Как-то так.

Мы шли в темноте по узкому коридору. С одной стороны тянулись трубы, с другой была голая влажная стена. Под ногами валялся какой-то мусор, иногда звенели неосторожно задетые бутылки. Некоторое время мы шли молча, сворачивая куда-то, петляя, углубляясь в странный подземный лабиринт. Шагов за спиной я не слышал, но почему-то чувствовал, что где-то там, позади, нас преследуют. Идут по пятам…

– Нового акробата звали Васей, – неожиданно сказала Лена, – он присоединился к нашему цирку в Волгограде. Отличный акробат, талантливый, трудолюбивый. И красив до безумия. Большие коричневый глаза, широкие плечи, густые кучерявые волосы… м-мм… простыми словами не описать. Наверное, разбил не одно девичье сердце. Как только я увидела его, тут же поняла, что пропала. Действительно пропала. Раз и навсегда. А он был женат на какой-то бледной девчушке, стервозной и худой, словно жердь. Она ревновала его к каждому столбу, контролировала каждый шаг, цепкой хваткой своих тонких пальчиков держала его за горло. Вася на тренировку – она за ним. Вася в кафешку с друзьями – она следом. На выступлениях всегда была за сценой, а после выступления тащила его в вагончик, подальше от людских глаз. Все знали, что Вася с ней страдает. Ну, знаешь, иногда такое видно. Женился он на ней то ли по глупости, то ли из жалости. Я лично подозреваю, что без колдовства не обошлось. В общем, Васе с ней было тяжело. А мне было тяжело без Васи. Через какое-то время я поймала себя на мысли, что думаю о нем все время. Я специально выходила из своего вагончика-конторки, вроде как прогуляться, а на самом деле посмотреть на его репетиции. Вскоре я знала наизусть все его расписание и как-то ненавязчиво, но периодически, попадалась ему на глаза.

Лена внезапно остановилась, и я едва не столкнулся с ней. Луч света заметался по стенам и трубам. Где-то неподалеку гулко и равномерно капала вода.

– Что-то мне не нравится эта тишина, – сказала Лена.

– Ты же хотела приключений, – шепнул я.

– Посмотри вперед, Фил… и выключи подсветку.

Темнота вновь вступила в свои права. Но ненадолго – спустя пару секунд я разглядел впереди прыгающие по стенам яркие лучики света. При этом в тишине было слышно лишь наше дыхание и звуки капающей воды. Лучи то перекрещивались, то расходились в разные стороны, то упирались в пол.

– Я должна рассказать, пока есть время, – неожиданно серьезно сказала Лена, – раз уж начала. Пойдем, Фил.

Она нащупала в темноте мою ладонь и крепко ее сжала. Я не сопротивлялся. Я не понимал, что Лена делает и зачем, но не сопротивлялся. Мы пошли навстречу лучам. Я вступил в лужу. Лена ускорила шаг. Поясница разболелась просто чудовищно, на грани терпимости. Лучи замерли, слившись вместе, но их силы не хватало, чтобы вырвать нас из темноты. Лена звонко шлепнула ладонью по стене. Затем еще раз. Потом мы свернули налево, и пошли неведомо куда. Становилось жарко, воздух тяжелел, обжигал горло, бил в нос едкими запахами. Я обернулся, но не увидел лучей. Таинственные преследователи отстали. Бесшумные оборотни, мерзкие твари, голодные волки, гигантские слизняки, да и все те, кого рисовало в темноте воображение – они отстали. И это не могло не радовать.

– Значит, я в него влюбилась, – произнесла Лена негромко. – Послушай, Фил. Мне надо это рассказать. Ты уж не обижайся. Тебе еще все предстоит, а я заканчиваю. Я уже убегала от прошлого, мне некуда дальше. Мне нужно встретиться с ним, с прошлым, лицом к лицу и все выяснить. А то ведь ударит в спину – и конец. Выслушаешь меня, хорошо?

– Без проблем, – отозвался я, – могла бы и не спрашивать.

– Я навязчивая, я знаю.

Лена помолчала, потом продолжила:

– Его жена, ясное дело, сразу заподозрила неладное. Стервы, они очень чуткие до всего. Они сразу подмечают, улавливают, делают выводы. Честное слово, я никогда не задумывалась над какими-то конкретными действиями. Я не хотела рушить его брак, каким бы идиотским он ни казался. Я просто хотела его видеть. Как можно чаще. Не самое опасное на свете желание, мне кажется. Но эта его девчушка как-то раз подошла ко мне, взяла за руку и, склонившись, прошипела на ухо: «Надо поговорить». Мы вышли за вагончики, и она вдруг крепко прижала меня к стене, навалилась и зашипела на ухо всевозможные угрозы и проклятия. Она обещала натравить на меня каких-то своих родственников, друзей, обещала собственноручно закопать меня в каком-нибудь городке, утопить, зарезать, искромсать, порвать на куски. Ну, а ты же понимаешь, что я не та девушка, которая позволит с собой так обращаться. Понятное дело, я разозлилась, вывернула ее руку, уронила лицом в грязь и, придавив коленом ее шею, начала объяснять, что я в свою очередь могу сделать, если еще раз приблизится ко мне хотя бы на метр. Девчушка что-то шипела в ответ и даже пыталась возмущаться. Напоследок я вывихнула ей большой палец на руке, чтобы помнила, и отпустила. Меня душила сильнейшая злость. Это немыслимо! Какая-то стерва будет мне указывать, что делать и как быть. Понятное дело, на следующий день я решила действовать.

Мы остановились. Звонко щелкнула зажигалка, осветив узкий коридор и Ленино лицо. Запахло табачным дымом, в темноте разгорелся алый огонек.

– Куда мы идем? – спросил я, поглаживая теплый бок фотоаппарата.

– Пока никуда, так просто, – отозвалась она, взяла меня за руку, и мы отправились дальше.

– В конце концов, он стал моим, – сказала Лена, – я долго его добивалась, но все-таки переманила Васю к себе. Не могу сказать с полной уверенностью, что он был бы со мной счастлив. Мы не успели долго пожить вместе, чтобы я поняла это. Но недолгое время мы оба действительно летали в облаках. Его стервозная девчушка закатывала истерики, скандалы, угрожала, приходила в наш вагончик и устраивала какие-то сцены дурацкой ревности. Но потом она успокоилась. Мы как раз переезжали из Ростова в Армавир. Я надеялась, что девчушка сойдет в каком-нибудь крупном городе, потому что она собиралась уехать к своим родителям в Екатеринбург. И Вася на это надеялся тоже. По приезду в Армавир, девчушка действительно ушла. Правда, из своих вещей она взяла только несколько платьев, пару обуви и джинсы. Некоторое время все думали, что она вернется, но вот мы уже отыграли в Армавире и начали собираться для дальнейшей поездки. А от девчушки не было ни слуху, ни духу. Впрочем, никто и не беспокоился. Грубо говоря, девчушка была только обузой, она путешествовала с цирком из-за Васи. В общем, когда мы собрались уезжать из Армавира, то с легким сердцем освободили вагончик от вещей девчушки. А через неделю мне пришло письмо. От нее. Девчушка писала, что ее угрозы были не простым сотрясением воздуха, что она так просто меня не оставит, что она нашла способ отомстить мне и помешать нашему счастью. Она писала, что уже не надеется вернуть Васю, а даже если бы и могла, то не сделала бы этого, потому что Вася ей больше не нужен. Она писала, что теперь живет лишь жаждой мести. Она писала, что будет с нетерпением ждать того дня, когда я умру. Половина письма состояла из сплошных угроз. Одна хуже другой. Мне сообщили, как меня презирают и ненавидят, как будут танцевать на моей могиле и плевать мне в лицо в морге. В конце письма девчушка сообщила, что от ее способа мести нет спасения. Она, якобы, наложила на меня проклятье. В Армавире девчушка направилась прямиком к какой-то старушке-ведьме и за бешеные деньги купила это самое проклятье. С того момента, как я прочту письмо, на меня, мол, обрушатся невезение и неудачи. Я потеряю любимого, работу, счастье и, в конце концов, жизнь. Более сумасшедшего письма я в своей жизни не читала. Меня позабавила ее увлеченность японскими ужастиками. В письме не хватало только мертвой японской девочки или какого-нибудь смертельного заклинания. В общем, поначалу было забавно. А потом началось. Кто бы ни продал этой девчушке проклятие, свое дело он знал. Это могу заявить как сложившаяся гадалка. Собственно, из-за проклятья я и стала гадалкой. Не для кого-нибудь гадаю, а для себя. Чтобы суметь жить с невезением и неудачами, нужно совершенно четко видеть свое будущее и свою судьбу. Без этого я давно бы уже была мертва.

– Так все серьезно? – удивился я.

– Серьезнее некуда. Сначала умер Вася. Конечно, это был несчастный случай. Даже не во время репетиции, а на вечеринке после успешного выступления. Вася подавился маслиной и начал задыхаться. Пока все в шумной пьяной толпе соображали, что происходит, он упал на стол, забился в судорогах, раздирая себе ногтями горло, и умер. Я подбежала, когда было уже поздно. Многие потом говорили, что могли бы ему помочь. Всего-то дел – вставить в горло обратный конец ложки или вилки и вызвать рвотный рефлекс. Но никому в голову не пришло сделать этого. Все стояли и смотрели, как Вася умирает.

– Сожалею, – брякнул я.

– Незачем, – алый огонек сигареты, кувыркаясь, улетел в темноту, – это было только начало. Спустя полтора месяца я едва не сгорела в собственном вагончике. Опять же несчастный случай, черт возьми. Пламя перекинулось на соседние вагончики, в дыму задохнулся укротитель тигров, тот самый, который устроил меня на работу. Из-за пожара наш цирк задержали в Уфе на три месяца. Цирк едва не обанкротился. Всем работникам цирка пришлось подрабатывать на стороне. Я устроилась бухгалтером в одну небольшую конторку. Через полторы недели после этого на контору «накатили» какие-то старые враги директора. Представь, в обеденный перерыв в контору ворвалось несколько здоровенных лбов в масках и с автоматами наперевес, и открыли беспорядочный огонь! Четверо сотрудников погибли на месте, я и еще двое каким-то чудом выжили. Мне прострелили левое плечо, я еще полгода ходила с повязкой. В те дни, что я валялась в больнице, циркачи разобрались со своими делами и отправились в путь. Они и так потеряли кучу денег и времени, и трезво расценили, что ждать меня просто экономически невыгодно. Конечно, стариканы-фокусники оставили мне письмо, где сообщали, что будут с нетерпением меня ждать и с радостью возьмут обратно на работу, если на то будет мое желание. Правда, пока я лежала в больнице, было очень много времени подумать.

– …кажется, я его слышу! – неожиданно сказал кто-то в темноте.

Лена замолчала и крепко сжала мои пальцы. Мы остановились, замерли, затаили дыхание. Впереди что-то зазвенело, раздались проклятья. Из темноты вынырнули два дрожащих луча света, заметались по стенам, словно испуганные птицы.

– Делать мне больше нечего, как тут лазить! – голос разнесся по коридору гулким эхом.

– Работа у тебя такая, – вторил ему другой голос. – Осторожнее, стекло!

Лена потянула меня куда-то в сторону, торопливо, несдержанно. Мы зашумели. Лучи света кинулись за нами, пытаясь выдернуть из темноты, впиться в наши спины. Я задел плечом стену, ощутил холодную липкую влагу, просочившуюся сквозь больничную рубашку.

За спиной раздались торопливые шаги.

А куда мы убегаем? Зачем?

В голове крутился вихрь мыслей, но я не мог сообразить, хоть убейте, не мог взять в толк, от кого мы бежим.

– Как только я вышла из больницы, то тут же направилась по всем гадалкам, которые были в городе, – сказала Лена откуда-то спереди. Она совсем не запыхалась, хотя шла быстро. А я уставал с каждый шагом. Мне казалось, что по штанам моим течет кровь. Фотоаппарат сделался тяжелым, так и норовил выскользнуть из рук. Куда же ты, брат? Постой!

– Гадалки, к которым я приходила, только пожимали плечами. Они не знали, как решить мою проблему. Некоторые говорили много умных вещей, предлагали купить амулеты и прочую дребедень, но они хотели нажиться на мне, но не помочь. В полном отчаянии я отправилась домой, к своим родителям. По дороге меня ограбили и едва не изнасиловали. Я боялась каждого шороха, я была запугана до предела. Не доехав до родного дома пятьдесят километров, я проснулась с мыслью, что знаю, как решить проблему. Нужно добраться до девчушки. И заставить ее снять проклятье! Эта мысль вселила в меня надежду!..

Я споткнулся обо что-то острое. Лена, не замедляя шага, потянула меня за собой, и я едва не упал. А шаги за спиной приближались. Я оглянулся и увидел лучи света, что разрезали темноту.

– Осталось немного, – произнесла Лена, и непонятно было, что она имеет в виду: конец нашего путешествия или своего длинного рассказа.

– Я попросила у родителей денег, и, конечно, они не отказали. Потом я решила пойти на курсы гадалок. Представь себе, существуют и такие курсы. Мне было нужно только одно – знать свое будущее. Так вот эгоистично. Я быстро освоилась и начала делать успехи. Через несколько месяцев я уже могла противопоставить своему невезению несколько отличных фокусов. Я играла Судьбой, как маленькая глупая девочка в одном рассказе. Кстати, в том рассказе все закончилось плохо… За полгода я избежала четыре аварии, два пожара, один взрыв в гостинице и бесчисленное количество мелких несчастных случаев. И все это время я занималась поиском стервозной девчушки. Я выработала целый комплекс мер по предотвращению несчастных случаев. Я таскала с собой миллион амулетов. Я, черт возьми, стала похожа на какую-то вокзальную цыганку-бродяжку, которая предсказывает будущее по ладони. Но я-то, в отличие от цыганки, знала, что делаю. Я задумала страшную месть. О, как я мечтала встретиться с девчушкой. Она мне снилась каждую ночь. Она стала моей навязчивой идеей. И, знаешь, я вычислила ее. Нашла…

Теперь споткнулась Лена, и в падении потащила меня за собой. Теряя остатки сил, я вытянул руку, но ладонь заскользила по холодной стене. Я стукнулся коленкой о пол, так, что искры посыпались из глаз. Еще ногу не хватало сломать. Лена звонко засмеялась в темноте. Звонко и беззаботно, словно мы были на каком-то забавном аттракционе. Там, где метались лучи от фонарей, раздались голоса. Кричали: «Налево поворачивай», и еще «Вижу, кажется, вижу!».

– Я нашла ее, когда стала очень хорошей гадалкой и начала зарабатывать на этом деньги, – прошептала Лена. Она зашептала прямо в ухо. Горячее дыхание вызывало мурашки. Я чувствовал запах сигарет и губной помады, – эта сучка жила себе и в ус не дула. Она давно забыла о том, что произошло. Так всегда бывает – делаешь какую-нибудь страшную вещь, ломаешь судьбы людям, уничтожаешь будущее, а потом живешь, как ни в чем не бывало, и успокаиваешься, и забываешь, и наслаждаешься жизнью. Но я-то не успокоилась. Два года я жила словно на пороховой бочке. Любой автомобиль, в который я садилась, мог перевернуться. Любой поезд – сойти с рельс. Газовая плита, которой я пользовалась, неизменно хотела взорваться, а из любого крана меня могло ошпарить кипятком. Как так жить?..

Топот приближался. Еще немного, краешек времени, за который уцепиться бы, да сил нет. Лучи света нервно обшаривали стены. Я поджал ноги, хотя в коленке что-то болезненно хрустнуло.

– Когда я ее нашла, то уже знала, что делать дальше. Я сняла с себя все амулеты, выбросила обереги, порвала на клочки и смыла в унитаз все охранительные молитвы. Я избавилась от всех предметов, которые могли уберечь меня от проклятья, – заторопилась Лена. По мере того, как шаги становились все громче, она повышала и повышала голос. – Потом я купила билет на самолет, на тот же рейс, на котором собиралась лететь эта стервозная девчушка. Она и не подозревала о том, что ее ждет, пока самолет не взлетел. Потом я нашла ее среди пассажиров и села рядом. Она узнала меня и побледнела. Еще бы! «Мы умрем вместе», – сказала я. И в этот момент самолет стал падать…

Луч света неожиданно ослепил меня. Я зажмурился и застонал от боли. Отвыкшие глаза словно проткнули одновременно сотнями иголок.

– Я нашел его! – громко крикнул кто-то.

– Так ты не спала… – шепнул я, – ты это все устроила сама…

Лена сжала мою руку, зашептала торопливо:

– Я это к тому, Фил, что не стоит бояться своих страхов. Не стоит думать, что все в жизни закончилось, когда на тебя обрушиваются несчастья. Держись, Фил. Твое время убегать прошло. Теперь надо встретиться со страхами лицом к лицу…

Еще один луч света будто отрезал наше рукопожатие. Лена замолчала и отстранилась в темноту. Ее дыхание стало неслышным.

Лучи фонариков скользили по моему лицу.

– Прекратите же вы, наконец! – попросил я, прикрывая рукой глаза, – ослепнуть можно!

– Филипп? – спросил кто-то, – Филипп Бортников?

– А вы кто? – спросил я, – журналюги?

– Стали бы журналюги за тобой по подвалу гоняться, – буркнул неизвестный, – Сань, помоги его поднять, в крови весь. Сдохнет еще, а нам отдувайся.

– Я в порядке, – отозвался я, – кто вы такие?

Сильные руки взяли меня подмышки и аккуратно подняли. В животе что-то громко перекатилось, перед глазами внезапно поплыли яркие круги. Мне стало невыносимо, невероятно плохо. В нос ударил запах чего-то мерзкого, будто кто-то положил рядом тухлые яйца. Ноги сделались ватными. Я едва не упал.

– Лен, – буркнул я, с трудом сдерживая тошноту, – Лен, будь человеком, помоги. А то не доберусь ведь…

– Ну, экземпляр, – раздался над ухом голос того, кто придерживал меня подмышками, – у него две открытые раны, перелом, сотрясение, а он гуляет!

– Лен, – шепнул я, чувствуя, что последние силы улетучиваются, словно пар изо рта.

– Какая, к черту Лена? – спросил другой голос, – может, еще барабашку вспомнишь?

– Тут где-то Лена… – шепнул я.

– Нет здесь никого, – ответили мне.

– Он, наверное, про ту девчонку, которую вместе с ним в овраге нашли, – догадался тот, кто меня поддерживал, и прямо в ухо, громко, до звона, сказал, – нету ее тут. Умерла еще в овраге, два дня назад.

– Ладно, потащили, – произнес второй голос, внезапно ставший далеким-далеким и глухим.

Мир перевернулся, ноги подкосились, вонь стала нестерпимой, и меня стошнило в темноту с противным рыгающим звуком и далеким, словно сквозь вату донесшимся всплеском. Кто-то ругнулся в ухо, оставив надолго гудящий звон.

А сквозь вонь доносился запах сигарет и губной помады. Какая-то часть меня вышла из тела – невидимая и воздушная – и устремилась в темноту, ведомая тонким сигаретным ароматом. И я сам, недолго думая, устремился за ней.